06-04. Бронзовый Христос

      В один из жарких дней июля далекого 1914 года в дом генерала от кавалерии Николая Павловича Вершинина пришла беда. Умирала его молодая и горячо любимая жена Анна. Неизлечимая болезнь не оставляла никакой надежды. Анне не хотелось покидать этот мир. Так сложилось, что она была поздним ребенком и единственной дочерью своих  родителей, которые несколько лет тому назад ушли из жизни, а первый и единственный брак Анны с седым, прославленным генералом еще не успел принести своих плодов: ей не пришлось стать матерью. Теперь тяжелая болезнь грозила отнять и жизнь. Анна горько сетовала на свою судьбу. Скоро она умрет, и никто, кроме ее немолодого супруга, не станет приходить на ее могилу, а ее имя навсегда исчезнет из памяти людей - как будто и не было ее никогда на белом свете...

   Николай Павлович тяжело переживал постигшее его горе. Анна была последней радостью его жизни и огромным счастьем. Многого он сумел добиться на своем пути - и богатства, и славы, и заслуг перед Отечеством, и только своей юной жене он уже ничем не мог помочь. Впрочем... склонившись над постелью супруги, генерал Вершинин дал перед Господом Богом обет, что сумеет сделать так, чтобы имя Анны помнили, чтобы и спустя сотню лет на ее могилу приходили люди.

  Анну Вершинину похоронили в самом центре петербургского Новодевичьего кладбища.  Испросив благословения митрополита и высочайшего разрешения императора Николая II, хорошо знавшего и ценившего заслуженного генерала, Николай Павлович заказал скульптору для своей жены удивительный памятник. Он  представлял собой высокий гранитный крест и несколько каменных валунов, на которых в полный человеческий рост стояла бронзовая фигура Христа с распущенными до плеч волосами, в простой, длинной рубахе с расстегнутым воротом.

  Памятник был изготовлен на удивление быстро и получился на  редкость выразительным. Словно сам Господь водил рукой мастера, вылившего из бронзы скорбное и очень живое лицо Христа. Его все понимающие и все видящие глаза, опущенные вниз, как будто проникали в душу того, кто приближался к надгробью. Ступни Христа находились на уровне груди  стоявших перед ним, и снизу казалось, что его печальные глаза направлены точно в глаза пришедшего, где бы тот ни стоял. Взгляд этих глаз привораживал и умиротворял, вызывая потребность постоять некоторое время в тишине возле Спасителя, позабыв про все суетные, земные заботы.

  Благодаря этому удивительному памятнику, могила Анны стала известной и вскоре превратилась в место постоянного паломничества самых разных людей. Они находили подле Христа утешение себе, а иногда и помощь, они открывали ему свою душу и получали благословение Спасителя. Так генерал Вершинин исполнил данное им Богу обещание  сохранить незабвенным место вечного упокоения его молодой жены.

    После революции, когда многие памятники Новодевичьего кладбища подверглись осквернению и ограблению, бронзовый Христос привлек чье-то внимание. Его фигуру выломали с камня, на котором стояли его босые ступни, и, вывезя с  кладбища, погрузили на корабль с целью отправки за границу. Благодаря счастливой случайности этого не произошло. Фигура Христа была найдена и возвращена на прежнее место. Чтобы подобное больше не повторялось, ноги Христа по щиколотку замуровали в гранит памятника. И снова вечно живой Господь с печалью и укоризной взирал с высоты надгробья Анны и помогал страждущим. К нему по-прежнему приходили люди, ставили возле креста свечи и приносили цветы. Он и поныне стоит на этом старинном петербургском кладбище и также любим и посещаем людьми, как и в прежние годы.

     Почти все навязываемые мне судьбой жизненные перемены я воспринимаю в штыки: первой и обычной моей реакцией на новое оказывается противление, критика и нежелание  расстаться с привычным прежним. Часто по прошествию лет то новое, против которого я прежде боролась, неожиданно становится нежно-любимым и трогательным воспоминанием. Но это происходит только потом. Примером тому моя давняя поездка в Грузию вместе с моим первым мужем, когда все, включая даже его способ приобретения билетов на эту поездку, меня возмущал и вызывал протест, а теперь это же путешествие стало приятным воспоминанием и источником ностальгической грусти по Грузии - этому экзотическому краю, ставшему почти что моей второй родиной!

    Точно так же, спустя еще десять лет я долго противилась покупке уже моим вторым мужем,  поношенных "Жигулей". Я тогда жутко боялась попасть в финансовую кабалу в результате этого приобретения и считала автомобиль ненужным мне предметом роскоши, к тому же угрожающим мне потерей возможности видеть каждый вечер дома собственного мужа. И снова по прошествии времени мои оценки изменились. Теперь муж-автолюбитель, да еще умеющий самостоятельно ремонтировать свое средство передвижения, воспринимается мною как подарок судьбы, а не как издевательство. Даже несмотря на то, что я по-прежнему терпеть не могу путешествий на легковом автомобиле. Впрочем, мужа-автомобилиста у меня сейчас нет, не автомобилиста - тоже,  и даже вопрос о перспективе начать с кем-либо новую семейную жизнь на повестке дня не значится. Для полного счастья мне нужно совсем немного - здоровье мамы и дочки да еще постоянная работа, не столько денежная или престижная, сколько способная обеспечить стабильность существования моей семьи.

   Будущее часто страшит меня неопределенностью. Больше всего на свете я люблю жить с видением какой-то перспективы. В нашей семье не умеют "садиться в поезд, не зная, куда он едет и когда прибудет". Может быть, для кого-то другого постоянные перемены являются делом привычным и даже благим, но не для нас. Впрочем, в конечном итоге все, что случалось с нами, оказывалось к лучшему. Во всяком случае, к такому выводу я прихожу, оглядываясь на свое прошлое.

   Тогда, на изломе осени 1998 года, мне вспомнился другой осенний день - день осени 1996 года, когда я, только что пережила неожиданное, как мне казалось, совершенно  незаслуженное сокращение из отдела учета и распределения площади Центрального района и  находилась в растерянности относительно своего будущего. Именно тогда я пошла на давно знакомое мне место на Новодевичьем кладбище Петербурга, чтобы побыть немного возле моего любимого бронзового Христа, надеясь на его помощь и утешение. Больше надеяться было не на кого.

   Что-то неуловимое, пока еще необъяснимое, связывает эти две осени: ту,девяносто шестого года, когда только начинался долгий период моей неприкаянности, и эту, девяносто восьмого, когда все вроде бы устроилось: у меня есть работа, и я ею довольна... Но что-то снова беспокоило меня  и заставляло вновь и вновь перебирать в памяти этот день на Новодевичьем кладбище.

   В тот день шел дождь. У подножья Христа алели ягоды рябины, упавшие с веток, принесенных сюда людьми. Рубиновые ягодки ассоциировались у меня с каплями крови Христа. Дождь,льющийся на его бронзовую, ничем не покрытую голову, стекал по щекам тонкими струйками, и мне, стоящей внизу, казалось, что Христос плачет. Удивительно живые глаза Господа смотрели на меня и, казалось, осуждали мои пустые тревоги. "Доверься мне, - говорили глаза, - и прими иго мое, ибо иго мое легко, верующий в меня не погибнет!" Я не сильна в Слове Божьем и не ручаюсь за дословность вспомнившегося библейского изречения, но мне показалось, что именно так сказал мне тогда бронзовый Христос. Его слова тогда оказались пророческими:  благодаря странному стечению обстоятельств меня взяли на работу в  Петроградскую администрацию в качестве работника, оформленного пока временно, да еще и под чужой фамилией.

   Мой приход оказался для Людмилы Дмитриевны весьма кстати: я была даровой рабочей силой ее отдела, к тому же, хорошо знакомой с делом, за которое бралась. Так начался  почти двухлетний период надежд, разочарований и утомительной борьбы за право стать своей в чужом, незнакомом коллективе, где за исключением меня, все были на своих законных местах. Даже это, прямо скажем унизительное положение, все равно показалось мне большой удачей, по сравнению с перспективой стать торговкой с лотка штучного товара или "человеком с кошелкой", той, что заглядывает в двери чужих учреждений, предлагая купить какой-нибудь товар без торговой наценки. Подобных людей я зову "коробейниками" и очень им сочувствую. Таких коробейников - бывших инженеров, научных работников, учителей - с каждым годом в городе становилось все больше.

  Сенная площадь, недалеко от которой я родилась, некогда была одной из самых известных в старом городе. Ее тогда украшала церковь, впоследствии взорванная властями за одну страшную ночь. За последние годы эта площадь превратилась в жутко неприглядное место. Причиной тому - длящееся много лет и остановившееся из-за отсутствия средств строительство метро, а вернее, сохраняющийся здесь пункт извлечения на поверхность земли подземного грунта и искореженный асфальт с трамвайными рельсами, временно положенными прямо на гравий. Здесь же выстроились тысячи безобразных фанерных ларьков разного рода ИЧП - индивидуальных частных предприятий. Нескончаемая вереница людей разного пола, возраста и социального положения стояла от станции метро до угла и далее по всей Садовой улице. Они держали в руках разный штучный товар - бюстгальтеры, носки, свитера, пачки дрожжей, тарелки, игрушки, дамские сапоги, палки полукопченых колбас, часы, конфеты, детские импортные подгузники и картины, написанные маслом и пастелью... Вся эта вереница безработных, купленная за гроши предприимчивыми дистрибьюторами (ох, до чего же я не люблю эти новомодные иностранные слоечки!), а попросту - сбытовиками мелких акционерных предприятий, - выстаивала здесь с утра до позднего вечера в любую погоду вдоль и так тесной и узкой Садовой улицы в надежде продать чего-нибудь из того, за что их работодатели уже взяли с них деньги вперед - по кабальным условиям их "добровольного" договора!

   Отечественная промышленность давно уже простаивала, работники прежде процветающих производств разбежались по разным АО, где их нещадно эксплуатировали, удерживая на работе возможностью что-то заработать в условиях растущей безработицы. Те, кто не выдерживал заданного темпа, уходили сюда, на улицу или шли в "коробейники"  - ходили с товаром по электричкам, а то и попросту нищенствовали. Сенная площадь не была единственным очагом подобной субкультуры. Распространители штучных товаров плотными рядами стояли возле всех станций метро, расположенных в районах новостроек. На вытянутых руках они держали полощущиеся на ветру юбки и платья, ночные рубашки и нижнее белье, предлагая покупателям не стесняться и примерять предлагаемое: "Я вас заслоню, вы только прикиньте на себя!" На таких стихийно образовавшихся рынках при наличии денег можно было приодеться, перекусить и прикупить продуктов домой. За качество купленного тут, правда, ответственности не несли, - смотри, выбирай, пробуй!

   С тех пор прошло несколько лет. Я шла по освещенному уличными фонарями Московскому проспекту и наслаждалась красотой новых, белоснежных торговых павильонов, гармонично обрамляющих с недавнего времени  Московскую площадь. Губернатор города Владимир Яковлев приложил немало усилий, чтобы привести Петербург в порядок. Уродливых фанерных ларьков ИЧП всюду существенно поубавилось, потихонечку стали ремонтироваться дороги. Вот только число коробейников все так же не уменьшается, а отечественная промышленность стоит, как и стояла. Общая масса петербуржцев уже не покупает не только родных, более дешевых отечественных товаров, но и наводнивших страну импортных. Цены выросли почти в три раза, а зарплата, если ее еще выплачивают, все та же! И здесь не то, что губернатор Яковлев, но и бронзовый Христос едва ли чем-нибудь поможет!