Божественный дар - мерлин ввс-мерлин-мордред

Автор: Yuu_Sangre (http://ficbook.net/authors/Yuu_Sangre)
Фэндом: Мерлин
Персонажи: Мерлин/Мордред
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Фэнтези, Hurt/comfort, AU

Размер: Мини, 18 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: закончен

Описание:
 Мерлин устал жить. Многие, многие века он тосковал по смерти, он жаждал ее. Но все изменилось. К нему, как в утешение, ангел спустился с небес. Ангел в виде реинкарнации человека, которому он сам когда то желал мучительной смерти.

Публикация на других ресурсах:
 С указанием авторства и ссылкой на эту страницу.

Примечания автора:
 Хочу посмотреть на реакцию.


Часть 1. Явление.

 Мерлин устал жить.
 Столько лет прошло, бессчетное, кошмарное количество лет.
 Но вчера все изменилось.

 Мерлин увидел сон, и свет во сне. И Мерлин понял, что его труды, его мучения не были напрасными.
 К нему спуститься ангел с небес, и подарит ему утешение.

 Мерлин не мог умереть. Используемая им магия для защиты королевства после смерти Артура сильно повлияла на него. Он был вынужден жить, так никогда и не увидев снова своего короля. Не сказав, как ему жаль...

 Все, кого он знал, давно погибли. Мерлин мог лишь радоваться, если они, как Гвиневра, умирали своей смертью, или тосковать о былых временах, когда видел чье либо убийство.

 Казалось бы, так просто - умереть.

 Мерлин думал, что хочет этого. Сильно, так сильно надеется, до боли, до шума в ушах. Он стал дряхлым стариком, ни на что не нужным мусором - и был рад этому. Может быть, небо позволит ему умереть?..

 Но небо было жестоко, и Мерлин понимал его. Он не смог, он не справился. Он подвел короля, подвел всех, кто так верил в него - всех тех магов, и друидов, и своих друзей, которые не сомневались в нем ни на секунду. Он подвел Килгару, он подвел самого себя. Нет ему прощения.
 Мерлин знал, и предпочитал страдать. Каждый день, дарованный ему беспощадными небесами, он проводил в воспоминаниях.

 Но вчера он увидел сон. И во сне заговорили с ним небеса, и то была чистая Магия; и небеса сказали ему, что он должен быть смелым, ибо сердце, которое жаждет кого либо защищать, должно быть сильным; и свет шепнул ему, что его голубые небеса уже не за горами; и стало так тепло и радостно, так хорошо; а после - снова мрак собственной спальни и холод в застывшей груди. Сердце его было каменным, хоть и кровоточило и наливалось болью всякий раз, когда хотело; но Мерлин вдруг понял, что Что то Произойдет.

 И стал ждать.
 И, видит бог, он ждал не напрасно. Потому, что увидел Его.


 ***


 - Мам, мам, купи мне эту игрушку!..

 По улице шла женщина, красивая молодая женщина, она держала в одной руке руку маленького мальчика, а в другой - пакеты с покупками. Центр, большой город - этой парочкой никого не удивить.

 У женщины были небесно голубые глаза и локоны, словно лучи солнца.
 Она явно была Отмеченной магической кровью.

 Мерлин, убогий старикашка на обочине, вздрогнул, как только увидел ее с малышом.

 - Мааам, ну пожалуйста, почему нет?..

 - Тише, золотце мое, тише, у тебя ведь уже есть почти такой же!..

 - Но мамочка, я хочу этого, я хочу еще!..

 И в этот момент мальчишка, лет 5 от рода, вдруг повернул голову и посмотрел прямо на него, на Мерлина; и Мерлин долго не мог оправиться от этого.

 Голубые глаза его жгли ему душу; а лицо, о, это лицо!..

 Это лицо было погибелью Мерлина, еще тогда, много, много веков назад.

 Это было лицо мальчика, которого они с Морганой спасли однажды...

 - Мордред, милый, что я тебе говорила? Куда ты смотришь, сынок?..

 - Мам, - мальчишка поднял руку и ткнул пальцем в старика на обочине; и будто пришпилил этим жестом того с каменной стене, - давай дадим денежку этому дяденьке. Он выглядит несчастным.

 Женщина перевела быстрый взгляд на нищего с коробкой для милостыни перед собой, и после снова на сына:

 - Конечно, конечно, пойдем, милый.

 Она подвела мальчонку ближе, лавируя между случайными прохожими, они подошли к застывшему старику на голых камнях:

 - Вот, золотце, денежка - дай ее дяде.

 Мальчик, с серьезным выражением лица взял бумажную купюру и протянул человеку, вжавшему ся в стену, словно зачарованному; только синие глаза лукаво и испуганно поблескивали из под лохмотьев и нечесаных волос.

 - Вот.

 Мамаша, кажется, начала уже переживать - слишком уж странно вел себя незнакомец; и тут из кошелька, которого она держала в своей руке, упала монетка, и, со звоном покатившись, оказалась прямиком под ногами ребенка.

 - О, отлично, это даже лучше, - мальчишка задумчиво наклонился, поднял ее, обсмотрел и с улыбкой, вместе с купюрой, положил в затасканную картонку, - Удачи вам.

 Они уходили вместе, вдвоем - мама, красивая девушка с сверкающими золотом на солнце волосами, и мальчик, которого она держала за плечи, с умным серьезным взглядом; в какой то момент он оглянулся и улыбнулся напоследок, будто подарив свет чистейших небесных глаз.

 Мерлин, очнувшись, протянул дрожащую руку к полупустой коробке, желая было схватить подаяние; но, когда он уже было дотронулся кончиками пальцев до бумажки, она вдруг вырвалась из его руки, вместе с ветром вмиг уносясь куда то ввысь. Как неудачно.
 На дне осталась только блестящая серебром железка, почти не имеющая ценности.
 Мерлин поднял ее, повертел в руке, и поднялся сам, отряхиваясь и кряхтя - старые косточки, которым была не одна сотня лет, давали о себе знать иногда.

 Он знал, что делать. Сон не соврал - сегодня Это Произошло. Он нашел кое что важное.
 Свою судьбу.


 ***


 - Господин Мерлин, господин!..

 Вслед за высоким стройным мужчиной в черном костюме бежала по коридору, запыхавшись и остановившись сейчас, чтобы перевести дух, молодая девушка лет 20, в очках и одежде, ясно говорящей - она на работе, и работа ее связана с чем то очень приличным.

 - Что такое, неужели опять? - мужчина остановился на зов, и теперь, обернувшись, ждал ответа на свой вопрос.

 - Там... Там новенький, и...

 Он приглядывал за ним. Уже десятилетие прошло. Минул 17 год. Ему.

 У него были все те же голубые глаза, и он был все тем же Мордредом - он был прекрасен в своей силе и красоте, и он сводил Мерлина с ума.

 Мерлин, с его силой, только растущей с годами, мог стать кем угодно. Он умел очаровывать взглядом, и завораживать голосом. Не говоря уже о куче других полезных вещей.

 И сейчас он - заведующий в школе, в которой учится его молодой протеже. Не ожидали?

 Это было странно - заботиться о ком то. Это было мучительно - видеть его каждый день, знать его даже больше, чем знал себя он сам, и молчать. И называть его "мистером", и знать, что не видеть его каждый день будет еще невыносимее.
 Он был помешан на нем - и он знал об этом.

 Он забыл о боли, забыл о вечности, что была за его спиной - теперь все это неважно. Ведь у него есть он.

 Как такое получилось, не мог понять сам Мерлин - да, возможно, у него и были какие то чувства к Мордреду еще тогда, в Камелоте, но почему именно он, и именно здесь - этого не мог сказать даже Великий Маг.

 Мерлин забавляло все это. Когда про него снимали фильмы, писались книги, когда люди говорили: "О, великий Мерлин!" - все это было так забавно. Мерлин не верил в это, и не любил этого - если уж и восхвалять кого то, помнить о ком то, то об Артуре, а не о нем, том, кого считали величайшим магом истории.
 А сейчас величайший маг завороженно наблюдает за не менее способным "учеником" - Мордреду снова что то пришлось не по нраву, и он, как обычно, вновь сморозил какую то глупость - в этот раз это была летающая парта. Горящие шляпы, останавливающиеся навсегда часы, снег, идущий в здании, и из ниоткуда появляющиеся и исчезающие вещи - вот то, что было вполне обычным для этой школы, и не только в канун Хэллоуина. Этой школе повезло. У нее был Мордред.

 Видимо, вся мощь его семьи, несомненно, многолетней, передалась этому юному отпрыску. Его родители, как и их родители, как и родители их родителей, ничего не знали о колдовстве. Видимо, вся мощь, что спала в них, таилась в их крови веками, ожила вдруг именно в этом чудном кудряво пареньке.

 Вот и сейчас, Мордред, опустив голову, стоял и выслушивал нотации миссис Пармор, и на его лице были смешаны разные по своей природе эмоции - смех, с одной стороны, и искреннее покаяние с другой. Он всегда был двойственен.

 Мерлин не мог сказать точно, почему именно Мордред переродился сейчас. Почему не Артур, не Моргана - именно

 Мордред. Может, потому, что в нем жила магия?

 Друид всегда был перед ним, мелькал у него перед глазами, раззадоривающе показывая спину, усмехаясь и плача.

 Мордред, как истинный сын своего народа, погиб мучеником. И частенько за все свои годы Мерлин думал о том, что было бы, поверь он ему тогда. Возможно, сейчас он, Великий Маг, был бы мертв - но был бы и свободен от своего груза и слабости. Возможно, он совершил еще большее количество ошибок, чем мог себе представить?
 Он не знал ответа на этот вопрос. Но он, ответ, стоял сейчас перед ним.

 - Мордред, ты опять что то натворил?..

 - Заведующий, этот мальчишка всегда оказывается в центре всех передряг и бедствий, обрушившихся на нашу школу с момента его поступления! Я не потерплю такого, и требую наказания по всей строгости и справедливости! -почтенная дама возмущенно подняла на виновника указующий перст.

 Мордред поднял виновато-насмешливый взгляд, и попытался сказать хоть что нибудь в свою защиту:

 - Но я же не виноват, что все это случается именно со мной!..

 - Молчать! Сейчас ты получишь по заслугам, гадкий мальчишка!

 С этими словами дама, вне себя от негодования, поспешно удалилась - видимо, чтобы не видеть страшную казнь.

 Мерлин устало подошел к доске и сел на парту прямо напротив застывшего в ожидании вердикта ученика:

 - Мордред, серьезно, опять? Мне опять нужно наказывать тебя?..

 - Извините, учитель, я правда не знаю, что произошло. Этот новенький.. я просто подумал, что было бы хорошо, если бы он заткнулся - а вышло вот что...

 Ученик снова послушно опустил курчавую головку.

 "Словно ангел", - подумал Мерлин.
 Ага, ангел на суде у бога.

 Эта мысль заставила его улыбнуться, но так же, и задуматься.

 - Может быть, настало время рассказать тебе?..

 - Рассказать что? - ученик удивленно поднял взгляд небесно-голубых глаз, - Есть что то, чего я не знаю? Это касается вашего предмета?

 - Нет, - улыбнулся Мерлин, взвешивая про себя все "да" и "нет". - Это другое.

 Мордред предпочел промолчать.

 Так они и стояли - провинившийся перед учителем, внимательно смотрящим на нерадивого ученика, словно в раздумьи над наказанием. Наказание по всей строгости, говорите, миссис Пармор?..

 Мерлин усмехнулся про себя. Нет уж, это невинное создание будет невинным и чистым до тех пор, пока небеса не померкнут. А за все время существования Мерлина это происходило только ночью, да и то, с переменным успехом.

 В это время даже самые странные фантазии обожествляются людьми без бога и совести, как идеальные, верные мечты.
 Люди - странная раса...

 Мерлин решил, что еще рано. Ему же только 17. Не стоит забивать его голову, эту прелестную головку, всяким бредом. Хватит и высшей математики для его возраста.

 - Учитель?..

 Мерлин понял, что слишком задумался, ушел в себя. Мордред смотрел вопросительно взглядом кристально голубых глаз, и Мерлин не мог себе это не отметить.
 Так приятно видеть их, эти глаза.

 "Что я могу сделать для него?"

 Так странно, когда думаешь не о вечности, а о кратком миге.

 Мерлин и сам не догадывался, насколько попал.


 ***


 Все в этом ребенке было наполнено волшебством. Чистая магия.
 Его взгляд, казалось, мог проникнут в душу, его голос зачаровывал и манил, его тело были идеальным сосудом для этой невероятной силы.
 Мерлин не понимал, как этого не видели другие. Все эти люди - никто на самом деле не обращал особого внимания на юношу с голубыми глазами.

 Он вел вполне нормальную жизнь.
 У него были друзья, любящая семья; его мать из очаровательной девушки, той самой, с золотистыми локонами и силой волшебства во взгляде, превратилась в не менее очаровательную женщину, заботливую и по королевски красивую, не утратившую с годами силы молодости, а только накапливающая ее. Посредством сына, мужа, работы.

 Мерлин, казалось, знал о них все.
 Но он был осторожен. Они ничего не знали о нем.
 И, когда он решил сблизиться, произошло это. Коварный случай, забросивший его на место погибшего учителя в его школе. Но ведь так они будут ближе, верно?
 Мерлин не мешкал, не раздумывал.
 Он мог все, если Мордред позволял ему обменяться с ним хоть словом на перемене.

 Это сводило с ума.

 Он был околдован, очарован мальчишкой. Он видел во снах это тело, облаченное лишь в загадочный свет, и глаза, более чистые и голубые, чем небо. И небеса больше никогда не говорили с ним - но он знал, что они живут в этом парнишке, и наблюдают за ним через него.

 Не было ничего, чего бы желал Мерлин так страстно, так горячо - воссоединения душ. Раньше он верил, что снова встретится с Артуром, и с рыцарями - со всеми, кого он потерял, лишь после смерти, и в ней он найдет успокоение и Истину, друзей и врагов. Теперь же... он не знал, что и думать. Он видел его и понимал, что вот она, Истина, и нет другой.
 Столько лет скитаний и поисков - и всего лишь один мальчик, как две капли воды похожий на старого соперника.

 Мысли спутались, потерялись; Мерлин уже не принадлежал им. Он видел голубые глаза, и кудри, что, как он знал, были мягче шелка, и в этом находил всего себя, и смех свой, и слезы. Так странно. Но ему нравилось.

 Ничего, кроме этого, у него не осталось. Он мог только жить им, и он жил им. Мордред, воплотившись здесь, именно сейчас, спас его, спас от скуки и ненависти, от безысходности, от вечности и ее тлена. Раньше, иногда, Мерлин представлял себе, как ложится в каменный склеп, как складывает руки на груди, и как беспечно пролетают дни за днем в ожидании Света, что никогда не прольется. Сейчас он и в мыслях не мог себе такого позволить. Как? Смерть? А Мордред?..

 Небеса преподнесли ему поистине божественный дар - и он не имел права, не смел отказываться. Он уже подвел их в прошлом - больше такого не повториться. Он навеки останется слугой: тогда - своего господина, сейчас - своей любви.


 ***















Часть2. Сновидения.


 Жизнь любого мага непрерывно связана с снами, вещими, правдивыми, лживыми, словно кривое зеркало, отражающими истинную суть человека или явления - снами, в которых раскрывается Душа. Если маг силен. Друиды придавали особое значение снам, и были правы. Уж Мерлин то, за долгие века своего существования, это знал.

 Ему часто снились Сны.

 А вот Мордред, юный безумец, снов видеть не должен был. Нет, всякие обычные, простые - это да, это конечно; быть человеком ему никто не запрещал. Мерлин внимательно следил за его сном. Вся комната юного чародея была опутана тонкими сетями Силы великого колдуна. Злым намерениям было не пробраться в этот дивный чертог; дивный для мага, вполне обычная комната юноши - для всех остальных.
 Но Мерлин, как и Мордред, и даже его мать, пусть и не направленно, чувствовали Силу этой комнаты. И Сила эта исходила не только от защитных чар Мерлин.
 Это ведь Мордред.
 Ангел, и вот еще одно тому подтверждение.

 А смотреть его сны? Мерлин, за первую сотню прожитых еще тогда, еще при правлении Пендрагонов, лет, успел изучить все книги, касающиеся вообще хоть чего нибудь, имеющего отношение к магии, и даже так он умирал от скуки.
 Не для кого было пробовать. Незачем было колдовать.
 Некого было защищать, не от кого было ожидать похвалы, пусть даже безмолвной.

 Ничего не было. А без Души магия Пуста.

 Мерлин смотрел сны Мордреда, как чудесные сказки, какими они, в сущности, и являлись. Сначало он начал все это лишь для того, чтобы разузнать, не показывает ли тогда еще мальчику подсознание сцены из прошлой жизни; хоть что нибудь, касающееся появление его здесь, здесь и сейчас.
 Но ничего не было. Обычные детские сны. Хотя нет - ангельские.
 Мерлин так привык к этому, как семья Томпсонов, живших с ним по соседству, привыкла каждый вечер в 7 часов собираться у телевизора, чтобы посмотреть любимый сериал. За нарушение этого "правила", "ритуала", бабушка, миссис Томпсон, нещадно ворчала на внуков, стуча острыми спицами в руках. Так что, никто не возражал.

 У Мерлина не было, кому возражать. У него был только он, и все, чего он хотел - быть ближе к Нему.

 Но в ту ночь все было не так. Не было золотистых облаков и чудесных цветков на кристально голубых, словно глаза Мордреда, озерах высоко над землей. Не было ни воспоминаний о детстве, буднях, ничего подобного, что "показывали" обычно.

 Мальчик вырос. И теперь ему снился он, Мерлин.

 Когда Мерлин увидел то, что видел его ученик, ему стало страшно. Неужели он опорочил прелестное дитя? Что он сделал не так?

 Но на уроках он, Мордред, вел себя как обычно, и, судя по его мыслям, ничего не помнил о своих снах.

 Только краснел иногда, видя красивую девочку.
 Ох уж этот подростковый возраст, одни неприятности.

 ***


 Во снах он бывал разным. То этим, милым, юным, хрупким до умопомрачения ангелочком, таким прекрасным и таким робким. Иногда он становился Мордредом, тем, кто погиб века назад, в королевстве под названием Камелот, прислужник Ненависти и Мести. И тогда уже Мерлину приходилось бояться и робеть.
 Сущность, прежняя сущность юного мага начала просыпаться в нем.
 Как угодно, но не так это предполагал Мерлин.

 ***


 - Кричи в моих объятьях, Эмрис, ибо я уничтожу... тебя...

 - Мерлин, пожалуйста, позволь мне поцеловать тебя... здесь... и... нет, не надо, прошу вас!..

 Под глазами у Мерлина уже третью неделю не спадали синяки. Спать ему было необязательно, но то, что каждую ночь буквально вытворял с его астральным телом этот мелкий магический проказник, заставляло беднягу-старичка лезть на стены с такими мыслями...

 "Отключиться" от снов Мордреда он не мог, физически не мог. У него просто рука не поднималась.
 Метафорически.


 ***


 Юное тело прогнулось под его холодным прикосновением - пальцами вдоль позвонка, вниз, вниз, а после - обхватить бедра и не дышать, припав к нему всем телом, даже губы приложив к призрачно белой шейке, и слушать биение сердца, пока не покажется, что этот миг не исчезнет - и лишь тогда начать ласкать его, медленно, плавно разминая горячее тело, раскрывая, как солнце - бутон цветка, ноги и руки; облобызать грудь, плечи, шею; "спуститься" ниже, вдоль пупка и нежной кромки восхитительно темных волос, остановиться, снова замирая, посмотреть ему прямо в глаза, в эти глаза важнее любых небес, в их синие волны; окунуться, потерять себя без остатка, вдруг вздохнуть полной грудью, как утопающий - выныривая на поверхность, и, почему то краснея и пьянея от вида раскрасневшегося милого личика в очерке темных кудрей, на руки, раскрывшие объятия, распахнутые, на раскрытые в полустоне губы, такие свежие на ощущения, на вкус; бесстыдно лапать его, сокровище, давно потерянное и найденное без карты и компаса, за талию, за ягодицы и лодыжки - невозможно представить, как может возбуждать прикосновение к чужим тонким, словно запястья Юноны, лодыжкам; и на пределе дышать в марево кудрей в свете золотистых закатных лучей его невинного доселе тихого мирка, лишь шепча, мантрой, молитвой, одно только имя; а потом, умиляясь, прижимать к груди драгоценное тельце, прикасаясь к нему, как только можно, будто боясь нарушить связь, и вновь замирать, не дыша, в восхищении, слыша тихое сопение, следя за дрожью ресниц до самого благословенного рассвета.

 ***


 - Не смей извиваться!..

 Чьи то острые зубы впиваются меткой оскала в твое плечо сзади, прижимая тебя к алым от заката простыням сильным гибким телом бойца; чьи то пальцы, не жалея, обхватывают твои запястья, с силой вдавливая ладони в мягкий пух облаков, на которых эта взрывоопасная страсть бьется диким зверем над тобой на подушках.

 - Эмрис, теперь ты мой, только мой, ты слышишь меня, чертов волшебник?!..

 И стонать в ответ робкое "да", краснея от одной мысли о том, что сейчас вытворяет с тобой кудрявый дьявол; отдаваться полностью, без остатка, в до боли живой плен чужих желаний, яркий, неудержимый поток сознание

 Равного тебе по Силе; немыслимо, невозможно - но Мерлин был только за эти игривые покусывания, обвинения в старых обидах, эти томные низкие стоны, сперму в будто не своих теперь кишках и приторный горьковатый вкус такой же светлой, как у того, другого, кожи, только с перекатывающимися мышцами под ней на цепких руках.

 Невообразимо, но Мерлин млел от осознания собственной силы над тем, кто делал из него слабого - силы, равной которой и в магии не было и нет, власти, даваемой лишь богами и непостоянными человеческими привязанностями; но Мерлин верил, что это сердце не обманет, потому что всегда, в объятиях сильных или в скованных у него самого на шее ободом руках он засыпал, это сердце, жаркое и все еще живое, билось в унисон с его, окаменевшем, неспособным забиться чаще под тяжестью лет сердцем.

 ***



 - Мордред?..

 - Да, - отвечает ему тихий приглушенный шепот в темноте погасших перед тем, как проснуться, светил.

 - Ты правда не помнишь меня?..

 - Что? Я должен помнить что то еще? - тихий, но такой заливистый, смех пробирает все естество старого чародея до костей. - Неужели нужно что то более?..

 Руки, невесомые, как сон, нежно обнимают Мерлина за шею, поднимая своего владельца на уровень его, Мерлина, губ; и губы, как перед таинством, послушно дрожат под взглядом синих глаз в мерцающей темноте несуществующей ночи.

 - Мы будем вместе и там тоже, верно? - жадное сбивчивое дыхание оставляет вполне ощутимые ожоги на обкусанных в кровь губах, румянец, волной наполняющей нежные щечки кровью - будь Мерлин вампиром, он бы не удержался и прокусил; прокусить эту нежную, тонкую кожу, и наполнить всего себя его жизнью, его цветом, символом распустившейся розы, упавшей в пик своего цветения на бескрайнюю гладь океана...

 Желание это вполне мог осуществить тот Мордред, что помнил все.

 Этот Мордред кричал и чертыхался, бессильно, и не сопротивляясь, буквально ублажая своего бывшего врага.
 Ничего о том, почему здесь есть именно он, этот Мордред тоже, очевидно, не знал.
 Он старался не разговаривать с Мерлином после секса, а если и говорил что нибудь, так это только то, что умер он, несомненно, с мыслью о мести и предательстве, и что, несомненно, пламя его мольбы достигло, пожалуй, ушей Богов, и они...
 Правда, зачем они "заставляли" его насиловать Мерлина, он, очевидно, не знал, и думать, похоже, не хотел; но, признаваясь, что отомстить он хотел именно ему, Эмрису, как источнику всех его бед (что, несомненно, не было всей правдой), он отнюдь не отрицал, что, похоже, его последней мыслью было именно воспоминание о нем, об Эмрисе.

 Мысль об этом одновременно жгла душу Мерлина, и бальзамом ложилась на раны. Помыслить такое - ни в жизнь невозможно, но, кажется, он, Мордред, был предназначен ему судьбой еще тогда, в Камелоте; просто то, что он, Мерлин, принимал за недоверие и сомнение, было,очевидно, ревностью или обидой. Мерлин и сам толком не помнил, что он чувствовал тогда - с годами мысли стареют, а чувства притупляются; но он точно знал, что то, что он видел в Мордреде, было сильнее многих его уз, только Артур, пожалуй, как господин и товарищ, был для него важнее, имея полное право и на это.

 - Не забывай, что это мой сон.

 Впервые за долгие минуты молчания прервал тишину вдруг Мордред-рыцарь, боком сидящий к в бессилии лежавшему на перинах-подушках Мерлину, словно изваяние каких нибудь греческих скульптором дальних эпох.

 - И что?.. Мордред?..

 Мотнув при звуке своего имени кудрявой головой, рыцарь в задумчивости ответил лишь:

 - Все, что здесь - мое. И ты тоже. Ясно тебе?.. - после, повернув голову и направив чистый синий взгляд горящих во тьме подсвеченными сапфирами глаз, продолжил вдруг он, - Не смей думать об Артуре здесь, и сейчас. Я не хочу даже слышать этого. - И снова взгляд направлен в Пустоту где то слева, за гранью придуманных небес.


 ***


 - Эй, учитель, эй, вы забыли!..

 Звонкой трелью звонок развеял все школьные печали, дети, зашумев, повставали со своих мест в душных классах, оставляя парты в одиночестве изнывать в помещениях, вырываясь навстречу прохладе коридоров с открытыми настежь дверями и окнами, навстречу свободе, ветру и весне.

 - Да, да, верно, спасибо, за помощь...

 Окинув подозрительно рассеянного преподавателя недоверчивым взглядом, непоседа из младшего блока все с тем же рвением помчался куда то назад, к зовущим его товарищам, смеясь и уже напрочь забыв и об учителе, и о тетрадях.

 В руках заместителя была тонкая, исписанная вдоль и поперек мечтательно изощренным почерком тетрадка, синяя, в возмутительно синюю линию, подписанную синим карандашом. Это была тетрадь Мордреда; и как он мог забыть о ней, покидая класс?
 Наверное, не только дети скучают по свободе, запертые в здании школы; наверное, не только тысячелетние старцы-чародеи могут любить и мечтать, осыпая градом взглядов тонкую потрепанную тетрадь; и вот, посмев, тихо, оглядываясь, чтобы не заметили, прижаться губами к косым буквам на обложке, почти чувствуя языком, как старательно их владелец выводил непослушные завитки, возможно, улыбаясь а может быть даже, хохоча...

 - Господин Мерлин?..

 В прозвучавшем, как гром средь ясного неба, голосе у него за спиной можно было прочесть примерно следующее: "Эээ, это моя тетрадка? Что это вы делаете там с ней, извращенец? Вы ведете себя странно, одумайтесь; а обернулись вы так, будто я застал вас на месте преступления с поличным, а не в опустевшем коридоре школы, вашей школы, с тонкой тетрадкой в руке..."

 - Мордред? Эээ, что ты делаешь здесь? Урок ведь уже начался, да? Иди скорее в класс!..

 - Не торопите меня, у меня к вам дело, - вдруг покраснев, ответил, улыбаясь, ученик.У Мерлина сердце в пятки ушло - ну какое тут сможет быть "дело", когда итак в висках колотит, словно бешеное, а исходящий от парня мощный поток энергии так и норовит сбить с ног.

 - Что?.. Дело? Какое тут может быть дело?..

 Замявшись, опуская взгляд, виновато кидая взгляды из под полуопущенных ресниц, парень вдруг выдал:

 - Мне не с кем идти на школьный бал. Может быть, вы поможете мне оставить в тетрадке записку для Сьюзен Митчелл?..

 Ах, да... Черт, что еще за Сьюзи?!

 - Что?.. Да, да, конечно, можешь не переживать об этом... Что нибудь еще?

 - Нет, - ответил, сияя от радости, вмиг повеселевший ученик, - я заберу тетрадку позже!..

 И все это из за какой то там Сьюзен?..
 Плохо ты, Мерлин, знаешь мужчин. Особенно друидов, особенно поглощающих тебя в собственные сны.

 Мордред, сын лугов, пестреющих травами, создание небес, решивших вдруг заигрывать как то с Луной; ты, полевой дух распутья, вечный неприкаянный странник, без дома и смерти; ты, мягкость синеющих вод, и сухость, обжигающая, давящая сухость прибрежных песков; холодный, как остывшая в форме сталь, и горячий, словно сигнальный факел, ведущий разведку в пути; ты, моя личная кара за давно минувшие страхи, и горе, и слезы; за томность ночей, тех, которые могли бы стать твоими, но были пусты без тебя; от тех, кто пал, следуя повелению блеска твоих глаз, властному движению руки. Ты, тот, чье тело - но не душу - спас я когда то от безжалостной смерти, имя которой - правосудие, спас на погибель всему моему Делу, моей жизни, моей скорби. Все, все, что у меня было, что есть и что будет, я отдаю тебе. Может быть, тебе хоть этого не покажется мало?..

 ***












Часть 3. Избавление.


 Мерлин очнулся от резкого звука звонка, расколовшего голову на две равные части.
 В одной, кажется, было пусто - а другая хотела отсюда сбежать.

 Уже на выходе он столкнулся с Мордредом, и, неизвестно почему, он тоже уходил.
 Они шли вместе уже несколько кварталов. Когда так странно на душе, всегда полезно пройтись пешком, развеять мысли. Мордред шел вслед за ним, а когда они поравнялись с его домом, он подбежал ближе.

 - Господин Мерлин!..

 ...бедняга, запыхался...

 - ...я тут мимо проходил, могу я зайти?..

 ...что тут скажешь, "убирайся прочь, поганый друид"?..

 - ...или это неудобно?..

 Мерлин, с трудом сконцентрировавшись, ответил:

 - Да, да, конечно...


 В тот момент, когда его губы коснулись губ Мордреда, а потрясающе чистые голубые глаза будто поглотили его, он очнулся от пронзительного трезвона школьного звонка.

 ***


 До его головы дотронулась чья-то легкая, даже на ощупь знакомая рука. Мордред.

 - Мордред?..

 - Тихо, - в лицо Мерлину смотрели два серьезных, сосредоточенных голубых глаза, смотрели спокойно и будто предрешенно, задумчиво. - Я помню все, Мерлин. Настало время... избавления.

 Он вздрогнул и попытался проснуться. Это все сон, этого нет, Мордреда нет, и его, Мерлина, тоже нет - ничего этого... нет... ничего из этого, ничего никогда не существовало...

 Да вот же - класс, погруженный в сумерки, в проеме окна - школьный двор, а перед ним его любимый ученик, Мордред, новорожденный, заново возлюбленный; но что-то не так.
 Мордред будто повзрослел за эти сутки, его лицо спокойно и отрешенно.
 Это не его любимый малыш Мордред, которого он холил и лелеял все эти несколько невообразимо коротких, счастливых лет. Это не тот Мордред, что пришел и избавил его от одиночества, от тоски, от Времени; это не тот Мордред, что являлся ему во снах. По крайней мере, не во всех был он. Этот другой.
 Это тот Мордред, которого он когда-то ненавидел; тот Мордред, которого он очернил и сам был очернен позором; этот Мордред был так давно мертв, что и костей, и праха - ничего не осталось; лишь невыразимая голубизна глаз в измученной памяти бывшего врага.

 - Избавление? - спросил Мерлин с надеждой; он давно ждал этого слова.

 Были минуты, когда ему хотелось жить, жить счастливо вместе с ним, любить его и жить им, одной лишь мыслью о нем восставая из своей одиночной могилы, но... Это было неосуществимо, а без него Мерлин не видел смысла существования, без него для Мерлина, бывшего великого мага и просто неудачника, Мерлин, который не смог защитить даже свои идеалы, своего короля, себя самого, Мерлин, который навсегда заполнил, как тускнел извечный свет в голубых глазах под властью скорби и боли, тот Мерлин знал, чем все это обернется.
 Мордреду предоставили еще один шанс, шанс быть с ним, с Мерлином, шанс простить его; а у Мерлина его больше нет.



 ***


 Когда Мерлин в последний, верно, раз любовался этим лицом, он думал о неизбежности, и о том лете, когда Мордред был рыцарем, их рыцарем, рыцарем Камелота, самым молодым и улыбчивым.
 Разве не в этом ценность жизни? Не в любви, не в слабостях, не в вере.
 В смерти.
 Ею заканчиваются все истории. Она соединяет и разъединяет вновь, как телефонистка в прошлом веке. Она одна справедлива и беспощадна. Она избегала его, и этим сделала его несчастным; но теперь все пройдет.
 Вот в чем ценность человеческой жизни. В ее конце.

 Мордред подал ему холодную тонкую руку, он вел его наверх. Там, с ровной, твердой надежной крыши, наплевав на все ограждения и запертую дверь, был найден мертвым человек, которого никто так и не увидел в образе мертвеца. Только одежда и тетрадь рядом. Тетрадь одного из учеников.


 ***



 Они долго шли. Даже слишком долго. Мерлин видел его спину перед своим взором, и просто шел, как делал это и всегда. Как хотел бы делать это всегда.

 Вода под мостом казалась холодной, мрачной, апатично замкнутой, но под фонарным светом рябь на водной глади казалась похожей - лишь только похожей - на золотистую россыпь кудрей на темной ткани неба. Это что-то напоминало Мерлину - что-то давно ушедшее, словно одинокая лодка, увлекаемая вдаль безразличным течением.

 Рядом стоял Мордред - в полумраке он видел его лицо. Мордред кивнул, приглашая сделать шаг вперед - подальше от холодных прутьев решетки ограждения.
 В воде не было холодно, но хотелось еще хоть раз поднять голову, чтобы увидеть знакомый силуэт над водой, даже если его там нет.

 Мерлин слышал что-то, похожее на песни друидов, и, погружаясь все глубже и глубже, размышлял о том, сможет ли водная масса скрыть его так же, как скрывался он сам от себя самого под толщей лет.


 ***



 Улица безмолвна; уже почти рассвет.
 Лениво поднимающееся солнце неспешно красит асфальт в светло розовый, краснея при мысли о такой наглости.
 Мерлин сидит на ступеньках; он узнал это место.
 Это та самая улица, на которой проходил мимо как-то раз мальчик, не пожалевший для бедняка ни денег, ни сердца. Усмехнувшись, Мерлин коснулся монетки на цепочке у себя на шее.

 - Зачем мы здесь? Ты привел меня сюда не зря, верно?..

 Мордред, уже далеко не мальчик, сидел рядом и смотрел на противоположную сторону улицы, будто нашел там что-то, способное зацепить взгляд. Мерлин, и поискав, ничего там не заметил; он ждал ответа, но Мордред молчал. Он только кивнул, шепнув:

 - Жди.

 И они ждали; кажется, город начал просыпаться; кажется, солнцу уже наплевать на предрассудки, и оно палит изо всех сил; кажется, люди вокруг все еще живы, идут куда-то, торопятся, спешат, или напротив, неспеша возвращаются домой...

 На дорогу выехал автобус, школьный автобус, полный шума, гама и веселья.

 И тогда Мордред шепнул снова:

 - Иди.

 Удар, и все исчезло.
 Осталось только изумленное личико в распахнутом окне - голубые глаза, удивленно раскрытые, и кудри, темные беспорядочные кудри...


 ***


 По оживленной улице куда-то спешит парень, молодой парень, судя по виду - студент, хотя парни в его возрасте уже обычно являются выпускниками. Немудрено, ведь он заканчивает медицинский, и сейчас как раз спешит на занятия.
 Перемежая торопливые извинения с вызывающими их подпрыгиваниями на обуви прохожих и толчками локтями, парень спешит, совсем не замечая времени.
 У него важное дело - он должен встретить здесь кое-кого.

 - Эй, Мордред! - окликнули паренька, и он обернулся, радостно улыбнувшись:

 - Мерлин! Ты то мне и нужен! Подвезешь?..

 Всю дорогу до университета они ехали молча. Мордред изредка посматривал на водителя, бросая на него томные взгляды, но нарушить это странное молчание явно не собирался. Пришлось Мерлину:

 - Во сколько ты вернешься домой? - требовательно вопросил он, одновременно совершая сложный поворот направо.

 - После занятий, - язвительно сообщил другу студент.

 Мерлин хмыкнул, и улыбнулся:

 - Я буду ждать тебя.

 Мордред, кажется, растаял:

 - Я тоже, - торопливый поцелуй (они приехали), - буду ждать.

 Хлопнула дверь в авто, Мерлин в задумчивости протянул руку, чтобы включить радио.
 День обещал быть удачным. Вроде бы.


 ***



 По оживленной улице куда-то спешит парень, молодой парень, судя по виду - студент, хотя парни в его возрасте уже обычно являются выпускниками. Немудрено, ведь он заканчивает медицинский, и сейчас как раз спешит на занятия.
 Перемежая торопливые извинения с вызывающими их подпрыгиваниями на обуви прохожих и толчками локтями, парень спешит, совсем не замечая времени.
 У него важное дело - кроме того, ему кажется, что он должен встретить здесь кое-кого.

 Кого-то очень важного.

 - Эй, поосторожнее!

 Дама, на которую он в спешке налетел, выронила сумочку, и смотрела на беднягу крайне раздраженно. Взгляд спешащего загладить свою вину Мордреда упал на бродягу, сидевшего у обочины - и без таблички было ясно, чего он хочет.

 Вернув сумочку владелице, Мордред почему то поспешил - вовсе не на уже почти пропущенную пару, а к мужчине, задумчиво сидящему на голых ступеньках.

 Бродяга встрепенулся, закрывая глаза от солнечных лучей, и посмотрел прямо на него.

 - Мордред? Это и вправду ты?.. Я думал, что потерял тебя, - испуганно сообщил мужчина; он явно был в полубреду.

 Мордред хмыкнул - откуда этому человеку знать его имя?..

 - Я шел за тобой, но я поспешил; мне стоило остаться в том сне, а не переходить в этот, слышишь меня, Мордред? Мне, правда, очень жаль, - шепнул человек, после уронив голову на грудь.

 - Странный ты, - констатировал Мордред, шарясь по карманам брюк.

 Мерлин очнулся уже когда зажгли фонари. В картонке для подаяний перед ним одиноко блестела начищенная монетка. Мимо пронесся школьный автобус, наверное, водитель спешит домой или на свидание...

 Еще одна жизнь потрачена впустую, ведь его здесь нет.
 Вздохнув, Мерлин сжимает в кулаке блестящую монетку и вновь проваливается в сон.

 Чтобы снова встретить то, что потерял.