06-08. Колдовское зелье и светские посиделки

   Утром я опять летала во сне, испытывая огромное блаженство и легкость. Может быть, благодаря этому редкому, но уже не раз имевшему в моей жизни сну, я проснулась утром с полностью восстановленными силами. Откуда к нам приходят такие сны? Из предыдущей жизни? Может быть, именно там я испытывала это необычное и невозможное в земных условиях состояние невесомости тела и полета?

  Что-то тревожило меня в тот день, как будто бы перед новым, предстоящим мне испытанием. Все мои многочисленные Личности, все разные интересы и жизненные линии словно вдруг переплелись во мне и перемешались: и те, что не от мира сего, из Зазеркалья, ищущие духовного знания и собственного преображения, и те, что из Жизни, от той "твари пугливой”, что так и не нашла себе своего пристанища на этой Земле.

   "Любовь - это болезнь”, - неожиданно пришло мне на ум изречение одного моего друга. Что ж, вероятно, он абсолютно прав. К сожалению, в этом смысле я была совершенно здорова. Моя душа ныне лишена этой болезни, оттого, верно, и не находила ни в чем ни смысла, ни радости. Может оно и к лучшему. Как-то по телевизору шел фильм, в основу сюжета которого был положен реальный случай, произошедший в Санкт-Петербурге. Женщина - работник милиции, имела несчастье влюбиться в своего подследственного. Любовь сыграла с ней злую шутку, заставив потерять голову из-за преступника и, к тому же, корыстного ничтожества, которому она помогла организовать побег из тюрьмы. В результате и ее возлюбленный погиб, и она сама, пусть не физически, но социально и нравственно, поскольку навсегда лишилась не только работы, но и доброго имени. Только женщина способна на безрассудства, которые сама не в состоянии себе объяснить. Только женщина.
 
   Не была ли моя последняя, не разделенная любовь таким же безрассудством и иллюзией? Это чувство тогда ничем не помогло мне, но отсвет тех ярких, насыщенных событиями дней все еще сохранял в душе счастливые воспоминания и даже одухотворял мою очень рутинную работу в совершенно чужой мне администрации. Чем больше проходит лет, тем тусклее становился этот отсвет и тем плотнее сбивались в один серый и однообразный коридор все мои дни, проведенные в тех стенах.

   Несносный осенний ветер неожиданно утих, и в парке, по которому я прогуливалась, установилась тишина. Идти домой совершенно не хотелось и, уютно устроившись на скамеечке под почти полностью облетевшим кленом, я снова погрузилась в воспоминания двух последних лет своей жизни.

   Что чаще всего всплывает в памяти об этом времени? Конечно же, моя тихая комната в архиве учетных дел, где стоит компьютер. Сколько радостных часов было проведено с ним! Компьютер ежечасно гипнотизировал и зачаровывал меня, все больше и больше отдаляя от чуждых мне людей и уводя в мир нового Зазеркалья. Я никогда не играла в компьютерные игры и не понимаю чудаков, увлекающихся ими. Ко мне снизошли другие - новые игры, совсем не похожие на прежние игры разного рода Ищущих Света, в которых прошла моя молодость.

   Теперь мне открылся новый и неожиданный для меня мир литературного творчества, мир постижения своего собственного Я с помощью слова. Воспользовавшись отдельным помещением на работе и наличием свободного времени, я, к своему собственному удивлению, начала писать. И это странное занятие стало для меня  и спасением души, и колдовским зельем, превратившим прежде энергичную и увлекающуюся женщину в затворницу и молчунью, избегающую общества. Меня не приняли или не поняли в новом коллективе (а может быть, это только казалось мне?), и я нашла себе новую отдушину и собственное поприще. Так живой корень, заасфальтированный тяжелым катком, рано или поздно все равно прорывается к солнцу, вырвавшись на поверхность земли через какую-нибудь щель в асфальте!

   Общение с людьми мне все больше и больше стала мне заменять переписка - с конкретными людьми, а потом и все чаще, с самой собой. Эта переписка постепенно становилась все более художественной и приняла форму самостоятельного литературного произведения, исповеди с размышлениями о жизни, любви, политике, поисках духовных истин и религиях.

   Все началось с письма моего бывшего мужа, сумевшего наконец достучаться до меня спустя почти семь лет после нашего расставания. Как на грех, в ту пору мне, как воздух, нужен был собеседник, именно такой, как он - находящийся в другом городе,  общение с которым ни к чему не обязывало. Но этот, хорошо задуманный план не удался. Письма мужа удручали меня вульгарностью и примитивностью рассуждений. От каждого его послания у меня оставалось отвратительное послевкусие, а  мои собственные ответы оказывались не услышанными или не понятыми им. Прожитые годы и унылая жизнь в провинции не сделали его ни взрослее, ни мудрее. Это был все тот же, сексуально озабоченный, стареющий мужчина, занятый игрой в богоискательство одновременно с поиском женщины, способной обеспечить ему даровое пристанище, но не связывающей его свободу необходимостью ее содержать. 

   Осознавать это было грустно. Сама не понимая почему, я все равно не обрывала до конца нашей переписки, хотя стала ограничиваться короткими, формальными фразами ни о чем.
В это же время в мою жизнь снова активно вошел Олег - старый товарищ со времен моей памятной поездки в горы Памира за поисками чудесного. Олег охотно поддержал мое предложение начать переписку, поскольку подобное "расписывание" своих мыслей и наблюдений является известной практикой самопознания, рекомендуемой людям, помешанным на идеях духовного самосовершенствования. На словах Олег всегда поддерживал любые рекомендации духовных Учителей, хотя, когда находил их обременительными для себя, великолепно умел незаметно уходить из-под их влияния без всякой внутренней борьбы и ненужных сомнений.

   Письма Олега были пространны, поэтичны, но несколько бессистемны: я с большим трудом постигала логику его мысли. Олег описывал совершенно отвлеченные состояния, в которых было много ссылок на чужие мнения и очень мало - на свое собственное. Больше всего в его лирических откровениях мне не хватало подлинной искренности, то есть личного восприятия  происходящего, описания его переживаний, смены настроений и сомнений, рассказа о сделанных им ошибках. Мужчины не любят или не умеют говорить правду, а чаще всего просто слишком укреплены в своем воображаемом образе самих себя и своей мнимой непротиворечивости. 

   Люди уверены, что могут совершать сознательные поступки. Увы! Чаще всего мы  в своей жизни почти ничего не способны делать. Жизнь идет своим чередом и, время от времени, подталкивает нас на те или иные действия, поворачивая в самых неожиданных направлениях. Происходят разные события, которые словно дергают нас за невидимые нити и выявляют те тайные стороны нашей природы, о которых мы прежде даже не догадывались. И только действительно искренний и наблюдательный человек способен увидеть, что не он действовал, а с ним случались события, на которые он только реагировал, причем не самым лучшим образом! Разглядеть свои скрытые, истинные мотивы, свою постоянную и неосознаваемую лживость не так-то просто. Лучший способ для этого - попытаться изложить на бумаге свою собственную жизнь, не просто перечисляя ее события, а стараясь увидеть себя со стороны - без прикрас и оправданий.

   Я так и не завела себе за два года близких друзей в новом коллективе, хотя в пределах служебных отношений ладила со всеми. Больше всего в новой администрации мне были тягостны принятые здесь совместные празднования дней рождения. По их случаю на цветы и подарок новорожденному собирались деньги, а виновник торжества накупал продуктов и накрывал на весь коллектив отдела достаточно обильный и дорогой стол с закусками и выпивкой. На организацию стола приходилось тратить до трети месячного оклада, что для таких, как я, было делом достаточно разорительным, не считая массы дополнительных хлопот и волнений. Для любителей дружеских застолий такое мероприятие, вероятно, было удовольствием, но для меня даже мысль о надвигающемся дне рождения казалась мучительной. Мне было скучно и трудно на всех этих коллективных сборищах, но, в то же время, страшно отказаться от них, оказавшись единственной, кто нарушает общую традицию.

   Сидя за столом, я вымученно улыбалась чужим остротам и, как могла, подыгрывала общему веселью, но чем дальше, тем больше мне становилось невыносимо трудно вставить в общий разговор свою реплику, которая то казалась мне произнесенной некстати, то была не услышанной или не понятой. Алкоголь никогда не помогал мне развеселиться, если мне не было весело и без него. Он только расслаблял и отключал мое тело, награждал головной болью, но оставлял трезвым ум: даже опьяневшая, я к своему глубокому сожалению продолжала замечать нарастающую глупость и бессмысленность общей беседы, расплывшиеся и покрасневшие лица женщин, их визгливый смех и вульгарные шутки.

   Может быть, в родном мне коллективе, где я была бы для всех "своей в доску", я чувствовала бы себя иначе за общим столом с друзьями. Что-то не заладилось в моем поведении в новом отделе с самого начала и уже вряд ли могло пойти по-другому. Подыгрывая другим, я в такие часы обычно с отчаянием думала о том, сколько новых страниц книги я могла бы написать на своем компьютере за время этих бездарно проведенных для меня обеденных перерывов. Странное предчувствие ограниченности отведенного мне в этих стенах времени постоянно присутствовало в моем подсознании. Я словно готовилась к внезапному и неожиданному завершению своей работы здесь и не хотела быть застигнутой врасплох. Даже несмотря на большую вероятность невозвращения из декретного отпуска моей материально обеспеченной предшественницы, я постоянно "упаковывалась в дорогу". Кто знает, будет ли еще у меня когда-нибудь свой компьютер и не закончится ли этот мой творческий период жизни так же внезапно, как начался?

   Колдовское зелье писательства окончательно одурманило мне голову, и я решительно не хотела променять упоительную радость творить на пустые светские посиделки и болтовню, может быть и полезные для  будущей карьеры, - для тела, но не для души, жаждущей чего-то гораздо большего!