Малышонок. Из дневника 14. 06. 1985

Вообще - то у меня завтра зачет по химтехнологии…и совсем не лишним было бы заглянуть в свои конспекты, но нет никаких сил сделать над собой такое усилие, просто лежу, просто смотрю в потолок. За окном соответствующая погода, темно, и вот уже час как идет дождь. А ведь только полдень.
Хочется припомнить что то хорошее и немножко грустное. На груди покоится недочитанная книга Дж. Даррела,  здорово он пишет о животных…
Сколько себя помню: все стремилась в детстве завести какую то зверушку, подбирала птиц, сама однажды подстрелила воробья,( нечаянно с рогатки !) и хотела его в клетке содержать, но последний выпорхнул из нее, как только окреп. Никто у меня не приживался. Как то подобрала ласточку, месяц у меня жила, кормила ее усиленно, но она умерла,  потом , уже повзрослев , узнала, что ласточки это насекомоядные птицы, а я ее крупами и хлебом пичкала.. Соседка и подружка, Томка, застала меня в скорбном унынии, с трупиком ласточки в руках, повздыхав, решили устроить похороны. Над бедной ласточкой воздвигли целый мавзолей из мокрой глины, возложили цветы, сидели с траурными лицами. Потом , вижу, Томка не проникается горем до конца, говорю ей: « Плач!». Как она не пыталась, не получилось у нее заплакать, только краснела от усилий…
 
Прошлые зимние каникулы я провела в селе у мамы. В одно утро, выйдя во двор, слышу мамин голос, чем - то возмущающийся. Оказывается, у нее крольчиха привела маленьких, и как это бывает не редко, по причине не понятных сбоев в инстинкте, она их съела. Подхожу ближе: мама стоит, растерянно смотрит на остатки приплода, в руке  что то бережно держит.
- Во гадина! Смотри что натворила! …А с этим что делать?
Разжимает ладошку, а там маленький, вздрагивающий серенький комочек. Я взяла его в руки и рассмотрела: ушко поцарапано, а так все в норме.
-Ведь и его убьет…Не выбрасывать же, живой – сокрушалась мама.
Я гладила беспомощное голенькое существо.
- Ма, а что если попробовать выкормить его коровьим молоком?
 Но мама лишь огорченно махнула рукой и ушла заниматься хозяйством.
Прижимая к губам крохотного крольчонка, дыша на него, я пошла в дом. Раздобыла картонную коробку, выложила ее ватой, уложила крольчонка и поставила коробку поближе к теплу, на печку. Теперь стала думать как же кормить Малышонка ( имя придумалось ему само).  Ртишко у него  такое маленькое, никакая детская соска не полезет. Я мучилась в поисках чего - то подходящего, пока на глаза не попались резиновые велосипедные ниппеля. Я, было, обрадовалась, а потом стала ломать голову как же этот ниппель приспособить к бутылочке. Но и тут меня осенило, я, прорезав в детской соске небольшое отверстие, продела в него отрезок ниппеля и получилось что - то наподобие системы сосок. Тщательно все вымыв, я приступила к кормлению.  Он сначала отказывался, но потом, при прикосновении ниппеля к губам, открывал рот. Несмотря на то что отверстие в ниппеле было узким, Малышонок , при сильном втягивании, просто тонул в молоке. Я понятия не имела о режиме питания таких малюток, не знала, что и ночью следовало бы кормить. Зато днем кормила его часто, последний раз после двенадцати ночи. Трудно было и с обеспечением нормальной температуры, целый день в доме горела печка, коробка покоилась на тепленьком припечке, а ночью открывала духовку и ставила стул с Малышонком перед ней. С собой в постель брать боялась, вдруг придушу нечаянно.

Три дня я была на седьмом небе, Малышонок ел, хотя после каждого кормления выглядел как после ванной. На его премиленькой мордашке появился пушок. Я часто в порыве нежности целовала эту розовую мордочку, а он только пыхтел. На четвертый день я забеспокоилась : Малышонок вдруг начал ходить в туалет не зелеными шариками, а желтыми, стал вялым. Я целыми днями крутилась возле него, не зная как помочь. Поздним вечером накормила его, долго сидела , согревая его теплом ладоней. Грустно подумалось что умрет, вспомнила о ласточке…
 Проснулась утром от скрипа двери на кухне, стала подыматься, и, вдруг замерла от маминого голоса: - Ой, как жалко , бедолага!
У меня сердце слетело куда то вниз, подорвалась… Мама держала в руках безжизненное тельце: - Выпал из коробки и, кажется, замерз…
Я схватила  Малышонка дрожащими руками, стала растирать его маленькие лапки, прижимать к себе, дышать, пытаясь вернуть к жизни. Он был словно деревяшка, холодный и весь синий. Я злилась на себя за то, что не подумала о низких стенках коробки. Долго я сидела в одной ночнушке, надеясь на чудо. Он пришел в себя, а я заплакала от радости, увидев как шевельнулось его тело. Но с этого утра он стал еще слабее. Слабо кушал, шарики не изменили свой цвет. К вечеру он совсем ослабел, отказался от еды. За полночь началась агония. В молчаливых предсмертных судоргах было столько величия и вселенского терпения, что сердце мое разрывалось от жалости и рыданий. Прощаясь, я нежно укутала его, долго держала на руках.
Спала ужасно, даже во сне не покидала тяжесть утраты. Утром долго лежала в постели, уже никуда не торопясь. Потом не торопливо и тщательно застелила постель, умылась и только после этого взяла коробку в руки. Трупик не был обезображен муками смерти, лапки красиво сложены, мордашка носила  отпечаток  спокойствия… Я вздохнула.
Похоронила его в садике, под вишней. Остаток каникул провела в жутком оцепенении, ничего не радовало, не читалось, не смотрелось. Даже в дневник не могла об этом написать, а лишь сейчас, спустя полтора года, и то не без волнения и грусти. Тогда я и решила не заводить больше никаких животных.