стр 30-36

Продолжение предыдущих страниц.

 Эрлинг в полном боевом снаряжении, но без шлема, распоряжался с
ворчанием:
 - Поднять парус! По три чаши вина каждому воину, а гребцам по три
плети по спине! Приготовить железные крючья! Проверить цепи на рабах!
Быстро!
 По обычаю, оставшемуся от старых времён, норманы перед боем выпивали
по нескольку чаш вина. Для таких случаев в двойных бочках хранилось
самое старое, самое хорошее вино.
 Вино имело запах апельсинов и каких-то сладких кореньев. Отец Сифанта,
который когда-то сам был морским разбойником, к старости остался с
одной рукой и одним глазом. Он присматривал за просторными своими
имениями, которые тянулись вдоль реки Симето в Сицилии, и приготавливал
самое хорошее на всём острове вино.
 Вино взбадривало кровь, приятно затуманивало ум. Сок сладких кореньев
легко пьянил... Кто лучше отца Сифанта, державшего когда-то в страхе
Африканские берега, знал как нужно бросаться в бой?
 Эрлинг вспомнил о старом своём друге и ему захотелось выпить вдвое
больше воинов, чтобы опьянеть и почувствовать себя молодым и сильным.
 - Эй, араб! Где ты?
 Обязанностью Абу-Шама было перед сражением раздавать вино и он вершил
это с особой торжественностью - подносил большую золотую чашу на
кончиках пальцев норманцу, который останавливался перед ним, потом
поднимал высоко, до плеч, амфору и, не пролив ни капли, тонкой струёй
наполнял чашу до верху. И так - три раза подряд.
 Услышав, что его зовёт Эрлинг, он засеменил к корме и ещё медленнее,
с ещё большими ритуальными движениями,  наполнил ему чашу шесть раз
подряд.
 На палубе выпившие норманы уже оживлённо разговаривали, смеялись и
похлопывали дружески друг друга ладонями по груди.
 Подошла очередь поднести чашу надсмотрщику за гребцами, который не
покидал своего места в середине корабля, но тот отрицательно покачал
головой.
 - Смелый Эрлинг приказал всем выпить - тихо ответил Абу-Шам, поставил
чашу на палубу и снова также, свысока, наполнил её искрящейся струёй
вина. Потом осторожно её взял и поднёс нахмуренному норманцу, который
несколько мгновений смотрел на неё молча, сглотнул слюну и вдруг
закричал:
 - Убирайся! Ты ведь знаешь, что перед боем я никогда не пью!
 И так ткнул чашу, что мелкие капли оросили лицо Абу-Шама.
 Старик оставил амфору и, зайдя за парус, вытер платочком капли вина и
долго плевал. После этого он нашёл глиняный сосуд с чистой водой и
вымыл лицо.
 Когда он появился на палубе, то увидел, что осталось только трое
норманов, которые ждали, когда им дадут вина. Он оставил им наполовину
наполненную амфору и чашу - пусть пьют, сколько хотят, и отошёл в
сторону отдохнуть.
 Вдруг он заметил, что платок, которым он вытирал капли вина, заткнут
за пояс. Он вытащил его и бросил в море. Постояв немного, облокотившись
на деревянные перила, он тихо сказал:
 - А сейчас, как решит Аллах!
 Тихими, крадущимися шагами он пошёл в носовую часть корабля, так что
никто его не видел,поднял одну доску и достал две длинные пилки. После
этого отправился вдоль левого борта. Когда он подошёл к Стратиону, то
наклонился, отогнул край одежды и поставил пилки ему в ноги.

                *****

 Наконец караван ромейских кораблей вошёл в пролив.
 В скрытом заливе острова дромон и галера подняли паруса. Попутный
ветер помогал гребцам.
 Теперь нужно было и Эрлингу подать приказ к выступлению, но тот
держался за деревянные перила кормы и в глазах у него темнело. В
желудке у него что-то жгло.
 И всё же он смог крикнуть:
 - Отправляемся!
 Надсмотрщик за гребцами ударил в медный гонг.
 Дракар легко заскользил по волнам. Несколько норманов развязали
широкий парус и убрали тонкие рогожи, которые закрывали носовой
акростол.
 Со скал, выступающих в море, ромейские стражники увидели чёрного
деревянного змея, который раскрыл широко пасть, чтобы проглотить
новую жертву.
 - Сифант!
 - Святая Богородица помоги нашим!
 - Четыре норманских корабля могут потопить не только эти шесть
торговых корыт, но ещё столько же!
 - Ой-ё-ёй! Такого чуда я ещё не видел...- набожно крестился один
старый пастух, который пригнал десяток облезлых коз, чтобы попасти
их на скудной растительности между скал.
 "Чёрный змей" летел к последнему кораблю каравана, перекрывая путь
к отступлению. Галера торопилась его догнать.
 Пока ромеи поймут, что произошло, они уже попадут в капкан: слева -
остров, справа - скалистый мыс, спереди - два больших корабля, сзади -
чёрный дракар и галера...
 Ромейские моряки растерялись - никто им не говорил, что делать, или
развернуть запасные паруса, или хватать мечи и копья.
 Но почему галера обгоняет дракара?
 Ведь говорят, что "Чёрный змей" самый быстрый корабль в четырёх морях?
Вот вёсла еле-еле шевелятся, заплетаются и дракар движется только с
помощью ветра...

                *****
 Эрлинг упал первым на корме и на губах его появилась пена.
 Трое норманов, которые вместе допили оставшееся в амфоре вино, один
за другим повалились на палубу. Другие уже чувствовали боли в желудках,
ноги их сгибались от слабости. Они размахивали мечами и кричали:
 - Измена!
 - Нас отравили!
 Галера их уже обогнала и даже самые сильные крики не могли достигнуть
её.
 Повалились и два рулевых, которые управляли большими вёслами на корме.
 Упал и их помощник.
 Надсмотрщик за гребцами со всей силой бил в гонг,но уже никто не грёб.
 - Перебью всех! - кричал он.
 Гонг уже не мог воздействовать на рабов и, взяв меч умирающего рядом
с ним нормана, он бросился на корму, чтобы завязать в одном направлении
кормавые вёсла. Только так можно было навести какой-нибудь порядок на
дракаре - рабы были закованы, они не могли даже подняться со своих мест.
Он хотел заставить их снова грести. В уме он уже придумывал самое
жестокое из всех наказаний, которое можно придумать для араба,который
отравил всех норманов.
 - Где ты, грязная собака! - искал он его глазами и поднимал меч,чтобы
нанести удар в тот миг, когда Абу-Шам появится перед ним.
 Старый араб притаился на корме под перевёрнутой лодкой и одним глазом
следил за тем, что происходит на дракаре.
 Когда надсмотрщик за гребцами добрался до кормы и наклонился, чтобы
схватить вёсла, от левого борта прыгнул Стратион. В два прыжка он
оказался рядом, замахнулся толстой железной цепью, которая недавно его
держала, и повалил его одним ударом в голову.
 Абу-Шам опрокинул лодку, подбежал к Стратиону и сказал:
 - Оставайся здесь и направляй корабль. Я буду командовать гребцами!.
 И подхватив концы длинной своей одежды, бросился к мачте. Нужно было
перепрыгивать через норманов, которые лежали так, как падали. Некоторые
ещё хрипели, другие поворачивались, но никто не имел уже сил даже
поднять руку.
 Герасим двигал пилкой онемевшими пальцами. Железо упорствовало, но
когда один конец кольца был уже перетёрт, он выпрямился и дёрнулся
назад. Цепь разорвалась посередине.
 - Эх!- вырвалось только из его груди.
 Но не было времени рассуждать
 - Собери оружие! - крикнул ему с кормы Стратион.
 Абу-Шам начал бить в гонг.
 Рабы смотрели на него и ничего не понимали.
 - Вёсла! Вёсла! - несколько раз крикнул он на сицилийском наречии,
так как недавно кричал норманец, надсмотрщик за гребцами.
 Широкоплечий раб, которого называли Беззубый, потому что имел только
несколько уцелевших зубов, дико закричал и начал бить руками по
деревянной скамье. Цепь его была короткой, он пытался подняться, но
падал, снова вскакивал и кричал:
 - Нет больше норманов! Не-е-т!
 Абу-Шам тонким своим старческим голосом крикнул Стратиону:
 - Завяжи вёсла для поворота влево и возьми кнут Эрлинга!
 Герасим, который продолжал собирать оружие норманов, обернулся к нему.
Хорошо ли он расслышал? Неужели снова засвистит кнут над рабскими
спинами?
 Этого не должно быть! Гребцы собратья им по судьбе, сами поймут, что
если не возьмутся за вёсла, остальные норманские корабли усомнятся и
их настигнут...
 - Братья! - по гречески крикнул он, - гребите, гребите!
 - Хватит! Хватит уже! - заглушило его несколько измученных голосов.
 - Нет больше норманов! Не-е-т!
 - А-ха-ха...
 - О-хо-хо...
 - Разбейте цепи!
 - Освободите нас!
 Стратион остановился в середине корабля. Лицо его было бледным, глаза
горели, а в правой руке он крепко сжимал кнут из крокодиловой кожи.
 - Если не будете слушаться моим приказам, нас поймают! Поэтому, кто
не подчинится, того я убью быстрее, чем норманец!
 Сначала на венецианском наречии, потом по-гречески и наконец на плохом
арабском повторил он.
 Рабы замолчали, они оглядывались и ничего не могли понять.
 Но кнут резко просвистел в воздухе, кнут, который каждый из них не раз
чувствовал на своей спине,и несколько человек сразу ухватились за вёсла.
 Остальные снова закричали, сами не зная что. Им казалось, что в тот
миг, когда они стали свободными, какая-то злая сила снова их приковала
к вёслам.
 - Давай! - прохрипел Стратион.
 Плеть обрушилась на чью-то голую спину.
 Стратион снова замахнулся, но в тот миг Герасим схватил его за руку.
 - Убирайся! - толкнул его в грудь Стратион и Герасим упал на палубу.
 Когда он опомнился от неожиданного удара и от того, что почувствовал,
когда увидел Стратиона, размахивающего кнутом, то услышал равномерные
удары гонга и хлопанье ровными интервалами полоски крокодиловой кожи,
но не в воздухе, а по спинам гребцов - звук, так хорошо знакомый...
 Рядом с ним один гребец что-то кричал, но что? Почему?
 Франческо Феличе ему говорил на своём звучном наречии - молил,
показывал ему цепи. В лихорадке он не догадывался, что мог сказать
по-гречески всё, что хотел. Герасим бы его понял...Но Герасим и так
его понял. Он смотрел на его лицо, по которому текли слёзы и хотел
ему помочь, расковать его.
 Однако где пилка?
 Он встал и отправился на своё место в ряде гребцов, но в это мгновение
над ним, нет, в нём самом, глубоко в его мыслях, прозвучал строгий
голос Стратиона:
 - Иди на корму и поверни вёсла ещё левее!
 Герасим оглянулся на Франческо Феличе, сделал успокаивающый знак
рукой и отправился на корму.
 - Живее!- прикрикнул на него Стратион, также как он прикрикивал на
гребцов, чтоб работали вёслами в такт.
 Оставалось только замахнуться плетью.
Но Герасим уже успокоился, у него не было своих мыслей, своих решений.
 Герасим сознавал, что вот только сейчас начинается настоящая битва
за освобождение и лучше всего слушаться Стратиона. Да, так будет
лучше... Лучше всего...
 Норманы на остальных кораблях не могли поверить в то, что видели -
"Чёрный змей" удалялся на север!
 Битва началась.
 Теперь каждый норманский корабль должен был сражаться с двумя
дромонами торговцев. Но теперь западня была открыта и ромеи могли
вырваться назад.
                *****

 Три вещи моряк должен знать хорошо - ветра, морские течения и
опасные мели возле берега. А рулевой ещё одну - знать звёзды и
водить корабль по ним.
 Стратион не боялся длинного пути. Сейчас он был хозяином на дракаре,
знал по пальцам все острова Архипелага и Левантийские берега.
 Гребцы уже не бунтовали.
 Стратион несколько раз прошёл вдоль ряда и на трёх языках сказал:
 - Идём в Киликию, царство свободных моряков. Оттуда каждый может
отправляться, куда захочет. Поэтому не отпускайте вёсла!
 На носу дракара был повешен труп Эрлинга. Трупы остальных норманов
давно были выброшены в море. От них осталась одежда и оружие.
 Гребцы были всё также закованы - по совету Абу-Шама.
"От сильной радости человек может потерять разум, - сказал араб. -
Кроме того свободными людьми труднее управлять, когда придём в Киликию,
тогда их освободим!"
 Но Стратион решил по-другому - каждый день он лично расковывал по два
гребца и оставлял их в запасной смене, чтобы привыкли к положению, что
уже свободны, чтобы порадовались, прежде чем снова взяться за вёсла.
 Он освобождал гребцов подряд - от носа к корме, по одному человеку с
каждого борта, и не обращал никакого внимания на мольбы Франческо
Феличе, который постоянно ему кричал, когда видел, что он проходит
мимо него:
 - Джовани, друг, почему ты меня мучаешь?
 Только что освобождённые от оков гребцы сначала смеялись, задыхаясь
от счастья, ходили по палубе, наклонялись через борт, чтобы потрогать
морскую воду, потом ложились в тень от корабельных парусов.
 Остальные, которые ждали своей очереди, смотрели с завистью, но никто
не высказывал ни одного слова протеста - с начала бунта, когда Стратион
размахивал плетью из крокодиловой кожи и чуть не прибил несколько
человек, все его побаивались. Ещё недоступнее стал он в их глазах,
внушая страх, когда через несколько дней, неизвестно откуда, понеслось
их уха в ухо, что прежде он был предводителем свободных киликийских
моряков.
 - Называли его Йоан-Кровавая борода...
 - Армянский князь Торос первый его друг...
 Абу-Шам снова сидел со скрещенными ногами возле мачты, переворачивал
склянку песочных часов и, когда улавливал разговоры гребцов, тихо
усмехался - в который раз старая истина убеждает, что слух сильней
открыто сказанных слов.
 Недавние рабы хотели сами убедиться и уверяли один другого, что новый
их начальник не случайный человек, что он заслуживает того, чтобы
вверить свою судьбу в его руки. Они хотели его благословлять и тайно,
и словами, пока он их защищает и обеспечивает жизнь и свободу...
и разорвут его при первой же неудаче.

                *****
 
Когда они были уже достаточно далеко от Пелапонеса, Стратион решил
сделать отдых.
 Дракар остановился в одном из безлюдных заливов скалистого островка
Тирасии, который находился против изогнутого дугой острова Санторина.
 Но никто не имел права покинуть корабль. Только Стратион сошёл на
сушу и исчез вверх по одной каменистой тропинке.
 Герасим сидел рядом с Абу-Шамом и смотрел как переливается песок
совсем ненужно, потому что сейчас гребцы отдыхали.
 И всё же время текло - время, которое было отмерено не этой склянкой,
а Йоаном Стратионом - предводителем, человеком, который один знал, что
нужно делать, чтобы достичь Киликии...
 Со дня бунта они смотрели друг на друга недоверчиво и теперь Герасим
пытался объяснить себе кто из двоих имеет большую вину.
 В чём он мог бы упрекнуть Стратиона? В том, что он сумел вывести их
невредимыми от норманов? Или в тех ударах кнутом? Только несколько
дней прошло с тех пор, а время подтвердило, что он был прав. Удары
плетью были нужны, иначе они бы должны были остаться рабами.

                *****

 Стратион вернулся, ведя караван мулов, нагруженных свежим мясом,
маслинами и хлебом. Два мужчины в короткой одежде сопровождали караван.
Они помогли освобождённым гребцам наполнить бурдюки водой из ближайшего
источника и на прощание один из них - высокий с большой нечёсаной
бородой сказал Стратиону:
 - Каждую неделю будем извещать наших друзей на Карпатосе, а те тебя в
Киликие.
 Гребцы молча глядели и слушали, и ничего не могли понять. Стратион им
казался ещё таинственней.
 А когда остановились на острове Карпатос, в заливе на запад от мыса
Кастело, более двадцати человек встретило Стратиона с радостными
криками,  они размахивали пёстрыми платками,которыми повязывали головы,
и каждый пытался протолкнуться вперёд, чтобы пожать ему руку.
 - Живой, а?
 - А ведь Лонгин рассказывал, что тебя изрубили в Тесалонике.
 - Добро пожаловать, дружище Йоан!
 Они говорили по-гречески на моряцком жаргоне, который был создан
скрещиванием народностей в Леванте, лица их были грубы, но открыты, на
руках виднелись заросшие раны.
 - Снова будет работа для смельчаков! Кровавая борода вернулся...
 - Возьмёшь ли нас, предводитель?
 Стратион удалился с четырьмя пожилыми мужчинами. Они ушли в ближайшую
маслиновую рощу и долго разговаривали. Когда он вернулся на корабль,
лицо его было мрачным и замкнутым.
 Он только сказал:
 - Нужно потесниться, чтобы принять моих друзей с этого острова.
 Шумная группа принесла на дракар особенную весёлость и шутливость.
Люди были одеты по-разному - одни как моряки и рыбаки, другие в
какие-либо остатки от военной одежды. Каждый надел на себя что-то
пёстрое - или шаль, или шелковую рубашку, грязную, но всё-равно ярко
зелёную или огненно-красную. Они были обвешены оружием, которое можно
встретить на разных краях побережья - короткие норманские мечи с
широкими лезвиями, ромейские боевые топоры, длинные персидские кинжалы.
Один даже повесил на плечо стальной миланский лук.
 Когда подошла их очередь сесть на вёсла, дракар поплыл быстрее. Да и
только по способу гребли было видно, что эти мужики выросли среди моря.
 Стратион не отрывался от руля.
 Пересекли залив Аталию и подошли к Селевкии.
 Здесь пограничная ромейская охрана была зорче, но и теперь, как и во
время всего пути через Архипелаг, дракар не обращал никакого внимания
на знаки огнём или знамёнами, которые ему делали с островов и с берегов.
 Два раза военные дромоны пытались их догнать, они плыли некоторое
время за ними,но видя,что чёрный корабль быстро удаляется и ускользает
от них, отказывались от преследования.
 Когда вошли в левантийские воды, Стратион распорядился поднять на
мачте большой жёлтый треугольник.
 Жёлтый треугольник с нарисованным в середине чёрным львом - был
знаменем армянского князя Тороса, под которым плавали десяток быстрых
парусников и две галеры - флотилия "Киликийских наёмных моряков".
 Только жёлтого треугольника было достаточно - кто увидит издалека
чёрного льва?
 И кто узнает, что знамя сделано из грязной жёлтой рубашки?

               
                Продолжение следует...


Рецензии