06-07. Тяжкое воспоминание

Одним из наиболее болезненных было воспоминание о солнечном, мартовском дне 1997 года. Тогда шел уже четвертый месяц моего тягостного состояния полной неопределенности, в котором я пребывала. Несмотря на полный рабочий день и   на более, чем полную (по меркам Петроградского района!) рабочую загрузку, я все еще не была каким-либо образом оформлена в администрации и даже свою скромную (по сравнению со своими коллегами) зарплату получала по договору подряду, составленному на имя совершенно мне незнакомого человека из местного РЭУ. Иметь договор на мое собственное имя мешало совершенно непредвиденное обстоятельство - судебная тяжба, которую вот уже полгода вел их отдел учета со своей бывшей сотрудницей Надеждой Янарысовой, уволенной по сокращению штатов в то же самое время, что  и я  из своей Центральной администрации. Только Надежда, в отличие от меня, не пожелала согласиться с оценкой ее недостаточной полезности для общего дела и не стала молча глотать незаслуженную обиду. С помощью мужа - адвоката, она подала в суд на восстановление себя в должности. С тех самых пор весь Петроградский отдел учета жил в постоянном напряжении: выиграет Янарысова судебную тяжбу - и кто-то из них окажется сокращенным вместо нее... Новых людей в таких обстоятельствах набирать было никак нельзя, а отделу позарез нужен был человек, владеющий умением работать на компьютере. Никто не мог с уверенностью сказать, сколько месяцев еще протянется этот процесс и чем он закончится.

 Так и не научившаяся жить одним только сегодняшним днем, я была, что говорится, “на взводе”. Меня все время  мучила мысль  о несправедливости судьбы, сначала незаслуженно вытолкнувшей меня из одного коллектива, а теперь томительно не пускавшей в другой. “За что со мной такое? - думала я. - Чем я хуже этих болтливых и плохо образованных баб, десятилетиями перебирающих одни и те же бумаги на одном, привычном им месте и еще не узнавших ужаса оказаться выброшенными из одного рабочего коллектива и не принимаемыми в другой, не узнавших страха перед реальной безработицей без надежды найти постоянную работу за семь лет до выхода на пенсию? И все это - из-за несчастливого стечения обстоятельств и глупого своенравия Марковой, моей бывшей начальницы, ввязавшейся тогда в чисто женские интриги, ничего общего не имевшими ни с моей личностью, ни с реальными интересами дела... Чем я провинилась перед Богом, посылающим мне это испытание, отнимая у меня не  деньги, не успех, не удачу, а всего лишь возможность напряженно трудиться - исполнять тяжелую и рутинную работу за весьма скромную плату?”

Вопрос сам по себе был интересен и стоил того, чтобы покопаться в истинных намерениях  Судьбы, всегда ведущей каждого человека наиболее полезным ему Путем. Но в тот далекий день я едва ли была в состоянии смотреть на свою жизнь со столь высокой точки зрения. То ли меня  подвела завышенная самооценка, сложившаяся в молодости, когда я постоянно была самой первой и лучшей, то ли просто повлияла весна, но я окончательно  упала духом. Глаза мои наполнились слезами, и я, не дожидаясь обеденного перерыва, выбежала из здания администрации и зашагала, не ведая  куда,  по малознакомым  переулкам Петроградской стороны. Вскоре мои ноги забрели в небольшой, глухой дворик с чахлым сквериком посередине.   Уткнувшись лицом в ствол старого, кривого тополя, я, как маленький ребенок, зарыдала навзрыд. Слезы лились неудержимо и постыдно, казалось, им нет и не предвидится конца. Я с ужасом думала о том, как может выглядеть мое поведение о стороны какого-нибудь случайного прохожего, загляни он в этот момент в  дворик! Но я ничего не могла с собой поделать. Все то, что во мне так давно копилось, теперь изливалось наружу потоком соленой воды и горькими всхлипами. “Нет, видимо, я никогда не повзрослею, никогда не стану сильной и сдержанной, - думала я. - Всегда эмоции будут управлять мной. Что-то во мне очень любит страдать и жалеть себя. Оно хочет этих страданий, хотя прекрасно знает лживость и бесполезность подобных  эмоций. Ведь только тот, кто не знал настоящего горя, может быть таким вот жалким и беспомощным из-за совершеннейших пустяков!”

Во мне всегда непостижимым образом проявлялись одновременно две совершенно разные личности: одна - рассудительная и мудрая, другая -  эмоциональная и совершенно безвольная!

Все проходит. Слезы, так постыдно вырвавшиеся на свободу, в конце концов высохли, принеся душе неожиданное облегчение. Я стала  способна смотреть на себя с известной долей юмора, хотя все еще  не могла считать свое положение веселым. Спустя еще час мир перестал казаться мне несправедливым и безрадостным, обида развеялась, а чувство жалости к самой себе поутихло. Наше настроение не может оставаться ни постоянно плохим, ни всегда приподнятым и радостным, и очень легко переходит в свою противоположность.

Прошло два месяца, и в июне 1997 года наконец закончилось судебное дело по иску Янарысовой.  Последней было отказано в восстановлении на прежнем месте работы, а меня зачислили в штат, и я стала такой же, как и все мои коллеги. Почти такой же. Ведь моя “постоянная должность” была свободной лишь до момента возможного возвращения из декретного отпуска молодой и красивой жены преуспевающего бизнесмена. В отличие от меня,  у нее были все законные права на это неблагодарное и хлопотное место.