МА 1-I. Берега детства

БЕРЕГА ДЕТСТВА.

Рядом с Кумбисером-речкой,
В устье Пендуса-"реки",
Где телеги, сани, печки,
Песни, пляски, матюги...

Есть речки, которые не отражены на географических картах, есть – изображенные в атласах в виде голубой линии, но не имеющие названия. Несмотря на это, их значение для конкретного человека может оказаться не менее важным, чем самая знаменитая и полноводная река.

Именно на берегах подобных речек и проходило моё детство и детство моих братьев и сестёр. В воду этих речек я впервые опускал свои ладони, их водой умывал разгорячённое лицо, бродил босиком по отполированным водою камушкам. На их берегах любовался игрой солнечных бликов в струях воды, заворожено наблюдал за живностью на поверхности и в толще воды, ощущал речную прохладу, вдыхал насыщенные прибрежные запахи. На берегах речек мы со сверстниками проводили свои игры, ели с кустов смородину и малину, искали на пригорках землянику и бруснику, сидели с самодельной удочкой в надежде выудить из прозрачной воды мелкую рыбёшку.
Всё было просто и по-детски непосредственно. В детстве не задумываешься о том, в какие неизведанные дали знакомые берега увлекают протекающую мимо тебя речную воду.


Молоковка – самая ближняя речка к нашему дому. Она тянется с юга на север вдоль восточной стороны деревни. Ни чего особенного на берегах Молоковки нет. Летом через неё можно было перепрыгнуть, не особо напрягаясь. Весной же, она принимала в себя всю талую воду со склонов увалов – от деревни по всей её протяжённости, от Среднего поля, от Кумбисерского поля и из лога, где ключевые источники питали ручей под названием Пендус. Весной было опасно подходить к берегам бурлящей Молоковки, о чём нас строго предупреждали родители.

На берегах речки и склонах увалов, ниспадающих к её берегам, мы с ровесниками получали первые навыки общения с окружающей природой. Сооружали из камней и досок запруды, устанавливали миниатюрные мельничные колёса, направляя на них поток воды, или голышом барахтались в неглубоких плёсах.

На склонах увалов рыли землянки, сооружали блиндажи с печкой и трубой, играли в войну, прячась в зарослях кустарника, стреляли из деревянных наганов и винтовок. Из пугачей, набитых селитрой от спичек, бабахали по воображаемым неприятелям. Разыгрывали сценки из кинофильмов "Чапаев" и "Семеро смелых".

Соревновались, кто дальше закинет камень самодельной пращей или дальше фурнёт глиняным шариком, нанизанным на кончик гибкого ивового прута.

В мелколесье разводили костры, пекли картошку или случайно попавшие под руку  маслята и подберёзовики (обабки, как их называли в деревне).

У костра засиживались с приятелями до темноты. Поджигаешь бересту и укладываешь на огонёк припасённые товарищами ветки и просохший валежник. Наблюдать за процессом возмужания костра – сплошное наслаждение. Вот появляется над костром тоненькая струйка дыма, постепенно превращаясь в причудливые седые клубы, из-под веток слышатся какие-то попискивания, вздохи, щелчки и треск горящих иголок хвои. Костёр живёт своей жизнью, набирая силу. Не зевай – подкидывай дровишки, а когда появляется кучка горячих углей – зарывай в неё картошины, а сверху добавляй топлива.
 
Ели обжигающе горячую картошку, разговаривали на какие-то темы, мечтали о будущем, наблюдая за взлетающими в высь искрами. Казалось, что искры, устремляясь в небо, превращались в звёзды. Уж и небо усеялось звёздами, накатилась прохлада, и коростель в болотце завёл свою скрипучую песню, а домой идти не хотелось. На душе спокойная благодать и уверенность в светлом будущем.

Всё переговорили, обо всём передумали. Молчим. Внутри сытость, спереди тепло от костра, а спина стынет от ночной прохлады. Хорошо! Гасим костёр и отправляемся по домам, у мостика через Молоковку смываем с лица и рук следы от картофельного пиршества.

На берегу Молоковки располагались деревенские бани. Там же по кострищам угадывались места для стирки одежды и пивоварения. Стирка домашних вещей требовала особого процесса. Рубахи, сарафаны, исподняя одежда, скатерти, полотенца, пелёнки, простыни, постели, портянки, половики были из домотканой льняной ткани – грубого холста или полотна. Такие вещи называли – лопоть, а о процессе стирки говорили – бучить лопоть. Конечно, более грязные вещи: портянки, половики, мешки и тому подобное, бучили отдельно.

На бревенчатых кряж;х стоял бук – деревянный чан высотой метра полтора. На костре в большом котле грелась вода, на углях разогревались камни. В бук слоями укладывали лопоть, заливали тёплой водой, сверху закрывали холщовым полотном, обвязав его туго по краям. На полотно насыпали слой древесной золы, доливали воды почти до краев бука и  вилами укладывали в воду горячие камни. Вода с золой разогревалась до нужной температуры, превращаясь в щелочной раствор. Когда содержимое бука остывало, бельё доставали и прополаскивали в речке, отжимая на камне или на подмостках.

Для меня тоже находилась работа – принести из дома лопоть, наносить дров, поднести воды, заложить в костёр камни, последить за костром, отжать прополосканую  лопоть.
На этом же берегу варили пиво, готовясь к массовым деревенским праздникам или семейным торжествам. Но об этом рассказ в другой главе.


Пендус трудно назвать речкой. На берегах его бьёт несколько ключей – вся пойма ручья сплошное болото. Вода в нём холодная, пахнущая болотиной. Даже выловленная из ручья рыбёшка имела привкус болота. В месте впадения Пендуса в Молоковку построен деревянный мост. Через него коротким путём можно проехать на телеге или лёгком тракторе в сторону Кумбисерского поля и на Рыжково. Проходя мост пешком, всегда хотелось посидеть на его краю. Свесив босые ноги над водой, наблюдаешь за суетой мелких рыбок в прозрачной воде. Или, сойдя на бережок и погрузив в воду длинную веточку водосбора, удивляешься, как его зелёные листочки становятся серебряными. За то, что это растение, погружённое в воду, удерживает на листьях тонкий слой воздуха, создавая эффект серебряного блеска – его называли "серебрянкой".
Выше по течению с правого берега зерновой склад, поля и мелколесье, именуемое Точки, где можно собирать грибы и бруснику. Из Точков можно попасть на берег Малого Кумбисера.


Берега Малого Кумбисера были ещё одним местом, куда мы со сверстниками часто наведывались. Освоение берегов речки, протекающей в километре от восточного края деревни, можно расценивать как расширение границ детского мира.

Левый берег в основном пологий. Вдоль него луга с сочной, мягкой травой. От лугов до самой деревни простирались колхозные поля. На правом берегу выше по течению – присельный участок, там организован выпас лошадей и коров.  Ниже по течению сплошные увалы, поросшие лесом и кустарником. Если подняться на увал  правого берега, попадёшь на Рыжково, пройдёшь через поле – попадёшь в Кумбисерскую поскотину.  Все эти просторы были доступны для детворы нашей деревни.

Рыжково. Возле высокой раскидистой сосны можно было полежать на солнцепёке, собрать молоденьких маслят. В порослях молодого ельника счастливчикам удавалось собрать корзину  скользких с ещё нераскрытой шляпкой валуёв, бычков по-местному. В плёсах ловили пескарей на самодельную удочку, на бырьях (перекат с мелкими камнями и галькой) устраивали засады на кузнечиков. Кузнечиками мы называли мелкую рыбёшку с красными жаберными крышками и плавниками.

В сезон нереста кузнечики стаями устремлялись против течения.  Зная эти повадки, мы на бырье углубляли дно, а на выходе к плёсу устанавливали ванду: ивовую конструкцию с широким входом и завязанным концом. Когда рыба заходила в искусственный канал снизу, мы палками шумели по воде, продвигаясь к ловушке. При удаче за один раз можно было зачерпнуть до килограмма рыбки. Во всяком случае, дома можно было испечь рыбные пироги или сварить ароматную ушицу.

Не зря много лет спустя троюродный брат Вениамин при встречах в Вологде мечтательно говорил:
– Вот бы встретиться в деревне, посидеть с удочкой на Малом Кумбисере. Помнишь, каких кузнечиков ловили! А какие пескари в плёсах водились – в горлышко бутылки не затолкаешь.

Увы, нашим мечтам не суждено было осуществиться, в 2009 году Вениамин Николаевич ушёл из жизни.

Как-то при очередной побывке на родине, ностальгия позвала меня посетить эти берега. Спустился под горку к Молоковке, посидел на мостике, наблюдая за игрой мальков. По всей пендусине давно не кошеная трава, заросла бурьяном прежде проезжая дорога. Шагая вдоль Кумбисерского поля по дороге на Рыжково, я искал и не находил знакомые с детства ориентиры. Всё изменилось – выросли деревья, кустарники превратились в непроходимые заросли.

Еле пробрался сквозь заросли и через брод двинулся к заветной поляне на крутом пригорке правого берега Малого Кумбисера. Под высокой раскидистой сосной густая трава, кустарник сузил поляну до размеров пятачка. Слева от сосны, где раньше была густая еловая поросль, используемая односельчанами для перевичек к изгороди, выросли стройные ели.

Речка показалась мне узкой, а плёс, где водились большие пескари, как-то съёжился до непривычных размеров. В общем, я не испытал прежней радости от встречи с обожаемым когда-то местом – на душе появилась грусть от потерянного рая.

Вода Малого Кумбисера вливается в Берега Большого Кумбисера. Чуть раньше  в эти берега влились воды Молоковки и речушки Топихи. К этому узлу слияния четырёх речек примыкает северный конец деревни Кривяцкое и западный край деревни Кумбисер. Там же расположена школа, где получали семилетнее образование мои сверстники из восьми близлежащих деревень.


Большой Кумбисер берёт своё начало в урочище Кумбисерском и течёт на север. Собрав в берега воду от  источников своего бассейна, он отдаёт её через реку Большая Лоха в реку Юг.

Правый берег Кумбисера – неотъемлемая часть западной стороны моей деревни. Речка эта более полноводная, в ней есть плёса, где можно было купаться. Все атрибуты деятельности жителей на берегах Молоковки присущи и берегам Кумбисера. От деревни к правому берегу спускаются приусадебные участки, слева от речки колхозные поля. В дни моего детства жители двух деревень на этой речке  построили мельницу.

Всё происходило на моих глазах. Возводили земляную насыпь, для прочности в неё слоями укладывали стволы мелких елей, уплотняли гружёными телегами и трамбовками. В русле установили деревянные шандоры. Когда шандоры закрыли, ниже запруды река сильно обмелела. В это время в перегретых солнцем плёсах можно было увидеть всплывшую пузом вверх мелкую рыбу.

Пока наполнялся пруд, строили здание мельницы. От куда-то привезли жернова – два каменных круга с насечками, установили мельничное колесо с деревянной шестернёй на валу. Установили лоток с затвором для подачи воды  на лопасти мельничного колеса. Дно ниже запруды выстелили жердями, чтобы падающая  вода поверх шандор не размывала его.

Речка постепенно меняла свои берега. Когда уровень воды в пруду повысился, детвора стала учиться  плавать. Тогда научился плавать и я – сначала по-собачьи, позднее саженками и на спине.

Осенью с дождями пруд наполнился, оформились его  берега, заработала мельница.

Следующим летом пруд стал излюбленным местом отдыха и развлечений для нас. Посреди пруда образовался островок. Доплыть до него на скорость, или проплыть к нему ныром под водой для нас было высшим шиком. При таком нырянии я чуть не поплатился глазом. У нас было увлечение – печь блины. Кидали плоские камушки, стремясь получить, как можно больше подскоков. Когда я плыл под водой от островка к берегу, кто-то бросил такой блинчик. Только я поднял голову из воды, как в лоб угодила глиссирующая плитка и рассёкла надбровье. Кровь залила глаз. Слава Богу, все обошлось – рассекло лишь кожу. На память о днях, проведённых на берегу пруда, имею над правой бровью соответствующий шрам.

На левом берегу пруда была сооружена маслобойка. В те времена в колхозах широко культивировался лён. Из льняных семян на маслобойке получали льняное (постное) масло. Я бывал в маслобойке, с удовольствием вдыхал тёплый аромат распаренных на противнях семян, пробовал их на вкус. Иногда удавалось полакомиться тёплым свежим маслицем или мягким льняным жмыхом.

Зимой пруд служил катком. Когда лёд крепчал, а на льду не было снега – катание на коньках доставляло большое удовольствие. Правда, коньки в деревне были большой редкостью. Зимние склоны с обеих сторон деревенского увала  служили детям местом для зимних развлечений.

Большой Кумбисер ниже запруды вновь заполнил свои берега, чтобы его вода влилась в реку Большая Лоха, и вместе с водами этой реки пополнила реку Юг.

Будучи взрослым, при посещении родных мест я не удержался, чтобы не посетить берега детства. Спустился к речке в самом верху деревни и пошёл вниз по течению, иногда переходя с берега на берег. Умывал руки и лицо, пил из пригоршней речную воду, ловил знакомый запах, знакомый вкус. От пруда и мельницы осталась лишь дамба с мостиком через русло речки. От маслобойки не осталось и следа, а берега речки на дне бывшего пруда приняли изначальный вид.

Прошёлся по местам детских игр, где раньше купались, посидел на склоне под огородами, зашёл в деревню Кумбисер и на хутор к школьному товарищу Николаю Павловичу. В конце посетил кладбище, где покоятся мои родные.

Прошло детство, на жизненном пути меня ждали другие берега, казалось, более значительные и красивые.