06-05. С собою не в ладу

 В Петроградской администрации меня усадили в большую комнату, где с утра до вечера горел свет, поскольку вдоль всех стен, не считая маленького окна, выходящего в двор-колодец, размещались стеллажи учетных дел очередников района. Посредине комнаты стоял стол с компьютером - мое основное рабочее место. Других сотрудников в этом помещении не было, и я, и без того не умеющая заводить дружбу с новыми людьми, оказалась напрочь лишена возможности частого общения с коллегами. Тамошний коллектив уже сложился, все обращались друг к другу по именам и на ты. Несмотря на то, что саму себя я по-прежнему ощущала как неуверенную в себе и закомплексованную девчонку, неурядицы с работой превратили меня в строгую и излишне излишне серьезную даму. Природа не в первый раз играла со мной злую шутку. В юности я переживала приклеившийся ко мне ярлык "отличницы", в молодости страдала от полного непонимания меня мужчинами, и сейчас все еще не могу освободиться от панциря скованности,попадая в чужой коллектив.

Все во мне в последние годы стало негармоничным: и угловатые, резкие движения, и отрывистая речь, и моя кажущаяся самоуверенность, являющиеся непроизвольным прикрытием собственной застенчивости. Я решительно не умела быть "милой". Слишком обостренно я реагировала на то, как оценивают и как принимают меня другие, слишком большое значение придавала собственной личности - болезненно ранимой и уязвимой. Такие вещи чаще всего происходят с людьми из-за их воображения и ложного представления о себе, отнимающих столько энергии понапрасну.

Искать повод для общения с коллегами, сидевшими по своим комнатам, было не просто: мои служебные контакты с ними были невелики, а умения и желания вести светский разговор ни о чем, у меня никогда  не было. Проще всего заводить дружбу во время работы - в общем деле. Работы здесь, по сравнению с моей  прежней администрацией, было немного. И посетителей в Петроградском районе было куда меньше, чем в Центральной, и моя новая должность специалиста не давала мне права решать острые и запутанные жилищные вопросы самостоятельно. И это меня отнюдь не радовало.

В первые дни в новой администрации я по инерции ухватилась за знакомую работу с жадностью: в прежней должности главного специалиста и в прежних условиях постоянной  спешки я уже привыкла работать в быстром темпе. Здесь, увидев мое рвение, на меня охотно свалили то, чего никогда не делала моя предшественница Лена, находившаяся в декретном отпуске, и, наверное, посчитали это глупостью.

Мой новый маленький коллектив - группа по работе с очередниками, состоял из 3-х человек: меня и еще двух женщин - Риты  и Нины. Рита пришла в отдел учета относительно недавно, менее пяти лет назад она еще числилась рабочей "Ленполиграфмаша", который вскоре окончательно перестал выплачивать заработную плату из-за полностью остановившегося производства продукции. Рита была тихой и приветливой женщиной, не слишком умной, но не лишенной женской домовитости - обычная "никакая", каких часто увидишь в рабочем коллективе. Другая женщина, Нина, - с роскошной гривой длинных, чуть ли не до пят волос и речью, выдающей отсутствие какой-либо образованности, была старожилом отдела. В прошлом продавец гастронома, она уже более десяти лет занималась заполнением толстых учетных книг и перерегистрацией очередников на получение новой квартиры. В последние годы ее сломала тяжелая болезнь, грозящая ей инвалидностью. Жалея старого работника, одну воспитывающую двух сыновей подростков, Людмила Дмитриевна давно уже не загружала Нину сложной работой и смотрела сквозь пальцы на ее все возрастающую рассеянность и бестолковость, на ее частые больничные листы из-за необходимости проводить поддерживающие курсы лечения.

Обе моих коллеги располагались в соседней комнате, где также высились стеллажи учетных дел. Дела постоянно лежали и на их рабочих столах, никогда не бывших свободными. Женщины с помощью иглы и суровой нитки терпеливо вшивали в папки вновь поступившие документы. Время от времени в их комнату заходили граждане, чтобы справиться, как продвигается их очередь, или сообщить об изменениях, произошедших в семье. Рита и Нина всех внимательно слушали. Благодаря этому неспешному и ни к чему не обязывающему "приему" их не назначали на дежурство по общему приему письменных обращений от граждан, где требовалось гораздо больше знаний жилищных законов и личной ответственности. Ни Нина, ни Рита эпистолярным жанром не владели и с превеликим трудом могли составить текст даже самого простого делового письма. За подшивкой бумаг и неторопливой беседой проходил весь день. Куча дел на столе не уменьшалась - благодаря ей всегда можно было показать начальству их загруженность, овеществленную в этой груде неотработанных документов. Этот стиль работы я называла "солдат спит, служба идет".

С чем-то подобным, только все равно в более быстром темпе, я уже встречалась в  Центральной администрации. Меня жутко раздражали и эти бабские разговоры ни о чем, и эти кипы дел, которые при большом желании вполне можно было раскидать по местам в считанные часы. Сама я на своем рабочем столе дел не копила, но зато производила впечатление менее загруженной, что в администрациях считается большим грехом, чем нерасторопность.

Горький опыт прежней работы ничему меня не выучил. Я продолжала создавать себе проблемы, каждый свой рабочий день начиная с интенсивного и рационально организованного освобождения своего места от поступивших в работу документов, а потом, проделав необходимое, остальное время посвящала "нужному": изучению юридических справочников, освоению компьютера.

 Мое неучастие в общей жизни коллектива и моя подозрительная деловитость никому не нравились. "Выскочка или дура", - думали обо мне  коллеги. "Не наша. Уж больно умная. Еще меня подсидит", - отмечало начальство. Впрочем, было ли так на  самом деле или являлось плодом моего больного воображения, моим надумыванием о себе - сказать  сложно. Очень может быть, что коллеги, занятые самими собой, моих странностей даже и не замечали. В любом случае, другой я быть не умела да и не хотела. Даже прекрасно понимая губительность для моей карьеры подобной линии поведения,я не могла переступить через себя, заставив свое Я делать более частые попытки "внедрения в коллектив" в ущерб потере своего личного времени на долгие и бессодержательные разговоры о детях, покупках и болезнях. Ни в молодости не могла, ни тогда. Так же, как не могла научиться улыбаться ослепительной "американской" улыбкой, входя в помещение. Оттого и упускала возможность приобрести друзей и добиться какого-либо успеха в своей карьере. 
 
 В таком положении я проработала в новом коллективе целых два года. И все, вроде бы,  стало здесь мне родным и знакомым, - и дело, и люди, и обстановка, - а я оставалась все такой же неприкаянной, как и в первые дни. Среди всех - своих и постоянных, я была временной и чужой, потому что рано или поздно должна была вернуться из своего декретного отпуска "девочка" Лена, и никто не знал наверняка, останусь ли я в этом случае в постоянном штате отдела. Сколько ни старайся, сколько ни удивляй руководство своей эрудированностью и работоспособностью, - все ни к чему!

Как же быстро пролетели эти два года моей работы в Петроградском районе! Все дни похожи один на другой, словно косточки на старинных деревянных счетах. Всего два или три эпизода этого периода выплывают из памяти. Тоже, вроде бы, не слишком яркие, но вот почему-то помнятся!