Лекция 20 о Ветхом Завете в Йельском Университете

ПРОФЕССОР КРИСТИНА ХЭЙАС :      Когда Навуходоносор Вавилонский сжёг храм и разрушил Иерусалим, первоначальной реакцией жителей была всепоглощающая скорбь и печаль, которые переданы в основном в Книге Скорбных Песнопений.
Она представляет собой небольшой сборник панихид, оплакивающих потерю Иерусалима, словно смерть любимого.  Авторство традиционно приписывается Иеремии. В самой Библии указание на сей счёт отсутствует - просто с давних пор считается, что это написал Иеремия.
 Наверное, причиной тому стало то обстоятельство, что Иеремия представляется самым сентиментальным из всех пророков, склонным выражать свои внутренние переживания, скорбь и печаль, а также и то, что он был непосредственным очевидцем разрушения Иерусалима.
  В этом произведении отсутствует реальное логическое развитие идей в первую очередь потому оно структурировано искусственным образом. Из пяти глав  четыре состоят из акростихов.   Это означает, что каждый стих, а иногда и серия стихов, начинается со следующей буквы алфавита в последовательности. Таким образом, в главе 3 у вас есть три стиха, начинающиеся на одну букву алфавита. Но такого рода структура акростиха  придаёт поэме некоторое формальное единство, в то  время, как она не имеет единства логического или логического развития.   Было отмечено, что эта форма особенно подходит для выражения горя, потому что оно слишком глубокое или слишком всеохватывающее, чтобы быть логичным.
Плач по Иерусалиму напоминает плач Давида по Солу.  Скорбящий подчёркивает контраст бывшего цветущего состояния  умершего с его нынешним печальным состоянием.   
 В Древнем Ближнем Востоке часто встречаются подобные плачи об уничтожении городов, причиной которых считается решение божества покинуть город. 
В плаче эмоционально передаётся скорбь и страдание, сопровождающие окончательное разрушение города:
 "Увы!
     Одиноко стоит город
     Некогда наполненный людьми!
     Она, некогда великая между странами
     Стала как вдова;
     Принцесса между государствами
     Превратилась  в раба. "
 
( Названия  Израиль и Иерусалим в английском языке относятся к женскому роду.  В курсе лекций, для того чтобы не сбивать с толку читателей, я перевожу их привычными для русского языка "он", хотя в подлинном тексте Кристина Хэйас  относительно вышеупомянутых  названий употребляет  местоимение "она."  (прим. перев.))

  Гл.4: 
    "Увы!
    Золото притупляется,
     Портится чистое золото,
     Священные камни рассыпаны
     На каждом углу улицы.
    Драгоценные чада Сиона;
     Некогда ценимые как золото -
     Увы, теперь приравнены к глиняным горшкам,
     Сделанным руками гончара!
     Даже шакалы  грудью
     Вскармливают свой молодняк;
     Но Мой несчастный народ ожесточился,
     Как страусы  в пустыне.
    Языки младенцев прилипают
     К их нёбу  от жажды.
     Маленькие дети просят хлеба;
     Никто не даёт им ни кусочка.
     Те, кто  на пирах вкушали лакомства,
     Лежат голодные на улицах;
     Те, кто возрос в роскоши
     Оказались у мусорной кучи.
    Вина Моего несчастного народа
     Превысила беззакония Содома,
     Который был свергнут в момент,
     Без единого прикосновения к нему.
     Ее избранники были чище снега,
     Белее, чем молоко;
     Их конечности были краснее, чем коралл,
     Их тела были подобны сапфиру.
     Теперь их лица чернее сажи,
     Их не узнают на улицах;
     Их кожа сморщилась на их костях,
     Она стала сухой, как дерево.
     Лучше тем, кто были поражены мечом
     Чем заморенным насмерть голодом,
     Которые  зачахли, [как будто] раненные смертельно,
     Из-за отсутствия пропитания на полях.
     Своими руками, сострадательные женщины
     Готовили пищу из своих детей;
     Таковым стало пропитание
     Моего несчастного народа в этом лютом несчастье."

Поэт, похоже, принимает стандартную Второзаконническую интерпретацию событий, подразумевающую страдание как наказание за грех, и потому поэт вторит заунывно о грехе и нечистоте Иерусалима, которые навлекли на него это бедствие. Говоря "их грехи превысили беззакония Содома" поэт пытается оправдать жестокость Бога.   Поэт избирательно обвиняет продажных священников и пророков.  Он жёстко критикует идеологию непоколебимости Сиона.    Бесчисленные грехи Израиля вызвали гнев Яхве, под влиянием которого он полностью уничтожил Иерусалим.
Описания гнева Яхве,  всё пожирающей ярости, представляют собой самую мощную и самую жестокую поэзию в еврейской Библии. Они, как правило, переключают внимание от вины людей, чтобы  сосредоточить его на их страданиях. Дети умоляют дать им хлеба, потому что умирают от голода, женщины изнасилованы, мужчины унижены. В главе 3, поэт переключается на повествование от первого лица, и Иерусалим говорит как слуга, которого преследует,  унижает и бьёт разгневанный до безумия хозяин.
 Глава 3 [В.В. 1-11]:

     Я человек, который познал страдания
     Причинённые жезлом гнева Его;
     Мне, что ехал и ехал
     В беспросветной темноте;
     На одного лишь меня Он обрушивает Свою руку
     Снова и снова, не переставая.
     Он содрал с меня плоть и кожу;
     Он раздробил мои кости.
     Всё вокруг меня Он обратил
     В нищету и горести;
     Он заставил меня жить во тьме,
     Как давно умерших.
     Он замуровал меня, и я не могу вырваться;
     Он опутал меня цепями.
     И когда я плачу и умоляю,
     Он затыкает мне рот;
     Он преградил мне путь тёсаными блоками,
     Он превратил мой путь в лабиринт.
     Он словно медведь охотящийся на меня,
     Лев в засаде;
     Он атаковал меня на моём пути, и искромсал меня,
     Он оставил меня в оцепенении."

    В другом трогательном абзаце поэт описывает, как Бог отказывается слушать мольбы Израиля. Он уже не может простить, и ему остаётся только наказывать.  Гл. 3:42-45:

   "Мы грешили и бунтовали,
     И Ты не простил.
     Тобой овладел гнев, и  Ты преследовал нас,
     Ты убивал без жалости.
      Ты укрылся от нас  тучей,
     Через которую ни одна молитва не может пробиться.
     Ты превратил нас в грязь и мусор
      Среди народов."

Итак, Бог наотрез отказывается даже выслушать мольбы Израиля.  Здесь ударение перемещается с виновности Израиля на его ужасные страдания и жестокосердие Бога.

Поэма заканчивается мольбой о примирении в гл. 5:19-22.

  " Но Ты, Господь, возведен на престол навечно,
     Престол Твой непоколебим на протяжении веков.
     Почему Ты совсем нас забыл,
     Оставил нас на все времена?
     Прими нас, Господи, к Себе,
     И позволь нам вернуться;
     Обнови дни наши, как издревле!
     Ибо, воистину, Ты отверг нас,
     В страшной ярости  против нас.
     Возьми нас, Господи, к себе,
     И разреши нам вернуться;
     Обнови дни наши, как прежде!"

Плач представляет один из ответов на падение Иерусалима.   Он отражает подавляющее чувство потери, горя, страдания, чувство шока от того как  Бог с ними поступил,а также желание вернуться, стремление к обновлению и примирению.   Последующие  за разрушением двести лет окажутся  очень критическим, переходным периодом.    Израильская литература этого периода отражает борьбу философской и религиозной мысли  с разрушительным воздействием на неё факта уничтожения государства.
Как можно объяснить эти катастрофические события? Мы уже видели ответ Второзаконнической школы. Израиль коллективно наказан за идолопоклонство. Мы видели, что история просто отражает правосудие на национальном и международном уровне в данном представлении.
 Мы также видели  ответ Иезекииля. Он продвигал идею продолжения отношений с Богом в изгнании и ожидал фантастической реставрации и реконструкции человеческой природы.
Мы видели реакцию Второисайи, который подчеркивает всеобщее значение страдания Израиля, вселенскую миссию Израиля.  По мнению Иезекииля и Второго Исайи, страдания Израиля имеют определённую цель в божественном плане. Оно необходимо. Израиль нуждается в очистке и искуплении, и это подготовит его к новой роли в мировой истории.
Но есть также и другие ответы, и они найдены в материале, который собран в третьей части еврейской Библии. Этот раздел обозначается как Ктувим, что на иврите означает просто "писания".               
 Это своего рода всеобъемлющий сборник. И заключительная часть курса будет посвящена  этому третьему разделу: Торе, Невииму или пророкам и  Ктувиму, то есть Писаниям.
В следующий раз мы коснёмся вопроса о датировке работ, которые находятся в третьей части Писаний, а пока отметим только, что хотя некоторые из книг в третьей части Библии, возможно, относятся к периоду до изгнания, они стали каноническими, авторитетными для общины в после изгнаннический период и, следовательно, служат призмой, через которую можно рассматривать и изучать историю Израиля.
Сегодня  мы приступим к рассмотрению трёх книг, которые называют  литературой мудрости или традицией мудрости в древнем Израиле.  Этими книгами в еврейской Библии являются Притчи, Иов, и Экклезиаст.
Израильская литература мудрости принадлежит к более широкому наследию или традиции древнего Ближнего Востока.   Почти нет в библейской литературе мудрости текстов - если не брать в расчёт её монотеизм - которые не имеют аналогов в литературе мудрости Египта или Месопотамии.
Литература мудрости древнего Ближнего Востока характеризуется воспеванием человеческого разума, направленного на понимание мира, общества.   Она, как правило содержит традиционные советы - советы, которые были найдены, испробованы и подтверждены. 
Она несколько индивидуально ориентирована, но в то же время достаточно универсальна и гуманна в своей ориентации.             
 В соответствии с этим стилем,  литература мудрости израильтян на самом деле не фокусируется на определенном историческом периоде Израиля.  Она говорит об общем состоянии человека. Она ни в коей мере не претендует на божественное откровение, не ссылается на то, что,  это было передано пророком или Моисеем. Это просто наблюдения мудрости, советы и рекомендации, которые могут быть критически рассмотрены, подтверждены критике или оспорены опытом.
Опять же, если вы просто откроете Книгу Притчей и почитаете что-нибудь из неё и взгляд ваш не наткнётся  на слово "Яхве", вы просто  не отличите её от произведения месопотамской или  египетской литературы мудрости.
Еврейское слово мудрости -  обозначается словом "Хокма" - буквально означает мастерство и, вероятно, относится к мастерству жить хорошо или жить должным образом.
Существуют различные типы материала мудрости.  Ученые классифицировали его как три основные категории.  Мы могли бы обозначить их как : (1) клановая или семейная мудрость.
Это материалы, как правило, имеющие общий смысл -  афоризмы и заметки, наблюдения, те вещи, которые являются общими для всех культур. Они разбросаны по всей еврейской Библии, но большинство из них содержатся в Книге Притч.
Так, например, Притчи 15:17: «Лучше пища из овощей, где есть любовь, / чем из откормленных быков, где есть ненависть». Это такая вещь, которую вы можете услышать от вашей бабушки. Гл. 20:14: "Плохо, плохо, говорит покупатель, / Но отойдя, он поздравляет себя".  Гл. 26:14 Или: «Дверь ворочается на шарнире, / А ленивый человек на своей кровати", и ни один из них в конце концов никуда не попадает..  Гл. 25:25: "Что холодная вода для пересохшего горла / то добрая весть из дальней страны."   
Мы классифицируем эти афоризмы как  семейную, родительскую мудрость. Они звучат, как будто произнесённые из уст родителя, обращающегося к сыну.
Вторая категория  это то, что мы называем придворная мудрость.  Большинство образцов этого вида дошло до нас из Египта, в котором эта мудрость изобиловала для удовлетворения потребности  двора. Она представляет собой бюрократические и административные советы,  советы для успешной карьеры, инструкции, как блюсти приличные двору манеры или  соблюдать такт, как быть дипломатичным, как хорошо жить и процветать - практическая мудрость.
 Так, например, Притчи 24:27: "Приведи свои внешние дела в порядок / Приготовься к тому, что тебя ждёт на поле сражения, / После этого построй себе дом." 21:23 Или: "Кто хранит уста свои и язык / Оберегает себя от неприятностей," 11:14, "За неимением стратегии армия терпит поражение, / Но за хорошим планом приходит победа", или 12: 1, "Тот, кто любит дисциплину, любит знание; / Тот, кто отвергает порицание, тот  дикарь."
 Третьей категорией литературы мудрости является то, что мы могли бы назвать  свободными экзистенциальными раздумьями или исследованием критических проблем человеческого бытия, и я буду говорить об  этом гораздо более подробно, когда мы перейдем к Книге Иова.   
   Все эти типы литературы мудрости, как правило,  являются очень универсальными, гуманистическими  и не историческими.  В ней не говорится конкретно об израильтянах. Там нет упоминания об Исходе, Синае, Моисее и его договоре или любых иных рассказов об Израиле.   К тому же эти тексты мудрости имеют огромное количество  параллелей в  других древних культурах Ближнего Востока.
Иногда кое-кто пытается  привязать идеологически литературу мудрости к вере в Яхве.
Однако библейская мудрость, как и мудрость древнего Ближнего Востока, обычно основывала  нравственность на общем понятии благоразумия, а богобоязненность - также  не конкретным образом, вне всякой связи с каким либо договором, заключённым с Господом.
Итак, рассмотрим Книгу Притч  более подробно. Притчи является классической книгой мудрости. Она содержит некоторые очень древние материалы.   Несмотря на то, что книга, вероятно, достигла своей окончательной формы только в пост изгнаннический период, большая часть её, конечно, гораздо старше. Есть много общего между Притчами и египетской и ханаанской литературой мудрости, так что логично будет предположить, что Израиль почерпнул  материал из более древней и широкой традиции.
Главной целью Притчей является, кажется, привитие мудрости в качестве средства для общественного спокойствия и счастливой жизни. Молодые люди должны научиться управлять своими импульсами.
Нужно вести продуктивную и осмысленную жизнь.    Многие из основополагающих принципов призваны воспитывать сыновей,  о дочерях нет никакого упоминания, и большая часть материала из первых девяти глав носит определённо  педагогический  характер, и его можно сравнить с достаточной уверенностью с некоторыми египетскими писаниями третьего тысячелетия - египетским учением Amenemopet или Вавилонскими Советами Мудрости, и мы обнаружим огромное количество параллелей между этими работами.
В первых девяти главах  молодых людей предостерегают от соблазна иностранными женщинами, и  призывают следовать мудрости. И мудрость здесь почти ипостазирована, и изображена как атрибут или качество, которое воплощено в конкретную человеческую форму.
Мудрость изображается как добродетельная женщина, которая обещает понимание и совет.
 Эта женщина представлена как первозданная.  И мудрость, опять же, изображается как  женщина, помогавшая Яхве в создании  или, вернее сказать, в упорядочении Вселенной. Мудрость была с Богом.
 В притчах ценится упорный труд и усердие, и они предостерегают от чрезмерного сна, секса и вина. Притчи рекомендуют честность в ваших делах,  доброту,  верность, беспристрастность, трезвость, смирение, сдержанность, и искренность. Богатство очень хорошо, но не за счёт спокойствия и мира.
Мудрые поговорки, которые находятся в Притчах, как правило, представляют собой короткие двухстрочные предложения, в которых вторая линия является в некотором роде параллелью к первой. Некоторые ученые классифицировали различные виды параллелизма, обнаруженные в книге Притчей, и выделили три основные формы.
  Например, синонимический параллелизм, где вторая строка является в сущности синонимом к первой -  в Притчах гл. 22:01. Это является классической чертой библейской поэзии вообще. Мы увидим её в псалмах.  "Доброго имени больше должно желать , чем большого богатства /  А уважение ( параллель с добрым именем), лучше, чем серебро и золото," (параллель большому богатству. Таким образом,  первая и вторая строки  синонимичны.
В  параллелизме -антитезе  две линии формируют сбалансированную пару противоположностей, как мы видим в Притчах гл. 10:1, "Мудрый сын радует отца / а глупый сын горе его матери."
Когда вторая строка завершает мысль первой, мы называем это восходящий параллелизм. 
Он представлен в Притчах  гл. 11:22, " Подобна золотому кольцу в пятачке у свиньи /  женщина красивая, но лишённая разума."
Еще одной особенностью Притчей является то, что сама мудрость устанавливается как религиозное понятие  и представлена  как религиозная ценность. Притчи пытаются связать мудрость с благоговением перед Богом и послушанием Богу.
В Притчах  гл. 1:7, "Страх Господа ( или благоговения)  есть начало мудрости [знания]. Глупцы только презирают мудрость и наставление", или в главе 3:5-8: "Надейся на Господа всем сердцем своим, / и не полагайся на разум свой. "       Мудрость охраняет от зла.  Мудрый принимает страдания,  которыми Бог вразумляет его. Таким образом, в Притчах гл.  3:12 говорится: «Ибо Господь вразумляет того, кого любит / Как отец, наставляет сына, в котором души не чает."
 Имейте это ввиду, когда мы приступим к Книге Иова, потому что, по моему мнению, Книга  Притчей пропитана непоколебимой уверенностью в том, что праведные и грешники получат ровно то, что они заслужили в  этой жизни.  В ней оптимизм граничит с благодушием.
Божье провидение и справедливый, нравственный миропорядок, являются аксиомами,  не требующими доказательств и не подлежащими пересмотру.   Дела мудрого человека хороши и принесут ему счастье и успех. Дела злые являются глупостью, приводящей к провалу и гибели. Основная идея заключена в том, что по-настоящему мудрый человек знает, что мир, в сущности, является когерентным и обладает изначальной этической обусловленностью. Существует четкая система наград и наказаний.
Притчи гл. 26:27: "Кто копает яму, тот упадет в нее / и камень вернется на того, кто его покатил. Гл. 13:06 Или: "Праведность защищает того, чей путь непорочен; Зло разрушает грешника."               
  Если страдают праведники, то их в настоящее время наказывает или наказывал Бог так же, как сына  дисциплинирует его отец.  Он не должен отвергать  это наказание, он должен его приветствовать.
Это утверждение  фундаментальной справедливости мира, заключающейся в том, что силы мудрости или страх перед Господом гарантируют успех, и безопасность,  было одним из направлений  древней мысли израильтян. Оно достигает кристаллизации в Книге Притч.
Она служила в качестве ответа или объяснения катастрофы, постигшей нацию. Мы видели это в труде  Второзаконнической  школы,  которая не желала отказаться от идеи Бога, контролирующего историю, и предпочитала выводить  страдания и бедствия нации из её греховности.   Лучше   винить в его бедах страдающий Израиль и не затрагивать  Бога и божественную систему карательного правосудия.
Однако, эти общепринятые  шаблонные благочестия были  оспорены двумя замечательными библейскими книгами мудрости: Книгой Иова и Книгой Екклесиаста.   В книге Иова мы находим идею, что страдание не всегда  является карательным и не всегда является признаком неправедности. 
  Оно не всегда объяснимо.  В Книге Иова мы встречаем первую из нескольких попыток ниспровержения  фундаментальных библейских принципов.
  Мы не знаем точное время написания Книги Иова. Очень похоже, что оно было не ранее шестого века (Д.Н.Э.)   Однако многие учёные не согласны с этим,  потому что многие части книги отражают очень древние традиции.   
Эта книга читается очень тяжело.  Я думаю, это потому, что её выводы - в той мере, в какой мы можем принять их за выводы -  они, кажется, не считаются с некоторыми основными религиозными  убеждениями. 
Вам придётся напрячься, чтобы воспринять обвинения Иова против Бога серьезно. В конце концов, рассказчик дает понять, что Бог принимает их всерьез. Бог нигде не отрицает обвинения Иова и, по сути, в одном месте повествования Бог сказал, что Иов говорил по-настоящему. Поэтому независимо от того, какую неловкость вас заставит  испытывать Иов, вы должны понимать его требования, и не осуждать его.
  Иов намерен оспорить оптимистичное общепринятое благочестие, воплощённое в Книге Притч. Он собирается оспорить существование изначального нравственного миропорядка. 
Вопросы, поднимаемые в этой книге, двоякие: во-первых, почему Бог допускает вопиющую несправедливость и незаслуженное страдание, и зло существуют в мире; а во-вторых, останутся ли люди добродетельными, когда будут мучиться и страдать.   Другими словами,  потому ли только люди праведны, что Бог вознаградит их за это, или они праведны из-за внутренних ценностей, присущих праведности? Таковы два вопроса.
  Литературно книга состоит из двух основных элементов: прозаического повествования, которое служит основой для книги  (это главы 1 и 2, а затем возвращается в главе 42 в конце книги). В  это  прозаическое обрамление вставлен большой поэтический раздел.
 Это и есть два основных литературных компонента.
 В основу повествования положено описание  жизни безукоризненного праведника по имени Иов, страдающего от ужасающих бедствий.  Такой сюжет был, вероятно, стандартным для древних ближневосточных сказок.  Описанные события происходят не в Израиле, а в Эдоме, и действующие лица не являются израильтянами.   Иов,  восточным магнат, живет в стране Уц, и не является израильтянином.  Но  израильский автор использовал эту старую легенду Древнего Ближнего Востока, легенду о человеке по имени Иов в своих целях.
Имя Иов, которое на иврите произносится, iyyov,  айов, двухвалентно по смыслу. Это может означать «враг» на иврите, путем изменения гласных;  корень слова означает враг, или, если взять его в арамейском, это может означать «тот, кто раскаивается", "раскаявшийся". И, как мы увидим, название будет уместно в обоих смыслах по мере развития сюжета.
В главах 1 и 2  находится повествование в прозе в виде пролога о благочестивом и процветающем Иове и его разорении, которое является результатом сложной дилеммы, которая ставится перед Богом. 
 В конце этого пролога (в конце гл.2) у Иова появляются три друга, которые пришли сидеть с ним молча в течении семи дней.
Молчание длится не очень долго, потому что мы продвигаемся в большой поэтической раздел, который простирается от главы 3 до главы 42, стих 7.
  Рассмотрим пристальнее поэтический раздел: Сначала мы видим диалог между Иовом  и его тремя друзьями, растянувшийся от гл. 3 до гл. 31, стих 40.  Его можно разделить на три  цикла речей, каждый из которых открывается Иовом, то есть каждый цикл открывается речью Иова, а за ней следуют стандартные речи его друзей.
   Во-первых, Елифаз отвечает Иову,  затем Вилдад отвечает Иову, а затем Софар.
Таким образом, мы видим модель из шести речей, но на самом деле в третий раз ответ Софара опущен, и это отклонение говорит о том, что Иов обладает правом первого и последнего слова. В гл. 29 - 31 находится его  заключительная речь.
Поначалу друзья пытаются утешить Иова и объяснить его страдания, но они становятся все более грубыми, в конечном счете доходят до холодного презрения к состоянию Иова.  Закрывается этот раздел длинной речью Иова (гл. 29 до 31). Он оплакивает потерю своей прошлой, приятной жизни. Он отстаивает свою невиновность, он умоляет Бога ответить ему.
 Тогда  появляется не упоминаемый ранее четвертый друг Илия. Он выдаёт четыре речи (гл. 32 до 37). Он увещевает Иова; он защищает Божью справедливость, а затем следует поэтический дискурс между Богом, который ставит ряд риторических вопросов,  и Иовом, который начинает каяться.
 И это раздел также можно разделить на четыре части, как речь Илии: две длинные речи Господа и две коротких - Иова.
И наконец, мы видим эпилог в прозе, который оправдывает Иова.  Бог осуждает друзей Иова, и в дальнейшем мы видим нечто вроде хэппи энда, в котором Иову возвращается его состояние и он мирно почил в бозе.
Итак, давайте рассмотрим  содержание.   История начинается представлением нам Иова.   
Он, как говорят, человек непорочный, справедливый, богобоязненный и сторонящийся зла  (глава 1, стих 1). Таким образом, нравственная добродетель и невинность Иова устанавливается в  начале повествования как неоспоримый повествовательный  факт. 
 И все же Иову предстоит стать жертвой вызова, брошенного "сатаной" на небесном совете. Слово  сатана, конечно,  употреблено не в смысле  дьявола. Такого понятия нет ещё в еврейской Библии.    Выражение «Сатана», встречается несколько раз в еврейской Библии: здесь, в Числах гл. 22 и в книге пророка Захарии Гл. 3.
  "Сатана" - это просто член божественного совета, являющийся одним из фаворитов Бога,  функция  которых заключается в расследовании дел на земле, и он выступает в качестве своего рода прокурора.
Он должен привлечь злодеев к ответственности. И только в более поздней еврейской и особенно в  христианской мысли термин теряет определенный артикль - из "сатаны", означающего "прокурор" по существу,  "Сатана" становится именем собственным и означает  "враг" или "соперник Бога".
 Эта более поздняя концепция сатаны  развивается как средство объяснения зла, не приписывая его Богу, но здесь он играет другую роль. Он работает на Яхве, и когда Господь похвалил своего благочестивого слугу,  ангел-прокурор, как и требует его должность, заинтересовался: так ли уж искренне благочестие Иова.    Может быть, оно мотивировано личными интересами. Так как он благословлен такой удачей и процветанием, конечно, он будет благочестивым и праведным, но столь ли крепким будет его благочестие в скорби и страдании?    Не будет ли он проклинать Бога в лицо, когда лишится своего богатства?  Вы заметите, когда будете читать эвфемистическое использование "благословлять Бога", а не "проклинать Бога". Древние авторы не хотели, употреблять "проклятие Бога", так  что они написали: "Благословлять Бога", но мы должны понимать, что это эвфемистический  способ избежать написания "проклятие Бога." 
  Итак, не проклянёт ли он Бога в лицо? Бог совершенно уверен, что благочестие Иова не поверхностно, оно  не вызвано желанием вознаграждения, и он позволяет сатане подвергнуть Иова испытанию.
 Дети Иова убиты, скот и всё имущество уничтожены, но ответ Иова в главе 1:21  вполне достойный: "Наг я вышел из чрева матери и голый  вернусь; Бог дает и Бог забирает, Да будет имя Господа благословенно."
Рассказчик затем добавляет в стихе 22, "Во всем этом  не согрешил Иов или вменил ничего хулительного  Богу ". И в гл. 2:3 Бог снова хвалит Иова, говоря сатане: "И все же он держится за свою веру,   хотя ты и побудил меня уничтожить его ни за что."  И сатана предлагает увеличить страдания Иова, и Бог соглашается при условии, что жизнь Иова будет сохранена.
Тогда сатана поражает тело Иова ужасными болезненными язвами, пытаясь сокрушить его дух.  Жена Иова приходит в ярость: "Ты все еще держишься за свою веру? Благослови Бога",  то есть прокляни Бога "и умри", глава 2:09.    Но тем не менее, Иов не будет грешить, он не будет проклинать Бога, он предпочитает остаться добродетельным и отвечает:  "Разве мы будем принимать от руки Бога только добро, а  зло от его руки будем отвергать?"
Так что на первый взгляд может показаться, что Иов принимает свою горькую судьбу.
 Но обратите внимание: после первого круга страданий, рассказчик заметил, что «во всем этом не согрешил Иов устами своими и ничего сомнительного  не произнёс в адрес Бога", но теперь он просто замечает: «Во всем этом не согрешил Иов устами своими .»   Устами, возможно, нет,  но  что он испытывал в сердце своем к Богу?
Если бы мы сразу перешли к заключению повествования,  к выводу, в гл. 42:7, мы бы обнаружили, что Иов получил полную награду за его терпение и стойкую лояльность, и его семья, его имущество будут возвращены к нему дважды.   
  Сам по себе этот рассказ отражает ценности и общепринятое благочестие литературы мудрости и Второзаконнической школы.  Однако, этот рассказ не стоит особняком.      
Анонимный автор работы использует эту  более раннюю легенду о праведном  Иове  в качестве основы для своих целей,  и чувствуется намёк в конце пролога, что Иов, возможно, начинает роптать, ощущая обиду на Бога, на это  указывает следующий обширный поэтический диалог.
В нём показаны обвинения Бога Иовом.  В раздражении и ярости Иов обвиняет Бога в грубом нарушении миропорядка и в конце концов  вообще отрицает существование морального порядка. 
Таким образом, читать Книгу Иова довольно интересно, потому что два вида материала в книге - проза и поэтический диалог в середине - создают драматическое напряжение.  К тому же сплетённые воедино, они дополняют друг друга, и один создаёт контекст для другого.
Наше восприятие обвинений друзей Иова в поэтическом диалоге - наше отношение к их словам определяется утверждением текста о том, что Иов невиновен. Это неоспоримый повествовательный факт и, поскольку праведность Иова не подлежит сомнению, следовательно друзья Иова лгут, когда говорят,  что Иов, должно быть, страдает  за свои некоторые скрытые грехи. И мы знаем, что утверждения  Иова о том, что он не заслужил страдания,  истинны.
Мы будем повторять некоторые из аргументов, которые выдвинуты в поэтическом ядре книги, и  полезным путеводителем по аргументам - среди множества комментариев к Книге Иова, мне кажется, самым лучшим, с точки зрения  анализа аргументации собеседников Иова -  является  работа Эдвина Гуда.
Хотя Иов не проклинает непосредственно  Бога в своей первой речи, он проклинает день своего рождения.   И в абзаце, который неоднократно упоминает Создание, Иов, по существу, проклинает все, что Бог совершил как создатель вселенной. Он жалеет, что не мёртв, и в этот момент он даже не спрашивает, почему это с ним случилось, он только спрашивает, почему он должен оставаться живым, если он предпочитает смерть.
Ответ Елифаза длинный и сложный. Он, кажется, поддерживает Иова, пока не вводит новый элемент в обсуждение - элемент правосудия.   Иов не упоминал вопрос о правосудии до этого момента, но Елифаз говорит: "Подумайте теперь, было ли когда, чтобы невинный человек пострадал? / Где вы видели, чтобы невинный был уничтожен? / Как я видел, те, кто вспахивает / и сеет зло, всегда  пожинают их ", глава 4:7-8.
 Елифаз излагает Иову стандартное положение библейской литературы мудрости, взятое за образец книгой Притч и заключающееся в вере в божественную систему карательного правосудия - что наказания без вины не бывает. По определению не может быть никаких незаслуженных страданий.   Подразумевается то, что Иов заслужил эти страдания - мысль, которая, видимо, не пришла в голову Иову - и вопрос о незаслуженных страданиях будет доминировать в дальнейшей дискуссии.
Вторая речь Иова очень беспорядочна.   Она полна дикими противоречивыми выражениями, которые обусловлены шоком, болью, яростью, которая его абсолютно подавила. Его, кажется,   впечатлила фраза Елифаза, в которой тот связывал страдания  Иова с каким-то грехом, и поэтому он  обращается к Богу напрямую. Он признает, что он не совершенен, конечно, но утверждает, что не заслуживает такого наказания.
В главе 8 мы читаем бестактную и грубую речь Вилдада: "Будет Бог совращать правого? / Будет Вседержитель искажать справедливость? / Если сыновья твои согрешили пред Ним, / Он убил их за их грехи", 8:3-4.  Другими словами, Бог совершенно справедлив, и в конечном итоге все получают то, что заслуживают. Действительно,твои дети, Иов, должно быть, умерли, потому что согрешили, так что просто взывай к Богу и моли о пощаде.
Подобные дружеские речи приводят Иова к заключению, что Бог, похоже, равнодушен к морали. Сам Бог не следует тем правилам, соблюдение которых он требует от людей.   Гл. 9:22:  "Он разделывается как со злыми, так и с праведными." Когда Иов жалуется: "Он страшно изувечил меня  ни за что", глава 9:17, он повторяет  слова Бога, обращённые к сатане в прологе.  Помните, когда Бог говорит сатане: " ...ты подстрекал меня, чтобы уничтожить его ни за что", и мы подозреваем, в соответствие с этим словесным совпадением, что Иов прав.
Юридические термины доминируют, когда Иов настаивает на том, чтобы обвинения против него были оглашены, а потом бросает контр обвинения в иске, направленном против Бога. Обвинения в недостойным поведением,  в том, что Бог, отвергая свои создания, улыбается  нечестивым, в том, что  подвергает Иова жутким испытаниям, зная, что Иов человек праведный, и это тоже является нарушением общего пророческого литературного жанра, который мы видели:  the riv  или  иск по договору, в котором Бог через своих пророков обвиняет Израиль в грубом нарушении положений Договора и предупреждает о неотвратимости наказания.
Здесь, в книге Иова,  человек обвиняет Бога и все же, Иов соглашается с тем, что так как Бог есть Бог, а не противник человека, отсутствует какая-либо возможность урегулировать их отношения посредством судебного процесса между ними. "Человек не может выиграть иск против Бога", гл. 9:02.
Иов бессилен перед лицом этой несправедливости.
  Всё это выражено  в гл. 10:1-7 Книги Иова:
    "Мне опротивела жизнь;
     Я дам волю моей жалобе,
      Буду говорить в горести души моей.
     Я говорю Богу: "Не осуждай людей;
     Позволь мне узнать, в чём Ты обвиняешь меня.
     Неужели благо для тебя обманывать,
     Презирать творение рук Своих,
     В то время как улыбаешься на совет нечестивых?
     Есть ли у Тебя глаза как у смертного?
     Видишь ли Ты, что и простые смертные?
     Такие ли Твои дни как у смертного?
     Таковы ли Твои  годы как у смертного,
     Что Ты ищешь мои преступления
     И выискиваешь мой грех?
     Ты знаешь, что я не виноват,
     И что ничего  не спасёт от  Твоей руки ..."


    Иов настаивает на своём желание умереть, обусловленное на этот раз не столько его страданиями, сколько крушением его мировоззрения.   Он видит, что божественная власть очень далека от справедливости, и таким образом, подвергается сомнению второе фундаментальное положение Библии.
Но слова Иова,  кажется, лишь раззадоривают его собеседников. Елифаз заявляет, что Иов был грешником. Вилдад  утверждал, что сыновья Иова погибли за свои грехи, и теперь Софар намерен утверждать, что на самом деле Иов страдает даже меньше, чем того заслуживает.   Они не убедили Иова.
Он не согласен с тем, что он грешен или, вернее, что такое наказание  соответствует его греховности. Бог просто несправедлив.    Иов  в этой поэтической части диалога книги вряд ли похож на терпеливого или благочестивого.  Он зол, он агрессивен, он спорит, жалуется и категорически настаивает на своей невиновности.
 В четвёртой речи Иова, которая открывает второй цикл речей, Иов аппелирует к созданию.
Контролирующая Божья сила является произвольной и беспринципной. Она вмешивается в естественный порядок и в человеческие дела, и это само по себе является подрывом картины Бытия, представляющей сотворение, как процесс, целью и венцом которого является человечество.
 Иов требует строгого разбирательства.   Это место в Библии  широко цитируется, однако неправильно переведено - это гл. 13:15: "Он вполне может убить меня, и у меня нет никакой надежды, - но я должен оспорить моё дело перед Ним."
 Иными словами, Иов знает, что он не может победить, но он по-прежнему хочет разбирательства. Он хочет предъявить Богу обвинения в бесхозяйственности. Он намерен заявить свой протест даже при условии, что это не даст ему ничего.
   Обыгрывая звучание своего имени, Iyyov, Иов спрашивает  Бога: «Почему ты скрываешь лице Твое, / И обращаешься со мной как враг?", обращаешься со мной как  с oyev, глава 13:24.
 В своей второй речи Иов полностью ожидает, что будет убит, не казнён, а просто убит Богом и надеется только, что  останутся свидетельства и доказательства его убийства.
 Он говорит в гл.16:18, "Земля, не скрывай мою кровь."
Третья речь Иова подтверждает его желание, чтобы несправедливость в отношении его не была забыта.   " Пусть будут мои слова написаны, пусть они будут выгравированы железным пером и свинцом, навсегда в скале пусть они будут высечены," гл. 19:23-24.
Три речи Иова во втором цикле становятся всё более эмоциональными, и в свою очередь речи его друзей звучат всё более жестоко.
Их утверждение, что страдания всегда являются неоспоримым следствием греха, кажется, служат для них оправданием их презрения и враждебности к Иову.
Теперь он изображается как  всеми осмеянный, униженный, презираемый и оскорблённый.
  Нельзя не видеть в этой характеристике так называемых друзей Иова, острый комментарий к черствости и склонности людей обвинить жертву, направленный на то, чтобы  наша опрятная и удобная картина моральной вселенной, в которой праведные не страдают,  разошлась по швам, как это случилось с Иовом.
Иов открывает третий цикл речей, побуждая своих друзей взглянуть и действительно увидеть его положение, потому что, если они постигнут его, они придут в ужас.
Честное рассмотрение и подход к ситуации Иова  требуют признания того, что Бог применил к нему жесточайшее наказание без каких-либо оснований, и что мировоззрение друзей Иова ложно.               
Иов  открыто утверждает: нет справедливости в распределении благ, нет никакой последовательной или стройной системы морали в этой жизни или любой другой.   Нет, в конце концов, и понятия загробной жизни.
Глава 21:7-26 :

     "Почему беззаконные живут,
     Процветают и богатеют?
     Их дети с ними всегда,
     И они видят детей их детей.
     Их дома находятся в безопасности, без страха;
     Им не страшен и жезл Божий.
     Их дети пляшут.
     Они поют под музыку бубна и лютня,
     И веселятся под звуки трубы;
     Они проводят свои дни в счастье,
     И уходят в преисподнюю в мире.
     ... Как редко светильник нечестивых гаснет,
      Приходит ли к ним бедствие, которого они заслуживают?
     ... [Вы говорите:] "Бог хранит свое наказание для их сыновей";
     Пусть это будет возвращено Ему, чтобы Он мог чувствовать это,
     ... Один человек умирает в крепком здоровье,
     В полном успокоении;
     Его ведра полны молока;
     Мозг его костей сочен.
     А другой умирает озлобленный,
     Никогда не вкусив счастья.
     Они оба лежат в пыли
     И покрыты червями."

Однако друзья не верят Иову; они никак не могут допустить, что и в самом деле праведный человек может быть подвержен ужасным страданиям.
К концу третьего цикла Иов готов и жаждет суда над ним, но он не может найти Бога.
Заключительная речь Иова в третьем цикле фокусируется на теме отсутствия  Бога.
 Бог безответственно оставил этот мир, в результате чего последний задыхается под тяжестью человеческих пороков. Так что из утверждения, что Бог является нравственно нейтральным или безразличным к морали Иов перешёл к скрытому обвинению Бога,  возлагая на  него ответственность за процветание порока. Он его вознаграждает или провоцирует своим отсутствием,  он полностью не способен управлять должным образом. Он одновременно и сам разложился и разлагает других. "Если это не так, говорит он, пусть кто-нибудь обличит меня во лжи и сведёт мои слова на нет."
Тем не менее, даже в глубине своего отчаяния, и, хотя он теперь убежден, что Бог не намерен поддерживать моральный закон во Вселенной,  Иов цепляется за одно понятие: праведность есть добродетель сама по себе, и даже если она приносит никакой награда Иов не откажется от своей праведности.  Столкнувшись лицом к лицу с шокирующим безразличием Бога к добру и злу и с тем фактом, что праведность не приносит никакой награды и зло  не несёт наказания, Иов, хотя и потрясённый, отказывается поддаваться моральному нигилизму. Глава 27:2-6:

    "Богом, который обошёлся со мной несправедливо!
     Шаддаю, кто наполнил горечью мою жизнь!
     Пока есть жизнь во мне,
     И Божье дыхание в ноздрях моих,
     Мои губы не буду говорить ничего плохого,
     И язык мой не произнесет лжи.
     Я далёк от того, чтобы сказать, что ты прав;
     До конца дней своих буду я поддерживать свою позицию.
     Я не откажусь от праведности и не сдамся;
     Я буду свободен от упрека до последнего вздоха."

Эти последние строки воспроизводят слова Бога и сатаны в прологе.  Сатана сказал, что человек не будет держаться за добродетели или праведность перед лицом страданий.
Он отступится от всего  ради своей жизни. Так что это повествование устанавливает или влияет на нашу интерпретацию заявления Иова.    Хотя он теряет свою жизнь, Иов  говорит, что он не отступится от праведности и сохранит свою верность, и  Бог упрекал сатану в гл. 2:03: "Тем не менее он сохранил свою верность, хотя ты уговорил меня уничтожить его ни за что. "
Таким образом, в его темных, самых горьких днях, с разрушенной надеждой на награду  Иов  цепляется за единственное, что у него есть - свою праведность. В самом деле, когда все надежды на справедливое вознаграждение испарились,  тогда праведность становится внутренней ценностью.  Кауфман пишет об этом: "поэт поднимает Иова на мрачную вершину истинной праведности,  лишённой надежды и веры в божественную справедливость."
Или, по словам другого ученого, Моше Гринберга, мы видим здесь " абсолютный  героизм голого   человека, оставленного Богом и друзьями и лишенного ключа к понимаю причины своего страдания, который всё равно сохраняет веру в ценность своей добродетели и в абсолютном долге человека быть добродетельным.   Вселенная отвернулась от него. Можно добавить, он считает, что Бог отвернулся от него -   но Иов несгибаем в утверждении собственного достоинства и трансцендентной ценности бескорыстной  праведности [Гринберг 1987, 285].
  При всех их различиях в стиле и манере, тихий Иов легенды и яростный Иов поэтического диалога, в основном один и тот же человек.      Каждый в конечном счете остается твердым в своих моральных качествах, оставаясь верным праведности, по причине их  истинной внутренней ценности, а не потому что он будет вознагражден.   Иов с горечью  осознаёт,  что вознаграждения действительно не будет.
В конце своей вспышки Иов подаёт в суд на Бога. Он выдает ему повестку и требует, чтобы Бог открыл ему причину его страданий.  Иов произносит ряд клятв, чтобы очистить себя от обвинения в его адрес, с указанием грехов, которые он не совершал, и заканчивает, как и начал, в главе 3, проклятиями дня своего рождения.
Мы ожидаем услышать ответ Бога, но вместо этого мы слышим речь незнакомца, Елия. Он единственный из четырех собеседников, обращающийся к Иову по имени. Он повторяет многие из банальных утверждений друзей Иова. Он намекает вместе с тем, что не все страдания посылаются в наказание. Он также даёт понять, что созерцание природы элементов может открыть ум к новому осознанию Бога, и в этих двух отношениях, речь Елии перемещает нас к Божьему ответу.
Таким образом, в момент кульминации Бог отвечает Иову  экстраординарным Богоявлением.
 В главе 38 Бог говорит сквозь бурю или вихрь, "Кто это чернит совет, ничего толком не ведая", имеет ли он ввиду Иова,, Елию, трое друзей, или их всех? Бог услышал достаточно, настала его очередь задавать вопросы, ответы на которые явно подразумеваются, это риторические вопросы:
"Где вы были, когда я заложил основы земли?
     Говори, если знаешь.
     Ты знаешь, кто установил её размеры
     Или кто измерил её линии? "
     Ты, Бог.
     "... Вы когда-нибудь начинали рассвет,
     Назначили заре место ее,
     ... Вы проникли в источники моря,
     Или шли в исследование бездны?"

Ни один человек не делал этого. И Бог продолжает задавать эти риторические вопросы относительно животных, их возможностях и силе, однако не совсем понятна цель этих вопросов.
Чувствуется, что они не имеют значения.   Иов поставил несколько очень сущностных и  конкретных вопросов Богу. Почему я страдаю?  Есть ли закономерность в существовании?  Существует ли образец жизни?  Является ли отказ Бога ответить на эти вызовы способом сказать что, нет ответа на эти вопросы? Или это способ Бога сказать, что справедливость находится за пределами человеческого понимания? Или это Богоявление Бога через природу и акцент на Создании являются  скрытым нападением на фундаментальное понятие израильской религии, что Бог постигается и проявляется через его взаимодействие с людьми, его награды и наказания в историческом времени?
Вспомните, что монотеистическая революция, как правило, понимается как осуществление скачка от мифологических представлений о богах как неотделимых от различных природных сил, ограниченных мета-божественными силами и  космическими силами.
Библейский Бог не был ещё одним богом природы древнего Ближнего Востока или Ханаана, но совершенно трансцендентной силой - он предполагается таким во многих частях Библии - он проявляется не через не произвольные и повторяющиеся циклы природы, но через Его собственные не повторяющиеся действия в историческом времени. Такой взгляд на Бога является гарантом всей системы божественного карательного правосудия.
Только по сути своей хороший Бог, который превосходит и никак не ограничен физическими природными силами может устанавливать и приводить в действие систему карательного правосудия, инициируя наказания и вознаграждения в ответ на действия человека во времени.
Предполагает ли автор Иова, что история и  все события  происходят с праведными и неправедными не посредством откровения? Является ли Бог богом природы, проявляющимся в повторяющихся циклах природного мира, а не в непредсказуемой и не когерентной  сфере человеческой истории и событий? Если это так, то это третье фундаментальное библейское положение, которое подверглось радикальному пересмотру.
Поэтому мы обратимся теперь к прямой речи Бога, обращённой к  Иову в гл.  40:8: "Ты подвергаешь  сомнению мою справедливость? / Ты обвиняешь Меня, утверждая, что правда на твоей стороне?" Бог, я думаю, теперь вникает в суть вопроса: Твои друзья, Иов,  были неправы, они осудили тебя. Они приписали тебе грех для того, чтобы ощущать себя правыми.  Но ты тоже ошибаешься, осуждая  Меня и приписывая порок Мне, для того чтобы ощущать себя  правым.
Друзья Иова допустили ошибку, потому что предполагали, что есть  изначально данная система карательного правосудия  в мире, и это предположение привело их к выводу, что все, кто страдает грешны, а это вопиющая ложь. Но Иов также ошибается, если он предполагает, что хотя нет системы карательного правосудия,  такая система должна быть.      Это  то предположение, которое приводит его к выводу, что страдание является признаком равнодушия или нечестивости Бога, а это также является ложью.   
Иов должен выйти за рамки антропоцентризма, характерного для остального Писания и Книги Бытия 1 о сотворении мира, согласно которому человечество является  исключительной целью всего процесса творения.
Божье творение, как, кажется, предполагает книга Иова, бросает вызов таким телеологическим и рациональным категориям.   Короче говоря, Бог не желает, чтобы его  рассматривали как бухгалтера моральных принципов. Идея Бога как морального бухгалтера заключает в себе две основные ошибки: интерпретацию страдания как идентификацию греха или приписывание несправедливости Богу.
 В заключительном слове Иов признаётся, что получил  новые знания непосредственно из рук Бога,  которых ему не хватало раньше, и в результате этого знания Иов раскаивается:   "Потому я отрекаюсь от своего прежнего мнения и смиряюсь, / Будучи всего лишь прахом и пеплом."  Гл. 42:6.
Здесь раскрывается другой смысл имени Иова, "тот, кто раскаивается", и он выступает на первый план.   В чём он раскаялся? Конечно, не в грехе.  Бог не выдвинул обвинения против Иова.
Действительно, он прямо говорит, что друзья  Иова были неправы говоря, что он согрешил.
Но он показал, что вина и невиновность, награды и наказания не являются сутью вопроса, и, хотя Иов давно уже разуверился в том, что нечестивые и праведные на самом деле получают то, что они заслуживают, тем не менее он держался за идею , что в идеале система божьего правосудия должна существовать. И эта  ошибочная идея привело его к тому, что он стал  приписывать  неправедность Богу, и от этой идеи Иов теперь отрекается. С помощью этого нового понимания Бога, Иов освобождается от того, что мы теперь понимаем, как ложные ожидания, поднятые Второзаконническим  понятием договорных отношений между Богом и человечеством, подкреплённых  системой божественного правосудия.
В конце рассказа состояние Иова полностью восстановлено. Бог утверждает, он не сделал никакого зла и общепринятая, безупречная Второзаконническая точка зрения трёх друзей подверглась категорическому осуждению Бога. Он говорит о них: "Они не говорили обо Мне так верно, как раб Мой Иов", гл. 42:7.   Для некоторых  счастливый конец кажется разочаровывающей уступкой  спросу на счастливый конец,  которая представляет собой как бы десерт, который на самом деле противоречит всему  смыслу книги, и все же, я думаю, что концовка великолепна. Это последний в серии поворотов, разрушающих наши ожидания. Страдания приходят необъяснимо, так же необъяснимо на нас снисходит благодать, и да благословенно пусть будет имя Господне.
Бог не пытается оправдать или объяснить страдания Иова, и все же так или иначе к концу книги  наш негодующий, озлобленный, бушующий Иов удовлетворён.   Может быть, он понял, что автоматический  божественный принцип вознаграждения и наказания, соответственно за добро и зло, лишает людей возможности творить добро из  чисто бескорыстных побуждений. Именно только тогда, когда праведность рассматривается как абсурд и бессмыслица и не подразумевает ни малейшей надежды на вознаграждение, именно при таком условии  выбор праведности парадоксальным образом становится значимым, то есть тогда и только тогда она становится и является истинной и единственно возможной праведностью.
Наконец Бог и Иов, как явствует из их речей, приходят к согласию.
Страдания и несправедливость, характерные, а может быть даже неотъемлемые от жизни в данном мире ставили вопросы  перед человечеством на протяжении тысячелетий.   И Книга Иова не дает ответа в смысле объяснения или оправдания страданий и несправедливости, но она  является строгим предупреждением  остерегаться Сциллы осуждения  жертв страдания, считая их виновными, и Харибдой нападок на Бога, предполагая его неправедность.   Моральный нигилизм также не является вариантом, так как наш герой, тоскуя по божественному правосудию, в конечном счете отказывается  от идеи божественного порядка и справедливости, укрепляется в своей собственной внутренней праведности  и выбирает добродетель, основанную на абсолютной бескорыстности.