На площади перед вокзалом

Вышел на площадь перед вокзалом – со стороны города.
В квадрате благоухающих лип, окруженный почетным эскортом елок, на невысоком постаменте стоит серебряный Ленин. Тот образ, который выдул из себя самого Владимир Ульянов. Ели давно уже переросли его и заслонили горизонт. Вытянутой левой рукой он касается веток, указывая на запад, в сторону багровеющего заката. Он похож на человека, идущего сквозь заросли и защищающего лицо. Всюду этот маленький и серебряный Ленин, почти в натуральный рост, стоит там, где стоял, собирая привычную дань уже не совсем официального признания. Коттеджей себе не возводил. На швейцарском счету остались какие-то копейки. В мавзолей поместили помимо воли – и Ленина, и Ульянова. Последний бы в гробу перевернулся, если бы узнал, что из него сделали мощи новой религии. В наказание. И в назидание потомкам – чтоб заботились только о собственном брюхе.

На постаменте слева, в таком же каре, стоит цементная пирамидка, замещающая давно уже снятого со своего бессонного поста Иосифа Сталина.
Я двинул туда, куда указывал Ильич.
Сначала оказался в скверике, обсаженном липами, они охраняли несколько яблонь, под которыми темнел газон и сгущался сумрак. На газоне расположилась небольшая группа, судя по пьяным возгласам, абсолютно свободных граждан новой России. За сквериком начиналась улица, ведущая в гору. Относительная чистота, окружавшая Владимира Ильича, закончилась. Грязь была такая, как в Москве в начале девяностых. Но там была все-таки столичная грязь, не без шика и внутреннего превосходства: импортные упаковки, кожура заморских фруктов, пустые бутылки и банки с яркими этикетками. Здесь же грязь была сугубо провинциальной и тоскливо безысходной. Покажите мне ваш мусор, и я скажу, кто вы. Мусор видел, но сказать – язык не поворачивается. Поражало обилие использованных и выброшенных на всеобщее обозрение презервативов.
Прошел метров пятьдесят до щита объявлений. Среди обрывков разных бумаг висел маленький избирательный плакатик Путина, обещавшего «диктатуру закона». От  «диктатуры пролетариата» ее отделяло 84 года и, вероятно, столько же в  метрах – от фигурки Ильича. История любит сближения и созвучия.
Дорога поднималась в гору и  упиралась в зарево заката. Слева, за спиной президента, тянулись обшарпанные двухэтажные дома. Судя по архитектуре, строили их, видно, еще пленные немцы. Такие же дома стоят еще на поселке тракторного завода, в моем родном Минске. Двух-трехэтажные здания с уютными двориками и террасами. Немцы строили родное и привычное. Справа, по    направлению Путинского  взгляда, красовался торговый комплекс из красного кирпича, а за ним – многоэтажные здания.

Великий человек – это не только свершения: никто никогда не достигал поставленных целей. Даже самому великому удается лишь разок, по  касательной, толкнуть колесо истории. Прочих, цепляющихся за него, оно приподнимает только для того, чтобы побольнее уронить. Великий человек – это прежде всего замах, это ошеломляющая и гипнотизирующая уверенность в самом себе, заряжающая толпы, равно готовые и к созиданию, и к разрушению. Толпа не выносит бездействия. Ее энергетика требует немедленной разрядки. На фоне мусорных куч, жалких обшарпанных домов в кровавых отблесках заката интеллигентное лицо Путина было спокойно и решительно, но так печально и одиноко в наступающих сумерках.

Милое дело – взрывать и рушить. Тут не надо особых талантов, а результаты всегда очевидны и убедительны. Единственный недостаток – процесс не может  быть вечным. Рано или поздно надо браться за новое созидание, за будничную, рутинную, черновую работу. То есть за то, что противно человеку как существу природному, что требует сознательных и целенаправленных усилий. Поэтому в разрушении есть иллюзия свободы, нового и радостного рождения. Но за эту иллюзию приходится расплачиваться еще большим рабством. Но главное – глоток свободы сделан, движение продолжается. Возникает новый мир, чтобы, в свою очередь, быть разрушенным до основания. Ведь любой мир – это плод насилия. Именно способность к целенаправленному и продолжительному насилию – над собой, над другими – и  выделяет нас из  природы. Не зря же на первом месте в человеческой памяти создатели религий и государств – последовательные и жестокие проводники разумной воли. Именно  способность к волевому усилию, подчиняющему природу в нас самих, и сделала человека самым грозным существом на планете. Отныне только самого себя и следует ему бояться.

Постоял еще немного с Путиным, мысленно содрогаясь от огромности ноши, добровольно взваленной им на свои плечи, пожелал ему удачи и отправился  обратно, к паровозу.


(Года через три я снова оказался на этой площади, поднялся в горку и с удивлением не обнаружил давешнего мусора и грязи. Самонадеянно подумалось: "Может, все-таки прочитали мой очерк местные власти и навели порядок?" Но, конечно,  причина была в другом - в появлении власти, наличие которой очень быстро ощущают в провинции.)



Из "Путешествие для бедных".