Лилейная Невеста

Ради сохранения лица и преданности правде, только правде и ничему, кроме правды.
Сие есть весьма и весьма свободный вариант возможного, заметьте, продолжения или даже альтернативной версии концовки серии "развлекательно-увлекательной" fantasy старой, недоброй mrs. J.K Roaling.
Имена и некоторые факты взяты у неё вовсе не ради извлечения материальной выгоды. Нельзя сказать и строфами: "Не для славы, для забавы", ни для того, ни для другого; на любителя, отнюдь не пропаганда строго-настрого запрещённого гомосексуализма!;)
Перед Вами творение не одной только романтической, но и прочая, и много прочая направленности. Да, будут поминаться всуе геи, но не в них счастье, и всё же, кого тошнит от "противных", лучше не читайте! Всё не просто, а очень просто!



Аннотация: Северус Тобиас Снейп и его поиски потерянной, священной и вечной любви.
О жизни и смерти, алхимии и стихах, вине и опиуме.


Жанры и доп. предупреждения:
Эротика; мистика; Великая Алхимия; однополые отношения; философия; психология;
Главное: Стихи! Не Автора, а вполне себе средневековые, с купюрами и переводом из умной книги.
Словом, "классическая трагедия с прологом, эпилогом и концом"(с), но открытым!


~***~


Пролог. "Пара-тройка чисто английских убийств"
Литературный flash-back номер один


Осень медленно и торжественно вступала в свои права. Опавшие золотистые и багряные с изумрудными прожилками листья шуршали, повторяя с каждым шагом волшебника: "С-с-севе-ерус-с".
Но пришла долгожданная пора ветров, дождей и ненастья, когда под кронами старого городского сквера воздух пропитался запахом гниющих в слякоти листьев, а их ленивые собратья спешили слететь с веток, чтобы всем вместе предаться пиршеству славного месяца октября.
Прелая листва в лужах слезливо хлюпала под ногами: "Снейп-п-п… Снейп-п-п… Снейп-п-п".
Все эти, казалось бы, обычные для английской осени за последние пять лет события, снова радовали Северуса Тобиаса Снейпа, как ребёнка, у которого не было детства.
Впрочем, о нём, о детстве, как таковом, сохранились весьма смутные, обрывочные воспоминания, и был тому резон.


Огромный, неухоженный и суровый, вечно холодный замок.
Мать в красивом, бальном платье, собирающаяся на раут, раскрасневшаяся, ставшая вдруг необычайно заботливой по отношению к своему Севви, грустному мальчику лет восьми, с большими чёрными глазами, нескладной пока фигурой и ястребиным профилем, которым так гордился отец…


Ах, да, отец, этот вечно погруженный в свою мудрость профессор алхимии, не замечающий ни пронзительного взгляда чёрных глаз сына, ни как-то особенно блестящих от счастья глаз жены, возвращающейся под утро из камина в слегка помятом платье и с растрёпанной причёской…
Северус почти не спал в те ночи, когда мать бывала на балах и приёмах потому, что при утренней встрече с ним она ещё больше радовалась своему сыночку, чем вечером, и была с ним чрезвычайно, на взгляд взрослого, даже как-то чрезмерно ласкова.
Иных взрослых представителей жестокосердного и эгоистичного рода людского в эти краткие моменты блаженства "ничейного" наследника рода поблизости не было, слава всем богам. А мальчишка, как ему и положено, буквально расцветал и превращался в своего рода Маленького принца. Розой его была, конечно же, она, maman.
Один раз прекрасная, легконогая, капризная Роза даже поцеловала Маленького принца в щёчку… Один раз за всю свою короткую жизнь.
Она ушла осенью, по версии щедро оплаченного целителя, от инфаркта. Хотя внезапная смерть совсем молодой волшебницы от весьма и весьма редкого среди чистокровных, древних фамилий недуга, была слишком фантастична и подозрительна в глазах того общества, в которое входила семья графов Снейп. Но, с другой стороны, бомонд нехотя принял сию версию, ибо она была в принципе, пусть, с натяжкой, так или иначе удобна всем, кроме покойной, которую муж отравил отличным ядом, действующим непосредственно на сердечную мышцу.


Всё просто и банально, очередной муж, уставший от измен жены, и этого возмутительного блеска в прозрачно-голубых глазах.
Так десятилетний Северус остался без матери.


Вдовец, похоронив супругу, перекрыл камины в замке, дабы оградить себя от ненужных визитов и соболезнований, а аппарация в замок и на несколько миль от него была невозможна.
После изоляции от непрошеных гостей, от всех и вся, отец, как ни в чём не бывало, снова ушёл в работу с головой, а для воспитания сына по старинному обычаю пригласил молодого гувернёра из чистокровной, но обнищавшей семьи. Отец представил его наследнику как "наставника", но в душе или в том, что её ему заменяло, презрительно относился к потомку чистых кровей, вынужденному идти в услужение, и предоставил ему одно из последних мест за столом.


Наставник стал первым и лучшим другом Северуса. Тобиас, так звали гувернёра, обучал наследника политесу, фехтованию, верховой езде, истории подлунного мира, латыни, греческому, французскому и даже немецкому. На последнем настоял отец, так как немецкая школа алхимии была в то время лидирующей среди остальных. А в том, что сын пойдёт по его стопам, стопам алхимика, отец не сомневался, хотя ни разу не допустил сына в свою лабораторию…
Гувернёр же по договору обязан был оставаться в поместье до совершеннолетия Северуса, независимо от того, был ли мальчик в Хогвартсе или проживал дома на каникулах.


… Так оно и вышло в итоге, все знают историю профессора Зельеварения, Мастера Зелий, лучшего зельевара Магической Британии, двойного агента, которому удалось проскользнуть меж парой жерновов, а в Битве за Хогвартс погибнуть от укуса Нагайны…


Погибнуть для всех, но не для себя самого.
Взяв ингредиенты из трупа маггла, на которого в Большом Круге для разнообразия напустили любимицу Тёмного Лорда, Снейпу удалось выделить её яд в чистом виде. Не было ещё на свете ядов, к которым Мастер Зелий не смог бы сварить антидот. Капсула с противоядием была проглочена и магически вживлена в ткани организма алхимика…
Просто на всякий случай, ведь к большинству остальных ядов, сваренных в лабораториях Школы и Тёмного Лорда, он был уже невосприимчив.


… Через три года после падения Волдеморта, осенью, гуляя под дождём и ветром по гниющей листве, Северус внезапно осознал всепоглощающую скуку существования.
Что осталось делать в маггловском мире, который он выбрал после незамеченного "воскрешения", но презирал всей душой? Только Ремус знал его адрес и, появляясь за очередной порцией Аконитового зелья, рассказывал о том, что происходит в волшебном мире, уже бывшем и тоже ненужном.


Да, ещё остались жгучие до сладострастия воспоминания о первой и единственной любви к Тобиасу, любви взаимной и необычайно яркой, если бы не её финал.
Тобиас умер в муках под Круциатусами отца, а самого "гадкого сына" обездвижили Petrficus`ом, но его глаза видели всё и не забыли… да и не забудут никогда.
"Отрешённый от суеты сует" женоубийца давно подозревал о порочной связи сына с гувернёром, но решил сделать "мальчишке" достойный подарок на совершеннолетие. Это же столь важная дата в жизни любого мага!
Именно после этого события Северус принял Метку. О, лишь обрести умения, знания и уничтожить такого невероятно сильного волшебника, каким казался отец!
Уже через год обучения у Лорда Снейп сварил интереснейший яд, разумеется, по заказу учителя жизни и просто друга, возжелавшего опробовать новинку даже не на магглах, а на "грязнокровках" и редких пленных мракоборцах. Яд вызывал страшные судороги, затем поражал глаза, приводя к слепоте, а после этого ввергал жертву в муки болезненной и чрезвычайно медленной агонии.
Северус понял, что час отмщения настал, но… сварил и "противоядие", действующее так, что жертва чувствовала себя исцелённой на некоторое время и становилась податливой, как воск. А потом агония возвращалась, закономерно заканчиваясь уходом по ту сторону.
С такими "взаимными Дарами Смерти" Северус аппарировал на границу барьера вокруг родового замка. Пройдя пешком, он нескоро добрался до поместья и, приложив порезанную ладонь, ибо дверь открывалась только на заклятие крови, вошёл и сразу увидел её самую, жертву.


Стоит отметить, что Северус, проведя год в лаборатории и библиотеке Лорда, великодушного и мудрейшего друга, etc, никого ещё не убивал. Поэтому он, сглотнув неприятный комок в горле, неожиданно для себя прохрипел:
– Здравствуйте, отец.
Отец глядел на сына и не узнавал его. Что-то неуловимо изменилось и в развороте плеч, и в выражении лица, во всём облике, но вот что? Он не знал, да и не понимал, как сын всего лишь через год после устроенного ему "представления" осмелился вновь прийти сюда.
– Угостите ли обедом, отец?
– Отчего же нет, сын, ведь ты проделал длинный путь, не правда ли?
– Да, отец.
– Так я прикажу эльфам, чтобы это был не простой обед, а, скажем, примирительный.
Полагаю, придя в отчий дом, ты хочешь доказать мне, что осознал ошибки прошлого?
– В полной мере, отец.
– Ну, что же, пойдём, выпьем перед обедом, пожалуй, огневиски…
Да, у меня есть прекрасный огневиски, тебе понравится, сын.
– Не сомневаюсь, отец.
Налив себе и сыну из слегка початой бутылки, отец как-то замялся, но потом, взяв себя в руки, провозгласил:
– За встречу, сынок!
– Сынок, говорите? – нервно воскликнул Северус, вылил алкоголь в камин, и пламя вспыхнуло.
– Я не пью крепких напитков до того, как подадут аперитивы или, в крайнем случае, вина, – объяснил свой порыв вспыливший сын, – Потом можно и огневиски.
– А я выпью за тебя, – тоже беспокойно произнёс отец.
Подали обед. Он действительно отличался от обычных трапез в семье Снейп. Прекрасно сервированный стол, полный изысканных яств, выглядел поистине по-королевски, только Северус решил ничего не есть и не пить, ведь эльфы подчиняются лишь главе рода, все, кроме личного эльфа. Да его, скорее всего, отец уже убил, чтобы "раб" не напоминал о негодном сыне и о том, что тому привелось увидеть в спальне "грешника".
А ещё Северусу надо было собрать всю волю и не казаться напряжённым, легко и непринуждённо беседовать с отцом о пустяках и не смотреть, не смотреть на то место, которое обычно занимал его возлюбленный.


После обеда, от которого возле ног Снейпа образовалась каша из отправленных под стол яств и вин, нужно было срочно, пока эльфы не доложили, что молодой хозяин устроил свинство на полу, совершить то, за чем он сюда пришёл. Уничтожить магией неаппетитную размазню при отце не представлялось возможным, не то он заподозрит неладное, и не удастся совершить, говоря по-маггловски, бесспорно справедливый акт возмездия, а такого быть просто не должно.


Отец встал из-за стола и пригласил сына в курительную.
До сих пор Северус, не считавшийся взрослым, не допускался и в эту комнату, где отец проводил послеобеденное время.
Комнатка оказалась непривычно уютной, небольшой. Здесь стоял кальян, на изящном столике лежала коробка с толстыми сигарами, а в углу располагался низенький диванчик. Был тут и бар с крепкими напитками.
– Вот теперь я не прочь выпить виски, – довольно спокойно сказал Северус.
– Так я налью нам обоим, отец? – стараясь скрыть напряжение, повысил он голос.
Отец закурил кальян, и в воздухе повис запах опиума.
– "Ничего, и под наркотиком всё пройдёт, как нужно мне", – подумал Снейп.
Взяв пятигранную непочатую бутылку, он налил по стакану себе и отцу, добавив папеньке яд.
Глаза Снейпа-старшего были расфокусированы, на лице играла полубезумная усмешка.
Северус, не колеблясь, вырвал мундштук, приоткрыв папеньке рот, влил глоток виски, проследив, чтобы он проглотил его. От обжигающего напитка отец почти мгновенно вышел из оцепенения и протянул руку за стаканом. Он опустошил его и потребовал:
– Ещё!
Родитель явно не понимал, что перед ним не домовый эльф, а сын единородный.
– Скажите "пожалуйста", отец, и потом, я ещё не выпил свою порцию.
Отец вскинул пьяные от вина, огневиски и опиума глаза на сына, который молча, впервые в жизни, осушил свой стакан и улыбнулся так, что внезапно всё стало понятно.
Снейп-старший закричал:
– Ты тоже умрёшь на моих глазах потому, что твоё вино было отравлено, да не эльфами, а мной, мной лично!
– Я не пил вина, – гордо сказал Северус.
– Что же, твоя взяла. Скажи, негодяй, долго ли он действует?
– Дольше, чем все… те твои Crucio, вместе взятые.


Почти сразу же у отца началась агония. Варя яд в лаборатории друга и учителя, Северус прокручивал в мозгу вовсе не такие страшные картины.
Это действительно было ужасно, но он заставлял себя вспомнить отцовские глаза, застланные пеленой опиумного наслаждения и безумия, и… вот же они, точно такие…
Как год назад, когда он выкрикивал одно за другим: "Crucio! Crucio! Crucio!", и делал соответствующие пассы волшебной палочкой.


Здесь и сейчас отец извивался, его сковывали судороги, дыхание было горячечным, неровное биение сердца отчего-то отчётливо слышалось. Наконец, он возопил:
– Глаза, мои глаза!
Северус выпил второй стакан огневиски, тело стало тяжёлым, в венах закипала кровь, налитая ещё большей ненавистью.
– "Вот теперь пора", – решил он, и влил в судорожно раскрытый рот "противоядие".
Отец закашлялся, поперхнулся, но проглотил жидкость. Через несколько минут он лежал с широко открытыми глазами, нашаривая ими знакомые предметы обстановки и дыша более ровно.
– Да, сын мой, ты настоящий алхимик, – не совсем утвердительно произнёс отец, ещё борясь с одышкой, – Ты превзошёл меня. Я никогда не варил яды и противоядия.
– Тогда почему мой эльф постоянно жаловался на то, что остальные ищут для тебя мышей и крыс, а потом таскают из твоей лаборатории целые кучи их трупов? Кстати, мой эльф жив?
– Я ничего не расскажу тебе о своих экспериментах, – отрезал отец, – А этот эльф ничего не делает для меня, только убивается по тебе, ежедневно прибираясь лишь в твоей комнате. Забирай его с собой, иначе я его всё-таки убью.
– Ты никого больше не убьёшь, папенька, – ласково так сказал Северус, – Где подлинное завещание?!
– Ах, вот зачем тебе все эти фокусы.
– Если ты предпочитаешь ещё раз ослепнуть, я к твоим услугам, – изящно поднимая бровь, заметил Снейп, – И где же оно?
– Помоги мне встать, и я его отдам, – угрюмо заявил отец, – Но я не уверен, что тебе оно понравится.
– Именно с этим ты и поможешь мне разобраться. Я оч-ч-чень хочу, чтобы оно мне действительно понравилось.
– Хорошо, я изменю его в твою пользу, щенок.
Отец призвал завещание одним ему ведомым заклинанием.
– Читай, оно короткое.
– Так, "После моей смерти сжечь замок и службы, оставив антиаппарационный и маггловский барьеры. Единородного же беспутного сына моего лишаю всего наследства, включая вклады в Гринготтсе. Это моя последняя воля".
Замечательно. Интересно, а стены замка сгорят согласно твоей последней воле?
– Да, я разработал специальный состав, "Жидкий Огонь", который испепеляет даже камни.
– Я знаю рецепт твоего открытия, батюшка. Я самостоятельно изобрёл его на досуге.
Итак, мои условия. Всё мне, а ты пока покури своего опиума, расслабься.
К слову, и давно ты к нему пристрастился?
– Не твоё дело, но я всё же покурю, ты прав, мерзкое отродье.
– И вот, – проглотив оскорбление, сказал Северус отцу самым приятным голосом, который смог изобразить, –  выпей-ка.
– Ага, там опять твой яд?
– В нём больше нет нужды. Ваше время истекает, отец, и мне хочется, чтобы Вы провели его с наибольшим комфортом, перед тем, как всё начнётся заново. А я, пожалуй, брошу этот никому не нужный пергамент в камин. Я ведь Ваш единственный наследник и после Вашей не скорой мучительной кончины, извольте заметить, стану главой рода.
Отец залпом осушил стакан и потянулся к кальяну, но свалился на пол, и снова подействовал яд. Действительно, время антидота и необходимых договорённостей ушло, как вода в засыпанные злой ведьмой песком колодцы Страны Оз.


Северус не стал наслаждаться муками отца вторично. Хотя изрядно мутило, он зачем-то выпил третий стакан огневиски и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Он позвал своего верного Винли, зашёл к отцу в лабораторию, покопался в рукописях.
Неуловимый мститель с удовольствием отметил, что изыскания родителя давно превзойдены, и с такими ничтожными познаниями в Зельеварении отец не был бы принят Лордом. Были тут рецептуры многочисленных ядов, но ни одного противоядия, это казалось и странным, и откровенно глупым.
Взмахом руки, ведь отцеубийца многое умел делать без палочки, предпочитая стихийную магию, в камине возгорелось пламя, в нём бесследно исчезли все "великие достижения" отца. Затем Северус таким же образом развеял пепел по всему помещению и вышел, брезгливо отряхнув мантию.


В гостиной его встретила делегация эльфов. Добрый глупенький Винли рванулся, чтобы со всеми остальными пасть ниц перед новым главой рода.
Так Северус понял, что отца больше нет.




~***~



Глава 1. "Light my fire", или "Requiem for…"
Литературный flash-back номер два


На наш взгляд, необходимый комментарий к заглавию:
"Light my fire" – знаменитая песня группы "The Doors", текст которой имеет самое непосредственное отношение к наркотикам.


Эпиграф.

"Well, I saw a bird today
flying from a bush
and the wind blew it away.
And the black-eyed mother sun
scorched the butterfly at play
velvet veined. I saw it burn.
With a wintry storm-blown sigh,
a silver cloud blew right on by.
And, taking in the morning, I sang
O Requiem.

… Here I go again.
It's the same old story"

Jethro Tull, "Requiem", 1975.

Перевод смыслов Автора.

"Приснилось мне сегодня, как птичка взлетела из куста,
Унесло её ветром.
А черноокое солнце-мать
ради злой шутки подпалило бабочку.
На моих глазах сгорел этот живой бархат.
С холодным вздохом бури
пронеслось серебристое облако.
И встречая утро, я пропел:
О, реквием!

… А я возвращаюсь снова и снова,
Это всё та же старая история"

Конец эпиграфа.



… "Убийца пошёл по коридору…", не "заглянул в холл", не "надел маску из древней галереи", у него нет ни брата, ни сестры, ни отца, ни матери. Зачем родовитому волшебнику вторить тексту самой депрессивной в истории рок-музыки композиции "The End" авторства бабника, похабника и скандалиста Джима Моррисона, по совместительству, "просто Джима", как тот представлялся прессе, смущённо улыбаясь?..


… Отцеубийца вошёл в столовую, сел на обычное место за столом, не во главе, просто потому, что так взгляд его удобнее падал на пресловутое Гибельное Сидение, стул с обычной для обеденной залы высокой и неудобной спинкой… ранее отведённый Тобиасу.
– Севви, Севви, что же случилось с тобой? Зачем ты вернулся? – вдруг явственно услышал Снейп голос своего Единственного.
– Я несказанно рад, что мы можем поговорить хотя бы в моём воображении.
– Но я не твоё воображение, – возразил тихий голос.
– Я не хочу об этом думать. Главное, ты рядом. Сядь поближе. Возле меня. Ты можешь коснуться меня?
– Могу, но это не принесёт тебе радости. Ты пьян, Севви.
– Зато я чувствую твою ладонь в своей ладони. Разве ради этого не стоило напиться?
– Ты убил отца, и тебе больно. Вот мой совет: если хочешь увидеть меня наяву, попробуй опиума. Так в этом году делал твой отец, чтобы вызвать мой дух. Я обретал призрачное тело, он издевался вволю, говоря, что ты забыл меня навсегда и больше никогда не вернёшься.
Не бойся зайти в… ту комнату. Твой яд убивает, не оставляя призраков.
– Но я не хочу увидеть тебя в опиумном угаре. Как мой отец добился сохранности призрака после того, как замучил тебя?
– Я уже сказал. Накуривался и изводил меня упрёками и оскорблениями.
– Тогда я тоже накурюсь. Ты не последуешь за мной? Там станет очень уютно, едва я прикажу эльфам перенести… тело в лабораторию.
– Хорошо, я приду… после.
Ощущение ладони в руке исчезло.


… Когда комната опустела, Северус протёр огневиски замусоленный мундштук и попробовал затянуться, но опиум в кальяне уже закончился.
Снейп действовал согласно внезапно открывшемуся звериному чутью, обследовал помещение, и вскоре по характерному запаху нашёл шкатулку с веществом. Он так хотел поскорее увидеть призрак Тобиаса!
И вот уже всё готово, так быстро, что Северус сам поразился появившимся из ниоткуда умениям.
Он торопливо затянулся, пропуская дым через розовую воду, и поперхнулся.
Наследник изредка в маглесе курил сигареты, но это умение не помогло ему теперь.
– Затягивайся всеми лёгкими, изо всех сил, – прошептал внезапно появившийся Тобиас.
Северус отбросил мундштук.
– Ты!
Но призрак снова начал таять.
Снейп понял, что, пока не наглотается этой гадости, призрак не станет плотнее. И принялся курить с удесятерёнными усилиями. Из-за начавшегося действия опиума Тобиас предстал перед мутным взглядом Северуса во всей своей красе, каким начинающий наркоман любил его больше всего. В качестве одежды на призраке во плоти красовалось только полотенце вокруг бёдер, он был мокрым, как после душа, а с волос, спускавшихся до лопаток и уже слегка завивающихся на концах, капала вода. Да, всё верно. Живой Тобиас не любил вытираться, а предпочитал обсыхать сам.
– Затягивайся сильнее, чтобы в лёгких был только дым.
– Тобиас, не исчезай, умоляю, ты мне так нужен. Здесь и сейчас. Если бы не твой совет, я в жизни не унизился до этой дря…
Северус пошатнулся и откинулся на спинку дивана.


– Вот теперь достаточно, – произнёс Тобиас совершенно бесцветно и вдруг впился в рот Северуса.
Живой человек не захотел удивиться настоящей, знакомой мягкости губ возлюбленного призрака, как уже отвечал на поцелуй, столь жарко, вкладывая всю свою печаль, любовь, страсть и ощущение, что вот именно сейчас эти губы исчезнут, растворятся в небытии снова по его вине. Может, он не достаточно одурманен?..
Пришлось прервать поцелуй, чтобы вдохнуть воздуха, зато рядом оказалось такое знакомое, почти обсохшее тело возлюбленного. Тело, которое за пять лет их странной любви Севви изучил в совершенстве. Лишь с густых волос прекрасного Тобиаса ещё капала вода, но ничего приятней этих капель Северус не знал. Объятие, такое крепкое, что Снейп охнул, разом сорвал полотенце с любимого и обомлел. Он ведь ни разу не видел возлюбленного полностью обнажённым.
За все пять лет, наполненных сначала невинными касаниями и позже, очень страстными поцелуями и ласками, между ними действительно не произошло ничего более интимного. Хотя Северус сгорал от юношеской страсти и много раз просил, нет, умолял возлюбленного о большем, реальном. На что получал неизменный ответ:
– Севви, ты ещё слишком маленький для этого и, кроме того, я твой наставник. Ты не одинок, но я люблю тебя, как мне положено, не нужно упрашивать. Это табу для меня.
И вот теперь, увидев разгорячённую плоть своего бывшего учителя, Северус решился:
– "Сейчас или никогда больше в жизни. Я не стану курильщиком опиума, грязным наркоманом, уверен!"
С присущей ему грациозностью, он опустился на колени перед Тобиасом и, повинуясь древнему инстинкту, принялся неумело, сбиваясь с ритма, ласкать его член.
Наконец, любимый ответил:
– Возьми его целиком, Севви.
Тот послушно пропустил плоть возлюбленного в рот, до упора в глотку, хотя это было и непривычно, и неприятно, и вообще странно, но стал посасывать более слаженно, помогая себе рукой. Северус почувствовал, всё правильно, так нужно, чтобы выпить семя возлюбленного до последней капли. Отлично осязаемый призрак подавался вперёд бёдрами и страстно стонал, яростно зарываясь в волосы образчика бренной плоти.


Неожиданно Тобиас высвободился и прошептал:
– Ты отличный ученик, но я… всего лишь призрак, у меня нет слёз, слюны, крови, нет и семени, никаких жидкостей живого тела.
Севви, не огорчайся, я сделаю так, что тебе будет лучше, хотя мне с тобой всегда было хорошо. Я тоже до тебя не знал ни мужчин, ни женщин.
О, не изумляйся, я лишь на шесть лет старше тебя, поэтому и не форсировал наши отношения. Просто я боялся, что из-за моей неумелости тебе будет больно, и мы расстанемся навсегда, вот и не шёл дальше ласк, пусть и откровенных.
– Ты сделаешь это рукой, как всегда? – хмуро осведомился Северус.
– Ну вот, я же знаю, что ты очень обидчивый, а, может, это опиум уходит из тебя? Тогда я скоро исчезну.
– Я не обиделся, мне достаточно было твоих ласк, ну, почти достаточно, если честно. Ведь я так и не испытал того, что следует за обоюдным рукоблудием, – еле слышно выдохнул Северус.
– Прошу, если сможешь, если твой характер не является подобием отцовского, не отпускай меня сейчас. Я согласен на всё, только перестань дуться. Покури ещё, а то я начинаю исчезать.
Северус затянулся раза три изо всех сил, наполняя лёгкие, о, разумеется, не каким-то там наркотиком, а душой и телом немыслимо, жизненно необходимого возлюбленного.
Тот не заставил себя долго ждать и легко снял со Снейпа шоссы, обнажив уже болезненно ноющий орган.
– Ляг на диван и раздвинь ноги.
Отцеубийце на мгновение стало трепетно. Неужели это станет реальностью сейчас, и не с настоящим Тобиасом, а с его призраком? Как-то всё нелепо, да и извращённо.
Но мертвец лишь начал повторять действия живого, потом оторвался и стал ласкать ртом яички, затем снова припал к члену, не забывая поглаживать мошонку и невероятно чувствительную кожу промежности столь же узкой, как у воспитанника, ладонью с длинными тонкими пальцами.


Снейп некстати ударился в воспоминания, как он впервые увидел эти руки и сразу влюбился в них. Тогда он, подросток, валялся на дальнем лугу с учителем вместо урока верховой езды, пока их стреноженные кони с удовольствием отдыхали после бешеной скачки наперегонки. Севви и Тобиас неистово целовались, а, устав, прикладывали ладонь к ладони, и видели, что запястье у учителя тоньше, а вот пальцы длиннее у Севви. Он хохотал от внезапно нахлынувшего полудетского счастья и запускал пальцы в дивные волосы Тобиаса, снова притягивая его для поцелуев.


И вдруг в реальности одна из узких ладоней оказалась между ягодицами Северуса. Он рефлекторно сжал зад, но ладонь нежно поглаживала напрягшиеся полушария, успокаивала и вскоре уже ласкала сфинктер…
Снейп расслабился настолько, что и не вздумал возмутиться, когда пальцы возлюбленного постепенно вошли в него и начали своё, независимое, волшебное путешествие. Вот сильно нажали на какую-то точку там, внутри, массируя, отчего Северус хрипло закричал и кончил в рот любимого призрака.



… – Я сейчас, сейчас подвинусь, и ты сядешь рядом со мной. Позволь мне зарыться в твои прекрасные волосы, укрыться в них, целовать тебя, подожди, – шептал Северус Тобиас Снейп, стыдливо прикрыв ресницы.
Но когда он открыл глаза, призрака в комнате не было.
На ковре, неестественно изогнувшись в последней судороге, лежал мёртвый отец с остекленевшими, выпученными слепыми глазами.
Убийца потерял сознание…


~***~


Глава 2. "Конец эры закона, и начало эпохи вовсе не благодати".
Литературный flash-back № 3.

Эпиграф:

"The days are bright and filled with pain,
Enclose me in your gentle rain.
The time you ran was too insane,
We'll meet again, we'll meet again.

Oh tell me where your freedom lies,
The streets are fields that never die,
Deliver me from reasons why
You'd rather cry, I'd rather fly."

The Doors (of Perception), "The crystal ship", 1967.

Подстрочный перевод лежит на поверхности, сделать из него нечто, мало-мальски близкое к оригиналу, не удаётся не одному только Автору, уж поверьте.
Кстати, название группы ("Двери восприятия") произрастает не из занятного опуса гуру наркоманов, Пожирателя Весёлых Грибочков, бесспорно одарённого О. Хаксли, а из эпической, "богопротивной" поэмы истинного англичанина, гениального, бессмертного У. Блейка, "Бракосочетание Рая и Ада".
 
Конец эпиграфа.



… Совсем скоро новоиспечённый глава рода собрался с духом. Он приказал эльфам прибраться в замке, да привести тело бывшего Хозяина в нормальный вид… умершего от сердечного приступа. А что тут такого? "Око за око", конечно же, известный даже чистокровным магам закон подлунного мира, и неважно, что закон нечестивый сей делает мир слепым! О, неважно… до поры, пока тебе самому не подобьют глаз, или… что хуже сотворят.


Северус знал, что, несмотря на почти рабское положение в волшебном мире, эльфы зачастую сильнее даже стихийных чародеев, поэтому они придадут трупу достойную видимость, прибегнув к неизученной магии. Знание – сила, поэтому можно и даже нужно обойтись без подкупа целителя, а потратиться несколько в ином плане.
Наследник решил расщедриться, чтобы отпраздновать своё величайшее достижение и реальное торжество, столь сладкую, холодную месть. Он заказал дорогой гроб, разослал немногочисленной дальней родне в меру скорбные послания.
Как ни странно, родственники примчались в полном составе, даже с чадами-подростками, видимо, надеясь на богатое завещание, от которого им что-нибудь перепадёт.
Перед строго церемониальными похоронами тела Снейпа-старшего в фамильном склепе, а также после этого события личный нотариус семьи обошёл все комнаты замка, имеющие хоть какие-то следы человеческого присутствия, но завещания не нашёл. А господин нотариус использовал замысловатое заклинание, применённое отцом, не известное, да и не нужное Северусу.


Когда вся родня отвлеклась от фуршета и сплетен, уже успела лично выразить личные, слащавые соболезнования Северусу, нотариус попросил тишины. Он заявил, что, как со слов сына умершего, так и по собственным изысканиям, ушедший в Посмертие не успел составить завещания, видимо потому, что смерть застала его внезапно в цветущем для мага возрасте. Тут некоторые особо бедные родственники пустили слезу.
Нотариус вновь дождался тишины и закончил тем, что согласно "Статье о наследовании" Семейного Кодекса фамилии Снейп, всё движимое и недвижимое имущество достаётся детям, в зависимости от их пола и порядка появления на свет, а в данном случае полностью переходит единородному сыну покойного, Северусу Тобиасу Снейпу.


Названный единственный наследник даже не поморщился от такого болезненного именно сейчас совпадения имени убитого отца и милого призрака. Просто Северус с головой ушёл в  размышления над очень важной проблемой, но в итоге он спокойно вздохнул, не заметив неприятного жжения в руке… до поры.
Да, это всё было лишь наркотическим кайфом, прежде не испытанным, как не будет его и впредь. Ни опиума, ни прекрасного призрака во плоти. Не к добру такие недостойные привычки, практически лишившие отца ума, ведь Тобиас погиб именно из-за этой мерзости.


Затем нотариус вопросил, нет ли претензий к законному наследнику, но тот так сверкнул на родню чёрными блестящими глазищами, что никто и рта раскрыть не посмел.
Впрочем, глава недружного семейства пообещал помочь наиболее нуждающимся, а остальным отправить ценные подарки, презрительно ухмыльнувшись.
Дарить-то он будет безделушки с каминной полки из комнаты матери. Но она действительно платила за многие вещицы кругленькие суммы, а также… собирала подобные знаки внимания, как от ухаживающих кавалеров, так и от любовников.


Что же до бедных родственников, проливавших слёзы, Снейп тихо велел нотариусу лично выяснить, реально ли они на грани нищеты. Если это правда, пусть мистер Грейнинг переведёт каждому такому семейству по сто галлеонов на счёт в Гринготтсе.
Просто пришла пора. На большую щедрость, по мнению Северуса, они не должны рассчитывать от волшебника с уже полчаса, как воспаленной Меткой. Лорд будет очень недоволен столь длительной задержкой друга.


– Леди и джентльмены, – произнёс Северус настолько повелительно и холодно, что слышно было во всей огромной пиршественной зале,  – С сожалением сообщаю, что покидаю вас без промедления. Я провёл в своём замке больше времени, чем мне отпущено насущными делами. В данный момент я должен аппарировать на другой конец Англии, чтобы разделить своё горе с верными друзьями и вскоре вернуться к работе.
На случай возможных эксцессов и неприятностей ставлю вас в известность, все вещи в замке заколдованы таким образом, что никто не может вынести их за его порог, кроме главы рода.
Оставляю вас на попечение глубокоуважаемого мистера Грейнинга, моего нотариуса, и не советую злоупотреблять его драгоценным временем.
После выхода последнего гостя он закроет дверь лишь нам известным способом.
Прощайте.


… Метка уже не просто болела, а дико горела, но Снейп благоразумно не трогал больное место.
Он почти бежал по антиаппарационной зоне, ругая её, себя, затянувшееся дело с отцом, пышные похороны и поминки, родственников…
– "Надо сделать зону уже! И чего я не видел в этих голодранцах!"
Вдруг страшная мысль пришла ему в голову:
– "А что было бы, коль Метка загорелась в момент общения с милым призраком, пусть галлюцинаторного происхождения?"
В миг единый обрушилась лавина незваной душевной боли, куда более сильной, чем физическая.
Выходит, его лишили собственной жизни, и он должен быть всегда рядом с Лордом, если тому понадобится просто перекинуться парочкой глубокомысленных замечаний с Северусом.


Но как он, уже выбежав к месту аппарации, может вернуться к Лорду с такими крамольными мыслями? Ведь этот "Повелитель", в отличие от остальных "слуг", величает Северуса другом! А разве друзьям можно причинять такую боль, да ещё и привязывать их к себе коротким поводком?


– Нет, надо скрыть эти мысли, запрятать их в такие глубины мозга, чтобы ничем себя не выдать.
Вот страшный в своей смерти отец. Нужно вспомнить все подробности его долгого и мучительного умирания, не забыть про завещание, но… к этой проклятой комнате привязано другое, интимное переживание. Образы отравленного отца и замученного им возлюбленного неотделимы, и я ничего не могу с этим сделать.
Ладно, ведь не случайно мы с Лордом друзья, и он всё расценит верно, даже если умеет читать мысли. Было бы куда лучше, если бы он проник непосредственно в мой разум. Столь многоопытный, старший друг обязан меня понять и, возможно, пойти навстречу, отпустив на волю.
Мне лично от общества его Пожирателей больше ничего не нужно, дело сделано. Только Регулус меня беспокоит, пропал…
А, найдётся дружище мой, куда он денется!
Северус наскоро успокоил себя разговорчиком, боль в Метке как-то поутихла, и он аппарировал.


… – Avada Kedavra!
Усталый и тоскливый голос Лорда заставил молодого человека насторожиться и не рваться навстречу другу. Потом наступила тишина, не было даже слышно звука упавшего тела.
Северус глубоко вдохнул и вошёл в залу. Там было с десяток Пожирателей, в Кругу лежало тело Регулуса. Он тут же отвёл глаза, почувствовав тошноту. Кровь на полу, на плащах собравшихся и на краешке мантии Лорда…
Приторно сладкий, отвратительный запах Смерти, вот бы победить безликую, бесполую обманщицу, закупорить её!..


~***~


Глава 3. "Братья по оружию, по сути. L'ami est mort, vive le Seigneur Sombre!"
Литературный flash-back № 4, последний.

Эпиграфы, куча мала:


1. Post hoc ergo propter hoc, или Post hoc non est propter hoc?

Первая латинская фраза, применяемая в современном судопроизводстве и логике, переводится:  "После этого значит по причине этого".
Вторая же идиома, напротив: "После этого не значит "по причине" этого". 


2. "Нет преступления без наказания, нет наказания без закона, нет преступления без законного наказания",  Римское право.


3. Quod licet Jovi, non licet bovi.


4. "… You did not desert me
My brothers in arms

There's so many different worlds
So many different suns
And we have just one world
But we live in different ones

Now the sun's gone to hell
And the moon's riding high
Let me bid you farewell
Every man has to die

But it's written in the starlight
And every line on your palm
We're fools to make war
On our brothers in arms… "

Dire Straits, "Brothers in arms", 1985.
Special thx for Mark Knopfler!
Угу, "вперёд, в будущее", но анахронизм нарочитый и обоснованный.
Согласно канону им. mrs. J.K. Ro, которая очень любит… мирскую славу и не только, судьбоносная для… некоторых персонажей Битва за Хогвартс датирована 02.05.1998 года.
Ибо воистину "всё, как у людей".

"… Вы не оставили меня,
Братья по оружию.

Есть великое множество миров,
Множество светил,
Но нам дарован один мир,
Да живём мы каждый в своём.

Вот уже солнце закатилось в пекло,
Взошла луна высоко.
Позволь мне попрощаться с тобой,
Все мы смертны.

Но далёким звёздам вторит
Каждая линия на твоей ладони:
Мы глупцы, что
Воюем против наших же братьев по оружию".


Конец эпиграфа.


–  Долго пришлось звать тебя, друг мой, – произнёс тем же голосом Лорд, –  Но ты явно не торопился, чтобы поучаствовать в казни ничтожества.
Скажи, как ты вытерпел мой Зов?
– Я хоронил отца, а потом бежал через большую антиаппарационную зону, установленную вокруг замка.
Северус задыхался от невнятного чувства вины, раскаяния и ожидания достойного наказания… наверняка, не желанной свободы, но жуткой, мучительной смерти.


… Никак не победить Рыцарю, жаждущему ответов на риторические вопросы, в шахматной партии с Плутовкой, безликой Смертью. Тело её, даже уникальный запах не выпадет шанса попытаться закупорить в колбе или реторте…
Совершенно очевидно, "никто здесь не указывал нам путь к рассвету, никто не заставлял потупить взгляды, а большинство хранит молчание, им не нужны высоты солнечного света"*.


– Покажи Метку, юнец, – в голосе Тёмного Владыки прозвучала злость, – Ты должен был разрывать её ногтями от боли, я уверен и знаю по опыту.
Северус, обойдя по дуге место расправы, протянул отмеченную руку Повелителю.
– Ты даже не дотронулся до неё. С… такой Меткой ты совершенно не управляем, но я это исправлю. Видимо, у тебя слишком высокий болевой порог, и мы это скоро проверим, – легковесно пообещал Лорд.
– "Меня будут пытать", – понял Северус, – "Интересно, последую ли я за несчастным другом? Вот тебе и великое торжество отмщения, и расплата за него. А правы ли древние магглы?..
Сотворят ли суд праведный в земном?.. Вряд ли…
Истина не здесь… там…
В подлунном мире пусто, никого, даже Ангел Смерти не выдаст обманутому им, обречённому человеку тайн и знаний за неимением оных".
– Друг мой, – голос стал обычным, спокойным, – посмотри на меня.
Юноша тут же сосредоточился на том, что собирался продемонстрировать Лорду, и у него это получилось довольно легко, без заминок и пауз.
– Молодец, мой достойный последователь, – непонятно, но многозначительно похвалил его Повелитель, – Не отводи глаз, будет неприятно, но ты справишься, гордец мой…
Неведомая боль выворачивала наизнанку весь мозг, добираясь до тех запретных воспоминаний, которые Северус так тщательно спрятал, но он был бессилен. Он даже с трудом удержался на ногах, когда всё закончилось.


… – О, так ты развлекался и расслаблялся после этого! Напился впервые на голодный желудок, покурил опиума и даже ухитрился соблазнить маггловского ангела… или, разом, самого… Сатану?!?
Северус понурился и угрюмо хранил молчание, стараясь не смотреть на бренные останки единственного друга… среди всех этих.
– Да и ладно, хорошо, пусть ты заурядного демона во плоти лицезрел и… не только, – вдруг довольно засмеялся Лорд.
Его смех подхватили оставшиеся Пожиратели.
– Молчать! – прикрикнул на них Повелитель.
– А ещё тебе до слёз жалко сдохшего здесь ублюдка. О, да, вы столь пламенно любили проводить вместе время в моей библиотеке, что чуть не поцеловались однажды, так?
Ты трус, ничтожный трус, мой друг Северус!


"Милый друг" продолжал крайне выматывающую при этих… посторонних пытку, "оскорбление знатной персоны", самое страшное преступление, согласно римскому праву, пока… без пристрастия.
Северус упорно молчал, склонив голову в знак ложной покорности. Боль в голове стихла так же внезапно, как и появилась.
– "Умоляю, помоги мне!" – в нахлынувшей панике, инстинктивно подумал он, чтобы Повелитель не успел почувствовать эту мысль.
Да уж, на то он и друг самого Лорда, чтобы быстро понять и оценить суть и сущность необходимости зрительного контакта для вторжения в мозг и чтения мыслей.
Первая зарубка в мозгу… начало конца.
– Знаешь ли, друг мой, Регулус мог совратить и статую, а не только мага или ведьму!
Пойми, он хотел использовать тебя, ведь у него ни разу не было девственников! Просто ты, малыш, испугался того внутреннего огня, который разгорелся в тебе тогда, и отпрянул. Но ведь вы оставались друзьями?..
Уж не простое молчанье было ему ответом, но гробовая тишина… мерзость запустения.
– Поэтому-то я и звал тебя так настойчиво, чтобы ты тоже смог, наряду с остальными выполнить мою волю, а заодно отомстить Блэку.


Непредсказуемый Голос сочился змеиным, мертвенным, убивающим ядом, но до странности похожим на… баснословный мёд и млеко из эльфийских сказок у колыбели младенца-мага.
Невероятно! Неужели этот вещающий… здесь и сейчас, в момент истины, глас звучит из уст маггловского Ecce Homo, неизъяснимого "Божества неведомого" древних?
А "Бог любит нечёт", не маггловскую ли, благодатную, увы, чуждую по праву происхождения Троицу?.. Однако, словами всё того же Вергилия, автора бессмертной, целомудренной "Энеиды"… "выбирая богов, мы выбираем свою судьбу".
Есть же три высшие, не познаваемые разумом человеческим Сфирот в Священной Каббале, как и в "Изумрудной Скрижали" Гермеса Трисмегиста, Трижды Величайшего. Трижды, трижды, нечётное…
– "Главное, что герметические свитки и книги, по сказаниям стародавним, напрямую связаны с таинствами Алхимии Высокой!"
Зарубка вторая, самая значимая. Бесспорно, "это конец, конец милой лжи", знаменующий чёткий выбор жизненного призвания… если удастся уцелеть.
… Разум отказывается работать, тело берёт верх над душой и духом! Страшно…
Кому же помолиться?..


… Он не такой, как все, Homo Magicus, так писал Люциус, восторгавшийся от каждой буквы на дорогом, надушенном пергаменте скучающей, бесившейся в золочёной клетке династического, бесплодного брака, миссис Рудольфус Лестрейндж, в девичестве, мисс Бэллатрикс Блэк, очередного "сумасшедшего, сияющего алмаза", звезды.
Всё та же самозваная, напыщенная "королевская семья", но плод явно дурной, и не к месту, не ко времени вспоминать о Данте, его прекрасной Беатриче, и добром святоше Вергилии, не допущенном в Рай Господень…
Маггловская наивная, средневековая ересь, да, захватывающая воображение, но и только, а сэр Малфой попросту с отрочества помешан на… не своей мисс Блэк, не той… тупой блондинке Нарциссе, наречённой даже не во имя звезды, что о многом говорит.


– "Эх, яблочко от яблони!..
"О, женщины, имя вам…"
Регулус Арктурус Блэк! Вот, кто важен! Это отвратительная, низкая ложь и поклёп, я уверен…   
Именитый "ловец" Дома Змея Серебряного Салазара Слизерина, друг мой чистый Регулус чем-то сильно навреди… "
– Теперь я нанесу тебе Метку заново, поверх прежней, чтобы ты приходил вовремя.
Лорд прикоснулся палочкой к прежней Метке, тело обожгло огнём.
– Уберите мразь, это мешает сосредоточиться… кое-кому тут, – хладнокровно приказал он слугам.
– Incendio!
Изувеченные, жуткие останки вспыхнули и исчезли без следа, оставив в воздухе тошнотворный запах палёной плоти.
– Иди в Круг, Северус, а то я смотрю, ты слишком брезглив. Сейчас я продемонстрирую тебе достоинства новой Метки, заметь, уникальной! Не то, что прочие Метки моих соратников.
Приготовься…


… Снейп подобрал полы чёрной траурной мантии, чтобы она не касалась пятен крови и чего-то более нечистого на полу, и медленно, степенно ступил в центр пыточного, смертоносного Круга.
Лорд на мгновение замер, словно к чему-то прислушиваясь, а потом Северус ощутил необыкновенно горячую Метку, затем боль разом взорвалась, вспыхнув в мозгу. Юноша схватился за Метку другой рукой, но отдёрнул её, почувствовав ожог.
– Зачем Вы мучаете меня, мой Лорд? – простонал молодой волшебник, едва не теряя сознание от боли.
– Ты мой единственный друг среди скопища этих болванов и потому обязан быть рядом в тот же миг, как я позову тебя, – торжественно заявил Повелитель, и боль в Метке тотчас пропала.
– А как же антиаппарационные зоны? Я ведь просто умру скорее, чем преодолею их.
– Ты должен будешь докладывать мне, куда направляешься, и если там действительно такие зоны, сначала я пошлю тебе более тихий Зов, вот такой.
Наследник рода Снейп зажмурился от дикой муки.
– Мне очень больно, мой Лорд, – чистосердечно, несколько наивно признался он, распахнув заблестевшие от слёз унижения предательства и немилосердной боли чёрные глаза.
В глубине их можно было заметить зарождавшееся презрение и даже некоторую долю лютой ненависти… 


… На свою беду, полукровный Лорд больше не смотрел на чересчур умного, провинившегося чистокровку, а сказал своим ручным Пожирателям будничным голосом:
– Кружок Круцио, да не в полную силу, ему сегодня и так досталось.
– "Вот и пытка, я прав, как всегда, друг мой жаждет видеть мои муки, хочет наслаждаться ими. Странно, но мне уже совсем не страшно.
Действительно, что могут сделать со мной эти пресмыкающиеся бездари?..
Главное, стоять прямо, молча выдерживать боль и ни в коем случае не падать на этот мерзкий пол".
Северус подобрал полы мантии чуть повыше, так, на всякий случай.
– "Что мне их телесные издевательства после того, как Лорд, друг, попрал святыню, растоптал душу мою, дух мой, превратив тело живого волшебника в гиппогрифа на магическом аркане!
Да, теперь я презираю его, моего уже бывшего друга.
Дружба означает сходство интересов, взаимопомощь, разговоры до утра, протянутую не для поцелуя, а для рукопожатия руку. Руку, которая поддержит в беде, и голос, который утешит в горе, но ведь я отцеубийца, а Лорд сам или через своих соратников, с помощью моих экспериментальных зелий, убивает почти ежедневно…
Я и он в одинаковой степени убийцы…
Все мы, Пожиратели, достойны лишь её, Смерти!..
Mea culpa! Forgive me, Father, for I have sinned… "
Эти мысли вихрем пронеслись в голове молодого алхимика, но не успел он помолиться Богу Неведомому, как Тобиас изредка делал, ибо уже прозвучал сигнал номер один:
– Crucio!
Руки, ноги, голова, всё тело завибрировало в ответ на натиск чрезвычайно сильной боли, не идущей, однако, в сравнение с недавней болью в Метке. Но в груди вдруг кончился воздух, в голове зашумело, и он чуть не задохнулся, не в состоянии даже перевести дух. В этот момент пытка прервалась, Северус жадно ловил ртом воздух, а Пожиратели в недоумении  переглядывались.
Обострившийся слух уловил сигнал номер два:
– Наподдай-ка этому чистоплюю посильнее!
И снова боль, короткая передышка, боль, боль, боль, вот уже невыносимая боль выворачивает кости из суставов, но дрожащие руки намертво вцепились в мантию, и держат её подальше от грязных пятен, губы искусаны до крови, глаза исходят слезами, не повинуясь приказам больного мозга.
– "Только бы не упасть, не отпустить мантию, не согнуть спину…
Назло, назло Тёмному Владыке, назло им всем!..
За истинного брата по оружию, единственного настоящего отпрыска "королевской семьи"!
Во имя ярчайшей звезды на моём тусклом небосклоне из созвездия храброго Льва Золотого, собрата моего!"


– Ну что, стойкий ты наш, сколько же в тебе спеси, – насмешливо протянул Лорд, – А теперь получи подарок от меня лично.
Повернись ко мне, друг мой, – внезапно с уважением сказал он, – Я желаю видеть, как ты упадёшь передо мной на колени, тогда я прощу тебя и…
Crucio!
Эта боль вспыхнула уже в мозгу невероятно мощно, но Северус успел произнести окровавленными губами:
– Я не могу больше, не выдержу, ныне иду к тебе, познавшему муку сию…
И любимый отозвался сразу же, голосом заглушая боль:
– "Ещё слишком рано, Севви. Просто отвлекись, подумав обо мне, пропусти боль сквозь себя, и она утихнет. Если бы ты мог поговорить со мной, когда меня пытал твой отец, то я не погиб, но ты же действительно окаменел под заклинанием.
Сейчас, сейчас всё кончится, гнев твоего мучителя уже сменился на любопытство, тебе не будет больно. Ты не упал, я горжусь тобой".


… – Ты выстоял перед моим Круциатусом! Я горжусь тобой, мой друг, – словно вторил Тобиасу Лорд.
– Отныне ты будешь всегда находиться по левую руку от меня, – громогласно возвестил серийный убийца по убеждениям, – Я считаю её более достойной, нежели правую. Ведь именно на левую руку я ставлю своим будущим соратникам Метки!
– Слышали? Впредь повиноваться Северусу, как моей Левой Руке! – обратился он к давно затихшим и до предела удивлённым невиданным зрелищем Пожирателям.
Ведь и они знали, и Лорд чувствовал, что, начиная со второго, все Круциатусы исполнялись в полную мощь.
– Завтра я созываю всех своих слуг, чтобы узнали они волю мою относительно моего друга!
– "Ненавижу, бездушный лжец. Бездушный?.. Занятная мысль, потом, после разложу на составляющие, я же выжил всем смертям назло!" – подумал Северус, вновь опустив очи долу.


… Северус Тобиас Снейп на мгновение вырвался из плена воспоминаний, но этого мига хватило, чтобы собрать в кулак всю свою волю и перестать думать о былом.
Профессор очень удивился, когда обнаружил себя у входа в собственный особняк.
– Верно, ноги сами привели к дому. Сейчас надо будет растопить камин и выпить немного огневиски, – пробормотал он, будто извиняясь за устаревшие размышления, да и привычно успокоился.
Но в холле его встретил нервный, взвинченный Ремус, совершенно не похожий на себя.
Северус тотчас собрался и спросил, снимая пальто-мантию:
– Ремус, что-нибудь срочное? Кому-то понадобилось нестандартное зелье?
– Ты прав, как всегда, – с трудом произнёс оборотень, задыхаясь от одышки и дрожа всем телом.

____________________________

* Pink Floyd, "Echoes", p. I, 1971. Перевод Автора.

~***~



Глава 4. "Novus ordo seclorum, или новый порядок эпохи".


Эпиграф номер раз, как пояснение к всемирно известному, неверно переведённому жупелу.
Сей слоган есть не что иное, как парафраз строф эклоги Вергилия: 
"Magnus ab integro saeclorum nascitur ordo".
"Сызнова ныне времен зачинается строй величавый".
Publius Vergilius Maro, "мантуанский лебедь", (70 – 19 год до н. э.), национальный поэт Древнего Рима, автор той самой "Энеиды", "Буколик", и не только.


Эпиграф номер два:

"Steps taken forwards but sleepwalking back
again
Dragged by the force of some inner tide.

At a higher altitude with flag unfurled
We reached the dizzy heights of that dreamed
of world…   

Encumbered forever by desire and ambition
There's a hunger still unsatisfied
Our weary eyes still stray to the horizon
Though down this road we've been so many
times…   

… The dawn mist glowing
The water flowing
The endless river
… Forever and ever… "

Pink Floyd, "High Hopes", 1994.

Вольный перевод Автора:

"Мы шагаем вперёд, но, как лунатики,
отступаем вновь и вновь,
Под влиянием движения незримых вод.

В далях горних с развёрнутым на всех ветрах флагом,
Мы достигли головокружительных высот грёз
этого мира…   

Вечно нагруженные желаньями и амбициями,
Мы так и не смогли утолить этот голод.
Наши усталые глаза ещё устремлены
К горизонту,
Хотя на этом пути мы бывали уже много раз. 

… Светится рассветный туман,
Струится вода
В бесконечной реке
… Во веки веков…" 


Конец эпиграфа.



– Гарольд, Гарри… – Ремус не смог закончить.
– Сейчас я дам тебе Успокоительного зелья, и ты расскажешь, что снова понадобилось мистеру Гарольду Поттеру лично от меня.
После приёма зелья не прошло ещё и пары минут, значит, оно ещё не начало потихоньку действовать, но Люпин снова попытался выдавить:
– Он умирает. Нужна срочно… Эммм…
– Подожди ещё минуты три, и ты сможешь спокойно говорить.
– Время… не ждёт. Эмм… мульсион…
– Достаточно, я понял. Эмульсионную Взвесь, так?
Северус Снейп прекрасно знал, что от "Мародёра по жизни" давным-давно нужно было ждать очередной шалости. Что остается меланхоличному смертному, как не пойти навстречу другу, заодно… быть может, шалость удастся и для сиятельного слизеринца? Не зря же вновь так необычайно Северуса радует всего-то очередная осень! Это знак милости богов или кого-то ещё…

… – Ох, сколько можно повторять, ты прав, как всегда, она самая, и это срочно, – ответил уже расслабленный и спокойный Ремус.
– Срочно, говоришь? У меня осталось очень мало Взвеси, где-то полпинты. Но, может, этого хватит? – спросил профессор с глупой надеждой, умирающей последней.
Мастеру Зелий известно, что для полноценного поднятия на ноги мага, потерявшего слишком много крови, необходимо четыре, а то и пять пинт… своеобразного в изготовлении зелья. Именно в таких случаях и требуется Взвесь, значительно более сильное средство, чем обычное Кроветворное.
В ответ раздался короткий не то смешок, не то всхлип.
– Ладно, понял, иду готовить Взвесь, но во время безопасной стадии приготовления ты расскажешь мне, что случилось.
Если, конечно, это не ваш государственный секрет, – добавил Снейп с усмешкой, – Пошли со мной в лабораторию.
 
… Ремус зачарованно глядел, как Северус одним лишь взмахом руки, без палочки, призывает банки и сосуды, как быстро мелькает серебряный нож. Зельевар привычно резал, измельчал, толок, растирал ингредиенты. Вода в котле забурлила, и Снейп отточенным движением ножа нанёс себе глубокий порез на руке. В котёл потекла тёмная кровь, образуя Основу.
– Достаточно, – прошептал он, и провёл ладонью правой руки над ранкой.
Она тотчас затянулась бесследно.
– Ремус, если бы оставались следы от порезов, то меня при визите в клинику с жалобой на низкое давление сочли маниакальным самоубийцей-неудачником. Слава очередному  маггловскому Богу, – хитро подмигнул Северус, – Я ни разу в этом новом, дивном мире на здоровье не жаловался, хотя медицина, целительские практики магглов, своеобразны, и заслуживают самого внимательного изучения. Я посвятил…  некоторое время этой теме.
Бросая в котёл готовые ингредиенты, он замолчал, чтобы не сбиться в последовательности и времени, которое отслеживалось по песочным часам с полосками на минуты.
– Дражайший Ремус, по твоей милости я по-прежнему не знаю, что случилось с Золотым Мальчиком, –  вскоре ехидно заметил Северус.
– Я молчал, наблюдая за твоим изумительным мастерством. Я ведь ни разу не был в твоей святая святых и потому не видел, как ты теперь варишь зелья.
Ну, под "теперь" я подразумеваю…  после Школы, – смущённо добавил Люпин, и тут же радостно спросил:
– Всё ведь уже готово?
– Нет, остался последний ингредиент, – мрачно заявил Снейп, – И пока я буду сцеживать себя, сходи в ближайшую аптеку за углом этого квартала налево и купи десяти кубовый шприц.
– Что кубовый? – переспросил растерявшийся оборотень, – И надолго это "сцеживание", про которое я ничего не понял?
Север, дружище, пойми, счёт идёт на минуты, – добавил он необычайно настойчиво и нервно, несмотря на принятое успокоительное.
Снейп недобро ухмыльнулся, а потом на листке бумаги написал всё же привычным пером: "Десяти кубовый шприц".
– Вот, дашь фармацевту, то есть, аптекарю, он поймёт.
Алхимик бросился в холл, достал из кармана пальто несколько монет и вручил их подоспевшему Ремусу.
– Иди и не бойся, магглы не кусаются.
О, только не делай вид, будто впервые заходишь в маггловский магазин! Ничего, и в одиночку справишься, это тебе не бутик.
Ремус схватил маггловское пальто, он и в своём мире по-прежнему предпочитал такого рода одежду и, на ходу застёгиваясь, умчался в указанном направлении.


… Северус тяжко перевёл дух и неспешно прошествовал в спальню с мерным стаканчиком, заботливо припрятанным заранее. Он сел в кресло возле изящного столика, раздвинул ноги, и не к месту, не ко времени печально позвал:
– Помоги, надо спасти человека. Приди, поцелуй, как мы делали в замке по ночам в отсветах пламени камина, лёжа на моей узкой кровати, крепко прижавшись, чтобы почувствовать себя единым целым.
Самовнушение помогло, появилась эрекция.
Алхимик расстегнул узкие шоссы и начал медленно ласкать себя.
Наконец, движения его ускорились, дыхание сбилось, страстное желание разрядки сковало выгнувшееся дугой тело, и в подставленную ёмкость брызнул последний ингредиент.
– Благодарю, Единственный мой! – кажется, истошный крик разнёсся по всему дому.


Послышались торопливые шаги, Северус применил невербальное Очищающее заклинание, и кое-как привёл себя в надлежащий вид, пока только внешне.
Шаги уже под дверью, но волшебник резко осадил оборотня:
– Не смей входить! Я иду прямо сейчас.
Оргазм был настолько неестественно сильным, что профессор никак не мог выровнять дыхание и взглянуть на мерный стаканчик. Но было не до размышлений о причине столь яркого "сцеживания", надо торопиться.
– Хватит ли или придётся повторить? – пробормотал он вполголоса, едва не задыхаясь.
Хватило с избытком. Слава богам! Алхимик сумел придать себе привычную хладнокровность и безучастность, снова спрятал маленькую ёмкость в кармане брюк и спешно прошёл в лабораторию, не обращая внимания на друга, суетящегося с одноразовым шприцем в упаковке.
– Я купил эту штуку за маггловские деньги, представляешь? Впервые за почти полтинник лет жизни я купил какую-то хреновину за их деньги!
А зачем тебе это жалящее орудие, Северус? – в отсутствие какой-либо реакции на свои восторги, спросил Ремус.

Снейп даже не поинтересовался, на какие же деньги "уважаемый профессор Люпин, сэр", одевается по-маггловски, и отчего дружище вдруг снова солгал, несмотря на явный намёк не делать этого.
Если дошло до непристойного… взятия себя в руки посреди белого дня, по чужой, слишком уж навязчивой мольбе, то придётся доиграть роль до конца, как того требуют правила превосходного, пусть, маггловского театрального действа.
О, просто и привычно сделать всё реально возможное для спасения… их Золотого Мальчика, опять, как в Школе, попавшего в неприятность, да и забыть о нём навсегда!
А другу строго-настрого запретить никогда более в жизни не беспокоить подобными просьбами.
Да хоть бы… их, чужой мир сгорел заживо в жидком маггловском огне, напалме, профессору алхимии найдётся работа и в маглесе, но этого…  несчастного оборотня лишь могила исправит, увы.


– Я собираюсь ввести Взвесь мальчику-переростку в вену, как это делают магглы со своими "лекарствами", чтобы оно быстрее начало действовать. Пероральный ввод зелья тоже хорош, но не сравнится по эффективности с внутривенным, – невозмутимо сказал Северус, добавляя в кипящее зелье эякулят, а другой рукой помешивая варево стеклянной палочкой против часовой стрелки.
Вся шелуха, даже не разварившиеся крупные кусочки ингредиентов на глазах у восхищённого Ремуса растворились бесследно, а зелье поменяло цвет с розового на бледно-голубой.
Теперь это была свежая, после охлаждения, готовая к употреблению Эмульсионная Взвесь. Конечно, название осталось со стародавних времён, когда алхимики не знали, чем полностью растворить ингредиенты.
Остатки спермы Северус отставил подальше, чтобы Ремус не учуял своим чувствительным носом, что это. Но оборотень уловил запах ещё, когда алхимик добавлял бесценный ингредиент в котёл, и привычно промолчал, будто не заметил отлучки друга в спальню, и его предупреждающего, хриплого крика: "Не смей входить!".


… – "Кого же представлял Север, какую персону, чтобы кончить так мощно?" – задался Люпин ну, очень интересным вопросом, как повелось, молчком, и "тихо", но благоразумно не спросил.
И некогда, ведь на кону жизнь мальца, да и Север в сполохе гнева скорее уничтожит весь особняк, чем расколется, тот ещё подпольщик.


~***~


Глава 5. "М-р Лунатик приветствует профессора Снейпа" и просит его кое о чём важном, но ни словечка про длинный нос".



Эпиграф единственный, но с претенциозными комментариями по части перевода (вновь Автор предупреждает, значит, вооружает). (с) Известный римский афоризм.

"The lunatic is on the grass.
The lunatic is on the grass.
Remembering games and daisy chains
and laughs.
Got to keep the loonies on the path.

The lunatic is in the hall.
The lunatic is in my home…

And if the dam breaks open many years
too soon
And if there is no room upon the hill
And if your head explodes with dark
forebodings too
I'll see you on the dark side of the moon.

… And if the cloud bursts, thunder in your ear
You shout and no one seems to hear.
I'll see you on the dark side of the moon… 

I can't think of anything to say except… 
I think it's marvelous! HaHaHa!"

Pink Floyd, "Brain Damage", 1973.
Конечно же, всем известно, что композиция нагло выдернута из контекста концептуального альбома, да простят Автора…

Перевод Автора, весьма вольный по отношению к бесценному оригиналу, зато основанный на игре английских слов "Loony", "the Lu/oo/natic": сумасшедший, душевнобольной, социально опасный психопат.
Но к чему и зачем все эти вольности?
А вот, сравните-ка с пророческой подписью Люпина на "Карте Мародёров",
отчего-то последней, довольно осторожной и… несколько мягкой по отношению к уже загнанной лошадке, может, потому и выжившего…
Ох, уж эта страдающая, молчаливая Совесть Мародёров, такая несмелая в человеческом облике!..

Итак, встречайте свистом и улюлюканьем Его самый, перевод смыслов!
(вдруг пригодится на будущее?:)

"Лунатик на моей лужайке.
Но… это же безумец на моей лужайке.
Вспоминает он не игры с цветочными гирляндами,
а горькие оковы вынужденного смеха.
Пусть Совесть Мародёров не собьётся со своей тропы.
 
… Ого, этот сумасшедший уже в моём холле.
Психопат прижился в моём доме…

… Но если вдруг прорывается долго сдерживаемая плотина,
И средь сильных мира сего нет нам места,
И голова тоже раскалывается
от дурных предчувствий,
Я увижу тебя на обратной, 
вечно Тёмной стороне Луны!..

И если кругом сверкают молнии.
А гром закладывает уши,
Ты закричишь изо всех сил, но никто тебя не услышит.
Просто вообрази и меня на обратной стороне Луны…

Больше мне нечего сказать, разве, что…
"Шалость удалась!"
Ха-ха-ха!"

"Повреждение рассудка".

Конец эпиграфа.


Трезвый Ремус почти всегда отличался практически безупречной деликатностью, потому-то и стал единственным другом Северуса, приходя к нему не только и не столько за пресловутым Аконитовым зельем. 
Он любил пожить у друга несколько дней, ночуя в предназначенной лишь для него, ставшей почти, да, почти родной гостевой комнате.
Он любил выпить маггловского скотча, набираясь куда больше профессора, который мог просидеть целый вечер с одной рюмкой коньяка. Алкоголем для увеселения гостя дорогого  запасался, разумеется, истинно по-английски щедрый и радушный хозяин дома.
Ремус любил и прекрасно умел в подпитии рассказывать скабрезные анекдоты о Мерлине, Моргане и об Основателях, а Северус разражался искренним смехом.
Ел он мало для зверя, но неаккуратно и неумело, как и лгал, зато в мыслях был сдержанным и "тихим", что особо ценно для опытного Легиллимента.
Он даже притворялся, что любит рассказывать пикантные подробности из жизни "звёзд" своего мира, перед визитом к Северусу начитавшись бульварной прессы.
Чего не сделаешь для друга, этого неживого, вечно себе на уме, странного изгнанника земли родной!.. Под стать имени, суровый человек этот Северус Снейп.
Зато Снейп довольно улыбался и фыркал, а после баек о перипетиях жизни Золотого Мальчика хохотал особенно заливисто.
Ну, и чем не доктор Уотсон для мистера Холмса… на первый взгляд?..
А на второй и все последующие взгляды, это просто, они же не магглы, здесь вам не Бейкер-стрит, и никто не играет в детектива…  пока.


Реально ли профессор Алхимии в добровольной пожизненной ссылке забавляется этими сплетнями о жителях… покинутого навсегда мира, или делает вид, даже изрядно заложив за воротник, вечно застёгнутый доверху? Вопрос, конечно, интересный… но не для всех.
К примеру, гриффу Ремусу не нужны эти нюансы. У него свои мотивы для жития в гостях у слизня Нюниуса.


Тот, канувший в небытие Нюниус вечно сам нарывался на разборки с Мародёрами, да такие изощрённые, что четвёрка бравых мушкетёров из шкуры вон лезла, но никак не могла победить Человека Кардинала. Это угрюмое носатое чучело с нестрижеными, сальными волосами, шастало по Школе, ласково и как-то особенно бережно прижимая к сердцу очередную бесценную книгу из Запретной Секции. При любой, самой некрасивой стычке, бледный призрак оперы, Принц-полукровка ухитрялся не расставаться с книгой, не бросать её, словно подругу жизни, что безмерно восхищало такого же фанатика чтения, Ремуса Джона Люпина.
Излюбленной гадкой шуточкой вечно скучающего, бездомного и безродного отпрыска "звёздной, королевской семьи" Блэк по отношению к преуспевшим в Тёмных Искусствах скользким слизням, мистеру Эйвери и мистеру Мальсиберу, было томное и протяжное: "Тех, кто слушает Pink Floyd, гнать поганою метлой". Но эта парочка и не ярилась, а попросту исчезала с глаз долой по щелчку длинных, породистых пальцев главаря их шайки, Северуса Тобиаса Снейпа, даже не открывавшего рта для посыла наглых гриффиндорских волков куда подальше, зато для ужасающе сильных проклятий собственного изобретения всегда пожалуйста. И разгоралась битва титанов с накрепко заключённой в объятие книгой…


Но… сколько можно жить отроческими воспоминаниями после всего случившегося и имеющего место быть во взрослой жизни прежних недругов, ставших неразлучными друзьями, в понимании добродушного оборотня?
Нынешний профессор ЗОТИ и не думал затаить злобу на прежнего профессора Зелий за инициативу, в результате которой на время лишился работы. Оборотень привычно брал вину на себя в столь неприятных ситуациях, что вполне разумно.
И вообще, что было, то прошло. А могло сложиться куда хуже, причём, для обоих.
Вспоминает ли прошлое подобного рода человек в футляре, пусть останется его тайной… и снова пока. Достаточно и того, что в итоге надменный аристократ по-настоящему приблизил лишь этого полукровку.
 

… Однажды, загостившийся и упорно не желающий покидать "свою" комнату оборотень  решил пойти ва-банк, и попросил профессора дать ему шанс трансформироваться в ней.
Хотя Северус крайне изумился такой просьбе, он вновь не подал вида, и… просто кивнул, дав молчаливое согласие.
На самом деле, внешне хладнокровный, а внутренне, не напоказ, заботливый друг перечитал гору книг самых различных эпох и народов, посвящённых загадочной жизни оборотней, и не только выяснил единственный способ их исцеления, но приложил все возможные усилия ради отдельно взятого уникума.


… Зайдя в гостевую перед трансформацией, он тихо пожелал принявшему Аконитовое зелье Ремусу Полной Луны и вышел…
… Ненадолго, потому, что увидел в золотистых глазах оборотня животный страх в преддверие предстоящей муки и безмолвную мольбу остаться.
– "Он мой единственный друг и не причинит мне зла даже в зверином облике. Ликантропы сохраняют частицу человеческого разума, а уж под зельем, и подавно", – успокаивал себя человек, когда невероятно громадный волк остановил на нём тяжёлый взгляд исподлобья и подступил так близко, что уткнулся мокрым носом в колено.


Снейп вышел в гостиную, где горел камин, жестом приглашая волка следовать за собой, уселся в своё кресло. Зверь настороженно глядел на огонь и не решался сделать ни шага. Профессору тоже было не по себе.
– Ну же, Ремус, включи свои мозги, я знаю, они у тебя есть, не бойся, ведь ты любишь согревающее пламя камина. Вспомни, – силясь превозмочь врождённый общечеловеческий ужас перед вервольфами, как можно внушительнее заговорил алхимик.
Волк в ответ вильнул хвостом и медленно подошёл к человеку, а затем лёг, положив тяжёлую, большую голову ему на ботинки. Северус призвал рюмку и бутылку коньяка, налил  и сказал оборотню:
– За тебя, старина Ремус. Как бы ты не выглядел, ты всё равно остаёшься моим другом.
Ты дорог мне, как никто другой… из живых.
Он залпом выпил коньяк, как давненько не делал, чтобы страх окончательно растворился и ушёл, а растёкшийся по венам алкоголь снял остатки напряжения.
После третьей рюмки, выпитой медленно, со вкусом, Северус совсем опьянел и принялся развлекать друга пением баллад на провансальском и старо-французском языке.
Чуткие уши зверя улавливали необычные мелодии и отзывающийся во всём теле проникновенный баритон человека. Оборотень впервые за всю нелёгкую жизнь почувствовал себя настолько счастливым, что волчья ипостась решила "присоседиться" к Северусу.
К чарующему голосу профессора прибавилось завывание волка.
– Что, друг, захотелось попеть? Ничего, обернёшься в человека, я научу тебя этим балладам. Они хороши, не так ли?
Северус знал о невозможности выполнить обещание потому, что у Ремуса нет слуха, но разговаривать вот так, с двумя "душами", человеческой и звериной, заключёнными в прекрасном тёмно-буром теле огромного животного, как-то… чрезвычайно волнующе.
И та, и другая "души" этой ночью имеют особенное, волшебное влияние даже на… почти бесстрашного, образованного человека.


Именно из-за этой, издревле неясной "венцам природы" – Homo Sapiens, не совсем человеческой и не вполне звериной двойственности, "чужим", оборотням, наотрез отказано в наличии хотя бы единственной, да живой, полноценной души. В свою очередь, жертвы невидимого противостояния, эти отверженные, порой мстят жестокому роду людскому.
К чести сдержанного профессора, он ни разу не назвал друга "бездушным", но за глаза изредка позволял себе подобные вольности, и то, строго в одиночестве. А с кем не бывает?


Итак, недолго думая, Снейп решил, что будет и в дальнейшем оставлять оборотня у себя в полнолуния.
Об этом он и сообщил Люпину, когда тот отдохнул от обратной трансформации, оделся и вышел в гостиную. Ремус не поверил своим ушам, его же пригласили остаться с другом даже в облике волка! Он смог только смущённо выдавить:
– Спасибо, Северус.
Удостоенный кивка головы с императорским профилем, оборотень сказал:
– Знаешь, трансформации прошли почти безболезненно.
– Я читал, что так и должно быть, когда рядом с оборотнем по собственной воле остаётся человек, – констатировал человек, – В первую минуту я испугался, но потом позвал тебя с собой, да хорошенько выпил твоё здоровье.
Я буду с тобой в эти периоды, чтобы тебе не было слишком плохо. Ведь Аконитовое Зелье практически не подавляет болевые ощущения трансформаций, и я собираюсь заняться его модификацией для их снятия.
Вот уж не завидую твоим коллегам, особенно, несчастной вдове миссис МакГонагалл, когда волк в тебе совсем состарится, да откинет копыта, в данном случае, лапы,  – профессор многозначительно замолчал.
– А что тогда произойдёт с моей человеческой сутью? – заинтересованно спросил Люпин.
– Сбесит…
Тьфу ты. Знаешь, дружище, если тебе так необходимо узнать это, изволь взять у меня и почитать соответствующую литературу. Мне пока не хочется говорить об этом, это же лишь теория. 
Дай Мерлин, доживёшь и сам увидишь, но очень тебя прошу не посещать мой дом в… то время, – Северус состроил ехидную гримасу, пытаясь скрыть явную печаль.
– Я помню смутно, что ты пел, кажется, – тактично сменил не приятную им тему оборотень.
– Да, я пел для нас обоих, – гордо высказался друг.
– У тебя удивительный голос.
– Ну, насчёт удивительного не знаю, просто мне в юности его поставили. К слову, я прекрасно знаю свои возможности, не петь мне в опере на сцене. Голос-то камерный.
Зато одно из моих славных зелий почти полностью восстановило тембр даже после разрыва трахеи, известно, при каких обстоятельствах, – алхимик смущённо кашлянул в кулак.
А ведь ты подпевал мне, – улыбнувшись, промолвил он.
– Я выл? Вот позор! Прости меня.
– Ладно тебе, всё получилось замечательно. К слову, у твоего волка музыкальный слух лучше, чем у тебя, – всё так же, с улыбкой сказал профессор, – Да не переживай ты так, сказал же! Эта ночь была превосходной, иначе разве я предложил бы…
– Оставаться с тобой в полнолуние до поры, до времени, – договорил Ремус, – Это была действительно Полная и Добрая Луна.
Знаешь, я ужасно… – начал оборотень.
– Есть хочу, – не сговариваясь, сказали в голос друзья и засмеялись.


… Вечером оборотень травил анекдоты.
– И тогда вскинула Моргана руку левую, согнув её в локте, а правой рубанула воздух до сгиба локтя. А вместо палочки выставила она на руке левой своей палец средний, – серьёзно вещал Люпин, – И столь велика была мощь проклятия бессловесного, что отшвырнуло похотливого козла Мерлина прямо к стене, – захлёбываясь смехом, закончил он.
Северус тихо загоготал, ещё, когда Ремус подробно описывал "проклятие", распространённое у магглов и почти забытое магами, а под конец перестал сдерживаться и рассмеялся громко и… как-то доверчиво.
– Почему ты живёшь один? – вдруг спросил Ремус.
– А ты? – жёстко ответил вопросом на вопрос Северус.
– Я-то оборотень, но заводить романчики от полнолуния до полнолуния не желаю, да и вряд ли кто на такое согласится. А по борделям не хожу из принципа, уж лучше полное воздержание, чем купленный разврат.
– Моё же сердце давно и безнадёжно разбито. Я страстно люблю воспоминание, призрак, – тихо, еле слышно вздохнул Снейп.
Выпьем? – тут же бодро предложил он, – Да по-хорошему.
– Северус, прости глупого оборотня, просто ты такой необычайно притягательный, и у тебя должна быть толпа поклонниц.
Ну, или поклонников, это на твой выбор, – поспешил добавить Люпин, поразившись своей смелости.
– Где, здесь? – Снейп широко обвёл рукой пространство, – Ты же знаешь, они всего лишь магглы.
Так мы выпьем?
– Конечно, дружище. А у тебя остался тот скотч? – оживился Ремус.
– Разумеется, я практически никогда не пью маггловский скотч, предпочитая огневиски, а для души коньяк, – спокойно ответил Северус, дав развёрнутое логическое обоснование:
– Это привычка, оставшаяся после жизни в подземельях. Жарко натопленный камин и рюмка коньяка или стакан огневиски после ночного обхода, да любоваться пляшущими искорками на углях всю ночь. Я ведь шестнадцать лет в услужении двух господ почти не спал, так кошмары мучили.
Довольно грустных воспоминаний.
Стаканы, ты допиваешь начатую бутылку скотча, а я приступаю к огневиски, – скомандовал Снейп, сделав пасс рукой, и тотчас всё названное оказалось в руках друзей.
– И как ты можешь это делать без палочки? – в который раз переспросил изумлённый гость.
– Я же объяснял тебе и даже пробовал научить вот таким простым Манящим чарам, помнишь?
– Да, но у меня ничего ни разу не получилось.
– Значит, оборотню по природе своей не дано пользоваться стихийной магией.
Смирись, друг мой, ведь палочку у тебя никто не собирается отнимать.
– Кто знает этих министерских, животное я или существо, но неполноценный маг…
– Итак, за полное воздержание! – нарочито торжественно протянул Северус.
– А ты правша или левша? – блеснув глазами, быстро спросил Ремус.
– Ах, об этом…
Да как все, правша.
– Ну, мне-то всё равно, я очень легко возбуждаюсь, – радостно известил оборотень, опустошив свой стакан.
– Эй, подожди пить, а, впрочем, наливай следующий, я же ещё не произнёс полностью тост, – развеселился человек.
– Итак, за полное воздержание и Правящую Руку!



~***~


Глава 6. "Et habeo claves mortis et inferni, или реанимация".


Полностью цитата в привычном для нас виде выглядит так:
"И живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти", Откровение 1:18.

Кто почти "был мертв, и се, и жив", вскоре можно понять, а также поближе узнать незаурядную личность владельца отдельно взятых ключей, по крайней мере, смерти. Заодно станет ясно, почему для заголовка выбрана латынь.

Эпиграф не совсем привычный, жутковатый, не англоязычный, зато подходящий (имхо), с одним-единственным, чересчур честным замечанием. Впрочем, обо всём по порядку.

"Бледные просветы посреди ветвей
Хищные газеты, будничный трофей.
Раненой собакой бредит командир,
И это всё обычно называется, сынок,

Реанимация.

Толстые лошадки, сытые поля.
Сочные початки, солнечное вымя.
Ждёт за поворотом белый хоровод,
И это залихватское незримое кино.

Реанимация.

А вот отдельному солдату перестало умирать,
Ведь у него лишь только слово, только слово, но какое…
… Другие были рядом,
Торопливо постигали положение вещей,
Созерцая похождение идущего повсюду
По привычке продолжая ритуально повторять:

Реанимация".

Гражданская оборона, "Реанимация", 2005.

Итак, NB. Анахронизм подкрался незаметно, как говорится, ибо действие относится к поздней осени 2003 года. Возможно, не последний ляп такого рода.

Собрано по сусекам: Песня написана Егором (Ильёй) Летовым по следам его пребывания именно в реанимации, где он в тяжелом состоянии лежал под капельницей и наблюдал, как буднично уходят из жизни люди. По его словам это самое страшное произведение во всём последнем, психоделическом цикле.

К слову, нам в подобном состоянии небытия не виделось ничего, кроме белёсого, мутного тумана во всепоглощающей Тишине и долгожданном Одиночестве.
Угу, "каждому своё", или же "по вере вашей да будет вам"…

А вот Свидетели Иеговы тут не при делах.

Конец эпиграфа.



… Северус быстро перелил магически охлаждённое зелье в бутыль со странной крышкой, и  поставил её на водяную баню. Когда бутылка угрожающе зашипела пробкой, он снял её и снова охладил.
– Где шприц?
– Эта хреновина с иголкой? У меня в кармане пиджака.
– Не выражайся тут, и дай его мне, – распорядился профессор, – а то ещё повредишь упаковку.
– Хорошо, что я переборол себя и не вскрыл её для изучения твоего кубового во всей красе,  – запинаясь, пробормотал Ремус.
– Да ничего страшного, ваш великий Герой подождал бы, а ты опять сбегал в аптеку за другим шприцем, – холодно сострил Снейп.
– Эй, не шути так. Может, он вообще уже умер, пока ты…
– Пока я что? – алхимик вдруг так свирепо взглянул в глаза другу, что он поник, осознав свою вину за лишнее напоминание о содержимом стаканчика.
– Прости, это всё нервы, лучше поспешу я обратно с зельем и этой штукой.
– В Мунго не знают, как с ней обращаться, – раздражённо сказал на повышенных тонах Северус, – И в принципе, я сказал, что сам всё сделаю, или у тебя память отшибло?
Он собрал всё необходимое, включая несколько упаковок резиновых перчаток, и марлевую повязку. Люпин глядел во все глаза, как названные, не известные ему предметы, подлетают из разных шкафчиков к другу.
– "Опять элементарные Манящие чары, но никак не дающиеся мне, словно проклятому, потому что стихийные", – оборотню стало тоскливо,– "Насколько же всё проще и быстрее, чем размахивать палочкой, и произносить заклинания".
– Я готов к аппарации. Мантию надевать не буду, всё равно не намерен на улицу выходить, и мешать она мне будет во время процедуры.
Обними меня, да смотри, легонько, это вынужденная мера, – алхимик был или казался совершенно бесстрастным, но с его рациональностью не поспорить, – Я же не представляю палаты мистера Поттера.
– Нам нужно сначала к дежурному, а потом к личному колдомедику Гарр… Гарольда.
– Так этот Герой действительно умрёт прежде, чем я введу ему зелье в вену.
– Но иначе нельзя. Порядок есть порядок.
– На месте разберёмся с вашим порядком.


Они аппарировали в пустой холл пятого этажа клиники Мунго, пропахший очень уж сильнодействующими веществами, не просто обезболивающими, но наркотическими. Так определил лекарственные препараты тонкий нюх специалиста, изготовителя подобных дорогостоящих зелий, Северуса Снейпа.
Ремус тут же мастерски, прямо в духе Мародёров-мушкетёров старых недобрых времён, подскочил к медиковедьме пошебуршать, отвлекая внимание, и начал ей что-то упорно доказывать, помогая себе отчаянными жестами. Наконец, он обернулся к профессору, подзывая его подойти. Естественно, бывший "Нюниус" без разлюбезной книги по Чёрной Магии у груди широкой отверг идею присоединиться к Мародёру по жизни, будто по школьной привычке.
Что же? Умный человек-волк Люпин иного и не ожидал.
Правду говоря, Северус нехотя ждал появления целителей и всё не мог надумать, как объяснить им то, что он собирается проделать. О честном представлении местным лекарям даже мысли не было, и не из-за желания сохранить инкогнито, что само собой разумеется. В первую очередь, ни одна душа с ходу не узнает в прежней нестриженой, патлатой Летучей Мыши, Ужасе Подземелий, белокожего, ухоженного, породистого мага с фамильной, пышной гривой до плеч. Они не поверят, начнётся волокита, а время дорого. Потому и речи быть не может о сочинении на заданную тему: "Как маггловские умения и капиталовложения кардинально изменили внешность "погибшего шпиона".
Было тревожно, Снейп физически улавливал гнетущее напряжение в воздухе, тянущееся из коридора. Это до боли знакомое ощущение, сопутствующее приближению чьей-либо смерти.


Известно, что нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Суши. Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе…


– "Фи, розовенькая маггловская сентиментальность, хоть и поэтично сказано, да не про меня, увольте.
Пора делом заняться, а не философию разводить", – одёрнул себя алхимик, но крайнее беспокойство отчего-то укоренилось в душе.


В итоге, человек отрицательно покачал головой и посмотрел на оборотня таким глубоким взглядом, что тот сам подошёл, перепугавшись.
– Что? Что не так, Северус?
– Он умирает, я это чувствую, – непреклонно заявил Снейп, – И у меня есть единственный, последний шанс помочь мистеру Поттеру. Займи персонал пустой болтовнёй, насколько сможешь, а я пошёл.
– Третья дверь направо, но там сигнализация.
– Спасибо за предупреждение. Я её сниму.
Дежурная ведьма была до того увлечена своим маникюром, что не заметила, как тенью бесшумно скользнул в коридор профессор. Он отыскал нужную дверь, закрыл глаза и сосредоточился. Через мгновение он "увидел" мерцающий контур сигнализации и протянул руку, мысленно "взял" зелёную ниточку, с силой "потянув" её на себя. Контур разомкнулся и погас.
Северус открыл глаза, смахнул со лба капли пота и прошептал:
– Alohomora.


… В палате было пусто, но почти. На узкой койке лежал незнакомый человек, никоим образом не похожий на мальчишку Избранного, не так давно изрядно надоедавшего Мастеру Зелий.
У этого волшебника были чересчур длинные, пепельные волосы ниже плеч, чёрные, запавшие круги вокруг плотно закрытых глаз. Сухая кожа с испариной на висках обтянула лицо так, что оно напоминало череп, а черты невозможно было разглядеть из-за гримасы муки.
– "В глаза бы ему посмотреть, если зелёные, значит, он", – здраво рассудил Снейп, – "И никого, ни в коридоре, ни в палате, а ведь это, наверное, Золотой Мальчик. Разумеется, это он, я не мог ошибиться дверью.
Ну да, это же отделение для магов с порчами, несовместимыми с жизнью, а вот у излишне мудрых и продвинутых магглов это была бы, как её, реанимация, и в неё так запросто не попасть".
В этот момент больной вздрогнул всем телом, словно в судороге агонии, на миг веки разлепились, и тускло блеснули зелёные глаза.
– Мистер Поттер, мистер Поттер, Вы меня слышите? – довольно громко произнёс профессор.
Однако глаза снова бессильно закрылись, и боль исказила измождённое лицо.
Когда Снейп ввёл первую дозу Эмульсионной Взвеси, ничего не изменилось, так же, как и   после второй, и третьей.
– "Поздно, слишком поздно", – с непонятно, откуда взявшимся отчаянием, подумал Северус, но попытался настроиться правильно, как всегда, – "Это всего лишь Поттер.
Нет, это мой пациент, вообще не важно, кто передо мной, хоть Уизли, это мой грех, моя вина.
Mea culpa, mea maxima culpa. Forgive me, Father, for I have…
И что, теперь маггловскую покаянную молитву читать прикажете вместо ещё вполне вероятного приведения пациента в чувство?"
Северус трудом ухмыльнулся и перевёл дух, тотчас найдя причину своего иррационального поведения.
– "Хватит бредить наяву от нестерпимого запаха обезболивающих наркотиков!
Но, по существу, изводит-то отнюдь не дивное благоухание зелий, а приношение слов божеству. Какому же?..
А, к Мордреду, главное, я вспомнил, как мой Тобиас шептал эти словеса, молитвенно сложив руки, обращаясь к Нему, Кому-то, после невинных утех наших, прикосновений всё более нескромных, безудержных ласк и страстных поцелуев до нехватки воздуха, в травах высоких на лугу дальнем, некошеном…
Над пропастью во ржи…
Прости нас…
Нет, прости меня, выжившего единого, живого грешника, о, Бог Неведомый!
Вот и вспомнил!.."


Профессор с головой ушёл бы в замысловатые, рваные воспоминания, но мистер Поттер очень уж хотел уцелеть, поэтому требовательно замычал, пришлось силой воли вернуться в реальность, пришпорив себя от всей души:
– А, ну, работать, негры! К баранам, Северус, агнцу, заложенному на Бродвее,* к своему пациенту.
Помогло же! Снейп свысока посмотрел на распластавшегося, едва дышащего больного, и фыркнул:
– "Ну и? Случится всего-то очередная потеря для чуждого мне мира.
О, какое горе, какое горе! Смерть Героя! Их сердца не выдержат и разорвутся от боли страшной, невыносимой в миг единый!
Дери их всех!.."
Северус решил, что хорошего понемножку, раз вдоволь потешился, самое время действовать до логического завершения. Ввести всю Взвесь, чтобы совершенно не переживать из-за гибели полукровного волшебника.
Недостойное самобичевание, изысканные реминисценции с размышлениями окончательно и бесповоротно покинули его, и алхимик вплотную занялся посильной, неотложной помощью.
После шестой дозы зелья маска смерти вдруг исчезла, а черты лица разгладились. Длинные ресницы затрепетали, казалось, Герой тщился очутиться среди живых или беспокойно спал. Этих мелочей Северус разобрать не мог, да и не хотел. Некогда, делами заниматься необходимо.
На восьмой дозе Поттер легко распахнул глаза, как после глубокого, полноценного, лечебного сна. На его лице проступило удивление. Из пересохшего рта вырвался только хриплый звук с вопросительной интонацией.
Пациент сделал пару-тройку глотков воды, вовремя предложенной бесплатным целителем экстра-класса, и звук повторился уже громче.
– Помолчите, мистер Поттер, ради всех богов мира подлунного, хоть маггловского, я Вас умоляю.
Гарри сделал попытку улыбнуться. Выглядело это скорее страшновато, чем смешно, но Северус в ответ тоже довольно усмехнулся. Ещё бы! Ему же удалось воскресить почти мёртвого! Право, чем не маггловский Мессия! Отчего не порадоваться?
– Потерпите ещё немного, Гарольд, сейчас я Вас опять уколю.
Поттер дёрнулся, но профессор удержал его руку.
Девятая порция, десятая–двенадцатая…
Теперь Гарри реагировал на каждый укол всё отчётливее, и немудрено. Весь внутренний сгиб локтя был исколот.
– "Сюда бы капельницу, да где же её взять в этом Средневековье", – досада на всех и вся переполняла Снейпа, – "До второй руки не дотянуться, он лежит слишком неудобно, а ворочать я его не желаю, значит, колоть в ногу".
– Ну, держитесь, мистер Поттер, будет куда больнее. Надеюсь, Вы понимаете, таким образом, через уколы, я ввожу жизненно необходимое зелье непосредственно в вены, чтобы оно поскорее подействовало, – методично и тихо прокомментировал профессор.
Он откинул одеяло, и в нос ударил тяжёлый запах прелого, давно немытого тела.
– "Нет, какие это твари последние работают в Мунго", – резонно, без блэнка отвращения к пациенту ругался Северус про себя, – "Они даже не купали его, Мерлин знает, сколько времени, хотя здесь есть ванная, я видел дверь".
– Ы-ы-о-о!.. – разнеслось по палате, когда игла проколола нежную кожу около косточки.
– Наберитесь терпения, Вас же предупредили, – мирно произнёс Снейп.
– Б-о-о-о!..
– "Пятнадцатая доза", – не забывал отсчитывать спаситель поневоле, – "А Взвеси хватит еще на пару, тем не менее, Поттер практически заговорил".


… – Ой! – последний укол Гарри перенёс почти стойко.
В коридоре послышались шаги и взволнованные голоса. Северус наложил на дверь несколько сильных запирающих заклинаний, даже достав палочку из рукава сюртука.
– Я покидаю Вас, мистер Поттер, – алхимик из предосторожности перешёл на шёпот, – Очень уж не хочется, чтобы меня поймали в этом мире на таком неблагодарном занятии, как ковыряние в венах Героя.
Говорите им, что хотите, а лучше молчите. В крайнем случае, можете сказать, что были без сознания, об уколах ничего не знаете, а очнулись от шума, когда взломали защиту на двери.
Желаю здравия, Герой. Прощайте навсегда, и не смейте разыскивать своего Спасителя.
– Ну же, Лазарь, встань и ходи! – профессор Снейп, сэр, красиво доиграл роль, стоящую этого юнца.


Что вы, что вы, как можно обойтись без едкой шуточки, столь многообещающей и правдивой, зная по рассказам Ремуса о полном отсутствии нравов вкупе с завидным материальным достатком этого Великого и Ужасного Победителя Лорда Волдеморта. И ладно бы, своими силами заработал, или всё это унаследовал, а то ведь нет, делает деньги на громком имени в скандальных жёлтых листочках.
Как говорится, мы никогда друг друга не любили, и разошлись, как в море корабли.


Северус обратился в большого ворона, схватил одной лапой бутыль, но не смог удержать скользкое стекло, мотнул птичьей головой, взял в клюв шприц и вылетел в предварительно открытое окно.


* Аллюзия на известный концептуальный двойной альбом "The Lamb lies down on Broadway" группы Genesis (1974).


~***~

Глава 7. "В последнюю осень".

Эпиграф №1:

"В последнюю осень ни строчки, ни вздоха.
Последние песни осыпались летом.
Прощальным костром догорает эпоха,
И мы наблюдаем за тенью и светом
В последнюю осень.


Голодная буря шутя разметала
Всё то, что душило нас пыльною ночью.
Всё то, что давило, играло, мерцало
Осиновым ветром разорвано в клочья
В последнюю осень…


Голодное море шипя поглотило
Осеннее солнце, и за облаками
Вы больше не вспомните то, что здесь было
И пыльной травы не коснетесь руками.
Уходят в последнюю осень поэты
И их не вернуть –  заколочены ставни.
Остались дожди и замёрзшее лето,
Осталась любовь и ожившие камни
В последнюю осень… "


ДДТ, "В последнюю осень", 1993.

Для каждого смысл песни "В последнюю осень" свой, личный. Так и для нас он заключается в том, что приходит день, приходит час "отрешиться от старого мира, отряхнуть его прах с наших ног". В любом случае, ЭТО некая эпоха со своими плюсами и минусами, а в приложении к "нетленке", окончательно и бесповоротно уходит пора Одиночества слишком гордого волшебника, но такого человека, как и все мы, из плоти и крови, о чём он сам нам изволит поведать чуть позже. Для некоторых героев эпоса эта осень вполне может стать и последней, ведь уходят не только поэты… 
Но не будем пока о грустном, не так ли?..

Эпиграф №2:

"There's no time for us
There's no place for us
What is this thing that builds our dreams
yet slips away from us.

There's no chance for us
It`s all decided for us
This world has only one sweet moment
set aside for us.

Who wants to live forever
Who wants to live forever?

Who dares to love forever?
When love must die… 

But touch my tears with your lips
Touch my world with your fingertips
And we can have forever
And we can love forever
Forever is our today… 

Who wants to live forever
Who wants to live forever?"

Queen, "Who wants to live forever", 1986.
 
По скромному мнению весьма нескромного местами Автора, сия песня не нуждается ни в переводе, ни в особых комментариях, ибо воистину надежды не только юношей питают…

Конец эпиграфа.



Шли проливные, бесконечные, ледяные дожди, но Северус наслаждался ими, гуляя по скверу в высоких ботинках, чтобы грязь не запачкала шоссы. Каждый шаг отдавался в ушах: "Сне-э-й-п-п, Сне-э-й-п-п".
– Да знаю я, что Снейп, –  внезапно рассердившись, сказал он в один из таких бесцветных дней, обращаясь к булькающей жиже, – Может, хватит уже?!
Но она была неумолима, как и хляби небесные, продолжая свои причитания.
Непонятно, отчего Северус в сердцах повернул к дому.
Оказавшись в холле и повесив на вешалку пальто-мантию, он произнёс Высушивающее заклинание. Как всегда, в эти промозглые, пропитанные влагой дни, сюртук, рубашка и шоссы промокли насквозь. Однако в этот раз заклинание получилось редкостно слабым и неэффективным.
Было привычно и приятно в одиночестве бродить под дождём, наливаясь и наслаждаясь его потоками, проникавшими до тела, очищая его от всяческой житейской скверны. Но в сухости и тепле дома эти сантименты вдруг показались Снейпу абсолютно неуместными.
В гостиной, нетерпеливо скидывая одежду, он увидел подскочившего эльфа. Винли с изумлением смотрел на полуголого Хозяина.
– Винли плохой, очень плохой, он не уследил за Хозяином, и Хозяин совсем промок! А Хозяин добрый, никогда не наказывает Винли, но сейчас Хозяину нужна помощь! Винли поможет Хозяину! – с героическим, почти театральным пафосом верещал эльф, но Хозяин и не вздумал  улыбнуться забавному существу.
Ещё бы, у Северуса зуб на зуб не попадал, он дрожал, как в лихорадке, а в мозгу вертелась, скажем, ерунда всяческая о Герое… чужого, навсегда брошенного мира, будто этот проклятущий мир волшебства и магии ещё оскалится челюстями и проглотит даже столь умелого беглеца.
Безумный поток сознания мордредова ирландца Джойса временно приостановил его "всегдавишний попутчик и спутник жизни", в данном контексте, домашний эльф, истошным воплем, смехотворно заламывая длинные, нескладные ручонки:
– Одежду Хозяина выстирать или высушить?!
– Достаточно основательно высушить, я мог бы сделать это сам, но чувствую усталость, должно быть, не выспался.
– Хозяин заболел?! – ещё один вопль истерзанной, сопереживающей души домашнего существа.
– Вовсе нет, вот ещё, шоссы возьми, Винли, а я пойду погреться возле камина. И не смотри на меня, как на полное убожество, я тебя по-человечески прошу. Ты своими делами займись, а не меня разглядывай во всей красе.
Щелчок длинных пальцев встревоженного эльфа, особенно сильного магически, и одежда стала сухой и тёплой. Второй щелчок, и пламя в камине не просто вспыхнуло, а сразу же взревело с гулом.
Северус не успел согреться, но принялся вручную облачаться в согретую Винли одежду. Он даже не догадался одеться заклинанием, хоть с превеликим трудом справился с пуговицами рубашки.
Только сейчас до родовитого волшебника Снейпа дошло, что, несмотря на стальное здоровье и многолетнюю закалку под осенними лондонскими ледяными ливнями, он банально простудился. Было почти до слёз обидно осознать собственную уязвимость и груз прожитых лет, сделавших чистокровного мага похожим на последнего маггла. 
Голова уже наливалась свинцом, логично захотелось выпить чего-нибудь, чтобы перестало  трясти, как в пляске маггловского нехорошего какого-то святого Витта на картинах Северного Возрождения.
В шоссах и не заправленной рубашке Северус плюхнулся в кресло у камина и протянул к нему заледеневшие голые узкие ступни. Нетерпеливым жестом он призвал бутылку коньяка и рюмку, налил её доверху и одним махом выпил. Тепло растеклось по пищеводу, проникло в почти пустой желудок и, казалось, насытило его. Такое питие коньяка залпами до добра не доводит, Северусу это прекрасно известно, но невыносимо холодно, знобит. Хочешь, не хочешь, лучше выпить, не прыгать же заживо в камин!
Благая мысль о горячей ванне с клубами пара в голову, забитую глупостями всякими и простейшей тревогой, не пришла, а жаль…


… Ох, уж эти европейцы! Что магглы, что маги! Им лучше напиться горячительным, нежели, как вечно молодой старина Долохов, в баньку залезть и попариться от души. Не привычно для европейца даже нового тысячелетия в воду бултыхаться при первых признаках простуды, таковы традиции!


Но до конечностей треклятое, долгожданное тепло не дошло.
Через силу опрокинув вторую рюмку, Северус перестал трястись, уже отогрелись кисти рук, а ноги упорно решили не сдаваться, хотя ступни лежали прямо на каминной решётке. Значит, что? Правильно, значит, выпить ещё.
Третья, строго запретная порция так ударила в голову, что Снейп, ну, очень сильно опьянел.
– "Спеть, что ли, ногам провансальскую балладу?" – с кривой усмешкой подумал он, пожал плечами, и действительно запел хриплым от простуды голосом.
Невидимый Винли не переставал диву даваться. Строгий, вечно сдержанный Хозяин сам для себя песни распевает на излюбленном в компании с бездушным Зверем, гортанном языке, и сам разминает, массирует себе ступни.
А ведь последнее как раз должен делать призванный Хозяином, ни в коем случае не незваный Винли. Что же делать бедному эльфу? Как хоть весточку о себе, рабе услужливом, послать захворавшему Хозяину? Винли такой плохой, что ему сейчас себе либо уши защемлять дверями, либо пальцы прижигать на плите, но необходимо наказать себя за тупость непроходимую!


– Нет, это просто какое-то издевательство, причём изощрённое, я очень хочу, чтобы рядом сидел Ремус и напивался этим невкусным скотчем, низким для мага, хотя и очень дорогим по здешним меркам, да потчевал меня последними известиями о Поттере.
Поттер…
Что же это за наваждение! Я практически не спал ночь, думая о том, как он там после моих инъекций…
Выжил ли он после столь сильного, насильственного оживления? Не случайно я возомнил себя маггловским Спасителем и сострил, на свою голову, о Лазаре! Вдруг Гарр… Гарольд знаком с Библией? Неважно. Гораздо важнее иное. Что он? Как он… там сейчас в этой их убогой реанимации, где должны возвращать душу в тело, но не оказалось ни души? Встал и ходит? Не верю!
Судя по наркотикам, щедро влитым в списанного за ненужностью, обречённого волшебника, по закону Министерства Магии "О милосердном обезболивании в критических случаях", помянутом как-то всуе Ремусом, у Поттера в крови сейчас адская смесь из самых разных, убивающих рассудок и оживляющих тело зелий…
Но моя-то Взвесь на собственной сперме просто обязана оказаться сильнее!
Да, так и было бы при наличии в его венах чистой волшебной крови, а он же полукровка! Значит, автоматически в группе риска.
Зачем, зачем грязный оборотень, нелюдь бездушный, Ремус Джон Люпин, заставил меня вмешаться в ход смертельной болезни, неизвестной этиологии, этого моего вечного должника, но, как ни крути, Победителя ну, очень уж Тёмного Лорда некой Любовью, по заверениям столь же Белого старичка Альбуса? А любви-то плотской мальчишка не…
Черти меня маггловские рогатые и с вилами заберите, я не могу и мысль додумать! С концами заболел, простенько так, гуляя под ливнем.
Нет, нет и нет! – алхимик сказал, как отрезал, – Это всё слишком сильные переживания за несчастного вервольфа, моего единственного друга, наверняка, попавшего под перекрёстный допрос целителей и Авроров…


Постепенно злостный озноб и гнев спали, волшебнику захотелось понежиться в постели, как любому приболевшему смертному, и долго-долго спать, желательно, без снов и прочего бреда из чересчур тёмного, перенасыщенного прошлого.
Северус шёл в спальню, задумчиво бормоча под неслышные стоны убитого горем, без вины виноватого Винли, и не подумав о его муках и терзаниях:
– Если Рем не вернётся через три дня, перед полнолунием, придётся его выручать, а для этого я должен иметь свежую голову.
Надо полагать, простуда сморит меня так, что просплю тихо и мирно.
Всё-таки сначала Перцовое зелье для профилактики, не помешает и флакончик Снотворного для успокоения души. Приказать Винли, о, да, есть же у меня милый старина Винли, никого не впускать, за исключением Ремуса, если он вдруг прибудет, пока я сплю.
Сходив в лабораторию за зельями, излишне принявший профессор едва вернулся. Он до того обессилел, что, не сняв шоссы, завалился в постель, и тут же провалился в сон без сновидений без одноимённого зловредного зелья.


… – Север, Северус, раздери тебя Мордред! Просыпайся, да что с тобой стряслось!
Это Люпин, Снейп узнал его голос. Затем пришло осознание того, что Аконитовое зелье не сварено. Он подскочил в кровати, спустил ноги, нашаривая тапочки, и вспомнил всё, предшествующее сну, кроме навязчивого бреда о Герое. Конечно, от души наказавший себя Винли раздел Хозяина, но переодевать в пижаму расслабленное тело не посмел, однако притащил домашний шлафрок и тапочки.
Шатаясь, алхимик встал, но снова в изнеможении опустился на постель.
– Ремус, принеси мне два пузырька Энергетического зелья. Оно…
– Знаю, но две порции, не многовато ли будет?
– Я же сказал, неси два пузырька, время не ждёт, а у меня еле язык ворочается, – настаивал Северус, – Стой, без моего допуска ты не войдёшь в лабораторию.
Он сделал сложный пасс руками и опять завалился на бок.
– Теперь ступай.
Наконец-то Снейп принял зелье. Передозировка сказалась сразу, бешено заколотилось сердце, и перестало хватать воздуха ненатурально расширившимся лёгким.
Зато он смог вскочить, не задумываясь о последствиях, натянуть шлафрок и помчаться в тех самых любимых мягких шлёпанцах в лабораторию, заметив, что за окном начали сгущаться сумерки. Дождь прекратился, и красные лучи заката ещё виднелись над низкими крышами домов.
– Полнолуние сегодня?! – громко крикнул Снейп.
– Да, – обречённо выдохнул оборотень.
– Не трясись, дружище, я успею.


В состоянии, близком к эйфории, профессору казалось, что он может не только помочь другу, но и закупорить смерть, вновь выйти победителем в выпрошенной шахматной партии с безликой обманщицей. Нет, больше, больше, больше! Продлить милостиво отведённые сутки, как захочется именно смертному игроку, а Оно, грубо намалёванное, бесформенное Существо, лишь гадко улыбнётся и… уйдёт восвояси.


… Так оно и вышло, в который уже раз Смерть вполне благоразумно отступилась от столь безумного игрока, и пошла себе собирать дань с нормальных, смирных живых мертвецов по матушке-Земле. А… этот гордец пусть выиграет время для себя, не только и не столько. Все смертные на исходе партии жалеют о подобной игре в шахматы, любезной вечно скучающему Ангелу Смерти. Ходишь украдкой конём, хоть неосторожно проболтался? Дело твоё, грозный для людей, бескрылый Ангел тоже сделает вид, что его надули. Потом… скоро уж, горько восплачешь ты, смертный, но отступать-то тебе некуда, нет за тобой земли, как маловата кольчужка была, так и осталась твоя мифическая Британия Короля Артура крохотной песчинкой суши для подвигов во имя хоть трижды Бога Неведомого. И не услышит Он, ибо все божества, выдуманные людьми, изначально противопоставлены им. Нашим современником отлично сказано по этому поводу: "Каждый за себя, а Бог против всех", не так ли оно и есть?..
Все знают, какие моря крови пролили люди во имя защиты "божественных интересов", хотя вера не становится истиной только потому, что за неё погибают, либо из-за неё убивают. Однако беспощадный друг к другу род человеческий из величайшего почтения… или же из страха давным-давно переселил своих богов за пределы земной юдоли. А вдруг грозные, карающие божества попросту захлебнутся в жертвенной крови?..
Парадоксальный, но общеизвестный факт – и сегодня "научный атеизм" нуждается в религии ничуть не меньше, чем "слепая вера".


… Наивно и глупо считающий себя удачливым, Великий Обманщик Ангела Смерти поставил на огонь сразу два котла, помня, что выпил сегодня все запасы Энергетика.
– "Нет уж, первым делом зелье для Ремуса", – остатками разума осадил он себя, – "Иначе я перепутаю ингредиенты".
И снова, и снова резать, толочь, растирать, добавлять в котёл. Алхимик был похож на инфери Лорда во время Битвы 1998 года, только быстро вздымающаяся, неровно дышащая грудь и неземной свет, струящийся из чёрных глаз, как угли с золотыми искорками, отличали его от восставшего мертвеца. Неестественная бледность, спутавшиеся, слипшиеся от долгого сна и болезни волосы, рваные движения…
Всё это вместе было сейчас Северусом Снейпом, классическим профессором Зелий в треклятом Хогвартсе, только без чёрного плаща мистера Летучей Мыши из маггловского комикса.
Северус покончил с Аконитовым зельем, перелил его в высокий стакан и остудил, всё с большим трудом захватывая потоки стихийной магии вокруг себя.
– Пей, Ремус, далеко не уходи. А мне надо сварить ещё зелье, что я допил при тебе.
Оборотень вырвал из рук друга заветное зелье и быстро опустошил стакан, даже не поморщившись. Сейчас именно оно необходимо ему, а не скотч, который будет литься рекой завтра.
– Доброй и Полной Луны тебе, –  еле слышно прошептал профессор и опустился легко, как пёрышко, – Не бойся, я с тобой.
Если ты ещё можешь, дай мне со второй полки спра…
Северус распростёрся на полу и замер.
Спустя полминуты взошла очень Добрая и Полная Луна. Ремус трансформировался рядом с неподвижным другом, подполз к нему, вытянулся, прижался к спине и завыл…


… Снейп очнулся от яркого лунного света, падавшего прямо на лицо через неплотно закрытую дверь.
А ещё он почувствовал нечто странное. Его спина была тёплой, но грудь и бока заледенели.
Вдруг за спиной раздался короткий, душераздирающий вой, и Северус догадался, что он свалился без сознания прямо на пол лаборатории, а спину ему греет волк-Ремус.
– Спасибо, друг, не плачь больше, я уже пришёл в себя.
Вой прекратился, а вместе с ним ушло и тепло. Ремус обошёл Северуса и облизал ему нос горячим языком, слегка повиливая хвостом.
– Премного благодарю за столь невинный поцелуй, – зачем-то съязвил Снейп, – А теперь помоги-ка мне встать.
Обхватив за шею склонившегося зверя, потом поднявшегося в немалый рост, человек слегка привстал, кое-как согнул непослушные ноги, вцепился одной рукой в загривок волка и рывком оказался на своих двоих. Только таким образом Северус мог устоять недолго, задыхаясь от усталости и головокружения, не в состоянии отпустить шкирку.
– Ремус, веди меня в моё кресло, – прошипел профессор, боясь напугать животное звуком голоса.
Сам он и не такого не испугался бы, да и не трусил, если честно.


Хотя рассказ о бессонных ночах в Школе был вполне правдивым, но неполным.
Это слишком грустная и ненужная за давностью лет история, когда кошмары довели даже до отказа приёма горизонтального положения по ночам. Оставалось спать урывками после обеда, перехватывая порции необходимого мозгу спокойствия, а по вечерам на относительно свежую голову обрушивались стопки длинных эссе, да обязанности декана. В итоге, никак не обойтись без Энергетика и не только, а что делать-то было?
Спрашивается, зачем всё это знать другу? Ведь Северус не позволяет себе распускаться, тем паче, давить на жалость.
Многолетний опыт показал, что значительное изменение тембра не более чем одно из мелких побочных эффектов передозировки Энергетического зелья.


Волк медленно повёл цепляющегося за него человека в гостиную.
– Ложись, как всегда, и ничего не бойся, дружище.
Ремус-человек прекрасно понимал, что Северус никогда не назовёт его иначе, и он смутно догадывался, почему…


… Пришло время утренней обратной трансформации, но волк остался в гостиной, зверю-то привычна нагота, ему наплевать на людские условности. Да вот разумная суть оборотня вовремя напомнила, что одеться можно и даже нужно быстро, хоть накануне Северус впервые предстал в одном нижнем белье.
Главное, это трансформация рядом с человеком, будь он без сознания, как вчера, или спящий, как сейчас. Наравне с любым нормальным существом, оборотень избегал лишней физической боли, особенно, после чудовищных нескончаемых трансформаций в зарешеченном застенке подвала собственного домика…
Почти безболезненно превратившись в человека, Люпин сбегал в спальню хозяина дома, где торопливо нацепил его драгоценную и на мимолётный взгляд маггловскую одежду, висевшую в гардеробе особняком. Он-то не успел вчера раздеться перед трансформацией, поэтому собственная одежда валяется ворохом разорванных тряпок в лаборатории.
Надо побыстрее убрать шмотки, ведь Северус не выносит беспорядка в его святая святых.
– Куда ты, Рем? – раздался странный женственный голос из кресла.
– Я сейчас, Север.
– "И с чего его голос стал, как у педика? Мой черноглазый слизеринец нормальный же в этом плане, наверняка, со шлюхами за бабки пары спускает", – подумал оборотень, убегая.


… Первым, что увидел Ремус в лаборатории, был расколовшийся медный котёл. Всё содержимое вытекло или успело выкипеть. Теперь медь котла медленно плавилась. Оборотень взмахом палочки потушил огонь под многострадальными останками, быстренько собрал лохмотья, ещё накануне бывшие вполне приличной одеждой, по его мерке, в могучую кучку и произнёс, направив палочку:
– Evanesco!
Хлам исчез, а Люпин поспешил к отчаянно кашляющему другу.
– Голос…
Очередной приступ кашля.
– Голос возвращае…тся, – прохрипел Северус, – Коньяка!
– Может, сначала водички, ну, чтоб горло прочистить? – осторожно спросил Ремус.
– А, давай свою поганую воду, – сказал профессор вполне пристойным баритоном, в котором пока не хватало низких нот и хрипотцы, делающей голос совершенно неповторимым.
Он широко улыбнулся и обвил цепкими руками шею единственного друга, вспоминая его неоценимую помощь ночью.
– Волчара, волчара, что бы я без тебя делал?
И пошла бесконечным потоком вода из-под крана, кому коньяк, кому любимый скотч, да море анекдотов, приправленных болтовнёй и смехом над перипетиями этого долгого, трудного вечера…



~***~

Глава 8. "Грузите апельсины бочках братья Карамазовы".


Вдоволь посмеялись над столь бесцеремонным плагиатом?..
Автор тихо надеется на узнавание первоисточника, но для молодых, да ранних, вот и он:
Илья Ильф и Евгений Петров. "Золотой телёнок".
Зато отныне это уже и не плагиат. А здорово мы выкрутились, а?..
То ли ещё будет, но пока, временно, делаем серьёзное лицо!

Эпиграф №1:

"Windy bus-stop. Click. Shop-window. Heel.
Shady gentleman. Fly-button. Feel.
In the underpass, the blind man stands.
With cold flute hands.
Symphony match-seller, breath out of time.
You can call me on another line.

Indian restaurants that curry my brain.
Newspaper warriors changing the names they
advertise from the station stand.
With cold print hands.
Symphony word-player, I'll be your headline.
If you catch me another time.

Didn't make her – with my Baker Street Ruse.
Couldn't shake her – with my Baker Street Bruise.
Like to take her – but I'm just a Baker Street Muse".

Jethro Tull, "Baker Street Muse", 1973.

И очередной авторский перевод, заметьте, как везде. Просто, чтобы больше не надоедать повторами.
Как многие успели заметить, иногда это, скорее, вариации на тему, приспособленные нами для лучшего отражения смысла самого главного в повествовании – текста глав.

"Остановка на четырёх ветрах. Цоканье каблучков. Витрина.
Сомнительный господин. Пуговица оторвана. Ну, и дела.
Слепец в подземном переходе
С флейтой в заледеневших руках.
Продавец ходовых симфоний со сбившимся дыханием,
Попробуй перезвонить мне на другой номер.

Индийские ресторанчики пропитали карри мои мозги.
Борзописцы, меняя имена, зазывают к себе
Мёртвыми печатными буквами.
Что же, игрок словесными симфониями,
Стану твоим следующим заголовком,
Если ты меня поймаешь.

Никак не завлечь то, что желаешь, даже хитростью Бейкер-стрит,
И не шокировать фирменным синяком а-ля Бейкер-стрит,
Так хочется прибрать к рукам, но я-то лишь муза Бейкер-стрит".


На всякий, к сведению: в песне описывается реальная на то время, мало того, ничуть не изменившаяся в лучшую сторону, полная транспорта Бейкер-стрит со станцией подземки, застроенная безликими, "интернациональными" пятиэтажными домами с довольно-таки бедным музеем всемирно известного выдуманного сыщика.

А для нас настал момент вспомнить классического мистера Холмса с его неразлучным другом доктором Уотсоном, как кажется Автору. Быть может, и благосклонные читатели вскоре присоединятся к оному мнению…
Но сначала "диалог неразлучных друзей", он же…

Эпиграф №2:

"Hello
Is there anybody in there?
Just nod if you can hear me
Is there anyone home?
Come on, now
I hear you're feeling down
Well I can ease your pain,
Get you on your feet again
Relax,
I'll need some information first
Just the basic facts
Can you show me where it hurts?

There is no pain, you are receding
A distant ship, smoke on the horizon
You are only coming through in waves
Your lips move,
But I can't hear what you're saying
When I was a child, I had a fever
My hands felt just like two balloons
Now, I've got that feeling once again,
I can't explain you would not understand
This is not how I am
I have become comfortably numb
I have become comfortably numb…

… The child is grown, the dream is gone
I have become comfortably numb".

Pink Floyd, "Comfortably numb", 1979.

"Эй,
Есть тут кто-нибудь?
Просто кивни, если слышишь меня.
Есть кто дома?
Ну же, вижу, тебе плохо.
Но я могу облегчить твою боль,
Поднять на ноги.
Расслабься.
Сначала чуть-чуть информации,
Пару фактов:
Где что беспокоит.

Мне и не больно, это ты отдаляешься.
Корабль дымит на самом горизонте.
Ты заходишь в волны,
Что-то говоришь,
Но я тебя не слышу.
В детстве у меня была лихорадка,
Казалось, мои руки совсем, как воздушные шарики.
И сейчас то же самое чувство.
Не могу объяснить, да тебе и не понять.
Мне не по себе.
Но это приятное оцепенение…

… Дитя выросло, сны растворились.
А у меня такое приятное оцепенение".


Что, если переложить ответственность за слова не на музыкантов знаменитой группы,
но снова-нездорово, всё на того же Автора? Не иначе, как по факту прочтения сей главы…

Конец эпиграфа.




– Слушай, дружище, – протянул ослабленный после болезни, захмелевший с рюмки коньяка Северус, – Расскажи, как тебе удалось выкрутиться в Мунго, пропахшем наркотическими зельями…
Понимаешь, – он оседлал любимого конька, – это предсмертные обезболивающие препараты, лишающие умирающих последних крох разума, делающие их тупыми, покорными животными на бойне. Ты однажды сообщил, что это безобразие происходит ныне и присно по "милосердному" закону вашего самого милосердного, видимо, отъявленного наркомана, Властителя Судеб, мистера Скримджера.


Ремус просто жаждал так к месту и ко времени поделиться очередной горячей новостью от создателя, этого самого министра магии, но побоялся быть неверно понятым.
А, можно и повременить, пускай Северус от души наберётся и подобреет, малость растеряв вечную бдительность! Ко всему прочему, перебивать хозяина маггловского особняка себе дороже, проверено не раз. Ждать осталось недолго, вон, Север увлечённо чешет нос, что выдаёт его милейшее настроение с головой.
… Так и пропала идея, витавшая в воздухе, на счастье или на беду, кто знает.


– Не обессудь за условность сопоставления, зверь мой поневоле, тебе известно моё отношение к этому закону, губящему святую, сильную душу волшебника. Помнится, ты в который раз посчитал меня жестоким, когда я сказал, что маги, уважающие себя…
– Да уж, по твоей версии, бедолаги должны осознавать пришествие смерти в полной мере,
такого не забыть при всём желании. И на себя подобное прикидывал теоретически, но не согласен я с тобой, дружище, это невыносимо жутко. А переспорить не могу, вроде бы, ты прав, как всегда. Ну, хоть и хладнокровно, да логично рассуждаешь, этого у тебя не отнять.
Люпин не так уж и удивился явственной констатации другом факта "отсутствия" у него, оборотня, души. Человеку, хоть трижды разумному и учёному, не понять, не прочувствовать, не пойти наперекор древним вымыслам. Но Северус одумался и сгладил первоначальную резкость, услышав взвешенный, обдуманный контраргумент:
– Правильно делал, Рем, что на своей шкуре примерял. Именно, раз это логично, проистекает не из эмоций, но от разума, значит, справедливо. Никто из смертных не должен уходить с лица Земли просто так, в бессмысленной, младенческой радости, я имею в виду поживших людей, не безгрешных новорожденных…
Извини, я вновь увлёкся не той темой. Некая бессознательная, навязчивая идея будто поглощает мой разум, с чего это, непонятно. Но и тебе не доступны столь туманные теоретические выкладки.
Впрочем, мы же не станем устраивать диспут на пустом месте.
Итак, что произошло с тобой в Мунго?
– О, это было захватывающе, – с удовольствием взял слово уже основательно залившийся скотчем Ремус, – Я переговорил с целителями, но им, вероятно, не пришлась по нраву моя пустая болтовня, они вызвали отряд Авроров, так сказать, на подмогу.
Те отвели меня в укромное местечко, я повторил им бредятину, которой изводил целителей, и один из них врезал мне со всей силы под дых, ну, меня скрутило, а они стояли и ждали, когда я отойду. Потом ещё разочек допросили, а я завёл ту же шарманку. Необходимо было потянуть время, оно же было нужно тебе. Послушав немного, меня слегка побили, я оказался на полу, размазывая кровь из разбитого носа, а они занялись своими непосредственными обязанностями, но не все. Парочка Авроров присоединилась к колдомедикам, все отправились к палате, и пытались взломать твои знаменитые Запирающие Чары.
Оставшиеся со мной Авроры применили Tormento, ну, видать, просто так, для забавы, а то скучно им стало, – горько сказал оборотень, – Понятно, что далее я ничего не запомнил.
Очнулся я от того, что какой-то старичок-целитель быстро привёл меня в себя и подлечил ушибы, радостно залепетав:
– В такой день все волшебники ликуют, и никто не должен страдать.
– Это связано с мистером Поттером? – спросил я напрямую.
– Да, – также идиотски улыбаясь, ответил старик.
Я не хотел пугать тебя жалким внешним видом, ведь и одежде с лихвой досталось от стражей закона, а аппарировал домой от греха подальше. Сил моих хватило лишь на Раздевающее заклинание, и я рухнул в постель. Всё тело болело, но я вырубился так, что чуть не пропустил канун полнолуния.
Остальное ты знаешь. Короче, не страдай о страшной тайне исцеления своего пациента. Он совершенно не помнит, кто делал ему уколы, – заключил Люпин, – Выпьем?
– Да, да, я уже успел протрезветь во время твоего рассказа, не в обиду тебе будь сказано, – медленно произнёс Снейп, – Я виноват, что так подставил тебя, и избили, и унижали, дошло до изуверской пытки. У меня были дурные мысли насчёт Авроров, но post factum…
– Вот выпьем хорошенько, – легко сказал оборотень, – и всё плохое быстро забудется.
Он налил себе полный стакан скотча, выпил и тут-то заметил, что рука друга с пустой рюмкой слегка дрожит.
– Что с тобой, Север? Ответь мне. Тебе снова плохо?! – крикнул Люпин, увидев его помертвевшие, пустые глаза.
Вдруг Снейп вздрогнул, глаза приобрели обычное выражение, казалось, излучавшие радость и счастье.
Он налил себе рюмку, и запоздало спросил:
– А почему твой стакан пуст?
– Просто ты внезапно ушёл в глубины самосозерцания, – тихо сказал оборотень, отчего-то опустив очи долу, – Налить-то стакан не проблема.
Они выпили быстро, точно куда-то опаздывали. Северус призвал для себя лично пятигранную бутыль огневиски, при этом категорично заявив:
– Возьму и напьюсь, да буду петь, ты же ничего не имеешь против?
– Ты будешь петь те самые баллады? – не веря счастью, быстро вставил словцо Ремус, а то странный какой-то нынче Северус, заболтается и забудет.
– Да, баллады, которые пел тебе в… первое полнолуние, когда ты в образе волка лежал рядом со мной.
– Рядом и зверь бы не посмел, просто я положил голову тебе на ботинки, – конфузливо поправил Люпин, – Как сейчас помню удивительные нижние ноты, от которых вибрировало всё моё тело.
"… И немедленно выпил" один оборотень.


У Снейпа на языке вертелась недостойная просьба подробно рассказать о Поттере. Люпин же встречался с ним, когда он женился оба раза. Вместо того чтобы удовлетворить возникшее нелепое любопытство, он пригубил, не дожидаясь друга.
Ремус с обидой посмотрел мутным взором в глаза Северуса, абсолютно трезвые, с золотистыми чёртиками, отплясывающими джигу. И разумные мысли тёпленького оборотня ушли на дно этих затягивающих, словно омуты, глаз. Осталась одна-единственная страстная прихоть вывести из себя неприступного, как цитадель, друга.
Обычное спиртное как-то непривычно лихо ударило в шальную голову, и утративший остатки сдержанности и кротости Люпин моментально приказал:
– Так пой же, раз обещал!
А Снейп, прочистив горло, прямо-таки послушно, как паинька, запел:
– D`amor qui m`a tolu а moi
N`a li ne me vuet retenir,
Me plaing ensi, qu`ades otroi
Que de face son plaisir;
Et si ne me repuis tenir
Que ne m`tn plaigne, et di por quoi,
Que cels qui la traissent, voi
Sovent a lor joie venir,
Et g`i fail par ma bone foi.*
… Это довольно наивные стишки Кретьена де Труа, одного из лучших труверов времён крестоносцев. Кстати, он был графом.
– Ага, чистокровность всегда и везде, пусть, маггловская, – недовольно проворчал Ремус, – С такими амбициями ты никогда не женишься, пора возвращаться в свой мир и искать себе подходящую по чистоте крови клушу.
Алхимик не горел желанием обсуждать этот вопрос, с кем бы то ни было, и спокойно вернулся к теме разговора:
– Как тебе начало баллады? Она длинная, однообразная и дальше вовсе неинтересная, поэтому я не стану петь её до конца.
– Прости великодушно за грубость, дружище, – выдавил оборотень, – Ты поёшь невыразимо прекрасно и, даже не понимая слов, безумно хочется плакать. Кто научил тебя так петь?
– Никто, я уже говорил, после юношеской ломки голоса мне его правильно поставили, – с особым нажимом ответил профессор, чтобы друг отстал, не то пожалеет.
– Музыканта приглашал отец, чтобы научить тебя петь? Вот уж странно, в свете того немногого, что ты о нём поведал, – действительно, Ремус настаивал на глупой жажде выяснить все секреты хладнокровного друга.
– Нет, это был мой… гувернёр, – неохотно отозвался Снейп, – Полагаю, тебе пора баиньки.
– Мне, Ремусу Люпину, баиньки?! Ни за что! Пить и петь!
– Хороший тост, – похвалил Северус, но пить не стал.
А поддатый Ремус, разумеется, "… и немедленно выпил".
– "Ох, как бы мне не пришлось стирать тебе воспоминания об этих треклятых сутках, мистер Лунатик. Я и припомнить о временах Мародёров могу совершенно невзначай. Да, я приблизил тебя, простив, пожалев, но ты слишком много хочешь знать, а это чревато для тебя же".
– Кстати, друг мой, только что ты поставил большое пятно на моей одежде. Я отдал тебе в полное распоряжение гостевую комнату, более того, позволил войти в лабораторию, но как ты мог ступить в мою спальню…
У оборотня язык прилип к гортани, в зобу дыханье спёрло, и не на радостях, отнюдь.
Ну, было дельце, влетел он в спальню друга, но единственно в поисках необходимой одежды, не оставаться же голышом! Да Мордред бы разодрал Северуса, скупердяя такого-сякого! Что ещё было надевать, кроме шмоток очень хорошо обеспеченного алхимика?!
– Я уже вывел пятно, расслабься, Ремус, – столь же вежливо и пусто, по-светски рекомендовал "скупой рыцарь", – Тебе-то известно, что туда, и только туда вход любому посетителю строго воспрещён.


Люпин приложил все усилия, чтобы замять неприятный инцидент, деликатно сменив тему:
– А о чём эта баллада?
– Естественно, печальная история любви и войны с неверными.
– Неверными? Ты говорил о каких-то кистоносцах.
– Нет-нет, Ремус, о крестоносцах. Они были рьяные христиане, да ещё жадные до чужого добра. А неверные, в текущем аспекте, иноверцы, мусульмане, жившие в то время в Сирии и Палестине, на Континенте, в Испании, и обладавшие множеством этого добра, да прочими не нужными грубым, немытым христианам знаниями и науками.
И знаменитую Алхимию древнего Востока именно мусульмане довели почти до совершенства.
Жаль, но сейчас полюса не то гладились, не то изменились не в лучшую сторону для всех значимых цивилизаций земного шара.
Северус наклонился к оборотню и внушительно высказался, едва не шипя, как баснословный Слизеринский змей:
– Если ты думаешь, что я занят получением золота, созданием "пилюль бессмертия", и прочими глупостями, издавна приписываемыми нищим шарлатанам, то крупно ошибаешься. Можно было бы усомниться в моих успехах касаемо изучения глубинной сущности веществ и химических реакций, словом, внешней алхимии, а вот нужно ли?
– И кто всему виной? – алхимик выпрямился с самым надменным видом, – Как всегда, я, или же отсутствие интересов подобного толка у тебя? 
Что до бескрайних возможностей Великого Делания, сиречь, внутренней алхимии, то приведу один пример, с твоего позволения. Старина Фламель, непревзойдённый изобретатель и единственный владелец философского камня, имел возможность жить себе и жить вечно в тепле и уюте с милой супругой, но и они устали.
Профессор натянуто и немного виновато улыбнулся.
– Все, без единого исключения, алхимические манипуляции по сей день сопровождаются магическими обрядами, заклинаниями, и, безусловно, проводятся под покровом тайны. Однако, эти устаревшие, ребяческие ритуалы сохранились в одном твоём мире с его убогой наукой, которую с трудом так и величаешь-то.
– Зато чего стоят главные символы всеобъемлющей Алхимии, да они бесценны! Просто-напросто вдумайся! – горячо воскликнул явно увлёкшийся Снейп, – Tria Prima, конечно, это соль, ртуть и сера. Далее идут четыре первичные субстанции: земля, воздух, огонь и вода. За ними семь алхимических элементов под управлением планет, Луны и Солнца. Понимаешь, за тройкой четвёрка, что далее? А далее ещё более "устойчивая" семёрка: семь алхимических элементов под управлением планет, Луны и Солнца. Чуть позже появилась "абсолютная константа", так называемая Monas Hieroglyphica великого англичанина Джона Ди. Основных алхимических процессов традиционно насчитывается двенадцать. Проникнись хоть знаковым смыслом чисел, разве он тебе ничего не напоминает?
Ну да, ну да, и на первый, мимолётный  взгляд всё ясно, каким божественно простейшим способом нечётные цифры жёстко уравновешиваются чётными в строго закономерном порядке возрастания. А числа-то не простые, но мистические, родом из незапамятных времён, освящённые как мировыми религиями, так и былыми теориями мироздания.


– Ох, начал-то я об этих самых неверных. Что же ты меня вовремя не прервал, Рем? – как-то смущённо перешёл на еле различимый шёпот Северус.
Люпин едва заметно улыбнулся в усы, одобрительно кивнув, ему очень нравились эти редчайшие моменты проявления, по меньшей мере, человеческих чувств исключительно у изрядно подвыпившего друга. Вполне нормальный мужчина, на первый взгляд, но порою до боли в сердце жаль его.
Сущности же звериной, просыпавшейся в оборотне накануне полнолуний, было безмерно приятно чувствовать, что он имеет значительное превосходство, вроде быстроты реакции, веса тела, над полноценным человеком. Зверь может сделать с ним, что его душеньке пожелается. Знать о могущественности такой силы, и никогда не применять её, это ли не счастье! Да и человек прекрасно знал большой секрет ручного оборотня, потому и не боялся. К тому же, практика мирного сосуществования с волком доказала его полную безопасность.


Снейп, как ни в чём не бывало, продолжил повествование. А что тут такого? Торопиться-то им некуда.
– Так вот, мусульмане многие иные науки и умения тоже не позабыли, да не просто сохранили для всего человечества, но чрезвычайно искусно развили. Магглы в свою пору исключительно серьёзно не просто верили в волшебство и магию, а успешно ими пользовались, сначала в астрономии и медицине, вскоре перенеся первичные знания практически на всё. К слову, их целители были куда честнее современных. Например, древнеегипетские лекари обязаны были сразу после диагностики сообщить больному, справятся ли они с его недугом. В Древнем Риме хирургу отрубали руки, если пациент умирал во время операции. Это я к тому, что волшебникам с их отсталыми практиками давно пора вплотную познакомиться с мастерством коллег, – мелодично вещал алхимик.
– Откуда ты знаешь столько о магглах?
– Меня знакомили с основами маггловской культуры, но я продолжаю учиться, чтобы нормально жить среди этих людей, – Северус тоже перевёл стрелки на просвещение друга в более отвлечённом плане:
– Да-с, всё-таки возвращаясь к нашим очаровательным волкам в овечьей шкуре, крестоносцам. Их история отдаёт стариной и по нашим, магическим, меркам. Крестовые походы начались в одиннадцатом веке. А баллада написана в следующем, когда походы следовали по дикой Европе волнами, один за другим. Но хватит, ибо крестовый поход такая чушь, до какой мог додуматься самый отъявленный идеалист, что созвучно с идиотом, – неприкрыто злобно отрезал профессор.


… – А ты ещё споёшь? – после затянувшейся паузы попросил Люпин.
– Если захочешь, так тому и быть.
– Очень хочу.
– Тогда я спою тебе "моё" рондо, оно точно обо мне написано.
Le monde est ennuye de moy,
Et moy pareillement de lui;
Je ne congnois rien au jour d`ui
Dont il me chaille que bien poy.
Dont quanque devant mes yeulx voy,
Puis njmmer anuy sur anuy;
Le monde est ennuye de moy…


Мелодия была причудливой, Северус пел грустно, слова мёртвого языка казались волшебными. Ремус уловил повторяющиеся фразы, а музыка, как сладкие песни обманчивых сирен, затягивала его куда-то внутрь себя, в пучины тоски и одиночества…
– … Le monde est ennuye de moy, – устало выдохнул певец.
Оборотень и не сразу заметил, что голос друга стих, а сам он поник головой и закрыл глаза.
Некоторое время оба молчали, погрузившись, каждый в свои мысли. У Снейпа мысли были вполне конкретные, у расчувствовавшегося Люпина неопределённые мыслеобразы.
Тишина стала гнетущей и вязкой, можно было подумать, сам воздух в комнате сгустился.


Первым нарушил молчание, как полагается, Северус:
– Ремус, Рем, ты как, всё нормально?
– Да… вроде бы. Знаешь, меня от "твоего" рондо занесло в какие-то дебри, и я никак не могу выбраться.
– Просто надо выпить ещё по стаканчику, – деланно весело предложил Северус.
– Ты прав, – протянул Ремус задумчиво, – Выпьем. А потом уж переведи на родной язык эту душещипательную песню.
Объясни мне, тёмному, почему ты называешь её так странно. Ведь "рондо" это что-то по кругу, верно?
– Угу, ты же расслышал тональное дублирование, – в унисон другу отозвался Снейп, – Да, в двух словах, рондо – это стихотворение, начинающееся и заканчивающееся одинаковой строфой.
Ладно, лехаим!
"… И немедленно выпил" в который раз всего-то один, ему и захотелось подурачиться по-настоящему, прекратив копать вглубь и вширь.


– Хочешь, я развеселю тебя, Север? У меня есть отличный рассказик о жизни и исканиях полового гиганта мистера Поттера. Сойдёт?
– Даёшь анекдот! А то я всё никак не могу покинуть этот рефрен: "Мир утомился от меня".
– Что?
– Повторяю, это рефрен рондо. Ну, рассказывай же, а после выступлю я в роли поэта, – провозгласил Северус.
– Для затравки, Гарри разводится со Сьюзен, чтобы жениться на Падме Патил, знаешь, такая красивая индианка с интересными формами. Но я уверен, что и эта пылкая женщина подойдёт Герою на полгода, не больше.
– Да, я помню и Падму, и Парвати. Они ещё в Школе были нарасхват.


… За окнами начало светать, значит, человек и оборотень проболтали едва ли не сутки, правда,  ни до занятного анекдота, ни до высокой поэзии дело не дошло. Кто знает, почему, вполне вероятно, из-за простого голода.
Тут-то Северус и предложил наугад, экспромтом, как тотчас оказалось, явно удачным и с радостью подхваченным:
– Давай-ка устроим обед в утренних сумерках, ибо лучше поздно, чем никогда.
Да, самый настоящий плотный, вкусный обед с уткой в маринаде. Я сам её приготовлю, у меня это отлично получается.
А всем остальным займётся Винли. Он ведь прекрасный повар, как ты знаешь.
– Честно говоря, вслед за трансформацией всегда жутко хочется есть, но… мне было не до кушаний, я же видел твоё состояние после пробуждения, – доверительно сказал Ремус, – А потом мы начали активно пить, ну, и петь тоже.
– Хорошо, дабы не возвращаться к пению всякого рода, я прочитаю тебе собственный стихотворный перевод рондо. Мне отчего-то кажется, что ты не алчешь напиться и забыться прямо в креслах, – заявил Северус с изрядным ехидством, – И пока мы с уткой будем тесно общаться, ты утолишь первый голод лёгкими закусками, да поведаешь об этом вашем половом Герое, идёт?
– Я весь внимание, Север, – сказал Ремус.
– Тогда слушай, но я ограничусь отрывком, точнее, первым куплетом. По нему всё понятно.


Мир утомился от меня,
Я утомился от него.
И нет на свете ничего,
Чтоб скрасило бесцветье дня.


Всё, хватит! – взревел невольник чести.
– Ну, почему такие грустные, отчаянные слова, рвущие душу?! – едва не прослезился спьяну Ремус, – Неужели ты на самом деле живёшь с этим всю сознательную жизнь?!
– Представь себе, и неплохо живу. С меня довольно бесед ни о чём, я очень, очень голоден, – кратко подвёл итоги Северус.
* Примечание: Те самые, обещанные в "Предупреждении" стихи и переводы цитируются по книге "Lyrique Francaise Medievale", Moscva, "Kniga", 1991. По лени превеликой, и из-за явного недостатка знатоков старо-французского, провансальского, etc, несколько пожертвовано правописанием букв "е" и "с".


~***~

Глава 9. "Гарри Поттер и Хождение по Мукам".

От Автора: местами будет встречаться нецензурная лексика, но попытаемся обойтись без откровенной матерщины. Не из любви к искусству, а просто ради соблюдения характерности персонажей и наибольшего правдоподобия.


Эпиграф.

"Ты хотел быть один, это быстро прошло,
Ты хотел быть один, но не смог быть один,
Твоя ноша легка, но немеет рука,
И ты встречаешь рассвет за игрой в дурака.

Доброе утро, последний герой!
Доброе утро тебе и таким, как ты,
Доброе утро, последний герой.
Здравствуй, последний герой!"

Кино, "Последний герой", 1986.


Конец эпиграфа.


Падди тщилась взволновать слабого физически, просто никакого Гарри своими прелестями и, наконец, скинув мантию, залезла к нему под одеяло…
Но нагрянула Сьюзен, скоро возвращающая девичью фамилию Боунс, и разразился женский скандал.
Как же Гарри надоело лежать в клинике, да ещё и быть, по сути, несчастным, слишком правильным… двоежёнцем!
– "Ничего, мне бы выйти отсюда, а там разберёмся…
Уж больно Падди похотливая. Всё ей мало, ненасытной.
Да, права была Сью, если честно. Это я в который раз сглупил, всего-то очередная баба, а мне они ни в то самое место не упёрлись, но Герой не берёт слов назад. Это не вписывается в мой долбаный ореол славы", – с горькой улыбкой думал Поттер.
Его не радовала даже эта забавная сценка. Падма, схваченная за густую прядь, пытается дотянуться ногтями до носа Сьюзен. Ведь всё это было уже много раз, если не с точностью один в один, то похоже.
Гарри подтянул пижамные штаны и с трудом встал с кровати, обойдя дерущихся ведьм, подошёл к окну и громко провозгласил:
– Какая нынче замечательная осень!
Дамы застыли, а затем отпустили друг друга и разошлись на приличное расстояние.
– "Опять сработало", – Герой тяжко вздохнул, – "Скучно и предсказуемо".
К нему часто приходили эти женщины, однажды навестила даже Джиневра Теперь-Гойл за компанию с Роном. Друг так и не успел жениться на Мион, но слизень Теодор Нотт подкатился вовремя. Мистер Гойл давно не воспринимался Гарри, как телохранитель ненавистного белобрысого Хорька. Ну, подумаешь, ещё один мерзкий слизень.


… Миссис Нотт всегда приходила в гости одна и приносила офигенные шоколадные конфеты в красивых коробках. Конфеты были настолько волшебными на вкус, что Поттер не вспоминал ни о сыне Пожирателя, ни о возглавляемой им компании-производителе. Сама подруга писала заумные книги по антропологии и происхождению магии, которые высоко ценились в узких областях таких же специалистов, как и она.
Джиневра, успешно вторично выйдя замуж, счастливо забеременела по-быстрому, и от скуки ожидания рождения милого чада занялась матримониальными делами брата.
Поттер раз-другой задумывался, как же они трахаются. Жирный Гойл ведь раздавил бы её, значит, она всё время сверху, ну, или сбоку. А какая хрен, разница, как там бывшая жена кувыркается! И Гарри вообще забыл о сексе… на время.
Миссис Гойл прочила братцу в супруги Сьюзен, но он отказывался от "секонд-хенда", предпочитая подождать, зато жениться на девственнице.


Уизел однажды доверил свой секрет другу:
– Понимаешь, хочу почувствовать, каково это, с невинной девицей.
– Ничего приятного в этом нет, – говорил Гарри, памятуя о своей первой брачной ночи с Джинни, – Просто большой геморрой.
Но вот Сьюзен с отсутствием темперамента от слова "совсем" тебе точно не подойдёт, – размышлял Поттер, – А почему бы тебе не жениться на Алисии Спиннет? Она так и осталась в девках после гибели твоего брата.
– Но она же старше меня, – ворчал Рональд.
– В магическом мире долгожителей такая разница в возрасте приемлема, да особо и незаметна, – настаивал Гарри, – Хоть попробуй примазаться к ней!
– Ну, не знаю. А вдруг она того, уже не девица?
– Да, случай сложный. Пока не попробуешь, не узнаешь…
Так Гарри сватал другу потенциальных девиц, а не посвящённая в тайну бывшая жена номер один, разведённых женщин.
 

… Гарри объявил Сьюзен через полгода холодного, как лёд, брака о намерении развестись с ней, потому что больше не любит её. Но она восприняла это, не как окончательное решение, а будто некий намёк на её неправильное поведение. Ведьма стала реже выезжать на рауты и больше времени проводить дома, с мужем. Сьюки из кожи вон лезла, пытаясь быть более ласковой в постели, но именно это бесило Поттера. Он терпеть не мог притворства, особенно, бабского, и старался не приходить в комнату жены.


… Спустя почти месяц вынужденного воздержания он встретил в ресторане, обедая с женой, Падму с каким-то некрасивым магом. Гарри сказал супруге, что хочет потешить сокурсницу, и послал ей букет орхидей с запиской: "Я так хочу тебя, красавица. Завтра, в 11 утра у меня. Твой навеки".
Он знал, что письмо получилось пошлым: "хочу", "навеки", но подумал, что полногрудой чаровнице оно понравится. И правда, ответом ему стала быстрая, неимоверно пламенная улыбка.
– Что ты ей такого написал, отчего она вон как скалится? – еле сдерживая гнев, спросила жена.
– Ну… просто, что я рад её видеть.
– "Вау, какие сиськи!" – вертелось в мозгу. 
– Да, я смотрю, ты очень рад, – гнев прорвался наружу, – Отвернись, козёл стоялый! – взвизгнула Сьюзен.
– Я же сказал, что развожусь с тобой, посему, дай мне устроить личную жизнь, – процедил Поттер.
– Она лишь похотливая пустышка, а я…
– А ты просто пустышка!
 

Секс с Падмой оказался изумительным, но несколько изматывающим.
– "Это потому, что я давненько не тренировался по-настоящему", – на радостях успокоил себя Гарри.
Но все их встречи, все их взгляды, все их касания приводили к нему одному, треклятому сексу.
Индианке нужен был только укромный уголок, и они трахались в маггловском Лондоне в закоулках, рядом с мусорными баками, в подворотнях, пугая голубей и кошек.
Сначала это безумие распаляло Поттера на такие любовные подвиги, что он удивлялся сам  себе, а потом все эти закутки, гостиницы, мотели, меблирашки смешались в невозможно липкую, несмотря на Очищающие заклинания, картину какой-то нездешней, тропической любви.
Просто тело англичанина не могло долго выдержать этот steeple-chase. Он же не чистокровный верховой жеребец, в конце-то концов.
 

– Скажи, Падди, почему все наши встречи завершаются бешеным сексом? – как-то раз поинтересовался Гарри.
А любовница и рада стараться в тонкостях изящной словесности и изысканной манерности:
– Я жажду стать для тебя незаменимой, как воздух, которым ты дышишь, как земля, по которой ты ходишь, милый мой.
– Но ведь для того, чтобы быть незаменимыми, вовсе необязательно трахаться, как кролики, во всех уголках Лондона, – возразил Поттер и тотчас ляпнул, уязвлённый в самую пятку змеёй подколодной:
– Я хочу жениться на тебе, Падма, слышишь?
Конечно же, ведьма услышала, и снова был секс, незабываемо нежный, такой, о котором Гарри едва дерзал раньше мечтать.
И он всей душой полюбил черноокую Падди.
Одна-единственная Падма, а не нетерпеливая Джинни или ледяная Сьюзен, могла подарить ему такое счастье.
– Вот я и нашёл себе пару, женюсь на Падди, а наши дни и ночи будут наполнены этакой  любовной сладостью, – воодушевился Гарри.


Однако следующая встреча, начавшаяся в дорогом ресторане и закончившаяся в дешёвом придорожном мотеле, разочаровала Поттера. Вновь был обжигающий, утомительный секс.
Удовлетворённая несколько раз женщина обняла выдохшегося партнёра. Едва он пришёл в себя, то внезапно жалостно выдавил:
– Я думал, всё будет, как в прошлый раз…
– Тебе понравился тот бесцветный трах с обжиманиями? – искренне удивилась Падди.
– Да! – заорал он, – Мне нравится ласковый секс!
Впредь я хочу заниматься любовью с чувством, с толком, с расстановкой, не то раздумаю жениться!
Поттер продолжил бы шумно возмущаться и сыпать угрозами, но разумная Падди вовремя пролепетала:
– Хорошо, хорошо, я буду делать так, как тебе по вкусу.
Да и меня тот разик тоже порадовал. Всё это было непривычно. Не пойму, отчего я смогла тогда так любить тебя.
– Наверное, из-за моих впервые сказанных слов о любви…
– Давай попробуем сейчас повторить, – вдруг предложила любовница.
– Но я устал, –  стушевался Гарри, – Думаю, у меня ничего не получится.
– Получится, любимый, вот увидишь.
Через четверть часа усилиями индианки Поттер был в форме и горел желанием. Но сам секс опять рассеял его иллюзии. Признаться, он был миленьким и сладеньким, но чувствовалось, что Падме еле-еле удаётся сдерживать свой пыл, а Гарри ненавидел вымученные ласки.
Он отдыхал телом, но мысли скакали безудержно:
– "Нет, у нас слишком разные темпераменты, это заранее обречённый брак, да вот горе-то какое, я сдуру пообещал Падди жениться на ней…
Не язык, а помело, чтоб мне провалиться.
Мерлиновы яйца, ну, почему я так несчастлив в любви!
Помнится, на последней свадьбе я конкретно лип к своему бывшему любимому профессору, но спьяну чего только в голову не взбредёт…
А ему-то было до того не по себе и в куполе, что он мне мораль читать вздумал, словно я его студент, блин.
Лишь не помню, что же я ему плёл-то…
Наверняка, всё о том же, о наболевшем плакался.
Да ну, Люпин отходчивый, друзей у него нет, и вообще, он оборотень. Мне лично такое извращение не нужно".
Мыслитель обиженно засопел и сорвал злость на постороннем, пытаясь избавиться от душевной тяжести:
– "К Мордреду драному его со всеми сказками и побасенками! Считаю, мы квиты".
– Ну и как? Тебе было хорошо со мной? – после затянувшегося молчания спросила индианка.
– О, да, прелестница, мне было просто замечательно. А тебе?
– А, и мне неплохо, – честно ответила Падди.
– "Неплохо"? Значит, тебе не нравятся такие занятия любовью, – заключил Поттер, – Но я очень хочу, чтобы тебе было хорошо.
– Ну ты же прекрасно знаешь, что для этого мне необходим более страстный, горячий секс.
– Ладно, будь по твоему, я против твоих страданий из-за английской холодности, –  волнуясь, сказал Гарри.
– Итак, мне уже не нужно изображать благовоспитанную леди?..
Расчётливая "la femme fatale" умело сделала паузу, и стрельнула глазками в угол, на нос, на предмет. Богатенькому "предмету" по канону не остаётся ничего, кроме как безвольно уступить:
– Надо радоваться, не надо напрягаться, глядишь, и мне станет по-настоящему круто с тобой.
"Ибо крепка, как смерть, любовь"… хоть бы на деле это обернулось очередным мимолётным походом на сторону, да плевать на женщину вамп.


Вслед за этим знаменательным разговором Гарри ограничил число свиданий с любовницей, сославшись на свою занятость и слежку супруги. Сначала Падма немного надулась, но вскоре смирилась, и их редкие встречи носили куда более ненормально пламенные оттенки. После них Поттеру, тайком от неутомимой Падди, несколько раз приходилось накладывать на себя Enervate, чтобы от усталости не расщепиться при аппарации.
 

В издательство он заглядывал редко, чтобы выслушать пожелания редактора относительно будущей книги, а творил дома и писал повести и романы пером на длинных свитках пергамента, рьяно мечтая о компьютере. Но Герой не мог позволить себе что-либо маггловское в образцовом магическом доме, будь это простейшее электричество и уж, тем более, непонятный агрегат, думающий за волшебника и предлагающий ему поистине неограниченные возможности, объединённые загадочным понятием "Интернет"…
 

В тот день, когда Муза окончательно покинула писаку, из камина вывалилась Мион, разумеется, по просьбе формального хозяина дома. Не церемонясь, в комнату ворвалась Сью, они немного поболтали втроём о пустяках. Супруга сподобилась самостоятельно принести чай и крекеры, расставить чайный сервиз, а Гермиона всё не доставала коробку конфет. Поняв, что ей не дадут попробовать шоколада, Сьюзен демонстративно забрала свою недопитую чашку и ушла. Она абсолютно не ревновала мужа к этой занудной, некрасивой ведьме, но по обыкновению разобиделась на чужую "жадность".


В усладу себе, и только себе она покупала в дорогой кондитерской множество  коробок конфет фабрики мистера Нотта, изрядно опустошив кошелёк мужа, клала уменьшенные покупки в карманы самой роскошной, выходной, естественно, не бальной мантии. А после счастливая, похорошевшая, с румянцем на бледных щеках, медленно шествовала домой, попутно выискивая в толпе знакомые лица, и истинно по-королевски улыбалась. Аккурат в эти минуты, будто по сигналу тревоги, на Диагон Аллее появлялись репортёры и щёлкали колдокамерами прекрасную, как никогда, первую леди волшебного мира. Они по опыту знали, что миссис Поттер номер два не подумает и рта раскрыть, поэтому запечатлевали её для истории в нескольких ракурсах, да исчезали разом.


У Сьюзен аж палочка дрожала, когда она, охваченная настоящим возбуждением, снимала защитные заклинания с входной двери. Её переполняло чувство превосходства над мужем, довольствующимся подачками этой грязнокровки, а она-то несёт в карманах тропический океан райского наслаждения…
Благородная дама знает свою страшную тайну, которую нельзя просто так взять и открыть.
Ей необходима доза качественного шоколада для полного счастья и запредельного удовольствия, а не ласки мужчины.
 

Гарри чувствовал падение Запирающих чар, но предусмотрительно выжидал, пока жена кинет мантию подоспевшим эльфам, когда, еле удерживая груду коробок, перейдёт в гостиную, нетерпеливо ухватит пару конфет, издаст громкий стон, наконец, как скроется в гардеробной и будет раздумывать, во что одеться к торжественному приёму шоколада. Да, именно так!
Теперь и хозяину можно спокойно разгуливать по всему дому, за исключением гостиной. Но Поттер привычно идёт к двери и долго восстанавливает хитрую защиту. Вообще-то жена поступает попросту по-хамски. Ведь она знает Fidelius, да не ругаться же всякий раз…
 

… Сегодня Гермиона явно нервничает, она берёт конфету за конфетой и жадно жуёт. Гарри тоже лакомится, но полагаясь на выбор подруги.
– Съешь эту, у неё самая вкусная начинка, – говорит она.
Гарри послушно уминает предложенную шоколадку. Конфета необыкновенная, нет слов, даже выражений, кроме сладострастного мычания.
– А есть ещё с такой же начинкой?
– Есть пара-тройка. Это, как бобовый король, надо угадать, да ты же счастливчик.
Гарри непроизвольно делает обиженную физиономию, ему уже давным-давно не везёт, все золотые денёчки в прошлом, как и Золотое Трио. 
Теперь и сама Мион перехватывает инициативу, оживлённо предлагая:
– Ну, ладно, я тебе подскажу. Вот эта точно, а вот та… не уверена.
– О-о, какая вкуснотища, –  снова плотоядно мычит Поттер с набитым ртом.
Он берёт чашку с неприятно тёплым чаем. Гарри буквально на днях от нечего делать учился стихийной магии бытового уровня, вот и решил покрасоваться перед умницей подругой. Герой лихо разогревает чаёк взмахом руки, отхлебнув совсем чуть-чуть.
Гермиона так и не успела выбить чашку из его руки.


На лице Гарри, кистях рук сквозь поры стала сочиться кровь. Через минуту вся одежда пропиталась ей. Он обмяк на диванчике, безвольно раскинув руки и запрокинув голову. Отравленный Герой магического мира истекал кровью.


Миссис Нотт порылась в своей переносной аптечке, выхватила два пузырька Кроветворного зелья и влила ему в рот. Искать по всему чужому дому запасы зелья глупо, да и некогда.
Ведьма опрометью метнулась в холл, где висели уличные мантии, схватила одну из них, произнесла редкое заклятие изменения голоса и кашлянула на пробу. Миг, и её голова, скрытая капюшоном, появилась в зелёном пламени приёмного покоя Мунго и прохрипела прокуренным голосом:
– Гарри Поттер умирает дома от кровопотери.




~***~
От Автора: давно пора воздать честь и хвалу моим читателям. Итак, мои самые искренние благодарности просто за то, что вы есть! А то какой же писатель без вас, читателей…
Лирическая часть завершена, переходим непосредственно к повествованию.

Глава 10. "Кризис среднего возраста у волшебников, как он есть".


Эпиграф:

"I got no cure for this condition
That you've been causing me tonight.
Well, you put my heart in overdrive:
Hand me the bullet I must bite.
You can stir me up and you can cut me down.
You can probe a little, push that knife around.
But there's one thing I should tell you, to which you must agree:
It's no use you playing doctor to my disease".


Jethro Tull, "Doctor to my disease", 1991.

"Нет мне лекарств от состояния,
Спровоцированного тобой этой ночью.
Да уж, из-за тебя моё сердце испытывает перегрузку:
Дай мне пульку, в которую я должен впиться зубами.
Делай со мной всё, что в голову взбредёт,
Полагая, будто я в твоих руках.
Но я должен сказать одну вещь, а вот ты обязан согласиться:
Бессмысленно играть роль моего врачевателя".


Один герой может сказать это, лишь мягко намекая, а вот второй способен и категорически отрезать. Кто есть who, попытайтесь угадать с трёх попыток, вы, благосклонные читатели.
Поверьте на слово, ответ лежит не на поверхности…

Конец эпиграфа.



Пока оборотень поглощал холодные закуски и салаты, из-за волчьего аппетита не разбирая нюансы вкуса, Снейп кропотливо возился с маринадом для утки, словно не был голоден по собственным заверениям. Ремус чувствовал себя на седьмом небе от простенького счастья сидеть на уютной кухне и лихо набивать пузо, искоса наблюдая за другом.
– Рем, оставь место под мой кулинарный шедевр, – заметил Северус, собравший волосы в хвост, чтобы они не мешали процессу готовки, – И не смотри на меня так. Я прекрасно знаю, что с такой причёской выгляжу, как маггл.
– Ну, уж нет. Столь безупречные черты лица, твои руки и жесты, да всё выдаёт чистокровного мага, – ещё пьяно осклабился Люпин, слегка утолив первый голод.


Оборотень знать не знал, и слыхом не слыхивал о том, что лучшая форма лести – подражание, но не пытался делать ни того, ни другого. Разумеется, начитанный человек тоже ни разу не подумал возложить столь замечательные достоинства друга на его гриффиндорскую школу жизни. С точки зрения Северуса, это правильно, не с такими же сотоварищами учиться хоть чему-то путному. Наверняка, основная заслуга в воспитании наилучших черт характера осталась за родителями, жаль, что о них Люпин вообще ни слова не сказал. Но, во-первых, это его личное дело, а, во-вторых, вряд ли неравный брак был счастливым. Это доказало длительное наблюдение самого Мастера Зелий за смешанными семьями.


Когда Северус ставил утку в духовку, Ремус нагло насадил на вилку самые крупные ломтики  нежнейшего фуа-гра, и торопливо отправил лакомство в рот.
– Жаль, что я никогда не пью из чужих стаканов, теперь придётся пренебречь деликатесной гусиной печёнкой, –  не отворачиваясь от плиты, ехидно заявил Снейп.
– Извини, не удержался, я просто подумал, что у тебя одна пара глаз, – попробовал отшутиться смущённый Ремус.
– Ну, в общем, ты прав насчёт моих глаз. И не спрашивай, как я узнал, – расхохотался  Северус, – Скажем, это всё проделки стихийной магии.
А сейчас и я приступлю к еде, но ты не забыл, с тебя анекдот про Героя?
– Да, теперь я в состоянии говорить, – погладив себя по округлившемуся животу, высказался Люпин, удивляясь, как аккуратно вкушает еду друг.
– Ар-ристокр-рат, – тихо проревел оборотень.
– Собственно, я ещё жду, – прожевав крошечный кусочек ветчины, невозмутимо напомнил человек.
– Итак, на второй свадьбе он напился, как свинья, и полез обниматься с гостями, а я был у него шафером. Ну, мне и досталось больше всего объятий и слюнявых поцелуев…
Ты ешь, ешь, Север, дальше хуже будет.
– Бедняга ты, Рем, как же тебя угораздило оказаться у полового Героя в шаферах?
– А это пошло ещё с первой свадьбы. Я же не знал, что через полгода всё повторится…
Ну вот, возвращаясь к нашему Герою. Сижу я, не знаю, куда глаза девать, ведь он вместо невесты меня целует, да всё норовит взасос!
Я его малость утихомирил, вдруг, чую, на колене его рука, и поднимается всё выше, ну, представляешь куда. А я тоже не железный, мне-то мужики нравятся…
Ой, да что я такое…
Прости, дорогой Северус, если сможешь. Я сейчас клятву нарушил никому об этом не говорить, тем более… тебе. Это же смертельное оскорбление, как я…
Люпин потерял дар речи, и было, отчего. Ответом был пристальный, леденящий душу взгляд непроницаемых глаз. Ни искорок, ни пляшущих чёртиков в них не было.


Ремус жутко перепугался и выдавил официально, как только мог:
– Разумно полагаю, после этих слов мне необходимо распрощаться с тобой и твоим гостеприимным домом. Что же, твоя просьба забыть дорогу сюда выполняется досрочно.
Он резко встал из-за стола, но животным чутьём ощутил неожиданное тепло, исходившее от друга. Оборотень тут же обернулся и с изумлением увидел золотых чертенят в глазах человека, ещё миг назад казавшихся помертвевшими от переизбытка презрения.
– А знаешь, Ремус, ты должен гордиться своей выдержкой. Быть латентным гомосексуалистом очень тяжело, – заявил Северус, – Давай не будем никогда затрагивать эту тему, и всё будет, как прежде. Я же признал тебя своим настоящим другом. Моя ненависть перегорела намного раньше, чем закончилась война, да и воевали мы плечом к плечу. Разве тебе этого мало?
Я знал ещё со Школы, что ты предпочитаешь собственный пол, но тогда мы враждовали, и мне было всё равно, есть ли у Мародёра любовники.
– Нет, никогда никого не было. Я же оборотень, Север.
– А ты хочешь любви на всю жизнь, не так ли?
– Да, я мечтаю…
О, имеется в виду, я мечтал об этом в юности, когда кровь горяча.
– Но ты удостоился моей дружбы на всю жизнь. Это ли не здорово?
– Конечно, Северус, спасибо, что ты в очередной раз простил меня. Ох, не заслуживаю я такого друга, как ты!
– Друзей, как и возлюбленных, не заслуживают. Это великий дар, не знаю, чей, и знать не хочу. Мерлина или всех языческих богов, вместе взятых, – торжественно провозгласил Снейп.
 

… Вкусно запахло уткой.
– "И я, по пьяной лавочке, чуть было не потерял лучшего, нет, своего одного-единственного друга до самой моей смерти. Какая же ты сука, судьба! Я знаю только одного человека на свете, с которым мог бы связать свою жизнь раз и навсегда, и я люблю его, Ме-е-е-рлин, как же я люблю его! Но он мой снисходительный и всепрощающий друг, и всё. Он сам мне об этом сказал только что предельно ясно.
Да уж, остаётся мучительное, безвыходное воздержание, дружеские отношения, ну, а когда приспичит, привычная ласка и отчаянный, хриплый крик: "Се-е-ве-е-р-у-ус!". Вот только он не должен узнать об этом, иначе надменный слизеринец меня никогда не простит".
Ремус снова сидел напротив хладнокровного друга, как будто он не произнёс ни слова о любви и дружбе.
Действительно, Северус и не подумал указать другу на откровенную развязность его выражений, что тоже вполне разумно. Во-первых, из песни слов не выкинешь. Можно и послушать, как именно выражается пьяный оборотень в ином окружении. А, во-вторых, Люпин не всегда даже здесь способен держать себя в руках, он и понятия не имеет о постоянном самоконтроле.
 

Алхимик лениво протянул:
– Рассказывай дальше, судя по твоей кислой физиономии, и мистеру Поттеру не удалось заставить тебя ответить на поцелуй.
– Нет, я скинул его руку, и мне полегчало. Но какое сильное колдовство, Север! Минуту назад он был мне крайне противен, и внезапно такое возбуждение.
– Это вовсе не магия, просто физиология. Полагаю, тебя никто не трогал за… бедро давненько, а то и совсем не трогал. Как ни крути, это очень возбуждающая ласка для мужчины.
– "А ты откуда это знаешь, девственник хренов", – с раздражением подумал Ремус, – "Небось, начитался проклятущих заумных книжонок?"
– Так вот, я Поттеру после его домогательств предложил выйти, подышать, а то напился сверх меры, мол, вот и творишь ты, Мордред знает, что.
Он быстро сообразил, чмокнул невесту в лобик, как покойницу, ей-Мерлин, и мы выползли. А народу гуляющего на улице тьма!
Я ему:
– Где тут можно спокойно поговорить?
А он сделал прозрачный купол, правда, неуютно в нём, хоть и знаешь, что ты всю эту толпу видишь, а она тебя нет. И язык у меня к нёбу прилип, слова сказать не могу. А Поттер опять целоваться полез, да так умело, гад! Я вырвался и говорю:
– Что ж ты второй женщине хочешь жизнь испортить, сволочь эдакая?
А он мне так вальяжно:
– Я долба… ну, проклятущий Герой, мою биографию дети изучают, а Герой не должен быть голубым. Вот я и терплю… с бабами.
– Ну, у тебя хоть разочек был мужик, чтобы убедиться, что ты гомик?
– Какой ещё мужик! Пресса следует за мной по пятам, папарацци вообще лишают личной жизни, а ты говоришь, мужик…
– Тогда откуда тебе знать…
А Гарр… Герой в смысле, горестно заявляет:
– Мне с женщинами плохо, невыносимо одиноко даже во время траха, а уж после него… и говорить нечего.
Вдруг он оживился и принялся чушь пороть, как я понял потом, протрезвев.
– Знаешь, почему я выбрал Сьюзен? Нет, конечно. Так вот, Джинни была рыжая и раздражительно настойчивая в постели и, вообще… по жизни.
А теперь я выбрал абсолютно не темпераментную блондинку. Следующей будет черноволосая дива, потом найду с пепельными волосами, потом русую, – нёс пургу Поттер, – И каждая баба на полгода, это же минимум по традиции, а после я заявлю во всеуслышание, что мне не удалось найти подругу жизни и стану потихонечку подрачивать в кулак.
Думаю, ты бы мне подошёл на роль партнёра.
Тут уж я едва не дал ему по морде.
Но он вовремя спохватился, мол, даже мечтать о таких вещах табу для Героя.
– Ну, считаю, достаточно, – сказал я, – Снимай купол и возвращайся к своей несчастной невесте. А я отправлюсь домой.
И вот ещё, – добавил я, – ты уже маленько протрезвел, поэтому выслушай мой совет. Не обижай своих "избранниц". Женщины-то ни в чём не виноваты, Герой ты наш.
Северус пропустил мимо ушей вылетевшее у друга словечко "избранницы", и правильно сделал. Люпин не знает странного семейного обычая благородных предков алхимика.
– Я аппарировал к себе, и первым делом залез под холодный душ, чтобы взбодриться и смыть с себя поцелуи и прикосновения Поттера, а потом… лёг спать.
Вот и вся история.
– Мило и нелепо, – кратко заметил Снейп, – Значит, мистер Поттер тоже латентный гомосексуалист. Однако, вы и парочка. Верно говорится, из Назарета может ли быть что доброе? – он ехидно улыбнулся в ответ на растерянный взгляд оборотня, но снизошёл до комментария: – Это очень бородатый анекдот, поверь, я вовсе не тебя имею в виду.
Так чем же тебя лично не устраивает половой Герой?
О, да, ты был избран самим Избранным на роль какого-то партнёра. В свете его пьяных признаний, ты действительно стал бы его очередной, кратковременной забавой.
– А что это значит, Северус? – быстро спросил Ремус, боясь снова не угодить чистоплюю. 
Оборотню вспомнилось, что та ещё ледышка, но единственный друг, также назвал и его самого.
– Что именно? Ах, латентность. Сей термин означает нормального мужчину, склонного к гомосексуализму, друг мой. С этим прекрасно живут, плодятся и размножаются, как ты понимаешь, с женщинами, – спокойно объяснил Снейп, аккуратно пододвигая ножом к вилке салат.

 
Бедный Ремус разрывался между двумя неравными чувствами. Было немного стыдно, что он не умеет красиво есть, но переполняла страсть от наблюдения за чувственными, тонкими, такими живыми губами Северуса.
Ему удалось унять первое чувство довольно просто. Ведь он не рос в замке под наблюдением какого-то сраного гувернёра, на которого и намекнуть-то нельзя. Ремус с огромным трудом оторвался от созерцания столь желанного рта, и в очередной раз встретился взглядом с внимательно наблюдающими глазами друга.
– "Слишком пронзительно он смотрит, сейчас прочитает мои мысли", – рвано дыша, подумал в панике Ремус, – "Надо просто отвести глаза, но я не могу, поцелуй меня Дементор!"
– Да не стесняйся ты, Рем, что ешь одной вилкой, просто я делаю это по-другому, и ты должен был давно привыкнуть к моим манерам, – улыбнувшись, мирно сказал Северус, – И не смотри такими испуганными глазами, будто я собираюсь копаться в твоих мыслях. Этого делать без спроса нельзя ни одному уважающему себя Легиллименту.
Я уверен в твоей дружбе, мы много лет знакомы, так зачем же мне врываться в твою голову. Черти меня маггловские заберите, чего я там не знаю?! – повысил он голос, – А если это и так, пусть твои тайные желания и мечты останутся при тебе. Я не собираюсь лезть тебе в душу, но и ты не делай этого никогда впредь!
Никогда, клянусь всеми богами мира подлунного, Богом Неведомым и Мерлином всемогущим, я не выверну твои мозги наизнанку, да будет так! – почти нараспев воскликнул резко вскочивший Снейп, – Тебе достаточно этой клятвы, Ремус Люпин?
– Да, более чем, – не ожидая такого всплеска эмоций от хладнокровного друга, выдохнул Люпин.
– Теперь ты поверил? Полагаю, мы больше никогда не вернёмся к проблемам подобного рода. Я прав? – вновь вежливо осведомился Снейп, явно не дожидаясь ответа.
 

Ремус замер, запечатлевая в памяти такой яркий образ дающего клятву Северуса. Длинные, до лопаток, пышные волосы разметались, тоненькая прядь прилипла к уголку рта, руки по привычке скрещены на груди. Вдруг, при слове "Бог", загадочный, нет, необыкновенно прекрасный, полный жизни друг выбрасывает руку вверх, его шёлковая мантия антрацитового цвета изысканно переливается в свете свечей и развевается неописуемо красиво…
Но главное в этот потрясающий момент, конечно же, глаза, переполненные целой гаммой эмоций. От огромной обиды на всё и вся до всеобъемлющего прощения заключают эти холодные смоляные глаза без искорок света, туманно мерцающие подобно манящим, но вечно недоступным звёздам.

… И не стоит выражаться ещё более велеречиво о пророческом мгновении, ибо "Несть пророка в отечестве своём". А вот если сделать небольшое усилие и попытаться понять это буквально, то можно логично заключить, что несть пророков в мире подлунном вообще, как не было никогда и не будет…


Едва оборотень пришёл в себя, то увидел забавнейшую картинку. Многочисленные блюда по щелчку Винли мгновенно исчезли со стола. Ремус не успел поблагодарить маленького повара за угощение, к счастью для последнего, а Северус уже без мантии и сюртука, в рубашке с жилетом перекладывал утку с противня в утятницу, не забывая поливать тушку соусом.
Наконец, алхимик повернулся, и Ремус от увиденного впал в шок. На Северусе красовался фартук в зелёный горошек! Снейп сначала поставил утятницу на стол, а затем вяло поинтересовался, в который раз за эти бесконечные сутки:
– Ремус, да что с тобой опять?
И Рема прорвало, он заржал, как жеребец перед случкой, громко, заразительно.
Профессор снисходительно взглянул на друга, чей смех уже переходил в истерический, но  пошёл в лабораторию, на ходу скинув фартук. Вернулся он с пузырьком Успокоительного зелья.
– На вот, выпей, глядишь, легче станет.
Оборотень проглотил зелье незаметно для себя, в перерывах между приступами хохота, а едва прекратил гоготать, первым делом спросил:
– Север, и где твой фартук?
– Вот, я снял его за ненадобностью, – он показал на кухонный стол.
– Северус, это было… незабываемо, а именно, ты и такой фартук.
– Глупости, – отмахнулся Снейп, – Я всегда его надеваю, когда готовлю что-нибудь особенно жирное, чтобы не запачкать одежду.
– Ну, в крайнем случае, твой фартук должны украшать фамильные гербы или быть просто чёрным, а то в зелёный горошек…
– Извини, но помещать свой герб на фартуке недостойно, да и моветон, а чёрные фартуки не продаются в маггловских супермаркетах. Может, в твоём мире ты и нашёл бы мне такой оригинал. Займись на досуге, – рассмеялся и Северус.
– Итак, Вашему вниманию представляется утка в брусничном кисло-сладком маринаде! Прошу вкушать и радоваться.


Они быстренько съели очень вкусную утку, не забывая промочить глотки. К утке алхимик распорядился подать лёгкого, красного фруктового вина. Оно пилось, как компот, и выпито было больше, чем съедено. Ремус машинально подобрал хлебом удивительно ароматный маринад из утятницы, а воспитанный друг и не сострил о столь "безобразном, возмутительном" действе. Просто к окончанию трапезы оба почувствовали невероятную усталость, что немудрено. За окном был самый разгар дня, и Северус предложил разойтись по спальням, приказав Винли разбудить их через два часа.
– Это, чтобы окончательно не перейти на ночной образ жизни, – пояснил хозяин.
Гость не смог подавить зевка и пробубнил:
– А я не против такого… образа жизни, но Вас понял, шеф, и иду спать.



~***~


Глава 11. "Доблестные слуги закона или работники ножа и топора?"


И снова куча мала эпиграфов, один другого краше.

Эпиграф №1:

"Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд, как будто не видна.
Если кто-то кое-где у нас порой
Честно жить не хочет.
Значит, с ними нам вести незримый бой,
Так назначено судьбой для нас с тобой –
Служба дни и ночи.

Если где-то человек попал в беду,
Мы поможем – мы всё время на посту.
Ну, а если вдруг кому-нибудь из нас
Тоже станет туго –
Что ж, друг друга выручали мы не раз,
И не раз согрело нас в тяжелый час
Сердце, сердце друга".

"Наша служба и опасна и трудна", (из к. ф. "Следствие ведут знатоки"), 1970-е.
Музыка: М. Минков. Слова: А. Горохов.

Эпиграф №2:

"Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд, как будто не видна,
На второй, как будто снова не видна,
И на третий тоже…"

Старый, добрый КВН.

И, чтобы докончить, эпиграф №3:

"За что же так не любят недотроги
Работников ножа и топора,
Романтиков с большой дороги.

Не желаем жить, эх, по-другому
Не желаем жить, ух, по-другому".

"Вторая песня разбойников" (из мультфильма "Бременские музыканты"), 1969.


Конец эпиграфа.



… – Попробуйте ещё раз вспомнить внешность человека, нанёсшего Вам повреждения на кожу, – методично выспрашивал целитель.
– Я не в состоянии это сделать. Помню только, что мой спаситель представлялся мне большим чёрным пятном.
Но повторяю и настаиваю, я не пожалею ни времени, ни средств, чтобы лично отыскать и отблагодарить этого мага, – добавил Поттер.
– Вы ещё слишком слабы умственно и эмоционально для составления полноценного воспоминания о своём спасителе, как Вы утверждаете, и помещения его в Омут Памяти, – довольно печально констатировал мистер Уоррингтон.
– Он вылечил меня за полчаса, а то и меньше, Вы не можете восстановить мне память уже полмесяца!
– Не беспокойтесь, пожалуйста, мистер Поттер. Дайте себе время просто полежать, полечиться, и всё наладится само собой.
– Тогда запретите визиты ко мне, – заявил Гарри, – Они мешают мне сосредоточиться. Вместо этого я вынужден разнимать разъярённых женщин или, того хуже, работать жилеткой для слёз.
– Но Вы же сами всего несколько дней назад составляли список посетителей, которых желаете видеть, – ловко парировал колдомедик.
Он уже порядочно узнал горячий и нетерпеливый нрав своего знаменитого клиента. Конечно, это был самый дорогой и лучший практикующий целитель душ клиники имени св. Мунго, занимающийся травмами психики магов.
– Я пересмотрю его, – обидчиво ответил Поттер, – Теперь я хотел бы видеться только с мистером Рональдом Уизли и миссис Нотт.
– Сожалею, но миссис Теодор Нотт придётся исключить из числа Ваших гостей, – мягко проговорил мистер Уоррингтон, стараясь подсластить пилюлю, – В данный момент она находится под следствием.
– Как под следствием?! – взорвался Герой, – Объясните немедленно, за что?! Она же приходила ко мне несколько раз за эти две недели после моего чудесного выздоровления!
– Да, приходила, – в обычном, тихом тоне согласился колдомедик, – Но это произошло по упущению Министерства, до Авроров дело не доходило, зато теперь они целиком и полностью заняты Вашим исключительным случаем.
К слову, Ваша супруга также под следствием.
– Ну и пусть её, – пробурчал Гарри, – но почему Гермиона?
– Миссис Теодор Нотт, – целитель сделал вид, что не заметил, как пациента передёрнуло, и спокойно продолжил, – из-за конфет "Бэллатрикс", которыми она угощала Вас в тот злополучный день, а миссис Гарольд Поттер под следствием из-за чая, который она принесла.
– Мерлин с ней, со Сьюзен, но Гермиона, навещая меня в больнице, снова приносила конфеты и, сами видите, мне не стало от этого хуже, – настаивал Поттер, – Я жажду добиться оправдания и освобождения подруги как можно скорее.
– Знаете, мистер Поттер, не мне нужно всё это говорить, я-то в расследовании не замешан, – убаюкивающим голосом произнёс мистер Уоррингтон, – Вы должны сказать это Аврорам, ведущим дело миссис Теодор Нотт, но проблема в том, что, как Вы сами утверждали в начале, Вам нельзя нервничать. Необходим абсолютный покой.
– Мордреду в пасть покой! – выругался Герой, – Я всё равно уже не смогу быть спокойным, зная, что Мион в подвалах Министерства!
Вот что, мистер целитель, – выпалил он, – в интересах моего скорейшего возвращения в норму Вы должны организовать мне встречу с теми подонками, простите, Аврорами, которые ведут дело миссис Нотт, и побыстрее!
Некоторое время в палате царила тишина. Потом колдомедик громко вздохнул и с явной неохотой проговорил:
– Мистер Поттер, я организую столько встреч с Аврорами, сколько потребуется для Вашего полного успокоения.
Когда Вы хотели бы встретиться с ними в первый раз?
– Сегодня же, под вечер, – обрадовался Гарри.
– Я… очень постараюсь выполнить Ваше пожелание. А теперь я Вас покину, извините. Мне нужно связаться с Авроратом.
 

… В палате было тепло, тихо и сумрачно. За большим окном лил, не переставая, холодный ноябрьский дождь.
Навалилась привычная слабость. Поттер только закрыл глаза, как увидел высокого стройного мужчину с чёрными волосами до плеч, гуляющего под ледяными струями без зонта и водоотталкивающих чар. Гарри уже знал, что мужчина иногда поднимает голову, чтобы осенний водопад обрушился ему на лицо.
Мужчина весь промок, но продолжал медленно ходить по парку в гордом одиночестве. Казалось, он до того гордый, что сеет гордость вокруг себя, одаривает ей всех знакомых.
– Обернись, обернись хоть раз, – безмолвно прокричал Гарри, но сон резко оборвался.


Очнувшись, Герой счастливо забыл повторяющееся, навязчивое сновидение. Пока ему явно не до каких-то снов, куда важнее суровая реальность.
– Мистер Поттер, простите, что разбудил, пришли министерские Авроры, и они немедленно хотят с Вами поговорить, – раздался заметно взволнованный голос целителя, – Я Вас заклинаю не повышать тон, не перебивать их, только грамотно отвечать на вопросы. Я уже передал им ту информацию, которой Вы поделились со мной днём, так что они примерно в курсе дела.
– Благодарю, мистер Уоррингтон, пусть войдут.
 

Шумно дыша, в палату ввалились трое Авроров, и сразу стало тесно. Все они были более чем упитанные, а в своих топорщащихся нелепых мантиях казались и вовсе огромными.
Поттер отчего-то нервно сглотнул.
Один Аврор уселся на стул возле маленького столика, на который визитёры ставили вазу с цветами, деловито достал лист пергамента, чернильницу и слегка обкусанное перо. Он кратко поздоровался и представил всех вошедших:
– Я Дэвид Волынски, ближе ко мне мистер Захария Смит, а рядом с Вами мистер Терри Бут.
Захария и Терри будут задавать Вам вопросы, а я буду вести протокол.
– "Ого, всё серьёзно", – изумился Поттер, – "Вот оно как, выходит, Захария и Терри стали Аврорами. Тем временем, я дома тихо и спокойно книжонки пописываю, а читатель почитывает".
– Спрашивайте, джентльмены, я готов, – твёрдо сказал он.
– Вы утверждаете, что миссис Теодор Нотт приносила конфеты и после Вашего таинственного исцеления? – официально спросил Терри, стараясь не смотреть в глаза Герою.
– Да, и не единожды. Я очень люблю конфеты фабрики супруга моей подруги.
– Помните ли Вы названия тех конфет?
– Нет, конечно, Мион… миссис Нотт сразу открывала упаковку, и картонка с названием оказывалась внизу, как Вы понимаете.
– Знаете ли Вы, что в тот страшный день миссис Теодор Нотт не решилась от своего имени вызвать колдомедиков?
– Это даже не смешно, я моментально потерял сознание, о чём мне сообщили здесь. Будьте логичны, Вы же Аврор… как-никак.
– Миссис Теодор Нотт надвинула на лицо капюшон Вашей уличной мантии, заклинанием, причём, весьма хитрым, изменила голос на мужской, и лишь тогда вызвала колдомедиков через каминную сеть.
– Что же, узнаю миссис Нотт. Она всегда очень разумна и предусмотрительна.
– Мы знаем всё это, только благодаря показаниям Вашей супруги, которая сразу начала… честно сотрудничать с Аврорами. Подробности нам неизвестны, так как её делом занимаются другие Авроры, но мы слышали, что она очень покладиста и никогда не идёт против законных мер, – спокойно отчитался Терри, но Захария вдруг принялся орать:
– Да, и затем эта мерзкая отравительница Нотт уничтожила все следы пребывания в Вашем доме, но начатую коробку конфет не обнаружила, потому что её успела забрать Ваша жена, и умотала к себе в поместье, где сидела тихо, как крыса!
– Я попрошу не выражаться! Нет, я требую!
– О, разве таких выражений заслужила эта хладнокровная, расчётливая сука? А сколько в ней спеси, никак не выбьешь, – выплюнул мистер Смит, с наслаждением глядя, как зеленеет лицо Гарри, – Ага, пока мы лишь выбиваем из неё дурь. Ведь она жена сына Пожирателя.
– Я не желаю слышать оскорблений в адрес моей лучшей подруги, – отрезал Поттер, – А её выбор супруга к делу не относится.
– Ах, не относится, какие мы нежные, наш бесценный Герой, – просюсюкал Захария, – Гарри, хочешь, я расскажу, как у нас принято обращаться с наглыми бабами?
Волна гнева прошла по телу больного, и он, вскочив с кровати, изо всех сил ударил Захарию под рёбра. Подлый Аврор только согнулся, но было слышно, как он хватает крохи воздуха широко открытым ртом.
– На-ка, получи за поруганную честь Мион, грязный насильник!
Он размахнулся и молниеносно сломал Захарии нос движением, отработанным ещё со времён школьных драк с шайкой Малфоя. Тут же Гарри почувствовал, как руки Терри стиснули его, и услышал чей-то голос:
– Срочно целителя Гарри Поттеру!
Колдомедик бережно принял обмякшего пациента, уложил уже бессознательного на кровать, и укрыл одеялом.
– Какие же вы скоты, – тихо сказал мистер Уоррингтон, – Вы просто не представляете, сколько сил у нас, целителей всего отделения, уйдёт на его восстановление хоть до прежнего уровня…
А то, что вы довели мистера Поттера до рукоприкладства, полностью ваша вина.
Вы, как Вас там, сходите в отделение травм, да обычных, бытовых.
Целитель хранил гробовое молчание, пока Авроры уходили из палаты. Последним вышел тот, кто вёл запись показаний.
– Полагаю, всё это ничем не поможет миссис Теодор Нотт. Сожалею, мне искренне стыдно за своих коллег, – выдавил мистер Волынски и покинул палату.
 

… Гарри погрузился в пучину быстро мелькающих образов. Вот окровавленная, изнасилованная Мион. Вот Сью с огромной коробкой конфет, на которой красиво напечатано "Бэллатрикс". Вот чашка чая, которую ставит перед Гарри уверенной рукой Сьюзен. Рон, страстно обнимающий юную девушку, лежащую на пыльной парте в пустом кабинете Школы.
Вот и чёрное пятно, человек, причиняющий Гарри боль уколами-укусами и поясняющий бархатным, обволакивающим баритоном значение этой боли. Из чёрного пятна проступает белое, очень бледное лицо. Оно матовое, без румянца, с копною чёрных волос позади. Современная фигура, а лицо – некоей древней эпохи…
Может, ему самому плохо? Нет, это естественная белизна кожи, бывающая только у чистокровных аристократов.
Заносчивый аристократ, спасающий жизнь убогому полукровке? Нонсенс.
Но что-то в его лице смущает Гарри. Взгляд, до боли знакомый. Какие у него глаза?
– "Пронзительные глаза, я это чувствую.
… И снова человек с чёрными волосами до плеч, промокший, но не жалкий, он словно впитывает в себя дождь. Я иду за ним по пятам, ну же, обернись, обернись, ангел".
Ноги мужчины отрываются от земли, и он парит невысоко в воздухе, раскинув руки, приветствуя непогоду, но в руках у него нет палочки. Что за блажь?..
– "Обернись, обернись же, умоляю!
Мужчина медленно поворачивает голову, лица всё-таки не видно из-за намокших волос, ещё немного, и я увижу его профиль… "
 

– У Поттера опять кровь, – обеспокоенно говорит чей-то голос.
– Но это, не как тогда, – поспешно встревает второй, женский.
Кто-то берёт его за правую руку, трогает ногу.
– Вот, из проколов на ноге тоже.
Гарри холодно и неприятно. Пускай его оставят в покое, он должен не медля увидеть лицо этого летающего без палочки мужчины! Случилось чудо – грянул гром в судьбе великого Героя. Наконец-то он всё запомнил!
 

– Я просканировала, в местах уколов повреждены вены, они-то и кровоточат.
– Бинты, фиксирующие шины на руку и ногу и два пузырька Кроветворного зелья.




~***~


Глава 12.  "Dies irae, или "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" на английский лад".


Большинству моих образованных читателей понятно, "Dies irae" – это название и заглавная строка секвенции католической мессы, существовавшей в обиходе с середины XVI века по 1970 год.
В свете второй части заголовка ясно, что воспринимать латынь следует дословно: "День гнева".

Эпиграф номер 1, под стать "устрашающему" заглавию:

"One of these days
I'm going to cut you into little pieces".

Pink Floyd, "One of these days", 1971.

"Как-нибудь на днях я искрошу тебя в пыль".

Знаете ли Вы, что?
Вся команда Флойдов единодушно ненавидела… ди-джея радиостанций BBC Radio 1 и Radio 2, безудержного болтуна. На концертах тех лет группа вставляла в данную композицию бессвязные обрывки ораторства радио-ведущего, тем самым словно выполняя угрозу.


Эпиграф номер 2, совершенно иного плана:


"Sundown dazzling day
Gold through my eyes
But my eyes turned within
Only see
Starless and bible black

Ice blue silver sky
Fades into grey
To a grey hope that oh years to be
Starless and bible black

Old friend charity
Cruel twisted smile
And the smile signals emptiness
For me
Starless and bible black".

King Crimson,"Starless", 1973-74.

"Яркий закат роскошного дня
Глаза мои позлащает.
Но взгляд обращён вовнутрь себя,
Там беззвёздная ночь и библейская тьма.

Синь небес надо мной, словно лёд, серебрится,
Меркнет в сером тумане надежды она,
И тоскливая дымка вот-вот обернётся
Вечной ночью беззвёздной с библейскою тьмой.

Милосердия чаша старинного друга
Полна ядом кривой и жестокой усмешки.
Для меня в ней сигналом – одна пустота,
Ночь беззвёздная, вечно библейская тьма".

Автор от души попотел над наиболее адекватным и красивым переводом. И потому имеет смелость предположить, что это почти современная магия стихов в маггловском песенном исполнении. К тому же, именно этот эпиграф довольно верно иллюстрирует сомнительную во всех смыслах атмосферу нижеследующей главы. А какова сила истинного волшебства поэтических строф в действии, вскоре можно узнать.


Конец эпиграфа.




– Вставайте, мастер Ремус Люпин! По приказу Хозяина Винли принёс необходимое зелье, – пропищал эльф прямо над ухом оборотня.
– А, Винли, спасибо тебе за сегодняшнее угощение.
– Не за что благодарить негодного эльфа, мастер Ремус Люпин, ему это было нетрудно, – заверил эльф.
– Мерзкий Винли заслуживает строгого наказания, его поблагодарили! – голосок взвился ещё выше, – Винли пойдёт и накажет себя!
– Подожди, Винли!
Но эльфа и след простыл.


Ещё час-другой прошёл в полусонных размышлениях о врождённом мазохизме домашних эльфов и сладких мечтах хоть об одном таком милом, услужливом рабе. Вскоре стали попадаться и более крамольные мысли, рождающиеся из банального сравнения. Как здорово живётся богатому, единственному наследнику чистых кровей, совсем не то, что бедному полукровному оборотню, которого в дамском коллективе сторонятся вне зависимости от лунного календаря. До чего же везучий этот полноценный человек, а у оборотня с отрочества не заладилось. Укусил Сивый, по своему обычаю не загрыз насмерть, зараза, верные друзья оказались на деле совсем не такими. Один подло подставил другого, чтобы замести следы после убийства третьего. Куда это годится?
Даже на любимые книги жалования не хватает, какие могут быть принципы не ходить по борделям, если нечем заплатить и за разик? Хорошо, что нынешний великодушный и щедрый дружище всегда готов предложить редкую, отборную литературу, посвящённую единственной Даме Сердца Ремуса, Тёмным Искусствам по школьной номенклатуре. В тесном дружеском клубе знатоков в обиходе было практически запрещённое в волшебном мире наименование – Чёрная Магия, зато правдивое.
Оборотень имел и другие приоритеты в выборе чтения ради поддерживания беседы с образованным другом на мало-мальски пристойном уровне.
Только отбило Рему охоту вновь попросту прикоснуться к книгам об оборотнях после упоминания заумного и, если честно, ненормально просвещённого Севера о какой-то жути про бешенство человеческой сути из-за подыхающего волка. По заключению всегда правого друга, это лишь теория. И вообще, чему быть, того не миновать.
Да ну, сплошные глупости, равно, как и отсутствие души у вервольфов. Оборотню ли не знать, как она мучает порою, а в самом укромном её уголке никогда не дремлет совесть!
Но самая главная идея даже этого уникально разумного зверя не осенила, явно к счастью. Люпин так и не сопоставил всего лишь раз помянутого всуе призрака, и дерьмового гувернёра, что вполне резонно. Слишком большая разница между неким старым привидением из области воспоминаний и реальным человеком. Да и в голове у Северуса явно те ещё тараканы…
Ладно, зато он не в первый и не в последний раз накормил, напоил, и спать уложил!


Когда Ремус окончательно вышел из спячки, за окном вечерело, и вновь шёл ливень. Оборотень встал и увидел на кресле халат удивительного медово-янтарного цвета.
Он с удовольствием облачился в драгоценный шёлк и пошёл в ванную приводить себя в порядок. Волшебное зеркало завопило:
– Привет, красавчик! Этот халат подобран Хозяином прямо под цвет твоих глаз!
– Правда, Хозяином? – удивился изрядно седеющий "красавчик" не первой свежести.
– Ну, когда вы уже начнёте целоваться?
– Что-о? Умолкни, тварь паскудная, не трави душу, погань.
Зеркало обиделось и замолчало.
 

Впервые за несколько лет Ремус побрился маггловским способом. Он с удивлением обнаружил после нанесения на кожу какой-то "пены для бритья", как гласила надпись на флаконе, что этот метод позволяет выбриться лучше и чище, чем Бреющее заклинание.
Обрадованный, но слегка смущённый болтливым зеркалом оборотень поспешил в гостиную поделиться с другом своими впечатлениями от процесса бритья, но он отсутствовал.
 

– "Значит, как всегда, колдует над своими горшками, посмотрю, как он там", – рассудил Люпин.
Подойдя к лаборатории, он обнаружил запертую мощными заклинаниями дверь.
– "Ну вот, Север в своём репертуаре, закрылся в лаборатории, не пойми на сколько, а мне тут слоняться… стоп, я пойду в гостиную, а в баре скотч! Слава Мерлину! Что может быть лучше потягивания доброго крепкого скотча в ноябрьскую непогоду…
Разве только сидящий в соседнем кресле Северус, но он придёт, когда сам пожелает. В конце концов, он хозяин, а я гость".
После третьего стакана Ремусу вспомнился рефрен рондо. "Мир утомился от меня" и типа, кто-то тоже. Тут словно этот самый кто-то рывком распахнул окно, и в гостиную ворвался ледяной мокрый воздух улицы, мгновенно поглотивший всё тепло.
– Дери всё это мордредова тёща! Что ещё за шутки!
Люпин обхватил себя руками, ему стало жутко холодно в шёлковом халате, но он смело пошёл по гостиной, проверяя, все ли окна закрыты. Оказалось, все.
Тогда он, стуча зубами, прошёл в свою комнату, подобрался к заботливо закрытой заклинаниями спальне Северуса, постоял возле двери, но оттуда не доносилось ни малейшего шевеления воздуха…
– "Я утомился от него", вот как эта слёзная круговерть заканчивалась!
Тотчас обжигающий вихрь обернулся вокруг оборотня, даже вынудив вскрикнуть от испуга, но проклятущий порыв исчез. Заледеневший Люпин поспешил обратно к полыхающему камину.
– Это же какая-то магия стихов, я знаю, она подвластна далеко не всем чародеям, а только… блин, конечно, стихийным волшебникам, как Северус. Но и не все из их малого числа ознакомлены с этой поганой магией до того реально, что, брр, вспомнить страшно.
– Насколько мне известно, – продолжал рассуждать Ремус, согреваясь, – Чтобы создать материальную иллюзию, свидетелем которой я оказался, нужно вложить в некоторый словесный шифр много собственной энергии, и учитывать настроение, проще говоря, состояние души.
К примеру, нельзя создать приятную иллюзию, когда тебя бросил любимый человек. Материальная иллюзия, в каком-то смысле, есть отражение души в закодированных словах. Значит, этот жуткий холод и сырость, которые я почувствовал сейчас, являются или, лучше сказать, являлись отражением состояния души Севера, когда он творил проклятую магию стихов.
Ну, просто невыносимо ему было в то время, я это ему ещё вчера сказал, а он лишь отмахнулся небрежно, мол, вот так и живу, и дюже хорошо поживаю. Уверен, он перевёл для меня не всё рондо по своим личным соображениям.
– "А как же я? Неужели я ему до такой степени никто, что не могу растопить его ледяную, продрогшую душу?" – уже мысленно озадачился оборотень, но испугался возможного ответа, – "Нет, я его единственный друг, он всегда рад мне, он позволяет мне, волку, гостить у него в полнолуния! Мерлин, я даже почти уверен в том, что он заколдовал один из своих халатов так, чтобы его цвет шёл мне!"
 

Люпин судорожно выпил стакан.
– "Налить коньяка, что ли? Или скряга Северус заавадит, едва заметив, что я уговорил стакан его любимого коньяка? Да какая рюмка, к Мордреду в зад!" – раздумывал он недолго, – "А, ладно, наливаю, заодно и проверю, что он ценит больше. Всего-то коньяк, продающийся за деньги, или своего единственного настоящего друга".
Не решаясь призвать дорогую бутыль, Ремус подошел к бару и налил стакан дивно ароматного крепкого напитка. Только он собрался вкусить нектар Снейпа, как в комнате материализовался Винли с распухшими бордовыми ушами и истошно заверещал:
– Хозяин болен, очень болен, он весь в крови, мастер Ре…
– Я все понял, Винли, бегу.
Эльф исчез.


Не помня себя, Люпин посмотрел на полный стакан в руке и, не задумываясь, выпил до дна, отбросил его на ковёр и ринулся в лабораторию.
К счастью, дверь была отперта, но из помещения валил удушливый дым. Ремус рванулся внутрь, схватил Северуса поперек груди и потащил прочь.
– Стой! И не смей меня трогать! Отпусти немедленно! – прикрикнул на оборотня Снейп, – Возьми и надень маску, чтобы прикрывала нос и рот, видишь, как у меня. Это вещество просто неприятно пахнет, но не ядовитое.
Рем, открой все окна в лаборатории, – как-то слишком бодро сказал друг, – Открыл, нет?
Что-то ты долго копаешься.
Оборотень чувствовал себя просто отчаянно пьяным, но почему-то ещё прямоходящим. Эти противоречивые ощущения разом окончательно вскружили ему голову, а перед глазами будто  повисла белёсая тонкая ткань, притупляющая зрение, и это точно не от паров, разлитых в воздухе.
– "Тогда отчего? Наверняка, от них", – по-быстрому решил для себя проблему пьяный Ремус.
– Валим отсюда, эксрементатор хренов!
Ведь с алхимиком явно не всё в порядке, а что именно, Люпин не мог понять, кусочки пазла в голове никак не хотели правильно сложиться.
– Как ты меня назвал? – с интересом вглядываясь в друга, усмехнувшись лишь краешком губ и держась за грудь ближе к правому боку судорожно согнутыми пальцами, выдавил Северус.
– А… как я тебя назвал? Север, да что с тобой?
– Сейчас я буду лечиться, а ты можешь и дальше наслаждаться моим коньяком в тестраловых дозах, – привычно съязвив, Снейп слегка сбросил пар, – Ну, иди, и спасибо за окна. Теперь я справлюсь сам.
– Я… словом, прости меня в который раз, никудышный я друг, только и могу, что напиваться даже без тебя, но было так дико страшно от твоего кругового пения. Мне просто стало необходимо выпить и согреться, понимаешь, извини…
Ремус говорил бы ещё долго так же бессвязно, пока его грубо не прервали:
– Ты что, глаза в стакане забыл?! Я же весь в крови! И мне нужно, наконец, принять необходимые зелья, чтобы ещё раз не свалиться тут в обморок!
Лишь теперь головоломка сложилась и ужаснула столь пьяного наблюдателя, которому и море по колено.
Северус с посеревшим от боли лицом, батарея флакончиков перед его окровавленными руками, холщовый фартук отмечен кровавыми пятнами, разодранный на левой руке выше локтя рабочий сюртук. Много, целое море крови, от которого слиплись волосы. А с них медленно, по капле, стекает кровь, унося жизнь единственного друга.
– И что ты так смотришь? Подумаешь, котел взорвался, что за невидаль, – пробурчал Снейп, видя отчаянный взгляд Люпина, – Это не смертельно.
Алхимик с гримасой боли открыл рот, чтобы выпить Кроветворное зелье, ещё флакончик, ещё.
– "Сколько крови ты потерял, Север. Как же ты терпишь такую жуткую боль!" – подумал Ремус, всё ещё с ужасом глядя на вечно спокойного и хладнокровного друга.
Лишь теперь напившийся коньяка оборотень нутром почуял, что не милы Северусу ни посиделки, ни попойки, во время которых друг тоже почти невозмутим. Даже анекдоты из жизни героев волшебного мира приносят ему мало радости. Но смеётся Север так искренне, заразительно…
– "Неужели всё это, всё, от альфы до омеги, твоё слизеринское фирменное враньё?!" – чуть не завопил Люпин, да не решился, – "Отчего этот океан лжи, и зачем она тебе самому?! Ты же меня мучаешь, бессовестный аристократишка!"
 

Истинный аристократ Снейп остался верен клятве не применять Легиллименцию к единственному другу, но сейчас, мельком посмотрев в глаза, понял почти всё, чересчур тот стал грубый и неотёсанный после злосчастного полнолуния, и думает излишне "громко".
Читать мысли без зрительного контакта нереально, однако с опытом пришло умение улавливать их основной вектор.
– Ступай… нечего тут делать, выпей за мое здоровье, что ли, – успокаивающе сказал Северус, – А то мне как-то неудобно перед тобой, ведь я порчу тебе всё удовольствие, по праву заслуженное.
– По какому праву, Север? – жалобно воскликнул Ремус, – Нет, нет, я останусь, ну, хочешь, где-нибудь в коридоре, а потом ты позовё…
– Довольно, никаких коридоров, – настаивал профессор, – Со мной ничего экстраординарного не произошло, и я уже это говорил. Только что я выпил Скелерост, а то у меня справа два ребра сломаны, потому и послал Винли к тебе, чтобы ты управился с окнами.
Да, кстати, пора их закрывать, а то на улице слишком промозгло, ещё простудимся, – совершенно мирно сказал непредсказуемый Северус, – Ты закроешь?
– Конечно, – тут же отозвался Ремус, но почувствовал, что ноги стали ватные и негнущиеся.
Однако он сумел дойти и закрыть оба окна.
– Уходи, Рем, мне больно на тебя смотреть, ты едва ноги передвигаешь, так сядь в кресло и расслабься. Просто прими всё, что будет происходить с твоим телом и головой.
– А будет что-то интересное?
– Скоро сам узнаешь. Мне некогда, уволь, – не оглядываясь, сказал Снейп и потянулся за очередным флакончиком.   

 
Ремус нехотя покинул друга и еле-еле добрался до кресла у очага, плюхнулся в него и запрокинул голову. Тотчас всё тело стало таким же ватным, как ноги, а голове случился настоящий пожар, выжигающий собственное Я, сметающий преграды из мыслей и тревоги за друга, освобождая мозг для непревзойдённой тяжёлой пустоты…
Это было настоящее, неподдельное блаженство. Нет, было бы.
Вот в комнату вошёл Северус и склонился так низко, что оборотень почувствовал его обжигающее дыхание на своих губах…
– Хорошо ли тебе, милый мой друг? Вижу, что да, – как-то совершенно очаровательно  выдохнул алхимик.
Тут Люпин, с трудом разлепив веки, поднял ватные руки и заключил его в замок, обхватив   за шею, пригнул пониже, и их губы встретились.
– Вот и молодцы, ребятки, давно пора, – сказало зеркало-невидимка.
И иллюзия рассыпалась.
– Треклятое зеркало, спугнуло нас, но ведь Север сам напросился на поцелуй, жаль, что он не состоялся по-настоящему. Как от него пряно пахнет травами, какие у него мягкие сухие губы, – бормотал Ремус, упиваясь воспоминаниями о том, чего не было в реальности.
Брюки стали тесны ему, он быстро потёр высвобожденный член о шёлк халата и кончил, закусив губу, беззвучно, безостановочно, как сломавшаяся музыкальная шкатулка, выкрикивая имя друга.


– Друга?
Люпин привёл себя в порядок, поспешно применив Очищающее заклинание, и ласково погладил полу халата. Разве можно так неправильно называть человека, одна выдумка о поцелуе с которым довела до неотложной нужды в разрядке?!
– А кто же он ещё для тебя, Ремус?
– Любимый, только я никогда не скажу ему об этом.
– Почему, Ремус? Может, он только и ждёт твоего признания, чтобы на полном основании затащить тебя в постель?
– Фу, какая пошлость, в постели с оборотнем. Он не такой.
– А ты хоть знаешь… какой он? Почему тебе бывает невыносимо жалко его?
– Да потому что он одинокий, как и я.
– Тогда отчего ты даже не пытаешься…
– Душа, заткнись, я включаю разум.
– Жаль. Я подожду…
– А я уж перебьюсь.
Опьянение прошло так же быстро, как наступило. Странно, но похмелья не ощущалось.
– Забавно, ведь последний диалог с душой очень напоминает мне что-то, – не мог здраво рассудить оборотень, – Да и положить с прибором на всю эту чушь! Но, Мерлин, как же ноет сердце.
 

На пороге гостиной появился Снейп, весь в засохших пятнах крови.
– Ну, и как всё прошло? Я смотрю, ты успел протрезветь.
– Замечательно, даже слишком.
– Слишком? Замучили эротические фантазии с моим участием? – едко сказал Северус.
– Нет, почему ты подумал такое?
– Элементарно, Люпин, –  алхимик встал в коронную позу, и совершенно спокойно, как положено достойному образу "чистоплюя бессердечного" для преступившего уже все грани приличия оборотня, принялся за излюбленную логику о двух частях:
– Во-первых, потому что ты покраснел, увидев меня, а во-вторых, потому что я тоже как-то раз выхлебал стакан коньяка, дабы согреть душу, и до сих пор помню свои ощущения после такой порции. Именно с тех пор, чтобы хорошенько выпить, я употребляю огневиски, а коньяк просто смакую.
Это исчерпывающий ответ? – медоточиво поинтересовался Снейп.
– Да, Северус, только никакой эротики  с… тобой у меня в жизни не было, – опять извернулся Ремус, не заметив, что глаза любимого, недосягаемого человека вновь источают нескрываемое презрение, и полны… отчаяния.
Оборотню нелегко было подличать, но ради восстановления и утверждения долгосрочных дружеских отношений он был готов пойти на самые крайние меры.
– Тогда, позволь узнать, с кем… в этот раз?
Гость дорогой уже побоялся взглянуть на хозяина дома, больно голос у него неестественно ласковый.
– Ни с кем, Север, успокойся, у меня в голове была выжженная пустыня, честное слово.
– Мне всё равно, с кем ты в пьяном разуме совокуплялся, хоть с твоим соблазнителем Поттером, только не надо мне лгать! – повысил голос алхимик, – Я уже сказал, что знаю, как действует стакан коньяка на мозг человека, и слова никакого не нужно.
– Но я-то оборотень, Северус, – ухватился за последнюю соломинку Люпин.
– Впрочем, ты прав, я не учёл этого, значит, ты видел прекрасного волка, не иначе, – коротко рассмеялся Снейп.
Оборотень ничего не сказал и посмеялся за компанию.
– Ладно, надоело мне играть в Кровавого Барона, пойду к себе, распорю одежду и залезу в ванну, а потом буду тщательно отмывать от крови голову. Занятие не из приятных, но сам дурак, сделал слишком взрывоопасную смесь, вот она и рванула, я успел отскочить и закрыть руками лицо, но осколки медного котла, это вам не шутки, режут почище стекла. Вот я тебе всё и объяснил, даже разложил на составляющие.
Сними стресс огневиски, отличным огневиски из пятигранной бутылки. Это "Огденское".
Не скучай, к вечеру буду, как новенький.
И да, я закажу Винли обед для тебя, вернее, уже ужин.
Северус развернулся и ушёл в свою спальню.

 
– "Он, что, ревновал меня? Да хотя бы к Гарри или вообще к кому-то мне не известному?
Но причём тут его ненавистный Герой, объект особых насмешек?" – в замешательстве подумал Люпин, налил огневиски и выпил, морщась.
– "Да, это определённо была ревность, значит…
А ничего не значит. Он ревновал как друг, полагая, что у меня есть кто-то, кроме него, способный вызвать такую бурю эмоций. Хотел бы я знать, а кого… он представлял после коньячка от всей души?..
Выходит, Северу всё можно, с кем угодно, когда угодно, хоть в трижды трезвом разуме, как в тот раз. Он же неспроста заперся тогда в спальне и разорался, я-то всё помню…" – оборотень пришёл к такому неутешительному выводу, что опять не смог завершить мысль логично.
Ему было не до причинно-следственных связей. Он попросту жутко разобиделся на злоязычного друга, по привычке, молчком и на этот раз, "тихо".
Ещё бы Ремусу не надуться, как мышь на крупу! Именно, он же весь день ведёт себя тихонечко, как мышка, не шалит, никого не трогает, даже не починяет примус. А в результате сплошные попрёки и откровенные оскорбления.
– "Тоже мне, нашёлся злой следователь, устроил самый настоящий допрос единственному верному другу из-за стаканчика своего драгоценного коньяка. Да подавись ты этим пойлом!"
Люпин тяжело перевёл дух, чтобы самому не захлебнуться от нечеловеческой злобы.


Профессор был занят не только, и не столько приведением себя в порядок, сколько вспышкой праведного гнева. Но разозлился Северус тоже привычно, в гордом одиночестве, и… мысленно. Совсем, как его дружище, не правда ли?
– "Подумать только, что он себе позволяет! Терпеть не могу, когда в отношении моей личной жизни настойчиво пытаются устроить моральный стриптиз! Этот друг посмел орать во весь голос моё имя, занимаясь самоудовлетворением после непристойного коньячного бреда с моим самым прямым участием! И это сразу после того, как я едва не погиб…
Какая бестактность! Будешь нарываться, получишь по заслугам, пусть вынужденное одиночество и покажется мне болезненным в первое время, но неприятность эту мы переживём.
Уж лучше бессмысленно существовать в ожидании смерти, а после встретиться с тобой, возлюбленный мой Тобиас", – думал оскорблённый до глубины души профессор.


Классика жанра. Средневековый маггловский мотив – спор души и тела. Так можно охарактеризовать и занимательный монолог оборотня, да не забыть об израненном теле человека. Пока неважно, выдумали ли этот дуализм клирики и схоласты, или же он действительно существует.


~***~

Спешу поделиться очередной новинкой от создателя.  Авто-плагиат, да ещё и частичный, простителен.;)

Глава 13. "Зачем снятся сны".

Кстати, Автор вовсе не относит этот заимствованный вопрос к пустой риторике, просто ещё время не настало для разумного ответа на него. Предположительно, то же самое относится к большинству предметов особого внимания человечества. Согласитесь, что время не только лечит, но учит.
Впрочем, сколько голов, столько и мнений, Автор не пытается навязывать свою точку зрения.

Обещанного не всегда 3 года ждут, вниманию терпеливых читателей предлагается краткое лирически-философское "Слово сурового волшебника о самом себе и не только". Какой вывод следует из этого словоблудия окаянного? Самый правильный, первый, что приходит в голову.

И, наконец, пора представить уже знакомых персонажей, но здесь и сейчас выступающих в несколько в иных, почти понятных ролях.
Итак, главный герой нашего неторопливого повествования, Кукловод, он же хозяин. Можно, и запанибратски – Повелитель. Но нужно ли, если вникнуть в следующий эпиграф?..


Эпиграф №1:

"Come crawling faster
Obey your master
Your life burns faster
Obey your master
Master!

Master of puppets I`m pulling your strings
Twisting your mind and smashing your dreams
Blinded by me, you can`t see a thing
Just call my name, `cause I`ll hear you scream
Master!
Master!"

Metallica, "Master of Puppets", 1986.


"Давай же, ползи быстрее,
Повинуйся своему Хозяину
Твоя жизнь сгорает моментально.
Повинуйся своему Хозяину
Повелителю!

Я кукловод, я дёргаю за твои ниточки.
Извращаю твой мозг, сокрушаю твои мечты.
Ослеплённый мной, ты ничего не видишь.
Просто призови меня, и я услышу твой вопль:
Повелитель!
Повелитель!" 


Вот второе действующее лицо, здесь и сейчас марионетка, тоже по ходу пьесы сменяющее амплуа, стоит акцентировать. На то она и реальная жизнь, а не кукольное представление.

Эпиграф №2:

"I never wanted to become someone like him so secure
Content to live each day just like the last
I was sure I knew that
This was not for me
And I wanted so much more
Far beyond what I could see
So I swore that I'd
Never be someone like him

So many years have passed
Since I proclaimed
My independence
My mission
My aim…

… As far as I could tell
There`s nothing more I need
But still I ask myself
Could this be everything
Then all I swore
That I would never be was now
So suddenly
The only thing I wanted
To become
To be someone just like him".

Dream Theater, "Octavarium", p. I, 2005.

Увы и ах, очередной досадный анахронизм, уж извините Автора хотя бы за излишнюю пунктуальность и честность. Зато этот замечательный во всех отношениях эпиграф подходит не только, и не столько к данной главе…


"Я никогда не хотел стать похожим на него, таким уверенным,
Согласным каждый день проживать, как последний.
Я был уверен, что знаю,
Это не моё.
И я хотел так многого
Далеко за пределами видимости.
Итак, я поклялся,
Что никогда бы не стал похожим на него.

Так много лет прошло
С тех пор, как я провозгласил
Свою независимость,
Свою миссию,
Свою цель…

… Как понимаю,
Мне больше ничего не нужно.
Но всё-таки задаюсь вопросом:
Может ли это быть всем?
Тогда всё, чем я клялся
Не быть никогда, стало сейчас,
Так внезапно,
Единственным, чего я хотел:
Оказаться,
Быть похожим на него".


Конец эпиграфа.



– Мистер Поттер, Гарольд, очнитесь, придите в себя!
Голос резал уши.
– Да-да, я Вас слышу, – выдавил Поттер, чтобы от него отстали и прекратили выть дурным голосом, но не тут-то было.
– Мистер Уоррингтон, пациент в сознании.
– Ему нужно дать воды.
Тотчас благословенная влага наполнила рот Гарри. Он с удовольствием выпил воды, необыкновенно сладкой, прохладной и вкусной. Вот живёшь и не знаешь, что от простой водички может стать так хорошо, но ненадолго. Тело затекло, словно после долгого сна, и Гарри захотел размяться, но рука и нога были привязаны намертво, по слухам, как у буйного психа-маггла.
– Что за дела? – изумился Герой.
– У Вас был бред, горячка, мистер Поттер. Вы метались по кровати, едва не упали.
Медиковедьма, присматривающая за Вами после ухода Авроров, заметила, что из проколов неизвестного происхождения, которые оставил на долгую память Ваш "спаситель", пошла кровь. Специалисты предприняли все необходимые меры, в том числе, фиксацию повреждённых конечностей, так как Вы после Кроветворного зелья, не дождавшись окончания процедур, вновь провалились в сон, на сей раз спокойный. Я ответил на Ваш вопрос, Гарольд?
– В полной мере, благодарю.
– Сейчас мы снимем фиксаж, но перебинтуем Вас вновь, во избежание…
– Не нужно бинтовать меня, кровь больше не пойдёт. Я знаю, это связано с видением из бреда, как Вы его называете. Такого сна у меня уже не будет, я уверен.
– Вы не хотите рассказать даже мне об этой фантасмагории?
– Нет, это личное и слишком странное видение.
– Но я же и специализируюсь на повреждениях мозга, проблемах памяти. Главное, я не просто колдомедик, но целитель душ, значит, Ваша тайна останется между нами, – мистер Уоррингтон в который раз попытался по-хорошему подойти к сложному пациенту, оказавшемуся капризным, почти как избалованная женщина.
– Хорошо, я подумаю, пока с меня будут всё это снимать…


Мистер Поттер намеренно солгал целителю. Избранный ещё в старом добром Хогвартсе получил такой незабвенный урок по жутким до криков, навязанным силой сновидениям, что была уверенность в гарантированной серии снов с летающим человеком или ангелом во плоти. Тем паче, он прямо сейчас, в реальности, чувствовал тот же восторг и преклонение перед тем, кто всегда идёт впереди под проливным дождём. Гарри очень нравились новоиспечённые грёзы о каком-то странном волшебнике, позволяющие хоть немного забыть о реальных тяготах и заботах. А колебаний в вопросе принадлежности этого мужчины к миру магии и не возникало.


Фиксаж и повязки сняли быстро. Медперсонал ушёл, с ним и мистер Уоррингтон, наложив на палату Прослушивающие чары, если пациент снова станет бредить, в чём опытный, умный целитель душ не сомневался. Ещё, не приведи Мерлин, Герой магического мира свалится с койки. Оставался вопрос, когда… это начнётся, поэтому колдомедик сотворил себе небольшое удобное кресло в коридоре и уселся со статьёй известного оппонента, не лезущего за словом в карман, лениво делая пометки на полях.
Пациент тихо спал, а целитель почти спокойно ждал.

 
… Гарри разбудил шум дождя, всё усиливавшийся, приносивший странный, очень яркий, явственный зов издалека. Поттер тут же вскочил с кровати и босиком, раз не нашёл тапочки, и выскользнул в пустой коридор. Неизвестными доселе путями он выбрался из клиники, так никем и не замеченный, и пошёл, ведомый волнующим зовом. Наверняка, этот самый волшебник призвал Героя в свою жизнь, под свой кров, навсегда.
Интересно, болтали, что это коронное слово профессора Снейпа, да ещё и по отношению к покойной матушке Гарри. Почему именно оно взбрело на ум?..
Сейчас не до чего на свете, сыро и холодно, сумрачно, то не утро, то не вечер…
Жестокие ледяные струи ливня полосовали тело под лёгкой больничной пижамой, ноги заледенели уже до колен. Гарри обхватил себя руками, добрёл до "Дырявого Котла", полного галдящего, полупьяного народа. Будто в школьные времена, он под мантией-невидимкой миновал заведение…   
Оказавшись в маггловском Лондоне, Поттер потерялся на первых же улицах, а зов стал тише.
– Возлюбленный сердца моего, позволь найти тебя! – закричал он изо всех сил…


И сразу же очутился в небольшом сквере, который прежде принимал за парк, только теперь он летел над ним, а человек в чёрном шёл по земле, напоённой дождём. Как ни странно, Поттер мог отлично разглядеть мельчайшие детали, несмотря на треклятую близорукость и уже полнейшую тьму, но взирать-то не на что. В центре внимания находится загадочный волшебник, и это правильно.
– "Сейчас он, как всегда, поднимет голову, и я увижу его лицо", – с радостью подумал Гарри.
Но мужчина смотрел себе под ноги и угрюмо, в излишне знакомой манере, рассуждал вслух. Да ладно, он же совсем один, пусть поболтает, но не увлекается, а то Гарри может и закоченеть, в ледышку заживо превратиться.
Эта новая реальность оказалась совсем не похожей на прежние сладкие, комфортные сновидения.
– Вообще, все люди лгут. Просто по определению человеческой природы, мы поступаем так, как нам выгодно, чаще всего не задумываясь в этот миг о возможных последствиях.
К слову, не совсем человек тоже лжёт, наивно, зато продолжительно и со вкусом. И всё-то у него одна отговорка на любой случай, но не придраться, – как-то забавно высказался он и продолжил пустой трёп от скуки, по мнению бессловесного наблюдателя, уже не чувствующего конечностей и кончика носа.
Но на деле "этот самый волшебник" витийствовал всё более злобно, умело не опускаясь до базарной ругани:
– Ко всем чертям Преисподней! Какая разница, Гриффиндор или Слизерин? Чума на оба ваших дома!
Да хоть Хаффлпаф, неужели Распределительная Шляпа, этот старый, вылинявший колпак, ставит подросткам диагноз на всю жизнь, попросту клеймо на лоб? Поступай только таким образом, не выходи за рамки общепринятых правил поведения, а то пожалеешь? Глупость! Люди, как люди, всего-навсего наделённые неведомо, кем или чем, даром творить магию. Обычные смертные из плоти и крови. Увы, но истинно, буквально, мы все одной крови
А я-то не образчик подобного бренного тела? Ха! Разве я святее Папы?
Что со мной, ради эксперимента напившимся коньяка, творилось в тот, единственный раз…
Вспоминать противно, а всё впустую. Я считал, чары Хогвартса мешали мне, но это предположение оказалось на практике неверным.
Жаль лишь верного друга, как он сам себя называет, но иначе нам обоим нельзя. Тем не менее, в данном случае, оборотень – смертный приговор без права на…
Довольно, –  нескрываемо грустно выдохнул "человек в чёрном", и принялся мягко оправдываться перед самим собой, что очень развеселило "человека-невидимку". 
Гарри решил, что для полноты картины прикольному магу из родимой Школы не хватает только манерно раскланяться с собственной тенью, да некстати вспомнил о нелётной погоде. Какая тут тень!
Но почему этому философу-самоучке не хочется скрыться от ненастья в уютном тепле дома? Может ли быть, что он начисто лишён нормальных человеческих чувств?..
– Я чрезвычайно переутомился и перенервничал, моя жизнь висела на волоске, вот и погорячился мысленно. Не в первый раз, и не в последний.
А что? Правильно говорится, кто из нас без греха, бросайте камень.
Без всяких сомнений, пока это возможно, я не выставлю за порог не то существо, не то животное по магической номенклатуре, главное, моего единственного друга. Но извиняться мне не к лицу, да и не за что. Я же официально его не оскорблял…
Мужчина остановился, нервно выкурил сигарету и брезгливо отбросил окурок, фыркнув:
– Будь я проклят! Как мне это существование надоело, и выхода нет!


Гарри порхал с превеликим трудом, как старая, усталая, насквозь промокшая птица, ожидая, когда человек прекратит пороть чушь и просто взглянет вверх, в небеса, скрытые толщей туч. На него, Гарри Джеймса Поттера, в конце концов. Чего этот безразличный ко всему умник не разглядел в хлюпающей грязи?
Всё, хватит Герою мучиться, пора вмешаться, категорически потребовав:
– "Зачем звал? Что хочешь сообщить? Ну же, выкладывай!"
Волшебник замер, будто прислушиваясь, и ядовито выдал:
– А вольный слушатель явно напрашивается на особенный презент.


На счастье или на беду Поттер не расслышал этих слов, не то бы…
Во-первых, сослагательное наклонение всерьёз рассматривать никак нельзя, а, во-вторых, что ни делается, всё к лучшему в нашем лучшем из миров. Как говорится, логика просто убийственная.


… Человек в чёрном машинально бродил по пустынному скверу, как в одиночной камере, и задумчиво, нараспев повторяя одно и то же:
– Мир утомился от меня, я утомился от него.
Вокруг него вдруг образовались маленькие смерчи, раздувавшие полы похожего на мантию пальто, но он ничего не замечал. Волшебник сошёл с дорожки, громко шлёпая по лужам, кажется, ему вообще было всё равно.
– Убирайтесь! – вдруг прошипел рассерженный голос прямо в уши Гарри, – Прочь из моей жизни!
– Нет! – отчаянно взмолился Поттер, – Подожди, скажи только, зачем звал меня? Дай мне хотя бы увидеть твоё лицо.
– Идите с миром, месса окончена, – поступил ехидный приказ на вульгарной латыни, но кое-кто не понял и ослушался.
Тогда человек, не глядя, поднял руку в направлении парящего Гарри и сказал нечто неразборчивое, тоже латинское.
В тот же миг Поттер рухнул головой вниз, в чёрную, молчаливую бездну, и она благодарно поглотила его…


… Гарри проснулся и вдохнул воздух так жадно, будто с трудом долго пробивался сквозь толщу воды.
Рядом с ним стоял мистер Уоррингтон, держа за руку, и что-то вещал. Уши заложило, поэтому Поттер не слышал его. Во рту было полно горькой слюны, которую не хотелось, но приходилось постоянно сглатывать. Пижамные куртка и штаны намокли от пота и холодили тело, доводя до озноба.
А ещё Гарри был уверен, что у него было очередное видение с тем волшебником из маглеса, но единственным, удержавшимся в памяти, оказался полёт в бездну и тоскливое чувство, словно от него вдруг отвернулся весь мир.
Ко всем демонам Посмертия эти сны! Это неправда, нужно переключиться на реальность и узнать самое необходимое! Есть в этом мире Человек, настоящая Женщина!
– Мистер Уор… Мион… где?               
Целитель встрепенулся, но взял себя в руки и опять заговорил о чём-то профессионально поставленным голосом.
– Мион… надо… мне. Я совсем не слышу.
Мистер Уоррингтон достал палочку, просканировал голову и тело Гарри, а вскоре появились две ведьмы с пузырьками и каким-то ящичком.
Пузырьки были немедленно влиты в пациента, а ящичек присоединили влажными "щупальцами" к голове в районе ушей и затылка. Он помигал огоньками и затих. Его аккуратно унесли. В палате осталась дежурить одна ведьма.
Время шло, от выпитых зелий начало подташнивать. Поттер не помнил, когда он в последний раз ел.
– Меня знобит. Тошнит. Я жутко голоден.
Дамочка уставилась на него и явно удивилась, потом что-то сказала, пощупала пульс и вышла.
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем в палате стало тесно от целителей с мистером Уоррингтоном во главе. Кто-то из них вновь просканировал Гарри, и все оживлённо заговорили.
Вперёд вышел пожилой волшебник с аккуратной бородкой и удивительно ясными глазами. Остальные колдомедики замолчали, перестроились в одном им ведомом порядке и сцепили руки. Старший целитель начал растягивать слова, а остальные торжественно повторяли за ним.
Эта сценка показалась Гарри настолько уморительной, что он хотел громко засмеяться, но  нечто чужеродное в голове помешало ему.
– "Блок, они поставили мне полный блок, и я никак не могу вмешаться в их церемонию", – догадался Поттер, – "Значит, они снимают с меня проклятие, но кто его наслал? Я же просто спал, по фиг, что настроение хреновое, главное, чтобы они вернули мне слух, а со всем остальным я сам справлюсь".


… Профессор Ульман и его коллеги снимали мощнейшее чёрное заклинание, которое обрекало душу объекта на страдание из-за полного отчуждения, если называть вещи своими именами. Это выразилось для Гарри в неожиданной оторванности от всего и всех, кого он когда-либо любил. А любил он весь мир и многих людей особенно сильно, причём, платонически, чем объяснялась его тоска. Для пущего мучения, проклятый маг терял остатки связи с миром из-за отсутствия слуха.
Вообще, у волшебников поражение слухового аппарата считалось одним из наиболее тяжёлых и трудноизлечимых заболеваний. Колдомедики восстанавливали даже выжженные зрительные нервы, умели вырастить новые глаза, но вот со слухом были проблемы…
Для избавления от такого сильного проклятия необходимо погрузить пострадавшего в кратковременную кому, чтобы снять его слуховой след. Вот наступил решающий момент. Профессор прочитал без запинки все слова проклятия в обратном порядке, и Гарри снова погрузился в блаженную тьму и пустоту…
 

– Получилось! Профессор, позвольте Вас…
– Уважаемые коллеги, без вас я бы не…
– "Ура, звуки, слова, как их, оказывается, не хватало!"
– Извините, профессор…
– Цезариус Ульман, уважаемый мистер Поттер, к Вашим услугам, – приветливо сверкнул глазами пожилой маг, – Очевидно, Вы хотите узнать, что произошло, и чем это таким забавным я с коллегами занимался, затеяв сельские танцы.
Дорогой наш Герой, Ваш великолепный целитель мистер Уоррингтон тоже большой специалист в мероприятиях подобного рода, и Вы сможете обо всём узнать у него, а мне пора, увы.
– Я безмерно благодарен Вам и Вашим коллегам, сэр, – быстро сказал Поттер.
Маг только кивнул в ответ и просто исчез.
Другие целители тоже вскоре покинули палату более традиционным способом, через дверь.
 

Остался лишь мистер Уоррингтон. Он вкратце поведал пациенту о действенном методе снятия сильного проклятия и перешёл к наболевшим вопросам о предшествующих видениях.
Гарри пересказал целителю свои сны, не вдаваясь в подробности, по возможности, утаив истинные эмоции и чувства, заменив их пресловутым, банальным любопытством.
Но отрочество, проведённое под неусыпным надзором Директора, дало о себе знать. Герой очень плохо и бессвязно лгал. Естественно, это не укрылось от опытного целителя душ.
– Итак, мистер Поттер, Вы утверждаете, что первое видение о "человеке в чёрном" посетило Вас в состоянии бреда, точнее, им закончилась горячка.
– Да.
– А второй бред мне пришлось слушать. Я вошёл, едва Вы заснули, и сидел рядом, пока, с моей точки зрения, Вам не понадобилась помощь для выхода из сновидения.
– Вот оно что. И как же Вы мне помогли?
– Я взял Вас за руку и говорил всякие пустяки, чтобы разбудить.
– Какая умилительная забота, –  издевательски гнусаво высказался Гарри, –  Но мне до сих пор не позволили пройти в ванную, смыть пот и сменить пижаму, да что уж тут, даже воды не дали, чтобы запить все эти зелья, а меня потом наизнанку выворачивало. Хорошо, что я сижу на строгой диете, иначе не обошлось бы без чужого Evanesco. Я-то не в силах и простенько колдовать, – накручивал он себя.
– В той ситуации никому нельзя было до Вас дотронуться, а сами Вы и головы с подушки не могли поднять, – грамотно прервал его колдомедик, – Вспоминайте, это "человек в чёрном" проклял Вас?
– Но я действительно не помню, видел ли его в этот раз!
– Тогда к кому Вы возопили на всю палату: "Возлюбленный сердца моего"?
– Спасибо за подсказку, мистер Уоррингтон.


Гарри затараторил, кляня себя за пылающие щёки и уши. Он пересказал наиболее подробно сон, во время которого и получил проклятье.
– Притом, он словно видел меня, не поднимая головы, уважаемый целитель, – удивлялся он, поспешив добавить:
– Не подумайте, я вовсе не влюблён в мужчину.
– Да, это какая-то сильная симпатическая связь, заставляющая Вас следовать за ним во снах. По-моему, мистер Поттер, не в обиду будет сказано, Вы по уши влюбились в реально существующего и живущего в маггловском Лондоне человека. Вот только он не хочет ни Вашей любви, ни Вашего присутствия в его, определённо, одинокой жизни.
Ваша задача очень простая. Простите за каламбур, но не усложняйте себе жизнь, то есть,  перестаньте следить за ним, – мягко предупредил мистер Уоррингтон.
– Но я же не по своей воле совершаю эти вылазки в маглес. Это происходит только…
– Когда ткань между действительным и желаемым стирается, во снах или в бреду.
Гарольд, Вы знакомы с Окклюменцией? – вдруг оживился целитель душ, – Если да, то Вы можете легко выстроить блок в мозгу и удерживать его круглосуточно.
– Я не настолько владею этой тонкой техникой, как мне и Вам хотелось бы. Знаете, учили меня так неласково, что в итоге пришлось пыхтеть самому, – собеседники улыбнулись известному факту биографии Героя, – Думаю, что простой блок я поставить сумею.
– Вот и попробуйте, главное, держать его и во сне тоже.
– Попытка не пытка, а сейчас я могу пойти в ванную?
– Да, Вам там всё приготовят, и не стесняйтесь звать на помощь, если что, а потом будет диетический ужин.
Вымывшийся, почти наевшийся Поттер быстро заснул на свежем белье. Уже в ванной он поставил простенький блок, вполне эффективный, на его взгляд, и чувствовал его, отключаясь.


~***~


Глава 14. "Карающий меч правосудия".


После знакомства с низшими чинами, ответственными за обеспечение правопорядка в мире волшебства, наверное, интересно, а есть ли весомые отличия их верховной земной справедливости в образе судопроизводства от нашей, для простых смертных?
Практически, как во всём остальном, разницы нет никакой… кроме самого тонкого нюанса – возможности использования “благородного волшебства” вместо “грязных денег” в тех же, корыстных целях.
О вполне реальном правосудии и власть предержащих во все времена высказывались весьма нелицеприятно.
Приступим к доказательству, которым послужат несколько кратких эпиграфов вкупе с нашими замечаниями.

Эпиграф №1:

Сохранился в веках великолепный латинский афоризм:
"An nescis, mi fili, quantilla prudentia mundus regatur?"
"Сын мой, разве ты не знаешь, как мало надо ума, чтобы управлять миром?"

Эпиграф №2:

Теми же большими любителями и знатоками правопорядка из Вечного города метко сказано, в общем и целом: "Почести меняют нравы, но редко к лучшему".

Эпиграф №3:

Так писал великий Шекспир: "Оденьте преступление в золото – и крепкое копьё правосудия переломится, не поранив; оденьте в рубище – его пронзит и соломинка пигмея”.
Если начистоту, с тех пор что-то изменилось в корне?

Эпиграф №4:

Наконец, бесспорный авторитет, наше всё, тысячу раз был прав, когда написал безрадостные строки, зато по нашему скромному мнению, истинные:

"Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет – и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма".

Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! Истину глаголишь.
Будем считать, теорема доказана сполна.
А вот теперь самое время ознакомиться с мнением тяжело пострадавшего волшебника.

Конец эпиграфа.




… Миролюбивый Ремус недолго давился ядовитой слюной. Северус по жизни умеет так отбрить, что мало не покажется. И хорошо, если только словесно, а не как в прежние времена. Такого обидишь, да он сам обидит, кого захочет.
Ненароком увидев Винли, Люпин призадумался, отчего хозяин не воспользовался безграничными способностями своего эльфа, но позвал на выручку именно друга? А вдруг у предусмотрительного профессора был в запасе некий план по спасению попавшего в западню его же магии стихов гостя дорогого? Может, Северус до того погрузился в планирование и учёт, что пострадал? Не хочется ломать голову над древним парадоксом, что было раньше – яйцо или курица. В любом случае самостоятельно не припомнить, первична материя в виде стакана вкуснейшего коньяка, или же сознание под видом пугающего рондо. Осталось дождаться торжественного выхода хозяина дома из господских покоев и попытаться прояснить запутанную ситуацию. Всё так незатейливо, но не тут-то было. Барина всё нету…


По краткому сообщению Винли Хозяин исчез из дома около пяти пополудни, причём, не соизволив показаться другу на глаза, что явственно выходило за рамки традиционных, в конечном итоге, неизменно вежливых манер излишне благовоспитанного аристократа. Вскоре стало очевидно, что высокомерный гордец не просто оскорбился толком из-за пустяка. Поглядывая на часы, Ремус начал серьёзно переживать, ведь Север улизнул не в лучшей форме, а за окном весь день царит темень поздней осени, и непрерывно льёт жутко сильный дождь. Как бы с другом чего не приключилось там, где-то снаружи, и каким же это образом прикажете его разыскивать, если палочкой он не пользуется почти никогда? Да, здоровье у него завидное, с поправкой на возраст и не только, но мало ли что после такого кошмара в лаборатории могло произойти. Вдруг Северус свалился мешком и не в силах известить верного друга о своём несчастье простеньким Патронусом? Понятно, что у оборотня не было аппетита, поэтому вместо предложенного эльфом ужина он топил мучительное время ожидания в расслабляющем скотче.


Всё закончилось ну, просто замечательно, как всегда. Северус вернулся едва ли не в ночи глухой, когда часы показывали половину двенадцатого.
"Чистоплюй бессердечный" выглядел подавленным и на удивление неряшливым, словно хорошенько вляпался в густую ноябрьскую жижу.
Расстегнутый на верхние пуговицы сюртук, под которым скрывался обязательный жилет, и лишь воротничок кремовой рубашки выгодно подчёркивал цвет лица.
Да, ещё он был без галстука, кажется, впервые за всё время дружбы с Люпином.


Изрядно поддатый, всегда "весёлый дружище" от радости тут же вскочил, и, дурачась, церемонно поклонился Снейпу. Он принял игру и поклонился в ответ с усмешкой, характерно приподняв бровь.
– А где твой галстук, Север? – тоже ухмыляясь, спросил Ремус.
– Глупый волк, смотри.
Он слегка отвёл несколько прядей слева так, что стала видна шея. Такая же белая и сильная, как Северус, но на ней виднелся глубокий запекшийся порез.
– Прости, друг, я ведь не видел раны.
– Мог бы и догадаться, что профессор Снейп, сэр, никогда не появляется на людях без галстука или в не застёгнутом сюртуке, не имея на то достаточно веских причин, – съехидничал хозяин дома, нарочито картавя на французский манер.
– А сюртук из-за рёбер?
– Вы необычайно прозорливы, профессор Люпин, сэр, – всё так же, грассируя, произнёс Северус.
– Может, выпьем? Я бы хотел немного согреться. Да, скажи-ка, ты ел? – наконец-то нормально заговорил вновь бесстрастный, неживой друг.
– Нет, но я и…
Ясное дело, теперь друзья не имели намерения устраивать друг другу очередные допросы или выяснять отношения, оба дико устали и вымотались морально. Им было всё равно, недоговаривать, лицемерить или же попросту лгать. Ничто не намекало на пресловутое затишье перед бурей.
– Негодный Винли опять смолотил весь обед, который я заказал для тебя! Ладно, продолжай.
– Долго ли, коротко ли, я лёг в спячку прямо в кресле, а… сколько ты спал сегодня?
– С часик. Мне нужно было варить зелья, которые готовятся на второй день после полнолуния, и одно из них я испортил.
Стало быть, выпьем по стаканчику, да отужинаем, хорошо?


Так и сделали по-быстрому, без тоста, перешли в столовую, к уже накрытому столу. Ремус вымученно пробовал пошутить, и Северус отзывался вяло, а потом спросил:
– Знаешь, как судили мистера Крауча?
– Н-н-е-ет, – от неожиданности выдавил оборотень.
– После ужина я покажу это. Решил поделиться с тобой, обстоятельно подумав на прогулке. Элитное воспоминание, давным-давно показанное мне самим дедушкой Альбусом, чтобы я всегда помнил свое место, да молился всем богам за его успение, Мордреду его в…
Кстати да, шпионами не рождаются, шпионами умирают, как правило.
А пока спокойно ешь, извини за бестактность.
– Ничего, ничего. По правде сказать, я действительно страшно проголодался.
Поужинали они практически в тишине, прерываемой разве что привычными восторгами Ремуса в отношении кулинарных талантов Винли.
– Только уж ты его больше не благодари, – проронил профессор, – А то он опять прищемит себе уши дверью…
– Винли!
Эльф явился в тот же миг.
– Винли, приберись тут! – грозно приказал Хозяин к вящей радости ушастика.
Мужчины вернулись в гостиную. Между креслами стоял низенький столик, слишком изящный для этой комнаты, а на нём Омут Памяти.
– Это из моих комнат, тоже наследство в своём роде, – загадочно и лаконично пояснил Снейп другу, – Здесь лежит готовое воспоминание. Так что, смотри, но прежде… пара слов о Фемиде.
Ты не знаешь, что богиня Правосудия, Юстиция, с древних времён традиционно изображается с повязкой на глазах, должной символизировать её беспристрастие, а что мы имеем в реальности…
Теперь милости прошу. 


… Сумрачный, холодный зал. Дементоры вволакивают то, что когда-то называлось Пожирателем Смерти, Бартемиусом Краучем-младшим, изысканно красивым отличником боевой и политической подготовки, беспредельно преданным вождю магом из чистокровной семьи, и сваливают его на зарешеченный стул для подсудимых. Чересчур заметно, что человек держится только на зельях, которыми его напичкали перед судилищем.
Далее простенькая процедура с Веритасерумом и первыми, ничего не значащими вопросами об имени, происхождении, банальных фактах злодейств Пожирателей того времени. Стандартный вопрос о признании обвинений вызывает муку на обезображенном лице, и едва слышный выдох:
– Да…
– "Решением праведного и неоспоримого, великого Уизенгамота… к поцелую Дементора. Приказ привести в исполнение в течение 24 часов… обжалованию не подлежит".
Быстро мелькает драматическая сцена, когда председатель Верховного Суда отрекается от своего единственного сына. И вот тут-то, под шумок, глаза осуждённого ярко вспыхивают, он заметно оживает, пытаясь сесть прямо, но неудачно. Мистер Крауч-младший отчаянно кричит во тьму зала:
– Малфой! Макнейр! Нотт! Долохов! Эйвери! Сне…
– Я протестую, судьи не обязаны выслушивать бред… очевидно невменяемого человека! –  раскатисто перебивает Дамблдор.
Многоголосый хор подхватывает:
– Хватит слушать этого сумасшедшего!
– Снейп!.. –  выпаливает Барти, но его голос слышен даже на фоне растревоженного, гудящего судейского улья…
 

… Воспоминание закончилось, Ремус вынырнул обратно, еле дыша.
Друг сидел с отсутствующим видом, уставившись в какую-то воображаемую точку, медленно дегустируя коньяк из рюмки.


Люпин был вне себя от этого ужаса. Как можно сделать… такое с человеком, чтобы он, уже обречённый на самую жестокую в мире волшебства "казнь без пролития крови", начал сдавать своих? Чего он добивался? Нешто хотелось выкупить право на жизнь любой ценой? А получил-то он годы существования под Imperio, которые непозволительно назвать жизнью. Конечно, всем известно, младший Барти недаром слыл отъявленным психом и конченым подлецом, он полностью доказал это кошмарными деяниями немногих, но излишне бурных лет. Да уж, от судьбы не уйдёшь, коль ты приговорён к поцелую Дементора, так и выйдет, пускай, без суда и следствия.
Но, как известно, своя рубашка ближе к телу, поэтому негодование оборотня в итоге свелось к противному воспоминанию о том, как Авроры "пошутили" с ним самим. В полном расстройстве чувств Ремус и сочувствовал Краучу-младшему, и презирал его за бессмысленное предательство.


– Зачем всё это, Северус? – сгоряча выдал Люпин, – Чтобы я ещё раз убедился в умениях Авроров? Почему он стал выдавать соратников? Позже Барти на дух не выносил предателей своего кумира Волдеморта…
Снейп осведомился, не шевельнувшись:
– А ты уверен, что различил самое важное? У тебя волчий слух, это удалось с первой попытки и мне, человеку. Зри в корень.
Или ты не уловил тихого приказа, очень тихого: "Называй всех и его"? Ведь это и был настоящий голос Дамблдора, но не тот вопль, которым он пытался заглушить фамилию своего подающего надежды шпиона, к тому же, милостиво допущенного к обучению и воспитанию детей. Детей, слышишь, Ремус?! – вопросил он громогласно.
– Не желаешь заново окунуться в волны моей памяти, чтобы лучше вникнуть в детали? – Северус с трудом заставил себя вернуть видимость обычного олимпийского спокойствия. 
– Нет, я верю тебе, просто я был ошарашен видом и поведением подсудимого. Выходит, это было лишь продолжение допроса под Сывороткой Правды?
– Именно так, но главное, что при всём честном народе. И эта важная публика, каждый член Уизенгамота слышал абсолютно каждое слово.
Столь нехитрым фокусом Альбус дал мне понять, что для него я бездушная вещичка, в крайнем случае, разменная карта. И я стал бы ей, ведь загнанных лошадей пристреливают. Вполне вероятно, со мной бы так не церемонились, не знаю, не проверял.
Всё шло, как запланировано, до конца… его дней.
Я был вынужден избрать всего один способ проявления храбрости. Не вставать, высказывая своё мнение, но выслушивать приказы и выполнять их, всеми силами пытаясь избежать обожаемого любым начальством подобострастия, – чеканил шаг алхимик.    
– Можешь ли ты осознать, что значит шестнадцать лет ощущать себя просто вещью, вещью, которой не страшно, не больно, не одиноко, у которой нет ни малейшего права на самостоятельный шаг? – горько воскликнул он, всё-таки не выдержав.
– А я это пережил и выжил своим шпионским мастерством, набившей оскомину слизеринской изворотливостью, строго говоря, хладнокровной расчётливостью. И потому не желаю жить в мире, где меня грязно использовали во имя Добра и проклятого Золотого Мальчика! Не думай о золотом тельце, это была свинья на убой, на самом-то деле.
– Теперь ты прояснил свою дислокацию на нашем фронте, об обычае Лорда отпускать все грехи только мертвецам я уже знаю, благодаря твоим корректным рассказам, – вдумчиво отозвался Люпин, незамедлительно опечалив и без того мрачного друга, – Но неужели ты так дорожишь этим жутким воспоминанием? Будь у меня такое "наследство", я бы уничтожил его за ненадобностью.
К чему бередить прошлые раны?
– Милый мой, беспринципная мягкотелость ведёт только к тому, что об тебя примутся вытирать ноги, не одни, так другие, – устало высказался Снейп, – Но к делу. Есть такие вещества, наркотики. Их принимают, чтобы испытать необычные чувства, чаще эйфорию, реже страх. Со временем они вызывают привыкание, да не в этом суть.
Вот и для меня это воспоминание такой же наркотик. Я заглядываю в него всё чаще за последние год-два, чтобы избежать искушения… вернуться к истокам.
Понял ли ты меня, зверь? – в глухом голосе едва теплилось последнее чаяние быть воспринятым верно.


Человек в футляре в первый раз за многие годы позволил себе хоть немного приоткрыть душу перед другом, и донельзя боялся, что в неё плюнут. Оборотень догадывался о важности момента, но колебался, не зная, как себя вести, вроде бы, Север всё разжевал и в рот положил, осталось проглотить, но что-то неуловимое ускользает, будто вечное время в песочных часах. Пауза уже неприлично затянулась, действительно, иногда промедление смерти подобно, а порой, и чудовищнее, ибо смерть милосердна.


Люпин осмелился посчитать, что лучше горькая, но правда:
– Кажется, да. Но если тебе до того мучительно в этом мире, на твоём месте я бы возвратился.
– А я вот не могу. Ни черта ты не понял, я так и знал! Сытый голодного не разумеет.
… Прошу прощения, мне слишком больно, это всё рёбра и облегающий жилет, – Снейп собрался с духом и сбавил обороты, – Иная привычка способна сделать из самого выносливого человека создание бесстрастное и никому не нужное, но это не самое худшее, что может приключиться.
Поели, попили, нужно и поспать, без того уж далеко за полночь, – он изобразил наиболее мирную улыбку, доступную в этой тупиковой ситуации.



~***~

Вновь всех читателей нижайше благодарим и продолжаем.

Глава 15. "А счастье было так возможно, так близко!"

Да-да, очередная цитата из творчества нашего всего, в особых пояснениях не нуждающаяся.
И всё же в заголовке заключён явный намёк не только на известную всем птицу фламинго в народной обработке, что явствует из очень глубокомысленного и лиричного эпиграфа. 
К его переводу одно-единственное примечание – в оригинале эта классически изысканная песня называется "Мудрец".
Кстати, о птичках. Есть ещё и птица цвета ультрамарин, она же, птица счастья завтрашнего дня, не будем забывать её капризный, прямо-таки неуловимый характер.


Эпиграф:

"I carry the dust of a journey
That cannot be shaken away
It lives deep within me
For I breathed it every day

You and I are yesterday's answers
The earth of the past turned to flesh
Eroded by time's rivers
To the shapes we now possess

Come share of my breath and my substance
And mingle our streams and our times
In that infinite moment
Our reasons are lost in our rhymes".

Emerson, Lake & Palmer, "The Sage", 1971.

"Мудрец несёт на себе пыль многих странствий,
Её нельзя отряхнуть просто так,
Ибо она живёт глубоко внутри,
Ей пропитано само дыхание.

Ты и я – вчерашние, устаревшие ответы,
Извечная земля, на миг превратившаяся в бренную плоть,
Мы выточены потоками неумолимого времени
В те формы, что приняли по его велению.

Приди, раздели со мной дух и сущность,
Пусть смешаются наши реки жизни и времени
В это бесконечное мгновение
Все наши рассудочные переживания тают в дивных грёзах".

Конец эпиграфа.


… Герою приснился сон. Вот он выходит из невообразимо безбрежной агонии, а рядом с ним мужчина лет сорока в тёмной одежде, с белоснежным лицом, улыбается тонкими губами и что-то говорит бархатным голосом, от которого перестают болеть места уколов.
При очередном уколе Гарри дёргается, но мужчина бережно и… ласково придерживает руку, и ему снова не больно. Устремлённые на лицо Гарри чёрные глаза, а в них золотистые искорки. Они дивно красивые и большие, красивее глаз Падди, ведь в них свет.
Вот мужчина выдернул иголку и отворачивается, давая возможность рассмотреть широкие плечи и абсолютно прямую спину. Его волосы, спадающие волнами, так и вводят в соблазн зарыться в них, целуя шею. Когда он растерянно обернётся, необходимо впиться губами в его рот, заставив приоткрыться сухие тёплые губы, долго целовать взасос, завладеть нижней губой, отстраниться, покрыть поцелуями каждый дюйм его лица со строгими чертами, перевести дух, и вновь целовать, спускаясь обратно к шее.


Человек в чёрном безоговорочно сдаётся на милость победителю, иначе и быть не может.
Он снимает старомодный сюртук, одной рукой придерживая Гарри за спину, чтобы не потерять ни одного поцелуя, под сюртуком обнаруживается красивая жилетка и рубашка. Волшебник ложится поверх одеяла рядышком, обнимает… так крепко, но хочется быть ближе. Мужчина в упоении вздыхает:
– Тобиас, как же хорошо.
– Я Гарри, Гарри Поттер, – напоминает с обидой Гарри, – Разве ты не видишь?
– Нет, мой Тобиас, я ждал тебя, прошло сто лет одиночества, а ты всё не приходил, – с пылающей страстью, не прикрытой условностями, шепчет мужчина.
Вдруг он внимательнее присматривается к Гарри, на миг видно море золота в искушающих глазах, затем незнакомец в беззвучном порыве смеха, похожего на плач, зажимает себе ладонью рот.
– Смотри-ка, правда… Поттер.


… Гарри проснулся, поняв, что блок не устоял, а ещё почувствовал уже подсохшую корочку семени на животе.
– "Странно, он же не трогал меня за самое интересное местечко, да и я не торопился "погреть ладошку"", – удивлялся он, – "А я и впрямь влюбился в своего "спасителя", до… такой степени, что целовался, да как, с полностью одетым мужиком.
Интересно, его тело худосочное или всё-таки есть мышцы? Ну, не как у меня, он явно чистокровный волшебник, изнеженный белоручка.
Ух, как мощно он меня прижал к себе! Сила-то есть!" – восторженно вспоминал Поттер, – " Наверное, он везде такой холёный и белый, кроме…
Да… какой он у него?
Меня не должны волновать члены мужиков!" – привычно одёрнул себя Герой.
– "Интригующий вопрос лишь постольку, поскольку я кончил от поцелуев с этим чистокровкой", – успокоился он, но ненадолго, – "С кем же он меня перепутал, говоря что-то про сто лет одиночества? И сколько тогда ему самому?
Он ведь знал, кого лечил, или… нет? Он что, сумасшедший?!" – Гарри похолодел от такой жути.
– "Нет, это ты, Герой, не удовлетворённый ни одной бабой, просто навыдумывал, Мордред знает, что. Это ты, Гарри Поттер, свихнулся от простенькой близости мужчины, который ничего такого с тобой не проделывал. Это ты, именно ты, кончил от большой радости, он-то вовремя одумался и смылся…"
Он мог бы невнятно рассуждать ещё и ещё, вдаваться в таинственную теорию сновидений, но вмешался Его Величество Случай. Перед глазами в самую пору промелькнул завораживающий миг в сквере перед падением в бездну. Широкие плечи одинокого незнакомца, прямая, как струна, спина и… водопад влажных волос.
Поттер подскочил в койке, бормоча:
– Реально, это же он шёл впереди меня, в этот раз, подо мной, это он запустил в меня  чёрным проклятьем, профессионально, мастерски не показывая лица. Так, так, – Гарри зажмурился и сосредоточился, заставляя мозг работать, как режиссёр нерадивого оператора.
– Императорский, хищный профиль, как в знаменитых маггловских эпиках, и… что-то очень знакомое, а, в то же время, чужое. Уж точно не писаный красавец, не первой молодости, но лично меня чем-то пленяет. Ох, и лакомый кусочек!
Герой магического мира довольно улыбнулся и принял решение:
– "Сегодня же попрошу Омут Памяти, а мне надо хорошенько откорректировать воспоминание".
Он до утра кропотливо удалял компромат, и достиг приличных результатов, однако развратный сон с поцелуями не смог подчистить.
– Да ладно. Придётся показывать, как есть.
Гарри легкомысленно отмахнулся и пошёл в ванную убирать следы ночных утех иль преступлений…
Поттер так и не определился, что это было. Работа целителя в этом унылом говне копаться и выбирать на вкус и цвет.
 

… Северус очнулся от ожидания чуда. Вот-вот из ванной выйдет Тобиас, и на сей раз у них точно всё получится. Взрослый мужчина или сгорающий от нетерпения подросток всем естеством желал этого, реальности. Он раскинулся на постели и даже запрокинул руки за голову, представляя, как же будет упоительно и бесподобно.
Но из ванной не доносилось ни шороха, и Северус сам не заметил, как провалился в свинцовую дрёму.
Он в другой раз делал уколы ненужному Герою, один за другим. Тот был в сознании и близоруко щурился, вглядываясь ему в лицо.
– "Обойдёшься без очков, так и будешь в неведении, мне же это на руку, ты не возвестишь на весь волшебный мир, что профессор Снейп покинул уединение в маглесе ради спасения Героя.
На лице написано, что мистер Поттер задумал очередную шалость в духе своих кумиров, ненавистных Мародёров".
– Вот ещё, – хмыкнул Снейп и осторожно подумал, не решаясь заговорить вслух:
– "Дался ты мне во спасение, если бы не необходимость в тебе моего единственного друга. Того ещё дружка цепного…
О, а откуда такая недобрая мысль о Ремусе? Потом, всё на потом".
Едва он успел отвернуться для набора в шприц дозы Эмульсии, как молодой дьявол со всей силой вцепился ему в волосы, наверное, считая это поглаживанием, и нагло поцеловал в шею. Профессор Снейп, сэр, мгновенно бросил уничижительный взгляд, однозначно указывающий, в каком направлении обязан убираться мистер Поттер, да поскорее. По его единственно верному мнению, пациент должен спокойно лечь и зажать кулак перед следующей инъекцией. Однако Герой так не считал, разойдясь по полной, он полез целоваться. Не выдержав этакого обращения, Северус лишь приоткрыл рот для того, чтобы хорошенько отчитать юнца, но чужой язык оказался проворнее.
К тому же, в голове крутилась назойливая мысль о крайней нежелательности болтовни во время этой надоедливой игры в спасителя или спасателя по вызову.
Для полного счастья не хватало только сравнить себя с врачом маггловской Ambulance.
– "Ничего, придётся тихо успокоить этого сексуально озабоченного полового Героя, а потом продолжить его же излечение", – алхимик замыслил едкий, твёрдый отпор и тоже принялся целовать Гарри в ответ.
По обычаю, Мастер Зелий ожидал от Избранного чего угодно, желания оскорбить, грязной развращённости, низменной похоти, а на выходе получилась утончённая смесь нежности со страстью.
– "Это неправда, это не может быть правдой", – отчаянно цеплялся за последние разумные мысли Снейп, – "Я и Поттер? Не смешно. Глупее, чем я и Люпин.
Ого, мне поставили засос на шею", – констатировал он, – "Как я покажусь тотчас моему другу?"
Тем временем, профессор машинально в спешке скидывал сюртук и забирался на кровать поверх одеяла…


Одеяло почему-то пахло сильнейшими лечебными зельями и кислым потом, не похоже на замок времён отрочества или на взрослый унылый маглес. Все эти мелочи совершенно не имеют значения перед неопровержимым фактом!
Вот же он, желанный, единственный во веки веков, прекрасный, неизменно юный Тобиас. Как в жуткий, судьбоносный день убийства отца, вовсе не благопристойный, строгий образ, вызванный дозой опиума ради очередного разговора по душам.
– Тобиас, я неимоверно долго ждал тебя, и дождался. Какой ещё Поттер ко всем чертям рогатым, это ты, любовь моя, – прошипел Северус, точно от боли, потому что голос изменил ему.
– Тобиас, иди ко мне, я уже знаю, как нужно делать, чтобы никому из нас не было излишне дискомфортно на первых порах. И, хоть полностью этого не избежать, то потерплю я, как самый выносливый. Поверь, я много читал об этом, в надежде, что ты придёшь именно с этой целью. Тебе известны мои принципы, я никоим образом не могу позволить себе даже намекнуть на какое-либо принуждение, – он утомился сыпать аргументами, упрашивая, но и Тобиас ведёт себя до странности невежливо.
– Почему ты всё хранишь молчание? Ты… опять боишься?! Взгляни, я-то не мальчишка! – в панике закричал подросток или мужчина, кто знает эти сновидения.
– Я Гарри, Гарри Поттер, – прозвучало из уст Тобиаса…
 

… И Северус окончательно воспрянул ото сна, хохоча и обливаясь истерическими слезами, как последний психопат.
О, ужас, ужас, ужас! Он совершил святотатство, целуясь в реальности ли, во сне с кем-то, кроме Тобиаса, неважно, отчего и почему, но это непростительно!
Алхимик заколотил себя по голове и грудине, в которой что-то отчаянно щемило. Хотелось разрыдаться в голос, но всё, что он смог сделать, это прохрипеть из закушенных губ:
– Тобиас, прости, это ошибка…
Потревоженный мертвец ответил неслышно для живого трупа, однако, превалирующий  над всеми снами и грёзами факт – милостивое благословение. На что? Время покажет…

 
… Когда Гарри принесли его палочку и Омут Памяти, он аккуратно поместил внутрь относительно вычищенное воспоминание, и предложил его колдомедику, приговаривая, мол, до конца смотреть не обязательно.
Поттер с грустью понял, что именно это целитель и проделывал, но вскоре на его лице отразилась замысловатая смесь изумления и восхищения.
– Удивительно точный образ. Прекрасная работа. Поздравляю, мистер Поттер, значит, наша совместная терапия оказалась правильной.
Вашим "спасителем" является всё тот же профессор, единственный и неповторимый Северус Тобиас Снейп.
Мистер Уоррингтон не забыл сопроводить ошеломляющую новость ослепительной улыбкой, да вот мистер Поттер чуть не свалился с кровати, на которой сидел по-турецки.
– Но, – его голос задрожал, – ведь не может быть, чтобы, вытащив меня с того света, профессор Снейп хотел моих мучений от его проклятия. Полагаю, это вне банальной логики, не так ли, сэр? И потом, разве это правда, что он каким-то образом остался в живых? Целитель заговорил на редкость холодно и чётко, без мелодичных, успокаивающих интонаций, преспокойно пропустив самый важный вопрос мимо ушей:
– Не думаю, что кто-либо на свете "хотел" сыграть с Вами такую "шутку". Общеизвестна громкая слава профессора, как чрезмерно эксцентричной персоны, да и в Тёмных Искусствах он мало кому даст фору. Такого рода поступок, на мой взгляд, не за гранью добра и зла, – он натянуто усмехнулся.
При всей оригинальности ситуации мистеру Уоррингтону не хотелось переходить на личности, но пациент явно витает в облаках. Ради его возвращения в реальность позволительно и поднажать совсем чуть-чуть:
– Возможно, прибегнув к проклятию, как крайнему средству для лица, не желающего уважать право британца жить без вмешательства извне, он дал Вам вкусить горький плод ненужности натиска.
До Гарри потихоньку доходило, что и словам пьяного оборотня можно верить. Как минимум, в том, что касается чуда из чудес – ну, просто невероятной живучести явно умиравшего Слизеринского Змея. Вполне может быть, Мион поторопилась с утверждением о смерти профессора, тогда было не до нюансов.
Да, а как там нынче Мион живёт-поживает?..
– Ведь Вы, пусть и неосознанно, следили за ним, за что и получили жёсткий отпор.
Предположительно, Мастер Зелий знал, что Вам своевременно и правильно помогут. Но и Вы зачем-то стали нарываться на не принятые у благовоспитанных людей отношения.
О, не смущайтесь повторно, я просмотрел это воспоминание целиком и полностью, так как Вы усиленно просили меня не делать этого.
Целитель души должен знать, что скрывают её потёмки, а его миссией является вывод заплутавшей овечки к свету и миру с самой собой, – оптимистично заключил колдомедик и сделал новую попытку докопаться до первопричины:
– Вы можете воспроизвести и положить в Омут Памяти… все видения с профессором Снейпом?
– Мог бы. Но после Вашего прелестного объяснения считаю это лишним. Я чувствую себя абсолютно здоровым, – мистер Поттер надулся и поджал губы, а мистер Уоррингтон осознал тщетность своих усилий.
– Единственное, чего я желаю, так это увидеть Мион, – прозвучало, как приказ.
– К моему прискорбию, Ваше желание абсолютно невыполнимо, ибо миссис Теодор Нотт мертва. Примите мои соболе…
– Как мертва?! Кто убил её?!
– Вам горькую правду или сразу пилюлю от бешенства?
– И то, и другое, можно, без хлеба, – Герой абсолютно неуместно сострил, всем своим поведением подтверждая догадки целителя о его истинном состоянии, – Но сначала официальную версию её смерти, пожалуйста.
Теперь Поттера заметно трясло от негодования и душевной боли.
– Что же, официально, миссис Теодор Нотт скончалась во время следствия. Сердце, знаете ли, не выдержало передозировки Веритасерума. Авроры, ведшие её дело, были обвинены в превышении должностных полномочий, их с помпой выгнали из Аврората без права возвращения в оный. Шум и гам был тотчас подхвачен всеми газетами.
– Вы дадите мне газеты этого времени? Уверен, что приговор излишне мягкий.
– Поверьте на слово, исключение профессиональных Авроров, в сущности, доселе неслыханное наказание.
– Ну, а какова неформальная версия? – спросил Гарри с замиранием сердца.
– Миссис Нотт, действительно, накачали Сывороткой Правды и насиловали по очереди и вдвоём, выспрашивая, каковы её ощущения при этом. Насиловали долго, несколько часов, пока не закончилось действие запасов Веритасерума, и она умерла под одним из насильников…
Увольте от более интимных подробностей и простите за причинённую боль.
– Э-э-э… Н-н-н-и-и-че-его-о страшного…
Поттер будто окаменел, а в голове крутилось:
– "Главная цель, конечно, убийство Захарии и Терри. Ещё Дэвида до кучи, за то, что он за всем… этим наблюдал. Заавадить их всех, предварительно до того помучив Круциатусом, чтобы они в грязи валялись и слёзно умоляли меня о смерти…
Ну, решено, отныне это лишь вопрос времени. А пока всеми силами разыскать, от души поблагодарить профессора Снейпа, да вплотную заняться подонками".
– Пойду в душ, мне нужно взбодриться, голова не работает. Вы же побудете здесь?
Гарри бесцеремонно не дождался ответа "болтливого не по делу" целителя, и был таков.


– "Занятно, что я не узнавал его долго и упорно, что немудрено. Так перемениться к лучшему, держаться молодцом после всех прежних горестей и невзгод. У него толком седых волос-то нет! Небось, ведёт здоровый образ жизни, много кружит по этому скверику, посвежел, побелел, частенько моет гриву, и не только под дождями. Да мало ли вариантов следить за собой, было бы желание и денежки! Уж не как неуклонно сдающий позиции Люпин. Вот, что значит настоящий волшебник, не убогий оборотень.
А почему я их сравниваю?.. Что у них может быть общего? Да ничего, кроме упоминания профессора о некоем оборотне. Но запомнил я весь его трёп весьма смутно и нечётко. И вообще, этих волков на свете хоть попом ешь…"


Стоя под ледяными струями душа, Гарри смывал с себя устаревшее, ненужное в реальной жизни наваждение по имени Северус Снейп, точнее, силился смыть. По-настоящему странным должно было показаться Герою направление его мыслей. Как бы то ни было, их наиболее разумным ходом по определению являлось смакование самой изощрённой мести за единственную подругу и Женщину во всём подлунном мире, в крайнем случае, её чудовищная смерть, невыносимая боль утраты.
Но он увлёкся, не замечая хотя бы того, что перешёл на болтовню вслух, и это всё о нём, живом и здоровом Мастере Зелий:
– Верно, эти сны были просто потому, что у меня давно не было нормального секса. Вот и плескалось во мне море-океан всякой эротики со Снейпом. Со Снейпом, подумать только, стоит вспомнить, как он упорно делал вид в Школе, что ненавидит тебя, а сам неоднократно выручал и спасал. Вспомнить уж тогда и Битву за Хогвартс, он же подставился за тебя под нестерпимую, ни с чем несравнимую боль яда змеюки Волдеморта.
… Припомнить заодно облавы на последних Пожирателей? Люпин и проговорился, что этот Снейп принимал в них самое живое участие.
Нет, это уж точно всего-то байки оборотня, даже если предположить подобную вероятность. При всех допусках и натяжках, Снейп вовсе не такой дурачок, чтобы уйти с концами из нашего мира, и тут же основательно засветиться в нём.
Снейп умирал в Визжащей Хижине у тебя на глазах, а ты ничем не мог ему помочь. Ну, вспомнить, наконец, его слабые кисти в твоей руке, братское рукопожатие напоследок.
Что ты чувствовал тогда, Гарри? Неужели одну горечь потери самого смелого человека, которого ты знал? Нет, ты чувствовал больше, хотелось поцеловать тонкие руки убийцы, такого же убийцы, как ты сам. Профессор Квиррелл, призрак Тома Марволо Реддла, позже, он сам, косвенно, бедняжка Седрик, несчастный крёстный, все они убиты или уничтожены только твоими руками, бредовыми видениями или магией!
Мне оставалось лишь побрататься по старинному обычаю с этим мучеником и решительно пойти на смерть…
 

Поттер не сразу почувствовал, что промёрз до костей, выключил воду и принялся растираться большущим мягким махровым маггловским полотенцем. Только они умеют делать такие вещи. Ничего удивительного. Прогресс "параллельного" мира не является секретом и для чистокровных магов, свято или же… тупо почитающих свой средневековый образ жизни.
Переодевшись в чистую пижаму, Гарри заявил с порога ванной сполна натерпевшемуся целителю:
– Я хочу, чтобы меня поскорее навестила мисс Падма Патил, мне необходимо… пообщаться с ней, ну, Вы понимаете. Иначе я не смогу перестать думать о Северусе Снейпе в извращённом сексуальном аспекте.
Да я на Вас как нападу и грубо изнасилую! – злобно пошутил Герой.
– Воля Ваша, но выслушайте совет специалиста. Не распыляйтесь по пустякам. Конечно, Вам нужна разрядка, вот только с женщиной ли?
На Вашем месте, я бы лучше придумал план по совращению ледяного и неприступного профессора.
Само собой разумеется, морально опущенный колдомедик посоветовал не от чистого сердца, а решив убить двух зайцев одним выстрелом, раз это возможно. Насолить напоследок невоспитанному, не полностью излеченному пациенту, да выбить из седла слишком умного оппонента, хоть на время избавиться от споров в специализированных журналах. И небольшая передышка может дать шанс практикующему мистеру Уоррингтону опередить теоретика профессора Снейпа на научном поприще.
Не имея чести знать учёного соперника в лицо, проще говоря, как любой смертный, целитель не ведал, что творит.
– Я не гомосексуалист, поймите же это.
– Понял, поспешу связаться с мисс Патил, но мне искренне жаль Вас, мистер Поттер.
– Менее всего я нуждаюсь в чьей-то там жалости. Я бодр, здоров и весел, сами видите.
И, вот ещё что. Принесите мне мою одежду, а то не хочу встретиться с дамой в пижаме.
– Вижу, вижу. Примите к сведению, что Ваша супруга освобождена из-под следствия, и с неё сняты все обвинения. Порадовались бы за неё… при желании.


Мистеру Уоррингтону, как отменному профессионалу и знатоку человеческой души, было тошно от такого безыскусного, шутовского паясничанья, но он старательно не показывал вида. В принципе, он бы и рад пожалеть эту знаменитость со звёздной болезнью и не только, но незадача, уже бывшую, значит, бесплатную. Ну, а сколько ему можно быть мальчиком на побегушках у этого Героя, хочу, не хочу, подай, принеси…
Что за манеры, что за тон? Право слово, как король на именинах, а всего-то полукровка, да, затесавшийся в анналы истории, но, по большому счёту, несчастна та страна, которая нуждается в героях.
Из всех действующих лиц этой неудачной, жестокой пародии на "Мещанина во дворянстве" целитель должным образом скорбел лишь по миссис Нотт, хотя и без полновесных причин, ибо в официальных газетах так и не появилось развёрнутых материалов о злободневной попытке уничтожить Героя магического мира. А этот Герой вечно куда-то торопится, какая жалость, что буквально из рук выскальзывает очередная уходящая в прошлое загадка!
В конце-то концов, пускай его лично удостоверится, что слухи о гибели непотопляемого авианосца Магической Британии сильно преувеличены.


Колдомедик решился уйти красиво и тихо, произнеся простенькое заклинание, коснулся палочкой одной из стен палаты, и она пропала, предоставив взору Поттера гардероб, в котором было всё, на любой сезон и настроение. Наверняка не обошлось без четвёртого измерения, ведь в этой небольшой нише разместилась вся одежда и обувь Гарри, которые занимали в его доме отдельную комнату.
Но раздумывать незачем и не чем. Поттер надел рубашку бутылочного цвета, нравившуюся любовнице, надушенную её же духами, строгие чёрные, на вид только что отутюженные брюки без пояса (будет мешать), потом, как по чужой воле, достал из недр гардероба тёмно-зелёный облегающий жилет с множеством пуговиц, но не успел застегнуть его полностью, как в палату влетела Падди. Она застыла на мгновение и окинула полового Героя оценивающим взглядом.
– Может, ты ещё и сюртук с мантией наденешь, капуста? Вот скажи, зачем тебе этот жилет, – кокетничала ведьма, начиная расстёгивать тугие петли.
– Брось, Падди, я хочу остаться в одежде, ну, а ты скидывай всё, – приободрил её Гарри, самостоятельно продолжая методичную работу с пуговицами на жилетке.
– Ах ты, шалун, затеял игру в джентльмена в постели со шлюшкой? Я согласна на всё, лишь бы получить тебя поскорее. Так будет забавнее.
С рычанием льва он накинулся на обнажённую женщину, её неистовые ласки обжигали кожу даже через слои ткани. Вскоре они переплелись и стали единым существом, многоруким, как Шива.


После совокупления Поттер быстро разомкнул объятья и сообщил, что ему срочно нужно в душ. Индианка не ожидала такой реакции будущего супруга и несколько растерялась.
– Я чем-то не угодила тебе, Гарри?
– Да, не угодила и не угодишь никогда! Твоя тропическая страсть не для меня! Ты утомляешь меня своими липкими, как лианы, объятиями… не говоря уже о большем. Ты высасываешь из меня все соки, опустошаешь, а взамен не даёшь ничего!
Мужчина устроил любовнице такой ураганный разнос, что она едва успела вставить пару словечек:
– Но раньше тебе нравился наш секс…
Вспомни, как мы предавались любви в каждом закутке…
– Рядом с мусорными баками, на застиранных серых простынях меблирашек, мотелей, Мерлин мой, где мы только не трахались. После этого для заурядной аппарации мне приходилось взбадривать себя Энервейтом. Ты хоть поняла, что обращалась со мной, как вампир?!
– Извините, Гарри, вернее, мистер Поттер, но я не умею любить иначе. Я пройду в душ первая, по праву леди, хорошо?
Итак, и она исчезла из палаты и жизни Героя. Навсегда.


________________________________________________

Grand merci pour "Неизвестные читатели", сиречь, премного благодарим!
Пользуясь случаем, желаем всем господам студентам не только "от сессии до сессии жить весело", но не унывать и во время неё самой. Не вешать нос!
И, естественно, всех с наступающим! Желания загадывайте сами, так оно вернее будет.

~***~

Глава 16. "Время разбрасывать камни и время собирать камни".


Заголовок обязывает, переиначивая известную присказку, в нашем случае, к парочке абсолютно разных по смыслу и навеваемой атмосфере эпиграфов. Куда в большей степени к такому многообразию вынуждает само содержание главы.

Эпиграф № 1:


"What shall we use to fill the empty spaces
Where we used to talk?
How should I fill the final places?
How should I complete the wall?"

Pink Floyd, "Empty Spaces", 1979.

"Чем нам заполнить тягостную пустоту,
Где мы привыкли болтать ни о чём?
Чем мне прикрыть последние зияющие бреши в доспехах?
Как мне полностью изолироваться от всего и всех?"


Эпиграф № 2:


"I cannot stand to see what I see
I can't stand this place I must be
I don't mean to imply that above all am I
but again…
kiss me goodnight my friend
just say goodnight my friend…

… Take a look at yourself take a look at me
I believe you miss all there is to see
don't believe in the lies that you hear with your eyes again
kiss me goodnight my friend
just say goodnight my friend

I cannot stand to feel this way I feel
I can't stand to face what I fear is real
I don't mean to imply that you'd utterly lie
but again…
just say goodnight my friend".

Psychotic Waltz, "In this place", 1990.

"Я не желаю смотреть на то, что приходится,
Я терпеть не могу место, где должен жить,
Я вовсе не подразумеваю, что превыше всего на свете я сам,
Но опять…
Поцелуйте меня на сон грядущий, друг мой,
Просто пожелайте мне спокойной ночи, друг мой…

… Взгляните на себя, посмотрите на меня,
Кажется, Вы упускаете всё, что должны увидеть на самом деле,
Не верьте глазам своим,
И вновь
Поцелуйте меня на сон грядущий, мой друг,
Просто пожелайте мне доброй ночи, мой друг.

Я не в силах справиться с этой лавиной чувств, обрушившихся на меня,
Я не могу выдержать столкновение со своими страхами в реальности,
И не желаю обвинять тебя в абсолютной лжи,
Но снова и снова…
Просто пожелай мне хороших снов, друг мой".

Вопрос на засыпку: А никому не кажется, что в некотором роде оба эпиграфа не просто перекликаются, но и тесно взаимосвязаны?..

Конец эпиграфа.




… Ночь в маггловском особняке прошла спокойно… но не совсем.
Люпин до того переутомился, что долго не мог заснуть. Он всё раздумывал, как это часто бывает практически со всеми, что и каким образом нужно было сказать в тот решающий момент. Странная штука память, иногда такое из её недр всплывёт, хоть стой, хоть падай. И оборотень тихо радовался, что лежит в мягкой, тёплой постели. Кроме шуток, неприятно и горько задним числом понять, что собственно его, единственного друга, имел в виду интеллигентный профессор, говоря о мягкотелой беспринципности.
Наконец, Рема осенило, и он точно определил самое главное в заупокойной речи Севера. Конечно же, для человека наиболее унизительным является то, что его считают не просто вещью, а бездушным созданием…
Оборотень грустно вздохнул, ведь его-то все знакомые именно за такую тварь и держат, поэтому не воспринимают всерьёз.
Но, возвращаясь мыслями к прошлому друга, Люпин припомнил одно из его преинтересных упоминаний о втором господине. По крайней мере, это воплощённое Зло довольствовалось негласным титулом "Владыки жизней" своих псов, но не посягало ни на чьи души. Согласно особенно злорадному комментарию Северуса, такая доброта проистекала вовсе из личных качеств Лорда, но имела источником его неполноценность и парадоксальное, если не сказать резче, отношение к вопросам бессмертия. По своей воле убить в себе душу, пожелав телесно жить вечно, это ли не верх идиотизма!


Логично, что в результате Люпин спал мало и чрезвычайно чутко, вот и проснулся на стон души Снейпа, но слов не разобрал. Ремус подкрался к его двери и хотел постучать, как вдруг услышал сдавленный то ли смех, то ли плач, и… вновь не осмелился.
Той же политики невмешательства он решил придерживаться и поутру, но уже вполне резонно.


Алхимик показался оборотню ничуть не отдохнувшим, напротив, усталым, да каким-то суетливым. Чересчур бледное лицо, мешки под грустными, запавшими глазами, и, как противоположность внешнему виду, необычайная болтливость. На взгляд Ремуса, вылитый алкоголик в глубоком запое, но без поисков спирта, что странно. Заприметив его разбинтованные руки, оборотень прямо заявил, что от таких глубоких ран останутся рубцы и с учётом величайших способностей стихийного мага. А Северус беззаботно клялся своими пресвятыми зельями, мол, до свадьбы заживёт.
– Думаешь, это был первый в моей жизни взорвавшийся котёл? Слушай, Рем, однажды один из осколков угодил мне в шею так, что ещё немного, и он перерезал бы мне сонную артерию. Но, как видишь, – Снейп задрал голову, – ни следа!
Разумеется, Люпин ничего не увидел… кроме отсутствовавшей накануне плотной повязки, но эта логическая неувязка показалась ему сущим пустяком. Куда важнее, что по вине этой злополучной раны глубокой ночью железный человек мучился до глухих стонов.


Северус для вида притронулся к завтраку, только молол ерунду, и Ремус понял, что бесстрашный дружище боится долгих пауз в разговоре и тишины.
При всём, при этом, по скромному мнению Люпина, у Снейпа до того безучастная мина, что дай ему какой смельчак пинок под зад, по выражению лица и не догадаешься. Такого рода гримаса у алхимика бывает крайне редко и не предвещает ничего хорошего.
Поев, Ремус окончательно проникся уверенностью, что либо поток красноречия скупого на слова, трезвого Северуса скоро иссякнет, и наступит мертвецкое молчание, либо разразится очень громкий скандал. Любой из этих вариантов подгонял оборотня ближе к холлу и тёплому пальто.
– Уже собрался на выход? – бесцветно спросил Снейп, – Ты такой умный волк, если бы ты знал, как я люблю тебя.
От этого признания у Люпина пошла кругом голова, и шнурки ботинок не хотели слушаться палочки…
– А если бы ты знал, как я…
Само собой сорвалось с сухих губ друга, и только друга:
– Представь себе, сполна наслышан, вот ты и уходишь, когда мне надо побыть одному. Если всё пройдёт… успешно, уже завтра я буду в норме, а ты сможешь появиться здесь при первой возможности, и меня развлечь, да и себя не забыть.
В любом случае, я пришлю тебе свою мудрую птицу.
Ремус послушно кивнул, и аппарировал по-английски, не попрощавшись.
 

Северус весь день просидел в библиотеке, окружённый "косметическими зельями", как он их вполне обоснованно называл из-за состава, меняя примочки на ранах и усиленно заставляя себя погрузиться в бриллиант роскошной библиотеки. Один из древнейших алхимических трактатов, хранящихся в частных коллекциях. "Цвет розы" Анвара-аль-Махтия. Профессор всегда расценивал чтение, как одно из величайших блаженств, если оно не делается урывками и сопровождается спокойствием в душе. Увы, его-то и не было. Потому и не читалось, да и не думалось нормально. Сама душа задыхалась в мире абстракций, затосковала в лаборатории слов.
В голову лезла откровенная ересь, вроде того, что тебя не поблагодарят за поданный кое-кому пример, как убить человека, изгадившего тебе жизнь, и стать Героем. Этот новоявленный Давид, поразивший Голиафа, хоть бы о знаке почёта и уважения, и то, не позаботился. Нет в треклятой Школе портрета Директора Северуса Снейпа, "позорно сбежавшего" при Сражении в Хогвартсе. Как будто никому в голову до сих пор не пришла элементарная мысль, а ведь именно этот ваш Снейп и стал козлом отпущения в год большой беды. Ни кто иной, как он принял на себя не столько известный укус Нагайны, сколько негласное, осторожное и крайне мудрое покровительство над "грязнокровными" студентами и их защиту от фатальных несчастий. Ни к ночи будь помянутая Стрекоза, прославившаяся "тем самым" Пророчеством, ни кентавр-"профессор" слова доброго не сказали новому Директору за то, что он фактически спас их от гарантированной смерти. Об остальных преподавателях лучше и не вспоминать, а то вновь захочется кого-нибудь из них проклясть. И эти люди судят о Северусе Снейпе только по вызывающей книжонке Скитер с кричащим заголовком!
К чему все эти жалостные и запоздалые воспоминания?..
И скучно, и грустно, попросту необычайно одиноко. Хотелось бы помолчать с кем-то, но… иных уж нет, а те далече. Не похоже на обычный, очередной серый, но милый сердцу осенний день.


… Внезапный стук перьевого комочка в окно заставил Северуса встрепенуться. Он любил сов, и не желал прогонять их за то, что прилетели не вовремя.
Это была знаменитая Хедвиг, смелая полярная сова Поттера. Только что забыл фамилиар… их Героя в библиотеке не то вынужденного переселенца, не то эмигранта? Война закончена, мир народам, а птичке здесь явно не место.
Кто бы спорил, мысли материальны, но не до такой же степени…
Покормив сову с рук, а смышлёная птица всё ещё помнила Снейпа, он сказал ей:
– Лети, видимо, ты ошиблась адресом.
Но сова важно протянула левую лапу с примотанным небольшим пергаментом.
На подмокшем клочке торопливыми, местами расплывшимися буквами, было нацарапано.


"Уважаемый профессор Снейп, сэр,
Быть может, Вы сочтёте мою просьбу бестактной, но мне, право, она не кажется таковой. Благодаря Вам я в который раз выжил и вернулся в этот мир. Это Вы подарили мне его, целый мир!
Я же прошу Вас о малости. Горю желанием встретиться с Вами и поблагодарить, нет, не этим кусочком пергамента, не чем-либо бренным, а всей душой. Не откажите проявить ещё одну милость к тому, кому Вы не однажды спасали жизнь и, наконец, вытащили с того света.
Остаюсь искренне Ваш, Гарольд Джеймс Поттер".


Что и говорить, Северус удивился и подмокшему пергаменту, на который не наложили Водоотталкивающее заклинание, и торопливости почерка, словно Поттер был ограничен во времени написания слёзного до уморительности, наивно-детского письмеца. Сам текст являлся поистине вершиной эпистолярного умения бывшего школяра. Все эти его сладкие отсылки к школьным временам, здесь и сейчас, в маггловском особняке XIX века, казались исключительно неуместными. Лишь патетическое замечание пылкого юнца о подаренном мире зацепило скучающую, уставшую фантазию Снейпа. Если немного преобразовать фразу и подыскать пару, может получиться магическая строфа. Но что она принесёт с собой? Играть чужой строкой опасно, есть вероятность породить грандиозное цунами или, наоборот…


Размышления профессора нарушила Хедвиг. Без малого разумная волшебная птица взяла со столика перо и принесла Северусу.
– Твой не в меру наглый хозяин ждёт ответа? – отчасти искренне удивился он, – Хорошо, он его получит.


"Мистер Поттер, признаться, безмерно изумлён Вашей жаждой встречи.
Я спас Вам жизнь по просьбе единственного друга, который не терзает меня воспоминаниями о пребывании в Школе, ибо это далеко не самые радостные годы моей жизни. Но к чему всё это я Вам-то пишу? Следует полагать, из-за сегодняшней хандры.
Увы, "удерживать в себе глухое отчаяние – истинно по-английски".* Я не желаю встречаться ни с кем из представителей мира, покинутого мной по собственной воле, особо заметьте. Исключением является тот самый друг-волшебник.
Дабы такой героической персоне не было обидно, да будет Вам известно, что я не вожу близких знакомств и с магглами.
Нет уж, я непомерно словоохотлив сегодня. Мне скучно, бес.
Прошу прощения за столь нелепое письмо.
С.С."
 

– Пусть получит эту чушь и решит, что его кунг-фу сильнее моего. Не я, а он же у нас Герой, он же наше всё, мать его к Мордреду! – неслыханно грязно выругался Снейп в затяжном приступе чёрной меланхолии с ночи, и от этого излишне благожелательного послания.


… Всё к чертям и ни к чёрту!
Надо пойти к натопленному, пылающему камину, махнуть коньяка, наконец-то снять проклятущий сюртук, от которого рёбра горят адским пламенем, и заснуть прямо в покойных креслах…
Комфортно расположившись, алхимик опустошил рюмку, взял из воздуха зажжённую сигарету и жадно её выкурил, забыв о пепельнице. Его потянуло в сон от спиртного и табака на голодный желудок, как снова стук в окно. Вернулась Хедвиг с крохотным клочком пергамента. Не отвязав от лапки совы послание, Снейп мигом просмотрел его.


"Позвольте скрасить Ваше одиночество и развеять хандру беседой. Я под Вашей дверью и уже сильно промок".

 
– "Ну, щенок, сам напросился, получишь ты такую беседу по душам!"
Северус распахнул дверь и увидел покорные зеленоватые глаза из-под нахлобученного на голову капюшона мантии, пепельно-русые, длинные волосы висели сосульками. Герой представлял собой вылитое ничтожество.
Пьеро, настоящий Пьеро, а ведь ещё недавно был Арлекином…
– Входите, мистер Поттер, мантию бросьте на пол, если что-то ещё из одежды промокло,  имею в виду то, что можно снять в приличном обществе, также скидывайте. Этим займётся мой старина Винли.
Гарри медленно вылез из тяжёлой от воды мантии, под ней оказался настоящий джентльменский набор одежды, лишь галстука не хватало для его полноты. Рубашка со стекольным бутылочным отливом была пропитана сильными экзотическими женскими духами.
– "Да уж, манеры те ещё, в дом самого профессора Снейпа сразу после любовницы ввалился, болван неотёсанный!"
Курьёзно было лицезреть жилет в слизеринских, тёмно-зелёных тонах, аккуратно застёгнутый на множество мелких пуговиц.
– Почему Вы не применили Водоотталкивающее заклинание? – строго спросил профессор, как на экзамене.
– Я не знал, можно ли в этом мире колдовать, – смутившись, сказал Поттер и добавил зачем-то:
– Мне посчастливилось увидеть… как Вы гуляете по скверу, сэр. Простите за аромат духов, они не мои.
– Да, это духи мисс Падмы Патил, – выдал Снейп с довольной усмешкой, – Вас она не удовлетворила сегодня, о, жалость, и Вы решили поплакаться мне в жилетку? Могу предложить.
Он указал на богато вышитый серебристый жилет.
– Или Вы предпочитаете…
– Профессор Снейп, сэр, я пришёл к Вам не от женщины, – поспешно соврал незваный гость, – и не горю желанием марать настоящее произведение ткацкого искусства. Я прошу позволить мне…
– Отблагодарить меня лично, но пока Вы не снимете эту пахучую тряпку, я не предоставлю такой возможности. Аппарируйте домой, и переоденьтесь в срочном порядке.
– А жилет оставить можно? – сокрушённо, без тени насмешки или упрёка, спросил Поттер.
– Можно, на себе, конечно, но моё время не безгранично.


Мерлин, даже подкалывать этого вылитого агнца неинтересно. Ну, о чём с ним можно говорить, и, главное, как? О его былом героизме, глупых амурных похождениях? Нет, всё не то, сверх меры покорности в глазах. Недостойно наносить раны и без того униженному и оскорблённому, правда, не пойми, кем или чем. В свете откровений Ремуса, вероятно, очередной неудачной интрижкой. Да и не хочется едко шутить над этим Избранным, но… придётся, такова привычная роль школьного профессора Зелий. Ради этого надо ещё выпить и покурить, зарядиться энергией, или, как сказали бы соседи-магглы, позитивом.
Курил Северус обыкновенно на улице или в мансарде, поэтому, быстро оценив не эстетичный пепел и окурок на дорогом ковре, он движением пальцев сотворил красивую пепельницу в виде большой тропической раковины, изнутри переливающейся перламутром.
Профессор тяжело опустился в кресло, налил стакан огневиски, который постигла та же участь, что и рюмку коньяка. Он был выпит до дна несколькими торопливыми глотками. Потом появилась сигарета, а за ней…
 

… И лично сам Герой магического мира (Бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают!) в свежей ярко-зелёной рубашке под цвет глаз и всё той же жилетке, торопливо и неправильно застёгнутой.
– А Вы быстро, мистер Поттер, только жилет заслуживает большего внимания.
Гарри посмотрел на себя и спросил:
– Где у Вас ближайшее зеркало, сэр?
– В гостевой, туда, – неопределённо взмахнул рукой Снейп.
Одна из дверей в коридоре распахнулась.
Северус не успел тихо и спокойно докурить, как перед ним, будто чёрт из табакерки, выскочил Поттер.
– Не мозольте глаза, ради Мерлина, – вяло сказал Снейп, – Присаживайтесь в кресло.
Что будете пить? На выбор, огневиски пяти сортов, дорогой скотч, но, по-моему, совершенно безликий, или коньяк?
– Я бы выбрал то же, что пьёте Вы, – без промедления ответил Гарри.
– Боитесь, что остальное отравлено?
Профессор легонечко глумился над собеседником, вернее, собутыльником на один вечер, но он безмолвствовал.
– Знаете, магглы говорят, что молния дважды не бьёт в одно и то же место.
Мастерский намёк на добрые намерения хозяина в отношении неожиданного гостя, казалось бы, точный выстрел не попал в печальную живую мишень.
– "Ну и? Когда же ты, наконец, разозлишься, Поттер, и твои малахитовые глаза нальются гневом? Неужели все эти женщины так пагубно отразились на твоём темпераменте, Герой?"
– В данный момент я ничего не пью, как видите.
– Но около Вашего кресла стоят две бутылки, рюмка и стакан, – собрался с духом Гарри.
– Хорошо, коньяк или огневиски? – фыркнул Северус.
– Огневиски, пожалуйста, сэр.
– "Ах, какая вежливость и воспитанность! Конечно, всё это напускное, глаза явно говорят об ином. Ко всем маггловским чертям его глаза! Глазки он мне строить будет, не умеешь – не берись!" – с нарастающей злобой на этого полового Героя уж послал, так послал Снейп.
Во-первых, далеко не все мысли и эмоции Северуса Снейпа проистекают из эгоизма. Во-вторых, это Гарри Поттер напросился в гости под благовидным предлогом развлечь хозяина разговорчиком ни о чём. А обманывать старших нехорошо. Сей Герой не из тех, с кем можно молчать, наслаждаясь духовной близостью.
– Да, держите.
Из бара молниеносно вылетел ещё один стакан прямо опешившему Поттеру в руку.
– Извините, сэр, Вы владеете в пределах дома беспалочковой магией?
– Не только в пределах, но и за ними. Я называю эту магию стихийной, как большинство учёных.
– А что же магглы, среди которых Вы живёте?
– Им всё равно, хоть я не соблюдаю ни единой статьи чуждого мне Статута о Секретности. Принципиально, в современном мире всем всё равно, – впервые за весь разговор улыбнулся Северус, – Ещё вопросы будут?
– Да, то есть, нет, сэр, я пришёл к Вам не для выяснения тайн проживания мага бок о бок с магглами. Э… не прикрытого и простенькими Чарами сосуществования столь знаменитой персоны…
Поттер замялся, но сменил тему, воодушевлённый улыбкой, которой его одарили:
– Я уверен, что помню, как Вы летали под сумеречным небом.
– Мы в восхищении! – красиво изумился хозяин, да невольно заинтересовался: – Не может быть, бывший грязный шпион, и летает, как ангел.
– Именно, сэр, Вы взлетаете невысоко и парите, я неоднократно видел это во сне.
– А я действительно похож на галлюцинацию и без лунного света, – многозначительно хмыкнул алхимик, настоящий мастер левитации, в этом подобный одному лишь погибшему великому Тёмному Лорду, и вновь зов учёного не позволил сдержать рационального любопытства:
– Видите ли, "во сне" звучит неубедительно. И с каких пор Вы стали подглядывать за моей жизнью во снах? Ваш психиатр знает об этом? Ваш рассудок в порядке, мистер Поттер, "сэр"?
– Я не знаю, кто такой пси…
– Ну, по-вашему, это целитель душ. Так он в курсе?
– Да, сэр, более того, с помощью этих сновидений мне удалось воссоздать Ваш образ и положить чёткое воспоминание в Омут Памяти. Тогда-то мой целитель душ и сказал, кто сделал те уколы и спас меня от смерти.
– Кто Ваш колдомедик?
– Мистер Уоррингтон.
– Понятно, – прозвучало с глухим недовольством, – На Ваши, так называемые, воспоминания не поскупились. Я знаю его, а он знаком со мной заочно. В основном, мы с ним оппоненты в вопросах возвращения утерянных воспоминаний, но к делу это не относится.
– Выходит, Вы тоже целитель душ?
– Вам это может показаться странным, но и психология, и психиатрия магглов имеют вполне определённое сродство с моей излюбленной алхимией. Однако Вы не понимаете меня, это так заметно, смею огорчить.
Гарри мужественно проглотил "бредовую" тираду Снейпа и попросил:
– Расскажите, сэр, как я мог наблюдать за Вашими прогулками во сне.
– Это долго, нудно и изобилует незнакомыми терминами, – протянул профессор, – Вкратце, Вы были настолько увлечены личностью человека, делавшего инъекции, что Ваше бессознательное сконцентрировалось вокруг его персоны, столь знаменитой, Вашими же словами. 
Северус выдержал достаточную паузу, но никакой реакции Гарри не выказал, кроме житейского любопытства, раз не научного, то вульгарно нелепого.
– Итак, собственно область бессознательного продуцирует сны любого человека.
Просто-напросто это одна из теорий сновидений, толково не доказанная, но лично мне по нраву.
Вы ведь шли следом, не видя моего лица?
– Да, сэр.
– Согласно выбранной мной теории, Ваше бессознательное после хорошей порки в виде чёрного проклятия собралось, образно, в кулак, да выдало результат. А вот и я перед Вами собственной персоной, уже не во сне.
Гарри когда ещё уговорил свой огневиски и опьянел после долгого воздержания от алкоголя, да и пить он не умел.
– А чем докажете, что я не во сне с Вами разговариваю?
– Хорошо, прикоснитесь ко мне, только не забудьте как можно больнее ущипнуть себя, чтобы вовремя проснуться.
К этому времени профессор заметно развеселился, не скрывая своих чувств, или… почти не делая этого.


Гарри встал, обошёл кресло Северуса и зарылся в его волосы, обнажая шею. На шее зияла глубокая рана, которой не было во снах. Не было на ней и засоса родом из развратного сна.
– Эй, легче, мистер Поттер, это уже перебор!
Снейп дёрнулся всем телом, резко обернулся и уставился в растерянные, полные любви, о, что вы, что вы, навязчивого любопытства и животной похоти, глаза Гарри.
– Ступайте в гостевую комнату, думаю, у Вас хватит сил принять душ, за это время Винли подготовит свежую постель и даст пижаму. Вы пьяны, мистер Поттер, – веско, со скрытой угрозой распорядился хозяин дома, – Идите, проспитесь, а завтра, чтоб ноги Вашей в моём доме не было!
Казалось бы, удача на его стороне, как-никак, да обнаглевший гость поспешно отскочил, что и требовалось.
– Любитель женщин снисходительно благоволит мужчинам, а я не желаю пополнять Вашу коллекцию. Взаимный зачёт по Зельям, и все довольны, – вполне закономерно отрезал Снейп, коль не странная, ломаная интонация.


Окажись на месте Поттера Люпин, ему ничего бы не пришлось разъяснять. Он понял бы всё без лишних намёков, не говоря о резкостях. С другой стороны, оборотень не смог бы спровоцировать всего дальнейшего.
Но, порою, фильтры сознания излишни, пусть, для умопомрачительно сдержанного и рассудительного волшебника, но человека же. Ещё бы! Добрую часть жизни не иметь возможности сделать по собственному усмотрению и желанию ровным счётом ничего, "всего-навсего" рискованно брать верх в ежедневной шахматной партии со Смертью, помня, что играешь не столько за себя одного. К Мордреду прошлое и будущее! Они не более чем зеркальные иллюзии в коридоре бесконечных отражений.
Впрочем, в этот решающий момент Северус не руководствовался логическими соображениями, но принялся действовать из неясных побуждений. Как бы то ни было, никто не понял, что подстрекнуло его к сущему безрассудству, или кто это сделал. Главное, оно этому самому не надо… до поры.
 

– Вы в упор не видите! – закричал Гарри, – Мерлин Вас забери, Северус, я…
– Помолчите, мистер Поттер. Всё я вижу.
Снейп в два шага, как змей-искуситель, пластично преодолел расстояние между ними.
– Наконец-то я разглядел свет в твоих глазах, Гарольд. Значит ли это, что не желание очередной случки привело тебя в мой дом?
Он обвораживающим голосом скорее утвердил, чем вопросил, и умело запечатал поцелуем рот изменившегося в лице Гарри, не ожидавшего такого коварства. Поцелуй показался больно уж быстрым и легковесным, зато ароматным и сладким, как корица.
На этот раз Поттер не растерялся, притянул к себе мужчину, запустил руки в его гриву, перебирая жёсткие пряди. Ему ответили нежным поцелуем, от которого Гарри едва не потерял голову. В ней промелькнула мысль:
– "Нежный и ласковый… змей?"


Да, Слизеринский Змей проявил истинную галантность с юнцом, осторожно, чуть ли не целомудренно лаская его мягкие губы, привычно не веря, что впрямь может делать это невозбранно. Но вихри враждебные не веяли над нами, да и тёмные силы злобно не угнетали. А вот по всему телу волнами прокатывалось некая новоявленная экзальтация, дивно выделяющаяся из испытанных когда-либо разновидностей и оттенков, остро дополненная граном прежде неведомого страха быть отвергнутым. От столь изумительного психотропного зелья щекотало каждый нерв, а жажда заманчивого продолжения разгоралась всё ярче, затмевая церемонные манеры и оттесняя прочие пустяки на самые задворки разума. Эти губы были пленительнее тех, что он мог бы припомнить из давнего прошлого и сновидений, будь ему хоть мало-мальски до них безотлагательно. Ведь это бесценная реальность, пускай и мимолётная. Этот рот стал казаться чем-то фантастическим, едва подарил пару ответов. Северус не делал попыток проникнуть в него языком, чтобы почувствовать настоящую, осязаемую усладу и близость, всё возможное от полноценного поцелуя. Он ждал, когда уникальный гость сделает это первым, но Гарри только несмело отвечал, теряясь в собственных ощущениях и эмоциях. Ни одни уста в подлунном мире не были желаннее этих, оно и правда, ибо ни одна женщина не могла подарить ему схожего лёгкого и дурманящего опьянения вкупе с совершенно сумасбродным стремлением нарушить все до единого правила и условности…
Всё же ему самому захотелось воплотить обоюдно неотложную и необходимейшую бывшему учителю мечту, поцеловав того страстно и глубоко, взасос.
Северус сей момент дерзнул проделать то же самое, их языки встретились, а Гарри застонал и выгнулся, придя в неистовый восторг. Снейп с недюжинной силой прижал его к себе и во всей полноте наслаждался возбуждением молодого тела. Это было нелепо, смешно, безрассудно, безумно – волшебно!
Нет, было бы, но нельзя с посторонним…
 

Снейп несколько пришёл в себя и не захотел больше ничего, однако, и не вздумал прекращать эту "непристойную выходку". Он всего-то изучал рот Гарри, иногда сталкиваясь с его языком. Настоль галантный поцелуй напоминал старинный торжественный менуэт, в котором каждый танцор выполняет сложные па, уходя или приближаясь к партнёру.
… Юный Севви танцевал менуэт в холодной, просторной, безлюдной зале замка с Тобиасом. Это входило в обязательную программу обучения подрастающего наследника древнего рода изящным манерам. Только во что вылился один из тех менуэтов?..
 

Поттер первым разорвал поцелуй-менуэт и прошептал, раздражённо сверкнув глазами, задыхаясь от не имеющей выхода страсти:
– Профессор, признайтесь, Вы просто играете со мной.
– Откуда такие выводы, молодой человек? – отлично делая вид, лениво промолвил Снейп.
– Ваш поцелуй доказал мне, что Вы не холодны, а горячи. Так почему же Вы не изволите поцеловать меня, как должно?
– Всему своё время, Гарольд, – загадочно ответил профессор, облизывая губы, стирая с них чужие следы.
– Нет, нет, Северус, я хочу, требую, чтобы Вы меня поцеловали. Немедленно!
Гарри сам поразился вылетевшим словам, он и думать забыл о каком-то целителе и собственных неоднократных командах.
Но и на Снейпа этот грубый приказ оказал вполне предсказуемое влияние, в данном случае, сродни резкому прекращению магического чуда. Он быстро высвободился из кольца рук, лежавших на талии, и сказал просто:
– Идите спать, время позднее.
– А Вы приметесь напиваться огневиски?
– Вы едва ли не угадали, мистер Поттер, "сэр", но я предпочитаю выпить стакан коньяка и насладиться эротическими фантазиями с Вашим участием.
– Зачем нужны иллюзии, когда есть я, готовый ко всему, ко всему, слышите, Северус, возлюбленный сердца моего?!
– Согласен, – вдруг сдался Снейп, – Давайте поцелуемся на сон грядущий, как Вы желаете.
– "Платить, так от всей души! Правда, кто же кому платит и за что? Неважно, раз хочется! Чувствую, это сам Тобиас благословил меня", – рассмеялась сущность озорного подростка или закомплексованного мужчины.
 

И он сделал это, накрыв его губы своими, тотчас ощутил, что от него с неизведанным доселе пылом требуют поцелуи, мало того, вырывают один за другим. В итоге же, крепкое объятие моментально превратилось в соперничество, противостояние, борьбу… не понятно, за что. Не вдаваясь в чёткий анализ по причине его временной невозможности, и непреклонно не желая сдавать позиции, Северус навис над Гарри, подобно хищной птице над жертвой, целуясь до того неумолимо яростно, как ни разу в жизни не позволял себе. Со стороны это могло бы показаться схваткой двух самцов, да на горизонте не маячит самое важное для них существо в период гона – самка. Но глубоко внутри Снейп не понимал, в чём причина их загадочного поведения, неужели в одной радости тесного соприкосновения с человеком, полностью подобным тебе самому? И лишь потому так невероятно мучительно и одновременно сладострастно почти до потери рассудка? Не может быть, это поверхностно и глупо до абсурда.


Перед внутренним оком алхимика этот прелестный пастушок, Давид Псалмопевец,  превратился в кровожадного Молоха, свирепо принуждающего к безотлагательному всесожжению величайших даров: вечной, священной, единственной любви, всех лет одиночества и воздержания, чётких устоев и кредо.   
А жирно не будет? Нет уж, отречься от прошлого, каким бы оно ни было, скинуть его тягостное ярмо никак нельзя. Хватит, самое время возвращаться в материальный мир, в котором самозабвенно целоваться с этим симпатичным, земным мужчиной, жарко лаская его, вполне можно и даже нужно. Ведь и это пройдёт, пожалуй, слишком скоро.


Не растекаясь мыслью по древу, Гарри остро и чувственно реагировал на каждое прикосновение к шее, спине, а уж сжатие ягодиц оказалось невыносимо эротичным. Его руки, напротив, как прилепились к бёдрам Северуса, казалось, от боязни не сдержаться и завалить его прямо здесь, в гостиной. Поттер так бы и сделал, но не того добивался. Поэтому он просто отдался во власть вожделенных поцелуев и по-мужски сильных ласк, не подавляя вскриков. Вскоре Гарри до того дико завёлся, не сопоставимо и с самой Падди в постели, но…


Северус мгновенно почувствовал поворот незримого клинка в сердце, и был вынужден не только прервать поцелуй, но прокусить губу, чтобы не издать ни звука. А то Поттер примется изводить вопросами, на которые, пожалуй, и ответить-то нельзя… пока что.
Всё… это зашло слишком далеко. А есть ли пути к отступлению, не сожжены ли мосты?..
– Ну, теперь-то Вы довольны, Гарольд? – произнёс он чуть хрипло, слизывая кровь с начисто выбритого подбородка.
– И что надо делать дальше?
– Вообще-то, в моём понимании, занимающиеся любовью люди обнажены, и Вам это известно лучше, не так ли? – через силу улыбнулся Снейп, – И всё же, пора спать. Взгляните сами, который час, а завтра у меня трудный день, много работы, поймите правильно, я не собираюсь Вас насиловать, а потому, спокойной ночи…

_________________________________________________________

* Pink Floyd, "Time", 1973.


Автор искренне раскаивается по поводу столь значительной задержки продолжения. Но, поверьте, тому есть важные обоснованные причины, разглашать которые мы не намерены. Просто положитесь на наше честное слово. "Ну не смогла ж я". (с)



~***~

Глава 17. "Классическая "Школа злословия" vs. романтическая "Буря и натиск"


Относительно заголовка: Возможно, большинству наших почтенных читателей излишни пояснения к нему, и всё же лучше перестраховаться. Скорее, они нужны для раздачи героям новых ролей.

"Школа злословия" (1777) – самая знаменитая пьеса-комедия нравов Р. Б. Шеридана, не покидающая мировые театральные подмостки со дня премьеры. При всей ирландской яркости и остроумии Шеридан был человеком эпохи Просвещения, никак не романтиком, что как бы намекает на первое действующее лицо.

"Буря и натиск" (нем.) – Sturm und Drang, одна из школ (ок. 1767-1785), заложивших основу для романтизма в литературе. Сформировалась под сильным влиянием английской литературы – от Шекспира, до Оссиановых поэм. Как соседние сентименталисты и будущие романтики, "бунтари" отрицали культ разума классицизма, предпочитая предельную эмоциональность и… крайний индивидуализм.
А вот это отлично характеризует второго персонажа. Угадайте до трёх раз – кого?


Эпиграф №1:
 
"Us, and Them
And after all we're only ordinary men
Me, and You
God only knows it's not what we would choose to do…
 
… Black and Blue
And who knows which is which and who is who
 
… Up and Down
But in the end it's only round and round and round…
 
… Out of the way, it's a busy day
I've got things on my mind…"
 
 
Pink Floyd, "Us and Them", 1973
 
"Мы и они,
В конце концов, все мы простые смертные,
Я и ты,
Одни боги знают, что мы не собирались делать этого…
 
…Тьма и грусть-тоска.
Никак не разобрать, что есть что и кто есть кто…
 
… Взад, вперёд,
Выходит, всё возвращается на круги своя…
 
… Прочь с дороги, у меня трудовые будни,
Голова забита по самую маковку" 
 
 
Эпиграф №2:
 
"Benefacta male locata malefacta arbitror"

"Благодеяния, оказанные недостойному, я считаю злодеяниями"

Цицерон
 
А согласен ли с великим римлянином главный герой нашего повествования, думайте сами, решайте сами…
 
Конец эпиграфа
 
 
 
Мистер Поттер не просто чинно направился в душ, но помчался со всех ног, и вовсе не ради личной гигиены. Едва зашумела вода, Гарри хорошенько "погрел ладошку", изо всех сил стараясь вести себя потише, да вот объект его новой страсти, нет, нет, вульгарной пьяной похоти, etc, оставшийся в гостиной, имел натренированные учительские уши.
 

–"Эх, как… их Героя полового прорвало", – ухмыльнулся Северус, отсалютовал себе рюмкой и принялся смаковать особо выдержанный, элитный коньяк.
Вместе с неторопливыми крохотными глотками благородного напитка пришло и долгожданное отрезвление, многое предстало в ином, по мнению алхимика, единственно верном свете.
О стакане было сказано просто так, само вырвалось, чтобы поддразнить парня. Всё недавнее тоже здраво расценивалось, как наваждение, подобно модному и стильному маггловскому ресторану поблизости, одноимённому, и всего-то.
Мастер Зелий по-умному переложил вину за сердечную боль инфернальной силы на разыгравшееся из-за великого множества факторов, излишне развитое воображение, да всё на то же пресловутое бессознательное. В этом конкретном случае, на неосознанное рефлекторное самовнушение. Гораздо важнее, что боль оказалась мгновенной, без критичных последствий.
Оно и ясно, когда чувства подводят, им на смену приходит рассудок.
 
 
Да, Северус понимал, что в той странной схватке хотел поставить Поттера на место почти любым способом, умело используя преимущество в росте и определённого рода навыки. А навыки, пристрастия и прочая, это как фехтование, верховая езда, любовь к музыке, поэзии и многое другое. Что бы ни было заложено с младых ногтей, останется незабвенным до конца дней. В итоге, профессор оказался на непревзойдённой высоте, добившись своего, а большего ему и не нужно. Если только…
– Мордред всё это забери!
Но и этого оказалось мало, само собой из глубины взволнованной души вырвалось отчаянное древнее ругательство на благородной латыни:
– Abi dierectus!*
Нет, ну что за напасть? Столь суровая мера пресечения не дала ожидаемого результата – легче не стало ни на йоту. Хоть рад, хоть не рад, а пришлось заставить себя рассуждать логично, не сдаваясь в плен капризным эмоциям, не уступая ни на шаг роскошной, на зависть, фантазии. Кстати, логика превыше всего – тоже одна из привычек, лучше, навыков, пришедших со временем.


– Тело не может лгать или вводить в заблуждение. Я действительно хотел юнца, до бредового помешательства, до жара в паху, вот и ласкал его так неуёмно, упрямо не желая отказывать себе, по крайней мере, в этой малости. Однако, несмотря на относительно разумный отчёт во всём этом, я был не способен преодолеть в себе нечто неопределённое или даже не определяемое неким термином. Это ничуть не боязнь абстрактной кары, решительно перечёркнутая первым поцелуем, но что-то куда весомее и значимее.
Алхимик ненадолго ушёл в себя, привычно почесав нос, с какой-то стати тщательно прощупал шею, с трудом вздохнул и… внезапно прохрипел, будто в кошмаре вновь агонизируя в Визжащей Хижине с разодранным горлом, из которого толчками бьёт отравленная смертоносным ядом кровь:
– Определённо, именно за это мы и сошлись в поединке, словно рыцари на турнире.
Кто первым сумеет переступить через самое себя, сокровенное, а не через грани, приличия и прочую надуманную чепуху, кто первым получит сей бесценный приз.
Кто же прыгнул выше головы, совершив победоносный скачок?
 
 
Северусу стало не по себе до противной дрожи в руках, до холодного, липкого пота на лбу и висках, где гулко стучала кровь.
Он резко пресёк себя:
– Нет, с меня довольно, я нуждаюсь в полноценном отдыхе, глаза уже слипаются, которые сутки не удаётся поспать вволю. Завтра всё будет иначе, начиная с плотного завтрака, до размеренного хода лабораторных работ в тишине и покое.
Удивительно, но факт – высоколобый профессор с феноменальной памятью и словцом боле не помянул своего гостя. Впору невесело сострить: да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было.
Вряд ли оборванное на самом захватывающем месте теоретизирование, как и столь потрясающая забывчивость базируются на житейском переутомлении. Бывший профессиональный шпион не так давно мог не спать неделями, занимаясь привычной школьной практикой, притом, ничего не тряслось, и в пот не бросало, что плавно коррелирует с вышеупомянутыми навыками, умениями и привычками, вместе взятыми.
Одно хорошо: к столь позднему часу всё в доме стихло, и Снейп с удовольствием распахнул объятия заждавшейся родной желанной постели.
Спалось ему после всех перипетий аки праведнику, свершившему вельми благое деяние, поэтому не слышалось шорохов за дверью и тихой, но яростной мольбы:
– Впусти меня, пожалуйста, сделай со мной, что пожелаешь, но не оставляй одного.
 
 
Дело в том, что Гарри в общении с женщинами не привык сдерживать свои желания. Захотел, и сразу тебе дают.
Вот же проблема на пустом месте! Желания эти угасали, на первых порах, едва удовольствие было получено, позже всё чаще получалось, что прежде. Если ледяная Сьюзен и в подмётки не годилась Джинни, да и не чета она первой женщине, это не показатель. Последней каплей стала скоротечная любовная горячка с излишне пылкой Падди. Ко всему прочему, все они были примерно ровесницами. А тут ситуация ничем не напоминала прошлый опыт. Гарри неимоверно страстно целовал и ласкал откровенно умелый мужчина, приблизительно вдвое старше, и, доведя до точки кипения крови в жилах, бросил и… не чинясь, завалился спать мертвецким сном.
 
 
Поттер знал о гомосексуальных контактах совсем немного, ныне же оказалось, что маловато будет. Он единственно слышал об анальном сексе, который в обычае у педиков, но как всё это организуется на практике и отчего в такое… неподходящее, срамное местечко?.. Просто потому, что некуда ещё?..
В конце-то концов, для конца есть рот, так живописал с пеной у рта изрядно упившийся Ронникин на своём очередном гнилостном дне рождения, в минуты отсутствия мамаши доказывавший единственному непросвещённому, морально отсталому дружище, что оральный секс в сто тысяч миллионов раз круче обыкновенного. Но в качестве примера он приводил на всё готовых дешёвых шлюх, за неимением сильнейшего аргумента, соразмерного стимула для иконы Магической Британии. Дважды женатый Герой-победитель Волдеморта не мог себе позволить последовать примеру не опалённого лучами Славы друга по множеству причин.
 

Мысль о том, чтобы оседлать эту каланчу, Снейпа, показалась Поттеру бредовой. Да дело-то не в размерчике, был много важнейший пунктик, решающий фактор. Интим с женщиной, как не крути, оборачивался для Гарри сплошным разочарованием. И отчего все нормальные, хоть трижды приличные бабы, чему идеальным примером невинная до свадьбы Джинни, так слабы на передок? В чём причина? Не менять же женщин, как перчатки, дабы раскусить твёрдый орешек?! Не унижаться же до уровня Рона?! Герой… чуть ли не всегда умел вовремя остановиться, не поминая лихом свою первую, совсем ещё юную жёнушку, за бзик поскорее забеременеть и нарожать кучу отпрысков, как в родном огненно-рыжем семействе.
Ну да, ну да, дурной пример заразителен, исходи он хоть от матушки-наседки с "имперскими амбициями", этого безупречного члена "Ордена Феникса", на самом-то деле, в матримониальном отношении внутри своей ячейки общества, ярой приверженки доктрины о чистоте крови совсем в духе супостата Волдеморта.


В результате раздвоения этой деланной, красивой напоказ и неустроенной внутренне, абсолютно негожей личной жизни у Поттера зародились и вскорости расцвели махровым цветом нескромные мечты…
Сны о чём-то большем, о том, чтобы напрягаться всеми мышцами, потеть и наскоро выплёскивать семя приходилось не тебе самому, а овладевали бы тобой, тоже нежно, ласково и длительно. Разве дело в одной загадочной женской душе… или же в том, что дамы отдаются партнёру всецело, безгранично, испытывая при этом на порядки больше ярчайших чувств и эмоций, чем запросто, "мимоходом" берущие своё мужчины? Поэтому и оргазм у баб на зависть, а сам…
Кончил, не кончил – три минуты на всё, про всё. Так и хочется плюнуть и растереть от, казалось бы, безобидных обрывочных воспоминаний.
Разумеется, раз он, сам Гарри Джеймс Поттер, хочет быть снизу, то и будет, а что в процессе? Нешто просто делать это руками, словно бы в одиночестве? Или нужно постоянно меняться? Ага, как пропеллер… 
Главное, никогда не сдаваться, безвыходных ситуаций нет. Если он, Герой, не совсем безразличен изгнаннику земли родной, вполне очевидно, этот непредвиденный и заведомо временно одинокий искусник в подобных шалостях знает, как же сделать, чтоб всем было хорошо.
Обрадовавшись новым талантам прежнего ненавистного учителя и, по совместительству, личного Спасителя, Поттер отключился на коврике перед дверью его спальни, разумеется, как всё в этом доме, запертой не только и не столько на ключ.
 

… Проснулся Гарри от неожиданного чувства, точно бы ног в помине нет. Он тут же обнаружил, что и кончик носа, и пальцы рук заледенели, потеряв чувствительность.   
– Тонкая ковровая дорожка, вот причина, эх, была бы здесь волчья шкура, да, шкура дохлого, собственноручно убитого волка…
Что за глупости в голову лезут спросонья!
Схожу за одеяльцем или покрывальцем, да вернусь на боевой пост. Ну, почему я ничего вразумительного не могу сделать без палочки, как Сев? В этом доме и простейшая Alohomora не удаётся. А то взял бы, да призвал что потеплее щелчком пальцев или взмахом руки, чем таскаться туда обратно. А то, блин, кому не спится в ночь глухую, – тихо злился сонный Герой.
Он вернулся в гостевую комнату, сдёрнул с кровати ворсистое серебристое покрывало, напоминающее волчью шкуру.
– Вот привязался этот волк. Волков бояться, э… член не давать, – усмехнулся Гарри школьной шутке близнецов Уизли, – Завернусь и лягу там же дрыхнуть в тепле и уюте.
Герой дотащил себя и тяжеленную ткань, определённо пахнущую собакой, скорее, диким зверем лесным, матёрым волчарой, рухнул на прежнее место, обмотался несколькими слоями "ароматной" материи и наглухо отключился.

 
… – А Вы, как я посмотрю, удобно устроились, молодой человек, –  разбудил Гарри насмешливый голос хозяина дома.
Поттер с трудом разлепил глаза, не сумев подавить отчаянный зевок. Ему казалось, будто он недавно заснул. И немудрено, ведь это случилось под утро, в четвёртом часу, а Северус разбудил его в половине восьмого, причёсанный волосок к волоску, свежевыбритый, при полном параде. Из-под красовавшегося на стройной породистой фигуре, облегающего её хлопкового сюртука, заменившего вчерашний, тоже превосходный шерстяной, виднелся воротничок и манжеты белоснежной выглаженной рубашки. О, глядите-ка, и даже чёрная атласная лента галстука!
Блистательный образ чистокровного аристократа завершали, на взгляд Гарри, непривычно узкие, длинные брюки, практически прикрывавшие изумительно эффектные дорогие маггловские туфли.
Ого! Ну, просто толстый красивый парниша! Мрак! Жуть!
Нет уж, далеко не так, правду говоря, да краешком в том же духе: это "наш ответ Чемберлену" на вчерашний официозный наряд гостя. Не играет роли, что тут-то уж проявился весь блеск и нищета куртизана, в смысле, изрядная помятость щегольски разодетого накануне дамского угодника.


– Знаете, мистер Поттер, данная ситуация напоминает осаду моих апартаментов. Вы притаились, я спешу на задание, скажем так, не находите, что похоже? – принялся развлекаться отнюдь не в меру упитанный мужчина, и да, в полном расцвете сил.
– Нет, Северус, не нахожу, – севшим после сна голосом, но серьёзно сказал Поттер, сверля взором низ прикольных брюк - "дудочек" и мыски буквально искромётной обуви.
Снейп не мог не заметить столь наивно-пристального внимания к своим штанам, по старинному семейному обычаю и слегка по форме кроя брючин напоминавшим средневековые шоссы. Ничего сходного, кроме узости, длины и отсутствия застёжки-"молнии" данные "шоссы" с историческими прообразами этаких чулок, крепившихся тесёмочками к нательному поясу, не имели. Даже куда более позднего гульфика на брюках Северуса не было. Брюки как брюки с точки зрения их обладателя. Не носить же джинсы, в самом деле!
– Быть может, лучше не рассматривать меня, как картинку с выставки, а продолжить нашу утреннюю беседу? – ехидно осведомился профессор Алхимии.
– Что же, я на самом деле осаждаю Вашу спальню, и хочу, чтобы Вы впустили меня, как умолял ночью.
Пришла пора изумиться и Снейпу:
– Вы слёзно выпрашивали допуск… в… мою спальню, ещё и ночью? Какого Мордреда? Зачем?
– За тем самым, ну, за… этим.
– Вам здорово повезло, как в Школе, что на сей раз я глубоко спал и не слышал мяукающих воплей, иначе мало не показалось бы.
– В каком смысле?
– Да в самом прямом. Я слов на ветер не бросаю. Зато запустил бы в Вас чем-нибудь типа Seco, приправленного парой-тройкой чёрных проклятий, а потом провёл занимательное утро, посвящённое снятию порчи и собиранию фрагментов тела в единое целое.
Всего-навсего представьте эту картину маслом! Я бы в очередной раз вернул Вас к жизни, "подарив его, целый мир", ухаживал за Вами, читал на латыни длинные контр-заклинания, вливал уникальные зелья. Мой старина Винли готовил бы диетические блюда специально для ослабленного организма…
И всё это благолепие на несколько недель совершенно бесплатно! Вот, чего Вы лишились, слава всему и вся.
Вы хорошо знаете латынь? Нет? –  алхимик сделал неопределённую гримасу, но тут же оптимистично продолжил:
– Жаль, а то бы Вы непременно глубоко прониклись формулировками заклинаний имени меня. О, они столь напыщенные!..
Всё просто. Понимаете, в ранней юности было дело, хотелось чего-то необычайного, чтобы разом, и всех наповал…
Он почти что прошептал последнюю сентенцию, наклонившись к Гарри, вроде бы делясь заповедной тайной, и чуть не расхохотался, увидев его встревоженные глаза и пунцовые щёки.
– Умоляю, Северус, перестаньте надо мной издеваться, – с трудом вымолвил половой Герой.
– Ещё один… умоляющий Великий Гриффиндорец на мою голову…
Вы должны были, не дослушав, накинуться на меня с палочкой! Ну, или врукопашную, если так больше по нраву. Но Вы… Вы просто неинтересны.
– А многоуважаемому профессору не приходит в голову, что я готов терпеть практически любые Ваши издевательства лишь потому, что звучание Вашего голоса для меня уже стало наслаждением?! – выкрикнул Поттер, едва выкарабкался из "спального мешка" и встал в полный рост, гордо выпрямив плечи.


– "И правда, он смешной, похож на цыплёнка-переростка, взлохмаченный, с решительным, даже боевитым выражением лица", – подумал Северус, но и не улыбнулся.
Какое-то чувство неизбывной нежности овладело им, захотелось схватить этого птенца, прижать к груди и не отпускать, не отпускать…
–"Фееричный бред, никогда не чувствовал ничего подобного.
Знаю, что если я сделаю это, то поделюсь с ним кусочком души, но я не создаю живые хоркруксы, в отличие от покойного Тёмного Лорда, да мучиться ему вечно в Посмертии вместе с Альбусом. Главное, мне строго-настрого запрещено нечто подобное в реальной жизни. Я люблю лишь только одного человека, и это навсегда".
– Ну-с, поздравляю. Наконец-то Вы изволили встать по стойке смирно перед бывшим учителем.
А где же коронная шуточка? – ещё раз решил свести всё к подколкам Северус, борясь с ненужным, иррациональным чувством.
– Ка… какая шуточка?
– О, профессор сильно изменился за лето, не находите? Да-да, не желаете ли выяснить причины и методы моего удивительного преображения, быть может, подробности?
А как насчёт того, что профессор Снейп перестал бегать от шампуня, Вы хоть это разглядели без очков? – сладенько пропел алхимик, выдержал паузу и выдал последнюю относительно пристойную остроту из бездонных запасов анекдотов Ремуса:
– И каким же это образом Слизеринский Ублюдок уполз?


Оказавшись загнанным в угол, Гарри и рта не открывал, вместе с тем посылая до того обожающие, прямо-таки воспламеняющие взгляды, что профессору пришлось прибегнуть к проверенному со Школы методу – запугиванию.
– Хватит ломать комедию, мистер Поттер, вчера потрогали, теперь дайте пройти в лабораторию. Мне работать давным-давно пора! Прочь с глаз моих, – строго заявил Снейп.
А внутри него всё билось, и звучало эхо в лабиринтах коралловых пещер, можно представить, кто-то зовёт вверх, из толщи морской зелёной воды к солнечному свету, дабы перестать задаваться риторическими вопросами, а беззаботно парить в небесах, сродни вольному альбатросу:**
– "Что тебе стоит обнять его, для того, чтобы успокоить!"
И железный, волевой Северус не выдержал, поддался бессознательному внутреннему голосу, звучащему в унисон чарующей, доброй старой психоделике, услышанной в чистом отрочестве. Он привлёк к себе Гарри, а тот склонил голову на плечо, бормотал что-то в волосы, потом осторожно отвёл прядь и попытался поцеловать в шею. Снейп легонько прикоснулся губами к виску Поттера, просто, как старший, именно ради утешения молодого человека. А юнец взял и разревелся. Прямо-таки беззвучно затрясся в душащих его рыданиях.
– Поплачь, Гарри, передо мной не стыдно плакать. Дай волю слезам, – говорил ему на ухо Северус, – Я тоже горестно всхлипывал, бессовестно пускал слезу в проклятой Хижине дяди Рема… перед тем, как уйти сюда навсегда, но тебе-то я не мог сказать. Ты должен был умереть, как Лили, ну, или победить, не знаю.
Не моя это забота, если честно, мавр сделал своё дело, – отстранился и нарочито презрительно фыркнул Снейп, скрывая что-то важное.
Гарри ничего не слышал, но с новой силой обхватил его лицо и зарыдал в голос:
– Люблю, слышишь, люблю, Ме-е-рли-и-н, как же трепетно я тебя люблю, ты и представить себе не можешь, возлюбленный мой, весь ты прекрасен, и пятна нет на тебе!..
 
 
– Ты читал Библию? – с удивлением и нескрываемым восхищением спросил Снейп.
– Ну, не всю. То, что мне посоветовала… подруга, правда, так там обращаются к девице.
– Прежде, чем склонить её к плотскому греху и лишить девственности.
– И она согласилась, став стократ счастливее, помнишь, Северус?
– Да, – сказал он, и отпрянул от Гарри, тотчас "встав в позу".
– Скажите мне, Гарольд, Вы впрямь… до того одиноки, или это играет худшая составляющая часть слизеринской натуры? Признайтесь же, Вы хитрите и уводите разговор в сторону.
 
 
… Алхимик проснулся в привычное время, энергичным и бодрым, но его научный интерес несколько припоздал, что, впрочем, не препятствовало на свежую голову выяснить природу неопознанного волшебного объекта, обладавшего парой душ большую часть жизни. Заодно очень бы хотелось вызнать, что именно нужно задержавшемуся гостю от хозяина, ибо День благодарения миновал.
Немного безобидных колкостей нисколько не помешает, напротив, развяжет ему язык.
– О, я отлично осведомлён о невероятных мучениях несчастной Распределяющей Шляпы на Вашей неразумной, стоит особенно отметить, голове.
И вторая осечка менее чем за сутки! Поттеру было не до прозрачных намёков прежнего декана скользких слизней на неправильный выбор факультета. Он чётко и ясно гнул свою линию:
– Да, я и впрямь одинок, вернее, был отчаянно одиноким, лёжа у Вас под дверью, зная, что она никогда не откроется для меня, как мне казалось…
Но всё-таки Вы не прогнали меня прочь, и я не стыжусь слёз, мне стало легче, как только я выплакал своё одиночество.
А в настоящий момент я жажду предложить Вам попробовать не играть в жизнь, меняя маску трагика на личину циника, существуя, а полнокровно жить рядом, нет, вместе…
Я же слышал, и у меня осталась зарубка в мозгу, как Вы сами нервно и экспрессивно называли свою жизнь надоевшим беспросветным, безвыходным существованием. Да почему бы ни попытаться изменить всё это…
Простите, что я обидел Вас, а так оно и есть, вижу по глазам, – Гарри повесил голову.
 
 
– Нет, мистер Поттер, я нисколько не обижен. Во-первых, ради общего блага, я не доверяю "зарубке" в Вашем больном на тот период разуме. Во-вторых, и это главное, я считаю пускай теоретически предполагаемую совместную с Вами жизнь… не похожей на любимую подростком-Избранным приторную коврижку. Посему Вы и увидели в моих глазах осознанную и самостоятельно, раз и навсегда предпочтённую меланхолическую грусть бытия одинокого взрослого мужчины. Вам не понять моей печали.
– Ну, а почему Вы так крепко уверены, что жизнь со мной не может быть прекрасной?! Вы же бесспорный мастер в… отношениях между мужчинами, Северус!
– Хотел бы я услышать Вас через полгода, ведь за такой промежуток времени Герой имеет привычку расставаться со своей прежней любовью. Хорошо, допустим, не любовью, а пассией, мимолётным увлечением…


Снейп не блефовал и не думал обвинять Поттера в распутной жизни. Всё, что он знал об амурах полового Героя покинутого мира, было вычитано Люпином в пресловутой бульварной прессе и доложено другу вперемешку со смехом до икоты и не менее пикантными байками о других культовых персонах Магической Британии.
 
 
Гарри не то сгоряча, не то из стыдливости, может, рассердившись на последнюю фразу, ни словом не обмолвился о своих сокровенных мечтаниях, но принялся нажимать на другое, абсолютно ненужное им обоим:
– Это были бабы, похотливые, ненасытные ведьмы. И Вы правы, я не любил их по-настоящему, но пользовался ими… так или иначе, чтобы сохранить в глазах магов свою приверженность семейным ценностям. Чтобы быть таким, как все, Мордред их забери!
Но я устал притворяться примерным семьянином и даже пылким любовником. Роман с мисс Патил коренным образом доказал мою несостоятельность в обращении с женщинами.
Увы, я практически ничего не знаю о сексе с мужчинами, но я желаю его, моё тело требует иных ощущений…
– Ах, да это Вы с жиру беситесь, молодой человек, переспали с несколькими "самками" рода человеческого, ни с одной не сошлись темпераментом или характером, вот и решили попытать счастья с "самцом", по определённым причинам остановив свой похотливый вкус на мне!
О, как же, как же, соблазнить самого Северуса Снейпа и рассказывать потом в гостиных об этом романе, обязательно, бурном, и, как всегда, очередном, проходном!
Вы всем видом так и демонстрируете гомосексуальное поведение! И давно это у Вас?
Нынче волшебники с этакими бросающимися в глаза изъянами, глубокими червоточинами стали неподсудными, или я чего-то недопонимаю?! Для Героя сделано величайшее исключение?!
Гарри оцепенел и растерянно раскрыл рот от столь масштабного, дичайшего "гона", на вид, вполне умственно и физически здравого профессора.
– Ступайте прочь из моего дома! – на свою беду, не дожидаясь ответа, зарычал алхимик, впав в такой гнев, что задрожали оконные стёкла, и распахнулись все двери в коридор, – Убирайтесь, иначе я за себя не ручаюсь! Я Вас уничтожу, сотру с лица земли так, что и хоронить с почестями будет нечего!
– Вы уже не отвечаете за себя, Северус, поймите же, наконец, я не боюсь ни Вас, ни Вашей стихийной магии, ни ярости, я люблю Вас, я знать не знал, что Любовь может быть такой!
Гарри молниеносно шагнул к Северусу и порывисто прижал к себе, чтобы тот почувствовал его трепет, жар, желание, и по новой, как накануне, впился в рот требовательным поцелуем…


… Окна лопнули с оглушительным и жалобным звоном. Дом моментально наполнился ледяным, мокрым воздухом с улицы. Стало зябко и нехорошо до дурноты, можно подумать, тебя случайно занесло в толпу суетящихся и тусующихся магглов на Piccadilly Circus с дико режущей глаза неоновой рекламой, к леденящему фонтану со статуей, не пойми, кого крылатого.*** Так-таки жутковатая картинка, не позавидуешь излишне впечатлительному магглофобу Гарри Джеймсу Поттеру!
 
 
Гарри положился на наитие и опыт ловца, да на школьную удачу, никогда его не подводившую. Главное дело сделано: принято решение не отступать по собственной воле. Он довольно просто усмирил бы злость Северуса, но здесь и сейчас попросту не хватало воздуха, а оторваться от профессора немыслимо. Сев так и не ответил на поцелуй, заново начнёт бушевать и всё-таки выставит кроме шуток перепуганного гостя из своего дома и жизни, послав куда подальше. Не убьёт, это точно, но покалечить или ещё мощнее проклясть может. С него, с такого "ндравного", станется…
 
 
Поттер инстинктивно втолкнул Снейпа в открывшуюся наравне с другими комнатами спальню, повалил на кровать, вдохнул как можно больше воздуха и упал на окончательно потерявшего дар речи желанного мужчину.
На то он и Слизеринский Змей, чтобы быстро извернуться и оказаться на боку. От алхимика исходили телесно осязаемые волны неистовой свирепости и неукротимого бешенства. Он молчком сверлил живыми, угольно-чёрными распахнутыми глазищами, не как в Школе, а с искрящимися звёздным блеском бездонными туннелями, того самого постороннего, которому вход в спальню строго воспрещён.
 

Гарри не понимал, в чём дело, но, то ли от панического страха, то ли из-за очередной вспышки невероятной жажды быть вместе всегда, ещё и ещё раз пытался поцеловать его, вынуждая ответить.
Кто бы сомневался, что разгневанному Северусу было вовсе не до подобных пустяков. Жёстко обхватив лицо обидчика и оскорбителя, он уставился в его перепуганные, помутневшие от оторопи глаза, очень ощутимо, на грани боли проникая в мозг. В этот критический момент речи быть не может о выспрашивании согласия на чтение мыслей, он же не друг! Хотя и не враг, а так…
Но Гарри не вздумал спешно поставить блок, это и бесполезно, и больно, и вредно, вдруг Сев решит, что хочется нечто скрыть. Да пусть себе всё читает, лучше будет им обоим!


… – Миссис Теодор Нотт, – медленно, по слогам произнёс Северус, и мрачно продолжил:
– Я и не думал, что они могут совершить… подобное с честной, слабой женщиной, всего-то супругой сына Пожирателя. Дети за отцов не отвечают. Старинные проклятия до седьмого колена смехотворно безрезультативны, что доказала толща веков.
Да-с, так вот. Меня известили, что Авроры делали с самими Пожирателями, но это были сильные духом и разумом, крепкие телом мужчины, и они в итоге… не выдержали, сдались. Я всем нашим говорил – пленных не брать, – туманно высказался алхимик, но Гарри не пожелал выяснять, кто известил, и при каких обстоятельствах неведомых пленных брать не следует.
Краткий миг настоящего и практически полностью зависящее от него, непредсказуемое, капризное будущее в порядки важнее уже облачённого в плоть и кровь прошлого, каким бы загадочным оно ни было.
Впрочем, Северус тоже срочно переключился на первостепенные жизненные реалии:
– У Вас ведь есть добрые знакомые в Аврорате, трижды проклятом логове отпетых негодяев? Несомненно, это мистер Рональд Уизли. Вы должны использовать его по максимуму, – профессор оживлённо приподнялся на локте, отпустив Гарри, – Тогда получите свою сладкую месть холодной, как положено. Знайте одно – жить ради мести глупо, мистер Поттер. Подумайте хорошенько, взвесьте все pro и contra, потом… быть может, я Вас приму и выслушаю.
– Зачем все эти "за" и "против", "потом" и "быть может"? Неужто я желаю чего-то невозможного или откровенно тупого, никому ненужного?


– Всякое стремление слепо, когда нет знания, – криво усмехнулся Снейп, – Ну же, вот Вы – чистой воды гриффиндорец, сын Сохатого Мародёра, потому и рвётесь заново восстанавливать справедливость, позабыв причесаться и завязать шнурки. Психически неуравновешенный выходец из тёмного, крохотного чулана под лестницей в маггловском доме, что с Вас возьмёшь…
Какой из Вас, к Мордреду, сдержанный слизеринец, "вещь в себе"?
Вспомните, как Вы перепугали своего декана миссис МакГонагалл и прежнего господина Директора, не говоря о мальчиках из Вашей спальни, пронзительно кричащими, неверно определёнными изначально "видениями" с Тёмным Лордом, и чем все эти сложно-наведённые галлюцинации закончи…
– Как? Чем ты можешь помочь мне сжить со свету этих скотов?
Гарри торопливо перебил оскорбительные, причиняющие боль именно за счёт правдивости  словоизлияния, не сводя глаз с этого высокомерного, напыщенного мага, наверняка, чистокровки голубых кровей в энном колене, выговаривающего медленно и саркастично, почти, как на уроке Зельеварения перед снятием классических пятидесяти баллов с Гриффиндора:
– Ко всему сказанному добавлю, а есть ли больший недостаток, чем подмечать чужие недостатки? Соломинка в чужом глазу, а в своём бревна не замечаешь, и всё прочее. Это я о себе.
Что касается некоего мистера Поттера, –  скучающий взгляд прямо в глаза, –  пожалуй, он заслуживает того, чтобы олицетворять собой вечную торопливость, не более.
А не права ли наша вылинявшая старушка-Шляпа, вдруг она de-facto, по сути, ставит относительно верный диагноз юным магам на всю оставшуюся жизнь? Не понимаете?
Северус тяжело перевёл дух, не дождавшись никакого отклика от этого известного любопытством и очень уж везучего… чужими стараниями парня, точно безнадёжно запущенного.
Всю молодость думать исключительно о себе, и ни об одной из женщин, связанной с тобой согласно твоим же желаниям или амбициям. Что тут можно сказать, по мнению высоконравственного алхимика?
– Уломали. Я дам очень качественный яд, и Вам не придётся сидеть в Азкабане за уничтожение этой падали, – в конце концов, манерно высказался профессор, откатившись как можно дальше от одиозного полового Героя.
 

И тайное стало явным. Северус вправду настоял на своём, раскрыв, чего же добивался от него мистер Поттер в самом деле, устроив весь этот балаган. Что поделать, всё-таки ничтожная толика разочарования промелькнула в устало прикрытых глазах алхимика, глубоко в душе ещё мечтающего о настоящей жизни, полной счастливых мгновений и болезненных переживаний, но никак не о бесстрастном и бесцветном существовании.
Всем им, из… того мира, от профессора Снейпа, сэра, нужны одни зелья. Заказчики аппарируют за скучными в техническом плане, набившими оскомину лекарственными препаратами. Ремус, скажем, пока ещё зависит от Аконита, а мистеру Поттеру загорелось разобраться с убийцами мисс Всезнайки. Что же, это и лучше, и привычнее, ручной оборотень остаётся другом, а… этому не место в уединённой жизни профессора Алхимии из маглеса. Ни по каким критериям!


Северус успешно разложил всё на составляющие, на душе уже становилось легче и спокойнее, да вот недогадливый, бестактный Гарри не подумал уняться и убраться, освободив профессора из цепей какого-никакого, но долга чести. Алхимик мысленно уже тридцать три раза проклял себя за взбалмошное обещание обеспечить начинающего мстителя своим ядом. Однако, назад свои слова представители славного, древнего рода Снейп не берут.

 
– Да, а каким манером мне заставить всех их выпить его? Я не собираюсь с ними на дружескую вечеринку.
– Ну, и где же наилучшая слизеринская часть Вашей натуры, предречённая нашей "глупой умницей" Шляпой, коли наихудшую Вы продемонстрировали с успехом? Где Ваша житейская находчивость и сообразительность, так точнее? Выходит, что я далеко не зря, не без веских причин заочно исключил Вас из своего славного традициями и кодексом чести Дома. Намёк понятен?
И в который уж раз за это бесконечное приключенческое утро в ответ тишина, просто-напросто отвешенная челюсть и вытаращенные зеленовато-голубые глаза. Снейп поморщился и первым прервал зрительный контакт с невоспитанным, глупеньким полукровкой.
– Сами подумайте хорошенько. Яд будет в Ваших руках, так распоряжайтесь им по личному, строго приватному разумению, – практически выплюнул он, давая знак, что беседа закончена.
– Я же никогда никого не травил, Северус, – умолял безотвязный Поттер.
– Как мило, прекрасно обеспеченному Герою потребовался личный, естественно, бесплатный инструктор по вендетте? – выдал предельно ядовитое замечание алхимик.
 

Но Гарри не отставал, в самом прямом смысле, судорожно вцепившись в тонкий сюртук зельевара. Его прикосновения куда как сильнее показались Северусу абсолютно чуждыми, какими-то липкими и навязчивыми, будто бы вчерашний бредовый вечер.
Пить и курить надо меньше на пустой желудок, тогда и не будет грезиться всякая мистическая ересь о благословении бесплотного духа!
Мало того, что оконные стёкла придётся из чудом уцелевших кусочков и фрагментов восстанавливать в экстренном порядке, да извиняться перед соседями за причинённые неудобства. Только этого мало?
А от вылитой мисс Марпл, пасущейся за забором в своём садике, вообще некуда деться. К слову, лично для неё желательно тоже срочно выдумать наиболее благовидную и, разом, правдоподобную версию неожиданного инцидента в тихом, приличном доме преуспевающего холостяка. Именно эта побасенка и пойдёт гулять по всей округе с лёгкой подачи любопытствующей старой девы.


Тут-то нашему брезгливому и переполненному самыми разношёрстными комплексами ненавистного, презренного неофрейдизма профессору Алхимии едва не стало дурно, как гордой, юной девице, при осознании печальнейшего факта тотчас побелевшему, как полотно. Ибо сей половой Герой внезапно проник не просто в запретную для всех и вся спальню, но посмел осквернить самое постель! А это уже верх непристойности, только и остаётся рыться в каталогах и заказывать новую мебель, самому же провести ритуал очистки помещения от следов чужого присутствия в истинно сакральном помещении немилого дома профессора. Каким бы немилым ни был дом, это его, Северуса, убежище от таких вот, прохожих. Проходите мимо? Так проходите, да не забудьте уйти навсегда, ко всем маггловским чертям с рожками и поварёшками!

 
Однако, было, было во взгляде треклятого Героя, неведомо, как… действительно уничтожившего бездушного Волдеморта банальным Expelliarmus, нечто, заставившее профессора почти со спартанским спокойствием высвободиться из хватки и порекомендовать, повинуясь новому чувству, ещё неопределённому:
– Мистер Поттер, Ваше дело заключается в том, чтобы, воспользовавшись связями своего друга из Аворората, узнать, где они в настоящий момент работают или обитают, а остальное… придумаем план.
– А как действует яд?
– Отменно и удивительно, истинно говорю Вам – волшебно, как все мои изобретения такого рода, с изюминкой, – плотоядно улыбнулся Северус, а в его глазах заплясали весёлые чёртики.
– "Что за прелесть этот Поттер, как вовремя попался, он скрасит мне бесцветье дня!..
Увы, единственного дня в бесконечной череде, как прежде, унылых и надоевших…"


Тут Северус сделал хитрое лицо, и воодушевился:
– "А почему бы и нет? Не вижу, почему бы благородному сэру не сыграть так, как ему хочется! "
Кстати да, согласно новой задумке можно радикально раскрасить пресловутое бесцветье декады дней в самые радужные краски, предположительно, сделав из Героя профессионального отравителя, копию самого себя. Ох, ну кто бы говорил, выйдет-то жалкое подобие копии, но и этот процесс будет уникальным и пленительным, а мистер Поттер не сможет никому рассказать об источнике своих познаний и сноровки, иначе, ему в Азкабан дорожка прямоезжая. Официально Авроры отстранены, дело единственной по-настоящему несчастной Грейнджер-Нотт закрыто. Концы в воду, как говорится. Муки совести и плач по умерщвлённой частичке души Героя во временном, желанному ему же самому амплуа мстителя лишь логично завершат образ, и приправят бесхитростное развлечение необходимыми ароматными, острыми специями. И непоседливый, излишне ажитированный Поттер досыта наестся своей местью так, что от желанного лакомства скулы сведёт, всё, как он любит, этот сладкоежка. Зато все довольны, и могут расстаться уже на всю оставшуюся жизнь!


Так оно и вышло, что всегда владеющий собой, невозмутимый профессор Снейп, сэр, вдруг поступил необдуманно и, честь по чести, отвратительно низменно, задумав игру чужой жизнью. Да, разумеется, ему пока что плевать на старинное рондо с его "Тщеты унылая возня достойна ль взгляда моего?". Надоело, боги, как же скучно только и делать, что существовать в ожидании смерти! Ибо ждать своих похорон есть дело глупейшее, не всё ли равно мёртвому телу, где и как его упокоят?..
 
 
Немного спустя Северус с искренней увлечённостью учёного погрузился в повествование, смакуя каждое слово, на первый взгляд, позабыв о слушателе. И в самом деле, в данный момент его личность значила для рассказчика предельно мало, суть в том, что новинка от самого Северуса Снейпа раздавит очередную гадину, пускай… того мира, но падаль заслужила такую бесславную и страшную кончину. Мало того, что одни Авроры издевались над единственным другом Северуса, так другие, из той же оперы, ещё и женщину изнасиловали до смерти. И чем Авроры лучше Пожирателей Смерти, если уж на то пошло?
__________________
 
* Пропади ты пропадом! Дословно: "Чтоб тебя распяли!"
** Вольный парафраз всё тех же Pink Floyd, "Echoes", p. I.
*** Площадь Пикадилли известна ещё и фонтаном, на самой верхушке которого высится статуя обнажённого ангела с луком. Изваяние викторианской эпохи меняло названия и образы – начиная с Антэроса, далее по плану шёл Ангел христианского милосердия. Обе версии не прижились в столь просвещённом английском народе, и туманное Милосердие запросто стало пикантным голеньким Амуром. Тем паче, волшебнику мистеру Поттеру непонятен смысл фигуры.


~***~


Глава 18. "Беги, кролик, беги, или не торопись, а то успеешь"

Итак, Песнь о бесстрашном Кролике, она же,
эпиграф:   


"Breathe, breathe in the air
Don't be afraid to care
Leave but don't leave me
Look around and choose your own ground
For long you live and high you'll fly
And smiles you'll give and tears you'll cry
And all you touch and all you see
Is all your life will ever be

Run rabbit run
Dig that hole, forget the sun,
And when at last the work is done
Don't sit down it's time to start another one
For long you live and high you fly
But only if you ride the tide
And balanced on the biggest wave
You race toward an early grave"

Pink Floyd, "Breathe", 1973

"Дыши, вдыхай воздух,
Ничего не боясь.
Уходи, но не покидай меня.
Оглянись вокруг и сделай свой собственный выбор.
Долгой тебе жизни и парения в вышних сферах,
Ты будешь и смеяться, и плакать.
Всё, чего коснёшься, и всё, что увидишь,
И станет твоей неповторимой жизнью.

Беги, кролик, беги,
Рой свою норку, забудь про солнечный свет,
А когда покончишь с этим дельцем,
Не останавливайся, а принимайся за новую нору.
Долгой тебе жизни и надёжных крыльев.
Но только если ты поймал приливную волну,
Балансируя на самой высокой,
Устремишься навстречу ранней могиле"


Эпиграф, как всегда, выбран не случайно, но содержит прозрачный намёк не столько на уже погибших, сколько на тех, кто может вскоре уйти навсегда.
И да, с заголовком связь также самая непосредственная.

Конец эпиграфа



– Итак.
Простейшее слово, но как произнесено! С особым ударением и несколько нараспев для чёткой концентрации внимания, оно словно открывало занятие для особо одарённых студентов по каким-то таинственным, нет уж, конспиративным Мега-Супер-Зельям.
Дальше пошло без единой запинки. Так, и только так полагается профессору Снейпу, сэру, читать любую, пускай семикратно заковыристую лекцию:
– Сначала получивший полноценную дозу яда волшебник подхватывает некое подобие магической лихорадки, и сразу в тяжёлой форме, она закономерно перерастает в воспаление лёгких. Если успеют друзья и родственники Кролика, да упекут его в Мунго это ваше, то там откачают. Но даже в этом случае, позже, у официально выписанного, физически здорового пациента пойдут болезненные истерические припадки, нарушения мозговой деятельности, появятся некоторые незначительные для окружающих признаки сумасшествия, и, в конце концов, найдёт конец он наконец, – Снейп обворожительно улыбнулся, ради гостя отпустив тщательно цензурированную пошлость, – Суицид. Он неизбежен.


– То есть, они простенько так и безболезненно заавадят себя в припадке безумия, и не осознав, что делают?
Вопрос Поттера подтвердил, что он вовсе не томится и, уж тем более, не потерял нить рассуждений, будучи полностью захваченным приоткрывшимися горизонтами, яркими перспективами славной, достойнейшей мести за единственную настоящую Женщину в жизни.
Одновременно он, как зачарованный, не мог оторваться от наблюдения за всё отчётливее преображаемыми глазами уж точно не пошлого Северуса. В некотором отношении, Герой напоминал кролика, гипнотизируемого удавом, но лишь отчасти. Во-первых, они же люди, а, во-вторых, и в главных…
Взгляд новоявленного "удава" пылал тщетно скрываемой, небывалой гордостью…  а, пожалуй, что гипертрофированной, непомерной гордыней. Профессор точно бы стал настоящим голодным хищником, эх, жаль, не с желанным Гарри подтекстом, как резонно полагалось бы одинокому мужчине, только и мечтающему о любовнике, а в самом буквальном смысле. Догнать, перегрызть глотку и растерзать в клочья, напиться кровью, наесться плотью или, на худой конец, заворожить взглядом и проглотить!


– Нет-нет, не так уж всё заурядно, – спокойно отозвался "Хищник".
И Гарри стало куда легче наблюдать за Севом, успешно, молчком пережив новый всплеск ненормального воображения, как у тех, будущих жертв-психов, не имеющий под собой никакой основы.
Меж тем, профессор, очевидно, столь же логично, но неясно и расплывчато для слушателя раскрывал поднятую тему:
– Во-первых, применить магию для самоотвода, можно утверждать, фантастично, несбыточно, на то оно и волшебство, но опустим сложную теорию, не относящуюся к делу. Поверьте, излишне долго и сложно объяснять эти детали не посвящённому в тонкости чародею, коим Вы являетесь.


… И всё же, не посвящённый Гарри мысленно заинтересовался: именно Непростительные не реализуются на себе самом, может, существует целый класс подобных проклятий? А вдруг на будущее пригодится, на всякий? Вот же, была смертельно опасная, если честно, убийственная без вполне определённого контр-заклинания Sectumsempra из учебника по Зельям этого бывшего "Принца-полукровки" с простеньким так и со вкусом замечанием: "от врагов". Тогда, в запальчивости, Гарри взял, да и применил проклятье к вражине Драко, не заботясь о последствиях. Тот должен был истечь кровью до смерти, но, как известно, всё пошло не так, и по слухам, он поныне жив, здоров, даже имеет наследника, возглавив "род белых павлинов" Малфой.
То есть, фактически, Гарри не причинил осязаемого вреда школьному недругу, то ли состоявшемуся Пожирателю, не то лишь кандидату в ряды ряженых клоунов-садистов. 
Да и чёрт с ним, с этим заносчивым скользким слизнем!


… Снейп без передышки, на едином дыхании открывал карту за картой излюбленным, двухходовым манером в модном среди членов закрытого клуба Пожирателей Ближнего Круга, времён второго пришествия Лорда, покере трилистника. Поттеру не удалось вставить ни словца в плавную, изысканно мелодичную, как стародавний напев, речь профессора. Не очень-то хотелось, пусть его вещает!
Он-то говорит о штучках куда поинтереснее свежих новостей из жизни ненавистного Хорька или устаревших – о чудесном спасении белобрысой твари. Оно, вот то самое, по определению не тонет.


… – Вы меня слушаете? – Северус задал наводящий вопрос без следов гневливости, обычной на школьных занятиях, как только замечал, что любой не-слизеринец отважился отвлечься.
Гарри по привычке быстро кивнул, как говорится, во избежание, тут же возвратившись в реальность.
– Вот и отлично, –  ровным голосом констатировал профессор-изобретатель, –  А то всё вкусное пропустите.
Гарри не знал, можно ли улыбнуться в такой ответственный момент, но Северус преспокойно перешёл напрямую к таинству своего творения.
– Во-вторых, и в главных, яд действует на мозг таким образом, что человек незаметно для себя самого, постепенно склоняется к выбору самого страшного для него, пугающего вида самоубийства. Он впадает в панику, мечется в поисках выхода из создавшейся кошмарной ситуации, но отравленный разум насильно принуждает сделать именно то, чего боишься более всего.
Ну и как, впечатляет? – задушевно, без малого интимно прошептал он, сладко потянувшись всем телом, как после полуденного отдыха фавна.
Поттер, даже чуть-чуть осмелев, попытался прильнуть к мистеру Совершенство, однако, фокус не остался незамеченным, напротив, оный мистер резко, но без едких комментариев, отодвинулся на самый край кровати.
Видимо, ему тоже было не до всех этих тонкостей этикета. Наверняка, он ждал и жаждал  оглушительных рукоплесканий и вызовов на "бис", да хоть бы и от одного-единственного зрителя.
– Значит, их смерть не будет лёгкой?
– "И это всё, что имеет мне сказать невыносимо глупый парень? Вот ведь верно говорят, что нет пределов глупости людской, я же столь подробно всё изложил, а он, а он…" – так и не нашёлся с продолжением Мастер Зелий.
– Нет, она даже не будет желанным избавлением от ставших невыносимыми душевных мук, –  слегка нахмурился он, заставив себя выдержать многозначительную паузу, знаменуя полное завершение теоретических выкладок.
Теория, голая и не подтверждённая серией опытов, именно её так талантливо и драматически излагал алхимик, ибо сей замечательный яд ещё не был опробован на деле, имея в виду и подопытных крыс, как-то всё руки не доходили.
– Поэтому хватит убивать время в моём скучном обществе, аппарируйте-ка лучше к мистеру Уизли домой вечерком, не откладывая. И помните, что ни при каких обстоятельствах не стоит говорить о бывших "своих людях" в "их" Аврорате, ещё один мой бесплатный совет. Бонус, как говорят магглы. А я в Ваше отсутствие займусь своей работой, и подумаю в перерывах на производстве.
Северус грациозно поднялся с постели и жестом приказал Гарри срочно убираться из спальни.
– Да, мистер Поттер, запомните раз и навсегда, крепко-накрепко прошейте у себя в голове: первый раз прощается, второй и третий разы… сами знаете.
Это я о неприкосновенности своей спальни. Будем считать, Вы захватили меня врасплох, взяли на абордаж, поверьте, легко отделались.


Как положено добропорядочному англичанину, Снейп проводил заметно нервничающего гостя до холла.
– То есть, Вы, профессор, не выгоняете меня насовсем?
– Пока нет, а там посмотрим. Вы довольно занятный и непредсказуемый, с самого утра я недооценил эти качества, будучи чуточку зол. К тому же, Вас вправду угораздило в меня влюбиться, я мельком прочитал следы этого чувства, – не то легкомысленно, не то беспечно проронил алхимик.
– А до этого Вы не верили ни одному моему слову? – возмутился Гарри и отвёл глаза, как неопытный, робкий подросток.
Северус встал в "королевскую позу" и принялся вещать, с завидной лёгкостью удерживая равновесие, не подпирая стен в холле, вообще не касаясь ничего, даже спинок стульев:
– Я не имею привычки утешать и целовать любого человека с улицы, иначе бы тут от соседей отбоя не было. А что такого? Даже процветающие, катающиеся как сыр в масле магглы, руководители крупных компаний, предприятий и чрезвычайно богатые буржуа – все они тоже люди, у каждого из них найдётся, о чём и на кого пожаловаться несколько высокомерному, замкнутому, но "добрейшей души и истинному пророку" мистеру Снейпу.
О, бедняжка совершенно одинок, ему a priori скучно. Так почему бы не отвлечь себя и его от созерцания экрана телевизора заздравным тостом со стаканчиком скотча, приправленным глубокомысленными рассуждениями о погоде и, самое важное, завтрашних котировках акций на Лондонской фондовой бирже и влиянии проклятущего индекса Доу-Джонса? 
Увидев выпученные глаза мистера Поттера, Снейп спохватился, ибо написано: "не вожу близких знакомств и с магглами".
Хозяин дома кашлянул в кулак, или сделал вид, и, подавляя нахлынувшее смущение, старомодно завершил самовольно вырвавшуюся исповедь, пустившись поневоле в извинения:
– … О, прошу прощения, я задерживаю Вас безудержной болтовнёй, в коей сегодня не знаю  меры, а её надо помнить при любых обстоятельствах. Это излишне сильная и практически неконтролируемая вспышка стихийной магии виновата, не позволяя организму и, прежде всего, мозгу долгое время вернуться в нормальный статус. Такое и ранее бывало не раз, ещё… там. Но Вам тоже пора бы…
Гарри едва не потирал ручонки от своей грандиозной, беспрецедентной удачи, без всякого сомнения, почитая за неё выслушивание столь умилительно откровенного трёпа нелюдимого Сева. Пользуясь случаем, он тоже решил попросить, положившись на "А вдруг? А если? А может быть?":
– Нет-нет, продолжайте, я Вас умоляю, уважаемый сэр, мне необычайно интересно всё, о чём Вы повествуете.
А Ваш друг-волшебник? Он, что же, не выходит с Вами и на прогулку? Сидит взаперти, как… я?
На первый взгляд, ход сапёра не удался, но на второй и все последующие…
О, ещё как!
– Давайте я раскрою сию тему как-нибудь потом, видите ли, сегодняшнее утро вымотало меня, как человека и мага, выжало все соки, а работа не ждёт. Иначе как я буду оставаться богатым и преуспевающим, и не в глазах соседей-магглов, а в собственном житейском понимании? Здесь очень трудно свести концы с концами, дороговизна жуткая на самые необходимые вещи, от еды до одежды, не говоря уж о приятных мелочах и безделушках, придающих дому оттенок уюта. Но без них и сам дом милый дом покажется студенческим кампусом, если не воинской казармой.


Вволю потешив самолюбие, успев поплакаться о никоим боком не грозящей ему "нужде", и изрядно проголодавшись, алхимик принялся решительно заканчивать бесконечный разговор. Он принудил себя на время забыть все дела насущные, включая поругание священной, неприкосновенной постели, пока рядом её нежданный осквернитель.
… К кровати и её убранству имела доступ отнюдь не пресвятая троица: сам алхимик, Винли, да милый призрак.
Потом, всё будет потом, не при этом же еле дышащем от обилия новых познаний постороннем восстанавливать разрушенные по его вине оконные стёкла, и прочая, и прочая.


– Что же, напоследок вернёмся к нашим баранам, закрепляя пройденный материал, как сказал бы самый ненавистный Вам профессор в столь же нелюбимой для него, этого Мастера Зелий, Школе.
Мистер Поттер, вчера Вы показались мне просто прохожим, заурядным волшебником, благо, ореол славы Героя… того мира померк и не казался светозарным нимбом маггловского святого, но Ваши глаза откровенно кричали о необходимости выпустить накопившуюся досаду, некую скрытую напряжённость, переполнявшую Вас. Поэтому я не ограничился тем, что гостеприимно и благожелательно принял победителя Волдеморта, но и всеми силами старался вызвать в Вас вспышку агрессии. И я получил её, цените же! Моя психотерапия оказалась действенной, вне всякого сомнения.
Правда, отдача показалась мне несколько… э-э-э… непредвиденной для специалиста по совращению женщин.
– Но я не более чем желал отблагодарить Вас в такой мере, как пришло на ум, пойм…
"Голодный и холодный", абсолютно трезвый, выспавшийся Снейп как будто не сумел или не захотел остановиться, раскрывая бесценный секрет своего существования именно что "первому встречному", даже не единственному другу Рему:
– Впрочем, Вам недостижимо осознание материального, вовсе не абстрактного, умозрительного факта, что можно всю жизнь любить сильно, пламенно и нежно одного-единственного человека. А, уйдя на покой, посвятить всего себя, без остатка, служению памя…
Тут-то и до Северуса дошло, что сказано с лихвой. Ехидно поджав губы, он дал гостю последний знак вежливости выметаться прочь.


– Так я не прощаюсь, профессор? – лебезил Герой, чуть в рот не заглядывая хозяину маггловского особняка, вдруг пошедшему некрасивыми пятнами румянца кирпичного цвета.
– Мистер Поттер, не забудьте правильно застегнуть жилет, надевайте мантию, высушенную моим эльфом, и… удачи Вам.
Вконец растерявшийся Снейп сухо растянул тонкие губы в светской улыбке.




                ***




… А раззадоренный беседами Гарри не стал дожидаться окончания рабочего дня Рона, тот мог допоздна засидеться за бумагами. Да-да, мистер Рональд Уизли тихо и мирно просиживал штаны в Аврорате, и был в неведении о происходящем в подвалах на допросах. Возился-то Ронникин не с людьми, а с потоком едва ли не невинных, уж точно, безобидных бумажек.
Поттер появился в его закутке, когда Рон жевал ланч из трёх огромных сэндвичей. Он как раз жадно пожирал последний, когда услышал хлопок аппарации.
В его отдел можно было аппарировать только тем, кто знал сложный, трудно запоминающийся пароль, а Гарри, естественно, был в курсе, и заветные слова давались ему легко. Приятели иногда встречались вот так, на работе Рона, во время ланча, но, странно, ни разу после закрытия официального "верхнего уровня" Аврората.
 

– Гарри, привет, дружище! – распахнул объятия Рон с набитым ртом, – Я так рад за тебя, ну… в смысле, что ты полностью здоров и отлично выглядишь.
Эх, глаза горят! С чего бы это? Аль новенькая на примете?
Потти скромно промолчал, а Уизел вовсю спешил прикалываться, остальное успеется:
– Знаешь, вместо Падмы подыщи-ка себе крашеную во все цвета радуги француженку, только на вейл не зарься. Мой-то братишка уже волком воет от своей жёнушки-раскрасавицы.
Он перешёл на заговорщический шёпот:
– Слушай сюда, но это по большущему секрету, строго между нами: она Биллу направо и налево изменяет с тех самых пор, когда его угораздило с не особым-то и интересом покоситься на какую-то юную египетскую ведьмочку. И утверждает, да нет, гоняет эта бесстыжая Флёр, что эдак и должно быть, ибо, вишь ли, такова природа любви благопристойной наследницы древнего рода вейл. Кто ей хоть раз в мыслях изменил, тому кранты. Либо разводись, либо терпи, пока она сама, независимая этакая…  тварь, не бросит.
Рон состроил ехидную физию и насмешливо закончил:
– А вот у нормальной, строжайше чистокровной, отметь для себя, чаровницы из-за Канала будет примерно твой темперамент, не то, что у вечно голодной смуглой индианки.
– Так все уже всё знают? – уныло высказался Поттер и ссутулился, опять двадцать пять, как в Школе на первых годах обучения.


Ему ну очень не понравилось подчёркивание другом чистокровности потенциальной невесты для полукровного жениха, ранее Уизел не позволял себе такого рода глупых или же…  оскорбительных шуточек. Но Новое Дело Жизни важнее подобных мелочей, следует сохранять беспристрастно-дружеское выражение лица, окончательно решить проблему с осанкой, наверное, как утром у Сева, если…  не приснилось.
– А ты что, по-другому думал, Герой наш? Газетчики чуть не проглотили живьём заплаканную Падму, когда она пришла к ним в "Пророк" с интервью месяца, а после засветилась и отметилась с теми же горючими слезами во всём глянце, начав с "Ведьмополитена",– как ни в чём не бывало, жизнерадостно трепался Рыжий.
Он привычно не обращал внимания на свою щедро усыпанную крошками форменную мантию.
Гарри так и не полез обниматься с другом, сделав вид, что и забыл об этом акте доброй воли за всеми огорчениями. На деле, покрой и фасон… этой мантии остановил его, как вкопанного.
– Но я не о ней пришёл с тобой поговорить, Ронникин. С Падмой мои отношения кончены…
– … несмотря на то, что ты так и не женился на ней, хоть и обещал. Оба на, да ты совсем расшалился, Гарри.
– Хорошо, хорошо, пусть, по-твоему, я совершенно аморальный тип, который изменял жене, обещая любовнице развестись с супругой, а потом обзавестись новой носительницей престижной фамилии Поттер. Ну, признаю, реально я обманул обеих, скотина конченая. Это всё, что ты хотел мне высказать в лицо? – скороговоркой выпалил Потти, не желая излишне уничижаться перед другом отрочества, тоже далеко не белым и пушистым.
– Нет, кто я такой, чтоб обвинять тебя в чём-то, дружище? Ну да, подколоть тебя хотел, всего и делов.
Ладно уж тебе, прости.


– Рон, – Гарри, кашлянув, театрально прочистил горло, и неумело взял быка за рога, – Через твои руки проходит информация об уволенных или вышедших на пенсию Аврорах? Это важно.
На счастье, Рональду в это время было плевать на чьи-либо умения, лишь весьма неудобно за неудачные шутки, принятые самим великим, грозным Героем в штыки.
– В общем, у нас очень строгие критерии набора сотрудников, поэтому уж если кто попадёт в Авроры, то сам не уволится до сро… – вяло мямлил он, пока не ахнул, к слову, ненатурально, ввиду одного только безвыходного положения:
– … Подожди, был тут один случай, пока ты лежал в больничке. Двоих Авроров, может, и троих, не помню точно, с шумихой уволили из нашей, зашибись, какой крутой конторы. Кажется, их передали под юрисдикцию самого Уизенгамота, но сроков или штрафов там, не навешали.
Вот, вот они, бедолаги, в папке с пенсионерами.
И уже теперь бумажный Аврор, сбросивший груз вины за шуточки, подозрительно быстро покопался в громадных залежах на необъятном столе и выдал после беглого просмотра пары-тройки листов пергамента, на радость развесившему уши Герою:
– Да, так и есть. Мистер Захария Смит, парень, которому ты никогда не нравился, а он всё качал права на собраниях АД, и… мистер Терри Бут-Третий.
Их, там что, у Бутов, всех так кличут? Приколись, а? – и снова, казалось бы, проходная шуточка, но только насчёт мистера Бута.


Потти натянуто ухмыльнулся, ну, а Уизелу и этого хватило, дабы на радостях, что шалость удалась: друг явно ничего не подозревает, расплыться в обычной дурашливой улыбке, красящей его не хуже густой копны огненно-рыжих курчавых волос и веснушек на молочно-белой коже.
Ох, и завидный жених этот Рональд Артур Уизли, пусть, из бедной, зато чистокровной, родовитой и незапятнанной семейки, да ещё и лучший друг Героя, его прославленный напарник в противостояниях с Тёмным Лордом!
Волшебник на чистенькой, непыльной, престижной работе в самом Аврорате, но не судьба найти такую девственницу, чтобы заранее быть уверенным в её чистоте на все сто.


Гарри, опять же, по-умному усмехнулся, изображая искреннее веселье, силясь скрыть нервозность до тремора в руках, и нетерпение, ожидая, что ещё выдаст старина Ронникин.
А он и брякнул:
– Я тебе честно скажу, Терри Бут-третий – хороший парень по жизни, жаль мне его, если по совести. Ну, с кем не бывает проштрафиться?
Тут у Героя чуть не вырвался вопль возмущения, ну, а Мион тебе не жаль по факту жутчайшей смерти, и где твоя совесть в этом случае, гад?!
Ах, вот оно даже как: "с кем не бывает", дескать, с любым и каждым из нас?!


Но Поттер глубоко вдохнул-выдохнул и недюжинным усилием воли, сжав кулаки, заставил себя сдержаться, что удавалось всё сложнее с каждым словом, похоже, временно отбившегося от рук друга.
И вообще, надо быть проще, не городить огород из-за пустяковых оговорок. Это же Рыжий! Гарри ли не знать, до чего Ронникин непосредственный, открытый, обо всех по себе судит…
Откуда такому парню было знать, с какой швалью он сошёлся накоротке в прославленном на всю страну, "самом человечном", блин, Аврорате?
– Мы с ним часто после работы пиво пили в маглесе. Знаешь, тут неподалёку от "Дырявого Котла" есть паб…
Гарри попытался расслабиться и пропускать мимо ушей, как Рон расписывает сначала прелести паба, затем своего ненаглядного Терри. Последнее было особенно мерзко, словом ведь убить можно, но дебютант на почве мщения прерывать не стал, это же добрейший и милейший  Ронникин, пускай почешет язык.
И да, разумеется, ничто не должно вызвать ни малейшего подозрения, поэтому Поттер вёл себя… пожалуй, по-слизерински хитро и изворотливо, что в итоге оказалось и не трудно, и даже необходимо.


– Мерлин, у меня время ланча давно кончилось. Гарри, может, выпьем сегодня в этом пабе, "Без башни"?
Гарри, скрепив сердце, согласился. Чтобы получить консультацию неприступного, притом, в финале покрасневшего, невесть, из-за чего, профессора, он аппарировал к крыльцу его дома.


Поттер был на взводе, как пружинка часового механизма в бомбе замедленного действия, вот и не воздал достойную дань классическому и старомодному викторианскому, двухэтажному, небольшому особняку профессора Алхимии в добровольном изгнании. Жаль, что не было ни времени, ни желания полюбопытствовать, откуда у умиравшего, ладно, ручного Мастера Зелий в глазах Лорда… внезапно появилась огромная куча маггловских денег на покупку отменной крепости в самом престижном районе Лондона. Ведь профессор приобрёл дом, присмотренный заранее, вполне отвечавший его вкусам и потребностям в новой жизни с нуля.
Было бы уж очень маловероятно, что аристократ-волшебник, он же, обречённый шпион, лично перед решающей Битвой за Хогвартс потихоньку занимался оформлением сделки с маггловской недвижимостью, как бездомный какой в мире магии.
 
               
Ни о каких нотариусах и семейных поверенных мистер Поттер толком не знал. Со временем объявился какой-то завалящий, к нему и на козе драной не подъедешь, столько гонора у старичка! А уж без помощи сноровистых дамочек Молли и Джинни Уизли, в те дни всеобщего разброда и шатания он не смог бы приобрести за свои наследные денежки вполне сносный дом на узенькой Диагон Аллее.
Кривая улочка, заполонённая день и ночь магами всех возрастов и сословий, витринами и товаром, она с позднего отрочества не нравилась Гарри, чем именно, он и сам не мог бы внятно объяснить, вероятнее всего, круглосуточной шумихой и толчеёй. Зато официально постоянное место жительства Героя-победителя Волдеморта было поистине почётным, несмотря на всё окружение, вместе взятое. Что вы, что вы, это же сердце укромного уголка Лондона – столицы Магической Британии, единственная благопристойная улица, на которую никогда не падала тень Лютного переулка и куда более злачных и тёмных местечек, где какой только грязи и пороков не было…


… Семейное гнёздышко было приобретёно незадолго до свадьбы, тогда казавшейся одноразовым затратным увеселительным мероприятием для друзей и бывших соратников, и юному Гарри до скрежета зубовного и румянца во всё лицо неприятно, стыдно было заходить в Гринготтс. Ему казалось (а так оно и было), что все до последнего, зелёные морщинистые гоблины затаили злобу и имеют большущий зуб на него, первого за всю историю их почтеннейшего банка сумевшего ограбить его и уйти безнаказанным. О, этот разбойник даже стал в мире бесчестных людишек-магов Героем, куда это годится? Главное, Гарри Поттер с подельниками выкрал желанную добычу – истинный хоркрукс Тёмного Лорда – чашу Хаффлпафф из хранилища благородного рода Лестрейндж!
О враге народа, отщепенце и выродке Крюкохвате, несмотря на гадкое предательство ближних своих и жалкую поддельную подачку, оставшемся невредимым, предпочитали не вспоминать. А вот несколько честных гоблинов - служащих банка поплатились от руки Волдеморта столь вгоняющим в дрожь и трепет образом, о котором их более удачливые собратья и не вспоминают, страшась мороза по коже и кошмаров, никому ничего не рассказывая…
… Разве что, для избавления от перечисленных комплексов и повышения качества здорового детского сна в интервью всевозможным "чужим" людским газетам, в первую очередь, "Daily Prophet", официальному печатному изданию Министерства Магии. Да уж, на что в мире людишек, падких на сенсации, имеются семьдесят две с гаком жёлтые газетёнки, а куда желтее попадаются, тысячи их! Как не крути, платят господа журналюги за "особо правдивые и ужасающие рассказы с подробностями" полновесными горстями сиклей. За "эксклюзивный", с оттенком интимности материальчик о "леденящих кровь воспоминаниях чудом уцелевшего гоблина", где подробно перечислялись пытки и методы истребления представителей малой народности, могут отвалить и десяток-другой галлеонов.


… Но довольно о древнем народце гоблинов, чуждом роду людскому, как магам, так и магглам, живущем ради цифр и наживы…


… Что греха таить, Гарри всё равно ничего не подсказало бы пустое разглядывание элементов неоготики о характере и основополагающих, выставленных на всеобщее обозрение жизненных атрибутах этого "перезапущенного", но так и не "перепрошитого" элегантного Северуса Снейпа с ожившими глазами. Полукровка понятия не имел об изысках маггловской архитектуры, что ему стрельчатые окна, островерхая башенка и высокая, ажурно отделанная высоченная каминная труба? А вот Принц-полукровка знал излишне много о магглах в общем и в частности. Кто бы спорил, Поттер и тут отличился, не подумав оценить стёкла первого этажа, неким невообразимым волшебством полностью восстановленные после утреннего грома без молнии на пороге зимы.


… Вместо всех этих бесполезных деяний Герой шумно перевёл дух и постучал старинным молоточком, ему открыл эльф Северуса, которого, как и вообще никого, он в доме ещё не видел.
– Винли слушает ночного гостя Хозяина, мастера…
– Я Гарри Поттер, Винли, и да, я ночной гость профессора Северуса Снейпа.
– Хозяин очень занят, мастер Гарри Поттер, он в рабо… ларо… простите глупого эльфа. Хозяин занят зельями.
– Я могу войти, Винли?
– Хозяин не распорядился относительно мастера Гарри Поттера, но Винли может впустить мастера…
– Короче, Винли, где мне подождать твоего Хозяина?
– Боюсь, Винли может допустить мастера Гарри…
– Так куда?
– В холл, мастер Гарри Поттер, и Винли вынужден будет беспокоить его своим присутствием. Винли сожалеет, но таков порядок.
– Хорошо, побудем вместе в холле, Винли. Всё лучше, чем торчать под дверью в одиночестве. Мне будет не так скучно.


Гарри прошёл в холл, наконец-то подивившись на его вместительные габариты, и уселся прямо в мантии на один из жёстких викторианских стульев. Он и не догадывался, что во времена постройки дома, в позапрошлом веке, холл по обычаям отводился для прислуги: кучеров, лакеев и слуг, ожидающих своих господ, приехавших в гости. Поэтому Герой Магической Британии и не вздумал обижаться, что ему здесь не место. Меньше знаешь – крепче, да-да-да.
И вообще, как в этом мире дышится легко!..


В ходе ознакомительной беседы с Винли Поттер узнал, что это единственный домовик в особняке, работающий на Хозяина из глубочайшей преданности, по старинному обычаю своего народа, поколениями служащего родовитым семействам магов. Вопрос о частной жизни профессора, если начистоту, о личностях, посещающих Хозяина…
О, он был ознаменован страшенной широчайшей улыбкой на все сорок с лишним зубов эльфа с подавленным смешком, мол, как можно спрашивать вот так, в лоб, о том, что и для "самого Винли" есть тайна за семью печатями? Впрочем, вся эта показная игра в загадочность никоим образом не мешала эльфу преспокойно врать чужаку. Винли был прекрасно осведомлён о немногочисленных посетителях дома, знал их всех в лицо и поимённо, но вслух выразил сожаление, что должным образом проинструктирован Хозяином.
Мистер Поттер не слишком-то умел и любил общаться с лопоухими созданиями, имея печальный опыт знакомства, что с ненормальным Добби, ставшим единственным освобождённым эльфом Запада, что с противным, озлобленным фанатиком Кикимером, посему промолчал, пуще не копая вглубь.


Наконец, оголодавший после суток без трёх корочек хлеба Гарри проникновенно попросил Винли принести, на худой конец, сэндвич, если этот акт милосердия не запрещён в доме Северуса Снейпа.
Эльф исчез, всё так же радостно скалясь, а через секунду вернулся, безмерно довольный собой, с парой небольших сэндвичей, завёрнутых в салфетки, и громадной чашкой крепкого несладкого чая.
Поттер с жадностью напал на предложенную закуску, но аппетит, известное дело, приходит во время заглатывания наживки. Часы в холле показывали что-то около шести пополудни, в половине восьмого надо быть у Аврората.
– "Успею ли я увидеть Сева? Я так хочу, чтобы он заново обнял меня, успокоил, приласкал. Блин, внутри все кишки, как на кулак намотаны от нетерпения. Всё тело свело, похоже на судорогу какую-то нервную. Как психом был, так психом и остался…
Ну, когда же я разузнаю хоть что-нибудь о подонках", – мысли Гарри скакали безудержно.


… Мистер Поттер зря так рьяно переживал. Естественно, Гарри был не в курсе, что предмет его новой страсти – маг-Легиллимент – уже знает много более, чем он сам. Хоть трижды бывший, да высокопрофессиональный шпион обязан выведать и прозондировать максимум информации для руководства неумелым инициатором Великого Отмщения, как-никак, но взятым под крылышко.
Принимая во внимание нелюбовь Снейпа к психоанализу, его теории и практике, этот приверженец западноевропейского юнгианства сумел в считанные минуты чуть ли не вынужденного утреннего зрительно-ментального контакта качественно извлечь из самой толщи индивидуального бессознательного реципиента заведомо ценные залежи важнейших фактов. При их ускоренной выборке и считывании приходилось спускаться в самые закрома разума, небрежно роясь в ненужном, мешающем ворохе мыслей о некой ну, просто нечеловечески сильной любви и прочей наносной и на половину выдуманной чепухи. Архетипы коллективного бессознательного Героя Северуса не интересовали, и в этом он был прав. Зато Поттер, будто в помощь Легиллименту, на тот момент только и занимался прокручиванием обрывков истинных воспоминаний, в частности, об ответственной встрече со всей троицей Авроров, в чрезмерно возбуждённом, можно сказать, взъерошенном разуме.


…  – Сев, Северус! –  крикнул Гарри во всё горло, особо ни на что не рассчитывая, но ему повезло, как всегда… в прошлом.
О, чудеса! Он снова и снова чувствовал себя наяву, чуть не полноценно, возвратившимся в лихие, зато бесшабашные времена обучения в Школе.
В самом деле, с утречка пошло-поехало как-то неправильно, будто Гарри всё чаще чувствовал себя нашкодившим мальчишкой перед самым строгим профессором Хога. Но это же тупость несусветная, профессор Снейп, сэр, ни при каких обстоятельствах, не позволил бы студенту не то, что поцеловать себя, но скромно прикоснуться к мантии!
Решено! Необходимо вести себя с этим человеком-загадкой по-взрослому, как подобает мужчине, да ещё и влюблённому по уши. Какая жалость, что неправдоподобно ледяное, влажное, пронизывающее насквозь в доме, словно на улице, утро совсем не удалось в… этом отношении.
Бррр… вспомнить те песни льда и пламени, и то жутковато. Ледяные, ранящие осколками реплики Сева и пламенеющие в его искрящихся глазах молнии…


… Профессор выходил в мансарду конструктивно провести производственный перерыв, покурить, пока спокойно кипят котлы с лекарственными зельями, одно из которых, как назло, полдня не желало себя правильно вести, как вдруг, уже на лестнице, услышал вопль Гарри.
– "Хм… и давно он там разоряется?" – с усмешкой подумал Снейп, – "А если бы я не вышел весь день из лаборатории, что не раз бывало? Я не думал, что он вернётся так рано. Ему самое время сидеть в кафе на Диагон Аллее и дожидаться мистера Уизли, а не орать у меня в холле дурным голосом. Надо будет познакомить его с Винли…
Впрочем, если он сидит в холле, они уже знакомы, значит, дать разрешение Винли сопровождать мистера Поттера не далее столовой. Скажем, во избежание возможных эксцессов с… обеих сторон".
– Се-е-ве-е-ру-у-у-с!
– Да иду же, иду, мистер Поттер, – громко и спокойно отозвался алхимик, – Вы, как всегда, крайне везучи.


Отворив дверь в холл, Снейп не ожидал, что на него обрушится ураган по имени "Гарри Поттер в амплуа "прима половой Герой".
Точно по мановению волшебной палочки, крепко забыв поучительные нюансы утра, "герой-любовник" снова кинулся профессору на шею, припав к губам, желая, чтобы Северус, не страдающий лакунами в памяти, оставил все свои колкости и едкие остроты, и ответил жарко, словно вчера вечером…
Но алхимик быстро очутился в паре шагов от ненужного обольстителя и сказал ему непритворно строго:
– Никогда не следует так делать, мистер Поттер, не то пожалеете, да будет поздно.
Я не шутил, сказав, что могу в любой миг уничтожить Вас без следа. Здесь, в маглесе, никто не станет разыскивать пропавшего некоего Героя чужого мира. О той Вселенной и её  героях тут и не подозревают. Всё, что натворил сбесившийся Лорд в маггловском Лондоне, начисто забыто его обитателями, уж поверьте на слово. Это понятно?
Никакие ваши Авроры здесь мне не страшны, я же умер в Визжащей Хижине, или у Вас память отсутствует, как класс? А с полицейскими и местным правосудием я в отличных отношениях, ибо являюсь законопослушным гражданином Соединённого Королевства и своевременным плательщиком всех полагающихся налогов.
– Так ли уж "никогда"? И так ли уж я пожалею, как Вы меня пытаетесь запугать?
К слову, Ваше тело не обнаружено, сэ-э-эр, – весело блеснул газами Гарри.
Северус ответил утренним негодующим взглядом, в котором сверкали серебристые сполохи молний, но обратился к мистеру Поттеру будничным, если не сказать, скучающим тоном:
– Почему это Вы изволили навестить меня в столь неурочное время? Я же не раз, и не два сообщал Вам утром, что весь день занят собственной работой, заметьте, а не чужими проблемами. План я ещё не обдумывал. Вопросы есть? Вопросов нет.
У меня остался всего-навсего один вопрос, на который я ожидаю незамедлительного ответа.
Итак, зачем Вы здесь?
– Потому, что не хочу домой, там же Сьюки, а я и без неё, как на иголках перед встречей с Роном.
И, попросту говоря, я соскучился по тебе, Северус. Ты приворожил меня, злой колдун, – как-то слишком громко и беззастенчиво рассмеялся Гарри.
– Но-но, терпеть не могу таких плоских шуток, – мирно отшутился Снейп, сразу поняв, что веселится мистер Поттер не от хорошей жизни.
Эх, ему бы сейчас махнуть Успокоительного зелья, да полежать на диване в гостиной с закрытыми глазами! Заснуть не заснёт, зато излишняя нервозность уступит место желанному для мозга отдохновению. Но… не заниматься же его приведением в норму так не вовремя, в самом-то деле! Он, Северус, в няньки юнцу не нанимался, у него есть свой целитель душ, и этим всё сказано.
– Э… я больше не буду, –  промычал Гарри, как застигнутый Мастером Зелий после отбоя в тёмном закоулке Хога.
– Хорошо, и помните своё обещание, – на ходу бросил Снейп с непонятной интонацией.
Как оказалось минуту спустя, алхимик выказал внутреннее жестокосердие по приземлённой причине, желая мало-мало поесть, потому торопился сам и подгонял гостя-неврастеника:
– А теперь разоблачайтесь и проходите на кухню, пора перекусить. Я лишь проведаю, как там мои котлы, а то одно зелье тщетно выводило меня из себя, но сию минуту всё должно быть в порядке.
И да, когда у Вас встреча?
– В половине восьмого у Аврората.
– Значит, мы успеем, – лаконично констатировал Северус.
– Успеем что?.. – почти ни на что не надеясь, выдохнул Гарри.
Неужели…  это случится прямо сейчас? Ведь мечты сбываются.
– Ибо сказано, слегка поесть в тишине и спокойствии, как я привык.


… Гарри не мог притронуться к пище, сидя на большой кухне Снейпа, и вовсе не из-за несбывшегося желания, которое, и правда, сейчас было бы некстати.
Он вертел головой и удивлённо рассматривал это типично гриффиндорское помещение в красно-золотых тонах, торопливо рассказывая о встрече с Роном и его предложении выпить пива.
– Поверьте, это не из глубоко скрытой любви к Львиному Дому, – наконец, заговорил уже съевший два сэндвича алхимик, принимаясь за тосты с джемом, пока Гарри делал круглые глаза.
– Поймите меня самым непосредственным образом. Это место идеально подходит для того, чтобы поскорее прийти в себя за первой чашкой чая поутру и от души, плотно позавтракать для зарядки энергией до позднего обеда. Я привык кушать полноценно не более трёх раз в день.
А здесь – он обвёл рукой помещение, – возбуждающие, яркие краски и цвета, словно на корриде. Не будем уж о бойне, не так ли? Считаю, получился впечатляющий и удачный "Этюд в багровых тонах", – тонко усмехнулся хозяин-барин, – Кроме того, Винли красил стены на свой вкус, которому я доверяю, а мой шеф-повар проводит здесь массу времени, не то, что я.
– Вы даже не приказываете своему домашнему эльфу, что и в какие цвета красить? А я-то думал, Вы настоящий деспот.
– Положительно, Вам вредно много думать.
Я не деспот, никогда им не был, и не буду, – храня ледяное спокойствие, но уже многозначительно сказал Северус, – Я доминанта, и попрошу это хорошенько запомнить, мистер Поттер, прежде чем рваться налаживать со мной отношения.
– Я и без того знал, что Вы будете… ну-у, сверху, профессор, – заливаясь краской, буркнул Гарри, – У меня не было в этом вопросе колебаний.
– Ах, Вы всё о том же, мистер Поттер, никак не угомонитесь, озабоченный наш?
– Как и Вы, сэ-э-эр, – парировал он, предполагая, вполне удачно.
– Вы глубоко заблуждаетесь, половой Герой, мне нет нужды самоутверждаться, как личности, в роли альфа-самца, можно подумать, я самая волосатая горилла в стае, – едва улыбнулся профессор, – Надеюсь, Ваших вульгарных, сиречь, простейших "литературных талантов" хватит для улавливания следующей тонкости.
Дабы быть доминантой, решительно не обязательно играть роль активного партнёра, доминанта означает лидерство в отношениях от a до z.
Болезненно краснея при упоминании своих "талантов" в таком негативном, уничижительном, но, по чести, заслуженном ключе, Поттер собрался с духом и тоже попытался надавить как можно сильнее:
– Ну, пока дождёшься с Вашей стороны лидерства, можно и концы отдать.
– Ваша правда, словами классика, о котором Вы и понятия не имеете. "Да, сэр, но "покамест травка подрастёт, лошадка с голоду умрёт… " –  старовата поговорка".*
В некоторой степени, почерпнуто из глубин истинно англосаксонского фольклора, а по большей части – литературная обработка пословицы.
Вам, как я вижу, это либо совсем не интересно, либо непонятно даже с моим комментарием.
И как же прикажете вести с Вами вежливую, обоюдно занимательную беседу?
Гарри промолчал, испытывая приступ дикого стыда за свою необразованность. Ведь пять с лишним лет прошло с падения Лорда, мог бы и поучиться, как это сделала Мион, ан нет, давай стряпать скороспелые, толстенные романы о своих отроческих "победах", мол, я его и так, и сяк, и ещё вот, как я умею!
Северус продолжил мягко, попивая чай из большой глиняной чашки с нетривиальным узором, составленным из переплетающихся фигурок льва и единорога:
– И всё-таки, несмотря на так и бьющую из Вас ключом житейскую безвкусицу и недостаток знаний, я иду Вам навстречу. Пока лично меня это в какой-то мере устраивает.
Вы же не успели забыть моё поведение сегодня утром, и его обоснованную причину?
Итак, я снова и снова приказываю вести себя в моём доме, моей крепости вежливо и без пошлых намёков.


Гарри в другой раз счёл за лучшее хранить молчание, ожидая чего угодно, очередных, более крепких и берущих за живое оскорблений, бесцеремонных приказов, но прозвучало холодное и бесцветное:
– Ешьте-ешьте, берите пример с меня, вкушайте пищу насущную, на пустой желудок Вам сегодня пить никак нельзя. Мне-то не грозит вечер с бутылкой коньяка или огневиски в обнимку, однако, я утолил голод, чего никак не скажешь о Вас.
И ещё, перед встречей с мистером Уизли употребите вот это, – алхимик достал из объёмного внутреннего кармана затрапезной рабочей, местами пятнистой и прожжённой мантии флакончик, – Простенькое зелье, чтобы не захмелеть до того состояния, когда понапрасну развязывается язык. Для Вас это нежелательно, а своему другу позвольте выпить от души. Будем надеяться, смешав полновесный эль с недоброкачественным виски или скотчем, он наутро забудет, о чём вы откровенничали. Ну, или частично забудет, что в наш…  Вашем случае, по существу, одно и то же. И так как оплачивать попойку будете Вы, то воспользуйтесь преимуществом, заказывайте именно то, что я сказал. Меньше лёгкого пива, отдайте преимущество самым крепким алкогольным напиткам, какие найдутся в этом пабе.
Уверен, Вы тоже изрядно напьётесь, но мешать напитки не стоит ни в коем случае. Боюсь, тогда содержимое этого флакончика окажется излишне слабым для столь "горючей смеси".
Вот выберите направление и идите, Вам бы только до результатов добраться. Будь это с помощью эля или дешёвого спирта.
В сей дивный миг Гарри торопливо впитывал "благодать", по-прежнему не горя желанием выступить с какой бы то ни было репликой.
– Мне кажется, что Вы правильно сделали, аппарировав прямо к мистеру Уизли на работу, учитывая легендарное везение, – продолжал Снейп, отрешённо глядя в большое, фигурное  окно, – Попали в ланч, мистер Рональд Уизли был один, утверждаете, у него свой рабочий уголок, так что, будь кто-то рядом, вы на пару его заметили бы.
Но всё-таки Вы рисковали, по возможности, образумьтесь, самое малое, в память о миссис Нотт и её страданиях, не бегите вперёд, сломя голову, не просчитав вариантов, а лучше, в… крайнем случае, посоветуйтесь со мной. Я же шестнадцать лет "подрабатывал" шпионом, у меня нюх на опасность куда тоньше Вашего.
Надо знать, когда действовать и когда воздержаться от поступков. Действие и бездействие в этих обстоятельствах сродни и отнюдь не противоречат друг другу, – прозвучало из уст алхимика с каким-то особым акцентированием.
Все эти благопожелания с многократно завуалированными намёками, своего рода игра в бисер довела Гарри до очередного тремора рук, вскоре распространившегося на голову. Ему было откровенно худо, но Северус, казалось, вовсе не замечал ставшего молчаливым и донельзя напряжённым визави, считая его пустым местом, не иначе.
По правде, это было далеко не так, всё он, этот Северус Снейп, видел, да не всегда мог помочь.
Вот наступил решающий момент, когда выпал шанс поправить положение дел и взбодрить мистера Поттера, ну, разумеется, в присущей Мастеру Зелий язвительной манере, перейдя в атаку.
– Хотя… хм… я сам себе прекословлю, – он хотел почесать нос, но в последний момент раздумал, не выдавая в "чуждом обществе" своих привычек, – В Вас нет ни грана слизеринского хладнокровия и умения выждать необходимый момент для нанесения раны, хоть бы пустяковой, словесной, но болезненно кровоточащей. Это я успешно проделывал во времена славной юности с четвёркой Мародёров.


Он как-то странно улыбнулся одним уголком губ, но Гарри прекратил трястись, как ненормальный, воспарив духом до того, что отважился настоятельно напомнить профессору его же реплику. И неважно, произносил ли Сев эту фразу в реальности, или она пригрезилась бредящему, без малого потерявшему память больному!
– Северус, а не ты ли говорил, что все люди одинаковые по определению, и Шляпа не ставит ребятишкам какой-то там деагнез, или вроде того, словом, клеймо на всю жизнь?
– Время, – отрезал Снейп, вполне удовлетворённый очередным позитивным эффектом своей психотерапии, – Вам пора.
По крайней мере, Вы таки немного насытились, что необходимо для Вас же? Я лично подтверждений этому не вижу.
– О, не извольте беспокоиться, премного благодарю, профессор, считайте, я сыт по горло. Прошу прощения за вырвавшиеся из самого сердца воспоминания о Вас в дождливом сквере и…
– Не нужно извиняться, мистер Поттер.
– "Почему Сев так официозно обращается ко мне весь день?
Нет для человека лучшего звука, чем его имя, произнесенное вслух. Не фамилия, не этот задолбавший "Герой" во всех падежах, а данное при рождении, приятное уху и мозгам имя.
Чувствую, именно в этом заключается основное правило установления здоровой, милой уму и сердцу связи между личностями.
Выходит, что бы Северус ни говорил, а простеньких добрых, доверительных отношений со мной он не желает".
И, как подтверждение догадок Гарри последовало безличное и равнодушное, по мнению Северуса, попросту щадящее после прорыва в терапии:
– Вы же и в Школе славились умением подслушивать и подсматривать. Не мне учить Вас хорошим манерам.
Будем считать, я Вам приснился, когда Вы болели, – всё так же, глядя куда-то в воображаемую точку над головой Гарри.


Кто ищет доказательств и обоснований своей, и только своей правоты, тот непременно их находит в любой фразе, мимолётном жесте, наклоне головы или же взгляде "во всём виноватого" оппонента. И вообще, во-первых, на сердитых воду возят, а, во-вторых, кто ищет, тот всегда найдёт. "Ищите и обрящете", старинным штилем.


Гарри посчитал, что его грубо осадили, указав на своё место в этом странном доме. Он только и смог вымолвить, запинаясь, и внутренне кляня себя за столь явную боязнь:
– А… смогу я рассчитывать на Ваше гостеприимство после встречи с Роном?.. Уверен… э-э-э… вполне возможно, нам будет, о чём поговорить. Ведь у меня появится информация для нашего совместного плана, сэр. И сами… Вы говорили о необходимости консультации.
– Не стоит злоупотреблять моим личным временем, отведённым для отдыха, – однозначно отрезал алхимик, наконец-то посмотрев в глаза Гарри.
Мастер Зелий решительно отказывался понимать, что же происходит с этим Поттером, в самом деле, то он молчит, то мямлит, разумно предположить, он по каким-то собственным побуждениям или их отсутствию всё ещё страшится, ну, или остерегается вести себя нормально, более непринуждённо. И это после бывшего накануне вечером, усиленного утренним экстраординарным происшествием?..


Гарри почудилось, что это был мимолётный, поверхностный взгляд вконец заскучавшего аристократа, опять-таки натянуто улыбнувшегося, впрочем, давшего довольно полезный совет:
– Лучше возвращайтесь домой, заодно узнаете, как там дела, а то пресса перевозбудится на тему об исчезновении Героя. Вам же хуже.
– Мне плохо без тебя, Северус, а на прессу я плевать хотел.
– Зато пресса нескоро перестанет плевать на Вас, полагаю, к закату дней, и не моих, или же к расцвету владычества нового Его Темнейшества, – и заново загадочная ухмылка, явственно знаменующая нечто зловещее и неизбежное, что самое-то пугающее.
Поттер аж поёжился от одного эдакого предположения о новом Тёмном Лорде, против которого сам он будет уже бессилен.
Ничего! Наверняка, найдутся новоявленные борцы согласно новым Пророчествам.
– Всё-таки я Вас предупредил, но переубеждать не собираюсь, прежде всего, из-за нежелания учить Вас жизни, да и время, время поджимает. Кое-кто же тут торопится.


И в последний раз, как воспринял на свой счёт мистер Поттер, с мягкой, прямо-таки отеческой, покровительственной улыбочкой:
– Прошу Вас не мечтать о новой ночёвке у меня под дверью спальни, Вам туда отныне не добраться, я уже распорядился об этом… почти всесильному Винли. Зато моя обширная столовая с парой оттоманок и кожаным диваном на всю эту ночь полностью предоставляется в Ваше распоряжение. Одно условие, она же просьба: мебель не портить. Вы и без того сегодня утром…
Впрочем, что было, то прошло, считайте, мне это ничего не стоило, и я забыл Ваше прегрешение из великодушия.
И столь доброжелательное предложение хозяина особняка Гарри воспринял в корне неверно, извращённо, придав ему функцию словесного измывательства, а по какому поводу…  не имеет значения после эдакой лавины оскорблений! 
Единственное, что мистер Поттер позволил себе, так это откровенно злобно хохотнуть, из принципа проглотив несколько ложек какого-то поганого горького салата, и быстренько аппарировать, выбежав в холл и кое-как накинув мантию. Гарри, чересчур разобидевшийся из-за ужасающей колкости и ершистости Сева, и не заморачивался больше на ненужную жилетку. А что такого? Запахнул мантию поплотнее, и все проблемы с мордредовыми мелкими пуговичками решены.

________________________
 
* Шекспир. "Гамлет, принц датский", (пер. Б. Пастернака). Акт 3, сцена 2.



~***~



Глава 19. "Помните, не получить желаемого — это иногда и есть везение"


В заголовок вынесены слова на редкость мудрого, быть может, как это случается… весьма популярного на просторах Рунета Далай-ламы (Будда его знает!), которые как нельзя лучше подходят к заключительному итогу основной части главы, предлагаемой вашему вниманию.

Эпиграф № раз, серьёзный, подходящий доброй половине нижеследующего текста, заканчивающегося во всех отношениях ВНЕЗАПНО.

"Если не знаешь, как поступать – поступай правильно" (с) Karl Kraus, 1874 – 1936.


Эпиграф № два, как бы намекающий:

"Когда уходят герои, на арену выступают клоуны" (с) Генрих Гейне, (Christian Johann Heinrich Heine), 1797 – 1856.


Эпиграф № три, сам за себя говорящий:

"Я водяной, я водяной
поговорил бы кто со мной,
а то мои подружки:
пиявки да лягушки.
Фу, какая гадость!
Эх, жизнь моя жестянка,
да ну ее в болото,
живу я как поганка,
а мне летать,
а мне летать,
а мне летать охота.
я водяной, я водяной,
никто не водится со мной.
Внутри меня водица,
ну что с таким водиться
противно!.."


Песня Водяного из м/ф. "Летучий корабль" (Максим Дунаевский, Юрий Энтин)

Угадайте, кому из героев мог бы принадлежать такой монолог, если от всей души и по совести? Ответ в самой главе, разумеется.


Конец эпиграфа





… Оказавшись у внушительных стен здания Аврората, Поттер неприметно выпил невкусное зелье "от перепоя" и стал дожидаться Рона, изо всех сил стараясь не думать о непонятном профессоре.
Но, с другой стороны, отчего бы и не пораскинуть мозгами, пока время свободное выдалось, что и было начато с успехом:
– "Безусловно, Сев по шпионской привычке затеял какую-то запутанную игру, вот и кобенится, типа, ты волк гриффиндорский, торопыга и недоумок, а я слизень, весь из себя хладнокровный и разумный.
Но и я во время встречи с Роном вёл себя истинно по-слизерински, что дало прекрасные результаты.
Ой, все мы мазаны одним миром, Сев про то и говорил… кажется, в одном из моих сновидений.
О-хо-хо, и с чего же его до этакого румянца смехотворного пробило?.."


Невнятно и необъяснимо, вроде, без причины, но вскоре после опустошения флакончика с зельем к Гарри стали возвращаться обрывочные, скорее, избранные воспоминания о "скомканном" и, временами, явственно устрашающем утре. Уж не обладало ли зелье, сваренное графом Снейп по собственному эксклюзивному рецепту для мистера Поттера, двойным специфическим действием? Уж не знал ли Северус, что у его подопечного всенепременно возникнут проблемы с кратковременной памятью? Уж не ведома ли ему заодно и сама первопричина этакого казуса?..
Кто его знает, этого Слизеринского змея.


Герой и не заметил, что вместо мысленного монолога тихо сам с собою, тихо сам с собою он ведёт беседу, правда, время от времени, зато начисто позабыв скрыться в своём фирменном куполе – свадебном подарке кого-то из семейства Уизли на первом венчании – от вездесущих газетчиков и фотожурналистов, особенно активных на центральной улочке волшебного Лондона. А они-то рыщут в поисках добычи числом поболее, ценою подешевле, но мистер Поттер так был занят собой, что и не заметил отдалённые, яркие вспышки их колдокамер.
 

Но вот о нём и не подумали забыть, как напророчил алхимик. Так, в срочных, продававшихся втридорога, выпусках газет, от официально-правительственного издания, до сонмища жёлтых разной степени интенсивности колера, появились "информативные" колдографии лепечущего себе под нос Героя с самыми интригующими подписями. Ещё бы газетчикам не изощряться над наипаче точным попаданием в такую крупную мишень! Ибо на всех живых снимках Гарри Поттер был явно не в форме, да ещё и тоскливо подпирал стену Аврората, словно на него заведено уголовное дело, вместо намечающегося второго бракоразводного процесса в гражданском суде присяжных, а это пустяки, дело-то житейское!..


– Ах, да, говорил он утречком о единственной на всю жизнь любви и обете верности. Но кем бы она ни была, моей матушкой или неким…  "им", любимым в тайне, объекта этой горячей страсти, уверен, так и не разделённой полностью, нет в живых.
Ну, и к чему тогда изводить себя придуманным долгом памяти по отношению к усопшим, до беззаветного самоотречения от простых радостей жизни? Разве какому-то, любому мёртвому важна дань почитания эдакого запредельно страдальческого рода?
Живи сам, и давай жить другим, но держать в голове образ мертвеца, насильно, душераздирающе, тягостно заставлять себя возвращаться мысленно к ушедшему навсегда…
– "Выходит, практически духовно существовать в его мире?.. Зачем, к чему все эти муки?
Быть может, они доказывают явную извращённость, испорченность какого-то удовольствия не из разряда реальных, темпераментных, осязаемых…"
Брр, –  Гарри зябко повёл плечами и содрогнулся от ошеломительной мысли:
– "Может ли быть, чтобы донельзя разумный и рациональный Северус Снейп оказался извращенцем, да хоть бы в духовном плане, но точно отражающемся на повседневном поведении и обыденных привычках? А если он и в… том самом отношении какой-то ненормальный?..
Ага, жертв он расчленяет обещанным мне Seco, нарезку хранит в холодильнике, и ею питается вкупе с тонкой приправой – парой-тройкой проклятий из арсенала Чёрной Магии. Глупо". 


Однако с просьбой об интервью никто подойти к задумавшемуся Кролику… тьфу ты, Герою так и не решился, повезло ему или нет, науке неизвестно. Но и до Героя дошло, что он именно сейчас – живая приманка для акул пера, уйти ему некуда, вот-вот прискачет Ронникин, но был не в силах прекратить морщить лоб от тягостных раздумий. Внутри бурлил мысленный монолог, не знающий чувства меры, осторожности, как и не чувствующий отнюдь не резинового времени.
– "… А вот не верю я его всемирной скорби, раз он пустился во все тяжкие якобы для вызывания вспышки агрессии у "просто заурядного, прохожего мага". Этот пункт его липового, на лету выдуманного доказательства  – сущая ложь для оправдания не свойственного ему поведения лично со мной. Я сразу в душе, когда… мне хорошенько  припёрло, и понял, что он сам получил немереное удовольствие от тех ласк, мне ли не этого не знать, когда с женщинами я не давал промаху. А он?.. Был ли Сев в реальных, не от дурной головы идущих, похожих ситуациях с мужчинами?.. Да точно был, раз так опытно вёл себя со мной.
Так-с, так-с, не о том твоя голова думает, инвалид детства. Не скрипи мозгами, вернись к барашкам, своему Севу, а не его закидонам".


Мистер Поттер на глазах глазеющих прохожих неловко топтался на одном месте, как бы срочно желая по большой нужде, но его вынуждало к такой ирландской чечётке неконтролируемое нервное возбуждение, вовсе не мысли, на которые он отвлекался в ожидании Рона. Репортёры давно уже раздобыли свой жареный материал, и аппарировали прочь, как было заведено с очередной, теперь уж "миссис Поттер номер два б/у", на их сленге.
Гарри же думал, яростно грызя ногти и посасывая концы длинных волос, да и додумался, вспомнив ту, злую шутку Рона о строго чистокровной невесте для Героя-полукровки, лишь переложил её на свой, ему одному и Северусу известный расклад.
– "Ну да, Северус же у нас, бляха муха, выдающийся чистокровный волшебник, причём, Принц-полукровка, не какой-то там Снейп. Ясное дело, он чрезмерно начитанный, раз свободно цитирует и сыплет афоризмами по памяти, и всем напыщенным видом, обидными и больно ранящими язвительными словами, показывает разницу между нами, начиная с культурного уровня, с одиннадцати лет затрахавшей меня чистоты крови и…
… И Волдеморт ставил во главу угла именно это, приоритет чистокровных, древних семей в Магической Британии…"
Гарри остолбенел от такой простенького, но значимого сопоставления, силой заставив себя продолжать ворошить навозную кучу в поисках сияющего бриллианта, но уже в пол-голоса, опасливо бурча себе под нос:
– Ой, да что вы! Разве мог наш бывший отважный шпион, самый храбрый человек, и всё такое, на самом деле остаться сторонником Пожирателей? Ну, в этом, как его… в отношении морально-ценностных категорий?
Эх, со всеми знакомыми я могу молоть языком, не задумываясь о выражениях, даже со Сьюки, даже с редактором. А вот меньше суток с Севом, и само собой тянет на высокий штиль, как бывает изредка в моих пописушках, – умилился мистер Поттер и тотчас запросто убедил сам себя парой-тройкой не столь уж и наивных фраз.
Ибо кто победил, тот прав. О латинском "горе побеждённым" Гарри не имел ни малейшего понятия, в отличие от просвещённого Северуса. Но смысл один, согласитесь.


Мистер Поттер почесал когда-то, бывший вечность назад вихрастым, затылок, потом напал на кончик носа, и улыбнулся, мол, нос чешется к попойке. И настроение его улучшилось, но потаённые, подспудные мысли так и остались безрадостными, точно в преддверие некоего неприятного откровения от собственной натуры.
В итоге, он не выдержал накала внутренних страстей и ругнулся довольно громко, так, что какая-то девчушка, с умилением рассматривавшая Героя магического мира во всей красе, испугалась, ойкнула и убежала к почтительно стоящим в сторонке родителям.
– Да пошло оно всё куда подальше! Главное – не вешать нос!
Храбрый и смелый Гриффиндор всегда побеждает бесчестно-хитрый Слизерин в открытом бою!


И тут Гарри, взглянув на семью ничего не понимающих магов, пока мать прижимала к себе хнычущую доченьку, а заботливый отец гладил её по головке, всё понял, ибо, "о, как внезапно кончился диван", и такая вот внезапность порою лучший друг человека, но куда чаще всего – опасный враг:
– А почему я в этом не уверен? Неужто с Севом будет не всё так банально и плоско?..
Он заново ссутулился и принялся переминаться с ноги на ногу, но, к счастью, дольше считать минуты не пришлось.


… Рон нёсся навстречу другу на всех парах, можно подумать, они и не виделись несколько часов назад.
– Ну, пошли, давно ждёшь? Где тебя носит? –  сыпал вопросами Рыжий, не заботясь об ответах, – А тем временем, газетчики осаждают твой дом, где ты не изволишь появляться вторые сутки. Загулял вдругорядь? Ходят слухи, ты завёл себе магглу. Видать, не я первый, не я последний заметил блеск в ненасытных твоих глазищах, отлично знакомый мне, твоему лучшему другу. Но ты только не вздумай, я-то интервью ни о чём, связанном с тобой, никому давать не буду, ни за какие бабки, я самый честный маг из всех честных, особливо, по отношению к моему ненаглядному Гарри Поттеру!


Рону хотелось много, о чём поговорить с Гарри и… не одно это, а у того, уже спозаранку выжатого, как лимон, не было сил выдерживать шквал откровенного хвастовства. Кроме того, великодушный Герой был целиком и полностью уверен в кристальной честности и абсолютной преданности школьного друга.
– Нет, никого я ещё не завёл, – было начал Гарри, как его перебили.
– А что ж ты дома не ночуешь?
– Там Сьюзен, и по твоим словам…
Впрочем, неважно. Я от всей настрадавшейся души и намаявшегося тела, разберусь с этой Мерлином проклятой ведьмой, а потому, будь готов к сюрпризам, дружище. У меня это со слюнками предвкушаемое удовольствие давно числится в категории особенно желанных.
– Ох, ну, на фига её совсем уж угнетать? Мало того, что из Аврората вышла вся в лучах славы и едва ли не невинности. Не, не перебивай и рожу не корчь, слушай дальше! Она вчера всех так качественно отмела от твоей двери, заявив, что единственное беспокоящее её событие, прикинь, наиболее скорейший развод с тобой. Нет, какая фемина! Тебе бы так слабо! Все газеты в меру сил и стараний осветили эту её выходку. Ты же разумеешь, что, очевидно, не я один в восхищении и полном расстройстве "чуйств-с". Все знают, что инициатором развода был и остаёшься ты, а она так ловко перевела стрел…
– Вот и "Котёл", – сказал Гарри с облегчением от пустяковой подоплёки внеочередной новости о неустроенной личной жизни, – Долго идти-то в эту твою безбашенную "Башню", чтоб её?..
– Слушай, дружище, это тебе не какая-то забегаловка, но очень даже приличный маггловский паб, в котором подают офигенный эль, да и по стаканчику виски, может быть, по-другому – третьему там пропустить сам Мерлин велел.
Попрошу не посылать к Мордредовой тёще отличнейшее заведение, в котором ты ещё не был, – Рон поучительно поднял указательный палец с таким серьёзным видом, что Гарри не выдержал и хихикнул в кулак.
Друган же продолжал гнать напропалую:
– Ко всему прочему, "Без башни" очень удобно расположен, смотри сам, здесь от "Котла" рукой подать по безлюдным переулкам, где магглы-то, считай, не водятся.
– Да ладно тебе, ещё время засекать, уболтал, чертяка языкастый.
А чем закусить там найдётся? – забеспокоился так и не евший нормально вторые сутки Герой.
– А то, какое пиво, да ещё что куда покрепче, без закусона. Я ж не алкаш последний, поэтому там часто плотно ужинаю, поверишь, от пуза за сущие гроши, ну, и тепла душевного набираюсь для временного облегчения, ух, уморившись без чистенькой, точнёхонько, одной моей, покладистой жёнушки. Ты вот не знаешь, как бывает невыносимо одиноко, со шлюхами-то, всё не так и не сяк, так-таки иди и женись на первой встречной поперечной…
Ну, это я о своём насущном, забудь. Мы же веселиться идём, пить и есть, есть и пить, много пить, да трепаться обо всём на свете. Душевно отдыхать, короче.
Рон тараторил без умолку, пока они не пришли в уютный на деле, миленько оформленный паб, в котором было, конечно же, сильно накурено, и не протолкнуться от жаждущих "настоящей жизни" магглов.


Не секрет, что чопорные, чтящие традиции англичане ан масс и сделки деловые заключают, и находят новых пассий, и элементарно, полноценно живут, джентльмены без пиджаков и галстуков, леди в мини-юбках, именно в пабах, хорошенько приняв на грудь тёмного, веселящего дух эля. Эль тоже национальное достояние и традиция Великобритании, потому вдвойне вкуснее.


– А ничего, что мы в мантиях? – осторожно спросил Поттер.
– Да к этим тёпленьким, на худой конец, можно голышом. Они уже привыкли к таким чудикам, как мы с тобой. Тут половина Аврората элем да виски заливается, не я один.
Гарри стало неприятно до тошноты, но он до того старательно не показывал вида, что эти его попытки казаться невозмутимым не ушли от глаз друга, как никак, да обученного Аврора.
Пташечку излишне рано спугнули, и эта самая пташечка по имени Рон, ещё трезвая, как стёклышко, отважилась действовать сразу же по заготовленному так, на всякий, плану…


– Начнём со светленького пивка, да свиных отбивных? Или тебе чего позабористей? – вот Ронникин и взялся за гуж, решившись, пускай, не совсем честно, напоить Гарри за его ж денежки, но вывести на чистую воду.
А то, что же это такое, обычно норовистый, избалованный слепым обожанием волшебного мира, Герой так рьяно и охотно, с полпинка соглашается на всё, что бы он, Рональд Артур Уизли, не предложил? Нет уж, никакого криминала в таком поведении не содержится, но таки очень интересно, откуда у Гарри Поттера неестественно обострившийся интерес к личной жизни и, особенно, свободному времяпрепровождению подзабытого, если начистоту, друга?
Крючок со сладкими червячками был проглочен целиком и полностью, еще, когда Гарри Джеймс Поттер с лёгкостью необыкновенной повёлся на предложение провести вечер в неизвестном ему доселе пабе в маглесе.
Знал ли о тех "сладких червячках" маг-Легиллимент? Безо всяких оговорок и уточнений, нет. Во-первых, Гарри не рассказал всю истинную правду о дневной встрече с Роном, а во-вторых, и в главных, Северус Тобиас Снейп не пророк, да и не верит в пророчества, хотя…  обжегшись на молоке, следует дуть и на воду. Но всего не предусмотреть и не предугадать никому.


– Нет, мне того же.
– Ну, тогда я приступаю к страшному ужасному колдовству, – Рон нарочно выпучил глаза.
– Это ещё что за фокусы? – оторопел Гарри.
– А видишь, сколько тут публики? Пока до официанта докричишься по-маггловски, по-дурацки, весь голос сорвёшь, да, не приведи Мерлин, малость скинешь с трудом, за кровные деньжата, накопленные градусы. А оно кому надо? Всего-то ничего – применить простенькие Манящие Чары к содержимому в руках разносчика жидкой радости. Чуть свет, уж на ногах, и он у наших ног. Платить всё равно придётся, так что, всё по-честному.

            
… Когда было выпито, на удивление быстро и легко, по третьей пинте* горького, вязкого, тяжёлого эля, Гарри мысленно возблагодарил неприветливого Северуса за зелье, потому что Рон принялся за виски. Ради приличия Поттер заказал и себе стакан с плевком содовой, для вида, как здесь оказалось принято, но пить не торопился. В голове без того уже шумело.
– Так, значится, посмотрел я тщательно дела этих наших бывших своих людей, уволенных-то, и грубо говоря, уху ел. Они же нашу Мион, того…
– "Бывшие "свои люди" из Аврората, о них говорить строго наедине, примерно так преподносил свой "бонус" Северус. Но здесь-то сплошняком одни магглы, которым нет никакого дела до инцидентов в нашем мире. Сев утверждал, магглы всё полностью забыли о самих страхолюдных Дементорах в их части Лондона, а я верю одному ему. Значит, говорить можно, но сначала придётся выслушивать Рона, а мне уже жутко до столбняка".
– Что именно? Что… они сделали с… моей несравненной Мион?
Гарри радикально не желал знать никаких изысков, но чересполосица трезвых мыслей и реальности во хмелю просто-напросто потянула его за язык именно в запретном направлении. Он ничего, ни Мордреда драного, не мог изменить, якобы окаменев.
К тому же…
Как-то незаметно дышать Гарри становилось всё труднее, да и сердце отчаянно заколотилось, подобно напуганному, пойманному в силки маленькому безобидному зверьку. Его неосторожные слова о Гермионе можно было трактовать и в самом грязном смысле, но Рону было совсем не до того, ему бы рассказать… свою версию произошедшего.
Пока башню окончательно не снесло, и в печёнках не сплошной разброд и шатание, необходимо убедить Гарри в непричастности ко всему… этому добрейшего и развесёлого волшебника, на самом деле, теперешнего самого близкого друга – Терри. А то Герой, он такой – если на кого обозлится, из-под земли достанет, после худо будет, в их числе не один какой-то Хорёк, но сам жуткий, непонятный Тёмный Лорд.
А Мион? Что Мион? Чужая супруга, не своя женщина, нисколько не любовница, к тому же, мертвецы всё стерпят, не их надо бояться, а живых.
– "Пущай собственноличное дело этого вашего Героя всея Британия и остаётся его тайной, так сказать. А и ладно, что он меня держит за дурачка, не привыкать, вон, сколько лет в тени светозарного Избранного проходил", –  на радостях от хорошо пошедшего спиртного, "расщедрился" Ронникин.
Он наотрез отказался от роли следователя, а Гарри… Гарри нереально повезло в кой-то веки раз после завершения обучения в Школе. Рону оставалась одна задача – умудрённого, весьма умелого адвоката, и он обязан воплотить её в жизнь, избавив, ну, правда, чересчур… неаккуратного Терри от потенциальной мести полового Героя, вставшего грудью на защиту памяти некой миссис Теодор Нотт. К чему ему это понадобилось, не вопрос для мистера Уизли. Причина не важна так, как её возможные последствия для разлюбезного друга, имея в виду Терри Бута-третьего.

 
Немного погодя стало понятно, что все мнимые понарошки Гарри с дыханием и сердцем в корне имеют не дым столбом, не вопли и первосортную ругань пьяных, довольных жизнью магглов, решительно нет. Это были первые признаки панического страха, ужаса, который настигнет тебя с минуты на минуту из-за живописания предсмертных надругательств над единственной настоящей Женщиной во всём огромном мире. А уж от нализавшегося дружка… в текущий момент точно, бывшего, всего можно ожидать, в том числе, тошнотворных деталей: кто, в каких позах, сколько раз, и прочая, и прочая.


– Со свету сжили, мать их Мордреду на закуску. Своим Веритасерумом, –  вместо ожидаемого кошмара наяву вкратце отчитался Ронникин, но пошёл пороть дальше своё, довольно точно продуманное заранее, после неофициального дружеского визита Поттера:
– На деле после твоего "запроса" я повнимательнее посмотрел и выяснил, что та гоп-компания… к слову, не в полном составе, в своё время, спустя годочек после твоего подвига, занималась мужиками чистокровного семейства Нотт, ну, там, отцом, старшим сыном. И у всех сдохших Ноттов по протоколам зафиксирован передоз. Ты ведь в курсах, мужики Пожирателями были, это ж падаль, нелюди, а чего наши… дурные головы на Мион-то взъелись спустя столько лет, а не на муженька её, младшенького Нотта? Типа, якобы, из-за отравленных конфет для Героя нашего драгоценного, чтоб все они, эти конфеты "с начинкой" Падди со Сьюки достались, – легковесной шуточкой не без ехидства  разрядил обстановку Рыжий.
– Но ведь дело о твоём отравлении к тому моменту, когда в Мион влили тестраловую дозу Сыворотки, было временно прикрыто, я этих выкрутасов по отчётам понять не смог.
Рон с шумом выдохнул по факту осуществления тяжкой миссии адвоката дьявола по имени Терри – вешания отменной лапши на уши недавнему лучшему другу, и опрокинул в себя виски.
А нынче необходимо залить и запить вынужденную ложь во спасение хорошей порцией самого крепкого спиртного, но расслабляться ещё не время. Судя по искрящимся, ненормальным глазам Поттера, он на этом не остановится.
Рон мастерски сделал вид, что докричался до запыхавшегося мальчишки-официанта, и "приманил" по стакану довольно-таки дорогого скотча.
– И куда ж они нынче-то подались, убогонькие наши? – как и подозревал Рон, Гарри, отведав "лапши", нашёл её недостаточно вкусной и наваристой, поэтому не уткнулся в свой стакан, а как-то наигранно легко после таких доз далеко не первосортного алкоголя, продолжил расспросы.


Ронникин жутко хотел было продержаться весь вечер, ненавязчиво подводя именитого Героя к выводу о полной невиновности Терри, свалив его… очередное преступление на честного, чуток трусоватого Дэвида, не состоявшего, не привлекавшегося и не участвовавшего, но…
… Но спиртное в таком количестве, и с горячей закуской, да вот беда-то – без уникального, верно, зелья от самого Северуса Снейпа – Принца-полукровки, победило. Память Уизелу отшибло начисто, источник фантазии иссяк, и попросту стало хорошо и тепло на сердце. Да что бы сей "литератор", тоже ещё нашёлся писатель-фантаст о своих великих Подвигах на каждом курсе под конец учебного года, притом, строго в одиночку, без чьей-либо помощи, всласть не выдумал на ходу, это окажется такими же наполовину лживыми, как и книги, чересчур смелыми версиями пустякового дельца. Пусть, пусть его перебесится, а Рональд Уизли будет себе преспокойно в два горла есть и пить, пить и есть за чужой счёт, который он выставит горе-писаке в конце.
 

И Гарри вправду мог бы насочинять с три короба, но кому это надо? Он ведь тоже необычайно сердечно и задушевно проводит время с лучшим и до сих пор единственным своим другом, ни в коей мере, не бывшим и, уж тем более, не подлым хитрюгой. А деньги что? Знамо дело, он, Герой, богач по сравнению с Роном, заплатит за щедрое угощение и прямо-таки блестящее обслуживание. Но сие благолепное настроение собутыльников посетило ненадолго. У каждого осталось немного, что спросить и как ответить. Вот тут-то ум и потребовался в последний раз, а где ж его взять, если всё проспиртовано?


– А чего тут особенного? Мой… ой, так, вылетело, ну-у, просто Терри, пока без работы сидит. Почему? Он не рассказывает, а я не лезу в его жизнь…
И до зела пьяного Рона понесло тропами нехожеными, путями непроезжими.
А ощущающий приятное, нет уж, смачное опьянение Гарри едва скрывал коварную улыбку из-за очередной удачи за этот длинный, нескончаемый вечер в обществе Ронникина.
То ли ещё будет?.. И настоящее время неуклонно, как по волшебству Хроноворота, начало превращаться в прошедшее.
 – Ну, мы с ним иногда тут выпиваем, пока у него деньжата не совсем перевелись, а Захария от тощего кошелька устроился охранником в Азкабан. Там нынче вольготно, но безрадостно, как при Дементорах, наверное. Две недели работаешь, две отдыхаешь дома или где хошь. Работа сильно нервная, узники-то, чай, не сахар, – приятели и не улыбнулись, в самом деле, отличному каламбуру, каждый по своей причине.
– Большинство заключённых в Азкабане, ясно, как день, бывшие Пожиратели районного масштаба, так им радости большей нету, как нашему брату нахамить, а бить, или как ещё постращать, их нельзя.
– Эй, откуда такие подробности? – на свою беду, в который раз полез нарываться Гарри, чем неимоверно разозлил Рона, никак не могущего со спокойной душой, выгородив истинного друга, напиться.
Ситуация до убийственно горького, сардонического смеха напоминала "зелёное и красное, и кружит, и кружит, и кружит", только это вам не лягушка в Кузинатре. Ну, никак спокойно, без заднего умысла не хлебнуть от всей души огненной водицы!


Мистер Поттер так и не заподозрил, что добрая половина рассказа – "чистой воды" ложь по-гриффиндорски, неумелая, грубая, пробивная, куда сильнее заряда такого же потенциала от "хитрого, изворотливого" и потому… по определению, куда как предсказуемого скользкого слизня.
– Да товарищ по работе рассказывает, – в сердцах, не подумав, отмахнулся Рон, – Они с Захарией приятели, прям, как мы с Терри. И да, здесь тоже часто бывают, мы все встречаемся, водку пьянствуем, чем не жизнь?
– "Как же ты изменился, Ронникин!" – с хмельным, особенно проникновенным отчаянием подумал Гарри, – "С убийцами Мион дружбу водишь, а дело-то громкое было, к примеру, в газетах мало, да писали, но тебе всё по барабану. А днём ты в одном-единственном случае промахнулся, обмолвился о дружбе с этой падлой Терри. Знать, это спиртное развязало нашему Рыжему язычок, а может, плутоват и предприимчив не я один…
Интересно, кто первым начал игру отнюдь не в дружеского взрывного дурака времён Хога? Вот уж у меня лихие сутки выдались, и захочешь, а не вспомнишь всего!"
И то хорошо, что пара-другая непреложных фактов нашла уютное местечко в голове окончательно запутавшегося, переутомившегося телом и духом Героя.


– Знаешь, я бы хотел к тебе с Терри как-нибудь присоединиться, выпить, поболтать, а то всё бабы да бабы. Терри ведь такой же зубоскал, как в Школе был? – обозлившись, прежде всего, на себя, за недопонимание самой изюминки болтовни дружищи, Герой начал действовать активнее.
– А чего ж нельзя, –  важно сказал осоловевший Рон, впрочем, тут же сумев волшебством, как в самом начале, подманить официанта, да заказать ещё по паре стаканов скотча, осушив свой в три глотка.
– Эй, приятель, чего скис-то, не пьёшь? – откровенно спросил Рыжий, наконец-то выполнивший задачу номер один.
Поттер, по всей видимости, угомонился, всё ж таки надравшись, боле не копает вглубь, не расспрашивает, а точнее сказать, не ведёт допрос, как Аврор-самоучка, поэтому да здравствует дружба! В конечном итоге, можно отдохнуть нормально, вздохнуть полной грудью и нажраться так, чтобы из ушей полилось. Антипохмельное зелье-то всегда под рукой в родном доме, а мамка давно перестала ругать сыночка за нехорошую привычку напиваться, и, главное, где! Среди второсортных людишек, магглов!
Мистер Уизли окончательно расслабился и отдался в объятия лукавому зелёному змию.
– Мион жалко, – спьяну, тоже честь по чести, ответил Гарри.
– А вот за её светлую память, мы сей же момент выпьем!
Ты ведь заплатишь за всё?


В суматохе бесконечных суток и сутолоке паба вопрос показался Поттеру не простым, ведь он сам задумал заплатить за попойку, а с неким не расшифрованным, даже зловещим подтекстом.
Впрочем, незачем делать из мистера Рональда Артура Уизли исчадие Ада, если в данный момент он и впрямь спрашивал всего-навсего о плате за весь вечер на две персоны. Не то, чтобы жаба душит, а обычное желание порезвиться, поесть, попить и поплясать потом за счёт безмерно богатого Героя. А этот Герой и рад стараться, чтобы порадовать лучшего друга, дав отмашку, мол, да-да-да, плачу за всё я один!
И раскрасневшийся, взлохмаченный, дышащий перегаром Рон заказал целую бутылку чего-то, издалека, цветом, напоминавшего виски.
– "Вот бы Ронникин в одиночку тут допивал, я бы слинял, оставив ему денег. Блин, и не отвертишься, не сбежишь к Севу, а так хочется", – пришёл к неутешительному выводу Гарри, видя, что его захватанный стакан уже полон.


– Эх, был бы ты в курсах про нас с Мион, – быстро ополовинив бутылку с помощью Гарри Поттера – самого верного и лучшего друга, во веки веков, проворчал Рон, – Дура она была набитая, эта Мион, вот, что я тебе скажу, а ведь по мне сохла, липла ко мне, спала и видела в супружниках. В итоге, выскочила за этого Нотта, вот и не стало её, раз за каким-то хреном в семейку Пожирателей затесалась.
А ведь как меня любила, но, вишь ли, как-то у нас про свадьбу разговор зашёл, она и призналась, что не честная девушка, долго умоляла меня снизойти до неё, прикинь.
У Рона был до того заносчивый и презрительный вид, что Гарри перво-наперво спал с лица, тотчас побагровев, до того сильно ему захотелось надавать болтливому, не знающему ничего святого другу оплеух.
Спрашивается, на что Гарри столь интимные подробности из жизни пары участников родного Золотого Трио? То-то и оно, что на фиг не нужны. Но Рыжий так же чванливо продолжал:
– А мне что? Раз невинность, понимаешь, не соблюла, всё какому-то магглу идиотскому постороннему досталось, мне такого счастья в виде обесчещенной супруги и даром не нужно. Меня озолоти, а я порченый товар не возьму!
Ронникин вдруг с силой дёрнул друга за рукав мантии и от большого ума прокричал в ухо, гогоча и пьяно икая:
– Что ж ты, Гарри мой, не весел, что головушку повесил?! А ты, выходит, подумывал, в самом-то деле, она к тебе клеилась, к эдакому украшению и сокровищу всея Гриффиндора, ненормальному лохматому очкарику со шрамом в пол лба, одетому куда хуже меня, в обноски этих твоих засранцев опекунов?!
Поттер всего лишь отмахнулся и высвободился из хватки, да продолжал угрюмо молчать, сверля мутным взором не менее мутное и грязное дно стакана, призадумавшись над дилеммой: набить морду Рону за оскорбление себя, живого и невредимого, да за Мион, погибшую в невыразимых муках и унижениях, или оставить всё как есть. И ведь уже додумался Поттер, хотел ткнуть Уизли носом в говорящий против этих бредней о Ноттах факт, что его родная сеструха Джинни, в итоге, так же присоединилась к подобной семейке Пожирателей – жирдяев Гойлов, да осталась нетронутой ублюдками и последними скотами из Аврората, как и вся её родня. Но, глядя на лыбящегося, громко икающего и рыгающего, и на первый взгляд пресыщенного сегодняшними развлечениями – сытной, горячей едой и главное, обильным крепким питьём, Уизела, Герой раздумал устраивать драчку или же апеллировать к реалиям жизни. Рыжий-то, сразу видно, набрался по самое не хочу, вот и несёт пургу, а бить такое ничтожество – самого себя унижать, опускаясь до его уровня.


… – Не-е-е-т, я ска-а-за-а-л, допью! – заревел Рон в полный голос, когда Гарри попытался вытащить его на свежий воздух, под вечерний ноябрьский снег с дождём, – Меня дома никто, кроме мамаши, не ждёт, а она до-ождё-о-отся, будь спок.
– "Скорее бы всё это кончилось", – с неотразимым видом святого Себастьяна работы мастера эпохи кватроченто подумал Гарри, но напомнить – священный долг, иначе, к чему вся эта клоунада с его стороны?
– Так что насчёт Терри?
– Завтра будет тебе Терри.
– А ты не забудешь, Ронникин?
– Не-е-ет! – он рубанул воздух рукой, – Завтра здесь в восемь, и Терри в придачу. Он забавный, осонно, када выпьет, те-е па-аравится.
– Эй, дружище, а ты аппарировать сможешь, или тебя доставить? Мне-то нетрудно, нужно, чтоб с тобой всё было в порядке, – участливо предложил свои услуги Поттер, глядя, как Рон допивает бутылку прямо из горлышка.
И какая это по счёту бутылка грязного, вонючего, омерзительного пойла, уже не интересовало ни пару друзей-волшебников, бывших ещё относительно недавно неразлучными, ни шумную толпу оживлённых, галдящих, расходящихся по домам магглов, тем паче.
– А не в первой, – отрезал Уизел, – Давай, па-а-жу?
– Мы ещё не расплатились, а ты уже собираешься смываться.
– Так пла-а-ти, ты же об-щал, да падём, ну тя, мрачного такого. Что ты всё мол-л-л-чал, да глазёнки –  ик! прятал, чисто я не твой истинно верный дружбан на всю, эх, жизнь мою – невезучую, чтоб меня Мордред жи-и–вьём и– ик!
Будто невзначай, к Рону вернулся дар речи, но памяти хватило ровно на половину злобного рыка:
– Нет, а чё ты на меня так злобно пялился, видать, для тебя Ронникин прест-у-у-пник какой или… как его… этот… соучастник?.. Ик! Ой, ну, что ж у тебя за дело до моего дружищи Терри? Говори скорее, не то лопну от любопытства, да и отлить давно пора! Блин, я из-за тебя в сортир забыл зайти. Ик!
– Рон, неужели же ты…
А, тьфу на тебя, тебе одно нужно: накачаться за чужой счёт! –  взорвавшись из-за излишков нерастраченного боевого запала, Герой и впрямь плюнул на мокрый асфальт и громко притопнул, не забыв растереть.
– "Неужели же ты имеешь некоторое, допустим, косвенное отношение к делу о смерти Мион?!"
Гарри уже нечеловеческим, без преувеличений, героическим усилием воли загнал самый насущный вопрос, сформировавшийся к концу попойки, вглубь себя, прямо в душу, как металлическую занозу, причинявшую необычайно резкую боль.
От этой боли он едва не обезумел. Ему хотелось схватить Рона за грудки и трясти до тех пор, пока тот не расколется и не расскажет всю истинную правду о безнадёжном, гиблом деле.
 

Поттера невольно бросило в неприятно холодящий пот под стать яростным, жалящим каплям ледяного дождя, но к чему так свирепеть на бедолагу Уизела, у которого одна в жизни радость – выпивка после работы с обязательным утренним Антипохмельным зельем, да изредка, продажные девки…


Для вознаграждения обманутых запрещённым волшебством магглов Гарри вернулся в закрывающийся в одиннадцать пополудни бар, где по-барски оставил на стойке три галлеона, и едва не рассорившиеся приятели скрылись в пелене мокрого снега. Разошлась настоящая  метель, завивающаяся вокруг двух фигурок в мантиях разного покроя и фасона, но, тем не менее, в одежде, подобающей магам.
– "Северус, мой Сев, знал бы ты, в какой грязи я побывал, да не измарался, может, и пожалел бы, приласкал".
С какой-то щемящей нежностью и толикой грусти, хорошенько спустив пар самыми грязными ругательствами, не роняя лицо, строго про себя, Гарри ненароком, очень кстати вспомнил свои многочисленные, повторявшиеся, восторженные сны, не имеющие ничего общего с грубой, паскудной реальностью.
И мистера Поттера от всего этого дикого "винегрета" бешеных суток пробило на мысленный, отвлекающий от суеты сует, романтический монолог о сокровенной ото всех, кроме безмолвного наблюдателя, стороне бытия обожаемого чудаковатого мага.
– "Он без ума от прогулок под ледяным дождём, без памяти от свободных взглядов сияющими, ожившими, светоносными глазами на низкие, полные небесной влагой, тучи. Он взлетает к ним, приветливо раскинув руки, вроде как, призывая в объятия, становясь чуть ближе, чем все мы, остальные люди, и от такой необычайной привычки он становится ещё привлекательнее и милее.
А я ещё раз заявлюсь к нему, как вчера, точно мокрая невзрачная курица", – Герой спустился на грешную, мокрую и холодную землю, кашлянул и громко чихнул.
В то же время друг всей… прежней жизни, оказавшийся на деле изменщиком коварным, громко заявил, по-прежнему икая и обдавая отвратительным запахом изо рта:
– Да за-а-тра, Гарри. Ик!
И Рон мастерски, с первой попытки, не побоявшись расщепиться, аппарировал в Нору.


                ***


… – Севви! Вылезай же из ванны! Ты можешь простудиться ровно на праздник солнцестояния, а это столь значимая ночь, мой милый птенец. Иди ко мне, я расскажу тебе о традициях её празднования у разных народов на Континенте.
… Нет, в старушке Англии другие праздники. Ну же, скорее, я тебе про День костров поведаю, про "пенни для Гая"**, это интересно.
Или мне вновь подогреть для тебя водичку, чистюля?
О, я знаю твой секрет, как же, наследник древнейшего, знатного рода Снейп стесняется своего нищего гувернёра, это ли не смешно?


И Севви, сжавшись в комочек, неловко завернувшись в простыню, используемую вместо полотенца, покидает, в действительности, уже до мурашек ледяную воду, и смиренно ложится на краешек своей постели, которую правильнее было бы назвать койкой, до того она узкая и жёсткая. В эти волшебные, короткие летние светлые ноченьки, полные тепла и влажной неги прохладной воды, горячечных снов и их постыдных, липких последствий, настолько безудержно хочется, чтобы… это произошло наяву.
– Почему ты так рассматриваешь меня, Севви?
– Твои волосы прекраснее, чем на автопортретах Дюрера, твой профиль нежнее, чем у Рафаэля, твоё тело мужественнее "Давида" Микеланджело.
"Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина", – почти напевал Севви, не смолкая и не опуская всё сильнее разгоравшихся глаз:
– "О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен!
и ложе у нас – зелень; кровли домов наших – кедры, потолки наши – кипарисы".
"Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви.
Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня".
Последняя фраза как нельзя лучше подходит уже реальному положению вещей…

______________________________
 
* Одна английская пинта составляет чуть больше пол-литра.
** Ежегодное празднование день в день неудавшегося "Порохового заговора" 5 ноября 1605 года со сжиганием чучел Гая Фокса и морем огня.



~***~

Глава 20. "Сияющие бриллианты на лугу некошеном, над пропастью во ржи"


Эпиграф №1:

"Remember when you were young
You shone like the Sun
Shine on, you crazy diamond!
Now there's a look in your eyes
Like black holes in the sky…
… Come on, you target for faraway laughter
Come on, you stranger, you legend, you martyr
And shine!

You reached for the secret too soon
You cried for the Moon…
… Come on, you raver, you seer of visions
Come on, you painter, you piper, you prisoner
And shine!"

Pink Floyd, "Shine on", 1975


"Помнишь, в юности
Ты сиял, словно солнце.
Так и сверкай, безумный бриллиант!
Теперь выражение твоих глаз
Напоминает чёрные дыры глубокого космоса…
… Ну же, мишень для отдалённых насмешек,
Появись, скиталец, легенда, мученик,
И засияй!

Слишком быстро познал ты все тайны,
И возжелал невозможного…
… Вернись же, бунтарь, ясновидец,
Давай, искусник, волынщик и узник,
Воссияй!"

Эпиграф №2:

"Пропасть, в которую ты летишь, –  ужасная пропасть, опасная. Тот, кто в неё падает, никогда не почувствует дна. Он падает, падает без конца. Это бывает с людьми, которые в какой-то момент своей жизни стали искать то, чего им не может дать их привычное окружение. Вернее, они думали, что в привычном окружении они ничего для себя найти не могут. И они перестали искать. Перестали искать, даже не делая попытки что-нибудь найти."

Джером Сэлинджер, "Над пропастью во ржи", 1951

Важное примечание: глава представляет собой своего рода songfic, через который красной нитью проходят парафразы из творения Дж. Сэлинджера в "классическом" русском переводе Риты Райт-Ковалёвой.


Конец эпиграфа




… Излишне затянувшаяся и измучившая пауза, на взгляд задыхающегося от дичайшего биения сердца где-то в горле, подростка Севви, и снова серебристая россыпь колокольчиков смеха любимого мужчины:
– Ну-ну, возьми себя в руки, Севви, отрок же ты, ведь не девица, что из прелестной, нескромной, избранной строго между нами, "Песни Песней" библейской…
Лучше не дразни меня, а то я воспользуюсь своим возрастным преимуществом и отвечу тебе: "Да целует он меня поцелуями губ своих! Ибо ласки твои лучше вина".
А ты-то ещё и вина, даже водой разбавленного, не пробовал, – стараясь скрыть истинные страстные, желающие удовлетворения ответные чувства, всё отшучивается взрослый по магическим меркам и вынужденно одинокий Тобиас.
Нет в его семье денег, чтоб позволить всем троим сыновьям-погодкам жениться примерно в один срок, да и пара сестёр засиделась в девушках за неимением приданого, отсутствия связей в обществе по вине треклятой нищеты, только когда-то громкая фамилия, а ей одной сыт не будешь.


– Я уже не мальчик, хотя и не пил вина, а подросток, юноша, мне полных четырнадцать лет, и я жажду сказочно прекрасной яви вместо всегда забываемых мокрых снов. И это я желаю целовать тебя поцелуями губ своих!
– Вина ты не вкушал, поэтому и сравнивать не с чем. Как же это, согласись, нелогично, не вписывается в твою чёткую систему миропонимания, – бескомпромиссно держит планку высокой морали и нравственности наставник.


Тобиас превосходно изучил по книгам из богатейшей библиотеки сэра Снейпа, доступной по изначальному договору с совершеннолетия его, нанятого учителя, разницу между этими общечеловеческими, пожалуй, основополагающими в любом пристойном обществе, понятиями. Год перед семнадцатилетием Севви также заранее отведён Тобиасом на его просвещение в данных вопросах.


Так, мораль – это известный набор правил, регулирующих отношения между членами некоего сообщества в определённой сфере деятельности или же вне профессиональной этики, к примеру, как аристократы. Именно мораль определяет, что такое хорошо и что такое плохо. Наказание за несоблюдение правил поведения в сфере морали всегда лежит вне самой личности. В случае с любым представителем чистокровного волшебного бомонда, поощрение или кара отражается на самом ценном для него, на репутации.


Тогда как нравственность – это набор правил, регулирующий отношения уже не в какой-то отдельной общественной группе, а применительно ко всему человечеству. Например, "Не убий!", как высшая заповедь нравственного закона и в современной маггловской, и чародейской цивилизации.
Убил ближнего своего, пусть он и заслужил это, пусть, на магической дуэли по всем правилам или заавадил повинную "нагую женщину" – пожалуйста, начинай объясняться с собственной совестью, считай себя грешником или праведником. То есть, в этой сфере наказание за нарушение нравственных заповедей лежит уже внутри личности, к слову, как и поощрение за благодеяние. Не орденами Мерлина трёх степеней или поцелуем Дементора измеряется уровень нравственности, а тем, что ты сделал, сообразуясь с душевным порывом.


Тобиас много раз видел, как молчаливый, неприступный и высокомерный граф Снейп берёт с книжных полок не что иное, как эти философские труды, раскрывающие тончайшие нюансы человеческого бытия в обществе или наедине с самим собой, да и не только едва видел.
Но обо всём по порядку.


… На данный момент, подвергшийся атаке малолетнего соблазнителя наставник, смежив веки, успешно побеждает самого себя, сообразуясь как с голосом не утихающей совести, идущим изнутри, так и с законами волшебного мира, строго наказывающими мужеложцев. Но, едва взглянув в светоносные чёрные глаза воспитанника с плещущимся на дне зрачков расплавленным золотом вкупе с совсем по-детски умоляющим выражением породистого, жутковато побледневшего личика, заставляет себя продолжать сражаться за двоих:
– Но, Севви, ты ещё маленький, нет-нет, не обижайся, не в буквальном смысле слова, но в том, что и как мы оба говорим вслух и понимаем про себя, главное, как мы чувствуем. Не надо думать, что я читаю тебе мораль, просто подросток по определению, по мнению любезных тебе учёных, не может прочувствовать всю глубину любовного чувства, как и многих других. Даже его оргазм не таков, как у взрослого, и это касается не одних мальчишек, но и скороспелых девочек. Ты, по сути своей, ещё не способен полноценно принять глубокие, реальные, взрослые чувства и отношения, и не готов к ним. Ты даже не можешь во всей полноте оценить то, о чём так красиво просишь, пойми же, упрямец.
Хорошо бы тебе со сверстницей порезвиться и повозиться наскоро всего-то несколько разиков, да пускай бы и один-единственный! Ну, хоть с этой твоей подругой, мисс Эванс. Ах, какая жалость, что вы оба этакие целомудренные и скромные, самые что ни есть дети несмышлёные! Будь вам на пару лет больше, и всё пошло бы иначе, я бы тебе не понадобился в таком качестве.
Ты не представляешь себе, что творится в ставшем на уши мире магглов. О, у них с полтора десятка лет тому произошла сексуальная революция, все со всеми без каких-либо обязательств друг перед другом, промискуитет, общие дети, женщины практически уравнены в правах с мужчинами. Попробуй отвлечься и дать волю фантазии, представив, что там происходит, и насколько их цивилизация отлична от нашей, традиционной и чистой в этом отношении, – продолжает наставник, вновь вернувшись к тому же, едва ли не юмористическому ключу.


Но разгорячившегося воспитанника не останавливают ни излишние осознания своей полудетской "ущербности", ни непонятная, отчего-то долго умалчиваемая наставником революция в интимной сфере человеческой жизни и равенство полов. Вместо абстрагирования или готовности номер один к совокуплению с рослой зеленоглазой рыжей Лили, которая по чистоте крови не угодит строгому отцу в качестве невестки, Севви прижимается всем телом к Тобиасу. Они оба знают, что Северус не пойдёт на это, ибо от мужчин, вступающих в брак, никто не требует невинности, зато лишить девственности, обесчестить солнечную хохотунью мисс Эванс, его лучик света и надежды на лучшую жизнь, и не жениться на ней по достижению совершеннолетия – грешно.
К тому же, Тобиас сразу, с первого месяца их знакомства, когда Маленький Принц-полукровка был сам не свой от внезапной потери матери, своей бесценной, легконогой Розы, как снизошёл до разъяснения Снейп-старший, ушедшей в некое Посмертие навсегда, без права возвращения и во снах, очень понравился отцу и сыну.


А после было целых три лета фактически наедине с Тобиасом, эти скачки наперегонки, сначала на обычных лошадях, в том и этом году, полёты на пегасах. Но главное не в них, не в купаниях в ледяной речке, не в сладком соке травинки во рту, даже не в ярких закатах роскошных дней, ибо взгляд ещё не обращён вовнутрь себя, где беззвёздная ночь и библейская тьма,* совсем не в том. Главное, конечно, это нахлынувшее на лугу некошеном, над пропастью во ржи столь необъятное счастье влюбиться в живого человека из плоти и крови, и видеть, что тебе отвечают симпатией, не как отец, день за днём отдаляющийся от сына. Северус ещё не познал, что истинная цель Тобиаса – стеречь его одного, своего избранного, над пропастью во ржи. Наставник, в отличие от книжного героя, не считал, что это глупости, напротив, это единственное, чего ему хотелось по-настоящему. Вот и вся его работа.


… А пока Севви тщетно умоляет наставника, нет, возлюбленного, о воплощении своей мечты стать взрослым, познать запретный плод, в который раз за время "тесного знакомства", точнее говоря, возникновения обряда положения в кровать. Он возник будто бы непроизвольно прямо на этих пасхальных каникулах, когда стояли необычно сильные холода, и наставник сам вызвался согревать постель для воспитанника, разумеется, в полной боевой выкладке, сиречь, в пижаме, резонно обосновав это перед сэром Тобиасом Снейпом. Он сослался на худощавое телосложение бесценного наследника и на большую вероятность, что он насмерть простудится в угловой ледяной комнатке с излишне махоньким и слабым камином, а после…
После все эти "мелочи" были забыты бессердечным, на взгляд Севви, отцом, однако, был отдан строгий приказ армии "рабов" - эльфов о слежке и подслушивании около спальни юного Хозяина. Но работодатель не принял иную инициативу нанятого волшебника: наложить на себя Следящие Чары на время убаюкивания наследника из касты неприкасаемых с точностью до наоборот, строжайше неприкосновенных.
Пасхальные каникулы прошли без каких-либо "поползновений на нарушение целомудрия сына единородного", по пафосному выражению отца Севви. Гувернёр действительно согревал и постель, и мальчика, но не имел ни малейшего желания осквернить надежду немногословного отца – последнего подрастающего представителя главной, достаточно богатой, графской ветви родового древа семейства Снейп.
Но в эти жаркие, потные летние ночи Тобиас сначала сам моет волосы и принимает ванну при спальне воспитанника, оборачивается полотенцем вокруг бёдер и так ожидает, когда можно будет уложить спать "своего милого мальчика", рассказывая ему всяческие мудрости, до которых он величайший охотник.


… Здесь и сейчас Севви заклинает Тобиаса, как древние возносили молитву верховному божеству о ниспослании дождя на иссохшую землю:
– Элементарно приласкай меня, потрогай… там.
– А давай-ка, подождём начала третьей декады июля, не так уж много и осталось.
– Это ещё почему? – начинает гневаться подросток, нахохлившийся, как воронёнок.
– Да просто так, – беспечно смеётся белозубый гувернёр.
– Нет уж, будь добр объяснить! – маленький Ворон знает чересчур много для своих лет, но бессмертного стихотворения Эдгара ещё не прочитал, иначе бы…
– Хорошо, если я не перестану отпираться, ты не отпустишь меня поспать к себе, а я что-то переутомился после наших сегодняшних занятий, скачек, плавания и, наконец, урока фехто…
– Говори! – в запальчивости сбиваясь на фальцет, вскрикивает Северус.
– Мне исполнится двадцать, я разменяю третий десяток, и посмотришь, уже тогда я…
– Что тогда? Какая разница, потрогаешь ты меня за пенис до круглой даты или после? Ты ведь давно совершеннолетний. Что? Что изменится?!
Подросток Севви невольно впадает в негодование, очевидно, потому, что его воля, его,– Мордред всё забери! – его единственная, неизбывно горячая и пылкая жажда остаётся безответной, нереализованной.
В нём нет ни капли ненависти к возлюбленному и… такому желанно-неприступному Тобиасу, но это чистейший гнев едва ли не ребёнка без какого-либо мстительного оттенка.
– Я буду иметь в собственных глазах какой-то осмысленный вес, важность, и у меня появится некое право по-настоящему взрослого немного порадовать моего черноглазого, пылкого воспитанника. Более того, я сумею накладывать столь хитрые заклинания на твою спальню, что сэр Тобиас Снейп ничего не заметит и не заподозрит. Разве всего этого мало? Иначе мы сильно рискуем, если нас поймают домашние эльфы твоего отца, или он сам почувствует мою нескладную пока что ворожбу, то нам придётся расстаться до срока.
Тобиас явно сглаживает острые углы, сводя всё к одному лишь наказанию отца Севви.         
– Да, и всё-таки, в чём главная наша проблема, милый мой юноша, как ты неоправданно называешь себя. Знаешь ли, Севви, если я стану постоянно потакать твоим пламенным и поэтическим просьбам, то испорчу тебя. Осмысли, что такого рода ласки, и вообще, близость между мужчинами – перверсия, извращение. Ты же не хочешь стать извращенцем с младых ногтей, не так ли?
Севви угрюмо молчит и морщит лоб, но Тобиасу непонятно, отчего. И он от всей души даёт простенький, но реально помогающий подростку совет в разгар пубертатного периода:
– А если ты не в силах сдерживать подобного рода желания путём переключения на что-то иное, и спасительный внутренний монолог не справляется, ты долго не можешь заснуть, мысли становятся навязчивыми, ну…
Ну, хорошо, прибегни к услугам своей руки, когда будешь в уединении, здесь же, в спальне, – так делают все взрослые мужчины, не имеющие права быть с женщиной по той или иной причине, – грусть давно половозрелого наставника остаётся незамеченной.
– Но это ведь грешно и в высшей степени не угодно Мерлину! Ты мне сам говорил год назад.
Тобиас же, можно подумать, не слыша отчаянного возгласа воспитанника, преспокойно заканчивает логическое построение, ибо ей одной, логикой единой и нерушимой, правильно построенным вопросом, наталкивающим на полноценный ответ, заставляя невидимую пружинку разжиматься, с недавних пор можно уговорить вести себя, как полагается, этого, вроде бы, тихого, большеглазого подростка.
– Во-первых, ты прав, и то моё напутствие было дано тебе год назад, а в твоём возрасте год значит…
По крайней мере, много более, нежели во взрослой жизни.
Во-вторых, и в главных, не стоит упрашивать меня о касаниях такого рода… едва внутри прозвучит трубный глас жажды сексуального удовлетворения. Я подробно объясню тебе, почему так, а не иначе.
Дело не в одной баснословной извращённости таких отношений между нами, лицами одного пола. Ибо Древний Мир, в основном, Греция и Ближний Восток, не считали их зазорными, чего стоит один отряд спартанских эфебов, мужских любовных пар…
Наставник вовремя останавливается, догадываясь, раз его занесло в пропаганду запретных связей, дело так просто не кончится. Он снова и снова мысленно одёргивает себя, не глядя на Севви, дабы не искушаться.
– Ты же не столько юный, чрезвычайно одарённый волшебник, сколько единственный наследник своего благородного рода, тебе и продлевать его, восстанавливать семя.
О, я точно знаю, уверен, что мой Севви, несмотря на все логические выкладки, полжизни станет метаться, выбирая между мужчинами и женщинами, однако…
Тобиас делает шутливое, но несколько раздосадованное лицо, терпеливо, заранее осознавая своё фиаско, упорствуя в отговаривании Севви от строго запрещённого, желанного тому больше всего на свете и прямо сию минуту.
– Севви, далеко не всегда можно получить то, что хочется, а ты, взрослея, всё сильнее горишь пустым желанием на каждый вопрос, да касаемо любого предмета, даже истоков мироздания и Вселенной, не понятных и самым великим маггловским учёным, не поддающемуся разуму человеческому устройству и природе Мирового Древа, получить строгий, однозначно верный ответ. Но в этот решающий момент мы имеем не логическую загадку и не один из твоих излюбленных парадоксов, это самое жизнь, ни в коей мере непредсказуемая вещь, как бы мы ни старались сделаться её хозяевами, господами, дающими и отбирающими у самих себя.
– Зачем? Зачем ты всё это говоришь в столь неподходящее время, когда я лежу в твоих объятиях? Ты же и без того самый многогранный учитель, каникулы напролёт исключительно учащий меня всему разнообразию различных наук, искусств и мастерству в них, доходя в стремлении сделать из меня наилучшего волшебника Англии, точно так же, почти до абсурда.
– Разве я мало целую тебя, принимаю ответные лобзания или отказываюсь от наших ласк на лугу некошеном, над пропастью во ржи?
– Ты прав отчасти, но мне уже мало всего этого. И, возвращаясь к твоим резким словам о вопросах и ответах, ни к чему тогда винить меня, чадо неразумное, как следует из твоих высказываний, во взрослых промахах и ошибках, разве не так?


Следуя вспыхнувшему, неясному инстинкту, Севви приподнимается на локте и легонько прикасается пересохшими губами и кончиком языка к прикрытым векам Тобиаса, тот вздрагивает, не то из-за неожиданности ласки, не то из-за её великой и благотворящей силы при всей простоте и незамысловатости. Миг ни с чем несравнимого удовольствия минует. Тобиас, еле-еле подавив острое желание впиться губами в рот Севви, почувствовать всю его сладость и некоторую терпкость, проистекающую из святой невинности, с усердием, достойным восхищения, принимается учить жизни чуть ли не голышом в одной постели с обнажённым, горячим на ощупь малолетним учеником, усиленно отводя взгляд от его глаз, сияющих, как бриллианты. Сила воли, выдержка и самообладание у наставника прямо-таки железные, что всё резче не нравится и раздражает Севви, но, как минимум, вызывает лёгкую зависть и бессознательное стремление стать таким же.


– Ты же настолько чувствителен, восприимчив, так схвати на лету, прими к сведению без несвоевременных научных выкладок и доказательств, в конце концов, что зачать дитя возможно одной женщине, своей единственной возлюбленной и честной супруге во Мерлине, но никак не мужчине.
Тобиас не сдержался и перешёл в жёсткую, лобовую атаку, чего, можно сказать, ни разу не допускал в общении с этим беспримерно ранимым ребёнком, к тому же, сиротой при живом отце, не знавшим детства.
– Помни эти мои слова, помни!..
Иначе ты привыкнешь к не дозволительной в магическом мире мужеской близости, и даже при фантастическом условии успешного выживания тебе, скрывающему эту тайну тайн, будет в порядки раз сложнее обрести подходящую по происхождению и статусу супругу, полюбить её всем естеством, и телом, и разумом, души в ней не чаять.
Вы обязаны поклясться любить друг друга в горе и в радости, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит вас, и обзавестись множеством, несомненно, здоровых и дружных сынов и дочерей, и это тоже запомни крепко-накрепко.
Помни!.. помни… помни…
Голос Тобиаса стихает, картинка стародавнего, первого реального опыта вообще и с его участием, в частности, тоже становится менее яркой и влекущей…


Но вот же оно, желанное продолжение, не заставившее себя ждать в ту чудную ночь, за которой, и правда, вскоре после первой, и, как оказалось, последней "осмысленной круглой даты" в жизни наставника последовали куда более откровенные, фривольные и уже взаимные ласки.
– Очень прошу, очень, ну, Тобиас, ну, всего-то несколько движений рукой вместо розовой, чуть ли не с бантиками, девчоночьей сказочки о любви до гроба и плодовитом семействе! Я же ещё такой несмышлёный, исходя из твоего патетического и местами скрыто запугивающего словоизлияния, чтобы понять смысл обзаведения, непременно, множеством отпрысков, вырос-то я в одиночестве и не знал ничего лучшего. Но теперь есть ты, возлюбленный мой, и я уповаю на малейшее ответное чувство! Так не оставляй меня прямо таким, разочарованным и всё-таки надеющимся на твоё милосердие!
Сделай мне хорошо, приятно, молю-у-у!


– Возьми меня, возлюбленный, с собою, я буду тебе парусом в дороге, я буду сердцем бури предвещать… – напевает душа Севви в пол-голоса, но трепещущее от нетерпения тело срывается на мучительный крик:
– Ну же, возьми… его сей же час, возьми не медля!
Подросток начинает трястись уже не от внутреннего холода, напротив, ему невыносимо жарко во всём теле и, особенно, там, в ещё безволосом паху, где давно стоит и причиняет сильную боль едва ли не ребяческий, но довольно пропорциональный член. Тобиас несколько опешил и не знает, как быть, видя, что его Севви хрипит и извивается с такой силой, словно он в припадке безумия или агонизирует, расставаясь с жизнью, а его глаза, хотя и покрываются поволокой неподдельной, истовой страсти, но сверкают так, что, кажется, могут воспламенить статую, не смертного человека.
– Тише, тише, а то Винли разбудим, ох, уж этот малыш, твой эльф так сладко спит, в его двадцать годочков ещё рановато привыкать к подобным картинам.
Наставник изо всех сил пытается наиболее мелодично и сдержанно приговаривать. И да, Севви немного утихает от звуков любимого голоса, ныне у него глаза, затягивающие зрачками в такие глубины, куда ему, Тобиасу, ни в коем случае нельзя проникать, не то безвозвратно втянут в себя чёрные дыры этих звёздных очей без золотого отблеска.


Окончательно растерявшийся из-за вспышки вожделения такой невероятной силы, наставник решительно сдаётся, методично и умело совершая необходимые, резковатые и нарочито замедленные, дразнящие, едва ощутимо скользящие движения, максимально продлевающие бесповоротно сводящий Севви с ума напор любовного наваждения, пыла и ярчайшего желания, чтобы это блаженство продолжалось вечность. Тобиас с превеликим усердием ласкает весь горячий ствол с ощутимо выступившей венкой, уделяя особенное внимание нежной головке, влажной от слюны и смазки.
– Да, да, так, так… ещё… да… так! – губы закушены до крови, от этого вскрики приглушённые, сдавленные, но происходят из самых недр души и тела, слившихся воедино в эти чудные мгновения, а потому невероятно сильно воздействующие на чародейское и человеческое естество старшего мага.
Тобиас сам чувствует непреодолимое вожделение, ему до вырвавшегося тихого стона мечтается о сущей малости – глубоко, проникновенно и долго целовать Севви, исступлённо лаская его девственное тело, но и это невозможно.
Ему едва выносимо осознание голого факта, что он ничем не может облегчить положение подростка, вынужденного причинять себе боль, зато он всё-таки пересилил себя и, de facto не в силах помочь, пошёл на риск. Тобиас не наложил ни Silencio, ни какие бы то ни было заглушающие заклинания из вправду богатого, но de jure, до круглой даты, бесполезного арсенала, на "своего милого мальчика", дабы тот смог полноценно выразить свои чувства от первого осознанного оргазма в жизни.
Севви перестаёт кусать окровавленные губы и напоследок изо всех сил впивается в своё предплечье. Всё это лишь ради того, чтобы отец ненароком не разузнал об этом проступке от вездесущих рабов своих, эльфов, иначе… "грешникам" не то, что получить строжайший выговор или некое наказание от сэра Снейпа, вплоть до изгнания неугодного гувернёра, но куда хуже, и лучше Севви не знать этого в ближайшие год-два. Мужеложцам не жить или что много ужаснее смерти – прилюдный несмываемый позор на глазах всего Уизенгамота, долговременная пачкающая, тёмная тень на оба семейства и поцелуй Дементора напоследок.


Гувернёру и без того досталась чаша горя от излишне взыскательного господина, когда эльфы донесли, что юный Хозяин и "пришлый волшебник" с помощью не магического устройства слушают странную, судя по всему, тоже чужеродную, маггловскую музыку. Это был тайком пронесённый Тобиасом внутрь замка и упрятанный в одном из самых запущенных помещений магнитофон с записями поистине самых выдающихся произведений некой новомодной "рок-музыки". Зато она увлекла обоих, и старшего мага, и младшего, в удивительный, околдовывающий без привычного волшебства мир, где, как выяснилось, водятся настоящие творцы, их современники.
Тобиасу ненадолго улыбнулась Фортуна: выполняя очередное задание купить запрещённые ингредиенты для экспериментов работодателя, в том же Лютном переулке он из любопытства заглянул в лавку старьёвщика, где и продавалось за бесценок неизвестно как попавшее туда маггловское оборудование и старые, не модные плёнки.


С тех пор рассерженный отец Севви распорядился подчинённому магу и провинившемуся сыну о строгой недопустимости наложения даже простеньких Звукопоглощающих Чар в замке. А о мерах предосторожности на будущее в полевых условиях надо подумать позже, пока не до чего на свете. Ясно, что Тобиас и позаботится, он сам предлагает это с воодушевлением и горячностью, от всей души, его магический потенциал несоизмеримо объёмнее, чем у Севви, только-только научившегося аппарировать.


Подростка бьёт крупная дрожь и бросает в холодный пот, знобит при раскалившемся чуть ли не докрасна, как представляется, теле после необъяснимо скорой, к его несоизмеримому ни с чем изумлению, разрядки. Ведь это самое, безмерно желанное… на деле оказалось буквально мигом чистейшего наслаждения без каких-либо умозрительных примесей, а после – погружение в некие неосознанные пучины и полнейшая опустошённость, вплоть до телесной слабости…
Правду сказать, столь величайшей, всеобъемлющей эйфории даже его изысканно-блестящее воображение не могло сотворить во сне ли, наяву, целуясь с Тобиасом на лугу некошеном, над пропастью во ржи.
На опять-таки сияющие, как бриллианты, глаза наворачиваются чистые слёзы невыразимого никакими, ни самыми поэтическими и замысловатыми, ни, напротив, простыми словами, счастья и благодарности, эти слёзы не стыдные, они "взрослые", невинный отрок стал юношей. А Тобиас в то же время, диву даваясь от неземного выражения зеркал души Севви – очей несомненного лидера, будущего странника, легенды, мученика, как пелось в уникально проникновенной маггловской песне, пытается успокоить его, нежно прижимая к себе худое тельце, и поглаживая узкую грудь и впалый животик, старательно избегая эрогенных зон.


Переутомившийся морально и физически Севви тут же глубоко и спокойно засыпает. Тобиас произносит все необходимые заклинания, дающиеся ему спонтанно, без палочки, значит, "бесследно" для многочисленных эльфов-надсмотрщиков за нравственностью наследника, и вообще, он кажется самим воплощением спокойствия и совершенства, но это неправда.
Сердце колотится неравномерно, и мечты далеко не столь заурядны, как недавно совершённое действо, тоже не безгрешное, в особенности, с точки зрения взрослого, щепетильного наставника.
Но пришла пора и Тобиасу дать волю сокровенным чувствам, накрепко сжатым в кулак волевым напряжением нервов, он пылко целует темпераментного, как большинство людей в отрочестве, всё ещё целомудренного юношу в суховатые, плотно сжатые и прелестно улыбающиеся во сне, наскоро залеченные волшебством губы, посасывая его язык. Подросток шестым чувством угадывает так необходимую "ничейному отпрыску" древнего, но беда с ним, неблагополучного во многих отношениях рода, никогда не лишнюю толику ласки, и тихо смеётся после поцелуя, как от лёгкой щекотки, не вырываясь из объятий Морфея.


Уже сей миг Тобиас накинет мантию и уйдёт к себе, чтобы сначала долго молиться Богу Неведомому о прощении, нет, о благословении любящей пары, раз уж… это случилось. Так издревле заведено в его семье. Тобиас абсолютно искренне считает, что сие божество не что иное, как неуловимое, бесплотное существо –  наипаче существенный, по учению гностиков, ближайший к божественной сути эон. Или же Бог Неведомый суть безличное именование её самой главной эманации, согласно вторящей гностикам Великой Каббале. Тогда это троица верховных сфирот на Древе Жизни – отца, матери и сына – по ту сторону величайшей бездны-Даат, насыщающая и охватывающая всю необъятную Вселенную с её биллионами миров. А что же этот самый возвеличенный донельзя и обожествлённый сгусток или поток космической энергии? О, он благосклонно позволяет Тобиасу, вымаливающему милость в правильном ключе, не донимающему никакими людскими именованиями, приглушив голос растревоженной совести, погрузиться в куда более неделикатные и необузданные сновидения с участием Севви…


И вот они на лугу некошеном, Севви лежит обнажённый, хрупкий, как горный хрусталь, чуточку угловатый, как все мальчишки, лежит широко и привольно, без тени обычной стыдливости раскинувшись во ржи, и нет ужасной пропасти, опасной. Никто из них не будет в неё лететь, никогда не достигнув дна. Они не упадут. Ибо это бывает с теми людьми, которые в какой-то момент своей жизни стали искать то, чего им не может дать их привычное окружение.
И они не перестанут искать, но, напротив, вместе обретут искомое на всю жизнь, и после смерти их души останутся неразлучными навечно.
Тобиас выныривает из переиначенных строк маггловского романа, склоняется над подростком и слышит его жаркий, торопливый шёпот:
– Я хочу принадлежать тебе, возлюбленный. Не знаю, как, но возьми меня, владей мной, я люблю, и буду любить тебя одного всегда. Слышишь? Всегда…
Наставник с вырвавшейся из тисков разума радостью, откровенной, не запятнанной ни малейшим следом похоти, приступает к исполнению желания чистого, будто маггловский ангел, и влекущего не хуже магнита, воспитанника. Он ласкает его сильно, осязаемо, как никогда прежде не смел, не опасаясь за их жизни, в основном, за его жизнь, покрывает поцелуями каждый дюйм кожи, головокружительно пахнущей святой невинностью. Севви прогибается навстречу мягким рукам, белоснежным твёрдым зубам и влажному упругому языку Тобиаса, и громко вскрикивает от восторга и предвкушения.
Тобиас переходит к давно желанной им обоим яви. На пике любовной прелюдии он с лёгкостью подхватывает согнутые в коленях, разведённые ноги Севви, поднимая зад, и проводит дорожку по его животу вниз, к паху и далее меж ягодиц своим истекающим смазкой, раскалившимся членом, прикусывает, посасывает и зализывает мочку ушка и поочерёдно соски, нежно ласкает пальцем вход, массируя. Севви тут же распознаёт и разделяет тактику Тобиаса и обхватывает его в замок упругими, сильными икрами, делая всё, чтобы стать ближе, нет, единым целым. У "его милого мальчика" перехватывает дыхание, а глаза приобретают исключительное, чуждое всего земного и тленного выражение, которого не передать словами ни на одном известном наставнику языке.


Нет, как бы книжники и фарисеи магического мира не порицали однополую любовь, называя её греховной, грязной, низменной, развратной, как бы ни запрещали, как бы страшно не карали, изымая душу из живого тела, их взаимная Любовь чиста и символична, она никак не может быть порочной. Значит, так велят боги. После этого ритуального соития под безоблачным, бескрайним Небом-отцом, на ласковой, прогретой Матери-Земле они оба станут их сынами, мужчинами, и, в конце-то концов, разве существенная разница в шесть лет? Нужно просто смотреть в эти обжигающие угольно-чёрные очи, где весело и безрассудно, как давным-давно мечталось Тобиасу, плещется море золота, и пляшут язычки огня, в них ни капли страха, а не на крохотное девственное отверстие, всё у них получится, и…
И Тобиас просыпается в самый неподходящий момент, выплеснув семя. Увы, его тоже посетил мокрый сон, но, в отличие от малолетнего Севви, он помнит его до самой смерти, пускай, ему и не суждено было воплотиться, может, и после неё…


… Пришла пора сделать пару важнейших отступлений ради наилучшего постижения драмы жизни нашего многострадального героя.
Наставник почти привил воспитаннику своё видение божественной природы и привычку молиться изредка, в особых ситуациях. Почему почти? Разгадка в судьбе и характере Северуса Тобиаса Снейпа, уж очень рано и болезненно пережившего потерю матушки, мученическую гибель возлюбленного, роковое отцеубийство и, наконец, осознавшего пустоту мира подлунного, одним махом, раз и навсегда распространив её на всю Вселенную, у изувеченных останков единственного настоящего друга молодости, Регулуса Блэка.
Да, вполне естественно, что Северус призывает в свидетели и благодарит Мерлина, бранится именем Мордреда, это всего-навсего привычки, к тому же, принятые в магическом мире.
Но и завещанного Тобиасом Бога Неведомого он поминал всуе считанные разы.


Что до характера Северуса Тобиаса Снейпа, то он изначально, ещё в раннем отрочестве, сложился вполне английским. И по своим дурным, и по хорошим качествам Принц-полукровка – типичный представитель своего народа, хоть трижды маггловского. Как большинство англосаксов, он надменен и свободолюбив, упорно держится за свои права, в подавляющем множестве жизненных ситуаций полагается на истинно британский здравый смысл и весьма своеобразный юмор, бывает ворчливым, упрямым, он ограничен в симпатиях и пристрастиях. Этот англичанин до мозга костей также и трудолюбив, умерен, уважает неприкосновенность личной жизни, взглядов и намерений окружающих, если они не таят вреда лично для него. Ещё с обучения в Хогвартсе он говорил "да" другим при одном условии, –  что не говорит "нет" себе. Распределение на подозрительный в те годы Слизерин – кузницу кадров Лорда, по правдивым слухам, – принесло необходимость иметь гордость иметь своё собственное мнение. К шестому курсу, после инцидента с Мародёрами и "паршивой грязнокровкой" пришла первая жизненная мудрость не из уст наставника или из книг: держать сие мнение при себе. Долгие годы двойной жизни преподавателя, декана и шпиона, попавшего меж двух огней: кругом ненавистных Пожирателей и презирающим "грязного шпиона" Орденом Феникса… почти в полном составе, добавили немереное количество аргументированных, вразумительных причин для становления и, в итоге, расцвета главного личного качества Северуса. Конечно же, это непомерная гордыня, не путать с юношеской гордостью.
А ещё, в отличие от традиционного Джона Буля, алхимик, ни на йоту внешне не похожий на этот собирательный образ, оставался… непререкаемо и аб-со-лют-но не религиозным. На то он и маг со сложной, даже уникальной долей, в конце-то концов! И сам подскажет, чем он, вполне реальный, благородный волшебник, отличается от выдуманного для красочности древнего сюжета Фомы неверующего или, в просторечии, неверного.


… Однажды подвыпивший Снейп не то в шутку, не то всерьёз сказал в пол-уха слушающему Люпину, тоже в подходящей кондиции, почему-то запомнившему этот грустный каламбур о "полноценных" людских душах на всю жизнь:
– Друг мой, на самом деле, я атеист и осознаю весь широкий спектр проблем этой анти-веры в сверхъестественное, в некотором смысле, тоже религии, но религии отрицания, как твёрдого убеждения, никому не навязываемого. Будь любезен, ради ознакомления, выслушай пару моих тезисов.
Единственная проблема атеизма в том, что есть миллионы людей, которые должны гореть в Аду. А Ада нет.
Ну, и вторая посылка моего разума, заметь, сделанная в трезвом виде задолго до этого "Откровения от Северуса", – алхимик хитро подмигнул и недолго помолчал, ожидая реакции, но её не последовало.
– Единственная проблема всех религий в том, что существуют миллиарды людей, которые должны гореть в Аду, но…
У каждой религии свой особенный Ад. Представляешь, как мёртвые души мечутся и суетятся в поисках своего пристанища?
Оборотень до того был озадачен и поражён в самую пятку, что позабыл для приличия состроить задумчивую или, ради разнообразия, развеселившуюся мину.


Северус Снейп шестнадцать лет считал своей задачей, превратившейся в идею фикс, одно, так и оставшееся по инерции – изысканно сложную шахматную партию с великим обманщиком, томящимся в скитаниях вечных и на земле бескрылым, безликим Ангелом Смерти. А жизненное призвание, Великую Алхимию, он единожды, твёрдо и непоколебимо избрал под страшными пытками резвящихся соратников… бывшего учителя и старшего друга, бездушного Тёмного Лорда, так и не преклонив колени. Он ни разу не задумывался о том, что станет никем в этой единственной жизни, посему не стал, кем попало, как многие его сверстники.


Отвлеклись, может быть, заскучали? Нехорошо! Словами Гарри Поттера, вернёмся к нашим баранам, к подрастающему Севви, а не к закидонам взрослого Северуса Тобиаса Снейпа.


… Итак, наутро оба "смертных грешника" сияли, как сумасшедшие бриллианты и ничего не могли с этим поделать, исподволь переглядываясь и улыбаясь уголками рта, но Снейп-старший по обычаю вызвал к себе сначала сына приложиться к ручке, дозволяя ему выразить свои тёплые чувства к себе, любимому, на всех успешно осваиваемых языках. Взрослый Северус как нельзя лучше помнил невообразимо громадный страх себя, подростка, в ожидании, когда отец примет его. Он ведь успел отдаться самовнушению, что ночное сказочное, истинно волшебное наслаждение и упоение так и написано у него на лице, что истома отразилась и на его движениях, что отнюдь не благочестивый отче разглядит следы ранок на губах, но… всё прошло, как заведено, отстранённо и холодно.
Немного позже пред чёрны очи сэра Снейпа вызвали и гувернёра, чтоб по обыкновению узнать новости об очередных успехах наследника в науках и искусствах. Тобиас на редкость умело свёл неумеренную бледность перепуганного наследника к не прошедшей за ночь усталости после вчерашнего трудного урока фехтования с использованием юным господином тяжелейшего двуручного, родового, ныне, ритуального меча семейства Снейп. Отец Севви, в принципе, остался доволен этаким достижением худосочного отпрыска, что и требовалось "грешникам".


И в тот же день после ланча они опять обнимались, целуясь предосудительно и неистово, пока их пегасы со слепленными простеньким волшебством крыльями отдыхали от бешеного полёта наперегонки и с видимым удовольствием жевали пучки высокой, некошеной травы всё над той же пропастью во ржи.



                ***               



… Северус покинул необъяснимое забытье без малейшей крупицы опиума, заставшее его за подготовкой к курению этого наркотика для облегчения ставшей к концу дня невыносимой мигрени, в кресле около пресловутого изящного столика из курительной покойного отца. Пожалуй, наряду со шкатулкой опиума, полной сего ядовитого, зато действенного лекарства от всего и вся, старинным кальяном и столиком это было всё движимое имущество, забранное на память в маглес одиноким и бездетным "продолжателем славной фамилии" графов Снейп. Несколько позже мистер Грейнинг, нотариус, вывез из пограничного с Шотландией позабытого родового гнезда Винли, друга детства и слугу совсем маленького Севви.


Вовсе не странно, что саднящее содержание сновидения или дремотного воспоминания не повлекло за собой ни чувства одиночества, ни отверженности от всего мира, ни отвержения его самого, ни послевкусия привычного бесцветья не дней, а многих лет жизни, ни, что удивления достойно, желания удовлетворить себя на скорую руку. Северус и не успел поразиться вечернему сну, который не посещал его со времён работы в Школе, когда спалось урывками.
Всё легко объяснимо. Алхимик расслышал торопливый стук во входную дверь, про себя сорвал зло на глупеньком, всего боящемся Винли, не открывшим несносному юнцу, появившемуся так некстати, чтобы эльф не особо радовался, утешаясь прелестями дарованного природой мазохизма.
Снейп бросился сам исполнять непосредственные обязанности хозяина дома.


… – Я немного пьян, Северус, самую капельку, – признался Гарри в дверях, точь-в-точь, как накануне, в наброшенном на голову капюшоне мантии, вопросительно заглядывая в непроницаемые глаза, боясь, что его отправят домой или куда подальше.
– Заходи, – неожиданно спокойно кивнул Снейп, –  Что уж тут, "немного", "капельку", я-то вижу, что выпил от всей своей широкой, любвеобильной души, не иначе, как по важнейшему поводу.
Так, слушай и повинуйся, ты немедленно переоденешься в сухую одежду, поешь нормально и отправишься спать в гостевую, –  хозяин дома совершенно без эмоций, от щедрот своих предоставил оптимальный алгоритм действий.
– Лишь с тобой, Северус.


– "Противно, Северус Тобиас Снейп? Признайся, что, коль не ароматы гладиолусов, исходящие от Героя, ты бы поддался желанию своего alter ego, измученного нарзаном, происходящему не по вине несуществующего расстройства личности. Скорее всего, это не в меру громко заговорил твой тайный лирический персонаж из обморочного сна", –  заставил себя привычно мысленно сострить алхимик, но лучше ему не стало, напротив.
До того тоскливо и мрачно, что вспоминается очередная маггловская премудрость, как назло, растравляющая душевные раны. Но ведь это правдиво! В самом деле, "главным признаком благородства человека является то, что в компании других людей он получает мало удовольствия".** Ну, уж если не самым главным, то одним из основных.


… Освобождённый от прежнего, едва выносимого бремени двойного шпионажа алхимик упорно противился мыслям о женитьбе потому, что не хотел стать окончательно одиноким – он – читающий от скуки очередную бездарную статью из "Пророка", она – за бессмысленным, но традиционным рукоделием, дети, приведённые для утреннего или вечернего поцелуя в щёчку верными домашними эльфами-воспитателями и няньками.
Но всё это будет, яснее ясного, оно обязано воплотиться, дабы прямая линия рода не прервалась в наступившем тысячелетии, и в результате, это его, Северуса, приватные проблемы, не для обсуждения в любого рода обществе, ни с Ремом в том числе!


А Гарольду необходимо всего-то немножечко пригрозить без какого-либо намерения выполнять жёсткие обещания.
– Не нужно наступать на те же грабли, а то выгоню в ночь холодную из тёплой гостевой с протопленным камином.
Заметьте, мистер Поттер, что я дарую Вам право поспать на удобной постели, в специально отведённой комнате! – возвысил глас свой профессор, но всё зря, атака не удалась.
Гарри не внимал ему, а смотрел обожающими глазами, казалось, полными слёз восторга, как у… того, малолетнего Севви из сна.
– Вы, по крайности, понимаете, что это иной, наилучший вариант, нежели предложенный накануне попойки с лучшим другом, очевидно, сильно огорчившим Вас? Вспомните, что я не решался пустить неумеренно пронырливого гостя дальше столовой с её удобными, но не подходящими для покойного сна оттоманками и диваном!
Оцените же моё милосердие попросту по-человечески, – вдруг устало вздохнул он, но, увидев шальные от нахлынувшей радости, пьяные глаза Поттера, атаковал по новой, как в поединке на холодном оружии:
– Нет-нет, Винли не выпустит Вас из милостиво предоставленной мной по английской традиции помогать путникам и бездомным, гостевой комнаты. Будем считать Вас путником, ведь на звёздную роль бездомного здесь некому претендовать. Комната с прилегающими удобствами в Вашем распоряжении едва лишь на эту ночь, мистер Поттер.
Ты либо тихо и мирно спишь, как человек в подпитии, в отведённой тебе постели, либо после ужина… – Северус пригрозил Гарри пальцем, но…
– Мы будем целоваться, – нагло прервал половой Герой, ибо был изрядно навеселе и обременён всяко-разным.

__________________________________

* Парафраз отрывка текста композиции "Starless" группы King Crimson (1974-75). Перевод см. эпиграф № 2 к главе 12, кому надо.
** Артур Шопенгауэр (1788-1860). Цитата из его основного труда "Мир как воля и представление", 1819.




~***~


Глава 21. "Лучше меньше знать и больше любить, чем больше знать и не любить"


На сей раз высказывание, выбранное нами в качестве заглавия, принадлежит бесспорному авторитету, Дезидерию Эразму Роттердамскому, голландцу по имени Gerrit Gerritszoon (1469-1538).
То была крупнейшая фигура Северного Возрождения, "князь гуманистов" по признанию современников.

Его же слова избраны в качестве первого эпиграфа, предположим, относительно на долгое пользование (а там видно будет, планы-то у нас ого-го):

Эпиграф №1:

"Любовь – это всё, что у нас есть, единственный способ, которым мы можем помочь другому человеку"


Эпиграф № два:

"I have often told you stories
About the way,
I lived the life of a drifter
Waiting for the day.
When I'd take your hand and sing you songs
Then maybe you would say
Come, lay with me, love me
And I would surely stay…

… But I feel I'm growing older
And the songs that I have sung
Echo in the distance
Like the sound of a windmill goin'round
I guess I'll always be
A soldier of fortune"

Deep Purple, "Soldier of Fortune", 1974

"Я часто рассказывал тебе
О моих скитаниях, о жизни
В ожидании свободного от оков завтрашнего дня.
Коль держал я тебя за руку и пел песни,
Было бы мне сказано
Остаться и любить тебя,
Я бы, конечно, остался…

… Но я понимаю, что становлюсь всё старше,
И спетые мною песни 
Едва лишь создают эхо вдалеке,
Как беспрестанный шум ветряной мельницы.
Видно, быть мне всегда
Солдатом удачи"


Конец эпиграфа



Поттер чересчур долго сдерживался и терпел горе горькое, находясь рядом с каким-то не таким, теперь уже целиком и полностью непонятным, как бы подменённым Роном. Поэтому в желанном, дышащем теплом и предельным комфортом доме Северуса его сразу разморило и пробило на присущую со времён расцвета Золотого Трио открытость, о которой мечталось под мокрым снегом, ранним в Лондоне для конца ноября.
– Поцелуй меня, – наивно попросил он, не то с новой силой разболелась душа, куда загнана неестественно терзающая металлическая заноза, тоже необъяснимо, откуда взявшаяся.
Почти всё, сказанное Роном в процессе опустошения ими первой бутылки и после этого акта вандализма, стёрлось в единую, невообразимо грязную и почему-то разнузданную картинку.
Но основные факты из теперешней жизни будущих жертв так и отложились сами собой в страдающей недержанием памяти, наверняка, благодаря специально разработанному зелью Северуса.


– Ха! Вот эту пьяную физию, от которой несёт ужасным перегаром?
Хозяин-барин насмешливо скривился, всем видом давая знать, что обязан делать его поздний гость шаг за шагом. Всё, уже сказанное мерно и поучительно, по всей видимости, нуждается в кратком повторении на повышенных тонах, как это бывало в Школе и на уроках, и на ночных обходах при очередном нарушении Поттером её Устава.
Жаль, нет возможности снять ритуальные пятьдесят баллов с Гриффиндора, что обычно на время прочищало Избранному мозги. И да, правы те, кто считают, что люди не меняются, чертовски правы.
– Ну, пожалуйста, Сев, – продолжал настаивать не подозревающий подвоха, изнемогающий от мучительной боли Гарри.
– Или Вы сейчас же возьмёте себя в руки, мистер Поттер, или я выставляю Вас из своего дома без права возвращения! Может, мне по-быстрому уничтожить Вас ко всем чертям, которых нет?!
Угрожающий возглас профессора колоколом отозвался в хмельной, без того звенящей голове Гарри, и привёл его в чувство, заодно с успехом затмив душевные терзания.
– А как же наш совместный план по изничтожению тварей? – засуетился едва не отправленный по маловразумительному адресу Герой.
– Причём тут план? Когда у меня будет время и возможность заняться им, я Вам сообщу, послав птицу.
Вы же не собираетесь переселиться ко мне на то время, пока не разведётесь с супругой?
Гарри потупился и лицом стал, как аленький цветочек, ведь его раскусили. Собственно, этого он и хотел больше всего, не только до развода со склочной бабой, но и после оставаться здесь, в красивом, превосходно, со вкусом обставленном особняке, в маглесе, где его никто не знает, тем паче, наедине с Севом. Остаться навсегда, отдавшись всецело…
– У меня тут не постоялый двор, знаете ли, – алхимик вовремя дал ясно понять, что не бывать этому сбытию мечт Поттера.


– Какие новости? – завершив вступительную часть, начал живо расспрашивать Снейп именно то, ради чего он и допустил в свой дом в перепившего, жалкого, словом, фу-фу, какого презренного Героя.
Идёт Большая Игра со ставками на человеческие жизни, а этот Поттер не мычит, не телится. Так нельзя! Следует быть с парнем как можно строже, даже если он еле стоит на ногах. Как раз, на пьяного-то легче всего надавить и направить поток его несвязных, зато честных словоизлияний в нужное трезвому русло.
– Завтра в компании Рона встречаюсь с Терри Бутом в маглесе, в том же пабе.
Как говорится, кто платит деньги, тот и заказывает музыку, ну, вот и я заказал мистера Бута на внеочередную "встречу выпускников", – Гарри попытался важно подбочениться, но получилась убогая пародия на аллегорию Крутого Парня из американских комиксов.
– Так, замечательно, везучий Вы наш богатей, – протянул профессор, – А со вторым что? И мистер Волынски тоже меня интересует, странная какая-то, теневая фигура.
– Это с Захарией, что ли? Место встречи изменить нельзя, но время немножко сдвинуть запросто, – беззаботно напророчил Гарри, пытаясь стащить с себя промокшую мантию.
Они всё ещё стояли в необъятном холле, но Северус не удосужился позвать Винли для помощи гостю, наверное, из-за злости на них обоих.


– Да, ещё с первой нашей встречи в клинике хотел узнать, что случилось с цветом Ваших волос. Вы же были брюнетом, а после попытки отравления точно равномерно поседели, осветлившись на пару тонов, как серая лошадь в возрасте. Не стану говорить о не приличной для мужчины длине шевелюры, сами знаете, почему.
Не к месту и не ко времени попусту распространяться обо всём на свете, Вам пора присесть, – вроде бы сжалился Северус.
– Это яд так подействовал на волосы, – выдавил Поттер, соврав частично.
Рассказывать всю правду о причёске и том визажисте Джинни некстати. Как-нибудь потом… если захочет.
Алхимик задумчиво промолвил, не замечая титанических усилий визитёра скинуть тяжёлую от ледяной воды одежду:
– Что же это могло быть? Мышьяк, соли меди или фосфор в небольших количествах, если резать правду матку?.. 
О, наверное, заветам Борджиа верны, – его глаза лукаво и чуточку зловеще блеснули на краткий миг.
– Объясняю популярно, для избавления от насолившего чем-либо простолюдина –  к Вашему сведению, в мире волшебства это полукровки и магглорождённые, – в весёленькую эпоху Высокого Возрождения пользовались дешёвым мышьяком. К тому же, следует учесть, что и большинство волшебных ядов испокон веков составляется не из чего-то там фантастического, вроде крови трёхдневного некрещёного младенца и толчёных лапок летучей мыши, пойманной на кладбище в полнолуние. Это маггловские попытки и ухищрения подойти ближе к отгадке величайшего таинства в подлунном мире или подделать её, истинную магию, совершенно очевидно, бесполезные и вредоносные для них же, тамошних древних и средневековых колдуний и волхвов. По мнению подавляющего большинства магглов тех времён, либо чародеи продавали душу дьяволу, либо она в конечном итоге доставалась ему бесплатно, несмотря на "очищающее" пламя костра.
Нет, на самом деле всё куда прозаичнее: любого смертного может отправить на тот свет определённый, один и тот же набор простейших веществ и соединений. Плюс ко всему, в случае с обречёнными волшебниками зачастую применяются дополнительные, как правило, растительные вытяжки для бесследного уничтожения чуть более сложной и сильной, составной сущности жертвы-мага.
Впрочем, я подумаю об этом после, извините, не до рассуждений, мне говорить трудновато. Сегодня весь вечер голова ужасно болит после множества работ с зельями и статьёй, – Северус, вовсе не рисуясь, потёр виски, от долгого разговора и голода случился новый приступ мигрени.


– Последний вопрос: в клинике Вам давали обезболивающие средства?
– Да, и во множестве.
– Что это было? – ради пустого, в принципе, уточнения придирчиво спросил профессор.
– По-моему, опиум в совершенно безвредных дозах. Говорю это, как бы воспроизводя один из фрагментов моих снов, поймите меня правильно, сэр, я не смею утверждать с полной уверенностью.
Снейп с трудом поборол внутреннюю дрожь и болезненный удар в солнечное сплетение: так обычно выражалось предчувствие какой-то огромной, нелепой и, в то же время, непоправимой беды, как правило, чьей-то скорой смерти. Предвидение внезапной потери, до дурноты сладко пахнущее тленом. Неужели, связавшись с половым Героем, погибнет он сам, Северус? Как такое может произойти?..
Немедленно переключиться, безотлагательно, сей же час!


– Проходите, знакомьтесь! – Снейп широко обвёл рукой комнату с накрытым и изысканно сервированным столом, фалды его сюртука весело взметнулись, символично знаменуя очень важное начало чего-то, понятного только одежде, а не её носителю.
– Мистер Поттер, это столовая! Столовая, это мистер Поттер! 
Видимо, безболезненно подкалывать гостя до последнего вздоха обоих было в планах алхимика на сегодняшний весёлый денёк.
– Присаживайтесь и приступайте к еде чистыми руками. Сил на заклинание хватит, или сходите вымыть руки после грязных стаканов и приборов?
Хорошо, я сам, – Северус нетерпеливо взмахнул рукой, – Вот и всё. Как видите, мой маленький повар приготовил для ме… нас лёгкий ужин.
И я всё ещё жду информацию о третьем участнике допросов миссис Нотт, этой вежливой, разумной серой мышке,проигнорированной подельниками.


Немного спустя Гарри, от души промочивший пересохший рот и горящие внутренности свежим апельсиновым соком, разглагольствовал, всеми силами стараясь употреблять лишь литературную речь, не то многоликий Северус в порошок сотрёт и скажет, что так и было. Подбор слов происходил сначала сам по себе, но по мере рассказа и непреодолимой сонливости всё сложнее, поэтому говорил Герой, неумолимо тормозя и утихая.
… – Аврорат, не найдя яда ни в чае, ни в конфетах, попытался замять этот инцидент, по крайней мере, пресса помогала его руководству самым скупым освещением, по утверждению моего колдомедика. Да, а Рыжий-то сказал во время ланча, что дело официально закрыто, уволено только двое Авроров. Ни слова о Волынски я так и не услышал.


Северус знал всё это если не досконально, за исключением невнятной судьбы Волынски, то в общих чертах, из многоценных утренних мгновений чтения глубинных залежей мыслей мистера Поттера. Ему оставалось просто-напросто сделать верные выводы, и никакое капризное зелье или с трудом продвигающаяся работа над научной статьёй, ни разыгравшаяся в итоге мигрень, не могли помешать ему в новом занятии, ну, может, и увлечении.
Вопреки словам об обременительности вести разговор, озаботившийся таким странным раскладом, Северус ударился в рассуждения, не забывая по чуть-чуть вкушать всевозможные деликатесы, на которые Гарри было тошно смотреть по вине птички перепила.
– Безусловно, следствие по делу о попытке Вашего отравления закрыто неспроста, иначе и быть не может. А Вас это вполне устраивает? Как-то неожиданно для храброго и смелого гриффиндорца. Разве Вы не выросли из подросткового безрассудного альтруизма, по-моему, приписываемого недорослям даром? Утром мне так не показалось, позвольте помянуть Ваши до крайности эгоистичные пожелания новых телесных ощущений в противовес здравому смыслу. Не верится, что в Вас взыграл юношеский максимализм, ибо я имею дело со взрослым человеком.
Вспомнили? Отлично, оставим это и перейдём непосредственно от любопытствующей лирики к точной физике, минуя шаткую физиологию.
Вы же известная на весь магический мир героическая персона, так пользуйтесь своими привилегиями, добивайтесь всеми возможными способами, через уважаемые газеты, путём давления на Министерство, да на тот же Аврорат, логичного завершения судебного разбирательства. Нужно найти и наказать Вашего настоящего отравителя, скорее всего, отравительницу.
Ну, как же Вы не поймёте, если не закончить процесс по-настоящему, по всем правилам, Ваша жизнь останется в потенциальной опасности? – перегнувшись через край стола, прошипел Северус.
– Ничто и никто боле мне не угрожает, –  как-то слишком резко сказал Гарри и пустился в объяснения, неспроста показавшиеся профессору детским лепетом:
– Мне всё равно, что показало бы новое расследование, я знаю, это порча Джинни. Она со Школы была сильна в порчах. И прилипчивая, настырная ведьма достаточно долго, по её подсчётам, любила меня, чтобы попытаться извести.


Северусу очень хотелось задать нескромные, на его взгляд, раз дело касалось чужого имущества, но нужные для выяснения первопричины проблемы вопросы: а составлялись ли брачные договоры с толково расписанными долями супругов? Есть ли завещание?
Ибо все люди, в особенности, избалованные дамочки, вполне способны потерять голову… или самое душу посредством поцелуя Дементора, коли речь заходит о материальном достатке и благополучии. Сын-наследник отсутствует, заурядной девочки этот половой Герой ухитрился не зачать ни одной из своих многочисленных женщин, верно, исходя из собственных тайных побуждений. Правда, сколько женщин было на самом деле, алхимика занимало мало, если не сказать: совсем. Не в цифрах дело. Из всех логичных умозаключений следовало, что вторая, до сих пор официальная супруга могла попытаться отравить незадачливого муженька ради тех же баснословных сокровищ и бесценных артефактов рода Поттеров в Гринготтсе…


А в остальном, налицо один из архетипов Юнга*: имеются два классических персонажа раннесредневековой фабулы, неизвестной Герою, но, тем не менее, прообраз изначально заложен в области коллективного бессознательного. Злая жена и добродетельный муж, хорошо, условно такой, на сей раз, подвергающийся травле в буквальном смысле из-за несоответствия характеров ли, взглядов на жизнь, да чего угодно. И знать это "что угодно" алхимику абсолютно не угодно, ибо посмотрите же вокруг, всё это ложь и выдумка, а устраивать внеочередной сеанс Легиллименции по согласованию с Героем ни к чему, да и хлопотно, учитывая далеко не лучшее состояние обоих.


Но тут Снейп уловил последние, до того занятные слова полусонного бормотания Поттера, что его собственное мысленное дознание тотчас прервалось, а в скором времени забылось. Может ли быть, что всему виною жесточайшая мигрень или длительное забытье неизвестной этиологии?.. Пожалуй, нет, исходя из реалий наступающей ночи.


… – Впрочем, не обращайте внимания, профессор Снейп, сэр, –  Гарри уже лопотал под нос, – Как бы то ни было, это отрывки моего бреда, на который Вы не обратили ни малейшего внимания, наоборот, едко осмеяли меня вчера, и правильно сделали.
– А можно ещё раз кратко воспроизвести самое запомнившееся из того "бреда", наиболее чётко отложившееся в подкорке? – задумчиво выдал алхимик, пристроивший подбородок на сцепленные пальцы – так меньше чувствовалась всепроникающая беспросветная мигрень, отчаянно не желающая прекратить свои издевательства над бедной головушкой.
– О, да, разумеется, это полёт без палочки и каких-либо заклинаний, либо чар, я полностью уверен в этом, несмотря на всю кажущуюся несуразность. Я видел Ваш силуэт со спины, и уверен, что уважаемый профессор и большой знаток всего и вся умышленно не применял Водоотталкивающих Чар.
Гарри заметно приободрился и обрадовался тому, что его, наконец, внимательно слушают. Он поспешил остановиться на самом захватывающем месте, чтобы растянуть время захватывающего интереса к собственной персоне:
– Если говорить прямо, Вы летали, невысоко, недолго, однако факт остаётся фактом.
И Северус будто бы возродился к жизни, волевым усилием заставляя больной мозг работать, купившись на неоспоримые данные.
– Я действительно умею взмывать на несколько ярдов над землёй, и откуда бы Вам знать об этом, мистер Поттер, как не из "бреда"? Я помню наш вчерашний… нескладный вечер, и упоминание моих полётов. Мало того, я воздал должное некрасивой привычке подслушивать и подсматривать прямо перед Вашей встречей с мистером Уизли. Но на текущий момент меня влечёт иное.
Не расскажете ли поподробнее, что ещё Вам тогда виделось во снах, что повторялось с завидным постоянством? За это я Вас великодушно прощу и отпущу отдыхать, это будет сполна заслужено.


Известный и уважаемый профессор, публиковавшийся под псевдонимом, ярый оппонент мистера Уоррингтона, временно забыв о непобедимом враге своём – мигрени, как и накануне, пока не осознавая этого, возжелал проверить свои гипотезы в научной области. Ведь шанс самый что ни на есть подходящий, столь редко выпадающий, не то ко всем выкладкам приходишь через всевозможные нестойкие теории, или черпая из своего богатого опыта и наблюдений, последние факты не разглашается, иначе и быть не может. А бывший пациент практикующего целителя душ, целителя неординарного и боевитого, об эту пору в самом нужном расположении духа, чтобы рассказать только правду, и ничего, кроме правды.


Поманив пряником и не показав кнута, Северус позволил себе расслабиться, вольготно откинуться на спинку стула, и приготовился слушать.
Но пьяный Гарри как клевал носом над нетронутыми рёбрышками ягнёнка какое-то время назад, так и превратился обратно в сонное и вялое создание. Ему разом расхотелось спать в пустой постели, "… на собственной канапе", попахивающем казёнщиной, пусть, сегодня, а завтра будет завтра.
Зато, не откладывая в долгий ящик, оказаться на коленях Сева, прижаться, обнять его крепко-крепко и получить долгожданную ласку, это воздаяние за все долгие муки уходящего дня…
О, как раз это вновь, так нежданно-негаданно стало пределом мечтаний.

И Поттер решился попытать счастья.
Он применил вчерашнюю интуитивную тактику, обошёл насторожившегося Северуса сзади, развёл врозь пышную копну волос и едва ощутимо прикоснулся губами к заметно поджившей ране на шее.
Тот глубоко вздохнул.
– Тебе не больно? Нравится?..
Молчание было красноречивее всех слов на свете…


… Это кому как, конечно. Профессор терпел и крепился, чтобы не отругать наглеца всеми доступными выражениями, с минуты на минуту мог бы сорваться и проклясть, но немного погодя волей-неволей ощутил приятную негу и тепло в теле, обычное начало сексуального возбуждения.
Главное, впервые за много лет, оно возникло не из-за рукоблудия самого Северуса Тобиаса Снейпа, не во сне, а наяву, от чужого легчайшего поцелуя и трогательного, тихого, заботливого голоса. Удивительно, но злостная мигрень прошла, улетучилась восвояси, а ведь её не берут никакие лекарственные зелья.
От мистера Поттера исходил обольстительный, поразительно волнующий аромат того, что учёные магглы называют эндорфинами, природным наркотиком, в каком-то роде подобным опиуму, облегчающему даже муки тяжелобольных, по традиции используемому в волшебном мире вместо морфия и его производных.


Профессор не раз испытывал нечто сходное по ощущениям: чувство парения, высокого полёта без крыльев и волшебства, неограниченной свободы, бескрайних горизонтов, но не от заурядного прилива крови к паху, а в моменты творчества, успеха в той или иной сфере, вне всякого сомнения, чаще всего связанной с Великой Алхимией. В любом случае, всё это тоже повышает уровень эндорфина в организме.
Учёные маггловской цивилизации то красиво именуют его "гормоном любви", то отрицают наличие подобного гормона эйфории, это же магглы, они вечно в противоречиях и прениях. А вот в мире волшебства и магии и не подозревают о каких-либо гормонах вообще, наука здесь погрязла в настоящей, не выдуманной "Гримпенской трясине". И нет нужды Северусу Снейпу метать бисер перед свиньями – не поймут-с, облают, псы шелудивые. 
В чудом прояснившейся голове учёного мелькали, разом превратившиеся в обузу, обрывки мыслей о феромонах, как аттрактивах, а тело всё назойливее желало своего, острый, здравый мозг отказывался привычно анализировать происходящее, раскладывая по полочкам, а затем синтезировать, даруя новые искромётные идеи.


Алхимик с превеликим трудом одёрнул себя и – вот, наконец, настал тот час…  внеочередной, незваный момент истины! – полновесно уяснил, что накануне была точно такая же ситуация, причём, её инициатором выступил он сам, к стыду и позору. Однако, хуже всего, что и сегодня он один, Северус Снейп, ни в коей мере не Гарри Поттер наступил на те же грабли, или почти на те.
Да, легко откреститься, что это лихие деньки виноваты, но то будет ещё одной маленькой ложью в океане существующей лжи. Следует учитывать коренным образом изменившиеся обстоятельства со вчерашнего бесцветного, заурядного дня, началась его личная увлекательная игра, правда, в кого или во что, временно без разницы.


А все эти вопросы секса по определению не должны волновать профессора Алхимии в присутствии хоть бы одного-единственного наблюдателя, включая Винли. Так повелось с той приснопамятной ночи впервые почти по-взрослому наедине с Тобиасом, так было и с ней в продуваемом всеми ветрами, разваливающемся доме Блэков на Гриммо.
С тех пор удовлетворение естественного желания здорового организма происходило, и будет производиться в строжайшем уединении, в тишине, и… с иным человеком в воображении.
Но этот мужчина реален, стоит открыть глаза, и он прямо здесь и сейчас, что грозит непоправимой бедой!
Только бы с честью выпутаться из тупиковой ситуации, только бы выйти сухим из воды!
 

… – Скажи, откуда она у тебя? – щекотно прошептал на ухо Гарри.
Северус встрепенулся, распахнул плотно зажмуренные глаза, принуждая себя не торопиться, а переключиться, вернуть здравомыслие, если уж появилась счастливая возможность, расстегнул пуговицы на манжетах сюртука и рубашки, закатав рукава по локти. На предплечьях и левом запястье были такие же страшные, багровые, вздувшиеся рубцы, как на шее.
– Это всё котёл… – он небрежно махнул израненной рукой.
– У тебя останутся шрамы, Сев.
– Мне уже говорили, а я полностью уверен, что ни следа не останется. Прорвался я и не через такое.
– Кто говорил?
– А это уже совершенно неважно, и… отойдите от меня, мистер Поттер. У Вас изо рта пахнет.
Гарри не послушался, пускай, и перестал прикасаться к алхимику. Северус строго-настрого запретил себе расслабляться морально, пока этот сексуально помешанный юнец либо не отправится спать по-хорошему, либо не уберётся к себе домой с частично стёртой памятью…


– Но ты такой гениальный зельевар, я уверен. Откуда они по правде, кто посмел изранить тебя?
– О, мистер Поттер, я настолько "гениальный зельевар", что ухитрился взорвать медный котёл не хуже мистера Лонгботтома. И, знаете ли, гениальность может оказаться лишь мимолётным шансом. Одна работа и воля должны дать ей жизнь и принести славу.
Впрочем, величайшему писателю тысячелетия подобные глубокомысленные изречения недоступны, да и к чему они в бесконечных книгах о своих величайших Подвигах? – цепляясь к мелочам, держался на плаву алхимик.
Но безнадёжно запущенный интеллектуально половой Герой уже перешёл к рукам Снейпа, поднёс кисти к губам и…
– Увы, это не эрогенная зона у мужчин, мистер Поттер, – усмехнулся профессор, –  Да и женщинам целуют ручки ни на кнат не ради того, чтобы возбудить их и затащить в постель. Что, Вам и это неизвестно? – с блеском закончив, он "изумлённо" приподнял бровь.


Северус перестал поражаться туманному, скрытому источнику небывалого терпения. Если честно, куда значительнее беспокоила излишняя доля собственной страстной жажды вполне определённого характера, по мнению сурового волшебника, безобразно развратной.
– Ах, вот оно как, хорошо, отныне буду знать, Сев.
Гарри положил руки Северусу на грудь, постепенно спускаясь ниже волнообразными, мягкими и упругими движениями, обласкав всё его тело, но через двадцать три слоя одёжек, и все с застёжками.
Зато он почувствовал его, возбуждение Сева, желанный человек стал податливым, как воск, сильным и хрупким одновременно, а в голове Гарри вспыхнула идея расстегнуть все пуговички, мешающие обласкать милое сердцу тело. Нерасторжимо приникнуть, а после взять и освободить Сева от надоедливых одежд, мешающих предаться, несомненно, истинной любви, когда люди обнажены, его же словами.
Но плавная муть горючей смеси вожделения с опьянением заполонила Гарри с головой, и он перестал мечтать, решившись действовать, ибо уже не видел ничего, кроме выпуклости на шоссах, этих "брюках-дудочках", которую жизненно необходимо сию секунду чувствительно погладить, достать из тесной ткани, взять в руку, и…
Да-да, опять это надоевшее "и…", ибо.


Ибо тут-то Поттер и запутался в мелких пуговицах, а Снейп воспользовался его неудачей, резко встал со стула и злобно отчеканил, не сдерживая давно копившийся гнев, переплавляя в него избыток страсти, о, нет, всего-то похоти:
– Хватит с меня на сегодня, мистер Поттер. Ах, жаль мне Вас, да не на того напали!
– Но я хотел это сделать, Северус, и тебе бы понравилось, – не сдавался Герой.
Северус демонстративно развёл больше не пляшущие полы сюртука, кажется, заснувшие волшебным сном, и Гарри с изумлением не обнаружил ни следа эрекции у железного человека.
– Сядьте на место, мистер Поттер, и обратите внимание на щедро предложенное угощение. Вы обязаны съесть хотя бы пару крошек. Сколько можно повторять, что это в Ваших же интересах?


К вящему удовольствию Северуса Гарри подчинился, сел и уткнулся в тарелку с остывшим кушаньем.
– "Что за самообладание, какая воля у мага с сердцем из стали!" – с восхищением подумал Поттер, тут же закручинившись:
– "Как мне завоевать такое нечеловеческое сердце? Он же ведь хотел, ну, нужна ж была ему разрядка! Я всё-всё почувствовал. А разве то, что я попытался предложить, чрезвычайно низко для него?..
Что делать? Ограничиться одними поцелуями? Но я изо всех сил стремлюсь подарить ему их столько, сколько сам всего-навсего мечтаю получить. А он ни грана ласки не желает.
Почему? Из-за грёбанной чистоты крови его рода и подобного протухшего и провонявшего старья, которому место на свалке истории?
… Может, он сегодня просто устал? Потому и испарилось его желание так скоро.
Да, что-то смутно припоминаю о головной боли…
Нет! Никакая мигрень не помешала ему устроить мне сперва фирменный разнос, а после профессиональный допрос! Враньё, типично слизеринское наглое враньё!"


Но Гарри не желал долго кипятиться, возмечтал он сам получить порцию поцелуев и куда большего, да так безудержно, что заёрзал на стуле.
– "Блин, не могу терпеть, во всех местах чешется, как хочется, чтобы он хорошенько потрогал мой стоячий конец!
Что же мне, снова-здорово всё самому? Когда это прекратится? Я уже не подросток, мастер онанизма.Сев сам сказал, что я взрослый человек, так какого Мордреда драного он не обращается со мной подобающе!?".


– Мистер Поттер, Вы должны поесть чуть-чуть и свести алкогольную интоксикацию к возможному при приложении небольших усилий минимуму, – напевно, тягуче повторял в это время Северус, чтобы избежать не принятой или неприятной паузы.


– "Я очень хочу. Вообще-то, чего?" – раздумывал он, для вида копаясь ножом и вилкой в каком-то блюде, – "Э-э-э… естественно, для начала, сказать ему, чтобы не думал так громко и пошло, но не могу себя заставить, будто мне по нраву его убогий мыслительный процесс, будто мне несколько жаль его, хочется снизойти отчасти, сказать пару ласковых.
Нет уж, увольте от театральных трагикомических сцен, будет правильнее, дешёвого балагана.
Признаться ему в улавливании глубоко порочного нечестивого вектора мыслей не так неаккуратно, как откровенно глупо и никому не нужно".


Северус надолго застыл с приборами, точно выточенное непомерно смелым, в определённой степени, одарённым резчиком беломраморное изваяние, и раз-другой Гарри поднимал на него глаза, но так ничего и не понял, что вполне понятно. Он-то не чувствует ни мысленного потока, ни вектора оного, ай, хорошо, нет лишних забот, и дело в шляпе.


– "Что мне сказать ему? Что "некий Тобиас" сразу же, как я поступил в Хогвартс, отучил меня непотребно выражаться, как все вокруг? Да сколько я себя помню, мои родители испытывали определённую неприязнь к некоторым словцам домашних эльфов, справедливо полагая, что это допустимо единственно в среде необразованных рабов.
Что, если бы ни я, ни этот "некий Тобиас" не чувствовали постоянно разинутую пасть бездонной пропасти во ржи, то жизнь моя была бы куда короче, зато стократ… насыщеннее и счастливее.
Что я только и жалел об этой страшной пропасти, как ныне и присно сокрушаюсь об утраченном времени, о недостойном страхе, который испытывал я один, не желая подвергать свой род позору, а себя казни, в то время как "некий Тобиас" был готов на всё, но считал себя не вправе настаивать?
Признаться в собственной излишней осмотрительности и боязливости, если не трусости? В том, к чему это привело в итоге?" – в наступившем тяжёлом и густом молчании горевал и тосковал алхимик со скорбной гримасой, но дошёл до финального и, на первый взгляд, логичного заключения. А на все остальные – время покажет.
– "Мне – мне! – разгласить величайшую тайну Северуса Снейпа, что он любит, и будет любить всегда не покойную мать Поттера, не злосчастную Дору, но "некоего Тобиаса", замученного по моей частичной вине? Что я извращённо жестоко отомстил родному отцу и в тот же день попался на крючок? Да разве такое возможно в принципе?!"


– Мистер Поттер, долго мне ещё ждать реакции на моё пожелание? – разрезало маслянистую тишину, как ножом.
– Простите, сэр, но нет, я не могу больше говорить о том, что вызывает в Вас такую бурю скрытых эмоций, – смело отказал Гарри, да невпопад.
Он заново задумался о тех неизменно счастливых и одухотворённых, романтических снах или "бреде", по выражению как Сева, так и целителя душ, типа, они спелись, невольно сопоставляя их с невзыскательной реальностью, где не то ляпнешь – тебе от ворот поворот.
– На нет и суда нет, я ни на какие "преференции" не напрашиваюсь, – Северус холодно и нарочито непонятно отразил нечаянно нанесённый удар по гордыне, не уловив смены хода мыслей умолкшего собеседника.
Он громко и тяжко перевёл дух, встретившись на мгновение взглядом с заинтригованным, озадаченным гостем, натолкнувшим его на мысль из мыслей, и торопливо отвёл глаза, отставив тарелку в знак окончания поздней трапезы.
– "Но наипаче важное состоит в том, что я никак не могу предать вечную верность Тобиасу ради какого-то Поттера, да хоть кого.
Прожить до самой смерти и с трижды нелюбимой законной супругой, зачиная ей детей и зарабатывая на жизнь семейству, зато к старости окружить себя благодарными внуками, малыми, резвящимися черноглазыми правнуками, и по-настоящему полюбить… другого мужчину – абсолютно разные вещи".
– Мистер Поттер, пора, – решительно скомандовал Снейп, помимо воли улыбнувшись этой наивно-пасторальной картинке своей благопристойной, долженствующей, обязательно будущей жизни. Гарри вскинулся, – Вы давненько засыпаете за столом.
Хозяин вызвал Винли, приказал ему проводить успешно проигнорированного полового Героя в гостевую комнату, да переодеть в чистую пижаму.
 

На беду, профессор позаботился лично взглянуть, как устроился Герой… своего бывшего мира в его доме немилом доме, но его крепости, как не крути. Гарри уже отключился в пропахшей табачным дымом, парами дурного спиртного и потом одежде, свернувшись калачиком.
Снейпа тотчас замутило от того, как ему было хорошо и свободно за столом с этой блудливой, неотёсанной свиньёй, никаким не милым птенцом-переростком. Правду сказать, дошло до высоконравственного и придирчивого профессора изрядно задним числом, но ничего порочащего честь и совесть нашей эпохи не произошло.
И нечего сваливать столь резкие перемены настроения на трудный характер. По большому счёту, любой характер является неотъемлемой частью самого взрослого человека, а отношение к кому-либо, вероятнее всего, зависит от поведения того или иного знакомца.
Кто бы сомневался, что теперь-то Хозяин передумает насчёт указания Винли, распорядившись обойтись расстёгиванием пресловутого жилета мастера Гарри Поттера, да скидыванием промокших ботинок.


… – Тобиас, – выдохнул в полном смятении Северус в коридоре, – Так чудовищно невыносимо мне не было с… того случая, когда мне негде было черпать поддержку.
Сейчас его, не выпившего за день ни капли алкоголя, не иначе как не держали ноги. Он не сумел добраться до своих комнат, в полнейшем опустошении всех сил, и физических, и духовных, привалился к стене около лаборатории и на пределе слышимости нервно, отрывисто заговорил, на вид, ни к кому не обращаясь:
– Я остаюсь в доме один, и меня поглощает, накрывая с головой, самое худшее одиночество – когда человеку неуютно с самим собой. Меня окружают безликие тени убитых не по собственной воле, мне страшно так, словно я того и гляди умру мучительнейшей из всех смертью, но и этого мало, сгину в небытии, зная, что это и абсурдное малодушие. Я впервые пустил игру с Вестником Смертью на самотёк, и он готов сделать мне шах и мат. С другой стороны, на что мне такая жизнь?
Мне необходим твой совет, Тобиас. Я чувствую, что надо быть предельно честным и откровенным, как минимум, наедине с тобой. Иначе я утону в грязевых потоках созданной мной лжи. Этот сель может погрести меня.


– Успокойся, покури опиума и увидишь меня вновь, где всегда, – прозвучал слышный исключительно ему прекраснейший голос во Вселенной. 


Нет, профессор Снейп, сэр, не болел шизофренией, слыша голос единственного своего возлюбленного. Он прекрасно знал по опытным данным, проведя немало экспериментов над собственной персоной, что до дозы опиума этот голос принадлежит одному его воображению, а не запугивающим, навязчивым "чужакам", не поддающимся самостоятельному изгнанию без ломающих рассудок медикаментов. Насчёт состояния после приёма наркотика, он был… практически уверен в истинности своих встреч с милым призраком, да, не до конца убеждён. Право, не мог же он вести чёткое наблюдение за самим собой и в одурманенном виде. Да вообще, когда призрак Тобиаса рядом, не до науки, искать ответы на насущные вопросы и обретать сверх-ценные советы – это по-настоящему важно, как и смиренно любоваться бесплотным, недоступным и близким единовременно, неизменно молодым созданием.


… Алхимик с новыми силами, питаемый твёрдой надеждой на наилучший исход, принялся готовиться к встрече на высшем уровне. Он заглянул в лабораторию, где налил из большого фиала с притёртой крышкой розовой воды, хранящейся специально для таких случаев. Затем он накрепко закрылся заклинаниями в спальне, наложил самые сильные, тёмные Звукопоглощающие Чары, принял расслабляющую ванну с травами, тщательно промыл волосы и, не вытираясь, пошёл к кровати, уже подготовленной Винли. Северус поставил подушки так, чтобы удобно полулежать на ней, уселся на край кресла за курительным столиком, достав из заветной шкатулки наркотик, взял крупинку, поджёг её и торопливо затянулся ароматизированным дымом.
Он едва успел обустроиться на постели, как опиум начал действовать.


… Время потекло по иным законам, так медленно, что секунды казались вечностью. Милый призрак появился после нескольких таких вечных секунд. Как всегда, Тобиас был полностью одет, и нагота крепкого жилистого тела Снейпа дисгармонировала с его торжественной мантией.
Призрак присел на краешек кровати и тихо промолвил:
– Вижу, тебе холодно, ты весь дрожишь. Позволь согреть тебя.
Он неторопливо избавился от мантии, надетой на голое тело, как было положено у чистокровных магов-мужчин ещё во времена детства Северуса, и лёг рядом, накрыв обоих царапающей тело парчой, расшитой ритуальными символами Королевской Свадьбы: переплетёнными львами и единорогами.


Алхимик краем глаза отметил это важное для него обстоятельство, но умолчал о странном одеянии наставника, несведущего в Великой Алхимии. Быть может, это простое случайное совпадение или же попытка Тобиаса приободрить своего былого воспитанника, не больше. Тобиас никоим образом не мог особенно увлечься этой наукой, этим мировоззрением и уложениями жизни, занимаясь исключительно незаконными, подпольными сделками с продавцами рогов единорогов, кожи представителей русалочьего народа и крови драконов, словом, всем запрещённым к свободному обороту в магической Британии, но непреклонно требуемым сэром Снейпом под угрозой немедленного увольнения без расчёта.


– Тобиас, родной, я не живу, а изнываю без тебя, – живой человек тоже произнёс каноничное приветствие и сразу перешёл к делу:
– Я боюсь, очень боюсь за нас с тобой, точнее, за себя. В мой дом неожиданно ворвался человек из плоти и крови, не ущербный оборотень. И я ещё не знаю, что со мной, но мнится, я хочу впустить его в свою жизнь, по меньшей мере, на несколько месяцев забыть магию стихов старинного рондо и раскрасить измучившее бесцветье дня. На этом мои беды далеко не заканчиваются, напротив, это вершки, иначе бы я не побеспокоил тебя.
Мы с ним очень разные во всём. Он всего-то полукровка, моложе меня, считай, ровно вдвое, я был его учителем, уже сложно, да? Но и это не финал.
Я рассказывал тебе, как в Школе был вынужден опекать и спасать одного невыносимого  мальчишку, Избранного, и я справился. Я обманул его по-настоящему всего-то один раз, во имя общего блага, мерзко солгал, дабы вдохновить его на воплощение треклятого  Пророчества. И это мне тоже удалось, каким-то образом он убил Тома. Это баснословно везучий "Мальчик, Который Выжил, Умер", и снова живёт, дери его…
А я навсегда покинул мир магической Британии по собственным убеждениям. Покончив с врагами-Пожирателями, я обеспеченно, размеренно и всё болезненнее, тоскливее, безысходнее существую в маглесе. У меня нет возможности скромно посетить родовой замок и отдать дань уважения праху предков, разыскать твою могилу, я же самовольно исчез, пропал без вести, нет двойного шпиона, Мастера Зелий, etc. Нет никакого Северуса Тобиаса Снейпа в… их мире, был да вышел весь. Ты всё это знаешь, но я вынужден повториться, вскоре будет понятно, почему.
Он был дважды женат, и по сей день не холостяк, он с лёгкостью меняет любовниц. Он общепризнанный Герой, победитель Волдеморта, центр внимания магической Британии, но при этом существо недалёкое, простецкое в действиях и грубоватое, с червоточинкой в мыслях, очень избалованное. Он совершенно, ни чёрта маггловского, не смыслит в однополой любви, но при этом выглядит и ведёт себя, как истеричная, испорченная женщина, более того, порою, как несмышлёное дитя. Того и гляди, "малютка" захочет "на ручки к папочке", – Северус злорадно усмехнулся, но обоим было не до смеха.


Он тактично взял паузу, дав милому призраку время на осознание, мягко говоря, смело аргументированного вступления, и продолжил, дождавшись одобряющего кивка опустившего очи долу, какого-то отрешённого от суеты сует Тобиаса:
– Теперь же корешки. Выслушай всю эту загадочную, иррациональную историю, Тобиас, умоляю. По горячему желанию моего единственного друга, обречённого вервольфа, я в очередной раз спас этому их Герою жизнь, так вышло, что я не смог вовремя осознать всю опасность затеи и отказать. В двух словах, мудрейший сглупил.
Его Величество Одиночество, в сущности, невыносимо, я смертельно устал ехидно скалить зубы и криво улыбаться, сжав челюсти. "Я человек, ничто человеческое…", пойми, один-единственный знакомый, приятель, собутыльник, просто живое существо, должен быть у каждого, иначе… никому не выдержать гнёт бытия. Есть всего одно настоящее страдание для любого смертного – быть одиноким.
Всё, не стану об оборотне, Мерлин его призови поскорее, чтобы так называемый друг не печалился впустую. Мне его исцелить не под силу. Фенрир, укусивший смиренного верного волка, куда-то исчез. Я разыскивал Сивого маньяка настойчиво, упорно, но…
Тобиас, извини за очередное отступление, я ни разу не раскрывался перед тобой с этой стороны.
Итак, об… их Герое, моей новой головной боли.


– Волей случая излечившегося юнца угораздило прийти ко мне, я прочитал его мысли, он не закрывался и впрямь имеет ко мне чувства, но его убогое восприятие любви, как звериной случки, в пылу гадкой, подлинно греховной распущенности, его несдержанность, некоторая доля агрессивности, – всё это отпугивает меня.
Да и я поддался слабости, не пойму, что толкнуло меня на утешение. Может, странное присутствие во сне… вместо тебя, Единственного моего во веки веков, возможно, искренняя скорбь по подруге, настоящей Женщине в его толковании.
Так и кажется, что он имеет некую неопределённую, не научную связь со мной, страшно сказать, толику этой власти надо мной. Я не желаю таких отношений, мне они не по нраву. Командовать и распоряжаться мной?
– Ну, уж нет! Я отказываюсь играть в такие игры! – Северус воскликнул до того яростно, что его глаза вспыхнули серебристыми молниями во тьме спальни с плотно занавешенными окнами.


Чудилось, здесь, в тёмной холодной комнате, полностью изолированной от внешнего мира, как заклинаниями, так и тяжёлыми шторами, словно в склепе, проводится некий чёрный ритуал, преисполненный беспредельной злости и каких-то ещё, пока неясных отрицательных эмоций, не будем уж о чёрной мессе, это исконно маггловский удел. Что здесь кипит невидимый громадный котёл с одним из тех смертоносных ядов, отправляющих на тот свет любого смертного.
Кто же избран на этот раз?..

_____________________________

* Карл Юнг, Carl Gustav Jung(1875 – 1961) – тот ещё швейцарский психиатр, философ, нацист, антисемит, мистик и русофоб. Основоположник распространённой в современной Европе аналитической психологии, развивший теорию коллективного бессознательного и архетипов, как образов общечеловеческой символики. Юнгианство распространено в Европе.




~***~



Глава 22. "Почём опиум для солдата удачи?"


NB: Это одна из ключевых, многое решающих глав долгого, не очень-то счастливого повествования, местами по колено, местами можно нахлебаться мутной водички. Просим вашего внимания, дражайшие читатели, умеющие хорошо плавать!

Эпиграф № 1:


"Said the straight man
To the late man
Where have you been?
I've been here and
I've there and
I've been in between.

I talk to the wind
My words are all carried away
I talk to the wind
The wind does not hear
The wind cannot hear…

… You don't possess me
Don't impress me
Just upset my mind
Cant' instruct me
Or conduct me
Just use up my time"

King Crimson, "I talk to the Wind", 1969

"Спросил живой труп мертвеца:
– Где же ты был?
– Был я и тут,
Был и там,
Побывал посредине.

Говорю я с ветром,
Но уносит мои слова прочь.
Я говорю с ветром,
Но он не слышит меня.
Ему не дано услышать.
 
… Тебе не завладеть мной,
Не впечатлить меня.
Лишь зря потревожишь мой дух.
Тебе не учить меня,
Не распоряжаться мной.
Всё это только пустая трата времени"

Эпиграф №2:
 
"… This world is spinning around me
This world is spinning without me…
… This world is spinning around me
The whole world keeps spinning around me
All life is future to past
Every breath leaves me one less to my last
Pull me under Pull me under
Pull me under I'm not afraid
All that I feel is honor and spite
All I can do is to set it right
Dust fills my eyes
Clouds roll by and I roll with them
Centuries cry
Orders fly and I fall again
This world is spinning inside me
The whole world is spinning inside of me…
… Living my life too much in the sun
Only until your will is done
'O that this too, too sallied flesh would melt'"

Dream Theater, "Pull me under", 1992

"Подлунный мир оборачивается вокруг меня,
Нет, сей мир крутится и без меня…
… Этот мир вращается вокруг меня,
Целый мир всё кружится и кружится вокруг меня.
Настоящее делает будущее прошлым,
С каждым вздохом остаётся меньше до последнего.
Верни меня назад, притяни меня обратно,
Увлеки меня за собой, я не боюсь.
Всё, что я чувствую – это ярость и честь,
Всё, что можно сделать – направить их в нужное русло.
Пыль ослепляет,
Облака вихрятся и я вместе с ними. 
Века рыдают,
Отданы приказы, и я падаю вновь.
Этот мир кружится уже внутри меня,
Целый мир кружится внутри меня…
… Я чересчур долго живу под солнцем,
Но лишь до тех пор, пока не исполнится воля твоя.
"О, если б эта слишком, слишком твёрдая плоть растаяла, растопилась и обратилась в росу!"

Примечание: последняя строфа приводится целиком и согласно наиболее правильному, первоначальному варианту Шекспира (издание фолио 1623 г.). Таким образом, ясно, что текст песни напрямую связан всё с тем же, вечным "Гамлетом", а конкретно, со сценой, где впервые мысли о мести заменяются идеей исчезнуть самому, убив себя.
 
Эпиграф №3:

""… L’Humanit; bavarde, ivre de son g;nie,
Et, folle maintenant comme elle ;tait jadis,
Criant ; Dieu, dans sa furibonde agonie:
"; mon semblable, ; mon ma;tre, je te maudis!"
Et les moins sots, hardis amants de la D;mence,
Fuyant le grand troupeau parqu; par le Destin,
Et se r;fugiant dans l’opium immense !
– Tel est du globe entier l’;ternel bulletin."

Amer savoir, celui qu'on tire du voyage!
Le monde, monotone et petit, aujourd'hui,
Hier, demain, toujours, nous fait voir notre image:
Une oasis d'horreur dans un d;sert d'ennui!"

Charles Baudelaire, "Le Voyage", 1857-61


""… Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя:
– Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе! –
 
И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучной жизни день
И в опия моря нырнувших без раздумья, –
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!"

Бесплодна и горька наука дальних странствий.
Сегодня, как вчера, до гробовой доски –
Все наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски".

Шарль Бодлер, "Плаванье", перевод М. И. Цветаевой
 

Конец эпиграфа



… Но ничего страшного или непоправимого не произошло.
– Достаточно, Севви, ты горячишься, как всегда, и повышаешь голос на старшего, наставника, предположим, на своего единственно любимого, твоими устами, вечно, – бесцветно и пусто оборвал Тобиас.
Он явственно вздохнул, словно нуждался в глотке кислорода для призрачных, неживых лёгких.


Зато сразу же Тобиас заговорил веско и чётко, в своеобразной, неподражаемой манере профессора Снейпа, сэра, читающего лекцию выпускникам Хогвартса.
Северус не переставал изумляться многогранности сегодняшнего наставника, совершенно не такого, как прежде во время их встреч, но додумать мысль не мог, ведь Тобиас всегда говорит важные вещи, к нему необходимо прислушаться.
– Ты рассказывал об этом мужчине, подчёркивая разницу между вами, отрекаясь от него, как от всего своего ненавистного прошлого. Ты с каким-то потайным умыслом приписываешь этому магу негативно окрашенные, отчасти женоподобные, частью ребяческие черты?
Думаю, если это делается не нарочно, ты отдаёшь себе полный отчёт в том, что этот молодой сирота ищет душевного и сердечного спокойствия, тепла домашнего очага, который он не сумел создать сам, уюта, и да, главное, твоего общества. Ищет, как может и умеет. Так и ты не отказывай в том, что не стоит тебе ровным счётом ничего, и совсем необязательно сводить платонические чувства к сексу. Что до духовной близости…
Не выйдет с ним, у тебя всегда есть я.
– Всегда ли?
– Без всякого сомнения, и если опиума по какой-либо причине больше не будет, то в том или ином образе, облике, форме, теле…
– О, нет! Не подавай мне ложные надежды, я не верю в метемпсихоз!
Ну… не обижайся моей вспыльчивости.
– А тут я и уловил предельно чётко, что ты предумышленно повествовал в таком ключе, дабы я не покинул тебя. Успокойся на этот счёт, ибо наши души связаны воедино кем-то, или чем-то, не знающим милосердия и жалости, заставляющим страдать от вечной незавершённости нашей любви.
Невозможно потерять тех, кого любишь по-настоящему, да и не нами сказано, что за пределами боли и удовольствия лежит блаженство. Замечательный, своеобычный индусский мыслитель* высказал множество куда более впечатляющих и оригинальных идей.
Да-с, в своё время зачитывался я работой с его откровениями, у меня имелся достойный, понимающий собеседник, умеющий слушать, но не станем о нём, тебе это придётся не по нраву, несчастный мой убийца, – Тобиас мирно, и всё-таки натянуто улыбнулся, но Северус и не вздумал насторожиться.
Мало ли кто мог быть этим самым неведомым собеседником едва ли не взрослого, совершеннолетнего наставника, когда его воспитанник был так мал, в начале их знакомства, что не мог поддержать умную беседу? Убийца? Да, Северус Снейп убил многих, и он, и Тобиас с его слов знает об этом.
Судя по привычной с детства интонации, призрак продолжил воспроизводить по памяти слова очередного шри** махараджи, которых, как известно, в великой Индии пруд пруди.
– Ваше тело ограничено во времени, но не вы. Время и пространство существуют только в уме. Вы не связаны. Если вы согласитесь быть ведомым изнутри, своим естеством, натурой, то жизнь станет захватывающим путешествием в неизвестное.
Вы никогда не узнаете, кто вы, потому что любое открытие открывает новые горизонты для исследования. Неизведанное не имеет границ.


Северусу стало невмоготу выслушивать обычно приятные разуму, подпитывающие его беспрестанную работу, да ещё и неизвестные доселе философствования.
В который раз за двое суток на душе тяжесть и тянущая жилы, беспримерно сильная, опустошающая боль в груди, хоть бейся в исступлении головой о стену, а толку-то?..


Тобиас заприметил своими, особыми методами изменение душевного состояния прежнего воспитанника и наскоро обдумывал план его спасения от ужасной пропасти, опасной, где никогда не почувствуешь дна. Севви опустил руки по непонятным причинам и стал думать, что в привычном окружении он ничего для себя найти не сможет. Жизнь опротивела ему, а умереть время не пришло, как известно ему одному, Тобиасу. Надо приложить все возможные и свыше того меры, чтобы предостеречь от бесконечного падения в его личную заново разверзнувшуюся пропасть во ржи. "Его милому мальчику" ни в коем случае нельзя погружаться в опасные пучины пессимизма и мизантропии, к которым он стал сильно предрасположен с возрастом.


– Севви, ты выглядишь, как глубоко разочарованный, увы, уже разочаровавшийся во всём человек. А сказано, что нельзя доверять таким, ибо они бессильны.
Ты, что же это, правда, перестал бороться, забросил обдумывание ежедневного хитрого шахматного хода в твоей уникально сложной и запутанной партии?
Северус попросту пропустил эти фразы мимо ушей до поры, до времени, ибо гораздо сильнее его сей же момент заинтересовал самый роковой вопрос. И это вполне логично объяснимо неумеренно плотным и насыщенным потоком индуистской, с рождения чуждой европейцу и всегда недопонятой мудрости, не так ли?


– Скажи мне, Тобиас, что… там на самом деле? – зачарованно выдохнул живой мертвец.


– Ты же знаешь с моих прижизненных слов, у Бога нет религии. Если хочешь красиво передать божественную природу в экуменическом уразумении, вспомни стихи Рабиндраната Тагора.
И Северус в тот же миг, как по волшебству высочайшего порядка, с мастерством продекламировал всплывшие из глубин памяти, превосходные, простые и трогательные строки:
– Я попросил дерево: расскажи мне о Боге.
  И оно зацвело.
Мертвец с нескрываемым удовольствием принялся импровизировать на скользкую тему, делая вид, что раскрывает таинства мироздания живому человеку из плоти и крови, застывшему в ожидании откровений.


При всём том Тобиас был и тут, побывал посредине, но не был там. Ни в каком из Аидов, Елисейских полей, Адов, Раев, ни в блаженном Посмертии, нигде. Пребывал он в мире беспокойных, не находящих себе места духов с призрачными телами, духов, погруженных в заботу о своих любимых или близких, оставшихся в подлунном мире. Отчего так случилось с Тобиасом? Ответ лежит на поверхности: не подумав, не рассудив, перед смертью он изо всех сил измученного тела и едва удерживающейся в нём души, последней волей разума воззвал из бездны, пожелав сопровождать своего Севви до конца его дней или пока тот не предпримет попытку даровать ему, Тобиасу, проводника на подлинный "тот свет". Туда, где полное успокоение и забвение всего и вся. Скажем прямо, решение было не из лучших, но кто бы мог полноценно взвешивать и отмерять под многократным Crucio? Разве это подвластно кому-нибудь, к примеру, не столь чувствительному Северусу Тобиасу Снейпу? Нет, и ему подобная пытка оказалась бы не под силу… если б не мудрый совет вовремя призванной неспокойной души Тобиаса.


Разумеется, Северус ничего этого не знал, поэтому привычно отдался во власть любимого голоса и мудрых речей, ласкающих честолюбие и питающих ненасытную гордыню:
– Ты вырос человеком духовным, в частности, презирая лицемерие любых религий, по сути, культы древних божков с теми или иными обрядовыми жертвоприношениями, дабы умилостивить и выпросить очередное преходящее желание или нужду. Но ты способен разделить и понять чувства искренне верующих, Севви. Я твёрдо знаю это, судя по нашим нередким беседам… в последние годы.
Но всегда, в сложной ситуации, на распутье, делай поправку на то, что слово "бог" обозначает как племенного вождя, так и "абсолютное ничто". Считаю, для любого Homo Sapiens этого знания более чем достаточно, чтобы правильно жить и научиться любить такого же человека, живого, мой Севви.
Справедливости ради следует отметить, что все люди живут по-настоящему исключительно в памяти потомков, посему и ты позаботься о продлении своего рода, –  доверительно, как всегда вскользь упомянул Тобиас.


Северус помнил, что у наставника были старшие братья, иначе никакая чистокровная семья, окажись она в полнейшей нищете, не отдала бы единственного наследника в услужение.


Поэтому он поспешил оставить данную тему, с давних пор оставляемую "на десерт", продолжая дальнейшие расспросы de natura deorum* в духе обсуждения одноимённого трактата Цицерона.
Северус решил зайти с тыла:
– Но… я не могу понять, раз ты уже давным-давно по ту сторону добра и зла, всего мирского, бренного, отчего же так легко, прости за выражение, наплевав на прежнее отрицание любого рода наркотиков, тебя можно воплотить? По первому желанию я вижусь с тобой, говорю, зачастую, получаю необходимый совет, с тех пор, как я покинул проклятую Школу с её невообразимо сложной сетью заклинаний, мешавших мне, державших, как муху в паутине…
– Стремись, чтобы цветок расцвёл в тишине, которая следует за грозой: не раньше, –  на первый взгляд невежливо перебил призрак, а на все остальные – абсолютно разумно, иначе пришлось бы полностью раскрыться перед подошедшим к наиважнейшему вопросу опекаемым магом, что пока не входило в планы.


Снейп не выказал неприязни по поводу такого поведения наставника. Да, порой он бывает непоследовательным, но это не принципиально. И сам Северус допускает подобные перескакивания с одной темы на другую, неоднократно в общении с Ремусом, да и сегодняшний ужин с Поттером тому ещё одно доказательство.
На то он и живой разговор, а не рукописная или печатная буква.
– Иными словами, торопись жить, пока не поздно, а сюда каждый попадёт в своё время.
Когда ты умер, то сам этого не понимаешь, тяжело другим.
Тобиас вздохнул и сказал наиболее туманно и загадочно, тихо, не акцентируя на этом внимание бывшего воспитанника:
– Пробьёт и твой час, узнаешь всё, мне больше нечего рассказывать, считай, мой не упокоенный дух обитает в Мире Немёртвых, и никак не может уйти в Посмертие. Я специально использую терминологию, привычную для нас, магов, с пелёнок. Поэтому-то меня так легко призвать и увидеть, как любое существо из плоти.
Вернись мысленно ко дню отцеубийства, ко мне в той комнате… – начал было призрак отвлекающий манёвр, но получил жёсткий отпор и непредвиденную отдачу.
– Мне дела нет до того дня и тех происшествий, – отрезал Северус и тотчас истово взмолился:
– Тобиас, я люблю по-настоящему только тебя и страстно желаю. Лишь ты моя вечная, священная, единственная любовь навсегда!
Я хочу этого, сей же час, возлюбленный, возьми не… его, но меня всего, всецело владей и распоряжайся мной, – выдохнул он самое сокровенное желание множества одиноких лет, и замер.
Тобиас тоже не мог шевельнуться: фактически теми же словами тот Севви из его незабвенного сна, не дававшего покоя ни при жизни, ни после неё, выражал свою жажду принадлежать ему целиком и полностью. Но уже поздно во всех смыслах, не лежать им в сочных, сладких, шёлковых травах на лугу некошеном, над пропастью во ржи. Да и пропасти, как они называли тёмную лощину с кучкой деревьев на берегу речки, там уже нет, она насытилась сполна. Именно в ней истлел до костей труп "безымянного, безродного" замученного наймита, брезгливо выброшенный в наспех вырытую яму, как подохшая собака. Северус не знает место упокоения тела, да оно и не нужно Тобиасу. Ибо что за забота живому духу до тела?
Призраку осталось только что яростно отбиваться, переходя в контрнаступление:
– О, да, знаю, как ты любишь меня, я это ощущаю всем своим естеством призрака, поверь, есть и такое, но я не могу, категорически не желаю выполнить твоё нечестивое желание. Сколько раз можно повторять о греховности сношений с представителями своего пола? Как долго мне ещё внушать тебе необходимость скорейшего обзаведения законным наследником? Доколе?..
– Ты говоришь это, чтобы отклонить мой зов и лишить последней надежды. Зачем это тебе, Тобиас?!
Нет уж, если я живой человек, а ты всего-то призрак, то я… заставлю тебя совершить то, о чём униженно умолял, элементарно покурю ещё. За всей этой наукой и религией я и забыл о необходимости поддерживать нас обоих в должном состоянии.


Северус вскочил с кровати, схватил ещё крупинку опиума и затянулся, потом ещё и ещё, мучительно жадно, по-видимому, боясь чего-то невыразимо ужасного и непоправимого. Тотчас он погрузился с головой в море радуг самых психоделических расцветок, где вместо Солнца была Люси в небе с алмазами, а звёздами – огранённые несоизмеримо Великим Мастером бриллианты, сиявшие, как сумасшедшие…
– А как же твоё нерушимое кредо о ненасилии, ни намёке на принуждение, мой солдат удачи? – раздалось, как эхо вдалеке, созданное неумолчным шумом сотен ветряков.


Но Северус ничего не слышал, будучи очарованным увиденным. Как повелось, он ушёл в мир яркий, разноцветный и кислотный до рези в глазах, неистово кружащийся вокруг него одного, и спустя необъятность времени в голове снова зазвучал голос, разъедающий воспалённый мозг изнутри, неумолимо впрыскивающий дозы яда одну за другой, мешающий наслаждаться волшебными картинами:
– Ты по сей миг жаждешь совокупления с бесплотным призраком, мертвецом, когда от тебя без ума живой человек, да и ты крепко привязался к нему, я всё понял, по крайности, из твоей омерзительной лжи. Во имя чего на этот раз?
О, я знаю, из страха остаться одному, ни с чем, и меня потерять, и любовь земную не обрести, не так ли? Хочешь усидеть на двух стульях?
Севви, ты же не извращенец, так отпусти меня немедленно, или ты и впрямь предпочитаешь стать некрофилом?! Ты трус, трус, трус!
– Никто не посмеет назвать меня трусом безнаказанно! Это касается и тебя, Тобиас, "наставник"! Вот за "труса" я стану удерживать тебя столько времени, сколько понадобится мне одному, живому, сильному и полному страсти к тебе. Ты либо сделаешь то, на чём я настаиваю, либо терпеть придётся тебе!
И вообще, то ты яростно проповедуешь необходимость и святость института брака, то благословляешь, нет, заставляешь обратить внимание на мужчину. Ты так же делал и живым, водил меня за нос. И что это за двойные стандарты? – возмущался Северус, пока его в очередной раз не прервали.


– Хорошо, – неожиданно спокойно произнёс призрак, – Переведём разговор в иное русло. Говори то, ради чего, в самом деле, призвал меня, ради чего куришь эту живую смерть, образно говоря, её воплощение, особенно для тебя, ибо опиум так часто и в таких дозировках – смерть ума и прямой путь к безумию.
Я весь внимание.


Смена тональности и направления беседы не заставила себя ждать, несмотря на остерегающие воззвания к извечно здравому смыслу опекаемого воспитанника. Он проигнорировал их и вновь… до поры.
– Знаешь, а мне просто надоело задаваться глупейшим вопросом, неведомо кому или чему обращённым. Прикажешь упасть на колени, молитвенно заломить руки и закричать дурным голосом в густую синь небес: зачем?! За что?!
Северус с трудом отдышался после крика души, но пересилил себя, заговорив уже куда спокойнее:
– В конце концов, я не маггл,** живший на переломе эпох, вопросивший весь цивилизованный западный мир, дескать, "Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?"** Идея в том, что все эти насущнейшие вопросы как были, так и остались без разумных ответов.
Те, кто верит в бога, уже получили ответы на все большие вопросы. Но для тех из нас, кто не может принять формулу божества, эти ответы вовсе не высечены на скрижалях. Мы приспосабливаемся к новым условиям и открытиям. Любовь не нуждается в указаниях или вере. Мы сами себе боги, то есть, и адвокаты, и прокуроры, и палачи. Вот такое странное триединство каждого истинно разумного человека, а не очередного маггловского божка.
–  А не к тебе ли можно применить строки Марциала:***
"Что богов нет нигде, что пусто небо,
Вечно Сегий твердит. И прав он, ибо
Отрицая всё это, стал богатым".
– Ха! В точку! –  попробовал развеяться Северус, но долг призывал продолжать отстаивать свою точку зрения относительно таинства своего земного бытия:
– Да, порой мне бывает невыносимо скучно, но и у этого чувства есть светлая сторона.
То-то и оно, что скучающие люди нередко ищут возможность сделать доброе дело, поскольку привычные развлечения им надоели и не привносят ни радости, ни йоты смысла в жизнь.
 

А в наступившей тишине можно было расслышать тихий плач. То ли в доме, то ли снаружи, в сквере, кто-то невидимый проливал такие же незримые, горькие слёзы.


Северус упорно помотал головой, вернувшись в свою, и только свою, неповторимую реальность, вслушиваясь в вечно любимый голос бывшего наставника:
– Туше, тогда непосредственно к теме.
Никогда не стоит сожалеть, что тебя могут одолеть страсти, иначе в скором времени начнёшь плакаться о том, что ты вообще человек. Ни одно желание не даётся нам отдельно от силы на его осуществление.
– Глупо повторять то, что я знаю с юных лет, у меня замечательная память, и ты это знаешь.
– Тогда специально для тебя пара фраз о счастье. Зорко одно сердце. Глазами самого главного не увидеть. Скажешь, банальности? Пройдёмся немного дальше в выбранном направлении.
Счастье внутри нас! – так горячо воскликнул призрак, что подозрительно сильно опалил дыханием заинтригованного, но не показывающего вида, Северуса.
– Люди, живущие в одно время в одной стране, одном городе, на одной улице и даже в одном доме счастливы по-разному, через призму их мировосприятия.
Кто-то ищет оправдания, почему он несчастен, а кто-то видит причины, по которым несчастным он никак не может быть. Всё в отношении! Не спорьте с великими. Они правы.
– Какими ещё великими?
– Без сомнений, стоит говорить о великих с твоим верным другом и собутыльником. По крайней мере, он начитан и вполне способен поддержать интересный разговор, в отличие от иных твоих посетителей.
Я прав?
И ещё, этот твой друг-оборотень из полукровной семьи, значит, по какой-то причине отмежевался от всяческих упоминаний о маггловской религии, но это для вида, он не раз бывал в детстве в тамошних культовых сооружениях, слушал проповеди, наверняка, конфирмовался и причащался пару раз. Поинтересуйся всем этим, мне кажется, что данный разговор в привычной для него, дружеской обстановке не будет выглядеть допросом. А тебе должно быть интересно и приятно отвлечься, лишний раз блеснуть перед ним своей эрудицией: познаниями в Библии, ритуалах, обычаях, тебе чуждых. Как ты на это смотришь?
–  Откуда тебе всё… это?..
Да, думаю, да, ты прав во всём, –  задумчиво протянул Снейп, внезапно предпочтя не углубляться.
Вместо несвоевременных размышлений о всезнании Тобиаса он принудил себя радостно возвестить:
– А давай-ка, я спою старинную английскую песенку, порадуемся, пока можем.
И правда, он тихонечко напел на весёлый мотив:
– … Youth must have some dalliance,
If gude or yll some pastaunce,
Companye me thynketh them best,
All thouts and fansyes to dygest. 
For ydleness,
Ys chef mastres
Of vyces all:
Than who can say,
But myrth and play
Ys best of all?
Тобиас всего-то вежливо, суховато улыбнулся, пока Северус заканчивал Балладу Короля. **** Призрак не преминул спросить:
– Севви, а ведь эта песня тоже маггловская. Отчего тебе можно всё, а мне практически ничего и после гибели? Ты делаешь недовольное лицо, когда я цитирую маггловских мыслителей, но сам с упоением отбиваешься и атакуешь тем же способом: ссылкой на иных магглов. Почему так?
– К примеру, потому, что эта баллада была одной из любимейших песен моих благородных предков, под неё не раз танцевали на празднествах, так говорится в семейных хрониках, Жаль, о твоих прародителях мне по существу ничего неизвестно.
– Зато я не понаслышке много знаю о твоём отце. Представь себе, я имел честь быть с ним коротко знаком, провести множество интереснейших бесед. Это он был моим ранее упомянутым превосходным, умным собеседником и внимательным слушателем.
Редкие знакомые, близкая родня считали его полным тёмных тайн, в некотором роде, одержимым идеей о смерти.
Согласись, что в смерти есть что-то успокаивающее. Мысль о том, что завтра тебя может не стать, позволяет ценить жизнь сегодня – какой бы она ни была.
Но если твой отец и любил задумываться обо всём этом, то потому, что ценил жизнь дороже, чем многие. Ему было комфортно быть самим собой. Он вполне оправданно считал, зачастую не скрываясь от меня, что его жизнь так же интересна, как научная работа.
– И ты можешь спокойно поминать добрым словом не отравившего тебя без затей, а зверски замучившего? – откровенно изумился Северус.
Но призрак продолжил плавный, неторопливый, какой-то обволакивающий разум сладкой патокой рассказ о достоинствах своего покойного убийцы.
– Так, в своём роде, он был неординарной личностью. Ты пошёл в него и склонностью рассуждать, выражаясь высоким штилем, раскладывая всё на свете по условным параметрам и критериям, и в том, что сформировался, как личность, не столько под воздействием сих красочных рассуждений, сколько в результате своего труда. Ты превосходно усвоил, что без него любой, самый яркий талант, является на мгновение ослепляющим фейерверком, бесследно сгорающим.
Мне искренне жаль, что вы не успели узнать друг друга по-настоящему, тогда твоя жизнь не была искалечена, и душа осталась бы целостной, да многое было бы совсем иначе, нормально, с житейской точки зрения, мой милый Севви.


Означенный маг предпочёл весьма разумно и своевременно свернуть столь неприятную тему, не вдаваясь в пустые прения на тему: а что было бы, если бы власть на Земле захватили бездушные роботы? Прямо говоря, Северус давно разучился серьёзно воспринимать сослагательное наклонение, и избегал его в речи.
– Ну да ладно, вечер никому не нужных воспоминаний торжественно объявляется закрытым, пока он плавно не перетёк в ночь песен и танцев. Не имеешь ничего против?
– О, естественно, никаких возражений.
Севви, а ты можешь, как искусный рисовальщик и любитель графики, разрешить дилемму мэм Скитер? Прости за грубое слово, однако, во имя сохранения авторских прав, какой-никакой, но дамы, – торжествующе сказал Тобиас, прямо-таки в излюбленной манере давно повзрослевшего, ехидного собеседника, но никак не своей обычной, – Сволочь Северус Снейп или святой? Задачка вполне в твоей излюбленной цветовой гамме, так не откажи, прошу тебя.
– А как же наследственность папочки, в которого я пошёл? – как эхо, отозвался оскорбившийся Северус, – Я имею в виду склонность к полифонии, многоцветности в искусствах любого рода. Так много на свете категорий, рамок и прочих милейших пустяков, по которым при всём желании, будь оно у меня, невозможно рассортировать и систематизировать любую мало-мальски значимую человеческую персону.
Мы же не станем тратить моё личное драгоценное время на пустословие о всевластии денег хоть трижды в волшебном, да вот беда, современном мире? Конечно, её отвратительная книжка имела успех, а как иначе существует пресса что здесь, что там?
– Твоё слово остаётся для меня законом, – откровенно печально промолвил Тобиас.


И опять затянувшаяся пауза, показавшаяся истомившемуся живому человеку вечностью из-за непрекращающегося, какого-то невероятно безысходного плача. Вера в монстра под кроватью потеряна в раннем детстве, чуть позже не оказалось скелетов в шкафу. Так кто же горько плачет по ночам в тихом, благопристойном до скуки районе Лондона большого?..
 

"Что вверху, то и внизу", парафразируя знаменитого Гермеса Трижды Величайшего, что снаружи, то и внутри нас… порою, в особо ответственные моменты. Потому и Северус не выдержал тревожно сжавшей грудь темноты, пустоты и нелепого страха, гневно повысив голос:
– Я уже не раз имел шанс убедиться в твоей относительной, но реальности, Тобиас!
Так и будем говорить о делах насущных, "я так хочу, я так велю, и пусть доводом моим будет воля!"
– Ох, Севви, ты меня уморишь, право слово, – невесело рассмеялся призрачный наставник, – А если бы я не воспринимал благородной латыни, что тогда? А то, что твой блестящий вызов пропал бы даром. Ты и не заметил, что высказался латинским афоризмом, но на чём же ты столь пламенно настаиваешь?
Снейп привычно нахмурился и отодвинулся на самый краешек кровати, словом, запахло жареным.
 

… В действительности же, например, в этой уникальной реальности, бесплотным призракам людские страсти безразличны или почти не имеют значения, поэтому в спальне прозвучал обезоруживающе умиротворяющий голос:
– Успокойся, прошу. Ты ведь понимаешь, безумен тот, кто, не умея управлять собой, хочет управлять другими. Неужели ты позабыл, что сам себя простить не можешь? Как же ты можешь обвинять кого-то, живого или мёртвого, удачливый мой грешник? Реши, наконец, прощаешь ты себя или нет.
Профессор зло усмехнулся:
– А я задам тебе встречный риторический вопрос: может ли полюбить кого-либо тот, кто сам себя не любит? Случаем, по ту сторону не просвещают на эту тему?


Да, живому человеку безмерно хотелось прервать чересчур много знающего, излишне непредсказуемого в эту ночь призрака, он пошёл на прямое оскорбление, но всё напрасно.
Наставник не обиделся на язвительную грубость "своего милого мальчика". Что делать, если мальчик давно вырос и приобрёл немало дурных поведенческих привычек? Только терпеть, так как лишь от его воли и своеволия зависит наличие желания предоставить своего проводника в Царство Мёртвых.
– Всё просто, как ты любишь говорить. Я не человек, Севви, даже по твоей избранной терминологии, основанной на таинствах Великого Делания.
Тут уж Северус не выдержал и вздрогнул всем телом, ибо наставник и не думал брать в руки сакральные трактаты по алхимии. Призрак всё шептал язвящие не хуже заточенного металла слова, так и режущие скальпелем по живому сердцу:
– Твоё воображение развито настолько, что и не одурманенное опиумом, оно способно творить чудеса плотские, жизненные, настоящие. Ныне же тебя полюбил человек, мужчина, у которого от твоей близости кипит кровь в венах, у него сильное, отлично сложенное тело. Он имеет всё, необходимое для реальной любви.


– Нет, Тобиас! Этот необразованный, примитивный юнец не знает, что такое любовь, он просто-напросто желает разнообразить интимную жизнь, используя меня, как вещь, тряпку, которую он выбросит через полгода, всячески измарав! – в итоге Северус, недолго думая, сорвался на крик:
– Мне надоела роль половой тряпки, о которую всем, кому ни лень, позволено вытирать ноги, вещицы! Кто, как не я, может понять, что такое считаться бездушной тварью, когда она, душа, есть и исстрадалась?!
И, в конце концов, он не чистая девица, нимало не честная вдова, на которой ты не раз советовал мне жениться. И да! Мне надоел твой откровенно алогичный бред!


Северус вскочил с постели и искоса взглянул на фигуру, съёжившуюся под мантией. В его взгляде моментально пронеслась откровенная неприязнь, тут же сменившаяся озлоблением, нет, ненавистью. Казалось, он прямо здесь и сейчас повторит непростительное злодеяние покойного отца, выкрикивая исступлённо: "Crucio! Crucio! Crucio!"
 

… Но к чему мучить до смерти и без того уже мёртвого? Это же сущая глупость, пускай, в состоянии наркотического опьянения. Да и доза давненько верно подобрана не для удовлетворения вспышек гнева, но ради получения очередной порции изысканного удовольствия от разговора по душам с милым, хоть трижды призрачным наставником. Разве, что выкурено чуть-чуть больше…
 

Однако на этот раз всё пошло другим путём. Увы, но гнев ускоряет в людях и желание обладания.


Северус в запальчивости, ослеплённый опиумом и жаждой какой-то ненормальной, искажённой яви, откинув прочь мантию, крепко обхватил Тобиаса и, не помня себя, начал его яростно ласкать. Он улёгся сзади, запустил руки в отлично осязаемые, самые прекрасные волосы во Вселенной, вылизал аккуратные ушные раковины, на грани боли прикусывая мочки, и стал жадно зацеловывать шею, плечи и спину Тобиаса. Распалённый обидой и страстью, Северус спустился руками ниже по покорному телу, с силой сжимая ягодицы, пропустил руки под живот и пах, почувствовав, что Тобиас не возбуждён, несмотря на все усилия. Снейп перевернул безвольное, обессилевшее и содрогающееся в невидимых и неслышных рыданиях унижения тело, убедился воочию в своём предположении и в изумлении отпрянул, севшим голосом выдавив:
– Значит… все мои попытки напрасны? Ты не хочешь меня, точно дразнишь, как всё долгое, несчастное, взрослое прозябание без тебя, мало того, когда был жив? Тобиас, но как же так?..


– Я подробно рассказал тебе всё, что считал нужным для нас обоих. Я уже ответил тебе благословением, но в тот раз ты ничего не захотел понять, образчик бренного тела, – тоже неожиданно хрипло отозвался призрак, – Потому я и предложил, скажем, очную ставку по твоему желанию, и всё.
Тобиас отодвинулся подальше от едва не совершившего надругательство над ним, обезумевшего от наркотика воспитанника и принялся обвинять, но не в этом прегрешении, а по существу дела, собственно, из-за которого и был приглашён:
–  И вот, что я понял по недоговорённости, пресловутому шпионскому мастерству в общении даже со мной, бесплотным, безобидным духом…
Ты не заурядный лжец, но столь великий мастер в этом низменном ремесле, что сам не можешь отличить правды ото лжи при всём желании, появись оно у тебя. Ты окружил себя ложью, пропитал ей всю жизнь, но к чему этот океан лжи, ты, созидатель новой жизни, уже не можешь понять или вспомнить. Ты привык делать основной упор лишь на крайне разумный, холодный расчёт, логику. И как тебе удаётся успешно заниматься мистическими таинствами Алхимии? Тебе прямо-таки не с кем осуществить главный ритуал Великого Делания, или это всего-навсего кажется?
Недаром сказано, что с одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион!
– Может, хватит цитировать этого русского господина? – не на шутку рассердился Снейп, – Уж я-то за все свои преступления по сей день расплачиваюсь. Безусловно, я не тварь дрожащая, но и права не имею, как всякий порядочный смертный.
Функция же здравой мысли заключается в том, чтобы всегда быть занятой чем-либо.
Интеллект – это страсть. Несомненно, Декарт извлекал из жизни больше радостей, чем Казанова.
– О, да, но Бернард Шоу имел в виду единственно гениев, отнюдь не талантливых, специфичных  индивидуумов, таких, как ты.
Северус стиснул зубы и промолчал в знак согласия, обескураженный запоздалым осознанием припадка унизительной и унижающей животной похоти, своей душевной нечистоты, тем временем, Тобиас преспокойно закончил злую тираду:
– Между тем, большинство хочет, чтобы ум был постоянно занят чем угодно, ради невозможности увидеть себя такими, каковы мы есть на самом деле. Мы боимся оказаться пустыми, боимся взглянуть в лицо нашим страхам.
Видишь ли, ты всю сознательную жизнь правдами и неправдами продлеваешь шахматную партию с Ангелом Смерти, гордо считая себя храбрецом, более того, с началом новой жизни ты благородно перестал играть чужими судьбами.
– А ты скажешь, я веду себя недостойно, обманывая безликого обманщика? – неохотно парировал Северус, но Тобиас не отставал.
– Не побоялся бы ты увидеть истинное лицо милосердного, бескрылого Вестника Смерти?


Живой и рта не раскрыл. А что тут можно сказать, если все люди нереально страшатся как раз этого зрелища, по большому счёту? Вдруг под нелепо размалёванной маской прячется не оскаленный череп с пустыми глазницами, а нечто не иллюзорно вгоняющее в смертельный ужас, в самом деле, убийственное? Невыносимо трудно вести длительную, заведомо проигрышную игру с пугающим, неотвратимым финалом… почти любой ценой отвоёвывая сутки за сутками. А уж когда перестаёшь ставить на кон чужие жизни, приходится куда сложнее – своя-то одна-единственная.


Призрак с лёгкостью поставил бывшего воспитанника на место, но не остановился на этом:
– Вспомни-ка, однажды ты чуть не сдался, не прекратил партию по собственной воле и желанию. А что же Смерть? Ничего не произошло, ровным счётом. Она вновь сама пощадила тебя, и вскоре ты опять развлекал скучающего бескрылого Ангела мастерскими ходами на шахматной доске жизни.


Только теперь, увидев осунувшееся и побледневшее от дурной реминисценции лицо былого воспитанника, призрак снизошёл до утешения:
– Нет-нет, я совершенно не намереваюсь обсуждать твои личные жизненные принципы, солдат удачи.
Тебе можно по-хорошему позавидовать, – Тобиас перевёл дух, а Северус облизал пересохшие от волнения губы, ожидая продолжения.
– Ты же во взрослой жизни не имел поводов сомневаться в подлинном отношении окружающих волшебников к своей персоне. Твоя славная Легиллименция тут особенно ни при чём, обычный житейский опыт. И далеко не всем так везёт…
Узнать всю подноготную и не просто остаться в живых, но слыть на хорошем счету в обоих лагерях. Надеюсь, ты помнишь, "кому много дано, с того много и спросится", как будто о тебе сказано.
Впрочем, извини, я излишне увлёкся патетикой, что мне не к лицу, – в который раз призрак изобразил бесстрастную и бесцветную, светскую улыбку, но продолжил с нажимом, едва ли не с отзвуками угрозы:
– И что мы имеем? Началась новая игра от банальной житейской скуки? Ты сам себе противоречишь, и где, в таком случае, твоя логика? Ты же у нас учёный, не я!


Его слова воспринимались необыкновенно отчётливо, как беззвучное эхо, отдаваясь во тьме и холоде спальни.
Зато, слава всему и вся, прекратился измучивший душу поэта плач иррационального происхождения, и на том спасибо.


– Я не столь уж и бездарный слушатель, советчик, и прочее, как ты полагаешь, будь внимательнее к мыслям, они-то и есть начало поступков. Ты затеял порочную, смертно греховную игру с жизнью и величайшей святыней, сокровенной сутью, душой этого молодого мужчины! Что ты творишь, Севви?!
Так яростно Тобиас никогда прежде не позволял себе повышать голос, ни живым, ни в призрачном облике. Северус заметно содрогнулся, от приступа инфернального ужаса тело покрылось ледяным потом. Но он сдержался, и был тому резон.
– Говоришь мне о его жажде восстановить попранную справедливость во имя бесчеловечно умерщвлённой Женщины, светлой памяти подруги, не любовницы. А сам решил сделать из этого несчастного смертного убогую копию самого себя? Но ты-то играл роль убийцы насильно, под страхом смерти или пожизненного заключения в Азкабан, так долго и ужасающе болезненно переживая утрату тоже Женщины, заметь, несбывшейся возлюбленной супруги, отравленной по приказу сверху.
Что до твоего настоящего и возможного будущего, пойми, ну, пойми ты разницу меж вами, любящими так, как умеете и понимаете пока, и…
Призрачный наставник понизил голос до едва слышного шёпота:
– Я не смею заикаться о древней заповеди "возлюбить ближнего твоего, как самого себя, что есть больше всех всесожжений и жертв". Умоляю, следуй золотому правилу нравственности и "не делай другому то, что не желаешь себе", иначе очень пожалеешь, да будет поздно, – со странной интонацией процитировал Тобиас.


Сию минуту в его голосе превалировала самая настоящая, реальная угроза. Была и отчаянно минорная нота переживания за Севви. Целую гамму не распознанных чувств и эмоций можно было расслышать в этой фразе, но запомнит ли всё это, захочет ли запомнить и поверить хладнокровный, рациональный Северус Тобиас Снейп? Научится ли хоть чему-то или вправду пожалеет не раз, и не два?


Северус всё прокручивал в мозгу то, что едва не совершил, и по отношению к кому! К вечному своему, священному возлюбленному, это ж надо подумать, что опиум может сотворить с ним, опытнейшим курильщиком! Уму непостижимо, как можно было дойти до такого, начисто позабыв свои чёткие устои и кредо!
В порыве отчаяния и самоуничижения ему показалось, он сам уже давным-давно умер, и перестал вникать в запоздалые нравоучения равного, мертвеца, бесплотного духа.


– Не пытайся использовать влюблённого человека, как палитру художника, ты, мечтающий скрасить бесцветье дня!
Когда ты станешь ценить то, что есть, а не жить в постоянном ожидании встречи с идеалом, тогда и будешь по-настоящему счастлив. Любовь не есть унижение, попрание гордыни или чувства человеческого достоинства, но необходимость. Дай себе волю, капельку свободы, попытайся полюбить этого мужчину, ибо он тебе интересен.
Но постепенно Северус включил сознание и услышал следующее:
– Коль тебе уже без надобности искусство выживания, вспомни об искусстве любить, о выборе каждого человека: иметь или быть…
Лучше всё-таки быть, и это должно быть принято тобой, как аксиома. Если хочешь примеров, вспомни мою печальную участь или же грубо оборванную жизнь девушки, которую ты так…
– Ты о нашумевших в своё время работах много о себе возомнившего Фромма?***** – спешно перебил Северус, и тут же принялся возмущаться, несмотря на то, что в своё время книги пришлись ему по душе.
Но нужно всецело переключить Тобиаса и самому избежать нового погружения в самые страшные воспоминания о гибели близких и любимых людей, так или иначе спровоцированных самим Северусом.
– И… эту чушь ты предлагаешь мне взять на вооружение? После твоей исповеди о сущности богов и религий? После того, что сегодня вообще здесь… произошло?
Я решительно отказываюсь улавливать смысл твоих слов, Тобиас, – Северус помотал головой, чтобы произвести должное впечатление.
– К этому вопросу я уж никогда возвращаться не стану, у тебя светлая голова.
"И это пройдёт", Севви, тебе предстоит…
Тебе предстоит ещё многое, очень многое, о чём повествовать я не могу по понятным соображениям.
Я не должен вмешиваться в твою нелёгкую судьбу при условии, что ты не нарушишь нашей договорённости об этом молодом волшебнике.
Призрак стал таким реальным, что, казалось, вот-вот воскреснет из мёртвых, смертью смерть поправ, но…  чудес на свете не бывает.

– Кстати, я удивлён твоему отношению к моим словам о божественной природе.
– А что же такого особенного ты сказал о божествах, кроме их жестокости и немилосердности?
– В том-то и есть вся соль, мой Севви.
– Вообще, до этой ночи я очень сомневался в наличии богов любого сорта, в том, что при существовании оных услышана хоть одна молитва, к ним обращённая.
Я верю в справедливость слов бессмертного Вергилия, что никто не может быть ни всезнающим, ни всемогущим.
И сколько же нужно плохо скрываемого тщеславия, сверх того, откровенного нарциссизма, чтобы мнить себя центром божественного плана, видите ли, богу только-то и дел, что заботиться и вменять в обязанности лично тебе рацион, ритуалы и взгляды на секс! А разум, основа основ борьбы с небесным диктатором, по словам Мартина Лютера, вроде бы, великого реформатора маггловской церкви, "потаскуха дьявола. Всё, на что он способен – это порочить и портить то, что говорит и делает Господь".
– Да, но на то ты и человек, честно говоря, не банально разумный, чтобы мыслить свободно, без шор и оков, накладываемых на то или иное общество именем Мерлина, Господа Бога, Аллаха и прочих Будд и бодхисаттв. Но ты также свыше всякой меры привержен логике и здравомыслию для открытого вызова обществу, – объекты приверженности были явно подчёркнуты, а тема столь же явственно закрыта без дальнейших упоминаний настоящего места пребывания духа Тобиаса и способа его вызволения. Ибо раз всё уже было сказано обиняками в самом начале назначенного Северусом свидания, а имеющий уши да услышит.


– Я хочу напомнить тебе самое важное: кто понимает людей, не должен искать у них понимания, в частности, ты из разряда тех, кто видит окружающих насквозь, это следует из моих…
Не имеет значения, язык заплетается, – мгновенно стушевался велеречивый секунду назад призрачный Тобиас, с упорством, достойным лучшего применения, не желающий открывать свои козыри.
– И последнее на сегодня. Я вовсе не желал говорить этого, но понял, что не могу уйти, не завершив нашу встречу рационально, на оптимистичной ноте, чтобы для тебя всё стало на свои места. Очень простая и незатейливая, на мой взгляд, разгадка моей "алогичности" в вопросах создания полноценной семьи или же гомосексуальных отношений, если дойдёт и до это…
– Ты… ты не исключаешь и моей самой непосредственной измены тебе, твоей памяти, моей единственной, вечной, священной любви? Да как это можно!..
– Итак, позволь мне закончить и не прерывай на полуслове, скорее всё разузнаешь.
Пойми и поверь, запомни хорошенько, Севви, с кем бы ты ни делил ложе в бренной жизни, там, где душам даруют вечный покой, мы будем вместе и без страданий, даже воспоминаний о плотской любви.
В это Тобиас сам свято верил, возлагая надежды и уповая на тех счастливцев из своей сферы обитания, кто хотя бы раз побывал по истинную ту сторону, а такие были, но возвращались обрадованные и встревоженные одновременно, немногословные, ещё значительнее увлечённые помощью и спасением тех, кто им дорог из живых.


– Теперь с меня довольно. Я скоро растаю, тебе же в остаток ночи курить нельзя, – повелительно оборвал призрак: – И повторю, не будь жалким трусом, роль эгоцентриста изжила себя в твоей личной жизни, Севви. Не бойся самых тесных отношений с живым человеком, какими бы разными вы ни были. Нет ничего трудного для того, кто имеет волю, а уж тебе в её наличии не откажешь.


– Ты можешь одарить всего одним поцелуем меня, хоть трижды труса и законченного эгоиста?
– "Ты сказал", –  устало ответствовал призрак, – Так прижмись всем телом, вспомни наши поцелуи, когда я был жив…

________________________________

* Шри Нисаргадатта Махарадж – индийский гуру (1897 – 1981). Пересказывается по книге диалогов "Я есть То", англоязычное издание которой в 1973 году принесло ему мировое признание и замечательных, в своём роде, последователей взглядов на целостность и "недвойственность" личности. Перевод на русский 2008 года.
** "Шри" часто используется как часть имён гуру – философских и религиозных индуистских и буддистских учителей; праведников, святых.
* "О природе богов", Marcus Tullius Cicero (106 – 43 год до нашей эры) – философский трактат 44 года до н. э.
** Имеется в виду Эжен Анри Поль Гоген (1848 – 1903) и его одноимённая знаменитая картина, своего рода триптих, читаемый слева направо, написанная на Таити перед попыткой самоубийства.
*** Marcus Valerius Martialis, (около 40 года — около 104 года) – римский поэт-эпиграмматист, в творчестве которого эпиграмма стала тем, что мы сейчас понимаем под этим литературным термином.
**** "Passetyme with gude companye", ("Досуг в хорошем обществе"), известная как "Kynges Balade" –  песня, написанная королём Генрихом VIII в начале XVI века, вскоре после его коронации. Считается, что она написана для Екатерины Арагонской (первой супруги). Разумеется, сохранена оригинальная орфография.
***** Эрих Фромм (1900– 1980) –  немецкий философ, психоаналитик, основатель неофрейдизма и фрейдомарксизма. Эти учения до сих пор популярны в США.
Речь идёт о работах 1956 года "Искусство любить" и 1976 года "Иметь или быть", исследующих духовную сферу человека.



~***~



Глава 23. "Луч света в тёмном царстве, или отягощённый злом"


Эпиграф №1:

"– Прикажете мне сделать вывод, что вы всё-таки не человек?
– Человек такой способностью не обладает. Верно. Зато я обладаю способностью быть человеком. И не только человеком"

А. и Б. Стругацкие, "Отягощённые злом, или Сорок лет спустя", первая публикация романа в 1988 году.


Эпиграф №2:

"Ars est celare artem"

"(Истинное) искусство состоит в том, чтобы сделать его незаметным"

Латинский афоризм



Конец эпиграфа



Северус с чистейшими, искреннейшими намерениями загладить недавнюю, можно смело утверждать, попытку изнасилования, обхватил вечно девственное тело возлюбленного, но почти не почувствовал его.
Тобиас медленно исчезал в объятиях, пока не пропал.


… Влажные волосы холодили тело, и Северус провёл по ним рукой, высушивая. Он поцеловал подушку, на которой покоилась голова Тобиаса, и тоже лёг на неё. Мечты, на худой конец, постоять под душем после греховного намерения, чудом не ставшего скотским, грубейшим делом, смыло приливом необычайно сильной жажды поспать до самого утра.
Первый сон пришёл на удивление быстро, был он спокойным, и содержание его отличалось редкостным правдоподобием.


Алхимику привиделось, как он просвещает задержавшегося в гостях мистера Поттера, говоря:
– Когда хотят сделать людей добрыми и мудрыми, терпимыми и благородными, то неизбежно приходят к желанию убить их всех. Так говорит нам история любых коренных преобразований, что религиозных, что политических, что социальных. Вы улавливаете нить разговора, мистер Поттер, или уже потерялись?


Правда же, Гарри – не Ремус, поколение Pepsi не разумеет столь глубоководных мыслей. Волей-неволей, Северусу приходится сменить тему, с одной стороны, продолжая сотрясание воздуха, чтобы неназойливо не дать гостю заскучать по исконно английской традиции. Со всех остальных сторон, не будь это забывающимся при пробуждении сном, слова оказались бы пророческими.
–  Знаете ли Вы, Гарольд, что нужно расценивать каждого человека в своей жизни, как учителя? Удивлены?
Что же, раскрою подробнее сию восточную мудрость. Кто-то учит нас быть сильнее, кто-то – добрее, кто-то учит прощать, а найдётся и тот, с кем Вам самому будет хорошо. Есть и те, кто ничему не учат нас, лишь ломают, но и от этого мы получаем жизненный опыт, который нужно высоко ставить. Если уж кто-то появился в твоей жизни, следует ценить это, ибо такое событие неслучайно.
Но и эти изящные, изысканно правильно построенные реплики не задевают за живое невнимательного слушателя.


Ничего не поделаешь, не знающий устали хозяин приступает к очередному способу развлечения этого странного чем-то неопределённым посетителя, не похожего на умного Рема, и, уж никоим образом, не на деловых партнёров, когда-то недавно вызывавшего массу противоречивых эмоций и мыслей.
На сей раз Северус выбирает план лирический, вроде бы согласуясь с внутренним бессознательным, но непреодолимо сильным голосом своего alter ego. Алхимик едва заканчивает пафосные строки:
–  Свобода и любовь в душе не разделимы,
   Но нет любви, не налагавшей уз…
… Как попадает в цель. Наконец-то! Правда, цель выбрана не хозяином дома, но он, внутренне отмахнувшись от забот, решает, что для разрядки напряжённой обстановки на время сойдёт, а и ладно, с его-то навыками и умениями всегда можно сменить тему разговора, уведя гостя в сторону от нежелательных действий.


Разнежившийся Гарри перебирает волосы Северуса, зарывается в них лицом, гладит жёсткие пряди, медленно пропуская их между пальцами.
На данный момент гость никоим образом не раздражает своим поведением строгого хозяина. Как ни странно, ему эта нежная, деликатная и платоническая ласка даже по нраву. Но он, определённо, стойко не показывает вида.
Сам Северус по-прежнему сидит в кресле возле камина с тем самым унаследованным по своему горячему желанию изящным столиком и показывает Поттеру старинный кальян.
Кто был его первым владельцем? По всему видно, что не отец.
Далее следует подробное разъяснение, как им пользоваться, о необходимой дозе, чтобы вымышленный мир стал чарующим, разноцветным и прекрасным, не то, что скупая на живые краски, скучная, иногда невыносимо болезненная, заполненная гнетущим одиночеством реальность…


Но Гарри вдруг однозначно отказывается, смело утверждая за них обоих:
– Мир рядом с тобой, мир, в котором есть ты и я, и без того волшебный, ведь я люблю тебя, ты мой, мой, Сев!


Поттер садится на корточки, тянется к нему, блаженно зажмурившись и подставив губы. И Снейп наклоняется, чтобы принять предложенный дар. Долгий поцелуй, жар в крови, но не мучительный, как бывает в грёзах, а оправданное желание утомлённого путника утолить жажду…

… – Путника? Что за бред! Я же сплю…
Ах, да, я летал, вращаясь и теряя силы, в этом ослепительном дивном мире, где так много света и оттенков всех цветов режущей взор, если долго всматриваться, кислотной радуги. То-то у меня глаза болят…
Это всё опиум, треклятый наркотик, без которого если не никак, то… порою, свет не мил.
– "Трус, трус, трус!" – звучит в ушах, как чёрное проклятие.
И опять Единственный возлюбленный, прекраснейший в мире Тобиас улетучивается из крепких объятий, как ни удерживай, а вместо него оказывается Гарри.
– Мистер Поттер, убирайтесь из моей постели! Да кто Вам дал право вновь осквернить мою спальню?! Довольно с меня Вашей наглости, это не квиддитч, а я не снитч!
Уже самые резкие слова сказаны, нет, истошно выкрикнуты в порыве гнева и… стыда из-за буйства собственной, выходящей из повиновения плоти.
Настырный Поттер обращает на злобную реплику ноль внимания, напротив, он теснее прижимается и трётся разгорячённым членом о пах сновидца всё сильнее, поцелуи его становятся яростными и ощущаемыми, как укусы. Вдруг Поттер резко меняет тактику, хватает пенис Северуса и принимается его грубо, неровными движениями, на грани боли теребить, дёргать и тискать, и это во вполне определённой степени приятно, как ни ужасно может показаться наяву, с его-то кредо о ненасилии и отсутствии любого рода принуждения. Это столь сильно отличается от собственной привычной, аккуратной и ускоряющейся к концу мастурбации, что алхимик уже готов изогнуться дугой, затем приникнуть горячим поцелуем к его губам, благодаря за чрезмерно извращённое, но и наипаче сильное удовольствие в жизни, однако…
Вспоминает, кто выступил зачинщиком сего действа. Снейп принимается сопротивляться изо всех сил, отдавая себе строжайший приказ сдержаться, вырваться из плена, надавать оскорбителю пощёчин и…
– Ме-е-е-рли-и-и-н! О, боги!
Чей это вскрик, неужели человека с сердцем из стали?


… Снейп просыпается от ощущения липкой спермы на животе, откинув одеяло, вздрагивает от мерзкого прелого запаха, раздёргивает плотные шторы на обоих окнах, приоткрывает одно из них, чтобы выветрились все ненужные "ароматы", и покорно плетётся в ванную, чтобы до утра отмокать в тёплой воде, подогреваемой заклинаниями.
Спать дальше не хотелось, положим, во избежание, да и ради осуществления благой затеи до бредового сновидения (лучше бы не спал): смыть с себя всю нечистоту, а нынче к духовной прибавилась и телесная, разве это не достаточный повод? Вполне, мало того, необходимый.


–  Ничего-ничего, всё можно объяснить, вместе с тем, и подростковый мокрый сон, я слишком давно по своему влечению не… брал себя в руки, а тут ещё и половой Герой приснился в каком-то забытом, слава всему и вся, угарном чаду,  –  как повелось, успокаивал себя алхимик голосом, лёжа в ванне.
–  Будь это наяву, без сомнения, я сдержался бы, но Поттер во сне вторично в какой-то, куда ещё как разнузданной ситуации – уже качественный скачок.
Что же мне "этакого" почудилось, из-за чего я вынужден полоскаться в воде, как утка или енот, вместо того, чтобы видеть седьмой сон?
Ну, никак не вспомню, может, оно и к лучшему. Если и дальше пойдёт в духе навязчивых сновидений с участием несносного Поттера…
Нет, и думать об этом нельзя, не то накличу беду, сам себя настрою на деструктивный лад! –  он поднял указательный палец в знак фиксирования себя на новом табу, оно и правда, стало легче, сам собой напросился выход из положения:
–  Я без труда поставлю блок и буду держать, когда этот соблазнитель рядом.
А… собственно, к чему изводить себя? Почему бы не выгнать его прочь из моего дома, моей жизни, пока не поздно?
О, что вы, что вы, кто я такой, чтобы отказать самому победителю Волдеморта? А Герой сам до безумия жаждет стать отравителем, отныне это не моя игра, я умываю руки, –  Северус ожесточённо улыбнулся, как хищник при мыслях о близящемся времени водопоя потенциальной жертвы, на деле, силясь вспомнить, что же с ним сделал Поттер во сне, что Винли придётся менять всё постельное бельё.


Профессор неосознанно приосанился, но "понесло его дальше, – куда, всё равно", как "Пьяный корабль". И это тоже, если не окончательно правильно и разумно, то вполне объяснимо, исходя из жизненного опыта… практически всех нас. В какие только дебри непролазные и чащи непроходимые пустого мудрствования не уходим мы порой не более чем для того, чтобы избежать или отложить решение насущных, сверх всякой меры сложных морально-этических проблем! Отвлечься, развлечься, да и позабыть, с чего всё началось.


… Пусть и нас ненадолго подхватит под изорванные паруса тот же Пьяный Корабль и понесёт по незримым морям-океанам, а, вспоминая юного Рембо,* к месту воздать должное французским корням, немало, но исподволь повлиявшим на становление окончательно свободного от оков и по жизни "ничейного", неприкаянного Северуса Снейпа. Через грешную матушку он унаследовал страстность, после гибели двух возлюбленных людей глубоко запрятанную из чувства скорби, приличия и безнадёжности.
Волшебник не отличался мстительным упрямством и бытовым практицизмом незнаемых предков из Иль-де-Франса: быстро впадая в гнев, он так же легко и остывал. Ко всему прочему, из-за английской сдержанности его раздражение проявлялось в ехидстве, сиречь, нанесении единственно словесных ран, а успокаивался он в полном одиночестве, справедливо полагаясь на мелодичность и ясность "королевской" речи благородных прародителей по основной линии и неторопливый, с ударением, выговор каждого весомого слова.


–  Но… мне больше не хочется подыгрывать половому Герою, помню явственное предзнаменование смерти, решив сгоряча, что суждено погибнуть мне, а вдруг ему, такому молодому, едва пожившему на белом свете, ровеснику моего несравненного Тобиаса?
О, боги! –  Северус мучительно тяжело вздохнул, –  Ровно я слышал его голос, обвинявший меня в порочном развлечении… душа должна остаться целостной и неделимой, да трижды душа сына Сохатого.
Иметь или быть… Лучше бы мне быть… как аксиома… продление рода… смерть… наследник… – пробормотал он на едином дыхании, и снова стало нехорошо, жутковато.


– Чёрт возьми, я ведь брежу наяву, вконец запутался!
Или всё это – всё! – от начала до конца – беспочвенная наркотическая галлюцинация, вздор, созданный больным мозгом, измученным мигренью, не более и не менее?..
Довольно малодушничать, Северус, прими это как данность, –  сурово осадил себя алхимик, – Пускай, с учётом изнурительного дня и, как его обычного следствия, головной боли, это порождение моего, и только моего разума, каким бы нелепым оно не казалось.
Знаю, что затруднительно не принять решение любой степени сложности, а пережить последствия.
У каждого свой ад, в котором вовсе нет огня, смолы и смехотворно ужасных чёртиков с поварёшками. Мой персональный ад последних лет, а это фактически желанное время абсолютной свободы, есть жизнь без смысла, вхолостую, выхолощенная, оскоплённая! И об этом я мечтал немыслимо долгие годы в услужении, этого я добивался? Попасть из огня, да в полымя?


Алхимик встряхнул намокшими волосами и привычно почесал нос. Он делал так, незаметно для себя самого, в состоянии внутренней погруженности, в ходе размышлений, но чаще, в понимании серьёзного логического тупика, лазейку из которого долго не удаётся найти, наоборот, всё глубже погрязаешь в нём. В итоге же, он справлялся с такого рода задачками, значит, и эта будет решена.
Профессор задался очередным занятным вопросом:
– Где же неуловимая грань между иллюзией и реальностью, вымыслом и правдой? Вдруг я сам выдумал все так называемые встречи с Тобиасом, его слова, советы на самом-то деле исходящие от меня же, вообразил, что чувствую его близость? Ибо мы видим всё не таким, каково оно есть, но таковым, какие мы сами. А на сновидения это распространяется ещё в большей степени, в них всецело включаются наши тайные желания, мечты и страхи…


Северус тут же сделал гигантский скачок от вполне правомерного анализа к желанному одному ему синтезу, точно напрашивался на самообман:
– Зато в таком случае я имею полное право не слушаться порождения собственной богатейшей, на зависть недоброжелателям, фантазии, в этот раз, безусловно, нездорового толка. Самое-то очевидное – невероятное, откуда призраку, по его добровольному признанию, обитающему в ином, как-никак, мире бесплотных существ, знать, что происходит в моей голове? Я ни слова не сказал о всплеске жажды мести у полового Героя. Я никогда не вдавался в подробности жизненной трагедии Ремуса.
Тобиас же не мог по сторону обучиться искусству чтения мыслей! Да он и в глаза мне не смотрел…


Вполне возможно, неумеренно рассудительному человеку как-то… гадливо на полном серьёзе свыкнуться с присутствием незримого, беспокойного духа в материальном мире живых, рядом с самим собой, уже не под действием наркотика, раз банальная вера в божества любого сорта отсутствует, как вещь в себе…
Знать, что за каждым твоим неловким или непристойным движением могут проследить, уловить всякую твою неосторожную, ещё не оформившуюся мысль…
Кто разберёт этого эрудированного алхимика, как ни говори, чужая душа – потёмки, и не следует лезть ему в самое нутро, как не делает это он сам в отношении обречённого друга-оборотня…


Наш многозначный, не трафаретный герой силой вынуждал себя сознаться в истинной правде, отвергнув ещё одну сладенькую, успокоительную ложь, раз призрачный собеседник и без некрасивого подсматривания и подслушивания всё знает, а не доверять Тобиасу – значит, потерять уважение и перестать преклоняться перед Единственным возлюбленным. Поэтому профессор тут же напрочь отмёл самые логичные и рациональные мысли о плоде своего воображения, да ещё и одурманенного опиумом.
Главное, что вот эта вымученная, с потом и кровью дающаяся правда немыслима для разглашения ни некоему Гарри Поттеру, ни постороннему, третьему лишнему в данном деле Ремусу Люпину.


И он сделал это, тихо, неприметно сотворил самое настоящее волшебство без палочки или привлечения стихийной магии, чистосердечно признавшись, как это ни странно для недавнего профессионального шпиона, заполонившего самое новую жизнь фальшью и лицемерием:
– Я ничего не открыл для себя заново. Я и узнал одно то, что знал до сих пор, знал, когда прошёл испытание огнём и водой. Я повсюду искал ответа на мой важнейший вопрос. А его не могла мне дать никакая, наиболее, неоспоримо неординарная и яркая мысль, наивысшая форма интуиции: озарение, – всё это несоизмеримо мало с заданным самому себе вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, да, отчасти подключилась моя фантазия, но это всё. Из собственной жизни, её горького, но необходимого урока приобретал я и по сей день черпаю я все знания, ибо боле ниоткуда не мог взять их.
Если в итоге всё-таки суждено умереть мне, что же, я принимаю вызов Ангела Смерти и заново расставляю фигуры на шахматной доске, а этому Поттеру всегда везёт, ничего с ним не случится, уверен.


И после столь героического решения сражаться до конца Северус с удовольствием потянулся:
–  Да-с, словом, и всяк зевает да живёт. И всех вас гроб, зевая, ждёт. Зевай и ты…
Тьфу ты, ну, что я, как окаянный, всё о смерти и тому подобном? К Мордреду в пасть!
Просто надо избавиться от одиночества, и сходить с ума не потребуется, равно, как и душевно общаться исключительно с привидением, призраком, фантомом.
Алхимик развернулся в ванне, шумно сопя и брызгаясь, сменив позу на одну ему доступную, ну, очень замысловатую, ненадолго притих, явно что-то припоминая.
Так оно и оказалось.


– Книга, моя заколдованная, уникальная книга об алхимических мистериях Посвящения! –  радостно воскликнул он, прищёлкнув пальцами, –  Допускаю, она способна своей магией временно просветлить разум Поттера, чтобы он смог провести очистительный ритуал надо мной, помочь мне избавиться от душащей греховной нечистоты, которую не излечат ни лекарства, ни железо, ни огонь. "Что даже огонь не лечит, то следует признать неизлечимым", так оно выходит или же может получиться в результате? И я останусь запачканным невидимой окружающим магглам и магам, но выжженной на моей груди Алой Буквой позора до конца своих дней?
И никто, ни одна душа не скажет: "Absolvo te!"**
Да, пожалуй, я дам книгу половому Герою, ну, за неимением иных претендентов, не надутых же франтоватых заказчиков, чуждых мне по всем статьям, подряжать на такое действо! Люпина к этому я подключать совершенно не желаю, первостепенно, из-за его не совсем человеческой сущности, следовательно, проведённый им обряд не может считаться досконально правильным.
Основная проблема заключается в том, чтобы мистер Поттер не принял всё написанное неверно, близко к сердцу и, пожалуй, несколько иными, расположенными этажом ниже органами. Ну, а уж над этим я поработаю лично, при случае устрою ему "Бурю в пустыне", но, по-моему, у нас с ним выйдет жалкая буря в стакане воды, – оптимистично заключил алхимик.
 

Ориентируясь по внутренним, давно отлаженным часам, Северус вылез из подстывшей воды, насухо вытерся и пошёл в спальню за бельём, ещё не ведая, почему так скакало его настроение…


… Нежданный лучик восходящего поздним утром солнца, прорезавшийся сквозь плотные многослойные ярусы синих, пухлых туч и тёмно-серых, отливающих свинцом облаков, наполненных то ли ледяной влагой, то ли мокрым снегом, ударил в лицо на миг потерявшему зрение мудрецу, тотчас заулыбавшемуся, как довольный, сытый лев. Когда Северус разомкнул глаза, лучик с объявившейся компанией весело перескочил на постель и принялся купаться на вышивке какого-то небрежно скомканного шитого серебром и златом, большущем куске казавшейся цвета воронова крыла ткани. Как многие атеисты, но далеко не большинство, Северус, отягощённый злом тяжёлого, резонно утверждать, внушающего ужас мистицизма Великой Алхимии, был несколько суеверным, однако, его "счастливые" и напротив приметы совершенно не совпадали с общепринятыми ни в среде магического сообщества, ни среди окружающих магглов.

Это не что иное, как посланник Света от звезды по имени Солнце, алхимического олицетворения тёплого, греющего саму душу, сиятельного злата и символ Льва в Королевской мистерии, в его Тёмное царство вечного, отчаянного хлада и бесчувствия, очеловечения его, Северуса. То было ознаменование не начала всего-то очередного удачного и счастливого дня, как явление великолепного, ослепительного, обобщённого символа зачина новой эры в жизни, возможно, приближения к самому желанному, величайшему таинству Алхимии: Королевской Свадьбе, удерживающейся между парами древних языческих богов или единицами легендарных смертных, заключивших подобный союз, посредством тончайшей, но сильнейшей в материальном мире субстанции – тинктуры.


… К сожалению, праздничное настроение было испорчено, едва стало ясно, что с боями и потерями отвоёванный у самого себя оптимизм и наилучшие, возвышенные предвкушения обновлённого, продуктивного бытия не ко времени.
В ногах кровати, залитая последними на сегодня и, быть может, до самого Рождества, нежными, пресветлыми лучами солнца, расположилась тёмно-синяя парчовая мантия, богато расшитая золотыми львами и серебряными единорогами. Повинуясь привычке мыслить разумно и связно, без сантиментов и эмоционально окрашенных "примет" Снейп с опаской дотронулся до жёсткой ткани.
– Да, на ощупь она точно такая же, как ночью. "Помни, старайся сохранять присутствие духа в затруднительных обстоятельствах" –  это говорили разумные, хладнокровные римляне.
Но… как? Ведь я стал свидетелем невозможного перекрестья миров или… прощального подарка.
Нет-нет-нет, я верю, что не последнее, Тобиас же обещал духовную близость до конца моих дней.
Что, по сути, означает сей дар? Прощён ли я без очистительного ритуала и введения в него, почитай, без осознания всей важности задачи, Поттера или… всё же нет?
По мне, лучше перестраховаться, не то вдруг я погибну таким, духовно нечистым?
Как мне встретиться с Тобиасом поскорее, я не знаю, сегодняшняя передозировка мало-мальски не стала если и не смертельной, то куда хуже, постыднее.


Всё напряжённее и сосредоточеннее вглядываясь в замысловатое шитьё, его начали переполнять необъяснимые мысли.
–  … Но почему при пристальном разглядывании его мантии с символикой Королевской Свадьбы, как сквозь туман, обычный после большой дозы, проступает редкое женское имя, Школа, я в ней, кажется, во второй, предсмертный заход?
Нет, –  Снейп смежил веки уставших, покрасневших глаз, –  Не могу думать о неясных предзнаменованиях столь зыбкого происхождения, как опиумный кайф, виски ломит. Такая чертовская редкость! Утренний приступ мигрени, докурился, демоны меня заберите…
Он едва не застонал от возобновления физической муки, потирая больные места, неважно, что это ни разу не помогло, но привычка – вторая натура.


Вместе с тем, волшебник со стальным сердцем и мечтательной душой силой заставил себя рассуждать, придерживаясь строжайших законов логики, вовремя переключившись уже не на заветную книгу, но на Гарри:
– А нам всё равно, какими органами принимает, любыми, Тобиас недвусмысленно дал мне понять, что его не оскорбила бы и моя связь с Героем, в том числе, сексуальная. Нам с Тобиасом суждено быть вместе, когда умру я. И вообще, здесь, в маглесе, гомосексуалистов не казнят, ничто не угрожает нашим жизням, естественно, за моей спиной будут раздаваться презрительные, осуждающие шепотки. Но "и это пройдёт", и то, и ещё вон то, вместе с окончательным переселением объекта моей "пылкой страсти" обратно в его мир волшебства и магии.


Сколько не занимайся самовнушением, стараясь привести себя в чувство, Северус всё-таки не выдержал прилива неожиданной эйфории, столь всепоглощающей, что заставила умолкнуть олицетворение личного зла – зародившуюся мигрень. Всё было необычайным и непредвиденным этим утром – он ни разу не курил так много за ночь.
Профессор поднёс мантию близко-близко к лицу, чтобы в полной мере наслаждаться её видом, запахом чего-то нездешнего, лишённого малейшего намёка на греховность, вынужденную низменность и мелочность земного бытия, осязать этот наиболее сокровенный дар, какой он когда-либо получал от бренного существования.
И пришли новые желания, когда другой на его месте закружился бы по комнате или вальсировал, в конце-то концов. Но Северус Тобиас Снейп – это вам не какой-то там другой, он уникален во многом, в том числе, в выражении ярчайших моментов чистейшей воды счастья.
Он принялся танцевать старинный менуэт с мантией в руках, раскланиваясь и по старой памяти делая сложные па, приподнимая священный фетиш выше к потолку, нет, к бескрайним небесам, туда, где за слоем низких туч обитает вечно живой, близкий и всепрощающий дух второго танцора, Тобиаса.


Душа вторила в унисон самому прекрасному и трагичному, последнему их с Тобиасом менуэту, так, что Северус тихонечко напевал на его изысканный мотив:
– Это же то самое, залитое редкостным в конце ноября золотом святейшего величайшего Солнца благословение на жизнь со всеми её радостями и огорчениями, которое я бессознательно чувствовал, ввязавшись в чужую судьбу, решив поиграть ей, задумав жестоко позабавиться за счёт убийства частички души несчастного, в общем-то, молодого человека.
Я был человеком-улиткой, раком-отшельником, одиноким не по натуре, но по сложившимся обстоятельствам жизни, стараясь уйти в свою скорлупу, и таких людей, моих братьев и сестёр по несчастью, на свете немало.
Искренне жаль, что парень, с которым заново свела меня судьба, так занят воплощением никому ненужной мести, мы могли бы провести время куда лучше и веселее.


Северус на грани страдальческой экзальтации пожирал пылающими глазами с плещущимся от переизбытка желания быть любимым наяву, а не в воспоминаниях, грёзах или снах, золотом на дне колодцев-зрачков, прижимал, вжимал в себя до рези, в грудь, к самому сердцу вожделенный подарок. А в горле стоял ком невыплаканных за всю взрослую жизнь слёз. Как было бы замечательно разреветься в полный голос, устроить самую настоящую истерику, после которой наступает тишь да гладь, но он разучился плакать, его глаза, кажется, навсегда высохли, когда видели предсмертные муки Тобиаса, он и не прослезился, узнав о гибели Доры, просто не смог. Вместо пустого оплакивания он пошёл тогда на истинно безнадёжный, роковой шаг, который держал в секрете ото всех, кроме Рема, да и то, не раскрывая всю силу своего отчаяния и его причину…


Северус принялся самозабвенно покрывать поцелуями густо шитую златом и серебром мантию, лаская её, как своё дитя, ещё не зачатое той юной женщине с говорящим именем, привидевшейся на миг, белокурой и голубоглазой, как сумасшедшая Нарцисса, первенца, обязательно мальчика, наследника.


И в последний раз за долгую, нескончаемую ночь и утро Снейп выпрямил спину, вдохнул и выдохнул три раза, сделав помогающую успокоиться дыхательную гимнастику. Он насмешливо сказал, можно представить, выдумав или припомнив давний, но ещё актуальный и остроумный анекдот, точнее, занятный случай из собственной жизни:
– Зато абсолютно все, всем скопом, мои выводы много лучше беспросветного, традиционного для авраамических религий совета исцеления от всех напастей разом. Молиться, поститься и каяться, да противляться греху. А уж практика буддистского просветления ради выдуманной тамошними мудрецами на лотосах бездеятельной нирваны, аналога небытия в ничтожной пустоте, в целом бесполезная глупость. Ха, кому всё это нужно в современном мире без границ, где есть увлекательная всемирная паутина, с которой я постепенно перехожу на "ты"?
 

А вот теперь преуспевающий, идущий в ногу со временем волшебник, имеющий персональный компьютер с выходом в интернет, с полным правом удовлетворённо вздохнул полной грудью, без тени наркотической эйфории или бессознательного благоговения, граничащего с языческим страхом пред фетишем. Ещё бы! Акценты расставлены верно, правда, необходимо попрактиковаться, но боязливо по привычке открыться и перед кем-то одним безоговорочно. Нет, не заурядно обладать или отдаваться телесно, но доверить все или большую часть секретов. Всё-таки Гарри заслуживает этого, он же полноценный человек, не оборотень, он станет Посвящаемым ради проведения жизненно необходимого Посвящающему ритуала.
 

Снейп позволил себе невесомо коснуться губами знака высочайшего снисхождения, ему тотчас стало совершенно легко и беззаботно. И толком бессонная ночь никак не сказывалась, не говоря о сгинувшей мигрени. Волшебник чувствовал себя полным сил, на подъёме.


Он решительно позвал Винли и приказал сложить или свернуть мантию как можно тоньше. Едва эльф исчез во внутренних комнатах в поисках нового комплекта белья, предусмотрительный Хозяин оценил его помощь. Плотная, колючая мантия сию минуту представляла собой свёрток длиной около шести дюймов*** и примерно двух в ширину.
Северус ещё раз бесстрастно поцеловал ткань и бережно убрал в заветный ящичек комода рядом со шкатулкой опиума, который, видимо, ему очень нескоро понадобится, минимум, спустя положенные полгода красочного, живого, естественного общения с Гарольдом, как взаимовыгодная плата за очистительный ритуал.
– Если я с горя, что меня бросил Поттер, не стану законченным наркоманом,  – весело сказал профессор и довольно ухмыльнулся своей шутке, доставая бельё, а потом пошёл бриться уже привычным маггловским способом.


Умывшись, соскоблив щетину с подбородка, щёк и шеи, тщательно почистив и прополоскав некогда жёлтые, кривые, уродливые, а ныне блистающие белизной зубы полуодетый Северус принялся выбирать сюртук и шоссы, как его поразила неожиданная мысль, показавшаяся неотразимо привлекательной. Без всяческих раздумий и согласований профессор выдал на-гора:
– Всё, решено.
Я допускаю постановку блока и его удерживание в течение некоторого времени. Но уж если блок падёт раз, другой, третий за короткое время, я не стану восстанавливать его. Желаю, чтобы жизнь шла своим чередом, без игр моего обленившегося  разума.
Bonum factum!****


И внезапно перевозбуждённый образчик бренного тела заново ощутил снедающую, грызущую изнутри грусть-тоску, безысходность и библейскую тьму, пришлось обратиться непосредственно к обитающему где-то поблизости, там, за облаками, возможно, именно сей момент находящемуся рядом призрачному существу:
– Тобиас, прости меня, грешного, но блок я всё-таки вынужден поставить, чтобы мне стало несколько легче в трудный для нас с этим твоим "магом-сиротой" день, когда я в замешательстве и неопределённости по поводу линии поведения с ним, этаким непредсказуемым.
Ты ничего не имеешь против?


Естественным путём вопрос вышел риторическим, так, для очистки совести, в довершение ко всему, Северус никак не ожидал, что его спонтанное решение продержать блок один-единственный день положит начало нарушению "договорённости о молодом волшебнике", словами Тобиаса.
Отольются кошке мышкины слёзки, но потом, несколько позже, зато неоднократно и со всеми, кого он удостоит душевной близости.



                ***



… Профессор разучился в маглесе держать блок постоянно за ненужностью. Он погорячился, заявив, что с лёгкостью продержит его, как в старые недобрые времена, с кем не бывает? Поэтому Снейп напряжённо ждал, когда Поттер отправится "на дело", хотя это гарантирует свободу мыслей часа на два, от силы, три, а потом который уж раз он вернётся с докладом, наверняка, пьяный в стельку, значит, останется ночевать, и утром пытка продолжится.
Да никакая это не пытка! Всё можно пережить, надо ночью отдохнуть, как следует, для чего необходимо будет пораньше дать Гарольду зелье Сна-без-сновидений. Самому же вечерком прогуляться, полетать на славу, после посидеть у камина, отогреваясь, выпить огневиски, ровно столько, чтобы во сне никакие Поттеры не мерещились, да не забыть поставить в пределах досягаемости Антипохмельное зелье.


Как раз, предстоял завтрак с Гарри, с ним и первое испытание свежеиспечённого блока в полевых условиях.
– О, нет, придётся самому нести это самое зелье пропахшему всем зловонием мира юнцу, – прошипел Северус, чувствуя, что легко ему не отделаться, но и шутливо приободриться не забыл: – Да оно и лучше, раньше сядешь, раньше выйдешь.
Начинается реальная жизнь… временно, быстротечно, отчасти, под гнётом и в уздах разума.
Но что значит всего-то один-единственный день такого "в корне ненастоящего мысленного потока" по сравнению с безоблачным будущим продолжительностью во всю зиму, а то и до весны.


…  Утро выдалось ужасным, у Гарри было жестокое и неумолимое похмелье, к тому же он проспал всю ночь в одной позе, так, что затекли все мышцы. Поттер откровенно маялся. Это так говорится, что успех и прочая благодать приходят к тем, кто рано встаёт. На самом же деле, все эти радости доступны тому, кто встаёт с хорошим настроением. 
В дверь постучали, и чей-то знакомый голос произнёс:
– Мистер Поттер, просыпайтесь.
– Я уже… –  сверх этого Гарри не хватило.
– К Вам можно? Я принёс необходимое зелье.
– "Это же Сев. До чего я надрался, что не узнал его сразу!"
– Да, входите, сэр, – с трудом выговорил Гарри, ибо сухость во рту стала нестерпимой.


Снейп, зайдя в комнату и оценив ситуацию, влил Антипохмельное зелье в Поттера, а сам присел на край постели, ожидая, когда оно подействует. Блок стоял так крепко, что едва чувствовалась отвратительная смесь запахов, натуральным образом усилившаяся за ночь. Через три минуты от похмелья не осталось и следа, всего-то больное, ноющее тело не давало Гарри возможности откровенно радоваться неожиданной близости желанного мага. Но Поттер не был бы Великим Гриффиндорцем, коль не переборол себя! Он повалил Снейпа на широкую кровать и принялся целовать хрупкие на вид, сильные на деле запястья, кисти, пальцы.


О, эти огромные, тяжеленные котлы с лекарственными и, особенно, экспериментальными зельями! Они так любят, прямо-таки обожают, чтобы их носили на руках, в самом прямом смысле, иначе зелье может не получиться и при выверенной, наработанной, рутинной процедуре подготовки и приготовления.


Это было не как вчера: Северус лежал тихо, не сопротивлялся и не язвил о дамских ласках. Только когда Гарри вобрал в рот полностью его средний палец, он тихо вздохнул.
Самозваный искуситель воодушевился и продолжал облизывать и посасывать пальцы профессора, пока тот не высвободил грубым рывком руку и не сказал каким-то неживым голосом:
– Хватит, полагаю, утренняя порция секса показательна. Вы довольны, Гарольд?
– В принципе, да, но если Вы считаете простую ласку сексом, значит, у нас разные представления о нём.
– Я возбудился, не довольно ли Вам этого?
Рука Гарри скользнула вниз, но была ловко перехвачена.
– Вы не верите мне? – неподдельно удивился алхимик, – Я же сказал, что возбуждён, значит, так оно и было.
– Уже "было"? – не уставая дивиться какой-то ненормальной, сверхъестественной выдержке этого загадочного человека, спросил Гарри, заранее зная ответ.
– Да.
– Почему ты не даёшь себе и чуточку свободы, Северус? – точно вторил призрачному наставнику Гарри, но тот и не вздумал поморщиться загадочному совпадению, это выдержавший воплощённое обольщение блок не давал открыться перед "полноценным человеком", блок, поставленный по наитию в нарушение запертой на задворках и в потёмках договорённости.


И к чему, спрашивается, приступать к серьёзнейшему делу для профессора так сразу, с налёту? Нужно морально подготовить будущего Посвящаемого к его важной роли в жизни придирчивого, привередливого Посвящающего.
– Я отказываюсь осознавать причины и поводы твоих мучений, – Поттер сделал проигрышный ход Е2 – Е4, да и не умел он играть ни в какие игры, кроме школьного взрывного дурака, негде и некогда было подучиться.
– Это не мука, мистер Поттер, но огромное удовольствие, к сожалению, Вам не доступное и непонятное. Я умею погасить самое сильное желание приказом разума. Это победа исконно человеческого дара над животными инстинктами.
Видите ли, словами древнего философа-стоика, владеть собой – наивысшая власть. Поясню, для меня это полный самоконтроль.
– Нет, Северус, ты точно извращенец, да ещё какой, с мазохистскими наклонностями.
– Ну, если хотите так громко именовать моё поведение, –  многозначительно улыбнулся Снейп, – Довольно обо мне. Догадываюсь, что у Вас затекло тело. Позвольте помочь.
– Как? – у полового Героя взыграло ретивое, он уже заждался того самого, желанного акта обладания от этого высокомерного, но черноглазого, значит, страстного чистокровного, родовитого мага.
– Сделать небольшой массаж тела, размять мышцы, правда, Вам придётся раздеться.
– С удовольствием.


Поттер кое-как встал с кровати и начал разоблачаться нарочито медленно, следя за алхимиком. Но выражение его лица было дружественно нейтральным, в глазах не было желания, он спокойно ждал, когда до перебора "благовонный", не замечающий этого Гарри разденется до трусов.
– Ложитесь на живот, руки вдоль тела, голову на бок и полностью расслабьтесь. Сожалею, но в комнате нет массажного масла, – сказал на всё это жалкое подобие стриптиза хозяин дома, зато как подумал…


– "Ого, а в его мужественном телосложении действительно есть что-то, малая толика, может, гран от статуи Давида, забавно, что меня осенило образом безликого библейского пастушка без заднего умысла, до сновидения о своей первой хвале такого рода Тобиасу. Как странно, что на теле волосков с избытком, не как у меня, зато он и не живой труп, и не мёртвая статуя", – скупо улыбнулся алхимик и моментально отвернулся, нахмурившись подобно грозовой туче: – "А не грешно ли хоть как-то, хоть косвенно сопоставлять моего единственного, вечного, священного возлюбленного с этим, скромно выражаясь, наивным полукровкой?"


Но раз массаж обещан, его надо сделать, и вправду прискорбно созерцать молодого человека, пока не испачканного в грязи несусветной мести всем за всё, сегодняшним вечером отправляющего частичку души туда, откуда нет возврата, не в Ад, не в Рай, не в небытие, а на полное всесожжение без горстки пепла. Дай ему, по меньшей мере, массажные утехи устранят телесные неудобства, а после вкусный завтрак, обед, выпить и попить.


… И правда, сам массаж показался мистеру Поттеру просто потрясающим без всяких масел, прикосновения тёплых сухих ладоней дарили удовольствие. Гарри уже лежал на спине, и когда руки Северуса, разминающие чувствительную шею, ключицы, а вскоре после и грудные мышцы, касались сосков, их счастливый обладатель улетал куда-то в иную явь, где было одно-единственное бескрайнее и безбрежное море наслаждения и страстного, жгучего желания. Руки перешли к мышцам живота, когда Поттер изволил вернуться на грешную землю и тут же отодвинулся, хрипло выдохнув:
– Не надо, Северус, а то я не выдержу.
– Я уж вижу, – ответили ему мирно, – Тогда перейду сразу к ногам.
– Прошу, не трогай бёдра, пожалуйста.
– Как скажете.
Наконец, массажное действо было закончено. Северус от доброты душевной погнал Гарри в душ, сказав, что пришлёт ему свою одежду, пока Винли не постирает и не приведёт в полный порядок то, что валялось кучей на полу и кресле, и да, от трусов тоже надо бы избавиться.


Перевозбуждённый, с трудом стащивший трусы Гарри еле успел закрыть дверь ванной, и включить посильнее воду, хорошенько "погрев ладошку". Он не удержался, и громко застонал, кончая.
– "Ну, Поттер, погоди! Курьёзный он юнец. Чудится, коснись его, и он побежит в ванную за насущным и неотложным", – подумал довольный результатом первого опыта Северус.
Осталось лишь парочка подобных проб, и можно двигаться дальше. Вопрос, в каком направлении, очевиден, как и ответ – вручение заветной книги Поттеру для ознакомления, а там уж, как читатель справится. Если что, всегда можно чуть-чуть подкорректировать ход его мыслей, разумеется, не волшебством, а напутственными словами, но таки упрашивать произвести над собой обряд очищения от скверны, духовной нечистоты Северус не способен и под страхом смерти. Гордость дороже!


___________________________________

* Артюр Рембо, Jean Nicolas Arthur Rimbaud ( 1854 – 1891) – французский поэт со сложной судьбой, один из основоположников символизма, представитель группы "прОклятых поэтов", рано начавший и прекративший писать. Цитируется строфа и имеется в виду "программное" творение семнадцатилетнего гения – стихотворение "Пьяный корабль" 1871 года.
** "Оправдываю тебя" ("Прощаю тебе твои грехи") (лат.)
*** Английский или имперский дюйм равен 2,54 см.
**** "Добрый путь!" (лат.)



___________________________________________

"Эх, лето красное, любили б мы тебя", когда бы не было за 30!(((
Пережили? Вдохнули поглубже, выдохнули и продолжаем читать, кому интересно.
Стоит особенно отметить, что эта редакция главы превелико отличается от напечатанной сами знаете где. А кто не знает, тому же и лучше.



~***~


Глава 24. "О книге, колоколе и свече и о претворении великого мщения, часть 1"

Зададимся классическим вопросом: а можно ли, согрешив в помыслах или же преступив людские законы, избежать справедливого наказания, и он, сей вопрос из вопросов, имеет… отныне почти одинаковую важность для обоих главных героев.
Кто расквитается за необходимый Северусу Снейпу обряд очищения? Неужели не раз "осквернивший" его спальню и самое постель, его святая святых Гарри Поттер? Кто заплатит высокую цену за осуществление вендетты Гарри Поттера? Неужто "хладнокровный, неживой" Северус Снейп? Возможно, для обоих это не пройдёт даром в разной степени.
Да и роману по определению нужно много героев хороших и разных, в том числе, не забудем Ремуса Люпина, он ещё сыграет свою роль в отношениях между (не) складывающеюся парой.
Нечего и говорить, со временем всё станет на свои места, мы же пока начнём знакомиться с кратким содержанием зачарованной книги глазами её нового читателя, и с деянием рук его.



Эпиграф № раз, относящийся к первой части главы, книжно-лирической:


"Нет, это не книга, Камерадо,
Тронь её и тронешь человека.
(Что, нынче ночь? Кругом никого? Мы одни?)
Со страниц я бросаюсь в объятия к тебе, хоть
могила и зовёт меня назад,
О как ласковы пальцы твои, как они усыпляют
меня,
Дыханье твоё – как роса, биение крови твоей
баюкает-нежит меня,
И счастье заливает меня всего с головою,
Такое безмерное счастье"

Уолт Уитмен, из поэмы "Прощайте", 1855


Эпиграф № два, соответственно, ко второй, мстительно-детективной:


"Что наша жизнь?
Игра!
Добро и зло – одни мечты!
Труд, честность – сказки для бабья.
Кто прав, кто счастлив здесь, друзья!
Сегодня ты, а завтра я!

Так бросьте же борьбу,
Ловите миг удачи!
Пусть неудачник плачет,
Пусть неудачник плачет,
Кляня, кляня свою судьбу!

Что верно?
Смерть одна!
Как берег моря суеты
Нам всем прибежище она,
Кто ж ей милей из нас, друзья!
Сегодня ты, а завтра я!"

П. И. Чайковский, "Пиковая дама", роковая ария Германа               

Конец эпиграфа





… Снейп уже стоял в столовой возле окна, скрестив на груди руки, и спокойно созерцал суетливую стаю голубей на фоне набухших туч, ещё не проливших ни капли, в ожидании гостя, чтобы позавтракать вместе, пока Винли занимался доставкой кушаний и сервировкой стола. Всё шло, как по маслу.
– Ему нужна моя поддержка, что вполне разумно объясняется. У него нет никакого опыта, и он инстинктивно жмётся ко мне от страха перед вечером…
Всё, как говорил Тобиас.


Профессор едва нахохлился, точно чёрный ворон, перебирая в уме немногие запомнившиеся моменты ночной беседы, как невыносимо тяжёлое чувство стыда основательно поселилось в глубине души, спустя считанные секунды изнурительно разболелась… нет, не голова, много  хуже – совесть.
– Вовсе не то, совсем не так. Мой Тобиас говорил абсолютно иные слова, жёсткие и правдивые, объяснив всё глупому образчику бренной плоти, сделал бесценный дар, благословив на реальную, желанную жизнь, а я что в кои-то веки замыслил, это верх эгоизма и куда гаже…
Поставить отрешающий от яви блок, столь мощный, что я не чувствую ровным счётом ничего, даже охоты морочить голову мистеру Поттеру своей наиважнейшей книгой. Я словно превратился в растение без эмоций, перешёл на уровень простейшего прозябания. К чему мне эта напасть? Может, избавиться от блока, пока жизнь вновь не опротивела, и не захотелось накуриться опиума, уносящего разум в иной, красочный мир, где не чувствуешь ни веса тела, ни забот, ни тревог, ни тягот?..


Но Северус сумел справиться с неподобающими его характеру колебаниями, твёрдо наставив себя на путь истинный. Куда-то он приведёт его и Гарри, ни сном, ни духом не подозревающего о своей центральной роли в жизни чересчур категоричного и во многом себялюбивого алхимика? Этого упорного человека, пообещавшего милому призраку совсем немного, чуть-чуть измениться?


… Завтрак прошёл без притязаний чистенького, вымытого, хорошо одетого Гарри на личную территорию своенравного хозяина дома, то есть, вполне цивилизованно. За исключением одного момента, когда Северус, отправляя в рот остаток тоста с джемом, не успел вытереть уголок рта салфеткой, к нему протянулась шаловливая рука гостя, смахнувшая пальцем особо привлекательную каплю и отправила её себе в рот, а гость при этом многозначительно облизнулся. Снейп грозно взглянул на нарушителя спокойствия, и промокнул рот.
– Вам бы тоже не помешало воспользоваться салфеткой, мистер Поттер, – прокомментировал он своё действие.
– А было весело и вкусно, – беззаботно отозвался Гарри.
– Здесь Вам не ресторан быстрого обслуживания, зарубите себе на носу. Главное – то, что Вы сделали, недопустимо и непристойно, особенно, – профессор надолго умолк, Поттер перестал и улыбаться, и выказывать остаточные признаки веселья, а затем проговорил глубоким, размеренным голосом, едва ли не величаво, как он один умел при надобности: – для незваного и непослушного гостя.
– Да ну, я уже возбудил тебя? – казалось, из последних сил попытался отшутиться оный гость.
– Глупый, неисправимый мистер Поттер, не Вам ли знать, как трудно это сделать?
– Да уж, – угрюмо согласился Гарри, рьяно принимаясь за яичницу с беконом.
– Впрочем, на самом деле тебя очень легко возбудить, – в скором времени радостно оповестил он, небрежно побросав приборы.
– Кхе-кхе, – в ответ Северус едва не подавился несвоевременным смешком, но отредактировал мысли в присущем ему едком тоне:
– "Как говорил сумасшедший остряк Ницше, христианство поднесло Эросу чашу с ядом, но он не умер, а только выродился в порок.
А почему бы и мне не стать порочным отчасти, да, как раз по частям?
У каждого святого есть прошлое, у каждого же грешника есть будущее, и как неимоверно трудно его избежать! Но бежать от судьбы и глупо, и недостойно пока что последнего прямого наследника обширного рода Снейп – честолюбивых, побеждающих в любой схватке с врагами или с самой судьбой магов".


Тотчас Северус, вдохновившись согревающими и ободряющими воспоминаниями о благородных предках, поднял голову и мягко улыбнулся Гарри. Не удержавшись, Поттер осторожно погладил его по щеке самыми кончиками пальцев. Профессор всё так же, с нежностью глядя на искусителя, вдруг перехватил его руку, приблизил к губам, осторожно перебирая пальцы.
Затаив дыхание, Гарри наслаждался чудесным образом преобразившимся лицом ненаглядного мага, и было несказанно хорошо, до щемящей боли в сердце…
Ощущая на себе пристальный взгляд гостя, хозяин всё в болей мере смущался. Теперь он догадывался, что должны испытывать женщины, когда кто-нибудь в них влюблён. Как же это неловко и стеснительно!
– Мой, ты только мой, Северус, – горячо прошептал Поттер.
– "Я уже слышал это, не помню, где и когда, наверное, во сне. Блок, настал момент испытывать блок на крепость", – подумал в спешке, граничащей с отчаянием, Снейп, чувствуя, как отхлынула от лица кровь.
Это знак падения блока.
А дальше экспериментатор доигрался, но не совсем. Катастрофы не произошло, блок нуждался в простейшем, на первый взгляд, восстановлении, но сей же момент, чуть позже будет поздно, иначе ему, Северусу, грозит вызванная им самим буря страсти Поттера.
– Ну, ты же готов, – промурлыкал возбуждённый Гарри, – Пойдём?
– К-куда? – растерянно выдавил профессор, в буквальном смысле занятый головоломкой.
– А, можно никуда не ходить. Сиди, где сидишь.


Если бы действительно безотвязный, как грудной младенец, Гарри не задумал отличную, далеко не грудничковую шалость и чудом не зацепил краем рассуждения о святых и грешниках, о всепобеждающих славных предках чистокровного мага, этого на миг отчаявшегося человека, то всё пошло бы иначе.
Но опять же, не стоит прибегать к сослагательному наклонению: как вышло, так и вышло.
Половой Герой решил добраться до самого мягкого (что казалось странным, учитывая обстоятельства) и привлекательного местечка хозяина. Причём, как Северус и напророчил милому призраку, "дитятко малое, неразумное" попыталось залезть на коленки к "папочке", что показалось тому, по большому счёту, в высшей степени неприемлемым действом с начала их нового общения. Гарри же элементарно хотел оказаться с ним лицом к лицу, сидя на его бёдрах, и продолжать ласкать кончиками пальцев в любовной прелюдии прежде, чем спускаться всё ниже и ниже и, наконец, приступить к самому важному…
Северус, со злости и от оскорбления не рассчитав силы, так резко столкнул обидчика, что тот ушиб ягодицы и отбил локоть до резкого защемления нерва на пару минут.


– Ну, и что с тобой сегодня творится, эй, железный человек? – спросил с возмущением Поттер, выбираясь из-под стола, как увидел протянутую ему руку.
– Вставай, негодный мальчишка, – от души расхохотался Снейп с видом триумфатора.
Ещё бы! Блок-то успешно восстановлен, больше того, значительно укреплён, чего бы ни порадоваться.
– Хватайся за руку, да береги голову от удара о столешницу.
Гарри вылез весь бордовый от гнева и унижения, боль пришла чуть позже.
– Ничего, я своё наверстаю, – высказался он, шумно выдохнув, – Не сегодня, так завтра, не завтра, так через месяц-другой, или через полгода. Для меня это не имеет значения.
– О, да, я сразу, в первый же вечер понял тебя, – уже с горькой, натянутой улыбкой сказал Северус, – То-то и оно, что через привычные полгода ты бросишь меня, как надоевшую игрушку, именно этого ты добиваешься всеми правдами и неправдами.
Гарри перегнулся через стол, оказавшись так близко от лица Северуса, что тот отшатнулся.
– А вот и нет, не дождётесь, суровый мой профессор.
Я люблю тебя сильно и страстно и хочу оказаться с тобой в постели, что нормально.
Но не в этом соль, я желаю быть с тобой всегда, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас.
Мастер Зелий заметно переменился в лице, услышав отрывок исконной брачной клятвы, одинаковой что в доброй старушке Англии, что в Магической Британии.
Но это ж надо додуматься до такого извращения свадебной церемонии, ладно, хоть всего-то на пустых словах, и всё же, применительно к паре мужчин!


– И какого сорта эта любовь? Из тех, что движут солнце и светила, или с первого укуса?
Лично я склоняюсь ко второму варианту, и не умозрительно, – Северус нехотя, со скрежетом зубовным, упорствуя, попытался выйти в лидеры исключительно словесной баталии.
Он не желал провоцировать с лихвой бойкого Гарри на проявление столь знойных эмоций, а то так и до чёрного проклятия дойти можно, ибо он, Северус, на самом-то деле не стальной. Сколько верёвочке не виться, всё равно конец будет, или, говоря на английский манер, любая истина найдёт выход, как и грех.
– Ну, ты знаешь мои мысли, ты читал их, – начало было не просто хорошим, а прямо-таки замечательным.
– Но утром и прямо в начале нашего благопристойного завтрака я… – Северус несколько опешил от такой быстроты и натиска "простецкого в действиях" гостя.
Однако Поттер тут же сам всё испортил:
– А уж сегодня мог бы быть со мной поласковее, ведь этим вечером я обрекаю человека на долгие муки и страшную смерть, неведомую ни мне, ни ему. Сам подумай, каково это впервые в жизни. Небось, ты тоже жутко переживал перед своим первым заданием, что уж там, я уверен.
И да, я заигрываю с тобой, чтобы ты больше не приказывал своему разуму, Мордред знает, что, а взял бы и обнял, прижал крепко-накрепко, взял в ладони моё пылающее лицо, а я бы отплатил тебе полной мерой, по-взрослому, не какими-то там полудетскими поцелуйчиками с обжиманиями, – к финалу окончательно раскапризничался он.


Но Северус не внимал Гарри, из какого-то непонятного тому чувства, то ли устало, то ли скорбно прикрыв лицо рукой.
Тем временем, Гарри гнул своё:
– Видишь, как я унижаюсь, выпрашивая крохи тепла, но ты смеёшься.
Мне нужна твоя любовь сегодня, как никогда. О, всего-навсего поверь, я готов на всё, что бы ты ни предложил. Пойми же ты, на всё, что ты, и только ты пожелаешь!
– Прошу меня извинить, я ровным счётом ничего такого не хочу, – церемонно и безлико ответствовал ни капельки не улыбающийся алхимик, разобиженный и некрасивыми выражениями, и, неоспоримо главное, апелляцией к своему первому, ужасающему низменной жаждой мести и горестным своеволием, а не чьим-то приказанием и самой сутью преступлению: отцеубийству.
Увидев рядышком Поттера с глазами, испуганно-умоляющими о наиболее развёрнутом ответе, Снейп, превозмогая себя, увёл разговор немного, о, чуток слегка в сторону, как подобает мастеру не одних лишь зелий, а словесных поединков:
– Но коли я вдруг и уступил, Ваши мысли вертелись бы вокруг этой твари, Терри Бута, из неполной готовности совершить желанный одному из нас, не понятный и не приятный мне, запоздалый акт вендетты, из жалости к нему, почитая его за нормального человека! Разве не так?
Не хотелось бы называть Вас трусом, ибо всё равно отравление либо состоится, либо Вы будете застигнуты на месте преступления с поличным. Нет, Вы не трус, а…
Лучше выпьем в гостиной огневиски для храбрости, всего-то по стаканчику.


Северусу в тайне опять же стало грустно из-за своего решения удерживать чёртов блок, ох, он не мог попросту разобраться, когда лучше дать своему недалёкому, увлечённому явно не тем, да всё ж потенциальному спасителю, пресловутую книгу. Даже под блоком было понятно, что точно не сейчас, но тяжко, как невыносимо постоянно, и в таком искусственном состоянии разума осознавать и ощущать всем естеством несмываемую духовную нечистоту! Ведь ему ни в коем случае нельзя курить опиум дня четыре-пять, как минимум, значит, невозможно увидеться с Тобиасом, пасть на колени пред ним в приступе заслуженного самоуничижения и вымолить каким-то образом его высочайшее прощение! Вся надежда только на этого блудливого Поттера, которому загорелось переспать не просто с мужчиной, а с ним, Северусом Снейпом, дерите малолетнего соблазнителя все демоны Посмертия…


Скорее бы Поттер отравил их всех, кого только не захочет, отправил в мир иной, скорее бы не стало их, как ненужных помех на пути к большему. Ко всему прочему, к тому времени Герой-отравитель точно разведётся с немилой супругой.
Тогда-то, после всех жертвоприношений на алтарь неведомо кого или чего, можно полно и, как полагается по закону и традициям, передать ей во владение некое движимое и недвижимое имущество из такого величия богатств, что только диву даёшься, но это судя по одним лишь газетным байкам Люпина, которым кнат цена. Зато сам Поттер перестанет досаждать ежечасным пребыванием в доме алхимика, с его лёгкой, зато однозначной подачи поселившись у себя в опустевшем доме на Диагон Аллее.
Да и дом будет осиротевшим недолго. Судя по словоизлияния Рема в подпитии, Гарольд тотчас обзаведётся дивой, может, не одной, все с волосами разного цвета. Он о-бя-за-тель-но устроит на крыше старинного дома крытый, отапливаемый бассейн с оранжереей, как это принято у безродных выскочек, там они и будут загорать под мощнейшими маггловскими, быть может, этими синими "ультра-фиолетовыми" лампами, неспешно потягивать дорогие коктейли и всячески прохлаждаться…
Пока снова в одном мягком местечке не взыграет жажда переспать только с ним, Северусом Тобиасом Снейпом, чтобы после хвастаться своим длинноногим роскошным дивам, может, даже на великосветских приёмах, куда пожизненный Герой чудесным образом получает приглашения. Тогда, и только тогда, не дожидаясь официальных поводов, не списываясь посредством птичьей почты, этот бонвиван аппарирует на порог подзабытого дома в наипаче жалком, самом ничтожном одеянии, чтобы произвести на "ничего не знающего" беглеца-эмигранта должное впечатление всеми отвергнутого.
Но ждать так долго, после помимо воли снова тянуть эту волынку с возобновлением знакомства и, какого-никакого, но сближения…


… Нет, нет и ещё раз нет! Он, Северус, не выдержит беспримерно длительно существовать с выжигающей сердце и душу Алой Буквой, заставляющей небывало и исключительно страдать телесно, духовно и разумом, дожидаясь милости ничего не подозревающего Посвящаемого. Так недолго и впрямь стать законченным наркоманом. Посему стоит начать ознакомление будущего знатного не по происхождению, но по роли в жизни осквернённого попыткой насилия Северуса Снейпа над вечным, священным, единственным возлюбленным хоть трижды в призрачном облике, с заветной книгой как можно раньше, едва выпадет возможность.


… В гостиной Снейп призвал ту самую пятигранную бутыль "Огденского", не предлагая коньячное удовольствие, недавно чуть не поссорившее его с единственным, верным, ничего не требующим, но и… не отдающим, по сути, ни черта взамен другом, налил себе и Поттеру, и они выпили до дна. Гарри быстро опьянел, не умея пить, и заново стал подбираться к Северусу со своими неизменно каверзными целями, как будто испытывая его терпение и все наилучшие качества характера, которых у того было не так-то много. Что же, мысленно вздохнул алхимик, сбросив с души груз в шестнадцать тонн, когда ему не осталось иного выхода из чрезмерно запутанной с недоброй памяти ночки-ноченьки ситуации, нынче окончательно выходящей из-под контроля. Он сказал Гарри отрывисто:
– Ступайте за мной. Быстро! – и привёл его в библиотеку.


Здесь хозяин королевским жестом достал книгу, всю потёртую и зачитанную, с лохматыми по краям и заломленными страницами, произнёс над ней какое-то короткое заклинание, сопроводив замысловатым пассом, положил на журнальный столик, с виду хрупкий, и с силой прижал к нему. Потом отдал почему-то тёплый изнутри, точно едва написанный и переплетённый томик гостю, сообщив как можно официальнее, несмотря на дико колотящееся в самом горле сердце:
– Вполне возможно, это пригодится Вам, мистер Поттер. Читайте от корки до корки, будьте предельно внимательны, можете делать пометки на полях, я без труда уничтожу их.
Поверьте, это очень увлекательное чтение, оно отлично и своевременно займёт Ваш ум. Когда… –  он сделал многозначительную паузу, на деле переведя дыхание, что прошло для Гарри незамеченным, как и предполагалось.
А нечего делать много шума из ничего! Всё может быть, и то, что чтение встанет поперёк горла мистеру Поттеру, он же такой незадачливый ученик в алхимических вопросах, это уж превосходно известно его бывшему профессору.
– Итак, когда будет пора, я приду за Вами.


Северус вышел готовиться к обеду, а несолоно хлебавший, позабывший об изысканных кушаньях, редкостно быстро трезвеющий Гарри уткнулся носом в название книги, со столь тщательно обработанной обложкой, украшенной вкраплёнными по углам и косой крестовине драгоценными камнями, названий которых он не знал. Заголовок был выполнен готическим шрифтом червлёным золотом по поблёскивающему чистым серебром фону, и гласил: "Священные и древнейшие традиции Великого Делания: Посвящённый и Посвящаемый".
– Что за чушь на постном масле? Мистика какая-то? Мордреда драного она мне сдалась в такой незадавшийся денёк, когда задница до сих пор ноет после хука Сева, да на локоть не обопрёшься при всём желании?
Поттер в задумчивости повертел и пощупал книжку, и в скором времени изрёк себе под нос:
– При всём том просто держать в руках такое произведение искусства  – уже грандиозная удача. Я чувствую, что от этой книги будет зависеть наша с Северусом судьба… если я, только я сам вновь всё не испоганю.


Он не решался открыть томик, только крутил его и осматривал со всех сторон. Золотые пряжки для страниц, выполненный чуть скромнее узором последний лист обложки без выходных данных и года выпуска, но с теми же многоценными украшениями – всё это вдохновляло и, в конце концов, окончательно отрезвило шальную голову.
– Неужели в самом деле все мои сегодняшние невезения остались позади, едва Сев вручил мне её? Милая моя, какая ты тёплая да изящная, –  с кажущимся началом любовной привязанности к дорогостоящему антикварному изданию пробормотал он.


Сподобившись раскрыть книгу, Гарри был, честно говоря, несколько разочарован, ведь в ней велись невразумительные и туманные разговоры о каких-то Посвящениях, Великом Делании. Книга оказалась по Высокой Алхимии, и одно это отталкивало Поттера от содержимого: со Школы ненавидеть Зелья и встретится с ними же! Ужас-то какой! Зато он держал в уме зависимость, в определённом роде, вырисовывание их с Северусом дальнейших действий по сближению на этих самых страницах. Воодушевившись, он пролистал массу подзаголовков и разделов, среди которых чего только не было, в том числе: "Гомосексуальность в магическом мире. Тайные знания".            
– А это уже звучит занятнее, ну-ка, ну-ка, дай поломаю безглазые глаза над каким-то особенным чтивом, без всякого сомнения, дорогим Севу.


Незаметно для себя, Поттер увлёкся получением новой информации об отношениях внутри пары учитель и ученик, что не казалось противоестественным, напротив. Он по своему опыту знал, что и у пары супругов, и у любовников кто-то должен вести, а кто-то оставаться ведомым. Ответ на животрепещущий вопрос: "Кому из двух мужчин быть лидером?", по мнению Поттера, лежал на поверхности. Без колебаний, Северусу, как по вчерашнему заявлению о доминанте, так и по всему остальному поведению, единственно, нежелание учителя, по этой терминологии, Посвящающего, идти навстречу потенциальному ученику, его-то и смущало сильно, до боли в ушибленном локте.
Странно, но в таком говорящем разделе не было ни словечка о самой технике секса, ну, или если выражаться красиво, однополой любви, как ни одного упоминания о ней самой. Сплошные странные ритуалы с колоколом, водой, свечами и землёй*, да длиннющие латинские, по формулировке и по существу непонятные заклинания, очевидно, произносимые друг за другом. Гарри призадумался ненадолго и решил читать последовательно, возвратившись в начало томика, чтобы ничего не упустить, кроме, как ни парься, бесполезных для него латинизмов.


Но тут-то и пошла Великая Алхимия во всей её красе. Гарри с разгону лихо влетел в подробно расписанную, какую-то идиотскую, нет-нет, куда там, больше, вызывающую в памяти, почитай, осязаемый с жутких последствий Битвы за Хогвартс отвратный трупный запах, Королевскую Свадьбу.
Видите ли, в чём дело: она традиционно заключается между братом и сестрой, Солнцем и Луной, Львом и Единорогом, серой и ртутью, и прочая ересь. Самое-то главное, не просто торжество отметить необходимо, а, "разделив ложе", вовсе не радоваться и повторять этот полюбовный "раздел", но каким-то хреном помереть в свадебную ночь, вылежать некоторое время на брачной постели, как в гробу, воскреснуть, опять куда-то там вознестись не пойми чем, и всё такое. Ясное дело, что Поттера едва не вытошнило от такой омерзительной бредятины, да и умирать вторично за столь короткую жизнь неохота.


Осилив несколько страниц из этого гнусного, самого объёмного раздела, до Гарри наконец-то дошло, почему профессор так и не женился. Да попросту Сев никакой не извращенец и, тем паче, не маньяк, что не может не радовать! Он не желал, как до сих пор не хочет со своей чистой и честной невестой пускаться во все описанные тяжкие.


Придя к утешительному выводу, половой Герой со спокойной совестью решил, что экзамен по данному материалу ему никоим образом не грозит, пролистал противные, сами собой прилипающие к рукам странички, и мельком не взглянув на таблицы с непонятной символикой. Он не подумал посмеяться над старинными изображениями коронованных гермафродитов-ребусов, и углубился в относительно сносное местечко, на первый взгляд. И бедный Поттер мысленно содрогнулся из-за заумной терминологии, ненавистной со школьной скамьи, но тут уже он заставил себя продираться, срывая тяжеловесные покровы заумных словес, через "сублимацию" и "тинктуру". Как благодарность за нечеловеческие усилия, на него снизошло озарение, что они в своих отношениях дошли до "возгонки", но ни шагом далее. У Гарри отлегло от сердца, значит, всё ещё будет, ему суждено принадлежать Севу всецело, но не так скоро, как хотелось бы. Он не успел понять, до чего сильно ошибся в своих беглых, неточных, поверхностных расчётах…


В этот момент пришёл Северус, как всегда, неслышно подобрался к самому плечу гостя дорогого, посмотрел, на чём он остановился, и… тоже неожиданно легкомысленно заключил:
– "Он волшебник с мозгами, что бы я ни говорил вслух всё время нашего общения, он уже раз умирал и возвращался к жизни, о чём мне известно по запутанным упоминаниям Люпина. Он должен понять всю сущность и ответственность возложенной на его плечи задачи, раз вернулся с того света без чьей-либо помощи".


– Северус? – чуть не подскочил "волшебник с мозгами… сточенными до крови".
Гарри поднял на алхимика такие громадные, испуганные глаза, что педагог с большим стажем заподозрил неладное на своё усмотрение. Быть может, главы о Королевской Свадьбе написаны непонятно, старинным слогом, или не тем шрифтом, учитывая упорное отрицание очков ли, контактных линз "подопечным". Вполне очевидно, прочитанное нуждалось в неотложных пояснениях собаку съевшего теоретика по этому таинству таинств. Допустим, что-то ещё, вплоть до неприкрытого страха бедного будущего Посвящаемого перед осваиваемым материалом, но, так или иначе, ситуацию необходимо прояснить. Немедленно, прежде чем дело не усугубилось куда как тяжелейшим непониманием и невосприимчивостью!


Очевидно, что для начала Северус мягко, убаюкивающим голосом захотел объяснений, спросив без обиняков:
– Итак, мистер Поттер, сознайтесь, правда, что Вы столь много успели прочитать или просмотрели по диагонали? С Вас станется и пропустить всё самое важное…
– Ну, вроде да, сэр, прочитал, – упавшим голосом промолвил Гарри, пряча порозовевшее лицо в копне волос.
– Тогда перескажите мне кратко древнегреческую легенду о первом гермафродите, – промурлыкал он бархатным голосом.
– О, нет, Северус, сжалься, не в этот момент, и вообще, не сегодня, пойми же ты, чёрствый человек со стальным сердцем, как я дико переживаю, а тут на тебе, очередной допрос.
Разумеется, Снейп смилостивился, вполне здраво оценив душевное состояние нового гостя. Он даже решил по вине нахлынувшего дежавю родом из бредовой ночки, пошутить, картинно изумившись:
– Это я чёрствый? Да у меня сердце ребёнка, – алхимик насмешливо фыркнул, – Легенду я сам расскажу вечером, когда делать будет нечего.
В общем-то, я пришёл сказать, что Вам пора на охоту.
– Сколько у меня ещё времени в запасе?
– Как я смею предположить, ужинать Вы откажетесь, поэтому предлагаю выпить ещё стакан огневиски. На это у Вас время есть.
Гарри запомнил страницу и закрыл книгу.
– Отчего бы и не поужинать? Я сегодня толком не ел, если помните, а мне предстоит пить негодный алкоголь, – ответил он, солидно раскинувшись на стуле.
– Признаюсь, я удивлён, но ужин таки приказал накрыть. Идёмте.
– И от стаканчика огневиски перед аппарацией я бы тоже не отказался.
– Желание гостя есть закон в доме англичанина. Безусловно, разумное волеизъявление.


Они поели в молчании, становившемся драматичным и, могло показаться, взрывоопасным, разлитым в воздухе по вине неимоверно переживающего, разнервничавшегося Гарри. Маги особенно остро чувствуют как своё состояние, так и окружающую обстановку, а уж чистокровные… нечего и говорить.
По окончании трапезы профессор соизволил сообщить:
– Мистер Поттер, было приятно отужинать в Вашем обществе. Одевайтесь пока в свои вещи…
– Какие мои вещи? Я пойду в этих.
Северус недовольно поморщился от такого бесцеремонного акта, как прерывание хозяина дома на полуслове и настаивание на своём, но, скорее всего, его раздражало не поведение Гарри, а нуждающийся в постоянной корректировке, рушащийся по непонятным причинам блок в уставшем мозге. Как бы то ни было, хозяин вымолвил сухо:
– Тогда Ваши э… друзья точно решат, что Вы завели себе новую подружку, вполне возможно, магглу, у которой и живёте. Переодевайтесь хотя бы потому, что у рубашки на пуговицах мои вензеля, и я не хотел бы выставлять его перед зорким оком Авроров.
– Ну, тогда обязательно, я-то и не заметил.
– Вы чересчур рассеянны перед важным делом, что очень плохо. Соберитесь, мистер Поттер.
– Это всё книга виновата, – пожаловался или попробовал оправдаться Гарри, но профессор был неумолим:
– Перед аппарацией получите… очень большой бокал огневиски с тем, вчерашним зельем. Ничего не опасайтесь, высококачественный алкоголь заставит Вас собраться. Слегка пьяный человек соображает быстрее и точнее трезвого индивидуума, погруженного в свои думы. Это проверено самостоятельно.
Ступайте же и примените Раздевающее и Одевающее заклинание, у Вас мало времени. Да, и вещи с палочкой в гостевой, – слегка, на сей раз, в рамках приличия повысил голос Северус.


Через пару минут показался Гарри, застёгивающий пуговицы на жилете.
– Подойдите, я помогу. Что же это я вижу, Вам Одевающее заклинание даётся с трудом? Зато, полагаю, с Раздевающим у Вас намного лучше.
Гарри залился краской в ответ, но ему было невыносимо приятно чувствовать, как ловкие пальцы Северуса скользят по его груди и животу, застёгивая непослушные пуговицы.
Это напоминало донельзя приятное предчувствие, что едва он вернётся с задания, как Сев обласкает все заветные местечки, о которых он сам и не подозревает.


… Его онанизм был без изысков, ведь к нему он подходил подготовленным, разогретым, спешно убегал от Джинни, чтобы пролить семя наземь: подёргал за конец, и струйка порскнула, как в туалет сходить по малой нужде, иногда блистало что-то в мозгу в момент семяизвержения, и только-то.
А в этом устремлении сродни ясновидению был один-единственный нежный, обходительный фон. Как с невинной девицей, Северус ничего плотского не творил, это была настоящая магия и мистика любви, Гарри почувствовал её впервые.
Но она накрепко засела в памяти. Данный побочный эффект некоего таинственного волшебства оказался незамеченным самим изобретателем, Северусом Снейпом.
– "Мерлин, у меня стояк, да какой! Стыдно перед Севом, он же ничего особенного не делает…
Делает, его руки на мне, это дивное блаженство, из-за которого мне хочется помиловать самого Терри…"


– Вот и всё, мистер Поттер. Скорее надевайте мантию, удобная она вещь, правда? –  в голосе профессора промелькнул смешок, глаза весело блестели, – Под ней… ничего не видно.
– Винли! Огневиски сюда в традиционной вазе!
От увиденной ёмкости у Поттера перехватило дыхание. Это был чудовищно прекрасный, специально прогнутый "талией" под руку огромный бокалище, полный медового цвета жидкости.
– Пейте, да поторапливайтесь, и никого не бойтесь.
Герой опустошил бокал шестью громадными глотками. Северус всё это время внимательно смотрел на него.
– Шесть? А Вы молодец, мистер Поттер, только попрошу не приставать, иначе говоря, долго не рассыпаться в любезностях, – алхимик вовремя предупредил намерения гостя, – Не то уж точно опоздаете.
– Яд! – в ужасе вскричал Гарри, – Забыл!
– Смотрите в правом кармане мантии. До встречи.
– Люблю, – одними губами прошептал Гарри, но Северус услышал и важно кивнул в ответ.
На этот раз никому не понадобилась церемонная вежливость и красноречие, оно и к лучшему, не так ли?


   
                ***




– Ронникин!
– Гарри! Знакомьтесь, народ, тут все свои. Терри, Оскар и Невилл.
– "Это ещё к чему он притащил такую кучу народа? Уж не подозре…
Нет, наверняка, Рон собрал всех своих друзей-собутыльников, чтобы они лично пообщались с пьяным, болтливым Героем", – торопливо соображал Гарри, глядя на простых, скромно улыбающихся молодых мужчин, на вид, вылитых паинек, – "Терри, Терри, как же мне поизящней проделать это с тобой?"
Ясность ума была потрясающей, как и говорил Северус.
 – Эй, народ, чего поутихли, давайте руки, или испугались полового Героя? Не бойтесь, я на мужиков не западаю!
– "Прости, Сев", – естественно, строго про себя, да и для себя, коль честь по чести.
Все, засмеявшись, обменялись рукопожатиями с Гарри. Дело вошло в норму, когда Поттер позвал собравшихся внутрь, обещая заплатить за компанию.
– А чё, народ, это ж чистое золото, не лепреконское, чего бы кабатчику не радоваться, – вещал Гарри.
– Да, ребят, крутая мысля-то это, имею в виду, заплатить за пиво и кое-какой закусон звонкими нашими галлеонами, – вовремя поддержал Рон.
Остальные тоже решили, что это будет миленько так себе, а Гарри вспоминал вчерашний одинокий  галлеон, которым он положил на чашу страданий трёх человек, самого себя, как мстителя и двух пока потенциальных жертв…


Дальнейшее произошло, как в плохом маггловском триллере или боевике. Все наскоро упились в стельку, один Гарри держал в голове идею фикс. Ему же нужно убить не какого-то там Билла, а этого, кажущегося настоящей душой компании остряка и балагура, который даже в абсолютно пьяном виде продолжал доводить сотоварищей до колик в животе. Смеялся и Гарри, нет, не как кровожадный герой-убийца, восстановитель попранной справедливости, хохочущий громким сатанинским смехом, а от души, души, в которой перед внутренним оком этот рубаха-парень насиловал, насиловал, насиловал… Её, Мион.
– "Вам пора и нам пора", – незаметно вздохнув, решился он.
Мститель заказал ещё бутылку мерзкого пойла, который здесь громко называли скотчем, собрал стаканы у компании, и стал разливать напиток.


Давно уже держа под столом жгущий кожу пузырёк, он пододвинул к себе стакан Терри, чуть наклонил кисть и налил одновременно скотч и яд, который держал сейчас в правой руке с бутылкой. Стакан плавно скользнул по столу к жертве, та заметила, что ей налили больше остальных, но Гарри невозмутимо ответил на вопрошающий взгляд:
– Тебе, душе всей нашей компании, я бы не просто с верхом налил, а заказал бы призовую бутылку.
Терри выхлебал отраву и сказал:
– Ну, раз ты такой щедрый, половой Герой наш, с тебя ещё одна бутыль, – он перебил галдёж, –  Да не, на всех, плюс пикантную историю о твоей аппетитной Падди, жаль, что бывшей, я бы такую бабу скорее к ноге привязал, чем бросил.


И ещё один волшебник заподозрил неладное – как ни странно, бумажный Аврор Рональд Артур Уизли, пока он решился молчать, ведь дело сделано, напиток в стакане Терри слегка, самую малость, но посветлел. С минуты на минуту тело лучшего друга за всю жизнь падёт бездыханным или ещё помается в корчах. Тогда, и только тогда на отравителя, услужливо подсказанного Ронникином, посыплется град ударов, а после, измочаленного, его отлевитируют или для пущего мучительства, отволокут в подвалы Аврората. Ибо сам напросился, взял в голову с какой-то хрени травить самого Терри Бута-третьего.
Но ничего трагического не произошло. Терри веселился вовсю, развлекаясь сам и не забывая всю компанию.


Гарри охотно заказал призовую бутылку на всех, по решению Терри, собрал стаканы и в другой раз налил ему доверху для отвода излишне любопытных глаз, буде они найдутся в этом чаду. А он чувствовал на себе, на руках чей-то чрезвычайно испытующий взгляд, но в суматохе и толкотне вокруг маленького столика обнаружить "четырёхглазого проныру" было невозможно. Да и что с ним делать, если обнаружится, что это Рон Уизли? Отравить не за что, да и силёнок не хватит так обойтись с лучшим другом отрочества, значит, провалить дело на первом же отродье, во всём сознавшись, и отдаться в "ласковые" руки этих громил, обозлённых наветом глазастого и неусыпного собутыльника.
– Это тебе бонус на следующую встречу.


Герой рассказал разогретой сальными анекдотами компании, как он сношался с Падди возле мусорных баков, а на них во все глаза пялился нищий. Видать, он залез в один из них, чтобы найти там для себя что-то ценное, а увидел их, да так и ошалел.
– Слушай, а он не дрочил на вас?
– Без понятия, мы были заняты друг другом, ещё на нищеброда обращать внимание. Я ж не супермен.
– Не, Гарри, ты силён, выдержать Падди на руках, да ещё отделать её по самое не балуй… это подвиг, – с уважением пробормотал тихий Оскар.
– Это не подвиг, если такое дерьмо повторяется с завидным постоянством, – небрежно отмахнулся Гарри.
– Да уж, всё ясно нам, пацанам. А заездила она тебя, и опаньки, – сокрушённо сказал Терри, – Сам знаю, что тебе подфартило вовремя ноги унести. Эх, а мне таких баб не попадалось, была одна, кажись, вообще неутомимая и такая-а штучка, но я сам её вусмерть заездил – без преувеличений и красивых слов, с пресловутой "мужской гордостью" похвастался пьяный садист.


… Гарри едва успел добежать до туалета, где его жестоко вывернуло наизнанку, так, что потом долго пришлось пить воду из-под крана, чтобы освежить рот.
Не удовлетворившись этим, Поттер с трудом сунул всю голову в грязную раковину, потом встряхнул мокрыми длинными волосами, и вышел к столику, за которым его ждал один-одинёхонек, не просто так заинтересовавшийся судьбой двух товарищей Рон.


– А где все?
– Аппарировали, ага, прикинь, спьяну прям отсюда. Тебе не было слышно шума, поднявшегося среди этих засратых магглов? Нет, бедняга, не идёт тебе наша простецкая бурда, кажись, тебе сам Малфой на голубом блюдечке с золотой каёмочкой фужеры шампанского и своих наилучших вин подаёт, они тебе, как водица в баснословных колодцах забвения запада…
А… почему ж ты не лучшему своему другану по жизни подливал, а этому чужому тебе Терри?! –  вдруг взвизгнул Рон, разозлившись так, что схватил Гарри за грудки.
– Ты чего, чего делаешь, Рониикин, разобиделся, что ли?!
Ну, прости, виноват, каюсь. Уж в следующий раз у меня только ты на первом месте. Всё буду делать, как скажешь.
Гарри принялся клясться Мерлином и Морганой; по-всякому склонять Мордреда и его обширное семейное гнездо, о котором понятия не имел; даже нелюбимой матерщиной не брезговал для усиления эффекта, выкаблучиваясь так, чтобы Уизли ничего не заподозрил, как-никак, пьяные бывают и очень проницательными…
Так оно и оказалось на деле. Рон строго выложил, несколько гнусавя, видно, для нелишней крутизны:
– Что же, интересно мне знать, ты на виду у всех, обнаглевший такой-разэдакий гадёныш, на самом деле подлил Терри из флакончика? Нешто траванул моего самого-самого, неразлучного, не зазнающегося, как ты, не забывающего о бедном Роне месяцами друга?


Мистер Уизли был не просто зол, а люто разъярён. Ещё бы!
Всю прежнюю "встречу в верхах" настраивать на верный лад Героя, привязавшегося именно к любимцу публики и лично Ронникина, Терри Буту, ну да, действительно малость неаккуратному и, главное, не умеющему выходить сухим из воды.
Но если человека уже наказали, лишив единственной пристойной работёнки, приносившей пусть, небольшой, зато постоянный доход, чего этому половому Герою загорелось самостийно вершить правосудие?..

 
И до того страшно стало Поттеру, что он тотчас махнул палочкой, да так неловко, что едва не выколол глаз Уизелу, но заклинание получилось на славу, пусть, не обдуманное, допуская, что Гарри тоже был не в лучшей форме. А некогда было думать, лишь действовать с максимальной скоростью.
– Obliviate localus!
И Рон, повинуясь сильному заклинанию, забыл о двойном содержимом злополучного стакана, ну, а Гарри не решился полностью стереть память о "вечеринке выпускников" с участием Терри, не то хуже будет. А могло ли быть ещё хуже? Тут смотря для кого.
Вот, что волшебство благотворящее делает!


_____________________________

* Книга, колокол и свеча – старинная формула отречения (анафемы) по католическому ритуалу, который состоит в том, что читается вполне определённый текст Библии ("книги"), звонят колокола и гасятся церковные свечи. Вкупе с последним упомянутым элементом (землёй), содержит намёк на Чёрную Магию.




~***~



Глава 25. "Развод и девичья фамилия"



Эпиграф всего-то один, краткий, зато чрезвычайно ёмкий:

"Что-то всё время сдерживало нас и делало слабее. Оказалось, что это мы сами"

Роберт Фрос

Конец эпиграфа



… – Эх, удивляюсь я сам на себя, какая ж я воплощённая доброта. Помню пустую, по пьяни злобу на тебя из-за Терри, но, видать, приревновал я мужика к мужику. Экий прикол, зацени шутку юмора! Уж прости, люблю я весёлой компашкой выпить и закусить, ох, и люблю! А мы-то все ж небогатые, ну, и собираемся в складчину редко-редко, когда уж припрёт безысходная житуха, чтоб ужраться вдрызг.
Тебе громадное спасибо за нашу простецкую радость и попойку. От винта! Так держать!
Ронникин радостно смеялся, перемалывая чепуху заплетающимся языком, а Гарри было жалко его, себя, и опять же, обречённого Терри. Ну, не отравитель он по нутру, а мешать картишки поздно. И зачем ему, по большому счёту, пришла в голову шальная мысль мстить за уже убитую подругу?.. Никакой, самой изощрённой местью не вернуть Мион, это и так было понятно с самого начала.
– "Но нет, раз я захотел, то и Захария сдохнет в муках", –  упорствуя в неподдельно дурном решении, заключил Гарри Джеймс Поттер, даже губу закусив.
Герой быстро осознал, где он и с кем, сделал невинное лицо, благо, хоть трижды дурной, но алкоголь же, тому способствовал. А после он с умом "непонимающе" похлопал глазами, сочтя за лучшее промолчать. И правильно поступил.


Рон, вроде как, угомонился, и Гарри, воспользовавшись этим, принялся подкапываться под вторую, безошибочно определённую жертву. Ведь Волынски так и не уволили с места работы, значит, либо сочли его невиновным, во что верится с трудом, либо состав его преступления нашли слишком незначительным. Наблюдал и вёл запись "допросов", и всего-то. Кто бы спорил, за наблюдение над процессом посрамления и несказанных мук Мион тоже следует отравить, да поди найди его, такого аккуратненького, если он дружбу с Роном и его кучей знакомых не водит, особняком держится.


– Ты обещал мне одну вещь, Рон, очередную встречу, – охрипшим после истошного выкрика заклятия голосом сказал Гарри, так и не промочив горло, не время сейчас, – Когда здесь появится твой приятель с Захарией?
– Да что ты к этому Захарии прицепился? Он не такой забавный, как Терри. Разве тебе не понравился мой Терри?! Да понравился, я сам видел, как ты ржал, да подпаивал его.
А на что тебе вообще-то Захария? – это был уже вопрос с подвохом, но Рон, как оказалось, не нуждался в полном беспамятстве.
Просто-напросто, он с ненавистью продолжил пятнать мистера Захарию Смита:
– Это же натуральный хмырь, который и выпить-то толком не умеет.


Гарри тщился придать лицу озадаченный вид, но тщиться-то особо не пришлось, мордашка говорила сама за себя. Тогда Рон смилостивился:
– Ладно, не переживай ты так, соберёмся той же компанией, да пригласим Эдди, это приятель мой с работы, а уж он обязательно прихватит с собой Захарию. Я знаю, Смит пока что в маглесе, от тюрьмы отходит, развлекается, местных шлюх снимает.
Эх, вот как раз по этому делу, по бабьей части, вы с ним реально споётесь.
У-у, **ари-террористы!
– Ты потише, Ронникин, а то возьму и как не заплачу ща…
Всё, уймись, уймись, пошутил я. Сколько с меня, на твой взгляд?
– Ну, галлеона на три-четыре потянет чистого весу.
– Кладу пять, и пошли. Значит, когда следующая вечеринка?


Они медленно, никуда не торопясь, брели по пустынной улочке по направлению к "Дырявому Котлу", каждый с ношей своих проблем. Только на сей раз именно Гарри взялся грузить Ронникина по-чёрному, собственно говоря, бесцельно разрываться по нескольким направлениям разом, болтая о важном и второстепенном.
Оказалось, Рон вовсе не имел ничего против не одного только выслушивания, но и реагирования на трёп самого полового Героя.
– Всё зависит от того, как платить будем: в складчину, или ты, как известный на весь свет богач? –  Уизел, не таясь, несказанно млел от проявления щедрости крутейшего во все времена друга, как повелось с Хогвартс-Экспресса ещё до распределения.
Только тогда это был знаменитейший Мальчик-Который-Выжил, самый настоящий, со шрамом-молнией на лбу, и весь в обносках, доставшихся ему, такому великому, от поганых магглов, у которых нет ничего святого.
– Да заплачу я, не боись, все знают, деньжата у меня водятся в избытке, а уж на такие пустяковые траты я и не посмотрю. Ну, пойми ты, Ронникин, взять, к примеру, Захарию Смита, я в курсах, что ему не нравился, и нарывался он вечно, но всё-таки был в АД, а это много значит. Он мне как соратник, единомышленник в тяжкое времечко. И что, я не могу позволить себе роскоши через пять лет после окончания Хога поболтать с мужиком-однокурсником?
Тороплюсь я жить, Ронникин, пока Сьюзен не поимела разводом во все места, –  кажется, вот она, и правда выплыла наружу.
Во всяком случае, мистеру Уизли именно так и подумалось.
 

… – Ну, вот скажи мне, чего ей не живётся? Деньги у неё есть, блин, собственный счёт, носит самую популярную фамилию в Англии, жрёт конфеты… – Поттер остановился на скаку, потеряв мысль.
– Ах, да! Так вот, жрёт она эти грёбанные конфеты, хоть бы любовника себе завела для разнообразия, да сколько захочет, мне по фиг стать рогоносцем, только бы обходилось всё тихо мирно, да я бы их, всех и каждого, персонально паролем для каминной сети обеспечил!
Понимаешь, Рон?! Мне не слабо!
Но не нужен ей любовник вообще, въезжаешь, Рон? А ей, видите ли, разводиться подавай, хочет привлечь к себе внимание, шуму-гаму желает, как Падма.
– Ты бы всё это не мне, как фонарному столбу, рассказывал, а ей сообщил, может, уймётся  тогда, – на удивление разумно посоветовал Рон.
– Нет, не могу я её, стерву, видеть-то…
Слушай, Ронникин, а давай завалимся ко мне, и я всю это ей в харю выложу, да ты меня поддержи покрепче. Мне нужен… ну, словом, ты мой лучший друг, Ронникин, на что уж и работаешь в этом сраном Аврорате, ты мне нужен, как щит, пока за спиной.
– Пойдём, да чтобы я, Рональд Уизли, хоть раз отказал в помощи Гарри Поттеру! – взвился Рон в лучших чувствах, не заметив прокола друга по поводу его родного Аврората.
– Нет, лучше аппарируем прямо к тебе домой, а то там ещё у дверей могут ошиваться репортёры, вишь, как я соображаю, а всё потому, что ты не поскупился на хороший скотч! Ясен пень, для тебя он… – завёл было шарманку Рыжий.
– Замяли, Рон, аппарируем, хватайся за руку покрепче.


В доме немилом доме было темно, хоть глаз выколи.
– Эй, Сьюзен, мать твою, Поттер, быстро спускайся в холл! – заорал Гарри.
Сонное царство, благочинная тишина, через несколько долгих минут появилась Сьюзен, приготовившаяся ко сну. Дама была с распущенными волосами, занятая их магическим отращиванием и завивкой, и в одном плотном пеньюаре.
– А, явился, наконец, половой Герой, – холодно, в своём обычном духе констатировала она.


– Мы пришли поговорить с тобой, сучка, – с порога заявил Поттер, для храбрости громко дав пинка ни в чём не повинной двери.
– К чему ругательства, Гарри, бывший мой Поттер? – с плохо скрытой издёвкой проворковала "голубица" не первой свежести, не обратив внимания на множественное число местоимения. Ещё бы! Ей предстояла и впрямь, ох, нелёгкая эта работа, но она принялась за неё с места в карьер, – Мой личный адвокат любезно собрал все бумаги для начала бракоразводного процесса, но в некоторых случаях… скажем так, на определенных документах нужна твоя подпись.
– Зачем тебе это надо, Сьюки? Ты меня знаешь, я упрямый, лоб расшибу, а по-своему сделаю, и ни за какие медовые коврижки не буду участвовать в этом фарсе, поэтому подпишу только те бумаги, что навсегда разъединят нас перед людьми и Мерлином.
– Ну, я так и думала. Подожди, я принесу всё, что нужно.


Она вернулась на изумление быстро, учитывая явные намерения лечь спать в одиночестве и спокойствии, пока "этого грубияна Поттера" демоны обратно в дом не притащили, едва накинув домашнюю мантию. Но за это время Гарри успел вдоволь помолчать и, уж было, задремать, усевшись на оттоманку в холле. Друзья-собутыльники больше не стращали, не пугали и даже "не грузили" друг друга, наоборот, деликатно, поджав хвосты, возвратились в ближайшее к возможному отступлению ни с чем помещение, от греха подальше.
– Да ты пьян, а это кто ещё с тобой? –  не скрывая недовольства, только заметила, как заинтересовалась фактическая миссис Гарри Поттер номер два б/у.
– Рональд Уизли собственной персоной, мэм, –  подскочив, как на экзамене, лаконично ответствовал добродушный, чуть не валящийся с ног, но всегда готовый прийти на помощь дружище.
– И тоже пьяный, как в старой песне. О, мне всё ясно, мистер Гарольд Поттер решил загудеть на всю катушку, погрязнуть на самом дне, и любовницу-магглу завёл, а покуда взялся напиваться в компании Авроров, и что будет с тобой дальше?
Нет-нет, это нравоучение было вовсе не из тёплого участия к судьбе Героя, а только чтобы лишний раз ткнуть хоть трижды бывшего муженька носом в грязь.
Но Гарри было всё равно, из каких-таких побуждений эта чужая, чуждая женщина делает вид, что заботится о его будущем.
– Эх! А дальше-то долгая счастливая жизнь без тебя, миссис Пока-что-Поттер, и тебя она не касается. Ты ведь этого хотела?
– Нет, ты заблуждаешься, мой милый пока что не бывший. За мной остаётся новый счёт в Гринготтсе, который ты будешь ежемесячно пополнять, и это всё, что я беру с собой, цени же.
– Цени-зацени, сколько можно острить на эту идиотскую тему, мне осточертело! Твоего текущего счёта с верхом довольно и в том фантастическом случае, проживи ты ещё две сотни лет, но, поверь, этого не случится.


Гарри и в изрядном подпитии изо всех сил отбрыкивался от ненужных ему, лишних посещений банка гоблинов. Уже известно, что побывав там несколько раз по необходимости, он окончательно осознал, что ему "с сотоварищи" гоблины никогда не простят единственное в седовласой истории их заведения в Магической Британии успешное ограбление.


– Таким образом, ты отказываешь бедной женщине во всём. Выгоняешь её из дома, не даёшь отступных…
Что ещё ты задумал со своей грязной магглой? А то ведь и я могу, скрепив сердце, устроить громкий публичный скандал, как эта твоя отвратительно темнокожая любовница, индианка, – с удовольствием наступила на больной мозоль держащая себя в руках Сьюзен.
– Забирай дом и катись к Мордреду драному. Здесь и без того всё провоняло жадными бабами: тобой, Джинни с её маменькой. Мне опротивел этот притон.
– О, я согласна, уже предусмотрела такой вариант, и у меня есть соответствующие бумаги! – всплеснув ухоженными до кончиков ноготков руками, красиво "порадовалась совпадению интересов" Сьюзен, работая зря, ибо публика в виде двух пьяненьких волшебников никак не могла оценить её актёрские таланты, да и не собиралась.
– Лучше аппарируй в мой дом, –  что было недвусмысленно подчёркнуто акцентированием, –  завтра, когда проспишься, не то потом объявишь, что был в невменяемом состоянии.
Ведьма вновь заговорила подозрительно хладнокровно, по-деловому, после потока этакой ругани, оскорблений и обвинений, да и выглядела она, опять же, на все сто.


– Нет, он подпишет сейчас, после того, как я самолично всё ему прочту, – заявил Рон, выхватывая предложенные документы.
– Просыпайся, соня, в другом месте поспишь, –  толкнул он Гарри, снова заклевавшего носом в тёплом уголке своего бывшего дома, под рёбра.
– Ах, да, задремал я чуток, не, не беспокойся, мне уже лучше.
– Ты что, согласен передать… всю свою богатейшую недвижимость этой бесчувственной стервозине?!
– Как бы не так. Новый дом на родительском фундаменте в Годриковой Лощине, коттедж на престижном побережье в северном Уэльсе, замок в Шотландии и излюбленные апартаменты там же вкупе с маяком останутся за мной, – вдруг твёрдо отчитался проснувшийся и отчасти потому злой Герой.
– Разве так можно, Гарри, ты не оставил мне ничего, кроме этого старого дома. Ну, и незначительного счёта в Гринготтсе.
– Обойдёшься. А по большей части ничего тебе и не достанется. Получай галлеоны в банке, трать их на себя, дом-то полностью обставлен тобой.
– Но у меня поменялись вкусы! – дама закапризничала, у неё начали сдавать нервы.
И немудрено. Уж насколько пьян был мистер Уизли, а понимал, что так дела не делают. Но он-то тут только для прикрытия, не он же разводится, в конце концов.
– Твои проблемы, выкинь или продай всё это, и купи себе новое барахло.
Я тебе не советчик, ты отныне сама по себе и оставь меня в покое. Всё равно, денег на конфеты у тебя останется предостаточно. Жри их, да поминай меня лихом, авось, я счастливее от этого стану. А я стану, Сьюзен Боунс! – разошёлся Поттер, близко почуяв это сладкое слово – свобода!
– Гарри, подпиши эту бумагу про дом, и ещё одну. Угу, об окончательном разводе и возвращении её девичьей фамилии. Ну же, давай, куй железо, пока горячо, – с каким-то нервным озлоблением теперь подначивал Рон.
Мистер Поттер сам внимательно вник в оба документа, затем, изумления достойно, как легко согласившись, подписал кем-то призванным пером, ей же (им же, Роном?) заботливо обмакнувшим его в чернила.


… Гарри не помнил в подробностях, что они говорили, по второму заходу сидя в маггловском пабе "Без башни", как магнит железо, притянувшем друзей-собутыльников и, главное, победителей обратно.
Он знал одно: что болтали долго, но из всего разговора запомнилось самое нужное, как вчера вечером:
– Ну, если тебе так уж невтерпёж собрать всех вместе, то давай послезавтра, но мой тебе совет. Обменяй-ка деньги на фунты, а то это будет выглядеть подозрительно. Не, сам прикинь, большая группа людей в мантиях, много заказов, ты ж не поскупишься? И золото вместо их бумаженций и тусклых монеток. Второй раз за три дня, и всё такое.
– Третий за четыре, – машинально поправил Уизела Потти, чудом не сорвав с уст друга возмущённый вопль, дескать, кто тут кого считать на пальцах учит.
Он поспешно согласился выдать сразу два десятка галлеонов, чтобы Уизли обменял их на маггловские деньги.
– А то меня здесь завтра целый день не будет, да и в четверг до восьми вечера тоже.


– Любовь-морковь? – задушевно спросил Рон, ни разу не бравший в голову, что о нём думают зелёные, сморщенные уродцы-гоблины, эти последние скареды.
– Она самая, – честно ответил Гарри.
– И какова эта твоя маггла? Она у тебя, случаем, не девственница?
– А кто её знает? Я ей под колёса ещё не заглядывал.
– Мне всё равно не дадут жениться на маггле, ну, из-за происхождения нашенского высокого, так его растак, – вот она, суровая правда жизни истинно чистокровного, хоть семикратно нищего семейства, зато возглавляемого генералом в юбке.
– Ого-го, какие у твоей матери устои.
– Да ты пойми, у меня ж один папаша был магглолюб, и то, ему не сами магглы милы были, а их кофесмолки, или как-то так. Короче, ты его фордик "Англию" век не забудешь, как и я. Ну, а маманя ему тихонечко потакала, потому что души от папани не чаяла. Она же им и вертела, как хотела, но об отце я и слова дурного не скажу: вот уж человечище был!
Но устои, как грицца, понятия о правилах жизни чистокровок, и плевать, что бедных, зато гордых, о заключении брака и прочей ерундистике у мамаши самые что ни на есть консервативные. Она в этом вопросе прям, как Малфои. Она бы ни за что вейлу в род не пустила, эту красотку кабаре, что создана лишь для развлечения. А на деле, теперь-то, ей лишь бы бедолаге Чарли покраше рога наставить.
Ну, и тебя мамашка-то, как полукровку…
Короче, ты Герой, да и Джинни от тебя млела с детства, чего не сделаешь для единственной дочери.
Едва затронув всё ещё больную тему о первой и столь несчастливой любви милой сестрицы, Рон сообразил, что наговорил много лишнего. Этот великий Герой, друг отрочества и юности может и разобидеться, в газетах-то не раз писали, каким он стал говнистым, если что не по нему и не по его. И сам Рыжий ещё не успел забыть в деталях, как этот половой Герой-гигант, баснословный толстосум, обошёлся со своей законной женой вопреки всем правилам развода.
Но и великого Героя можно понять: тут поневоле станешь последним говнюком! Иначе и не такого напишут, дай волю господам журналюгам, этим охотникам за головами, тьфу ты, за жареными новостями.
Так или иначе, Ронникин смутился и пустился в извинения, эх, лучше бы он этого не делал, оно бы само незаметно прошло!
– Уж прости меня за откровенность, что у пьяного на языке или на уме… блин, вот ведь забыл, ну, ты понял, я не хотел тебя и твою новую любовь унизить или оскорбить ни намёком.


… – Ладно, пошли, что ли, а то паб закрывается, да и время позднее, не то, что наши-то круглосуточные заведения, плати и знай себе, лакай.
Мне завтра на работу, скучную задолбавшую работу…  – вскоре заключил изрядно погрустневший, как воды в рот набравший после того монолога мистер Рональд Артур Уизли. Только вместо воды у друга во рту перебывало без передышки всё подряд: от эля до скотча, даже невкусного для него виски, словно он силился напиться и забыться. Может быть, о чём-то важном забыть?..
Они аппарировали с тёмной, мокрой и холодной до облачков пара изо рта улочки. Конечно, каждый туда, где его ждали… ждали тоже по-разному.




~***~


 
Глава 26. "Новый, новый дом для Гарри Поттера"



Эпиграф номер раз:

"Бойтесь понятий, облекающихся в слова, радуйтесь словам, обнажающим понятия"

М. И. Цветаева


Эпиграф номер 2, вплотную касающийся сути главы, но не смысла:

"Like the dust that settles all around me
I must find a new home, home
The ways and holes that used to give me shelter
They're all as one to me now
Oh but I, I would search everywhere
Just to hear your call
Oh walk upon stranger roads than this one
In a world I used to know before, yes I miss you more…

… Oh, but now, now I've lost everything
I give to you, give to you my soul
And the meaning of all that I believed before
Escapes me in this world of none, no thing and no one"

Genesis, "Afterglow", 1976

"Словно пыли, пеплу и праху, что оседает вокруг,
Мне необходимо найти новый дом, новый дом.
Пути и пристанища, прежде дававшие мне кров,
Отныне уж не подходят мне.
Но я, я буду искать везде, повсюду
Только, чтоб услышать твой Зов,
И пройду самым невероятным путём в этом мире,
Что знал до сих пор.
Я тоскую по тебе вновь…

… Но только теперь, теперь, когда я лишился всего прошлого,
Я вручаю тебе её, вручаю свою душу.
Ибо всё, во что я верил до сих пор,
Потеряло смысл в этом негодном, опустевшем мире"


Конец эпиграфа



… Северус выглядел откровенно злым, и, как оказалось, не только выглядел:
– Ещё раз напились? Каждый день пьёте Ваше здоровье? – принялся он пилить не хуже отличавшейся в этом ремесле Джиневры-Теперь-Гойл, чуть более полугода тому отчасти из-за этого переставшей именоваться миссис Поттер.
– Там были пьянки до упаду. Сев, но я-то трезвенький. Меня буквально вывернуло наизнанку от слов Бута. Уж извини за подробности…
Короче, алкоголь весь того-этого, почти улетучился из меня, – прозвучало по-прежнему жалобно из уст Героя.
Признаться честно, Северусу уже изрядно наскучил однообразный Пьеро в исполнении мистера Поттера. Пора бы изменить амплуа, но на какое, если сам многомудрый алхимик этого не знал, следовательно, не мог предложить даже в форме мягкого намёка?


– Сев, ситуация вышла из-под контроля и была на грани фола, меня засекли, – прошептал с трудом дышащий от жуткого воспоминания Гарри.
– А что, в питейных заведениях нынче в моде розги? – холодно и решительно отшутился профессор, показав, что разговор закончен, едва узрел своего подопечного и руководителя разом живым и здоровым, но Поттер вовремя перехватил инициативу.
Он относительно связно и правдиво передал Северусу, что ещё чуть-чуть, и самого победителя Волдеморта схватили бы на месте бытового преступления, да как обидно! После вполне успешного для новичка отравления он был от навевающих ужас подземелий Аврората в одном шаге, которого удалось избежать благодаря быстроте и реакции ловца, наработанных в Школе.


– Хорошо, что Вы справились, мистер Поттер, а то время позднее, и я, грешным делом, подумал, что без надлежащей тренировки Вы провалились. Поймите меня, всё сегодняшнее свободное время ушло на… на пустые беседы, и в этом только моя вина, как хозяина дома.
Ох, я даже позабыл накормить Вас обедом, пригласив на один лишь скромный по моим меркам ужин, – лживо, но мастерски сокрушался Снейп, тщетно заминая невольную говорящую паузу.
Оно и правда, уж ему ли не знать, как и кем на самом деле было организовано "свободное время" гостя, и нет, он не стал звать Гарри к обеду, чтобы не прерывать вдумчивый, как он до сих пор полагал, процесс чтения пресловутой книги о мистериях Посвящения. Но вот ужин был вовсе не из разряда "скромных" даже в понимании всегда готового шеф-повара Винли.
Воспарив духом, половой Герой принялся самозабвенно хвастаться и бахвалиться:
– Да я, да я отменно, подлинно мастерски подлил яд в стакан этого подлеца…
Слушая сначала в пол-уха, Северус и не вздумал прерывать поток красноречия гостя, и была тому веская причина…


Поттер продолжал куда разумнее, без кусочков тут же молчаливо, без единого упрёка стряхнутой лапши, внимательным и, как оказалось, безмерно встревоженным, но скрытным  слушателем.
Северус чувствовал себя не так, будто он уделил недостаточно времени подготовке везучего юнца, пустив дело на самотёк, что имело место быть в действительности. Это могло бы показаться курьёзным, но не давало покоя ощущение, словно это его самого едва не схватили за выполнением очередного грязного задания. А ведь так оно и есть, но… почему же, откуда корнями столь странное отождествление?..
Пока Гарри увлечённо лепетал, не забывая рискованно жестикулировать под носом у Северуса, он самый ненадолго ушёл в обдумывание вопроса, впрочем, не придя ни к какому выводу, но в итоге не пропустив ни единого важного слова. Это не составило труда для алхимика, умевшего выслушивать собеседника, причём, весьма вдумчиво, тем временем занимаясь своими делами, однако, этот случай, по его сугубому, безгласному мнению, был из ряда вон.
– … но, понимаешь ли, жидкости, как я только что надумал, разной плотности и, возможно, они малость… немного различаются даже цветом, по крайней мере, оттенками, заметными любопытствующему наблюдателю.
О, да! Да-да-да! – Гарри всплеснул руками, – Зато этот подлюка, мой, да уж не мой Рон позовёт на следующий слёт юных скаутов под моим председательством и своего приятеля с Захарией Смитом, последним из троицы, на кого удалось выйти.
Никакие расспросы Авроров, нагрузившихся до зела, готовых на всё: им бы только долили стакан. Халява, сэр, знаете ли, просто обязана поразвязывать язычки…
Понятное дело, что Гарри всё с большим трудом давался подбор "правильных", литературных слов, мать их, но сдерживаться приходилось из последних сил. Как же здорово, как же хорошо, что он не знал о таком подходящем по времени подарке Северуса в роли великого, нет, не комбинатора.
Гарри хоть и не знал о нём наверняка, однако, многое предчувствовал, поэтому спешил закончить с сухим докладом и перейти к тому не оформившемуся пока, но "вкусненькому".
Частично из-за этого стремления положить конец своему скучному повествованию Поттер внезапно и так к месту поперхнулся всё таким же, по-видимому, "фирменным" апельсиновым соком, но, поймав всё ещё изрядно настороженный взгляд Северуса, по-быстрому прочистил горло:
– Так-так-так, воля Ваша, сэр, продолжаю докладывать. Расспросы об этом мистере Волынски дали нулевой результат. Всё, что удалось вызнать: его даже и не перевели из мокрого, гнилого подземелья наверх, сотворив новую чистенькую канцелярскую крысу – не дослужился, его оставили на своём месте.


– А я изрядно поработал бы с ядом, но не видя внутри колбы, реторты больших объёмов того, что там упорно и настойчиво звали скотчем, как самым популярным напитком среди Авроров, насколько я понял, я остаюсь безвреднее ужа, ты ведь понимаешь.
Что же, я выдам порцию Оборотного Зелья, превратившись в невзрачного, неприметного лекарственного дилера, ты на днях купишь в "и вот заведении" целую бутылку, мне на опыты пойдёт. Наверняка, бутыль окажется более пузатой, чем само "Огденское", и с множеством ярких наклеек, да прочего ярмарочного увеселения, разумеется, поддельного или, в лучшем случае, если паб пристойный, самого дешёвого скотча.
Ха! Сама-то бутыль, клянусь, содержит наипаче благородный шотландский напиток, иначе и быть не может.
Снейп театрально поднял руку с раскрытой ладонью, будто неправильного образа и подобия сатир, подносящий названный дар снисходительному, весёлому, краснощёкому Вакху, и звучно захохотал, его смех подхватил Гарри, но их радость была недолгой.


Северус моментально перестал рисоваться и жёстко отчеканил, горделиво сверкнув глазами:
– Я беру на себя все визуальные, плоскостные и даже, отметь невероятное, вкусовые подделки яда под эту… гадость, которой на полных правах травят исконных англичан.
Гарри хотел наивно поинтересоваться, а что, встречаются в Англии и не исконные, видевши в своём Литтл Уингинге одних только WASP*, но не стал, обдуманно поступив. Конечно же, вспомни мисс Патил, и всё станет ясно. Падди поминать вообще не хотелось, словно и не было её.
К тому же, и Мастер Зелий был очень занят расписанием работы на свою голову. Пусть, работы бесплатной, главное, увлекательной, скрашивающей приевшееся "бесцветье дня", всего, чего ему бы так неистово хотелось.
– В результате моего рвения и бдения в следующий раз ничто не будет тебе угрожать, кроме отсутствия самих навыков отравления, его незаметности, лёгкости и, в общем-то,  заурядности. Но и это принципиально поправимо.
Сколько у нас в запасе времени с тем, что все пабы откроются лишь завтра?
– Сейчас прилично так поздний вечер вторника, а я не подумал во второй-то заход попойки и договорился с Роном на четверг. Этого времени, наверное, будет недостаточно? – было повесил нос Гарри, но его тотчас воодушевили:
– Слёт скаутов отменять или переносить нет нужды, но обещай мне одну вещь взамен.
– Клянусь, что выполню любое твоё…
– Никогда не начинай так, а то с тебя и впрямь потребуют что угодно, а ты, дав слово джентльмена, не сможешь отказаться или отказать.
Но вернёмся к нашим баранам. Чего бы я действительно хотел, жаждал всей душой – это твоего повторного, чрезвычайно внимательного, заметь, неоднократного обращения всё к той же книге, едва выдадутся свободных полчаса, э-э-э, ну-у…
Слова давались Северусу с явным трудом, а Поттер не понимал причин его горячности и волнения до заикания.
– Хорошо, какой подзаголовок, раздел мне лучше выбрать, по твоему мнению?
Гарри догадался об определённых трудностях перевода с алхимической терминологии на человеческий язык, но не взял на себя эти труды, пускай тяжело видеть Сева, похоже, единственного любимого, вот таким потерянным или потерявшим, казалось, всё для себя важное.


– Но потом ты пил в другой заход, почему? – Северус перевёл стрелки и принялся растягивать гласные, пародируя кого-то, изрядно подзабытого Гарри.
– Я, блин, настоящий Герой! – чересчур храбро и неделикатно высказался Поттер, – Я сегодня отравил одну мразь и развёлся с другой.
– Быстро под душ, переоденешься в свои вещи, они в полном порядке,  – скомандовал профессор, не желая слушать непристойности, ведь от его благородной идеи с книгой у полового Героя в памяти и следа не осталось.
А надо самому быть смелее, не теряться и не мямлить, как мистер Лонгботтом на занятии.
– Но я хочу серебристый жилет с вензелями и единорогами! – нагло потребовал Поттер, брякнув первое, что взбрело ему на ум при кратком воспоминании, собственно, о наличии книги и необходимости её если не осилить, то таким же путём втихаря пролистать.
– Что? Что ты сказал?
Северус или неверно расслышал, или не придал этому проходному случаю смысла, а зря, он о многом говорил.
– Молчу, молчу, значит, хочу хотя бы жилетку с вензелями.
Ну, я пошёл? – буркнул Гарри, – В смысле, ты меня не проводишь?
– Мистер Поттер, Вы уже забыли, где гостевая комната? Не заблудитесь, дверь я открыл, и ни-ка-ких вензелей сегодня.


Гарри обречённо побрёл в душ, как на казнь, голова раскалывалась на сотни маленьких страдающих от боли частичек, тошнило, руки-ноги тряслись, ровнёхонько это не он ядом, а его отравили дешёвой выпивкой. Всё это странно, в прошлый раз они выпили-то с Роном примерно столько же в пересчёте на голову, а так дурно не было. Но явно же не до скрупулёзных вычислений с точностью до минима,** Поттер не выдержал и крикнул:
– Северус, дай Антипохмельное зелье! Умоляю!
Спустя мгновение Снейп оказался рядом с флакончиком в руке:
– Бери и оставь меня в покое, наконец.
Не забудь вымыть голову ароматным шампунем, что на самом верху угловой полки, а то от волос до дурноты пахнет дешёвым табаком.
– Сев, я всё осознаю, но вместе с тем ты и сам куришь.
– На текущий момент это не тема для дискуссии. Волосы не суши, я сам сделаю это.


Поттер принял душ, и ему показалось, что он смыл с себя всю грязь сегодняшнего "дела". И его прямо-таки обдало нежным, чертовски волнующим предвкушением незабываемого первого секса не просто с мужчиной, а с ним, единственно желанным Севом, сим поздним вечером, плавно перетекающим в ночь, полную обоюдных жарких ласк.


Он вытерся, определённо, маггловским полотенцем, до того приятными были его прикосновения к коже. Ему не встречалось подобных пушистых полотенец в привычном "взрослом" мире магов, ах, да, в Мунго было нечто похожее. Переоделся гость дорогой всё в ту же рубашку бутылочного цвета, чёрные брюки и по-слизерински зелёную жилетку, всю свою одежду плюс новые носки и вычищенные до блеска ботинки. Естественно, все вещи были тщательно выстираны и отглажены.
Эх, если бы это оказалась даже трижды ношенная одежда Северуса, стало б куда приятнее! Но зря он сказанул о неведомо как осенивших однорогих коняшках.


Протрезвевший, розовощёкий Гарри, временно позабывший о своём наваждении в предвкушении бурной ночи, нашёл Северуса в столовой, сидящим в каком-то оцепенении, глядящим на него отсутствующим взглядом. В то же время, он поистине проникал насквозь, в какой-то степени обволакивал, взвешивал, определял нечто архиважное.


… Будучи один почти весь световой день, Северус не терял времени даром, переводя его на приготовление лекарственных снадобий. Их вполне достаточно на контрактный период, аппарируйте, господа заказчики, платите звонкие галлеоны и сикли, заключайте новый договор с предоплатой на основные ингредиенты, и убирайтесь прочь до времени.
Алхимик с лёгкостью необыкновенной восстановил в памяти беспокоящую ночь, но со снами вышла незадача. Увы, как он догадался, его коренной ошибкой было лечь спать на подушку Тобиаса, как губку, впитавшую в себя смесь страха, непредвиденности, смертельной обиды и… непротивления злу насилием. Тобиас же всего-навсего призрак, куда ему оказывать сопротивление полноценному, сильному, моментально, за счёт передозировки, ставшему грубым человеку, которому по нраву стало чёрствое отношение к нему самому, Единственному!


Но Северусу не давал вздохнуть спокойно последний, самый волнующий момент. Под действием труднейших операций с глубинной памятью он тоже незаметно пропустил обед, не говоря о прогулке в парке с вдохновляющими и одухотворяющими полётами, обыденными под вечер сигаретами со стаканом огневиски или рюмкой коньяка. Весь день ко второй его половине покатился под откос…
Вместо привычных занятий и отдыха Снейп ушёл с головой в настойчивые воспоминания, что же именно в том мокром сне так пришлось ему по вкусу?
Его усилия не оказались тщетными – в итоге, он всё вспомнил и куда как больше: пришёл к достаточно неутешительному выводу. Почему эта жёсткая грубость Поттера так понравилась ему? Ответ прост до банальности.
Он припомнил, что очень редко у него бывало желание испробовать свои ощущения, коль "взять себя в руки" быстрее, выше, сильнее, однако, он твёрдо ограничивал себя в позорящем стремлении к некоему извращению. В этот раз бессознательное само сделало всё за него, то ли в бреду, то ли в кошмаре, в их терминальной фазе. А к чему отрицать факт?


В итоге своих размышлений он решился. Решился применить Чары Самовнушения к мистеру Поттеру, чтобы самому остаться целомудренным и не запачканным. Лично переступить грань в отношениях с Гарри, Северус считал и несвоевременным, и люто, бешено кричащим нарушением обыденного распорядка жизни, в целом, её дорогостоящего значения для него, и много, чем ещё.
Что уж тут, бессмыслица жизни есть единственное несомненное знание, доступное человеку.


                ***


… Рады вы или нет, а нам придётся поведать об этих Чарах, как множестве иных новшеств, изобретённых самим Северусом, со школьной скамьи прослывшим большим искусником в создании заклинаний, уточним, при возникновении необходимости. Надо же полноценно  осознавать, каким это образом они действуют на очарованного мага.


Когда в Кругу после второго явления Лорда пытали людей до смерти, всё равно, "грязнокровок" ли, изредка попадавшихся чистокровных мракоборцев, те, кто бы раздумывал, надрывно и громко кричали, постепенно переходя к тихим стонам и нереально болезненным вскрикам, когда пытка подходила к неизбежному окончанию. Взрослый Пожиратель Северус Снейп постоянно находился под страхом много более мучительной смерти, истерзанный и брошенный в подвале Малфой-мэнора без палочки и глотка воды ради любования жесточайшей, медленной смертью предателя. Вероятнее всего, целая совокупность негожей яви и явственной нужды снова и снова появляться то в Норе, то на Гриммо с докладами перед требовательным начальством и группой, со временем ставших чужими единомышленников, вынуждала шпиона сотрудничать с матёрыми садистами-профессионалами. Ему лично, в принципе, было нечего терять, но он был не просто нужен своим, а жизненно необходим.


И всё же, дабы взять паузу на пяток минут, а ровно столько действовали Чары незамеченными "Владыкой судеб", Северус отключался от кровавого настоящего. Он переставал видеть погибающих людей с вывернутыми внутренностями, не чувствовал запаха паленой плоти, не зрел отсечённых конечностей, бурно фонтанирующих кровью, всего этого кошмара наяву, за счёт своего изобретения, не более и не менее.


Он делился Чарами только с двумя посильными волшебниками, одним из которых, по логике вещей, оказался старший друг Люциус Малфой, первый – сам префект-выпускник! – протянувший руку первокурснику в день распределения, наставник в Тёмных Искусствах во время обучения Северуса в Хогвартсе, сознательно навешавший его и ведший зашифрованную переписку. Но позднее по чужой воле не кто другой, как он, затянул Северуса в это болото, в то время бывшее кружком чистокровных магов –  пламенных борцов за свои права, находящихся под неусыпным руководством истинного, от Мерлина, молодящегося, вполне человекообразного ли
дера.
Люциус ввиду неимения иного выхода взял за привычку в особо изощрённые и "изящные" моменты грациозно оседать на пол и терять сознание, что было смерти подобно, а, пожалуй, куда хуже. Всё тот же подвал, но родного родового поместья, при всём при этом  точно такой же исход. И Северус под страхом жестокой кары, ибо никто не имел права колдовать единовременно с Тёмным Лордом, выручал товарища по несчастью, наводя очень краткие, зато мощные Чары Самовнушения.


Люциус с преклонением перед неведомым волшебством рассказывал лучшему другу, непрестанно восхищаясь и разводя пухлыми породистыми кистями, выглядывающими из белоснежных манжет, как в самые критические моменты, когда мирское сознание улетучивается, он видит истинные Эмпиреи. Северус только посмеивался в кулак, делая вид, что закашлялся, но сэр Люциус Абраксас Малфой  в "чистых покоях" своего роскошного поместья был беспримерно серьёзен, утверждая, что это не иначе как благословение почтенных предков.


Вторым магом непредвиденно, вопреки всякой логике или тени благодарности, стал старый Нотт, призывник первого созыва, по мнению практически всезнающего шпиона, положительно изменивший не только Господину, что уже было чревато страшными карами, а самим его привычкам и способам отвлечения от вечной скуки жизни без души: всем этим показным смертельным пыткам.
Он был тёмной лошадкой, ни перед кем не открывался, казался старым молчуном себе на уме, но пытать физически ненавидел, и эта аура плотным коконом окружала его. Пожиратель Смерти Снейп так и не отдал себе отчёта в том, отчего он избрал Нотта-старшего, как вторую кандидатуру на пресловутые пять минут несказанного счастья вместо заскорузлой от крови материальности. Из-за неколебимой, стойкой ауры, и только? О, это вряд ли…
Впервые применяя к не окончательно проверенному, "чужому" Пожирателю своё изобретение, Снейп отчасти рисковал, полагаясь лишь на свою информацию, а вдруг выдаст? Но не выдал же, напротив, и глазом не моргнул, как будто так и надо.


Наконец-то, наложив на самого себя, теоретически возможного третьего, без малого, неуловимые по причине стихийности Чары Самовнушения, Северус вблизи пыточного Круга имел возможность очутиться духовно в окрашенных потускневшей со временем зеленью, тёмных, любезных сердцу подземельях под вечно спокойными водами Чёрного Озера в Хогвартсе. Общая гостиная Дома Змея Серебряного всегда казалась ему безмятежной и благочестиво пропитанной архаически нерушимыми традициями.
В фамильный замок он и не думал когда-либо перенестись, ровно опасаясь повторения инцидента в курительной, где зловеще скончался отец, и нахлынувшей там же стыдливости, аки у красной девицы.
О, как это было позорно – осквернить милого призрака своим семенем… и разом прекрасно, чуть ранее, в девственном, взрывоопасном отрочестве, взрастив вечную, неоспоримую любовь свою к нему, живому человеку из плоти и крови, до недосягаемых высот!


… Что до сегодняшнего дня, сумеречную часть его, накрепко затворившись в гостиной и, словно назло, всецело игнорируя "зачитавшегося" гостя, Северус провёл полностью расслабившимся, дав волю изысканно смелой фантазии, представляя себя и Тобиаса целиком обнажёнными, строго наедине.


Нет уж, начинающему содомиту без "нужных связей" поначалу было невозможно найти какую-либо литературу себе в помощь, что вполне разумно объясняется многовековым строжайшим запретом в благочинном мире магии на отношения подобного рода. Вот и сейчас алхимику страстно, до вырвавшегося из самой глубины естества глухого стона отчаяния не хватило того, что определяется ёмким словом: проникновение.


Северус, как будто в подтверждение слов наставника, долгие годы колебался, выбирая своё место в непосредственной близости от женщины или мечтая о мужчине. Он не то желал оставаться гетеросексуальным, вполне заурядным, нормальным человеком, и с успехом продвигался на этом поприще. Не то Мастер Зелий вдруг, без каких-либо поводов, уходил в пучины памяти и вспоминал об одних лишь реалиях однополых контактов, бездонную бездну ощущая шестым чувством "повторного" нажатия на простату, в тот решающий день доведшего его до постыдного, но сладостного деяния, спустя столько лет будоражащего кровь.


Впрочем, опирающаяся на холодный разум натура учёного не давала покоя, с взрослых лет неискоренимо требовала научных или близких к тому подтверждений реальности свершившегося, пока однажды всё в том же богатом на чудеса мирские Лютном, в лавке букиниста, передающейся от отца к сыну поколениями, не отыскалась чудесная книга. Правда, она несколько не соответствовала проблеме, волновавшей Северуса: а было ли происходившее тогда хоть отчасти явью, естественно, с допустимой долей помутнения рассудка, иль нет. Иначе то истинно волшебное переживание оказалось бы спровоцированным лишь разыгравшимся донельзя воображением, поднятым на дыбы опиумом, попробованным впервые. Отныне, по внимательному изучению баснословно редкой находки, наиважнейшая проблема стала шире, критичнее и опаснее.


Изредка неимоверно уставая от исключительно платонических и преувеличенно сдержанных контактов с Тобиасом, Северус позволял себе поразмыслить: а с кем допустимо… в реальности по любви, и не рассердить бы дух Тобиаса своим выбором. Не с Люциусом же, всем своим видом говорящим о натуре холодного мужа и пылкого любовника по вине издавна разбитого чужой супругой сердца! Не с Ремом же, не по своей воле, но вернувшимся к полу-животному состоянию! И ещё, чтобы тот, новый неизвестный пока единственный, не предал, иначе, как бы ни отдать наипаче святое и неприкосновенное – душу – безобразному, гнилостному Дементору, а главное: не заклеймить весь свой род, бросив несмываемое пятно позора на его главную ветвь. Как? Как всё это проделать? Как всё успеть? И допустимо ли такое вообще, пускай в помыслах, не грех ли это в глазах вечно юного, прекрасного, почти всезнающего Тобиаса?..


Именно эта книга о мистериях Посвящающего и Посвящённого долгие годы была для алхимика излюбленным чтением на ночь вместе с томиком Бодлера на языке оригинала.


               
                ***




… – Эй, профессор Снейп, сэр, – позвал Гарри тихо.
– Вымылись? – раздался невозмутимый голос.
А чтобы Вы не подхватили насморк, который, как известно, если не лечить, проходит через две недели, а вот если лечить, – предвиденная пауза, весёлое, даже озорное, невероятно страстно призывающее выражение лица и вразрез с ним менторский тон. Известно, что скрытое, подспудное, но поражающее очарование и есть невидимая часть некой разновидности основной, базисной красоты, без которой ни один из нас не может выглядеть по-настоящему красивым, – то за четырнадцать дней, никак не менее. Я Вам и голову обработаю, подновлю причёску, словно бесплатный парикмахер. В моём понимании Ваше здоровье однозначно важнее стоимости оказанных услуг, – всё тем же безапелляционным голосом без капли смешинки.
Гарри был безгранично счастлив и этой, к слову сказать, заезженной остроте про насморк, но, что куда важнее – из самых прекрасных уст на свете, уст, одно припасть к которым было бы фантастической удачей и счастьем.
По всему видно, что Северус в мгновение ока собрался и уже подобрался, как адская гончая на своре.
Он преспокойно осведомился:
– Ты будешь ужинать, надеюсь?
– Кажется, мы уже ужинали, но от второго сета не откажусь.
– Винли! Поздний лёгкий ужин.


Они с удовольствием поели. Да, давненько надо было назвать вечерний приём пищи по-английски "обедом", но сие сделано нарочито, чтобы наши читатели не подумали о последней, наиболее сытной трапезе британцев, как о неком мероприятии под названием "ланч", подавляющем первый голод и подзаряжающем во всю силу работающий организм необходимыми калориями, проводящемся в полдень или около того.
Абсолютно все блюда на столе по опробованию оказались вкусными и необычными, ведь в них было много неведомых Гарри специй.


– А сейчас все расходятся по спальням и хорошенько высыпаются. Легенды и мифы Древней Греции оставляем на день грядущий, – тихо, но с заметным оттенком интимности сказал, казалось бы, неимоверно уставший Северус, – Лично мне не хочется засиживаться у камина допоздна, да и пить тебе сейчас нельзя, внутри зелье бродит. Нам будет нечем заняться.
Давай послушаемся старинной еврейской мудрости, гласящей, что в любой непонятной ситуации нужно пойти спать.
Но присказка древнего народа проскочила мимо ушей Гарри, и было, отчего.
– Что ещё за зелье?! – чуть не подскочил он.
– То самое, обещанное мной, от излишней алкогольной интоксикации.
Безусловно, я успел отдать нужный приказ Винли, – теперь как-то чересчур холодно поведал Снейп.
– Лишь один вопрос, Северус. Ты волновался за меня?
– Да. Очень.


Очередная никому не требующаяся ложь, но разве допустимо обойтись без традиционной английской вежливости, когда каждого прохожего именуют "сэром", а незнакомую женщину "леди"?
С другой стороны, если посмотреть на собеседников отвлечённо, без какого-либо условного деления на оконченные школьные факультеты, и применить к ним внеочередной афоризм, то чрезмерная честность, в каком-то отношении, близко соприкасается с глупостью.
Вот почему всегда следует уступать путь-дорогу как дуракам, так и сумасшедшим.
А Поттер если ещё и не лишился разума, то к классу первых относится, без всякого сомнения, коль позволяет себе задавать вопросы этакого рода.
Да уж, да уж, ему, Северусу, делать больше нечего, нежели забиться в три погибели в кресло или диван, прикуривать, что называется, от бычка, и трястись от ужаса за успешность осуществляемых где-то там, вдалеке, грязных проделок навязчивого гостя.
… Пусть минует и эта ложь незаметно и без последствий.


– А зачем эти специи?
– Это уже второй вопрос, Гарольд. Спокойной ночи и не забудьте завтра пораньше сменить бельё. В этом доме поздно ложатся и рано встают, как Вам такое? – добавил он, с трудом изобразив улыбку.
– О, моя голова стала такой забывчивой. Садитесь как можно удобнее и расслабьтесь.
– Что-то ещё осталось перед сном? А почему только мне? – снова разволновался Гарри.


У него была веская причина переживать и нервничать по пустякам, ибо то, как и когда застёгивал ему рубашку Сев, в который раз за долгий день навевало не спать с глубоким сном, нет, ощущение нечто более желанного и волнующего, уж точно "суровую явь". Назовём это, как сам Гарри Джеймс Поттер про себя исключительно вечером, позабыв невероятно чистые, благородные термины и представления перед "отправлением на дело", просто и со вкусом – сексом.
Так-таки его будут заполнять семенем, как некоторую мужественную женщину, и он наконец-то познает и в полной мере насладится столь длительным, отличным от скупого и безвкусного прежде оргазма. И будет он красив.               


– Присаживайтесь вот сюда, мистер Поттер, как я имел честь пообещать, пришло время высушить Ваши волосы.
– Ах, вот оно что, – смущённо краснея, пробормотал Гарри, всё раздумывая, как же… это начнётся.
Неужели прямо на стуле, столе или на полу? И в какой же это позе, позвольте узнать, если он, Гарри, представляет себе только одну: лежать самому, подобно стыдливой, покорной женщине, под Северусом, как мужчиной во всех отношениях?..
К своему пущему удовольствию, половой Герой вовсе не имел сомнений в том, как и где… это продолжится и завершится. Ну, разумеется, в некоем немыслимом положении, когда смешались в кучу руки, ноги, на роскошной, просторной постели Сева в его спальне, куда он, Гарри Джеймс Поттер, будет раз и навсегда допущен в любое время дня и ночи.


В то же время Северус положил руку на макушку своего подопечного и распорядителя жизни, проведя до кончика одной из прядей, и она стала сухой и тёплой, а Поттер почувствовал неизъяснимое блаженство от того, что плечистый, поджарый, далеко нестарый мужчина, милый, нет, единственный Сев, гладит его по голове и плечам.


Снейп уже заканчивал сушить волосы и наклонялся к самому уху Гарри, раз за разом вопрошая всё ниже и ниже тембром:
– А так? Вот же славно, Вам по нраву? Вот этак ведь много лучше, не правда ли?..


Не пришёл и час сей, как Гарри удостоверился, что волосы на голове оставлены в покое высушенными, но – Ме-е-ерлин! – что творится с телом…
Неведомо, когда и каким незамеченным путём разоблачив его донага, Северус перешёл к ласке каждого курчавого завитка на груди, активно полизал и потрепал пальцами соски, грудные мышцы, спускаясь всё ниже, по тёмной дорожке, наконец, добравшись языком от пупка, чуть прикусив его кожицу снизу, до основания уже подрагивающего от желания эрегированного члена.
Вдруг Северус мягко, грациозно, как слишком большой кот, отливающая тьмой ночи пума, прекрасный статями леопард, гривастый прирученный лев, и всё это воедино, опускается перед Гарри на колени, удерживая его за бёдра, и без тени сомнения или брезгливости облизывает блестящую багровую головку, к которой прилила кровь, а после…


… А после Северус наблюдал и помимо желания осязал, как его скоро падший "распорядитель жизни", теперь уже только в кавычках, под действием простеньких Чар Самовнушения, никакого Imperio, представив себе, Мордред знает, что, по-видимому, полное неглиже, жгучие ласки и минет, некрасиво напрягаясь и вскрикивая, кончил. Он нескоро распахнул глаза без охоты и помотал головой, как будто после глубочайшего сна, оказавшись в незнакомом месте, толком не осознавая свершившегося.
Теперь-то уж Снейпу стало забавнее смотреть на потуги Поттера быть комильфо после всей этой порнографии, но в самый неприличный момент алхимик брезгливо отвернулся и тяжко вздохнул. Он и на свой-то детородный орган в столь интимных ситуациях не смотрел, а тут, на тебе, чужое, брызгающееся, из которого силой выжимают семя до капли и… пахнущее, фи.


– Ну вот, Вам придётся заново принять душ и переодеться, как минимум, сменить бельё и брюки, – тем же низким, завораживающим голосом сказал хозяин с абсолютно безучастной миной.
– Перестань так играть со мной, Северус, это нечестно, – надулся Гарри.
– То, что я высушил тебе волосы, используя стихийную магию, и намереваюсь вторично нечто дурное?
– Ты играешь со мной, как сытая кошка с мышью.
– Предостаточно говорить глупости, лучше скажи, где ты теперь будешь жить.
Ведь некое жилище, и, как полагается в подобных случаях, что-то ещё из имущества, ты наверняка оставил мисс Боунс или как там теперь её правильно называть?
– У тебя.
– Вот оно что, – неопределённо протянул алхимик, – А как же достопочтенный особняк на самой Диагон Аллее? Неужели ты оставил своей бывшей именно его, дом в столь престижном месте?
– Да, так оно и вышло. Я видеть его не могу, не то, что в нём жить. В нём только трупом лежать отныне хорошо…
О, ни сам Гарри, ни даже хитроумный Северус не могли предугадать… сколь это попахивает пророчеством, да хоть семикратно личным.
– А как же на ладан дышавший громадный дом на площади Гриммо? Не подвластное времени и магическим картам, замечательное убежище от газетчиков, более того, всей прессы, вместе взятой, оно тебе не подходит под капитальный ремонт? Отчего?
Разве это не исконное гнездовье штаба Ордена Феникса, разве дом не наполнен для тебя и твоего друга, мистера Рональда Уизли, наилучшими воспоминаниями о… мистере Блэке, о собственном отрочестве и шалостях вполне в духе твоего крёстного, о вступлении в Орден и сразу же последовавших незабываемых приключениях, наконец?
И вообще, почему ты осмеливаешься решать за меня? – Северус встал в позу.
Да-да, он действительно встал, выпрямился и скрестил на груди руки.


– Просто потому, что ты сам этого хочешь, но из-за проклятой гордыни никогда не скажешь вслух, – повернувшись к нему всем корпусом, словно ничуть не испугавшись, едва ли не процедил Поттер по слогам.
При внимательном рассмотрении стало бы заметно, что грудь Героя вздымается излишне высоко, да и весь он, как говорится, неровно дышит, причём, в самом непосредственном смысле.
– Оставим это навсегда, слышишь?! – как с цепи сорвался алхимик, сам от себя не ожидая крика, и тут же… испытал столь неловкий момент, когда обижаться-то и не на кого.
Ведь абсолютно всё понятно и в тишине, не говоря уж о всплеске эмоций в виде повышении голоса.
Прав Гарри или нет, в скором времени будет ясно. Правота его, Северуса, тоже под ближайшим во времени сомнением.
– "Absit omen!"*** – пожелал он самому себе в мыслях, дабы поступать более сдержанно, а то и с Ремом едва дров не наломал, а тут и с Поттером.
Определённо, этот молодой волшебник вовсе не из людей того порядка, что тихоня Люпин, чуть что, сразу же соглашающийся и тотчас "подпевающий" ему, Северусу. И Снейпу это понравилось – сразу видно, есть характер.


… Они вновь сидели за столом друг напротив друга, по обоюдному молчаливому согласию решив устроить третий сет нескончаемого ужина, за которым никто ничего не вкушал, один Северус увлечённо боролся с чем-то на своей тарелке.
Не отдавая себе отчёта, Гарри опять, как зачарованный, только и делал, что не спускал глаз с отлаженных, чётких, подобно классической сонате, движений Северуса, даже не пытаясь парировать его надменные, холодные взгляды, глотая болезненно колкие слова, где-то глубоко внутри решительно намекающие на нечто непонятное, но всецело желанное им обоим. Безо всякого непростительного или "инновационного" волшебства именно сейчас Поттер дышал полной грудью, упиваясь этими скудными репликами и ещё более многозначительным молчанием. С точки зрения Северуса, почему бы не помолчать для разнообразия, когда всё ясно без слов? Можно и дать фору собеседнику, пусть его помелет языком, пока… их время не пришло. Иметь возможность слушать, пускай трижды тишину – не менее важно, чем обладать даром красивой речи.


Но… увольте от гламурных бесполых рассуждений, пришла и она, пора делом вплотную заняться. Да и с точки зрения Гарри, не можно глаз отвесть, конечно, мило, однако, есть много лучшее, от предвкушения которого бунтует плоть.
Гарри больше не мог просто усидеть на стуле, ограничиваясь одним лишь пряным, острым пиршеством духа, отстранённо любуясь своим визави. Им завладело яркое, жгучее, непреодолимое желание не только вновь почувствовать и прочувствовать на себе эту мужественную силу, крепость объятий, сексуально заводящий запах кожи, но, –  больше, больше, больше! –  познать жёсткую резкость движений его нагого тела, твёрдость набухшего члена. Отдаться и раствориться во всём этом благолепии без остатка.


Невыносимо сильное вожделение лишало рассудка до того, что мучительно ныл каждый нерв, пылало строптивое тело, лицо предательски заливалось румянцем, глаза горели, как у дикого зверя, только что пойманного в саванне и заключённого в клетку. Казалось, он сейчас как выскочит, как выпрыгнет, пойдут клочки…
Но в том-то и соль, что Гарри никакое не животное, да и прутья решётки, по сути, не что иное, как путы разума, приличий и привычной со Школы боязни сделать что-то не так, наперекор непререкаемой воле сурового Мастера Зелий. Хорошо, что он превратился просто в "Сева"… пока, после паузы на обдумывание, скромно, про себя.
У-у, как всё запущено!


Не тут-то было, ибо в смоляных, интригующе живых глазах этого самого Северуса Снейпа сверкнули золотистые искры, и он, мгновенно оказавшись с Гарри нос к носу, завладел его губами, посасывая, нет, лучше, прикусывая их почти до крови и в тот же миг невыразимо любовно зализывая. Наконец-то он действовал и упивался действием!
От неожиданности, вполне возможно, из-за анормальной мощи затаённого возбуждения, Гарри не смог ответить на внеочередную вспышку страсти непонятного, в мыслях и в душе любимого, незаурядного мага, да нет же, смертного человека, а на деле…
В реальности голова мистера Поттера закружилась, и он опростоволосился, чуть не потеряв равновесие, покачнувшись на стуле, то ли от моря разливанного адреналина в крови, то ли…


– Пойдём в гостиную, туда, где воздух протоплен живым пламенем камина, очень нужного нам в скором времени, – таинственно прошептал Северус.
У Гарри захватило дух: неужели вот сей момент придёт, грянет желанная реальность однополой любви, в которой и мудрые маги после падения Тёмного Лорда не смогли найти ровным счётом ничего порочного и зазорного? Неужели Сев сумеет переступить через свою гордыню, наплевав на условности тысячелетней сословной пирамиды магического мира, особенно преувеличенные им же самим, все их различия, а нынче держит в уме нечто превосходное, вполне определённую шалость в духе покойного крёстного, доброго и несчастного Сириуса?


– Оказывается, Вы заслужили больше, чем простенькая сушка волос.
Северус подошёл к Гарри, наклонился к нему и поцеловал страстно и требовательно. Поттер ответил не менее горячим поцелуем, и вот уже алхимик сидит на ковре у его ног и, жадно обхватив за шею, яростно покрывает поцелуями лицо, лаская волосы.
Как всегда внезапно, Северус прекратил целовать Гарри, лишь задумчиво перебирая пряди его волос.


– Почему опять так, Сев?
– Сам знаешь ответ. Ты же прочёл его сегодня в книге, разумеется, если вообще читал.
– Так мы живём по написанным кем-то канонам?! – возмутился Поттер, без сомнения, не вникавший глубоко, – А не послать ли их к Мордреду?! Я не желаю этих возгонок, сублимаций и прочей ерунды! Я хочу тебя, живого, горячего!
Северус и думать забыл о желании настоять на своём в сущем пустяке –  дабы впредь его именовали не этой собачьей кличкой "Сев", а как-нибудь более благопристойно.
– Мать твою, что ты делаешь, – Поттер, как мог, отбивался от профессора, сей же миг намертво вцепившегося в волосы и тянущего его на себя так сильно, что пришлось вскочить из кресла, – Оставь мои патлы в покое, больно же!
– За свои слова надо платить, мистер Поттер, это Вам за дурную, если не сказать больше, память о моей матери, – прошипел Снейп, – И запомните. Во-первых, Вы прочитали меньшую часть книги, а я не уверен в Ваших восторгах от прочитанного уже завтра.


Северус отпустил Гарри, и устало упал в кресло.
– А во-вторых, и в главных, иди ко мне, я не знаю, что со мной происходит, кажется, я в тебя влюбился на свою беду, ну, не бойся, и извини меня за боль…
Делай со мной, что хочешь, – прошептал он, а сам поставил в голове мощнейший блок.
– "Надо дать Поттеру выплеснуть свои чувства ко мне, может, хоть тогда он начнёт думать верхней головой", – как-то совсем уныло, обречённо решился он.
– Я хочу доставить тебе самое острое наслаждение, Северус, – хрипло сказал Гарри, – Но по понятным причинам я никогда не делал этого прежде. В этом отношении я ещё девственник. Поэтому просто дай мне знать, если тебе не понравится.
– "Ох, любые боги, пусть, трижды маггловская Троица, знаю, никого из вас нет в природе, либо где-то наверху, и ни единое сверхъестественное существо вот так просто не возьмёт, и не спасёт меня от этого помешанного на оральном сексе!" – пронеслась в голове Снейпа богохульная мыслишка.
Тем временем Гарри добрался до возбуждённого члена Северуса и принялся рассматривать его, как какую-то диковинку.
– "Ах, вот что я сделаю, и обойдёмся уроком физиологии, оба вымотанные и уставшие. Меж тем, из-за сегодняшних пустых фантазий, только душу растравляющих и изнуряющих тело, завтра мне угрожает туча дел. Мне выспаться много дороже условного подобия сек… любви с неумелым новичком здесь и сейчас", – осенило алхимика.
– "Определённо, он мне нравится, толстенный такой, вот бы его внутрь запихнуть, да поглубже, порезче. Он бы меня не только заполнил до отказа, но и распёр нутро, как настоящей бабе. Всё только, как я хочу и захочу ли. Без сомнений, я люблю Сева, но с его выдумками можно зайти в даль отнюдь не светлую загреметь, да и не удостоверился я окончательно, на практике, что он не извращенец и не маньяк из тех, кто описан в его излюбленной книжонке".
Гарри думалось привычно для возбуждающего момента, при этом, до безобразия неосторожно и "громко", но на счастье или на беду, его вовремя не услышали и не пресекли.


Северус поначалу пошёл навстречу Гарри, а уж вскоре сам возбудился от тактильных ощущений, удобно расположившись в кресле, несколько раздвинув бёдра, и проговорил заговорщическим шёпотом, поманив рукой с уже полностью подзажившим запястьем:
– Погоди немного, я хочу, чтобы в первый и последующие разы это было достопамятно, и, безусловно, красиво.
Мы разденемся и предадимся обоюдным ласкам, ты же так этого хочешь. Знай, что я присоединяюсь к твоим мысленным пожеланиям в знак полноценного и одобрительного согласия, Гаро… Гарри.
Отныне я буду называть тебя только так – Гарри.
Но сначала пусть здесь будет темно и уютно.
Он взмахнул рукой:
– Nox.


Затем Северус произнёс Раздевающие заклинания для них обоих.
– Зачем ты сделал это, лишив нас и без того тусклого освещения? –  прошептал Гарри, обиженно засопев, –  Как же я разгляжу без давно заброшенных очков, да в полной темноте, твоё желанное тело, твои самые прекрасные на всём свете чёрные глаза? Как я уловлю по твоему лицу изменение настроения? Как подстроюсь под него, чтобы не прекословить тебе, а, Сев?
– Во-первых, под меня, как какого-то древнего императора, не надо подлаживаться. Будь собой. А во-вторых, сейчас, немного подожди, глаза отдохнут и сами привыкнут к пляшущему в ознаменование нашего общего праздника свету камина. Он такой приглушённый, ты всё-всё разглядишь, а в текущее время…
Почувствуй меня, изучи руками моё тело, если захочется, ртом, не бойся ничего и никого, я позволяю тебе разузнать, чем мужские эрогенные зоны отличны, и, в то же время, схожи с известными тебе женскими. Ещё раз говорю тебе в самое ушко – будь самим собой, не бойся.
Ты же наверняка ласкал себя, дабы многократно излить семя на землю, не желая зачать Джиневре Уизли дитя, которое она так желала, что пошла замуж за безобразного отпрыска семейства Гойл из рьяных, до сих пор оставшихся в душе Пожирателей.
Я прав или нет? Имей в виду, пожалуйста, что сейчас разговор об одном лишь тебе, а не прошлых супругах и любовницах, Мерлин с ними со всеми.

____________________________________

* Белый англо-саксонский протестант – понятие, много более применимое к США, здесь ради краткости и ёмкости.
** Минимальная мера в Британской имперской системе мер объёма жидкостей, равная приблизительно 0,06 мл. Используется зачастую как нарицательное для определения ничтожно малого объёма, вообще, величины.
*** Вполне можно перевести как "Чур меня!"




~***~

Вот и продолжение. Как машинко удовольствий снова объявилась в доме, не новом, не новом доме, так и процесс пошёл.


Глава 27. "Слово о Доре и слова Доры"


Предупреждение исключительно для яойщиц (слэшерш): примерно треть главы содержит "противный и откровенный" гет, зато остальное…
Нет, не всё.)))
Важное предупреждение для всех остальных, ежели таковые найдутся: Е. В. Слэш во всей красе!

Эпиграф номер раз:

"Хочешь, чтобы тебя любили, –  люби"

Гекатон Родосский, философ-стоик, о жизненных перипетиях  которого почти ничего не известно, даже года жизни остаются под большим вопросом (около 100 г. до н.э.)

Эпиграф номер два – очередной анахронизм (а вас предупреждали), но уж больно по теме завершения главы.
Смотрите-ка, местами сама рифма проступает!

"Here in this Darkest House – Living with these ancient wounds
Here in this Darkest House – Trapped inside those shattered rooms

So many lies – blighted ambitions
Caught in a race – a certain collision
Stumbling over the paths of depression
Too scared to search for the answers to questions…

… Lost in this Darkest House Living with these ancient wounds
Lost in this Darkest House Trapped inside those shattered rooms

I see the shadow of a vampires obsession
Eternity's a curse that will drive him insane
A life of guilt and such violent confession
Don`t look away; he'll drain the last drop of blood from your veins"

Arena, "The Shattered Room", 2005

"Здесь, в самом Тёмном Доме, ты, живущий с этими издревле кровоточащими ранами,
Здесь, в самом Тёмном Доме, ты, пойманный в ловушку сих разрушенных комнат.

Столько ненужной лжи, это и загубило твои наилучшие стремления,
Раз пойман в гонке, то было вполне определённое столкновение,
Ты, путающийся на путях депрессии,
Именно ты испуган до того, что не можешь ответить на простейшие вопросы…

… Потерянный в самом Тёмном Доме, ты, с этими извечно кровоточащими ранами,
Потерянный в самом Тёмном Доме, ты, внутри тех разрушенных комнат.

Я вижу на нём тень вампирского наваждения,
Проклятие Вечности – его верное сумасшествие,
Жизнь, исполненная вины, и столь насильственное признание…
Не вздумай отвернуться! Иначе высосут твою кровь до последней капли"

Эпиграф номер три:

"Всё на свете к чему-то приводит сейчас, именно сейчас. Века проходят за веками, но лишь в настоящем что-то действительно совершается: столько людей в воздухе, на суше и на море, но единственное, что происходит на самом деле, – это происходящее со мной".

"Сад расходящихся тропинок", Х. Л. (не считая оставшихся имён) Борхес

Конец эпиграфа






И, не дождавшись ответа, алхимик прикрикнул на Гарри, побуждая того к действиям:
– Ну же, смелее, Великий и Непобедимый, настойчивый Гриффиндорец!
Едва Поттер закопошился, неумело поглаживая и целуя тело Снейпа, тот догадался, что, по всей вероятности, молодой организм партнёра, тем паче, последние года полтора-два не нуждался в искусственном, или, лучше, искусном разогреве. Достаточно повторять простые движенья рукой вверх-вниз, как белёсая струйка горячего семени изумительно лёгкими, на вид, произвольными толчками выплёскивается наружу, даруя телу разрядку и расслабленность. У самого Северуса проблема вовсе не в том, чтобы кончить быстрее или обильнее, а как бы довести себя до эякуляции одними достойными и, одновременно, мощными ласками всего тела, ведь хочет-то голова, а кончает лишь головка.


А уж когда Поттер узнал как-то на фуршете от подвыпившего великосветского фата заклинание, временно делающее сперму по свойствам аналогом простой безобидной водички, стало незачем прикладывать усилия, чтобы "удой" был лучше по качествам или же, напротив, хуже. Знай, дёргай себя за конец, выражаясь положительно не в духе Северуса, зато в привычной для Гарри манере.
Видимо, поэтому, из-за чужих щегольских познаний, Поттер и не зачал ни жёнам своим, ни любовнице дитя…
Странное у этого полового Героя представление о миссии мужчины и доли женщины, но сию секунду не до обсуждения порочности такого вида отношений.


Профессор хоть и догадался об имеющих наиважнейшее значение вещах в голове Гарри, так и не поспешил выбрасывать белый флаг и складывать оружие. Он подталкивал бездарного в ласках что женщин, что мужчин (последнее-то простительно за неимением опыта) Героя, на деле оказавшегося вовсе не столь героическим по сексуальной части, не в пример Северусу, ободряющими и направляющими краткими напутствиями:
– Да-да-да, почти всё то же. Волосы, особенно, затылок, уши; лицо, естественно, где больше понравится. Абрис грудных мышц; соски, как один из центров мужского возбуждения; весь живот; пах; внутренняя сторона бёдер, на ногах есть, знаешь ли, такие места, что… и многое другое, стоит только поискать самому и воспринять мою реакцию, уловить ответ тела. Но ты уже чувствуешь и осознаёшь, как всё это отличается от аналогичных женских прелестей, мягких, с плавными изгибами, выпуклостями, кое-где с природным жирком, как на животе и бёдрах, с упоительной для любого мужчины грудью. Здесь же, на моём теле, всё может показаться тебе "не проработанным" незнаемым ваятелем, плоским или крохотным, за одним исключением, прекрасно известным всем мужчинам.
Я далеко не так стар, как иногда рисуюсь. Моя кожа не дряблая, мышцы, хоть и не особо рельефные, но есть. Ты чувствуешь меня в полном объёме? Так почему же постоянно стесняешься спуститься чуть ниже?.. – продолжал мелодично приговаривать Северус, ещё надеясь на чудо… когда-то, и не раз, бывшее с нею.


Герой же сам постоянно напрашивался… но вот на что? На анальное сношение или минет, кто его разберёт, а нынче партнёр не делает никаких телодвижений, указывающих на его предпочтения. Но говорит он мечтательно, возбуждённо и возбуждающе, и говорит-то только нужные вещи, а уж что делает!


– Я знаю, Сев, ощущаю это проснувшимся наитием. Ещё чрезвычайно чувствительный член и промежность, вот так, так, так…
Гарри горячо шептал в это время неопределённости на ухо Северусу, инстинктивно натираясь возбуждённым пенисом о его живот и бедро, томительно нежно и плавно проводя им по дорожке жёстких, чёрных, как смоль, курчавых завитков от пупка к самому сокровенному и снова вверх-вниз.
– Да, теперь правильно, сильнее, Гарри, пора уж толкаться вовнутрь! Ничего не бойся, я всё перетерплю без единого стона, ну же, скорее бы мечта моя осуществилась…
Северус не ленился, а понукал к тому, чтобы ему, и только ему одному было неприятно, больно от вторжения внутрь, того самого проникновения, но после… после будет так прекрасно, как не бывало ещё ни разу.
А пока он доводил Гарри до точки кипения крови, вылизывая кончиком языка его подмышку, от чего тот тихо постанывал, теряя чувство бытия почти до потери рассудка, но у него так и не достало смелости выполнить не то просьбу, не то приказ старшего мага…


Вот уже горячий фонтанчик обрызгал бедро и пах Северуса… порядком ничего не успевшего почувствовать, кроме дразнящей, но слишком скорой и бездарной, какой-то рваной ласки. И ни-ка-ко-го проникновения, всё словно замерло в спящем королевстве Принца-полукровки, и уж не найдется героиня или, на худой конец, герой, целующий спящего в уста ради того, чтобы пробудить его, и земли, ему принадлежащие, твердь под ногами, от вечного сна, забытья, небытия, в конце концов.


Нет, это совершенно не то, что было с ним, Единственным во веки веков Тобиасом, и не как с ней, отчаянно смелой, всецело любящей, злосчастной девушкой.


… А почему бы не продолжить в ином ключе, чтобы и он, Северус, снова, спустя нескончаемые сто лет изнурительного одиночества, смог кончить от чужих стараний, раз с его помощью Гарри достиг скорой разрядки? Разумеется, следует основательно возбудить молодой, быстро восстанавливающий исходную форму организм.
И Северус вплотную принялся за обмякшее, послушное тело партнёра в самых интимных местечках живо, в темпе, довольно повелительно, по зову жаждущего песен радости и счастья естества.


Но получалось не вполне хорошо, хоть не совсем плохо, Гарри загорелся ненадолго, когда Северус встал перед ним на колени и вобрал его член в рот, недолго пососал, мягко вторгаясь пальцем в единственно доступный нижний вход в тело. Само собой разумеется, что Поттер завёлся и вскрикнул в полный голос, и не более того, уж мы-то знаем, отчего – он-то жаждал лишь только принадлежать другому мужчине, не давая взамен ничего, кроме охов и вздохов. Северус пока что не имел в намерениях полноценный половой акт – ещё откровенно рано по требованиям к едва начавшему изучение бесценной добычи Посвящаемому, но не к Посвящающему, что ясно следовало из книги. Вскоре Гарри, недополучив угодного ему – очередного скоропалительного оргазма, опять превратился в "толстокожего амазонского крокодила", не пожелав больше ничего, так и не возбудившись до нужной Северусу кондиции ради искусного –  да хоть бы какого взамен пустого места! –  орального секса.


Тогда алхимик предложил высшую меру по подготовке их обоих к синхронной разрядке, это же легко достижимое и невероятно сближающее эмоционально в самых простых, но слаженных движениях действо. А что может быть лучше взаимного орального секса на наступившей… быть может, полноценно стадии сублимации?
– Вижу, тебе так неудобно, да и мне хочется большего, понимаешь? Я же мужчина, как и ты, распалённый почти до ненормального состояния, и у меня есть соответственная потребность излиться.
А давай-ка, устроимся на ковре возле каминной решётки, ляжем в позу 69 и примемся всерьёз доставлять друг другу истинное, полноценное наслаждение.
Поверь, то, что ты испытал некоторое время назад, не идёт ни в какое сравнение с тем, что можешь почувствовать совсем скоро, если мы оба приложим немного усилий.
Ты вторично кончишь с куда большей отдачей в возбуждённый мозг, вот увидишь, да и мне достанется заслуженная по праву толика удовольствия. Разве я мало сделал для нас обоих?


… Однако в этот неурочный, несчастливый час Гарри вовсе не желал прикасаться ни ртом, ни языком к члену Северуса, то ли из недостатка любви, и, как следствие, брезгливости, то ли из какого-то неосознанного табу стать "педиком" в полном смысле слова. Ведь когда один мужчина делает минет другому, это уже никак больше не назовёшь, как одним лишь гомосексуализмом. Догадываясь об опасениях партнёра, Северус перелёг, оказавшись с ним лицом к лицу, блуждая руками в его волосах, впиваясь губами в шею и грудь, и спускаясь к животу с лобком, лаская никак не перерастающий к готовности член. Он постоянно изумлялся про себя причине столь скучного поведения молодого, пылкого, постоянно лезшего на рожон, когда не надо, Гарри. Северус с немереной силой желания вжимался бёдрами в пах полового Героя, методично ласкал увлажнившимся от созданной в спешке магией смазки членом его промежность.


Но всё это либо не вызывало ни йоты положительной реакции, либо, напротив, заставляло Поттера силиться и съёживаться, а тело покрываться "гусиной кожей" непонятно, отчего. Как это ни обидно, идеально подходил только один ответ на все вопросы Северуса: испуг бесстрашного Гриффиндорца перед надуманным им самим продолжением, в то время как он, граф Снейп, вовсе не имел намерений входить внутрь него, как просил сделать в отношении себя.


Всё же Гарри, скорее, для вида несколько раз провёл рукой по эрегированному раскалённому детородному органу Северуса, и чувствовалось, что несведущий в истинной любви, как таковой, меж мужчиной и женщиной, или однополой, в данном случае, без разницы, получивший своё Гарольд едва ли не задрёмывает, что это занятие для него – сущая мука. Ему не до оговоренной позы, вот бы побыстрее в постель и заснуть без задних ног.


Насильно мил не будешь, да и кредо о ненасилии и прочие принципы, среди которых превалирующим было отсутствие какого-либо принуждения в интимной сфере, никто не отменял, они-то и взяли верх над яростными, безысходными плотскими желаниями.
Алхимик быстро поднялся с пола, оделся заклинанием, вручную наскоро привёл в идеальный порядок рубашку, сюртук, шоссы и глухо произнёс:
– Выходит, такова цена моей доброй воли и уступчивости. Отлично, буду знать и впредь вести себя подобающим образом.
Разумеется, Гарри в тот же момент засуетился, пытаясь поведать о своих истинных взглядах на то, что произошло в те мгновения, фиксировав свою растерянность, неожиданность инициативы Северуса, мощнейшую разрядку, полностью опустошившую его, желая свалить вину за своё поведение на многое другое.


Но оскорблённый в лучших чувствах хозяин дома не стал слушать все эти сбивчивые и ненужные бредовые измышления, развернулся на каблуках и направился в свою спальню.
– Профессор, ну поймите же меня! – умолял вдогонку Герой, а Северус в ответ только бросил себе под нос:
– Да уж, да уж, был комнатной собачкой по кличке "Сев" и вот я снова профессор. Замечательный карьерный рост, спешу поздравить себя сам, а больше я никому не доверяю.
Пожалуй, и другу нельзя поведать о происшедшем провале, не то мне же это боком и выйдет.


… Северус взял на себя руководство не просто так, а по опыту, правда, с девушкой.


… Они и помыслить не могли в тот год второго пришествия Тёмного Лорда, когда Северус Снейп уже считался парией в "Ордене Феникса", но парией необходимой, которой можно не подать ни руки, ни чашки чая, а он всё стерпит по собственным, никому не интересным мотивам, открыто обвенчаться. Разумеется, Дора мечтала расстаться с тяжёлой во всех отношениях девственностью и забеременеть от любимого, такого жестокого на словах и на деле, но только не с ней, подвергающегося опасности почти ежедневно, выполняющего самые рискованные приказы Дамблдора, даже не изменившись в лице.


Они, мужчина и женщина, невероятно любившие друг друга, желали скорейшего наступления мира ли, перемирия, затишья, всё просто, как говорил Северус возлюбленной:
–  Я мечтаю услышать: "На западном фронте без перемен", чтобы стало возможным и для непостижимого в строгих, условных рамках светского общества двойного шпиона обзавестись семьёй, законно быть с тобой, единственной любимой сверх всякой меры женщиной, супругой, носящей под сердцем наше очередное дитя любви, а после, когда мы состаримся, воспитывающей наших детей, внуков и правнуков.


Изредка Северус позволял себе увлекаться радужными перспективами каким-то неведомым чудом, но будущего в мире и спокойствии, и недолгое время мечтал вслух, как он мог лишь наедине с Дорой. В безответной своей любви без единой эякуляции он отводил душу длительным курением, сидя в голом виде на постели и говоря нарочито задумчиво, замедленно, смотря куда-то перед собой, но будто видя то, о чём изволил говорить:
–  Только представь, как в моём огромном и холодном родовом, нет, уже давно родном и натопленном, начисто прибираемом командой наших общих домашних эльфов замке будет раздаваться беззаботный детский смех, радующих нас, родителей. Как наши чада станут расти, в играх проявляя первые, спонтанные всплески магии, как мы не устанем радоваться счастью и достижениям наших детишек, сердечно переживая из-за каждого синяка, ушиба или махонького пореза, спешно залечивая их магией и успокаивая расстроенного малыша.
Как, наконец, придёт время женить сынов наших и выдавать дщерей замуж за наречённых отнюдь не с пелёнок, как было принято у меня в семье. Пусть браки заключаются на небесах, по любви. Мы ведь не откажем какому-нибудь магглорождённому волшебнику во вступлении в род Снейп, не так ли?
И Нимфадора только кивала головой на каждое слово будущего мужа, ибо их-то брак точно заключён на небесах, как говорила её матушка, Андромеда Тонкс, о своём земном счастье – единственном на всю жизнь возлюбленном супруге.


В конце концов, она промолвила, мило краснея и смущаясь, потупив очи, будучи сама не прочь поторопить возлюбленного, чему бы это ему не стоило, не жизни же, в самом деле:
–  Любимый мой, как бы я жаждала испустить природой завещанный крик девушки, становящейся женщиной… именно у тебя дома, и мне без разницы, древний ли это замок, или простой коттедж где-то в маггловской деревушке.
–  Так оно и будет, заодно прости, что я не имею возможности поклясться тебе в скорейшем осуществлении и моего, поверь, пожелания, я же волшебник подневольный…
Но не станем печаловаться, у нас есть сегодня, вот и отпразднуем его, как полагается по твоему велению и хотению.
А она ему в ответ так безысходно: 
–  Кажется, у тебя вообще нет атрофии настоящего, ты не только не живёшь, ты никогда в нём и не бываешь, ухаживая за мною с этими старинными балладами на устах.
Тем не менее, очередной праздник для одной только Доры удался.


Он ни разу не настаивал на чём-то большем, чем французский поцелуй и логичном завершении любовного акта с девушкой – кунилингусе, искусством и мастерством которых он владел полностью, и Доре было легко ждать времени свадьбы, как узаконивания их полюбовной связи. А самого Северуса тоже необходимо порадовать, не то он ни разу не кончил, занимаясь её удовлетворением. И вот это нехорошо, в определённой степени несправедливо, он ведь полноценный мужчина, значит, желает выплеснуть семя, а как же иначе!


А непосредственно Северус постепенно забывал об ужасной пропасти во ржи, опасной, на лугу некошеном, обо всех подробностях своей, казалось бы, безграничной и беспредельной, одно жаль – запрещённой однополой любви. И дух Тобиаса не занимался, то и дело, каким-либо устрашением "изменника", только он не чудился длительное время, будто бы немного обидевшись.
Так оно и положено: новая любовь постепенно затмевает в душе старую, так оно и реализовывалось на практике. Да и в жизнь Северуса рьяными темпами входила новая любовь, завещанная наставником – продуктивная, несущая жизнь любовь к Женщине. Чему или кому было сердиться?..


… Он знал из рассказов Нимфадоры, что у неё, такой молоденькой и успешной, в Аврорате было всего двое-трое ухажёров, предлагавших запросто "перепихнуться, чем Мерлин послал". Но ей, воспитанной в "грязнокровной семье", как ни странно, её высоким нравственным принципам не подходила такая случка, ей нужна была взаимная страстная любовь и, как следствие, законный брак, всё равно с кем, до тех пор, пока она не оценила по достоинству куртуазные ухаживания "Слизеринского змея".
Поначалу она питала слабость к Люпину, своеобразному, куда более симпатичному внешне в то время, чисто вымытому, выбритому и мягкому по характеру волшебнику. Но с первых же попыток "подклеиться" к нему он дал понять, что ни капельки не жаждет женской близости, что он одиночка по убеждениям и склонности натуры, если не гей, как верно домыслила Тонкс.


Он-то и посоветовал обратить внимание на "грязного парня", Северуса, как наиболее подходящую мишень. А что? Северус одинок, как перст, по слухам, отлично обеспечен родовым наследством, имеет "про запас" шикарный старинный замок, разве что жизни ему не дают, но и это временно.
Вот уже скоро Силы Света победят по формулировке, и наступит эпоха всеобщего мира и благоденствия, счастья для всех и каждого, только не для него, нищего, безработного, вечно озабоченного своей "пушистой проблемой" Ремуса, но это строго про себя.
Это всё, что мог сделать Люпин для своей уже тогдашней пассии, которая была о его чувствах или хотя бы намерении сдружиться ни сном, ни духом.


Однако в текущей ситуации, на практике, несмотря на все сладостные мечты и не менее яркие желания благодатной будущности, Снейп никак не мог позволить себе завести наследника, других детей, и Дора это понимала, хотя сердце её болезненно сжималось при каждом новом задании возлюбленному, становящемся всё сложнее и труднее.
Да и пожениться было нереально, иначе под угрозой гибели в любой момент могла оказаться она, бесценная Нимфадора, а Северус, собственной персоной, стал бы куда более уязвимым и бесполезным для немилосердных "Воинов Света", чтоб ими Мордред хоть несколько утолил вечный голод…
Вскоре их страсть возросла до того, что они были вынуждены полностью игнорировать друг друга на собраниях "Ордена", иначе чрезмерно пылкие взоры выдали бы их с головой.


В то же время, что было замечено одним Северусом и… чересчур заботящимся обо всех полноценных людях Ремусом, причёска её жалко обвисла, душевное состояние стало чрезмерно далеко от идеала – она едва не впала в депрессию, сам Патронус её изменился, что говорит об изменении волшебной сути безутешной девушки.


… О, ещё бы всем этим негативным переменам не произойти! На деле Северус оказался совершенно бесподобным ухажёром, он опускался на одно колено и, сложив руки крест-накрест на груди, пел гортанные и мягкие единовременно, замысловатые по мотивам песни труверов Средних Веков. Окончив очередную печальную балладу о великой любви и неразделённой страсти, переведённую стихами специально для Доры, он покорно склонял голову ей, невинной девушке, своей Belle Dame, на колени. Он всегда напоминал вечно непорочного единорога на одном из чудом уцелевших в доме матушки фамильных гобеленов. Но… в нетронутость своего опытного в текущей день за днём реальности воздыхателя Тонкс верила с большим трудом.


Итак, мечты всё оставались мечтами, пока изнывающая от накопившегося страстного желания стать чуточку ближе и возблагодарить нежнейшего своего кавалера, Нимфадора однажды не предложила зеркальную позу, во что Северус не мог поверить, ибо инициатива исходила от нетронутой девушки. И он не верил, пока это чудо из чудес не осуществилось по осени в какой-то холодной, продуваемой всеми ветрами из-за неплотно закрывающегося окна комнате с отваливающимися обоями на втором этаже особняка Блэков, под самыми крепкими магическими затворами и Звукопоглощающими Чарами, их совместной работой.


… В тот знаменательный ранний вечер, на закате золотистого и ароматного сентябрьского дня, после смелого предложения своей безгрешной девы, Северус возмечтал, чтобы возлюбленная метаморфиня быстро отрастила себе длинную, роскошную шевелюру. И как же он был счастлив и изумлён, увидев в её новом, истинно женственном и желанном, полностью преобразившемся облике. Она ничем не напоминала ту коротко стриженую резковатую, смело и ярко красившуюся и, казалось бы, не вполне смышлёную девчонку, сказочными путями укрепившуюся в рядах мужчин – мракоборцев, вместе с тем, вечно роняющую вешалку в прихожей особняка.
Каким образом Дора вызнала его желание, Северус так и не понял, он не слишком-то разбирался в магии метаморфов, столь редких в волшебном мире, главное, ему нужна была не ведьмовская часть Тонкс, но человеческая, женская.


Когда она, обласканная Северусом почти до краёв, любовно поцеловала трепещущий, подрагивающий от желания член любимого, тот замер, принуждая себя не делать резких движений, чтобы не спугнуть Дору, дождаться её дальнейших действий, не прекращая ублажать её языком и пальцами. В его планах было впервые кончить в одно время, для чего следовало поддерживать её на пике возбуждения в преддверие достижения полнейшего экстаза, и мужчина сей же миг отдался в сладостный плен волшебной и давно желанной, но бывшей под строгим запретом неги.


… И оно было, такое сладостное, такое упоительное действо, что Северус, как есть, растворился в невероятно чувственных, сильных и пылких ласках решительной возлюбленной, не прерывающей начатое ни на миг. Она пошла до конца, а он едва успел высвободиться из её аккуратного ротика и нежных пальчиков и, кончив в кулак, глухо застонал. Она тоже вскрикнула громче обыкновенного, изливая остро пахнущие, пряные женские соки, прижимая, вжимая в себя голову любимого, не брезгуя ни его сальными волосами, ни гнилыми зубами, ни выдающимся носом, ничем – ничем! Он же самый настоящий, не сказочный Прекрасный Принц для неё, Тонкс, наедине, просто Доры.


Какой же он умелец доставлять девушке наслаждение, каких свет не видал, не сопоставимое ни с чем, испытанным ране! Интересно, сколько женщин было у возлюбленного мужчины, что он столь великий умелец в доведении её, невольной девственницы, до самого интимного, возжажданного финала? Неужели так много, что он, весь из себя чистокровный, высокородный, решился на исходе молодости взять в жёны её, нищую по сравнению с ним сироту "грязного происхождения", плебейку из магического простонародья, зато молоденькую и из себя ничего?
Странные мысли посетили Дору, но на мгновение, не более, как грозовой разряд жарким летним вечером проскочили они у неё в голове без громового сопровождения, будто и не гроза это, а дальние зарницы, что обойдут их с возлюбленным стороной, не задевая и краем. И будут они жить долго и счастливо, как в папиных сказках о принцах и принцессах.


Ах, как же они обнимались после, как перекатывались по старой, скрипящей кровати с продавленными пружинами, то она сверху, то он, то они по бокам, переплетая руки, ноги и целуясь взасос, из уст друг друга впервые пробуя тот самый сокровенный вкус! Ничего изумительнее Северус в жизни не знал. Всё в корне затмилось новой страстью к отпрыску "королевской звёздной семьи", дочери изгнанницы, выжженной с генеалогического древа матерью, яркой представительницей уже ушедшего в небытие надменного рода…
Вот ведь правда-истина, что божества, при условии их наличия, или то была не столь уж и длительная в геологическом смысле эволюция, но что-то создало человека только до талии, над остальным постарался тот, кого с опасением или гордо, равно условно именуют Дьяволом.


… А совсем вскоре расставание до следующей сходки "Ордена", после которого… если Северус останется в живых, выполнив очередное задание господина Директора, они снова побывают в неподдельных высях, и так каждый раз, в неизбежном страхе и стоически твёрдых надеждах на лучший исход.
Но в итоге произошло то, отчего сердце Северуса, и без того больное от рождения, не выдержало в первый раз. Однако, душа от всего растёт, больше всего же –  от потерь.


                ***



… Северус не смог, да и не очень-то старался заснуть в эту бестолковую ночь, зато он вдоволь накурился спасительного наркотика, положив запрет на его запретность, не в ожидании прихода Тобиаса, а просто наслаждаясь приятным, расслабляющим головокружением и изысканными психоделическими радугами, в бешеном темпе сменявшимися лилейными рассветами и красными закатами.


Зададимся неожиданным вопросом: а вся ли ночь для Северуса Снейпа была полна опиумным удовольствием и яркими красками или было что-то ещё, упорно позабытое, несмотря на уникальную память, сведённую к нулю запрещённой накануне передозировкой, и вполне человеческой усталостью?
Нет, далеко не вся, большая её часть прошла иначе.


… И явилась она, Дора, впервые в жизни Северуса, и воскликнул он в паническом ужасе, свернувшись в комочек:
–  Как мне звать тебя, о, изымающая душу из не желавшего этого и всё-таки убийцы?
–  Зови, как при жизни, если ещё помнишь моё имя.
–  Дора, конечно же, я тебя не забуду до конца дней своих. Я так много мечтал увидеть тебя не такой, как в гробу.
Скажи, простишь ли ты меня когда-нибудь?
–  Вспомни мою улыбку, предназначенную одному тебе, когда я отпила глоток убийственного чая. Это я во всём виновата. Зачем мне понадобилось рыскать по Хогвартсу в поисках тебя? Вот и оказалась я не ко времени и не к месту. За это, и только за это тебе было приказано избавиться от ненужной свидетельницы.


–  Дора, ответь мне максимально честно: ты явилась после лавины воспоминаний о тебе или же по… чужому приказу?  – решил пойти на вы Северус, несколько отойдя от первого прилива страха.
–  Какое это имеет значение, если я здесь, пред тобой?
–  Для меня в этом сокрыт глубочайший смысл, и я вновь прошу, заклинаю тебя ответить откровенно.
–  … не по своей воле я здесь, в мире живых, и не по нраву мне запугивать тебя, Северус,–   только и сумела выдавить призрачная обнажённая, с длинными волосами, женственная, словно в тот знаменательный день, Дора.
–  Тогда признайся, кто подослал тебя ко мне вопреки нашим взаимным желаниям?
–  Мне нельзя называть его имя, невозможно раскрываться перед тобою полностью.
–  Итак, я помогу тебе. Его зовут Тобиас, не правда ли?


Но призрак тут же исчез, а вот с комнатой и дальними покоями, принадлежащими одному хозяину дома, происходило что-то странное, неправильное. Вскоре, как минимум, спальня полностью лишилась потолка, а стены её вверху разрушились, за ними была пугающая в этот уникальный раз Великая Тьма, и толпы безликих призраков, Северус точно знал, что это его жертвы, кружились по самой спальне, выкрикивая заунывно и протяжно на какой-то дивный, завораживающий мотив:
–  Нам нужен Проводник! Нам нужен Проводник! Нам нужен Проводник!
Он не успел поинтересоваться, какого рода или куда им этот проводник понадобился, как всё стихло, но ненадолго. Тени с новой, стократ большей яростью принялись виться в самой непосредственной близости от Северуса, своего теоретического убийцы.


И вторично показалась на их фоне призрачная полупрозрачная Дора. Она сейчас напоминала маггловскую святую Инессу, прикрытую одними волосами, зато какими роскошными, пышными и длинными, под которыми вообще не видно тела*.
Но ничего не промолвил призрак, словно явился по ошибке или… чьей-то настойчивой просьбе, к чему всё больше и больше склонялся Северус остатками обезображенного дозой запретного наркотика рассудка.


Появлялась Дора, куда более раздувшаяся от яда и безобразная, словно на своих похоронах, и в третий раз. Но в итоге, было ли то нечестивым деянием Тобиаса или чьим-то ещё, однако, едва в комнате воцарился привычный порядок, и до невозможности пугающие тени без лиц прекратили преследовать уж спрятавшегося головой под подушкой живого человека, результат был достигнут.


Несколько часов глубокого, по существу, мертвенного сна живого оказались стократ сильнее усилий всевозможных призраков, вместе взятых. И ни одного, самого слабого воспоминания о предупреждающих словесах всерьёз угрожающей Доры:
–  Не подходит он тебе ни по каким мерилам. Да и кем он тебе доводится, чтобы тщиться создать для него, него одного, аналог неправильной, извращённой, состоящей из одних мужчин семьи? А ведь ты ещё и друга вознамерился пригласить в ваше глубоко порочное общество. Где твоя совесть, твоё наивысшее богатство, цены которому нет?
Выгони его как можно раньше! Едва забрезжит утро, возьми и выстави его из дома, пока не стало поздно для вас обоих!
Ну же, смелее, Великий и Непобедимый, настойчивый Слизеринец до мозга костей!

________________________________

* Одноимённая картина Хусепы де Риберо (1591 – 1652), Дрезденская галерея.



~***~


Глава 28. "Так вот ты какая — точка невозврата!"


Эпиграф номер раз:

"Есть области, где шутка неуместна, и вещи, о которых нужно говорить с уважением или совсем молчать за отсутствием этого чувства вообще".

М. И. Цветаева

Эпиграф номер два, как намёк на…

"Tantum scimus, quantum memoria tenemus"

Римский афоризм

"Мы знаем столько, сколько помним"

Эпиграф номер три из той же оперы, почти что жизнеутверждающий и как бы намекающий:

"Carpamus dulcia: nostrum est, quod vivis: cinis et manes et fabula fies"
 
"Будем веселиться: нынешний день наш, а после ты станешь прахом, тенью, преданием"

От Автора: не следует полагать, что предлагаемая глава полностью посвящена сплошь и рядом одним важным вещам, читать о которых следует с выражением высочайшей степени сосредоточения и погружения, как на лекции по матану или физхимии, не к ночи будь помянуты. Ну, есть в ней такие моменты, не более того.
Во всём же остальном глава как глава, можно заверить, подготовительная для ряда на ней непосредственно базирующихся.


Конец эпиграфа



… Гарри после вчерашнего, несмотря на ожидаемый успех в выборе бутыли скотча под дарёным Оборотным зельем для Сева, всё больше переполняло, назовём так, чувство собственного отстоинства. Он неудачник и неумеха, какие, к Мордреду, отношения можно строить с ним такому высочайшему спецу и профи, как Северус Снейп? И да, в обрывочных воспоминаниях ненадолго взошло забытое, практически растоптанное в те шальные дни метаний светило – мистер Уоррингтон, по существу, предсказавший все неудачные перипетии такого вот "соблазнения" непонятно кого и чем.
Но прочь полового Героя не гнали, напротив, поприветствовали и приняли, как не провинившегося, чего странно было ждать от столь надменного и горделивого волшебника, как Сев.


Что вызвало этакое непоследовательное отношение к Гарри Джеймсу Поттеру со стороны, казалось бы, вконец разобидевшегося, и на полном основании, графа Снейп, мы поведаем чуть далее, в своё время.


Утром был обычный уже для Гарри, спокойный, сытный, неторопливый завтрак в тепле и тишине. Затем Северус предложил перейти в гостиную. Они сели в кресла и Снейп снова задал свой провокационный вопрос:
– Огневиски, скотч, коньяк?
– Банановый ликёр, сэр, –  ответил Поттер, смотря прямо ему в глаза.
– Моветон, на мой вкус, но если желаете, – Северус призвал изящный бокал с зеленовато-жёлтым содержимым, –  Да держите же, Гарольд, не то прольёте свой вожделенный ликёр.
Гарри поспешно схватил бокал и понюхал жидкость.
– Как Вам это удалось?
– Неважно. Пейте, наслаждайтесь на свой выбор и рассказывайте подробно, как именно Вы отравляли и с кем разводились, Гарольд, – сказал Снейп с ухмылкой, достойной школьных времён.
– "Ну, когда же он снова назовёт меня Гарри? Он ведь обещал!"
Гость успешно, вполне литературно пересказал события прошлого вечера, и по лицу Северуса скользнуло удовлетворение, не оставшееся незамеченным.


После суетливой беготни Гарри по близлежащим "пристойным" пабам оба, как будто накануне вечером, одновременно предложили заняться делами, но на сей раз, делами библиотечными, что было принято на ура, в особенности, Северусом, с этой минуты ставшим неприкрыто молчаливым и напряжённым изнутри. Он не выдержал чего-то, излишне его мучающего, и покинул библиотеку.
Спустя оговоренное время хозяин особняка неслышно вернулся. Но Гарри тут же со вздохом облегчения отложил нечитабельную книгу куда подальше.
– О, Сев, наконец-то, а я заждался разъяснения некоторого интимного момента.
– Какого ещё момента, если в книге ничего… такого не содержится?
– А это и не о книге вовсе.
Так вот, почему твой учебник по зельям за шестой курс был подписан "Принцем-полукровкой"? Я именно об этом. Но почему "Принц"?
– Видишь ли, это напрямую связано с моим ненавистным титулом. Титул – глубокая вещь, не устаю поражаться поверхностному, чисто словесному отношению к нему его носителей. Княжество, прежде всего, нимб. Под нимбом нужен лик, а есть ли он всегда и у всех его носителей?
Словом, моя мать происходила из княжеского рода, и была она истинной княгиней.
– О, Северус, значит, к Вам нужно обращаться не иначе, как Ваша Светлость?
– Можно сказать и так, потому что отец происходил из рода графов Снейп.
Кстати, именно от отца я получил в наследство "императорский профиль", которым веками гордились мои предки-первенцы. Мне же мой нос доставил кучу проблем во время учёбы, только наставник утешал меня, говоря, что я ещё не достаточно взрослый для столь  "изысканного дара", – засмеялся Снейп, болтающий, казалось бы, об известных пустяках, однако, в душе отчаянно переживающий малейший намёк на отцеубийство и Тобиаса.
– Твой наставник, видимо, был очень близок тебе по духу, верно?
– Да, очень, но не жди, что я стану рассказывать о нём, Гарри. И не спрашивай, почему.
– Ты любил его.
Северус неопределённо мотнул головой и пулей вылетел из библиотеки.


… Снейп вновь был очень зол, злее, нежели вчера, встречая Гарри. Прежде всего, на себя, а уж потом на мальчишку.
– Как он догадывается о таких вещах, как мои отношения с Тобиасом?
Да уж, правду говорят магглы, что влюблённый человек живёт не разумом, а сердцем…
Путей много, но сердце знает ближайший. К примеру, его любящее сердце смогло добраться до такого вывода…
И Тобиас мне говорил о зоркости одного только сердца…
С другой стороны, ещё римляне благородные говорили, что любовь слепа.
Верую и уповаю в их же правоту в том, что рану любви лечит тот, кто её наносит.
С тех пор в амурных делах человеческого рода, надо полагать, мало что изменилось кардинально, если оставить за порогом сексуальную революцию у магглов Запада времён моего детства и раннего отрочества.


Снейп активно почесал кончик носа, до того ему хотелось отсрочить очередное правдивое признание, да ещё какое пылкое! Но не избежать неизбежного.
– … Значит, во всём виноват я, моё поведение лежит в основе. А разве я не влюблён? Да я люблю его, этого Поттера, сильнее, чем любил когда-то моего Тобиаса.
Конечно, первая любовь всегда кажется идеальной. Особенно, когда она взаимна, как было у нас, но мне… почти хватало тогда поцелуев и объятий, а сейчас хочется войти в него, наполнить его собой, сделать так, чтобы он закричал от сладкой муки и наслаждения, стать с ним единым целым…


Северус вовремя остановился и, тяжко вздохнув, продолжил неосознанно мерить шагами комнату, бормоча под нос об утреннем раннем решении, в некоторой степени, спонтанном, но принятом безраздельно:
– Так, хватит об этом. Я же решил выгнать его, предоставив время подумать и решить, захочет ли он вернуться. Впрочем, я уверен, он опять будет здесь просто потому, что любит, но мне тоже нужно время на избавление от любовной горячки и умелые, в высшей степени, логичные раздумья, прежде чем предпринимать какие-либо последующие шаги по сближению с Поттером. Одно знаю – что в отсутствии Гарольда мои мозги заработают в полную силу, а им необходимо уже включиться.


– Мистер Поттер! – крикнул он, – Не пора ли прерваться на обед?
Гарри появился через минуту.
– С удовольствием. Знаешь, Северус, я дочитал до того места, где…
– Потом, после обеда мы обсудим всё здесь, в гостиной. Если захочешь, снова получишь свой банановый ликёр.
– Не думаю, что я хотел его и в первый раз, решаясь проверить тебя. На этот раз меня устроит коньяк, а тебя?
– Тоже.
Винли!..


Обед был подан и сервирован моментально. Поттер удивился огромной старинной супнице и великому множеству незнакомых столовых приборов. Он часто бывал на банкетах в высшем обществе магического мира, но уроков этикета не брал, а потому обходился только теми блюдами, с которыми, как был уверен, мог разобраться ножом и вилкой. Так, он никогда не ел лобстеров, омаров и рыбу.
– А зачем такая большая супница?
– Чтобы Винли наелся вволю, ты же не знаешь, насколько он прожорлив.
– А по виду не скажешь…
– Ты когда-нибудь видел толстых домашних эльфов? Вспомни Школу, ведь там они питались, быть может, чуть-чуть хуже моего Винли. А каковы они были на вид, раз мисс Грейнджер, по рассказам в учительской, даже тщилась организовать среди учеников некое общество борьбы за освобождение эльфов? Оно ещё было с… таким названием, не припомню…


Естественно, алхимик, обладавший уникальной памятью, уж точно не забывал его, но умело сделал заинтригованный вид.
– Г. А. В. Н. Э., –  расхохотался Гарри.
– Ах, да, ясно вижу перед внутренним взором, как смеялась Минерва. Мне пригодилась эта информация на одном из визитов к Волдеморту, – Северус сделал грозное лицо: – Я честно рассказал, что вышел на след тайного студенческого движения с пока неизвестными мне целями…
А он, разумеется, дал мне задание раскрыть эту тайну.
На следующем собрании у Тёмного Лорда я рассказал всю истинную правду об этом обществе, вплоть до вязаных носков и шапочек. Пожиратели еле сдерживались от смеха, когда я серьёзно вещал об этом самому Повелителю. Первым не выдержал он же, а за ним, наконец, разразился хохотом долго сдерживаемый Круг. Правда, навеселившись, Лорд наказал меня личным Crucio три раза подряд. Эх, даже не помню, как ноги унёс.
– И ты ещё смеёшься над тройным Круциатусом Волдеморта? Да мне одного на всю жизнь хватило, чтобы вспоминать с содроганием.
– Смеюсь я потому, что получил этих Непростительных за свою жизнь о-о-ч-ч-е-нь много, и вот, сижу тут рядом с тобой, живой и, почитай, невредимый.
– Почему ты так сформулировал окончание фразы?
– Если мы когда-нибудь доберёмся с тобой до этого интересного во многих аспектах момента, узнаешь.
– Тебя наказывали и физически? – осенило Гарри.
– Нет, гораздо хуже, ибо есть проклятия, оставляющие раны на теле. Вообще говоря, магические повреждения излечиваются очень дурно и не до конца. Это же касается и отравлений волшебными ядами.
Но довольно болтать, мистер Поттер, пора есть суп, а то Винли старался.


Снейп разлил суп по тарелкам, причём, движения его были столь изящны, что напоминали музыкальную игру. Гарри не выдержал и, схватив Северуса за запястье, поцеловал ему пальцы.
– Видимо, мистер Поттер в очередной раз впадает в роль дамского угодника, раз целует ручки, – съязвил на самом деле польщённый Северус.
– Ваши руки, их мановения столь прекрасны, что я не смог утерпеть, простите.
На второе случилось страшное. О, разумеется, страшной оказалась для неискушённого в премудростях столового этикета Гарри форель, запечённая на углях.
– Э… думаю, Винли не откажется и от форели тоже, – выдавил незадачливый едок.
– Мистер Поттер, Ваша забота о питании моего домашнего эльфа переходит все допустимые границы. Ешьте сами.
– Но я… не умею правильно подготавливать рыбу, сэр.
– Ах, вот оно что. Гриффиндорская храбрость пасует перед мелкой рыбёшкой? – насмешливо заметил Северус, – Хорошо, я прикажу Винли приготовить для Вас бифштекс, подойдёт?
– Благодарю Вас, сэр, но я действительно сыт.
– И Вы не будете, определённо, уникально вкусный шоколадный пудинг?
– Буду, – буркнул обескураженный Гарри, – Но бифштекса не надо. Пусть Винли отдохнёт.
– Ваше право, – вяло заметил профессор, мастерски разделывая рыбу и поливая её лимонным соком.
Затем он отставил свою тарелку, взял блюдо Гарри и проделал то же с его порцией.
– Вот и форель, готовая к употреблению. Поверьте, очень вкусно. Как хозяин дома, я никоим образом не могу допустить, чтобы мой гость не отведал такого прекрасного блюда. Только не вздумайте благодарить, а то вконец испортите мне аппетит.
… Довольно известно, что хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой…


Поттер не успевал поражаться сегодняшнему поведению то предельно замкнутого, то словоохотливого алхимика, уж очень неумеренно мгновенные перепады настроения, то "Гарри", то "мистер Поттер", то не пойми, что. Но форель он съел с удовольствием, блюдо было действительно невероятно аппетитным и нежным.
Потом был большущий кусок обещанного шоколадного пудинга. Гарри удивлялся, сначала про себя, а вскоре и вслух худобе профессора, живущего в компании такого личного повара, как Винли.
А Северус, очевидно, легковесно шутя, высказался об отсутствии наличия гормона ожирения в своём организме, впрочем, прояснив ситуацию, дескать, никто из его славнейших предков не страдал от излишнего веса.


Временами гостя попросту распирало от восхищения всем и вся в столь прекрасном, гостеприимном доме с хозяином, особенно замечательным во всех отношениях, и чувства выражались весьма непосредственно.
– Не стоит говорить о пресловутой худобе мне, воспринимая меня, всё моё естество в корне неверно, как женское, делая дамский комплимент, всё же я полноценный мужчина.
Это уж Северус до того смешно загнул после вчерашнего урока, что Гарри даже не побоялся подхватить, можно и так выразиться, непонятную тему о худобе и ожирении, неосторожно минуя его прерванный на полуслове рассказ о предках:
– И что это означает? Мне одну лишь правду, пожалуйста.
Но шутка попала мимо цели, алхимик неожиданно насторожился.
– Вы о чём хотите знать?
– Об истинной причине этакой превосходной для полноценного мужчины фигуры, только и всего.


– Везде, всегда, всем вам нужна неприкрытая правда, и недостаточно того, что именно её и имеешь честь сообщать, – так холодно высказался Северус, что Гарри не стал интересоваться далее ни его фигурой, ни, тем более, кому обращено его высказывание, употреблённое явно не единственном числе, и правильно сделал.
Кто бы спорил, о нас же, смертных, сказано – когда люди любят друг друга, они не ссорятся, а спокойно выясняют отношения. Выходит, нет любви, один обман?..
Частичное объяснение произнесённого последовало тотчас.
– И никто из вас не задумывается, придётся ли правда по вкусу, а нет, так что же, набрасываться с голыми руками или, хуже того, вооружённым, на любого человека, накрепко забыв в исступлении всё, связанное с ним?   


В гостиной стало тихо, никто не хотел заговорить первым.
Северус призвал коньяк и наполнил рюмки для себя и Гарри. Поттер опустошил крохотную рюмку одним залпом.
– Между прочим, этот коньяк не простой. Он из знаменитого сбора 1900 года, как понимаете, более чем волнующего для старушки Европы и блистательного. Подсчитайте-ка, сколько ему лет, могу сообщить Вам, что обошёлся он мне недёшево. На протяжении долгого времени этот виноградный натуральный спирт был одним из моих самых любимых. С годами он стал невероятно сбалансированным, а его изящество является воистину непостижимым. Возраст – это всего-навсего вопрос времени, а время – это очень простая вещь, тогда как изящество берёт начало в совершенно ином измерении.
Гарольд, ну, кто же так пьёт сей нектар богов, ароматный, крепчайший коньяк? Хотите, научу?
Гарри одобряюще кивнул.


Северус подошёл со своей едва пригубленной рюмкой, сел на ковёр возле кресла Гарри и мягко, по-доброму сказал, будто бы пытаясь извиниться за очередную непонятную выходку:
– Смотрите, – и отпил маленький глоток, покатал его на языке и только потом выпил.
Он протянул свою рюмку Поттеру:
– Попробуйте повторить.
Гарри повернул рюмку так, чтобы отпить с того же края, что и Северус, и проделал всё практически верно.
– Отдайте рюмку, настала моя очередь.
Им обоим жаль было лишь, что рюмка оказалась очень маленькой. Как ни в чём не бывало, Северус уселся в своё кресло, промурлыкав, точно бы прежде впадая в обманчивый образ массы больших кошек в едином лице:
– Ещё коньяка?
– Огневиски, пожалуйста, сэр, – сказал Поттер, как в первый вечер, возбуждённый и брошенный на самом подъёме.
– А Вы предсказуемы, мистер Поттер.


Снейп силой подавил желание зевнуть, но что вы, это так невежливо!
Ему весь день напролёт жутко хотелось поспать вволю, устроившись где-то в библиотеке на диване или в той же гостиной на оттоманке, но он силился понять, что в едином, цельном, местами болезненно неприятном вчерашнем дне так ощутимо спровоцировало недостаток сна ночного, абсолютно не удержанного в памяти.
Как не крути, руки сами опускались при одной мысли о работе с ядом, и не из-за общей вялости организма или нежелания поработать головой, раз поспать нет возможности. Было, было нечто чужеродное в голове Северуса, будто там прочно поселились иные идеи, в корне расходящиеся с тем, делается и говорится. Под вечер вообще накрыло тошнотворное, нескрываемо инородное чувство, что Гарри чужой здесь, посторонний, и все эти реминисценции с успехом затмила лень додумать мысль. В её объятиях пришла стойкая уверенность в том, что именно Гарри Поттер и есть тот самый нужный человек, желанный ему, Северусу, будь он хоть трижды мужчиной, а не женщиной, матерью наследника, которая привиделась не далее, как вчера утром, несмотря на полную сохранность того наваждения.
В итоге всех переживаний этого сумеречного, тоскливо дождливого отрывка потерянного времени алхимик посчитал, что большая, если не основная их часть имеют подоплёкой неудачный, какой-то не такой, неправильный день, ничего страшного.


Ну, и кто бы мог подумать, что во всех настоящих и будущих, куда более заметных, в конце концов, непоправимых невзгодах виновен малютка Винли со своей обыденной привычкой наводить порядок в спальне Хозяина, пока тот скрывается после сна в ванной? Ведь именно он, Винли, прибрал в комод шкатулку с белым порошком и плотно задвинул ящичек. Кто как не Винли первым же делом убрал с глаз долой кальян, тем самым, окончательно лишив Северуса единственной зацепки, способной, возможно, в теории, либо частично, пусть бы и так, воспроизвести в памяти если не все образы, созданные наркотиком, досконально, то сам факт его употребления.


Уже это одно заставило бы алхимика быть сегодня весь день настороже, а с его успехами в операциях с почти ручной, отлично натренированной памятью могло бы дать достоверно оптимальные результаты. И не учил бы он Гарри от нечего делать, как правильно пить коньяк, но всё время вынужденного бдения посвятил частичному, при удачном раскладе, полному разрешению разгадок тайн собственного мозга, откровенно говоря, отравленного громадной дозой опиума. Кто знает, с какими результатами завершилась бы невидимая окружающему миру Большая Игра "Северус Снейп vs. Память".


– Хорошо, держите стакан.
Гарри оглоушил стакан огневиски и решил, что пить коньяк из одной рюмки с Северусом, конечно, приятно и эстетично, но напиваться надо огневиски, а лучше, так вообще, скотчем.
– Призовите мне бутылку скотча, сэр.
На ковёр рядом с креслом опустилась объёмистая, основательно початая бутыль дорогого маггловского напитка и чистый стакан.
Гарри употребил два стакана подряд и отменно захмелел.
– Сознайтесь, мистер Поттер, это моё представление с рюмкой коньяка заставило Вас так напиться за четверть часа?
– Не только, сэр, но скажу откровенно, это было последней каплей в моей чаше терпения Ваших сегодняшних "ломок".
– Что Вы имеете в виду? – провоцируя на откровенность, невинно спросил Снейп.
Тут Гарри разразился целым ураганом фраз, из которых явствовало, что Северус день напролёт своими намёками и играми выводил его, самого Гарри Поттера, из себя. Что он, этот самый Гарри Поттер, не понимает, как себя вести в случаях мгновенного перепада настроения уважаемого профессора. А ещё он, этот трижды Гарри Поттер, очень сильно хочет Северуса Снейпа прямо сейчас, и его члену уже больно от затяжной эрекции, и если Северус будет и дальше как-нибудь подстрекать его, четырежды уж Гарри Поттера, то сей много раз помянутый всуе Гарри Поттер не ручается за чью-то задницу.
– Выговорились? – в который раз мягко, теперь и напевно спросил Снейп, – Ну, и славно. Поделом мне, нехорошему.
Гарри, уверяю Вас, сегодня у меня нереально сумасшедший день. Я не знаю, что за муха меня укусила, но я действительно вёл себя по отношению к Вам по-свински. Простите, –  практически прошептал Северус последнее слово, поникнув головой.


Он-то знал, в чём причина изменившегося с роковой для него, вчерашней ночи откровений поведения.
Северус ясно осознал, что полюбил Гарри и, тем не менее, собирается через день выгнать его с глаз долой хоть на какое-то время, да боится, что тот передумает, одумается…
Но доводить всё это до сведения Поттера он не собирался, поэтому решил публично покаяться, что оказалось ох, как трудно, особенно это последнее проклятое словцо, которое у настоящего представителя рода Снейп и под пытками не вырывали, ибо покаяние унижает великого Мерлина и всех подлунных богов. А тут… это было сказано невоспитанному юнцу, бывшему ученику…


Нет уж, любимому, что меняло всё на свете. Почему, почему он, Северус Тобиас Снейп, полюбил в последний раз так поздно, когда уже за сорок?! Ведь он знал любовь чистую, юношескую, знал любовь к Женщине –  любовь зрелую, со всем справляющуюся самостоятельно, а такой страсти никогда прежде не испытывал.
Всё было для него так, как бывает лишь в первый раз. И придуманные им самим отговорки, и игры разума в виде блоков, и эти взгляды зеленовато-голубых, дорогих глаз, то прямые, то сокровенные, из-под полуопущенных ресниц, и нечаянные касания рук, и спровоцированные хозяином дома любовные игры, из которых он-то и выходил обездоленным победителем. Когда хотелось большего, много большего, желанного в реальности, не в опиумном опьянении, не во снах, но разум жёстко, всегда жестоко говорил: "Стой! Запретная зона!". Слишком много рассудительности и шпионской недоверчивости, слишком мало чистых, незамутнённых эмоций…


Опуститься до того, чтобы заговорить на равных? Чему подчиниться: зову сердца или голосу разума? Как перешагнуть через свои устои, выстраданные годами? Как стать мягче, откровеннее, открытее в своей любви? Как принять и не гасить эти волны сладострастия, которые прокатываются по телу от одного пристального взгляда на Гарри? Как стать таким же раскрепощённым в любви, как он, да пускай, трижды неумелым?
Главное, есть ли необходимость во всех личных переменах? Ради кого так мучить себя?
Обо всём этом он будет думать, гуляя по скверу, и после, привычно, мирно присматривая в тиши лаборатории за кипящими зельями…
Один, опять один, всю жизнь нести свой крест вымораживающего заживо одиночества, осталось лишь ждать вечности с ожидающим там Тобиасом.


Так вот ты какая – точка невозврата!
Этот изначально математически-технический термин в приложении к психологии, если обобщить, то ко всей человеческой жизни, всего-навсего в исключительных случаях означает смерть. Чаще всего это положение дел, при котором человек уже не может влиять на ход своей жизни, он тонет в трясине серости и будничной безрадостности, которую может громко величать устоявшимся распорядком жизни, неизменными и потому бесценными привычками или как-то ещё.
Основным признаком переломного момента бытия является отсутствие каких-либо  перемен на протяжении приблизительно пары лет. Всё спокойно в Багдаде. Вроде, и житейские, бытовые проблемы есть, порою, душа тихо жалуется на различных основаниях, но это не критично. И так можно жить-поживать, добра наживать.
Эх, какая жалость, что не все осознают простейшее правило бытия!


Тем же, кто слышал о точках экстремумов, бифуркации и прочих премудростях чистого разума в приложении к реалиям жизни, остаётся всего ничего: миновать треклятую точку невозврата и ухитриться жить дальше, прекратив тягостно и бесцветно существовать. Как жить? А ларчик просто открывался. Действовать и меняться! Это едва только кажется, что всё напрасно, уже поздно что-либо предпринимать, ибо смертным до самого конца не дано понять доподлинно, перейдён ли Рубикон, брошен ли жребий, разрушен ли Карфаген.


… Гарри нетвёрдой походкой, храня молчание, направился в гостевую комнату и, не раздеваясь, бросился на не расстеленную кровать. Комок в горле не давал дышать, в голове звучало тихое, еле слышное: "Простите", что он, без малого, вырвал у гордого, слишком гордого Северуса. Северуса, который смеялся, вспоминая о пытках над собой. Северуса, чьё тело было в следах от магических проклятий, желанное и далёкое тело…
Наконец, пьяные слёзы нашли выход, и Гарри разревелся громко, как дитя.
– Пусть, пусть слышит, что я раскаиваюсь в его вынужденном извинении, которого не заслужил!


Снейп принял во внимание плач в гостевой, но не понимал, на что именно в его последних словах Поттер разобиделся, и не пришёл утешать, потому что опасался своим появлением доставить милому постояльцу ещё больше боли. И вообще, много плачет тот, кто мало повидал на своём веку.


Постепенно плач утих, Северус на цыпочках подобрался к двери, решительно вздохнул и распахнул её. Гарри спал. Хозяин же занёс необходимое с утра Антипохмельное зелье, поставил его на прикроватный столик, потом разул дражайшего гостя. Он не сдержался и, зная, что пьяный сон крепок, нежно погладил спящего по голове, приласкав этого непосредственного молодого человечка. Гарри перевернулся на спину, и Северус, привычно возблагодарив всех несуществующих богов, прилёг рядом, обхватив его поперёк груди, полежал так, слушая размеренный стук сердца под своей ладонью, а затем легко поцеловал в приоткрытый рот.
Вдруг он резко отстранился и вышел из комнаты набираться градусов. Назло себе!


Снейп был до того эмоционально и психически вымотан за этот ещё один длинный, по большому счёту, бездарный день, что потребовалась всего рюмка коньяка, зато на душе стало легко и хорошо. Наконец-то, хоть перед сном, он избавился как от мучающего его Поттера, так от мучительных мыслей не только о нём. Нынче в жалких останках прежде величественного разума тихо звенело и напевало приятную, пьяную, пустенькую мелодию.


… Наутро жутко трещала голова, а за зельем надо плестись в лабораторию на своих двоих. Она устроена таким образом, чтобы из неё ничего невозможно было призвать. В целях собственной безопасности, не выпить бы спирта вместо Антипохмельного зелья. Ведь иногда по утрам тёмным так неимоверно хочется опохмелиться!


Снейп неимоверно долго и мучительно влезал в чёрный шёлковый халат, кое-как добрёл до заветного помещения, ведя кончиками пальцев по стене коридора, и выпил зелье. Потом, не прождав и трёх минут, чтобы оно подействовало, бездумно пошёл дальше и столкнулся с гостем, как раз выходившим из комнаты, где он прекрасно выспался, употребил зелье, за что не подумал отблагодарить заботливого хозяина. Гарри успел принять душ и тщательно побриться по-маггловски, раз уж он умел это делать ещё со времен жизни с Дурслями, едва начала пробиваться юношеская щетина. Поттер приоделся на славу! В новый комплект хозяйской же одежды, выбранный по совету Винли:
– Пусть мастер Гарри Поттер ходит в цветах дома Снейп. Винли смеет предположить, что  это будет приятно Хозяину.


Цветами рода Снейп оказалась отнюдь не слизеринская зелень с серебром, а оттенки тёмно-синего. Жилетка, так та была иссиня-чёрной с искрами и расшитой серебряными единорогами. Гарри весело усмехнулся, представив себе реакцию Северуса на своё появление в "его" цветах. И реакция не заставила себя долго ждать. Профессор, одной рукой держащийся за голову, а другой, по-прежнему, за стену, буквально вытаращил глаза, чьи зрачки настолько расширились, что на Гарри смотрело два непроницаемо чёрных нефтяных озера.
– Кто? Откуда… у тебя… это?
– Северус, у тебя ещё болит голова, давай поговорим, когда всё уляжется.
– Кто? Винли? Винли!
– Винли слушает Хозяина.
– Ты, мерзкая тварь, дал этому мальчишке мою любимую жилетку!
– Винли сделал плохо, что одел мастера Гарри Поттера в цвета дома Снейп? Винли думал, Хозяин любит мастера…
– Молчать, это приказ!
– Винли, я не принадлежу дому Снейп, – терпеливо сказал Гарри, – И потому я могу одеть, в конце-то концов, свою одежду.
– Ступайте и переодевайтесь, мистер Поттер! Вы ведь не моего рода, посему Вам незачем носить мои цвета. Винли, возьми одежду, постирай её тщательнейшим образом и…
– Но я только что из душа, Северус!
– … постирай её, и на сегодня ты остаёшься голодным. Я… я благодарю… тебя, Винли!
– Хозяин наказал Винли недостаточно, Винли накажет сам себя ещё больше!
– Делай с собой, что хочешь, гадкое создание, но немедленно отдай мистеру Поттеру его одежду, а после, смотри у меня, приготовь завтрак! Ступай прочь!


Гарри вернулся в комнату, оскорбившийся.
– "Постирай её", как после чумного, честно!
А ведь мне казалось ночью, что он обнимал и целовал меня, и гладил по голове…
Вот за завтраком возьму и спрошу!
И он спросил, получив в ответ уничижительный взгляд и слова, вне всяческого сомнения, давшиеся с трудом:
– Я бы не сделал ничего из Вашего перечня, коль не был бы абсолютно уверен, что Вы глубоко спите.
– А я и спал, только Вы разбудили меня своими прикосновениями.
– Почему же Вы продолжали притворяться спящим?
– Вы сами ответили на этот вопрос в начале нашего разговора.
– А Вы наглеете на глазах, Гарольд, за это я не дам Вам сладкого.
– Что там у нас намечалось на сладкое? – на свою беду поинтересовался сытый и довольный Поттер.


– Мой поцелуй, –  отрезал Мастер Зелий в привычной для бедного Гарри со школьной скамьи манере, – Итак, сегодня у Вас по плану второе отравление, если я правильно помню, мистера Захарии Смита, согласно той же схемы, как с уже отравленным Вами мистером Терри Бутом-Третьим, Вашим однокурсником, так?
– "Блин, и каждое долбаное имя и местоимение словно выделено жирным шрифтом", – моментально пронеслось в голове Поттера.
– Так, – сразу сдулся он, как проколотый воздушный шарик.
– Но Вам не хочется этого делать, не правда ли?
– У меня нет иного выхода, не на дуэль же этого подонка вызывать.
– Вот это уже звучит лучше, бодрее. На уничтожение таких скотов надо идти с высоко поднятой головой. Запомните, мистер Поттер, у Вас благая цель.
– Разве хоть какое-либо убийство может быть благородным делом?


Северус вздохнул и отчего-то смутился. Хотя, вот оно, началось самое интересное в игре чужой жизнью от переизбытка собственной хандры и пресловутого бесцветья дня. Игра стала иной, радикальным образом поменяв позиции игроков на поле, уже устаревшей, ему лично не нужной, но… всё ещё острой и ароматной, как излюбленные специи.
Здесь и сейчас Герой магического мира начнёт плакаться о цене и плате за убийство человека, каким бы он ни был. И сам алхимик прекрасно понимал, что каждая жизнь дарована кем-то или чем-то свыше, более могущественным, чем пара простых людей, и не дело смертного самостоятельно вмешиваться в провидение или божественный промысел, хоть горшком назови. Он давным-давно сполна осознал правоту магглов в том, что убийство не из самосохранения или не ради защиты Родины, по сути, есть величайший смертный грех. Увы, но служба поневоле не помогает ни тому, кому служишь, ни себе самому, несмотря ни на какие принципы.


Тем не менее, нашлось занятие им, двум горемычным убийцам, ибо Северус произвёл сегодня изрядное количество опытов с желанными большими объёмами очень дешёвого в его понимании скотча и достиг обещанных, поистине блестящих результатов.
А что до здесь и сейчас, тоже найдётся, над чем поработать. Северус показал изящный жест и принялся тренировать Гарри до тех пор, пока не счёл движения его руки удовлетворительными, пусть, сносными, и этого довольно на подручном уникальном по качественным характеристикам яде.
– Вот так и только так, мистер Поттер.
– По всему выходит, ты травил людей? Иначе откуда у тебя этот профессионализм?
– Да, мне случалось по приказу Лорда во время застолий убирать ненужных ему более Пожирателей. Но далее работы в этом направлении искусно и болезненно сворачивались. Так, Лорд старался сделать, чтобы кое-кто лично вливал собственные яды в подопытных "грязнокровок", но этот самый кое-кто имел смелость отказываться. Он много раз так жестоко наказывал одного своего нерадивого слугу, что означенный Пожиратель Смерти не мог аппарировать в Хогсмид после завершения пытки и валялся мешком на каменном полу, пока не проявлялось сознание.
– Страшно слушать.
– Я больше не буду пугать тебя рассказами о причудах Лорда, хорошо?
– Нет, мне надо это знать, знать, что за тварь мне посчастливилось прикончить, просто сегодня… мне и без того не по себе.
– Тогда давай пройдём в библиотеку, ты почитаешь, как вчера, а я займусь своей статьёй.
– Северус, я буду счастлив твоему обществу, пускай и молчаливому.


Гарри взялся за книгу, там как раз нашлось скромное, всё невразумительными обиняками и тёмными алхимическими аллегориями, но какое уж есть, описание однополых актов, а вот сейчас об этом Севу знать было нисколько ненужно. Северус заскрипел пером. Вскоре Гарри так вчитался в эту "мерзкую дребедень", что перестал замечать что-либо и кого-либо вокруг.
– Пора обедать, мистер Читатель.
Гарри даже вздрогнул от неожиданности, пришёл в себя и понял, что зверски голоден.
– Я приготовил для тебя сюрприз, покажу после обеда. Нет, нет, не сейчас, и не проси. Пойдём.


Обед показался Гарри изумительно вкусным, экзотическим, хоть и чересчур острым для традиционной английской кухни. Самому "тупому гриффиндорцу" стало бы ясно, что всё истинно британское пользовалось в доме особенной популярностью и столь же пристрастно подавалось без каких-либо соусов как наилучшее на всём белом свете.
– Винли выслуживается, знает, что я люблю мексиканскую кухню.
А тебе понравилось?
– Очень. Я никогда прежде таких блюд не ел.
– Значит, с меня подробный рассказ о прелестях мексиканских кушаний и моих ненаглядных специй, когда я закажу подобный обед своему повару-мазохисту в следующий раз.
– А давай завтра, Сев, не откладывая в долгий ящик.
– Хорошо, но, боюсь, ты так быстро привыкнешь к этой кухне, что начнёшь носить пончо и сомбреро, да примешься требовать сотворить тебе текилу по всем правилам.
А теперь в библиотеке тебя ждёт обещанный сюрприз, ты не забыл?


На журнальном столике рядом с книгой лежал рисунок пером. На нём был запечатлён читающий Гарри, как две капли воды похожий на живого. Кроме того, рисунок двигался. Нарисованный Поттер переворачивал страницы, хмурился чему-то, иногда задумчиво улыбался, а раз повернул голову в сторону и что-то сказал.
– Я действительно говорил? – спросил опешивший от такого чуда Гарри.
– Угу, ты сказал что-то похожее на "вот это да", и снова принялся читать, – опять-таки сухо сказал алхимик, но не выдержал уморительного вида собеседника, и беззлобно фыркнул.
– Сев, этот рисунок не просто истинное волшебство, но как ты заставил его двигаться?
– О, это мой профессиональный секрет. Скажу, что и здесь замешана стихийная магия, которую я вложил в рисунок, и он зажил своей жизнью.
Знаешь, не я придумал, однако, мне по нраву вот это высказывание, прошу внимательно выслушать.
И не удивляйся тому обстоятельству, что я часто цитирую. По большому счёту, кроме цитат, нам уже ничего не осталось. Наш язык – система цитат. Кстати, это тоже цитата. Да и вообще говоря, афоризмы – едва ли не лучшая форма для изложения философских суждений.
Согласен?


Бывший ученик даже глаза прикрыл в ожидании полновесного шквала маггловских изречений и очередных благоглупостей из уст этого чистокровного учителя жизни. Алхимик же попросту взял небольшую паузу и практически выпалил, подобно внутри кипел и бурлил целый котёл эмоций, может, так оно и было, в некотором роде оправдав ожидания невольного слушателя:
– Видимые вещи могут быть невидимыми. Однако наша сила мышления объемлет и зримое, и незримое, и я при помощи рисования делаю мысли видимыми. Моё искусство ничего не скрывает. Оно вызывает ощущение волшебства, и, конечно, когда человек видит один из моих рисунков, он задаётся вопросом: "Что это значит?". А ничего не значит.
К примеру, птица на картине или хоть бы зарисовке несёт энергию полета, ничего боле.
– А, вроде, как говорится, не верь глазам своим? – Гарри постарался создать видимость своей увлеченности нереально заумной темой разговора.
Северус в глубочайшей задумчивости не уловил ноту фальши из уст собеседника, еле слышно уронив:
– Да, вполне можно и так выразиться, коль есть желание упростить.
Он вторично возвысил глас свой до нескрываемо восторженного:
– Иными словами, о моём умении рисовальщика нужно выразиться таким образом.
Рисунки воплощают тоску тех, кто знает, что жизнь настоящая, истинная – что-то другое, не существующее вовсе.
Эту премудрость отлично усвоил один мой знакомый маг, и прекрасную уловку нашёл себе, дабы…
Но не будем плохо говорить об отсутствующем, это не принято у воспитанных людей, не так ли?


– А твой рисунок может показать, как я тебя целую? – оживился Гарри.
– Ну, это уже попахивает "Запретным раздвоением",* – отчего-то развеселился Северус, тут же хмыкнув: – Нет, не может, ты ведь не целовал меня во время "позирования", да и меня на рисунке нет. Не люблю автопортреты.
– Кто научил тебя так прекрасно рисовать? Ведь это не картина, а набросок пером, но какой точный, необычайный, изумительный!
– Я рисую только пером, и ещё немного маггловскими карандашами, знаешь, не цветными. Люблю контур, тени, растушёвку, изредка, лёгкий, быстрый абрис. Никто не учил меня рисовать. Считай это моим врождённым талантом, проснувшимся, как ни странно, во время кратких, но бурных военных действий. Тогда я начал делать наброски однополчан. Зарисовывал руины, мертвецов, беженцев, словом, рисовал войну. Мне так легче было переносить и прочувствовать собственные переживания и мысли тех, на чьей стороне я боролся, а также тех, против кого я выступал с палочкой в руках.
Алхимик поучительно поднял указующий перст:
– Да, необходимо поблагодарить и моих смертельных врагов. Пойми, без них я бы не стал тем, что я сейчас представляю в мире волшебства и магии. Все мы по-настоящему остаёмся в воспоминаниях если не потомков, – Северус стушевался, оборвав себя на полуслове, но тотчас продолжил, произнося слова несколько нараспев, очевидно, цитируя и на взгляд не искушённого во всех этих тонкостях Гарри: – Так вот, мы остаёмся в недолгой памяти сверстников лишь за счёт легенд, нас окруживших, но никак не реалий жизни.
Ах, и непосредственно к нашему прерванному разговору. Прошу прощения, со мной часто случаются подобные излишние увлечения той или иной отвлечённой темой. Происхождение обязывает, как говорится.
Подытоживая, если у тебя когда-нибудь возникнет желание посмотреть мои зарисовки, скажи мне, и ты станешь первым, кто увидит войну и мир глазами Северуса Снейпа.


– Так ты всё же воевал? Мне профессор Люпин как-то рассказывал о твоих блестящих подвигах. Но я не поверил оборотню, ну, очень уж он большой любитель выпить и попить, как выяснилось на свадебках, да и не человек в полном смысле слова.
– Я же упомянул, то была не полномасштабная война, а беглые поиски и уничтожение, как правило, затаившихся или засевших в основательной обороне Пожирателей, последних, кто уцелел.
Страна должна была быть очищена от мерзости запустения, что сотворили они и их Шеф.
Это было порою больно, порою гадливо, но это было нужно именно в тот момент. И неужели ты думаешь, что я, едва основательно восстановившийся после разрыва гортани и кровопотери, не стал бы вмешиваться, коль не цена участия в загоне последних псов войны? А ей была всего-то порция Оборотного зелья. И что, мне, Мастеру Зелий, да поскупиться, побоявшись его многократного, но остававшегося чрезмерно неприятным воздействия?


Северус глухо вздохнул и промолчал. Гарри торопливо спросил, чтобы загладить собственное недомыслие, кажется, в простейших магических вещах, не ведая, что вновь наступает на больной мозоль:
– А тому своему единственному другу ты их не показывал?
– Он не пожелал взглянуть на мой мир, а войну раз всего захотел вспомнить, пользуясь моими магическими рисунками вместо колдографий. Разумеется, меня оскорбило такое нелепое сравнение, вот и вся история.
– А что ты рисовал, когда наступил мир?
– Всё, что мне хотелось, и кого угодно, без разбора. Людей, конечно же, здесь это магглы,  взрослые или подростки вроде моих бывших студентов. Мой любимый сквер в разное время года и со всех ракурсов. И комнатные растения зарисованы во всех их прелестных подробностях, наверное, ты заметил, что у меня великое множество друзей-растений в доме. Разумеется, шеф-повара Винли.


– Северус, – Гарри подошёл совсем близко, – Этот твой рисунок, эти твои рассказы…
Я не могу, ты сводишь меня с ума, – Поттер провёл рукой по его полуопущенной голове, зарывшись в волосы цвета воронова крыла, – Сев, позволь мне…
Алхимик стоял, не шевелясь, и ждал, со вскипающей в крови страстью ждал поцелуя.
– Можно? – робко спросил Гарри.
Железный человек не шелохнулся, кто знает, чего ему стоило сохранять видимость спокойствия.
Поттер всем телом прижался к своему любимому, тот почувствовал, как мелко сотрясается от уж не скрываемого напора страсти его тело, и, не выдержав сладкой пытки, высоко запрокинул голову, предоставив Гарри право целовать лицо, шею, ласкать волосы.


Вскоре Северусу и этого стало мало. Он прижал к себе Гарри так сильно, что тот охнул, и сам начал страстно целовать его, прикусывая нижнюю губу, проводя языком влажные дорожки от мочки ушей до ключицы, и всё это под аккомпанемент его всхлипов и стонов.
Наконец, алхимик сжалился, запустил руку под брюки Гарри, умело приласкал его возбуждённую плоть, пока не почувствовал влагу.


Тотчас Снейп буднично произнёс Очищающее заклинание, ведь любовник после оргазма висел на его плечах, и посадил на диван. Железный человек тоже присел близко, чтобы можно было ощущать истому и удовлетворение, которого желалось ему самому, но разум привычно скомандовал про запретную зону, и возбуждение стихло, сменившись глухим отчаянием и опустошением. Рядом с любимым, но не вместе, а один, опять один…


Потом был ужин, за которым счастливый Гарри уплетал всё подряд, больше не задумываясь об этикете. Северус, напротив, сидел напряжённо и еле-еле копался в своей тарелке, всей кожей предчувствуя опасность сегодняшней попытки отравления Захарии, догадывавшегося о малейшей опасности для себя, что было заметно со школьной скамьи. Но осаживать Поттера Снейп не собирался.
По желанию Северуса после ужина пошли в гостевую комнату. Со стороны складывалось впечатление, "делах", и он, хозяин дома, скорее умрёт, чем изменит ей, по крайности, в мелочах.


– Нам надо поговорить о предстоящем деле. Я помню мистера Смита очень осторожным и недоверчивым подростком. Думаю, он несильно изменился и по отношению к Вам, мистер Поттер. Поэтому я очень прошу Вас быть осторожным. Если Вы не уверены в себе, мне помочь нечем, даже используя пресловутое Оборотное зелье. Полагаю, мы оба знаем, что я не смогу на "правильном" языке общаться с Вашими сверстниками. А мои слова без единого сленгового выражения, не говоря о брани, вызовут ещё большую подозрительность со стороны мистера Смита, спровоцировав приступ неприступности.
Так что, остаётся только один вариант: это делаете Вы, как мститель по собственному желанию, поставим здесь большую зарубку.
Продемонстрируйте мне ещё раз движение, которому я Вас сегодня учил.
Да, всё верно, в самом деле, красиво.
А… знаете, что ещё? Я дам Вам свою шерстяную мантию. Она на вид напоминает Вашу, но со значительно более узкими рукавами.
Понятно, зачем?
– Чтобы спрятать там пузырёк с ядом, – едва выдавил Поттер, донельзя смущённый и встревоженный.
– Да. Одно нажатие на крышку флакончика, и весь яд в стакане, – спокойно и деловито констатировал Снейп.
– Ну, что же, – он поторопился призвать свою мантию, – Идите в холл и одевайтесь. Флакончик с заново изготовленным, можно и так сказать, ядом я сейчас заберу из лаборатории. И, ради Мерлина, не забудьте в последний раз спросить о Дэвиде Волынски! Шансов больше не предвидится, не так ли?


В холле Северус сам помог Гарри облачиться в новую для него мантию, но это оказалось трудной задачкой. Запястья Снейпа много уже, чем у Поттера, вот беда! Всё-таки с неоценимой помощью пуговиц на обшлагах рукавов флакончик был водворён на законное место.
– Винли! Большой стакан огневиски мистеру Поттеру, да поторапливайся!
Через миг тот самый огромный бокал с "талией" оказался у Гарри в руках.
– Пейте, не раздумывая, вспомните, как всё было в прошлый раз.
Поттер послушно опустошил "вазу" и гордо провозгласил:
– Пять! Всего пять глотков!
– Удачи Вам… Гарри. Вот теперь я буду ждать и волноваться.
Аппарируйте скорее.

_________________________________________
 
* Речь о картине "Запретное раздвоение" Рене Магритта – бельгийского художника-сюрреалиста (1898– 1967). В эпизоде цитируются отрывки его же философских взглядов на собственное искусство.


~***~


Глава 29. "Всё чудесатее и чудесатее, или что-то страшное грядёт"


От Автора насчёт сложносоставного заголовка: первая часть заглавия прекрасно узнаваема любым русскоязычным читателем. Разумеется, это одна из редакций перевода известного выражения Алисы в стране чудес: "Curioser and curioser".
Предупреждающая вторая часть является одной из вариаций действительно трудного выражения, послужившего заголовком мистическому роману Рэя Брэдбери 1962 года (сравнить англ. "Something wicked this way comes"; издавался  как "Надвигается беда", "И духов зла явилась рать…",  "Жди дурного гостя").
Почему всё так странно и плохо, ситуация раскаляется или даже специально нагнетается? Начало положено в предлагаемой вашему вниманию главе, а ответы ищите в продолжении романа.


Эпиграф номер 1, неожиданно легкомысленный:

"Young women, they run like hares on the mountain.
And if I was a young man, I'd soon go a-hunting
With me right fol-de diddle de-ro right fol-de diddle-day

Young women, they sing like birds in the bushes.
If I was a young man I'd go beat them bushes
With me right fol-de diddle de-ro right fol-de diddle-day

Young women, they swim like ducks in the water.
If I was a young man I'd soon go swim after
With me right fol-de diddle de-ro right fol-de diddle-day

Young women, they run like hares on the mountain.
And if I was a young man, I'd soon go a-hunting
With me right fol-de diddle de-ro right fol-de diddle-day".

"Зайчики на пригорке" – одна из наиболее известных шуточных английских народных любовных песен. Полагаем, она настолько наивна и проста, что в переводе не нуждается. Из сборника "Народные песни Сомерсета" песенка успешно перекочевала на сцену, где исполняется в самых различных вариациях. Данная принадлежит группе "Steeleye Span".


Эпиграф номер 2, уже в порядки серьёзнее.

"The sweet smell of a great sorrow lies over the land
Plumes of smoke rise and merge into the leaden sky:
A man lies and dreams of green fields and rivers,
But awakes to a morning with no reason for waking
He's haunted by the memory of a lost paradise
In his youth or a dream, he can't be precise
He's chained forever to a world that's departed
It's not enough, it's not enough…

… And he talks to the river of lost love and dedication
And silent replies that swirl invitation
Flow dark and troubled to an oily sea
A grim intimation of what is to be…

… And silence that speaks so much louder that words,
Of promises broken".

Pink Floyd, "Sorrow", 1987.

"Сладостный аромат величественной печали простирается над землёй,
Дым поднимается клубами ввысь, сливаясь со свинцовыми небесами,
Человеку снятся зеленые поля и реки,
Но утром он проснётся без всякой на то причины.
Память скорбит о потерянном рае,
Как в юности, так и позже, в мечтах, он не может представить себе,
Что навечно прикован к давно ушедшему, прошлому миру,
Но и это ещё не всё, далеко не всё…

… И говорит он с рекою о былой любви и предательстве,
И та тихо приглашает с собою в путь-дорогу,
Убегая прочь тёмным и бурным потоком в маслянистое море,
Жёстко намекая, что когда-то всё заканчивается в подлунном мире…

… И тишина звучит оглушительнее несдержанных обещаний".

И данный эпиграф тоже выбран далеко не случайно, вовсе не из-за особых симпатий к часто цитируемой группе музыкантов. Всё соответствует заголовку – чем дальше, тем запутаннее.

Конец эпиграфа.




Встреча с Аврорами продолжалась уже больше часа. Удивительно, но Смит во время всеобщих хлопот и возни с учредителем и основателем предстоящей попойки спокойно пожал ему руку, не задумываясь, почему она чуть липкая. Наверное, ладони в помещении вспотели. 
Захария машинально протёр свою рукавом, но этого оказалось недостаточно. Жертва торопливо облизнула пальцы и вплотную приступила к первому заказу.   
– "Я рискнул, а он попался, мне везёт по жизни, как в Школе", – подумал Гарри, опять же, без задней мысли.
Он не анализировал, как кое-кто, в миру бывший бесспорно обожаемым профессором.
Уж кто-кто, а Северус Снейп в тот же миг понял бы, что тут нечто неладное, совпадение скорее дурное, чем хорошее.
– "Но надо извести на него весь флакончик, вдруг на руке было мало?"
И Герой-отравитель снова сосредоточился… правда, ненадолго.


… Теперь Авроры находились в том приподнятом настроении, которое характеризует первую значительную ступень опьянения – стадию "обезьяны". Компания и вправду была большой и сплочённой. Отдельные группки собутыльников ещё не образовались. Гарри тоже был на подъёме от азартного предвкушения платы по заслугам.
Ещё бы! Ведь он не вживался в образ отравителя школьного однокурсника, парня вредного, но, тем не менее, в самые трудные времена ставшего в один строй с главным "нарушителем порядка и неискоренимым лжецом", по мнению любительницы блюдечек с нарисованными кошечками Амбридж.
Мистер Поттер представлял себя благородным воином Света в Битве за Хогвартс, когда необходимо встать в полный рост и выйти навстречу смертельному врагу, забыв о ярком зелёном луче, что может попасть прямо в тебя.


Вскоре Гарри надоело фантазировать, ибо за него никто, ни единая душа не вздумает воздать по справедливости мучителю и убийце несравненной Мион. Он протолкался поближе к Захарии и услышал этакую речь с плохо скрываемым гонором и деланной ленцой в голосе:
– … Знаешь, Майк, я не жалею. В городе тоже есть, с кем потрахаться, но тот разик был особенным. Она ведь была истинной леди, пускай грязнокровной от роду, а тут мы с Терри на пару в неё вдуваем…
Дэвид аж окосел, когда это увидел, не наш он мужик, не прямодушный опер. Одним словом, писаришка убогонький…
Не, ты только прикинь, он бросился наутёк.
Я подумал на досуге и рассудил, что это он на нас настучал, видать, самому сильно хотелось, но наложил в штаны.
А я на него зла не держу, слабак, бабу отыметь не посмел. Ну, дык, это официально запрещено.
Эх, какая она сладкая была, да мягкая! Кожа шёлковая, ни волосинки лишней, в общем, знойная женщина – мечта поэта, – потравленный мерзавец улыбнулся и прикрыл глаза от удовольствия, вспоминая, выпил от души и мрачно пробубнил:
– Но вот ведь зараза, как мы её не пялили, ни разу голоса не подала. Когда избивали чем ни попадя, опять-таки в молчанку играла. Ох, и гордая сука была, да сплыла, вся на хрен вышла…


Уж на этот раз Герой не бросился в сортир блевать, а, словно невзначай проведя отменно натренированным движением над стаканом Захарии, весело высказал своё мнение. Да-да, он даже выжал из своего азарта злую радость и подходящий к реплике задорный вид. 
– Не, а чё вы всё о бабах? Фу, блин, слушать тошно. Мне они уже поперёк горла стоят. Давайте лучше допьём и примемся за новенькое, напьёмся от души и квиддитч по-мужски обсудим.
Все участники разговора, вернее, затаившие дыхание, чуть не слюнки пускающие  благодарные слушатели этого "натурального хмыря" Смита наперегонки уговорили остатки своего эля и тут же пожелали заказать сразу несколько бутылок любимого забористого скотча, что и было проделано щедрым Героем лично.
Поттер оставался вне игры, компания по-прежнему "обезьянничала", и только Смит изображал важного "павлина".
– "Всё, ублюдок, ты труп. Спасибо за уверение в невиновности Дэвида, и прости-прощай", – со смеющейся, лихой совестью, не запятнанной кое-кем выдуманными муками, которые смылись во время выслушивания "Декларации прав и свобод" Аврора-оперативника, довольно заключил Поттер.
Он был до того переполнен шальным, неуправляемым ликованием, что рот сам собой растянулся до ушей.


Незаметно для несильно хмелеющего благодаря зелью Гарри, слёт юных скаутов докатился до следующей стадии распития крепкого алкоголя – едва не доходившего до мордобоя "львиного" выяснения отношений между собой, перетекающего в яростно-слезливые жалобы на неустроенную личную жизнь, на докучливых домочадцев, да на всё. Герой старался пропускать тосты через один, и ему это вполне удавалось, ведь в компании хорошо знакомых между собой людей, в щегольской мантии Северуса, "Поттер, ты наш Герой" выглядел, да и был на самом деле, случайно залетевшей на огонёк птицей высокого полёта. Он заказывал выпивку и закуску, и только. Никто не обращал пристального внимания на то, что и как ест-пьёт этот богатенький Пиноккио… или ему так только казалось?
Но какой сюрприз ожидал мистера Поттера в самом скором времени!..


… Впервые за весь вечер к Гарри подобрался, покачиваясь, грустный и очень пьяный Рон.
– Вона, гляди-ка, ты мантии одну шикарнее другой надеваешь, а у меня горе какое! Терри заболел, а ты, другом ещё называешься, и не заметил его отсутствия.
Думаешь, почему все о бабах и половой жизни талдычат, ровно свихнулись? Да потому, что души у компании нету, Терри чуть ли не при смерти. Сегодня подцепил магическую лихорадку, но всё равно хотел прийти народ повеселить, а тут у него жар такой, что без сознания так и грохнулся, где стоял.
Хорошо, я за ним заскочил, а он на полу валяется, эх, а кровушка-то носом и из ушей на пол натекла. Лужа – во-о, какая здоровенная! Ну, ясен пень, его в Святого Мунго и свезли…


А вот сейчас Гарри и не вздумал выказывать свои прежние восторги, напротив, он помертвел на несколько мучительно длительных мгновений, представив себе, что если завтра такое же произойдёт с Захарией, на кого все свалят вину? Но, едва тяжкое времечко миновало, он легко отмахнулся, как человек в хорошем подпитии:
– "Ой, да ладно, они думать не умеют, это же Авроры, мать их за ногу!
Хошь-не хошь, а придётся организовать ещё несколько "безопасных" вечеринок для отвода глаз, чего делать страсть, как неохота, но надо. Очень. А ещё лучше посоветоваться с Севом".
Одной промелькнувшей мысли о необычайно заботливом сегодня, под конец, и вовсе нежном Северусе хватило Гарри, чтобы полностью измениться в лице. Он каким-то чудом и думать забыл обо всех насущных заботах, хлопотах, галдящих, перекрикивающих друг дружку окружающих, а в голове вертелось:
– "Сев, как здорово мы целовались сегодня, а потом, потом… он сделал это рукой, приласкал меня… там по собственному желанию…
Я бы постеснялся попросить его о таком одолжении, особливо, после поганого вечера, когда я ударил в грязь лицом, а он, он, обыкновенно, такой языкастый, простил без единого упрёка или напоминания".
– Ох, Северус! – невольно вырвался стон измученной дрянным алкоголем души и тела, жаждущего близости безотлагательно, до мурашек по коже, до сбоя дыхания, до прилива крови не к одним лишь щекам.
– Ты кого зовёшь-то, Гарри? – Рон от изумления вмиг почти протрезвел.
– Да так, вспомнил случай один из школьных времён, – пусть, и запоздало, зато осторожно ответил Поттер.
– "Пора заметать следы, придётся сочинять на ходу. Чем невероятнее ложь, тем скорее в неё поверят!" – подумалось ему в судорожном поиске подходящего варианта.
– Понимаешь, вспомнилось мне, как однажды Джинни на спор с кем-то из подружек решила приколоться над Снейпом, ну, профессором нашим, помнишь?
– Такого упыря ни в жисть не забудешь.
– Ну, она нарочно трепалась с девчонкой на Зельях, а он пригрозил снятием баллов с факультета, но тут она картинно простонала: "Ох, Северус!" и, типа, в обморок грохнулась. Ну, Северус, который Снейп, весь прям позеленел от такой наглости и малость от испуга, рванул к ней, но на ходу раскусил хитрость, и как давай орать!
Между прочим, снял сотню баллов, да и хрен бы с ними, потом весь курс ржал над Снейпом.
– А чего они нам не сказали, мы бы тоже поржали? – обиженно хмыкнул Рон, судя по всему, пойдя на поводу у заветов доктора Геббельса.
Оно и правда, нагромоздил Поттер чушь несусветную, враньё небывалое, Уизел просто обязан был поверить.
– Так мы уж отучились к тому времени, забыл, что ли?
– Всё это лажа, Гарри, я задницей чую, – прищурившись, зло выплюнул Ронникин, но не остановился на этом, продолжая с куда большей въедливостью, ну, чисто оперативник на допросе подозреваемого:
– А вот зачем ты мне с три короба наворотил, да ещё Джинни приплёл, не пойму я что-то.
Я тебе ещё вот, что скажу: когда его, ну, или тёзку его, по имени ты назвал, рожа у тебя была, будто, не сходя с места, кончишь! Значит, в педики подался?! И с какого-такого горя-огорчения?! А то я смотрю, воротит его от баб, фу да фи.
– Отстань, Ронникин, по-хорошему говорю, а не то в глаз дам за такие слова!
Что мне, и про мужика вспомнить нельзя?
– Но не с такой же мордой…
– Отвали, Рон, я тебе всё равно ничего объяснять не буду, скажу только, что это мой модельер, хороший, умный волшебник. Чистых кровей, кстати.
– Так они все педики, кто с модой связан. Гарри, чё ж это выходит, он окрутил тебя, раз ты мне его расхваливаешь?
– Сказал раз, какой же ты непонятливый, так повторю, язык не отсохнет. Отвали со своими грязными намёками, Ронникин. Ты прав, что я сейчас даже баб не люблю, но мужиков мне сватать – дело последнее.
– Ладно тебе, дружище, прости пьяного товарища, –  быстро сбавил обороты Рыжий, –  Я впрямь спьяну могу и не такого наговорить, потом, как вспомнишь, весь день красный ходишь.
– Чтоб тебе завтра так весь день проходить! – полушутливо, с отзвуками угасающей злобы  парировал Поттер.
– Но ведь всё равно это ты, и только ты, ни с того, ни с сего начал гнать пургу! – явно из-за личной трагедии принялся настаивать Рон вопреки всем законам логики.
– Тебя хотел насмешить и развлечь, дурилка картонная, – уже миролюбиво сказал Гарри, – Не ссы, прорвёмся, спасут нашего Терри, ничего с ним не случится. Подумаешь, в конце ноября простудился, это сколько народу ща простуженного. Будь у него семья нормальная в наличии, его бы и в больницу не забрали.
– Думаешь? – с отчаянной надеждой спросил Рыжий.
– Уверен, Ронникин, на все сто!
Поттер даже ободряюще хлопнул разнюнившегося друга по плечу.
– "Прости, Рон, если бы ты знал то, что известно мне о твоём ненаглядном Терри, ты бы меня понял… может быть. А может, и нет, не знаю. Слишком разошлись наши пути-дорожки, и никто из нас не виноват", – тоскливо думалось ему при взгляде на успевшего повернуться спиной, теперь-то уж наверняка бывшего лучшего друга, – "Ты ведь никогда не примешь мой выбор, старина Ронникин, да и я не хочу зря смущать тебя".


Гарри заметно опечалился и понуро смотрел на пустое дно стакана, задумчиво вертя его в руках. Пока он до того ушёл в себя, что не замечал ни адской, какой-то сверхъестественной головной боли, ни откровенного непотребства, творящегося со зрением, как и вообще, неописуемо резкого ухудшения самочувствия. В эти минуты его целиком и полностью поглотило иное, проблема безотлагательной важности.
– "Я отрезаю себе пути к отступлению. Коль Северус разлюбит меня и выгонит, мне не к кому будет пойти попросту поделиться своим горем.
… А так ли уж по-настоящему он любит меня? Неужели моя неистовая страсть к нему, до сих пор не знающая выхода по самым причудливым, нескладным и даже откровенно дурацким причинам, взаимна? Что нас объединяет на самом деле? Напротив, что не позволяет нам быть вместе?"


Поттер вздыхал с таким трудом, будто ему перекрыли кислород, но и явная нехватка воздуха не заставила его вырваться из водоворота мысленного плена.
Эх! Очутиться бы в летний погожий денёк на берегу очень быстрой реки, да поведать ей о своих проблемах, возможно, и стало бы легче.
Как ребёнку, насильно лишённому очарования сельских видов, как молодому человеку, после свадьбы замкнутому в узеньких границах магического Лондона, Гарри казалось, что природа по-настоящему всесильна, и она одна дарует истинный бальзам измученным душам людским. Так относился он к своему излюбленному месту отдохновения и набирания новых сил для суетной жизни звезды Магической Британии – одинокому маяку и простеньким, безыскусным апартаментам на скалистом обрывистом берегу бурного пенного Северного моря.
Но решительный и правдивый Гарри не был бы самим собой, не приди он к однозначному выводу:
– "Впрочем, старина Ронникин прямо-таки сей минут твёрдо доказал, что всё равно послал бы меня в грубой форме, заикнись я ему об эдаком несчастье, в отличие от Мион, потому я и мщу за неё, убивая свою душу, не жалея себя".


Лишь не просто ощутимый, но по-пьяному грубый толчок в грудь заставил Поттера поневоле вернуться в реальность.
– Приятель, ты ничего не пьёшь, а сам сидишь грустный-прегрустный, – он тотчас натянул на лицо улыбку, да припомнил, что этого Аврора звали Невилл, – Лучше расскажи всей честной компании про Падди и мусорные бачки, для некоторых на бис.
– Итак, всё внимание на нашего полового Героя! – громогласно объявил Невилл, давясь смехом, как перед началом незамысловатого кукольного представления с Панчем и Джуди.
Герой сначала послушно принялся повторять прежние байки, особенно не задумываясь. Но выходило у него на припоздавшей, по сравнению с остальными, стадии "обезьяны", с юмором и не без чувственности, именно так, как хотела бы услышать эта группа абсолютно чуждых, отупевших от пьянки магов. А ведь так оно и было, одни мантии Авроров выдавали в них кровь волшебную, право, не остекленевшие же от переживаемого прилива возбуждения глаза.


И Гарри понесло. Он хотел, стремился, жаждал делиться самыми интимными историями из своей жизни с этими полу-людьми, чтобы количество их похоти росло, росло, росло…
– А вот байка, которую никто, подчёркиваю, ни одна душа ещё не слышала. Трогательная и поучительная история о девочке Сьюки, которая очень любила…
Да, любила деньги!
О, как она любила и страдала. Ха! Она любила деньги и страдала от их недостатка,– прикалываясь, выдавал Поттер перл за перлом.
– "Нравится доводить до икоты стадо баранов, притом, унижая и предавая женщин, с которыми ты спал? Зачем тебе эта клоунада, Гарольд Джеймс Поттер?
У этих-то… всё затянется мутью сильного опьянения, а мне она необходима, как искупление прошлой огромнейшей вины, как епитимья, наложенная за неё".


Он вспомнил маггловское церковное слово, пробравшееся в его распалённый гневом и неосознанной, но нарастающей болью мозг из далёкого, подзабытого детства, когда Дурсли соизволили взять его в церковь, где пастор произнёс его в воскресной проповеди. Кто бы сомневался, после окончания службы маленький любознательный ребёнок спросил у дяди Вернона, что оно означает, а тот с довольной ухмылкой ответил: "Твоя епитимья –  жизнь у нас в чулане под лестницей". Так как Гарри было не привыкать к этому, он решил, что данное слово означает жизненное предназначение каждого.
Взрослый Поттер знал настоящий смысл чужеродного термина, он как-то спросил Гермиону, и она привычно, без запинки, подробнейшим образом ответила. Гарри тогда печально улыбнулся и поведал ей эту детскую историю. Потом грустно улыбнулась она, и друзья заели всеобщую печаль печеньками, шоколадными конфетами, запив черничным ликёром. И стало им сытно и сладко, так, что побаливали зубы, а потом пришёл Теодор и выпил рюмку ликёрчика за компашку. Всё это было несказанно мило и хорошо, словно в другой, навсегда ушедшей жизни.


… – Эй! Эй, что же ты замолчал, Герой ты наш, аль застыдился? Не, хоть скажи, она целка была? И каково это, трахнуть целку? – послышались голоса взвинченных слушателей.
– Так, что-то меня вырубило, может, в следующий раз? Нет?
Ну, тогда, на чём я остановился?
– Ты ей как раз ножки раздвинул, приятель, и мы ждём смачного продолжения, – на редкость внятно и неприкрыто требовательно высказался Захария, но Гарри и не вздумал придать этому значение.


Он вообще отчаянно не желал замечать очевидного. Не пропускающий ни стакана Смит весь вечер ведёт себя до того нахально и самоуверенно, точно зная или близко догадываясь не только о планах некоего Поттера, но имея в рукаве отлично спрятанного до поры, до времени джокера. И всепобеждающая карта Захарии в итоге вполне способна оказаться сильнее полного расклада, набора продуманных заранее и отрепетированных ходов Гарри.
Так не доставайся же ты никому, – коротко и ясно можно охарактеризовать отношение мистера Смита к незримой, зато прекрасно ощутимой призовой ставке в сей роковой вечер.
Знал ли Захария что-либо конкретное о видах на его жизнь, имевшихся у Гарри? Вряд ли, как и с точностью до наоборот – Гарри не ведал ничего из планов касательно себя, сфабрикованных Захарией. И всё-таки чаши весов не уравновешены. Уже известно, что Смит обладал острой, болезненной чувствительностью к опасностям любого рода в отношении своей персоны, а вот Поттер нет.


– Не, народ, я конкретно отключился. Я ваще не могу вспомнить, чё я вам порол и про кого.
Поднялся недовольный гул.
– Да ладно вам гундеть, с меня эта же история от начала до конца, только в следующий раз, а то я щас просто в хлам. И вы все нажрались, как свиньи, эт я вам, не боясь, в глаза говорю, – нет, у мистера Поттера проявились следы незаметно пролетевшей стадии "льва", он-то не лаялся из-за личных неурядиц, когда Авроры только этим и занимались.
– Эй, ну что притихли, а глазёнки так и блестят? Нешто обиделись на правду? Да ведь и я сам не лучше, сказал же честно, по-гриффиндорски.
Подскажите-ка кто-нить, о чём я рассказывал?
– О первой ночи с твоей бывшей женой.
– Э-э-э… А с которой по счёту?
– Со Сьюки.
– О, да, это действительно интересно, – Поттер поднял палец и завлекательно высказался:
– Но я умолкаю. Всё-всё, продолженьице оставляю на потом, когда сам буду в лучшей форме.
– А когда оно будет-то, это потом?
– Да мне по фиг, когда хочете, то есть, захотите, то и будет. Народ вы душевный, жаль, видать, квиддитч не любите, а я-то как люблю, души не чаю.
– И я! Я тоже! Да я фанат "Пушек Педдлз"! – послышались в дупеля пьяные, похрюкивающие или дающие петуха голоса.
– Значит так, решайте сейчас, когда, а на досуге смекнёте, кого ещё с собой взять. Плачу за всё!
– В субботу сойдёт?
– Так-с, а когда суббота? – не забыл поинтересоваться Гарри, яростно почёсывая глаза, про себя поминая лихом всех курильщиков на свете, вместе взятых.
Ведь глаза-то режут и чешутся, хоть вынимай их, да под краном промывай, понятное дело, от едкого дыма дешёвых цигарок, а отчего же ещё? И кстати да, дышать ну, совершенно нечем, дери их всех Мордред окаянный, накурили тут до того, что голова ни чёрта лысого не соображает!
Но раз это финал роли мстителя-отравителя, важно довести всё до логического завершения, к сожалению, на ноте договорённости о следующей, вовсе ненужной ему, Гарри, встрече.
– Через день, пятница завтра.
– Угу, принял к сведению.
Слушайте сюда! В восемь здесь же, баб не приводить, угощаю одних мужиков и плачу за всю гоп-компанию, сколько бы вас не набралось.


И Герой поистине героически принялся распоряжаться, учитывая его состояние, всё откровеннее перерастающее в строгую необходимость прилипнуть к стулу прямо здесь и сейчас, да отсидеться хорошенько. Но куда как разумнее сразу махнуть к Севу и полежать хотя бы на грёбанной оттоманке. До того нестерпимо болит и кружится голова, глаза теряют жалкие остатки зрения, короче, всё не плохо, а слишком плохо.
– Ну, теперь на выход, но не всем скопом, а по несколько человек, возвращайтесь через "Дырявый Котёл", используя тамошнюю каминную сеть, либо с Аллеи аппарируйте. Это приказ, не то в следующий раз сами платить будете. И можете быть твёрдо уверены, уж я-то обо всём разузнаю! – заплетающимся языком Гарри не забыл приструнить еле-еле на ногах стоящих Авроров.
Словом, все были хороши в той или иной степени.


Авроры убрались довольно быстро, в том числе, и Рон, незаметно слинявший с кем-то на пару.
Больше Уизел не общался с другом отрочества в тот вечер. Кто его знает, почему да отчего.
Гарри тоже было не до него, он порадовался, насколько смог, что не придётся выслушивать смешанный с невнятным мычанием плач о малютке Терри.
Поттер силой принудил себя сосредоточиться, заплатить по счёту, прибавив щедрые чаевые, да не забыть, что в ходу нынче фунты, которых у него осталось ещё на великое множество пустых, бессмысленных и беспощадных попоек.
Герой-одиночка вышел на улицу под дождь, немного подышал хоть влажным, но всё-таки взбадривающим после паба ледяным воздухом лондонской улочки, набрался храбрости и успешно аппарировал.


… На этом успехи и достижения Гарри закончились, так как дома Северуса не было. Ушастое существо пропищало, что Хозяин изволил выйти, не сказав, куда.
– Давно?
– Достаточно давно. Мастер Гарри Поттер, Винли непременно примет мантию и любую иную промокшую одежду или обувь. Если мастер Гарри Поттер пожелает дождаться Хозяина, пусть проходит в столовую. Винли приготовит для мастера Гарри Поттера вкусный поздний ужин.
– Винли, спаси… э-э-э…
Таким образом, Винли остался без второй порции мазохистских радостей за день, а "мастеру Гарри Поттеру" повезло куда меньше.
Едва расслабившийся в милой сердцу обстановке, Гарри с нескрываемым удовольствием широко, вкусно зевнул, как его повело в сторону до того мощно, что пришлось судорожно схватиться за высокую спинку первого попавшегося стула.
Волшебник в очередной раз не внял тревожным сигналам, посылаемым мозгом. А если бы и внял, чем мог помочь один домашний эльф, и тот чужой?
Мысли человека привычно крутились вокруг да около спасающего от всего и вся разом Антипохмельного зелья, что и было высказано домовику.
– Я подожду твоего Хозяина в столовой, ужина не надо, лучше принеси мне зелье побыстрее.
– Винли, как и никто другой, не может войти в рабо… ларо… в общем, туда, где обычно работает Хозяин и, тем более, не имеет права выносить оттуда что-либо. Простите негодного Винли, мастер Гарри Поттер.
Ещё Винли смеет предполагать, что Хозяин вот-вот вернётся.
– Мать твою к Мордреду, Сев! Погулять ему приспичило… – яростно выругался Гарри, входя, точнее выражаясь, вваливаясь в столовую по инерции, резко оттолкнувшись от стула и кое-как миновав кухонную дверь.
А что поделать, если нет другого, приличного способа перемещаться даже в строго ограниченном пространстве?..




                ***




… Когда Гарри аппарировал, Северус и впрямь принялся волноваться, а зачем, к примеру, было тревожиться за Рема, если жизнь неразлучных друзей вошла в налаженную колею?
В высшей степени рационального и сдержанного алхимика настораживали чувства, которые он испытывал в присутствии Поттера, так недавно назначенного им на роль Посвящаемого, но совсем чуть-чуть позже ставшего серьёзным кандидатом в любовники. 
Северус колебался, будучи раздираемым неравными по силе и противоположными по направлению эмоциями и вкладываемым в них глубинным смыслом.
Чтобы хоть немного отрешиться от путаницы в голове, вероятнее всего, детально рассудить, что к чему и почему, Северус поторопился взять первый долгожданный тайм-аут и прогуляться по знакомым местам.


Понятно, что и здесь моросил мелкий ледяной дождик, зато гулявших под облетевшими старинными кронами магглов и просто прохожих по такой погоде завлекли тёплые комфортабельные дома с каминами и телевизорами. Собачники уже отгуляли, по крайней мере, в сквере, где под ногами сплошная слякоть, а вокруг! Жуть-то какая! Страшная, пугающая кажущейся пустотой темнота!
Северусу тоже, несмотря на массу аналогичных вечерних прогулок, оголёнными нервами, что ли, было болезненно неприятно погружаться в недра Великой Тьмы. Это воспринималось им, по крайней мере, как что-то не типичное, прежде во взрослой жизни не случавшееся. Однако списать столь смутное ощущение на какие-либо недавние события Мастер Зелий, опять же, не смог, как усердно ни копался в памяти, между делом, потихоньку, незаметно входя во вкус непосредственного общения с малой частичкой вечно влекущей его субстанции.
Тем временем, многие представители рода человеческого вовсе не боялись пустоты, напротив, прославляя и воспевая её безграничные возможности, ибо стоит лишь присмотреться глубже, преодолев первоначальный трепет, и раскроются подлинные горизонты бытия…


Поэтому и благоразумный волшебник уже с привычной радостью бродил по пустынному скверику, дыша полной грудью, и наслаждаясь вечерней, поздней свежестью, особенно сильно любимыми в этом мире осенними ароматами и им самым, треклятым одиночеством. Именно сейчас вся эта смесь была столь необходима Северусу Снейпу, чтобы в пол-голоса, к месту и ко времени мелодично высказать умиротворяющую, естественно, маггловскую премудрость, по всей видимости, из неисчерпаемого источника оных:
– Невежды думают, что пустота тождественна небытию. Что она не рождает сострадания, не рождает счастья. Но пустота и небытие – совершенно разные состояния. В пустоте любое явление воспринимается без отрицания явления, но нет и привязанности к нему. А событие видится так, как оно есть, без попытки утверждать или отрицать.
И, возвращаясь на английскую землю, как не отдать дань глубочайшего уважения старине Блейку* с его бессмертной фразой: "Если бы двери восприятия были чисты, всё предстало бы человеку таким, как оно есть – бесконечным".
Жаль, сколько я ни курил зловредного опиума, а к пресловутым дверям, даже к их створкам так и не подобрался. Вот бы заглянуть туда…
Впрочем, смею предположить, и там пусто, и вообще, никаких дверей не существует, но звучит красиво.
Чего же боле, что я могу ещё сказать? А, пожалуй, мой фонтан пустого, по существу, красноречия временно иссяк.


Закончив вступительную, исключительно философскую часть возможной в сугубом одиночестве речи, Снейп надумал развлечься лишь ему доступным методом, мысленно возблагодарив всех богов мира подлунного за свою магическую суть.
Он поднялся над землёй на самую большую, полнокровно одухотворяющую реальностью высоту, насладился чарующим чувством полёта, очищающим разум и тело от суеты сует. Медленно опустился Северус куда-то на сгнившие листья, беззвучно молящие жестокие недосягаемые небеса о первом ночном заморозке, и пошёл, не спеша. Вот вымокли волосы, но пальто-мантия ещё относительно сухое, а ноги в тепле. Значит, гуляем дальше.
И вот тут-то, "дальше" началась полоса невезения и умозаключений, одно другого хуже в глазах мыслителя-одиночки. 
Эх, лучше бы ему повернуть к дому и поскорее встретиться с Гарри, которому если и не была пока необходима экстренная помощь, то хоть бы Антипохмельным зельем попотчевал от щедрот своих!


– О чём ещё я хотел подумать? Ах, да, о сумасшедших днях, проведённых один на один с Поттером. Это было сном, тревожащим душу, да и тело, что уж тут скрывать, но всего-то заурядным сном, ни кошмаром, ни видением того возвышенного рода, когда дух захватывает, и сожалеешь, что проснулся некстати.
А ведь это я, я сам спровоцировал и его, и себя на такую линию поведения. Я с самого начала, с того достопамятного вечера ухватился не за ту ниточку. Трижды прав был неунывающий персидский маггл,** настаивавший на том, что гнев сверх меры вызывает страх, а неумеренная ласка уменьшает к тебе уважение в людских глазах.
Следует говорить с людьми в соответствии с их разумом. Так, и только так.
А я что наделал? Плотно ввязался в амурные развлечения, а они неудачны, все до одного. Но нет мне ни прощения, ни снисхождения за то, как я опозорился перед этим Поттером, в сыновья мне годящимся по летам, сначала едко высмеивая его кажущееся гомосексуальное поведение, вскоре едва ли не насильно привлекая его к половому акту, а наутро прощая его животный страх и унизительную неумелость. Как же это всё алогично и не похоже на меня!


Нет, Северус Снейп не из тех, кто имеет привычку что-либо забывать, он не намерен вычёркивать, удалять из памяти, вместе с тем, обладая способностью легко корректировать своё прошлое поведение и даже мысли в нужном ему на текущий момент ключе. И суровый алхимик ещё докажет пускай одностороннюю незыблемую уверенность в любви: своей к Гарри Поттеру.
Нынче же ему необходимо отвести душу, выговориться, как порой любому смертному, что магу, что магглу.


Профессор вплотную приступил к излюбленному анализу и синтезу, иначе говоря, индукции и дедукции.
– Ведь это надо дойти до столь отменной, высококачественной лжи об обоюдно вспыхнувшем чувстве, и не благой лжи во спасение, отнюдь, но ради удовлетворения собственной минутной прихоти, желания не быть одиноким. А разве можно кардинально измениться в моём куда как зрелом возрасте, особенно, если заранее уверен, что твоя с трудом завоёванная "половинка" без тени смущения, едва извинившись, покинет тебя навсегда через полгода?
И как меня-то называть после таких необдуманных, честь по чести, идиотских поступков?
Но мне и этого будто бы не довольно. Оскорбив свою истинно единственную, вечную, священную любовь, пусть, его бесплотный призрак, я попал в самую настоящую кабалу, зависимость, откровенно говоря, от любого человека без учёта его происхождения, да и наличия капли волшебной крови в жилах. Об эту пору меня прямо-таки обязано волновать одно-единственное дело, а не какие-то амуры. Быстрее бы найти того, либо даже ту, кто понял бы основные положения спасительного для меня ритуала, да с моей помощью, и всё же, без малейшего вмешательства провёл его грамотно. Ох, как трудно в реальной жизни взять и обзавестись подобным Посвящаемым!.. – горячо и горько заключил было Северус.
Вдруг мысль куда безотвязнее и отвратительнее поразила его разум до того, что волшебник на время потерял дар речи и застыл, словно воплощение Безысходности.


Спустя считанные минуты Снейп опять заговорил, на сей раз, тихонечко, как будто стыдясь того, о чём приходится рассуждать помимо воли, столь грязной представлялась ему эта тема.
– И вуаля, на выходе новая головоломка, по-моему, не имеющая решения. Во-первых, коль и найдётся такой человек, необходимо щедро воздать ему за акт доброй воли, не считая своего спасителя бездушной машиной.
Но, во-вторых, и в главных, само собой разумеется, что грубо и низменно платить деньгами, ведь сам Посвящаемый, вытащивший тебя за уши из духовной пропасти, в полном праве претендовать и на некие чувства со стороны спасённого. 
А между тем, всякое глубокое доброе, замечу, душевное переживание, проистекающее не из свободы духа, но чего-то иного, легко переходит в свою совершенно не поэтическую антитезу – ненависть.


После этаких неутешительных выводов алхимик машинально всё больше и больше злил и ярил себя, бродя, как заведённый, по замкнутому кругу в непролазной грязи, сужая его, не разбирая дороги, насильно загоняя себя в тупик, покамест резко не остановился. Он выпрямился подобно смертоносной стреле, готовой поразить цель из незримого лука, и отчего-то севшим голосом каркнул, явно в бессознательное подражание Ворону Эдгара:
– Не далее, как сегодня, я сообщу Поттеру об его отъезде, а завтра буду вновь свободен.


Но и это "высочайшее распоряжение" тяжело влюблённого мага не остановило работу воспалённого мозга, не без оснований перескочившего на завершение эпизода в библиотеке. Не прервало оно и тяжёлый приступ гневливости на грани свирепости от внеочередного осознания собственных грубейших ошибок, хотя… до сих пор ничего непоправимого в новой жизни Северуса не произошло.
– Такое я мог сделать только Ему, моему Тобиасу. И я делал это очень редко, едва мог упросить его о снисхождении. И тут, вроде, без повода я сам предлагаю, можно смело заявить, излишне откровенную ласку этому половому Герою.
Да сие сущий пустяк в сравнении с тем, что было накануне!..
Впрочем, тот неприглядный, более того, непристойный случай я помянул в начале. И сам я был в каком-то забытьи, наваждении ли, распустившись до затмения рассудка.
А ведь мне крупно повезло, на самом-то деле. Что сталось бы со мной при нарушении строжайшего табу, негласно и незыблемо, по своей воле установленного десятки лет назад в отношении мужчин, как некий Непреложный Обет? Страшно представить.


… Цепляясь за привычки и устои, мёртвой хваткой впиваясь в былое, в основном, уже прогнившее, изжившее себя, мы боимся, пугаемся, страшимся меняться, как бы плохо, откровенно дурно не было то, что мы имеем.
Всё-таки трижды правы некоторые особо изощрённые умники в том, что принимая себя такими, каковы мы есть, мы лишаемся надежды стать теми, какими должны быть…


Северус и не замечал в порывах слепой ярости на самого себя и весь мир, в одночасье потерявший резон, как возникали маленькие смерчи, закручивая широкие полы мантии-пальто, как с кончиков пальцев срывались сверкающие во тьме ослепительно белым фосфорным светом заряды чего-то, неизученного в мире волшебства.
Стихийный маг чувствовал одно щекотное покалывание в подушечках пальцев и запах, немного схожий с послегрозовой свежестью, всё прочее в те минуты не имело для него, обыкновенно столь любознательного, ни малейшего значения. 


В насыщенном влагой воздухе можно было кожей лица и рук ощутить липкое неторопливое приближение беды, какого-то ещё безымянного, но страшного зла, однако, в эти мгновения алхимика ровно осенило. На него будто повеяло лёгким летним, пропитанным ароматами спелых трав ветерком на берегу очень быстрой реки, той незабвенной, пополняющей торжественный Клайд, о которой Гарри Поттер мог только мечтать, имея самое смутное представление о речушках вообще, в отличие от многоопытного Северуса Снейпа.

               
– А что, если дать и мне, и Потт… Гарри последний шанс, испробовав нас на крепость намерений, в особенности, отличается ли он умом и сообразительностью? Ибо, лишь вообрази, что не в состоянии выполнить определённое дело, как с этого момента его осуществление фактически становится для тебя невозможным. Бесплодное уныние охватывает человека вместо жажды деятельности в нужном направлении. Не бойся медлить, бойся остановиться, как говорят китайцы.
Да, к баранам! Что, если не просто предоставить время отдохнуть друг от друга и поразмыслить о туманном будущем, но вручить ему мою заветную волшебную книгу для подробного изучения в одиночестве? А после… после, если… нет, когда он вернётся, не устраивая и подобия экзамена, в обычной беседе уяснить для себя, почерпнул ли он что и усвоил из прочитанного? Осмелюсь утверждать, только он один и может удостоиться гордого именования "Посвящаемый". Он один во всём подлунном мире имеет полное право не только питать вполне определённые чувства ко мне, но рассчитывать на взаимность!
Вдруг Гарри Джеймс Поттер и есть мой счастливый билетик, пропуск в обновлённую жизнь без малейшего пятна греховности по отношению к Тобиасу? Вдруг потому-то я и простил его без единого злого слова, что уже имел эту задумку?
Может, будущая, просто так недостижимая часть жизни выдастся более значимой хоть в паре-тройке аспектов, иначе бы любимый призрак не наобещал мне событий, говорить о которых он не имеет возможности!..
Если в мире всё бессмысленно, что мешает выдумать какой-нибудь смысл?!
Последние фразы Северус практически прокричал, так велика была его нервная экзальтация, возросшая на ниве, казалось бы, очевидной идеи, витавшей в воздухе, да и пришедшей в голову ещё на днях.


Когда блаженная усталость заставила его прийти в себя, он прошептал, чуть ли не в смущении, но подражая не столь давнему оклику Гарри:
– Что же со мной творится, эй, железный человек?
Хорошо, что никого вокруг, а то я веду себя, как один дома.
Снейп сделал привычную дыхательную гимнастику, три раза глубоко вдохнув и выдохнув, угомонился и заметно повеселел.
Он мечтательно взглянул в тёмные небеса, но не тут-то было порадоваться жизни. Это, наконец, подключилось наработанное шпионское чутьё, и внутри что-то сжалось в предчувствии скорого несчастья.


… Бытует шутливое, следовательно, частично верное мнение, что мозг человека, растянутый новой идеей, не сжимается до прежнего размера.
И наш несколько обескураженный Мастер Зелий всё не мог перестать бормотать, с тщетным желанием прогнать прочь, зная по опыту, несомненно, правдивое предвидение.
– Так вот, Поттер, лучше Гарри, я же пообещал звать по имени, его рядом нет, и чувств, причинявших прежние муки, у меня к нему нет.
Увы, это всё самообман, низкая ложь, – признав вину, как стоящий на эшафоте, Северус со свистом втянул воздух.
– Я очень его… – он хотел было произнести "люблю", но язык, точно бы назло прилип к нёбу, до того это слово простое и трудное разом.
Ничего страшного! Можно же завершить предложение в не столь личностных категориях!..
– … за него беспокоюсь, может, не отдавая себе полноценного отчёта, но настойчиво, а с добавившимся чёртовым чутьём, так вообще… – ещё один рвущий воздух, словно плотную ткань, вздох из самой глубины души.
– Как он там, не попался ли? Нет-нет, уж после моей артподготовки это попросту невозможно.
Скоро он вернётся? Какова будет его реакция на новость в виде моего решения? Может, лучше подождать с ней до завтра, когда он передохнёт и выспится?..
Вновь взяла слово присущая любящим людям забота о своей "половинке".
Но и это прошло, а не захотело проходить, так прогнали насильственно.
– Хватит колебаться, такое поведение недостойно носителя фамилии Снейп.
Разом обрубаю все нити, как-то, да связавшие нас. Иногда действительно следует вторить военным магглам: делай, что должен и будь, что будет.


Более тишину позднего, дождливого и унылого, если по правде, вечера не нарушали прежние, наподобие старинных плакальщиков, душераздирающие звуки. Так всего-навсего дышалось чересчур обеспокоенному человеку, отягчённому громадным смущением из-за непоследовательного, рваного монолога.
Во тьме кромешной раздалось покашливание, вроде, и пересохшее горло прочищено, но пить хочется невыносимо. Несмотря ни на что, Северус нашёл в себе силы довольно язвительно, зато жизнерадостно подшутить и над самим собой, и не только, в финале излишне затянувшейся прогулки:
– Ну, когда пальто промокло, необходимо возвращаться, не то хуже будет. А там на меня как наскочит, как напрыгнет пьяный и взбалмошный Потт… Гарри.
Покинув гостеприимный скверик, он резко развернулся на каблуках, добавив со смешливым фырканьем:
– Ха! Ох, и что же он учудит после моего ультиматума? Одно только и спасает меня, бедного-несчастного: что он не стихийный маг.

____________________________________________

* Уильям Блейк (1757 – 1827) – английский мистик, поэт и художник
** Саади Ширази (ок. 1181 – 1291), да, прожил примерно 110 лет, но в историю вошёл не этим, прославленный персидский литератор и поэт-популяризатор суфийского мистицизма.


И вновь пришла пора поздравлять вас, мои дорогие читатели и читательницы, с прошедшими и наступающими праздничками на любой вкус и цвет.
Ну, а мы просто скажем: "Пусть сбудутся все-все-все ваши желания, надежды и мечты в год Драной Козы, она же Тупая Овца!"


~***~   


Глава 30. "Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний может не наступить"*

Примечание к заголовку: Неугомонный Автор, в бесчувственных глазах которого, кажется, вообще нет ни искры ничего святого (но это только кажется, уверяем вас, мы ещё не доросли до закоренелого цинизма), на сей раз напрямую обыгрывает цитату из св. Писания:
* "Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы", (Матф 6:34)

Не ради пустого хвастовства и бахвальства ставим уважаемых читателей в известность, что в своё время мы прочитали не один лишь Новый Завет, но всю Библию, а это воистину Подвиг для тогдашнего юного агностика.

А вот не кто иной, как граф Лев Николаевич Толстой, которого ни при каких обстоятельствах не назовёшь ни циником, ни агностиком (о, нет, только не вздумайте, мы не проводим никаких параллелей!), в своё время тоже почтил глубочайшим вниманием св. Писание, и по поводу квинтэссенции евангелий, отдельно взятых, выразил мнение таким образом:
"Как это известно всем, изучавшим происхождение этих книг, евангелие никак не есть непогрешимое выражение божеской истины, а произведение бесчисленных рук и умов человеческих, исполненное погрешностей, и потому ни в каком случае не может быть принимаемо, как произведение св. духа, как это говорят церковники".

"Как читать евангелие и в чём его сущность", 1896

Но довольно уже, как писали в старых советских газетах о загнивающем Западе, лить воду на мельницу этих богом проклятых атеистов aka аметистов и иже с ними. Лучше вовремя переключиться на рассуждения литераторов и философов…
А о чём, смотрите ниже.

Эпиграф № раз, лишь поначалу кажущийся сугубо абстрактным и оторванным от реалий жизни:

"Наш разум был бы менее совершенен, если бы душа оставалась одинокой и не познавала ничего, кроме самой себя. Поэтому для человека нет ничего полезнее человека"

Бенедикт (Барух) Спиноза (1632 – 1677) – нидерландский иудей; одна из ключевых фигур Нового времени, рационально мыслящий, свободный в вопросах религии пантеист.

Эпиграф № два, несколько… неожиданный для столь известного только приключенческими романами автора:

"Я не знаю в мире ничего лучшего, чем зависимость хорошего человека от его собственного сердца; потому что насколько в натуре низкой страсть унижает человеческое достоинство, настолько в натуре благородной она его возвышает…
Разум – это основа покоя, а сердце – это жизнь"

Александр Дюма (отец), тот самый автор романов о трёх мушкетёрах.
Приведена цитата из иной его серии лёгких, увлекательных романов о временах Реставрации Бурбонов: "Могикане Парижа" (1854 – 1855)

Эпиграф № три, непосредственно по существу, для тех, кто дочитает главу до конца:

"Мужество – это когда заранее знаешь, что ты проиграл, и всё-таки берешься за дело и наперекор всему на свете идёшь до конца. Побеждаешь очень редко, но иногда всё-таки побеждаешь"

Харпер Ли, "Убить пересмешника" (1960)


Конец эпиграфа



– Сев! Вернулся!
А я всё сделал, как ты учил, ну, эта, как его… подлил ему яд в эль.
Как ты думаешь, ничего, что в эль, а не в виски?
– Во-первых, мистер Поттер, не дышите на меня этим жутким перегаром.
– Я пропускал, клянусь!
– Не перебивайте и не клянитесь попусту, а то Вам неизвестно, что за первым следует второе.
Так вот, во-вторых, даже если бы Вы налили ему этот яд в чистую воду, результат был бы гарантирован. Поэтому успокойтесь и отойдите на пару шагов, в ином случае у меня в глазах потемнеет от столь дивного благоухания.
– Простите, профессор, но я плохо соображаю, о чём Вы.
Кстати, у меня голова болит и кружится.
– И сильно ли она кружится? – решил уточнить Северус на всякий случай, уж больно не по нраву ему пришлись собственные мысли и переживания, а, в особенности, дурное предчувствие, нахлынувшее напоследок в сквере.
– Да, очень.
– Странно, –  только и сумел изречь алхимик, без какого бы то ни было желания верить Поттеру, или, куда хуже, своим сумасбродным подозрениям на его счёт, – Сядьте на стул, да, прямо здесь и сейчас, а я принесу зелья.


И вот букет зелий, среди которых и незаменимое в подобных случаях Антипохмельное, преподнесён, выпит и уже должен был, по строгим подсчётам Снейпа, подействовать в полную силу.
– Идёмте в столовую. Сейчас Винли даст Вам апельсинового сока. А когда совсем отпустит, приготовит нам поесть. Головокружение ещё чувствуете?
– Совсем немного, у меня не раз бывало и хуже.
– Потерпите, после сока Вы станете как новенький.
Поттер жадно опустошил стакан и довольно сообщил:
– А нынче можно и поесть. Голова кружится в допустимых пределах, мне не привыкать в последнее время.


Быстро пролетевший лёгкий, но питательный и вкусный ужин сопровождался небольшой, чрезвычайно вежливой беседой о пустяках: погоде и молодёжной моде, и снова за одним-единственным знаменательным исключением, но совершенно иного толка, нежели несколько дней назад. О, оно о многом говорило, в особенности, Мастеру Зелий. Он же, как полагается достопочтенному "книжнику", глаза свои и не думал смыкать, да увидит глазами и да услышит ушами.** Северус решительно взял слово, когда спина Гарри пошла колесом, а сам он едва лишь примостился на самом краешке стула, проявляя чудеса эквилибристики без должной подготовки, что чревато:
– Что-то Вы странно сидите, мистер Поттер. Вам стул… хм… ничего не натирает?
Нет уж, прошу прощения, сам вижу, что сострил неудачно.
– О, у меня до того голова кругом идёт, что я… э-э-э… вроде бы, я хотел пошло высказаться насчёт кувыркания в постели исключительно с Вами, сэр. Но, боюсь, эта неуместная шуточка пришла мне в голову как расплата от Мерлина всеблагого за преувеличение своих полномочий в Вашем уютном милом до… ох!
– Да что с тобой случилось после чёртовой попойки, можешь ты мне внятно объяснить?! 
Я бы предпринял все возможные меры ради…
– Всё, всё уже позади, Сев, я банально чуть было не кувыркнулся со стула.
Гарри ощущал себя почти счастливым, что вполне резонно, если бы не вправду невообразимо сильное головокружение вплоть до мгновенной потери ориентации в пространстве. Ещё бы! За его целость и сохранность переживал, не скрывая чувств и намерений, сам Сев!


Пришедшее на смену взрыву эмоций молчание отчего-то ощущалось на грани мучительной пытки ими обоими, в особенности, умудрённым опытом и верой в свой профессиональный нюх на опасности… почти любого сорта алхимиком, предвкушавшим вот уже битых два часа приближение какого-то временно неизъяснимого, но огромнейшего Зла.
Да любое отвлекающее занятие подошло бы, лишь бы время неопределённости и вынужденного бездействия миновало как можно скорее! Северус Снейп ведь обладает, если захочет, одним из величайших искусств –  быть приятным в разговоре, то есть, вести его так, чтобы другие были довольны собой…


– А Вы постоянно ведёте затворническую жизнь, включая и одинокие прогулки по скверику, под проливным дождём?
Сначала Северус был обескуражен неожиданно проснувшимся любопытством Гарри, подозревая неуместный в тяжёлое время ожидания допрос без особого пристрастия, на одних словах, но после незначительной паузы как-то вошёл во вкус.
– Не совсем, – ровно бы неохотно выдавил алхимик, положив начало хоть как-то, условно  подходящему в текущих условиях утомительному соло, раз уж Гарри не желает "приятной беседы" по неким собственным соображениям.
– Да, я привык гулять, можно утверждать, в любое время года и в любую погоду, но в наличии работа, постоянные заказчики, прибывающие сюда по несколько раз в месяц…
Ко всему прочему, я же писал Вам тогда, в вечер нашего повторного знакомства, что у меня есть друг-волшебник…


Гарри и не вспомнился печальный и экспрессивный монолог Принца-полукровки под проливным дождём, то ли почудившийся больному, то ли бывший в некой странной, чужеродной реальности, проще говоря, спровоцированной загадочным, и по сей день влекущим Зовом, то ли элементарно приснившийся.
Северус, поняв это, напротив, оживился, прежде усталые, потускневшие глаза его заблестели, будто увлажнившись и озарившись редчайшим, как оказалось, внутренним светом, схожим с золотым сиянием.


На деле же, обладание отменной, классической образованностью позволяет любому такому счастливцу спокойно и, сохраняя лицо, выслушать и вежливо ответить фактически на любую бестактность. Ну-у, по меньшей мере, принять её, как данность, и сделать подходящие выводы, скорректировав своё поведение нужным образом, подстроившись под собеседника.
Джентльмен не заканчивается и за Суэцким каналом.


– Да-с, верно говорят, что друзья на дороге не валяются…
Мой тоже, в общем и целом, из их числа, хотя набраться спиртного он может до такого состояния, чтоб свалиться на тротуаре, чего я решительно не допускаю. Но не смейте и предположить, что он из числа несчастных вечно хмельных магов.
Он излишне расслабляется после трансфо… работы, а она у него нервная, можете поверить на слово.
Этот мой единственный, попрошу в последний раз заметить, друг бывает здесь редко, но метко, предупреждая за день-два до визита, который обыкновенно можно предуга…
Не стоит углубляться.
Прошу меня извинить, я до того увлёкся, что едва не выдал чужую тайну.
Итак, извольте немного послушать, раз уж сами пожелали.
Вдвоём-то мы не сидим взаперти, как раки-отшельники на дне морском, а прогуливаемся по местным ухоженным улочкам, наведываемся в здешний колоссальный супермаркет, в котором чего только не найдёшь, посещаем ради интереса и забавы магазинчики и бутики, порою кутим в одном роскошном ресторане, где нас знают, как завсегдатаев. Он с удовольствием наблюдает за здешней "чужеродной, непонятной" для него жизнью богатеев, но их-то, магглов, побаивается или сторонится по непонятной мне причине.


Определённо, Снейп получал весьма изысканное удовольствие, на которое сам и напросился, правда, по формальной просьбе поинтересовавшегося гостя, рассказывая истину о посещениях Люпина и времяпрепровождении в его компании…
Только одного Северус не делал – по имени друга не называл, тем самым, сохраняя влекущую славящегося любопытством гриффиндорца интригу.


Эх, если бы Гарри только узнал, кто этот "друг-волшебник, лишь благодаря Севу не валяющийся по окрестным канавам в пьяном виде", как он это воспринял…
Что бы он сделал, сотворил с самым любимым прежде профессором, выжившим после тяжёлого, чуть было не ставшим смертельным ранения в той мясорубке и грязных смертоубийствах, которые теперь принято громко величать Битвой за Хогвартс!
Да, Люпин застолбил для себя не столько основу основ в жалком существовании никому не нужного оборотня: престижное и постоянное, прилично для полу-зверя оплачиваемое место работы. Это всё лежит на поверхности, а слоями ниже, куда не докопаешься при всём желании, не зная потайного хода…
Ибо Ремус Джон Люпин крепко-накрепко занял место в доме и сердце по-прежнему неприступной, отстранённой нынешней пассии Гарри Джеймса Поттера, что бы она временами о своём единственном друге не думала.


Мастер Зелий и продолжил в том же ключе, пусть, отвлечёнными, бесплотными словами, да подтверждая привычный легконогий ход мыслей о Люпине:
– Видите ли, откровение, точнее, его степень – это показатель чувства. Оно очень быстро отсеивает лишних для нас людей, причём, во всех жизненных перипетиях. Я всегда расстаюсь с теми, с кем не могу быть откровенным, и оказываюсь привязанным к тому человечес… не суть важно, созданию, о ком не могу болтать.


Вдруг Снейп резко свернул тему, справедливо посчитав её исчерпанной, и кардинально поменял направление разговора, который правильнее было бы по-прежнему называть монологом, всё так же, упорствуя и закрывая глаза на жалкое, если не плачевное состояние треклятой, несомненно, неудавшейся собственной копии. Ведь необходимо срочно вернуть молодому человеку, впавшему в уныние, неугодное Мерлину и всем богам мира подлунного, уверенность в себе после осуществления мести, желанной, по сути, и по существу, ему одному.


… Да, было дело от нечего делать, и он, сам Северус Тобиас Снейп, также снизошёл до результативной траты времени: реального вклада сил в уникальное усовершенствование яда, но не принимая никакого личного участия в осуществлении так называемого "мщения".
И хоть в действительности алхимик руководствовался абсолютно иными побуждениями и целями, он имел полное право несколько позже убедить и уговорить себя, что "только вышло по-другому, вышло вовсе и не так".


… Зато здесь и сейчас ради столь благой цели, как повышение самооценки Героя, Северус приложил все имеющиеся в его распоряжении возможности и, то ли недостаточно колко, не то чересчур задушевно высказался:
– И что, отныне ты всю оставшуюся жизнь будешь болезненно переживать и корить себя за отправку в мир иной двух недочеловеков в истинном понимании этого некрасивого, грубейшего, памятного всем англичанам слова?
Я тебе одну умную вещь скажу, но только ты не обижайся, да и словеса принадлежат не мне, мелкому стихийному магу, но индусскому магглу с Великой Душой.***
Вы ещё можете меня внимательно выслушать, мистер Поттер, или безвозвратно утопились в пучине самобичевания?! – последовало угрожающее далеко не снятием пятидесяти баллов с Гриффиндора рычание, и мёртвого бы поднявшее.
– Да, сэр, могу, – ойкнул Гарри, на беглый взгляд, от безмерной усталости или предполагаемого разочарования во всём, прикрывший глаза и запрокинувший ставшую невыносимо тяжёлой буйную головушку на высокую, по счастью, спинку стула.
– Так вот, в вопросах совести закон большинства не действует.
Не вижу реакции, – строго потребовал профессор.


Гарри медленно, но верно сползал по этой самой спинке, точно проваливаясь наяву в беспокойный сон, полный жутких безликих теней, чего-то требующих от него…
Но в этот роковой вечер Северус отчаянно не желал увидеть, как быстро и странно изменяется не один лишь настрой гостя, а теперь, хоть бы на полгода при удачном стечении обстоятельств, постоянного обитателя особняка, но и местоположение его бренной телесной оболочки.
А когда заметил… нет, поздно ещё не стало, стихийному магу достаточно было сделать пасс руками от своего сердца к голове и груди этого остававшегося потенциально единственным Посвящаемого, и вообще, чрезвычайно непосредственного и милого человека, как подействовал аналог Enervate maxima. Естественно, мистер Поттер спустя минуту-две вновь был весь внимание и даже сохранил в памяти все события очередного хлопотного дня, кроме кратковременного обморочного кошмара.


– Итак, продолжим наши философские чтения, – профессор вещал до того спокойно и мелодично, что Гарри уверовал в своё окончательное исцеление от некой неведомой напасти, раз уж милый Сев по привычке кого-то там вовсю преспокойно пересказывает.
А сами цитаты стоили того, чтобы к ним вовремя прислушаться, но Гарри по жизни было не до чужого мудрствования лукавого. Зря, зря он так глух и слеп.
– И ещё. Словами того же индуса, лучше быть жестоким, если жестокость заложена в наших сердцах, чем пытаться прикрыть своё бессилие покрывалом бездействия.
Что до меня, как профессионального убийцы и грязного шпиона, то Вы, как видно, не подумав, легкомысленно назвали меня деспотом. Я охотно подыграл Вам, не вполне серьёзно заявив о своём доминировании, но в каждой шутке есть изрядная доля… шутки.
Запомните, мистер Поттер, я всю сознательную жизнь преклонялся, и поныне знаю только одного тирана, и это тихий голос совести, –  внушительно и проникновенно уронил Северус.
Гарри непонимающе взглянул на профиль вмиг побледневшего бывшего учителя, словно высеченный из мрамора излишне смелым ваятелем, нет-нет, своего извечного персонального Спасителя и, наряду с этим, возлюбленного паче чаяния смертного. Недостижимого, как божество, и желанного, как человека.
Алхимик вдруг взглянул прямо в глаза нерадивому, вовек неисправимому прежнему ученику, и многозначительно закончил нравоучительную свободную лекцию:
– Всякий желающий этого, может слушать свой внутренний голос. Он есть внутри каждого из нас.


… – Да, и мне кажется очень странной Ваша информация, полученная из первых уст, от  мистера Смита, о поразительном для Аврора поведении мистера Волынски. А то знаете же поговорку, что некий маггловский бог троицу любит,  – совершенно буднично проронил Снейп куда-то в сторону.
– Заодно стоило бы во время очередного распития дешёвого алкоголя в немереных количествах, затеянного ради отвода глаз, как Вы абсолютно верно запланировали, поинтересоваться у мистера Уизли состоянием здоровья его задушевного приятеля. Он должен быть уже жестоко простужен, по моим расчётам.
– Так быстро? Вы же говорили, что яд действует медленно.
– Но первая стадия отравления, если Вы хоть что-то в состоянии удержать в верхн… извините, в голове, магическая лихорадка. Она должна наступить быстро, и она обрушилась на Вашу жертву сразу же в тяжелейшей форме, а далее действие яда растягивается во времени.
Я считаю, неслучайно говорится, что каждый человек имеет право жить столько, сколько сможет, –  недобро усмехнулся алхимик, показав изумительно ровный ряд белоснежных зубов.
Средь магглов такая улыбка звалась бы голливудской, и подходила бы какому-то обворожительному киношному злодею, вряд ли, всклокоченному, неухоженному, так называемому "сумасшедшему учёному".


Однако сия демонстрация успехов самых современных достижений маггловской стоматологии в совокупности с поразительно язвительным замечанием не справилась со взволнованным морально-этическими проблемами Гарри. И всё это, несмотря на успешно использование им подаренного пока что молчаливо обвиняемым во всех смертных грехах "Спасителем" "второго дыхания".
– Откуда Вам вообще известно, как этот яд действует? – вот тут-то пришёл конец молчанию, и начался допрос с пристрастием, мучительный и безотвязный.
– Подумайте сами, мистер Поттер, а то мне надоело, да и не пристало просить прощения.
– Вы испытывали его на магглах? – суровый взгляд исподлобья и скрещенные на груди руки.
Ну вот, это уже куда больше сходно с довольно-таки правдоподобной копией самого Северуса Снейпа, хоть бы в имитационном плане. Самому "подозреваемому" это показалось настолько смехотворным, что потянуло рассмеяться, но ради продолжения "занятной игры" пришлось сдержаться, только "невинно" разведя руками.
– Во-первых, почему вечно я во всём виноват? А, во-вторых, да будет Вам известно, этот яд – настоящее достижение Алхимии, очень интересное и многообещающее изобретение.
Мне скучно постоянно варить лекарственные зелья, потому-то временами я возвращаюсь к хобби, можно и так выразиться.
В глазах заигравшегося и позабывшего о своей подчинённой роли Снейпа появилась жестокая, упорствующая, непробиваемая гордыня. Поттеру, опять же, стало нехорошо, но по-другому, чем до Энервейта: он не был готов свалиться под стол от странной слабости и дрожи, пронизывавшей в тот момент всё тело. Сейчас ему было едва ли не физически дурно, правда, он всё-таки решился прояснить севшим голосом:
– И Вы гордитесь этим своим "достижением Алхимии", не так ли?
– Достижением, безусловно, горжусь, но пока в практическом отношении мне похвалиться нечем, разве что двумя-тремя подопытными крысами, отравленными Вами, – устало сказал Северус.
– Больше нам говорить не о чем, пока крысы не отправятся по месту назначения, ох, и хотелось бы мне послать их в Ад, да я обладаю толикой смелости не верить во все эти посмертные существования душ, – отчасти слукавил алхимик, чтобы покрасоваться, и тотчас сам перешёл в наступление.


Зачем ему понадобилось подчёркивать и без того известные им обоим недостатки Героя, он не понимал, толком не разозлившись на проигравшего в споре оппонента, но шёл на вы без предупреждения, либо некоего логического перехода.
– Я имел честь не раз беседовать о философии, морали и прочей этике, да эстетике с много более полноценно развитым волшебником, со временем ставшим моим единственным другом. Общение с Вами на отвлечённые темы всякий раз оказывается глупым занятием, промашкой, пустой тратой времени. А к чему мне это?
– Значит, ты более близок с другом, чем с тем, кто любит тебя больше жизни? – напрасно скрывая негодование, яростно высказался Гарри.
– А ты вот так сразу, не подумав, заявляешь, что любишь меня больше жизни? И скольким женщинам ты уже говорил такое, предлагая переспать?
– Ты никак не можешь или просто-напросто не желаешь поверить мне, Сев, но повторяю снова и снова: ни единой. Я уже говорил, что не любил ни одну из тех, которые мне принадлежали, пожалуй, кроме Падмы, да и то, в самом начале нашего романа. Понимаешь ли ты, Северус, что такое жить с женщиной, когда твоё естество, весь ты, будто бы спишь наяву?
Когда мы встретились с Падди, мне показалось, она разожгла огонь в моём сердце. Но это была низменная, грязная похоть, не более. Я сливал излишки семе…


– "Мордред всё это забери!" –  алхимик, отключившись и не слушая непристойные откровения полового Героя, не сдержался и нервно постучал костяшками пальцев по столу, – "У меня в голове прочно засела заноза невнятного происхождения о необходимости продолжить свой род, да поскорее, так, словно я не жилец на белом свете. И откуда подобная чушь берётся, если не из сновидений или, скорее всего, из опиумного бреда?..
А что, если мне прекратить, пускай на время принимать проклятый наркотик? Дать отдых мозгу? Предположим, на тот короткий период, пока Гарри рядом, и я имею право на истинную жизнь без прикрас, но не на существование без цвета, плюс ко всему, я облачён этими бесценными полномочиями с дозволения и благословения самого Тобиаса?..
Обо всём этом я подумаю после, в одиночестве ли, перед визитом Рема, желательно, опять на свежем воздухе в ожидании возвращения Гарри с моей книгой. А я практически уверен в его жажде хоть разик, но провести со мной бурную ночь, так сказать, не зря потратив время на все эти ухаживания и игры".


– Довольно, мистер Поттер! – резко высказался Северус, разозлившись, не пойми, на кого, – У меня прекрасная память, в отличие от Вас, уж простите за правду. Я помню Вашу превосходную легенду, обосновывающую желание предаться любви именно со мной.
Но Гарри чувствовал, что обязан признаться сейчас, или никогда.
– А теперь моё сердце впервые в жизни проснулось и полно истинной любви. К тебе, Северус.
– Кажется, и я впервые в жизни не знаю, как правильно выразиться, Гарри. Скажу одно – ты уже занял прочное место в моём сердце, но послушай-ка, что я имею тебе сообщ…
– Это лучшее, на что я мог претендовать, – Герой с пылом перебил начало выстраданного и в муках произведённого на свет важнейшего решения, – Хоть пока. Понимать, что я не безразличен тебе. Знаешь, – добавил он, улыбаясь и глядя Северусу в глаза, – Сейчас я очень нуждаюсь в упущенном по глупости сладком.
Может, Ваша Светлость снизойдёт до влюблённого ничтожного полукровки?
Северус молча встал, как-то особенно торжественно обогнул всё это время разделявший их, давно опустевший стол, и нежно, воздушно, на грани осязания прикоснулся к устам Гарри. Потом отступил на шаг, как бы любуясь невиданным ещё никем во всём подлунном мире произведением искусства, запечатлевая его образ в памяти, если… если всё пойдёт не по желаемому сценарию, и произнёс самым завораживающим бархатным голосом:
– Ты хоть мало-мальски доволен?
– Нет, но это лучше, чем ничего. Мог бы поцеловать и погорячее.
– До мокрого пятна на брюках? Такими темпами, тебе в ближайшее время придётся носить мою одежду, нет-нет, не стоит так скоро рассчитывать на фамильную, ибо её надо заслужить, но Винли придётся подгонять по твоей фигуре и ежедневную, – вновь ехидно парировал Снейп, озорно улыбнувшись.


Несмотря на сладость поцелуя и добрую, крайне многообещающую шутку, Гарри внезапно разом приметно ссутулился, уже явственно запрокинул голову на тотчас образовавшийся горб, раскрыв рот так широко, словно ему абсолютно нечем дышать. Полуприкрытые посиневшими веками глаза его пугающе закатились, сами глазные яблоки в мгновение ока Северуса покрылись налётом старческого, желтоватого цвета с кровавыми прожилками сосудов. Всё это не ушло от внимания, как могло бы показаться со стороны, полностью поглощённого их слаженным ещё полминуты назад дуэтом алхимика, мысленно пребывающего в строго закрытой ото всех и вся области несколько горестной, терпкой романтики. Вместо расспросов он взял, для начала, чувствительно длительную паузу, и ещё внимательнее окинул цепким взором чудом удерживающегося на стуле, не упавшего на пол волшебника. Гарри давно уже должны были покинуть последние следы опьянения, будь оно и сильным, как никогда, а стихийный, без того самый мощный Enervate, ещё и придать массу сил.


Нет, нет и ещё раз нет! Дело далеко не во всём этом, но тогда в чём же?
Снейп осторожно, "тихо", точно его могли услышать недоброжелатели, подумал:
– "Конечно, лучше не вспоминать об этом, но в голове так и вертится само собой неприятное по вине излишне топорного чёрного юмора название очень быстрого яда: "Игра в потёмках"…
А что, почему бы и нет? Достать его в мире волшебства и магии при желании может едва ли не каждый.
Естественно, как все сильные и быстродействующие яды, он редкостно прост по составу, но, кажется, у меня нет к нему противоядия".


Северус ради приличия извинился перед практически бесчувственным Гарри, вежливо (скорее, необыкновенно глупо из-за шквала эмоций и проклятий в свой собственный адрес) вопросив его изогнувшееся под неимоверным для живого и здорового организма углом тело, по которому изредка пробегали волны слабых… пока что судорог:
– Вам не кажется, что то, первое головокружение, с которого всё началось, и благополучно стихшее на первых порах после авторской смеси уникальных зелий с соком, вскоре превзошло всё, испытанное ранее, включая любые, самые сильнодействующие "целебные" составы из Мунго?
Зачем же Вы изображали стоика, и ни словом не обмолвились о резком ухудшении самочувствия?


Понятно, что профессор не дождался ни внятного ответа, ни даже еле различимого звука дыхания от этой жутковатой неестественностью позы статуи, и приказал самому себе наиболее грозным голосом, оказывавшим солидное воздействие на наиболее нерадивых студентов Школы, бегом бежать в лабораторию.
Но и там пришлось мысленно подгонять себя, заставляя полностью сконцентрироваться на насущной задаче, с трудом преодолевая липкие, ледяные, отвратительные тенета страха из-за никуда не ушедшего, но многократно усилившегося чувства, что Зло грядёт, и не одно злоключение с Гарри.


Поначалу, с самой их поздней сегодняшней встречи после своей странной прогулки, алхимик не желал и на задворках разума развивать тему возможного отравления своего любимого отравителя, больно это абсурдно. Судите сами, разве так бывает в жизни, дабы за преступление против сущего негодяя было немедленно воздано, можно теоретически домыслить, этим самым отравленным, превосходно чувствующим опасность для своей шкуры, отчаявшимся негодяем? И пусть, пусть хоть бы так невероятно ирреально всё и обернулось, но ставший подарком судьбы молодой маг, того и гляди, бесследно исчезнет из действительно беспросветно скучной, бесцветной жизни, оставив по себе болезненные воспоминания и рассуждения об упущенных возможностях, разумеется, по вине его самого, Северуса. Потому-то просто стоять и наблюдать за тем, как предположительно отравленный Герой покинутого волшебного мира уходит в небытие, не было совершенно никакого резона. Потому-то работа превыше всего.


… В результате всех переживаний и спешки Северус совершил более чем значительную ошибку, позабыв приказать Винли перенести жертву неожиданного таинственного отравления в гостевую и хорошенько обездвижить, зафиксировав руки и голову. Поздно, алхимик уже с самым тщательным вниманием, до рези в глазах, осматривал свои запасы ядов и противоядий к ним.
Сатана весь этот хлам забери, нет ничего подходящего! Ведь почти полночь, и Поттер явно скоро будет при смерти. Значит, варить. Варится оно элементарно, и за час будет готово.
– Берём папоротник змееглазый, болотницу, желчь грифона…
Так, так, все ингредиенты есть, слава Мерлину, и можно приступать, да не забыть поставить песочные получасовые часы.
Северус готовил зелье, тихонечко приговаривая в надежде взять и совершить обыкновенное чудо ещё одного акта спасения гриффиндорца:
– Коль везучему Поттеру на самом деле ничто не угрожает, то и противоядие не принесёт ему вреда, а вот если я прав насчёт яда, но противоядия так и не будет… летальный исход ему обеспечен уже к раннему утру.
Вот и поговорили, называется, а я всё откладывал объявление своего решения, и мне же теперь парня спасать, успеть бы…


… Поттер повалился на пол в столовой, мелко вздрагивая всем телом во сне. И погрузился он в тяжёлое сновидение с теми же безликими, безглазыми тенями, всё яростнее кружащимися вокруг него в бешеном хороводе, выкрикивая, ясное дело, нечто угрожающее самой его жизни, но… внезапно танец без сабель исчез туда же, откуда появился.
Теперь Гарри снилось, будто сначала голова, а потом весь он стал невесомым, и взлетает, вертясь вокруг самого себя, как некоего очень важного центра, сильнее и быстрее, безотчётно повторяя движения теней, став их проводником, но куда?.. Они снова с ним, и все парят в том безвоздушном пространстве, о котором малолетний подкидыш слышал краем уха в доме опекунов, моя посуду после их сытного воскресного обеда, лакомясь то объедком куриной ножки, то невероятно вкусно пахнущей подливой, не брезгуя и вонючей  цветной капустой…
Боги, как давно это было!.. Но сейчас важно, что угомонившиеся, больше не пляшущие тени сопровождают его, как покорная челядь своего лорда, властелина, более того, Спасителя, туда, где абсолютно нечем дышать…
Ему стало невыносимо страшно, ведь эти "смиренные" рабы ведут его, как агнца, на заклание, и он отчаянно закричал.


Северус, специально не прикрывший дверь в рабочее помещение, услышал этот крик, и что-то замерло у него в груди, кажется, сердце пропустил о два такта.
– Потерпи, милый мой человечек, вытерпи ещё сорок минут.
Крики стали раздаваться всё чаще, последние походили на утробное рычание смертельно раненого зверя.
– Яд действует уже в полную силу, значит, то, чем я сейчас занимаюсь, может оказаться ненужным. Вдобавок к классическому антидоту срочно необходим блокатор болезненных галлюцинаций, способных за обещанные сорок минут необратимо лишить Гарри рассудка, и ингибитор для наиболее срочного возвращения мозга к нормальной жизнедеятельности, причём, с седативным эффектом!****
В качестве блокатора у нас будет толчёный и растёртый в пыль ванильный порошок, а вот ингибитором может быть единственная субстанция, и это две пинты***** здоровой крови. В данном случае, моей, в смеси с третью драконьей крови, – быстро соображал профессор.
Он взял большую мерную колбу и серебряным скальпелем отворил себе вену на внутреннем сгибе локтя.


– Бэллатрикс, прекрасная Беатриче страстно любила помаду такого цвета, – почему-то вспомнилось ему, – А ещё эта леди до боли обожала танцевать в море крови после серийных убийств.
Никогда не мог понять Рудольфуса, как он жил с этой бесплодной красавицей-садисткой? Наверное, любил в ней что-то, чего не знали мы все, остальные Пожиратели, включая моего сотоварища Люциуса. О, в молодости он был ну, совсем как белокурый ангел. Ему не отказывала ни одна светская красавица, кроме безумной, по правде говоря, Беатриче…


… – Так-так, ближе к делу, набралось всего-то на семь делений, а надо выжать все десять, – Северус тут же принялся "работать" кулаком, увеличивая ток крови из раны.
В голове уже стоял такой шум, что он слышал нечеловеческие вопли Гарри, как через толстую подушку. Алхимика начало шатать, но он мёртвой хваткой вцепился здоровой рукой в край рабочего стола.
Поняв, что сейчас творится с молодым человеком из-за его, умудрённого годами и опытом Мастера Зелий, небрежности и многих прочих "проколов", он, то ли от груза вины, скорее всего, от пустой траты золотого времени резанул себя скальпелем по запястью и подставил второй мерный стакан. Кровь с противным бульканьем хлынула из новой раны.


… Уж извольте узнать, откуда у Снейпа столь непоколебимо нейтральное отношение к собственной крови, бьющей парой фонтанчиков из распоротых вен. Да просто его давным-давно не пугал вид крови, равно как и мёртвых тел, даже отвратительно изувеченных. Когда он видел любого мертвеца, то думал лишь о том, что совсем недавно тот был живым человеком, его мозг работал, ибо кровь струилась в жилах, но вот по некой причине, естественной, или же, много чаше, насильственной, биения сердца больше нет, а разум заснул вечным сном. И это всё, что можно сказать с точки зрения колдомедицинской констатации факта смерти, а главное для Пожирателя поневоле – долго ли мучился и страдал человек перед гибелью, либо же его сразила милосердная Авада…


… – Наверное, хватит.
Алхимик призвал жгут и перетянул им изрезанную руку выше локтя, пользуясь зубами и здоровой рукой. Оно и правда, крови набежало с излишком в пару делений. Снейп перелил остатки в стерильную колбу, закупорив её, может же пригодиться, если что. Затем  добавил  драконьей крови ("А, сейчас не до денег!") к собственной, перемешал и влил в котёл с уже готовым блокатором, почти незаметном в основном объёме антидота.
Он дал смеси время прокипеть, убрал огонь и, пользуясь оставшимися крохами стихийной магии, наскоро охладил стакан полученного зелья, и осторожно, медленно, держась рукой за стену, понёс противоядие VIP-класса Гарри. На магические способы перемещения стакана жаждущему и страждущему не хватало никакой магической мощи, хоть прибегни к услугам палочки.


Увиденная сцена ужаснула его, видавшего виды, и была тому веская причина. Победитель Волдеморта, совсем недавно несказанно удачливый мальчишка в изодранной прямо-таки на лоскуты самим собой одежде, валялся на полу в луже крови, очевидно, что тоже своей. Понятно, что он искусал сам себя в припадках, спровоцированных безумно страшными видениями, покинуть которые, попросту проснувшись, уже не было крепости разума, да ей-то как раз Гарри никогда не отличался. На его руки дико было смотреть. И он уже не орал, как припадочный, даже не вскрикивал истерично, а тихо выл на одной ноте, и почему-то именно это казалось самым страшным во всём происходящем здесь и сейчас.


Северус заставил его открыть рот шире. Массируя шею Гарри, он принудил его сделать первый глоток, остальные пошли легче.
Осталось подождать четверть часа, и станет ясно, успел ли Спаситель с действенным противоядием, купленным ценой собственной крови, да в таких количествах, что…


Алхимик, шатаясь, вернулся обратно за Кроветворным зельем для себя и с настоящим ужасом увидел ряд пустых флакончиков.
– Всё к Мордреду и дальше! Как я мог забыть сварить его после столь достопамятного инцидента с едва не прирезавшим меня на этом же месте котлом, как барана! Черти меня заберите, я и есть тупее барана! Я же сам всю эту батарею тогда и выпил!
На этот стон, что не песней зовётся, ушли практически все оставшиеся силы, но дело необходимо завершить… почти любой ценой.
Профессор принял единственно верное решение, впрочем, как всегда, опустошив большой флакон сильнодействующего тонизирующего зелья, которое, слава всем богам, моментально начало работать. Едва почувствовав его бодрящий эффект, не слишком-то задумываясь о последствиях, как в памятный вечер недавней трансформации Рема, со звоном в ушах мигом опустевшей головы, он бездумно, будто японский запрограмированный робот последнего поколения, отправился взглянуть на Гарри.


… Да уж, да уж, сильный ход против бескрылого Ангела Смерти, уже заждавшегося и вконец заскучавшего без самого хитрого шахматиста, которого он только знал. По команде сверху последствия не посмели забыть о Северусе Тобиасе Снейпе, не откладывая неотвратимое ядерн… тьфу ты, экологически чистое возмездие, для начала, в виде резко повысившегося давления, и раскалывающейся по его вине головы.


– Спасибо Богу Неведомому, перед которым я теперь в вечном долгу! – чуть не подпрыгнув на месте, громко вскричал Снейп, топ ногой, хлоп рукой, и захохотал, как будто сам лишился ясности ума вместо Поттера, но продолжил тише и чуть спокойнее, головную боль-то никто не отменял:
– Сердце радуется, когда вижу, что Гарри перестал выть, тело его стало расслабленным и спокойным.
– Винли, старина! Доставь-ка мистера Поттера в гостевую комнату и устрой его в кресле как можно более комфортно, – лучше поздно, чем никогда на высоких тонах распорядился счастливый донельзя профессор, и не думающий скрывать улыбку чеширского кота.
Ну и что с того, что он только сейчас вспомнил очередное ценное знание: магия домашних эльфов делает их нечувствительными к весу переносимого объекта? Главное, что вообще вспомнил.
Сам волшебник побрёл (ему казалось, он летит на крыльях ночи) вновь в лабораторию за аптечкой с бинтами и мазями: от порезов, это для себя, и от глубоких повреждений мягких тканей, конечно же, для Гарри.


Туго затянутый жгут причинял изрезанной руке чересчур сильную боль, остановив в ней кровообращение. Развязывать нет сил и желания, недолго думая, Северус преспокойно перерезал его всё тем же скальпелем – чем не конгениальное решение! Залечить ранки, как обычно, одним взмахом руки, не вышло, ибо не было сил черпать стихию, несмотря на все тонизирующие зелья на свете, вместе взятые, хотя это очень и очень странно. По-хорошему, хватило бы и одного принятого зелья, но думать в таком состоянии, да с больной головой, которая стала ощущаться надутым гелиевым шариком, летающим отдельно от тела, точно неподвластно даже отдельно взятому выдающемуся алхимику. Поэтому он нанёс на порезы мазь номер один собственного изобретения и изготовления, которая мгновенно превратила их в мало заметные рубчики, что рассосутся без следа к рассвету, и отправился к Гарри лечить укусы. Профессор предусмотрительно взял сразу две банки мази номер два, потому что увиденное им на полу столовой говорило об обширных повреждениях самой плоти. Как бы ни дошло до связок и сухожилий!
Да будет Бог Неведомый, единственное истинное божество, по-настоящему чтимое когда-то Тобиасом, благосклонен и к Гарри!..


… Он открыл глаза в тот момент, когда Северус с изумительной ловкостью и сноровкой, будто всю жизнь только этим и занимался, скидывал с него, спасённого в очередной, уже бессчётный раз Героя мира волшебства и магии, клочья рубашки и жилета.
– Сев, мой Сев, что со мной было?
– Отравление ядом "Игра в потёмках". Потёмок в доме не было, а вот наигрался я… вдоволь.
– По всему выходит, ты снова спас меня. Почему же ты такой бледный? Или ещё что-то случилось, ты не рад?..
– Это пройдёт уже завтра, – пообещал Спаситель больше себе, чем спасённому, – И, естественно, я необычайно рад твоему очередному возвращению в мир живых, не надумывай себе, Мордред знает, что.
– "Завтра же сварю лохань этого проклятого зелья", – подумал профессор, быстро лишающийся не столько ненормальной для него эмоциональности, сколько остатков самоконтроля.
В итоге, он добавил вслух, сам того не заметив:
– Если вообще смогу стоять на ногах, в чём имею логические основания быть всё менее убеждённым.
Не обращая внимания на вопросительно глядящие распахнутые глаза Гарри, он принялся промывать самые повреждённые места антисептиком и закладывать в них пригоршни мази.
Когда с ранами Поттера было покончено, а руки забинтованы, Снейп из последних сил, в очередной раз позабыв о способностях Винли, самостоятельно перевалил заснувшего пациента из кресла на близко стоящую кровать, и сам рухнул на неё рядышком.
Действие тонизирующего зелья резко закончилось, будто бы оборвавшись, и Северус провалился в глубокий сон, внешне всем напоминающий обморок, или того хуже…


                ***



… И снова перед внутренним оком мелькает последняя вечерняя прогулка в парке, защищённом полосами ледяного дождика от случайных прохожих. Как со стороны,  мелькает, будто в немом кино, смазанная тёмно-серая фигура одинокого смертного, рассуждающего обо всём понемногу и вдруг приходящего к неутешительному, нет, больше, страшному в своей непоправимости выводу о собственной распущенности. 
– Тобиас, – еле слышно выдыхает Северус вместе с клубами пара, –  пока твой не упокоенный дух витал где-то поблизости, я возжелал отдаться другому.
Человек из стали с мечтательным сердцем с головой погружается в воспоминания, позабыв об окружающем мире, и нет тому веской причины, как нет и резона.


Алхимик весь вымок и коченеет от пробирающего до костей холода, но не запоминает ровным счётом ничего из внешних обстоятельств. Как он торопливо аппарирует, вместо того, чтобы прийти домой пешком, подобно магглу, но и тут отклонение от заезженной схемы, может, и накладка "кадров": дома он оказывается не в привычном холле, чтобы отдать грязную, ставшую неприятной на ощупь верхнюю одежду верному слуге, даже не в гостиной с камином. Нет, он сразу находит себя в личных покоях, где, не раздеваясь, скорчившись от озноба в ледяной одежде и склизкой обуви, забивается в уголок дорогого кожаного дивана с ногами и щёлкает пультом телевизора, уставившись в громадный экран невидящим взором…
Сам же он в это внешне бессознательное время, точно раздвоившись, предаётся ярким, наполненным смысла и… боли переживаниям из далёкого, давно ушедшего прошлого.


Как ни старайся, когда больно – болит. И то, что для живых выглядит, будто молния в полном мраке – на миг всё видно, затем снова кромешная тьма, для падающих по ту сторону и уже затянутых водоворотом смерти, есть негатив сей картинки. Молния в глазах живущих – это вечный свет всепобеждающего солнца мёртвых или близких к ним душой, как наш многострадальный Спаситель некоего, не такого уж баснословно везучего Гарри Поттера, едва тот выпадает из круга действия незримой опеки.
И всё-таки стоит уточнить, ведь в данном вопросе не должно быть разночтений: этот сильнейший обморок на грани жизни и смерти, единовременно – и песнь песней памяти сердца, видно, срок ещё не пришёл песне лебединой.


Вообще, душа человека страшится встречи с душою Вселенной, изъясняясь более приземлённо, инстинкт самосохранения у психически здоровых смертных заставляет их выживать в поистине нечеловеческих условиях, чему масса примеров, как угнетающих воображение, так и возрождающих надежды на лучший исход нашей хрупкой цивилизации.


                ***



… То был особенный день, двадцать второй День рождения Тобиаса. Выдался он, как положено приличному июльскому дню, солнечным, светлым и ясным, с раннего утра обещавшим послеполуденный зной.

___________________________________

** Очередной б-г противный парафраз, на сей раз, Матфея, 13.
*** Мохандас Карамчанд "Махатма" Ганди (1869 –1948) – один из идеологов и руководителей освобождения Индии из-под власти Великобритании, сторонник философии и практики "ненасилия"; титул "Великая Душа" так и не принял даже от Рабиндраната Тагора.
**** Седативный эффект (медицинское) - о лекарственных средствах, обладающих успокаивающим или незначительным снотворным воздействием на центральную нервную систему.
***** Повторим, что 1 имперская пинта составляет приблизительно 0,5 литра. Не вдаваясь в подробности, при весе в 70 кг организм содержит примерно 5 литров в пересчёте на общий объём крови. И вдобавок: доноры сдают около 0,4 литра за раз. В итоге получаем, при том же условном весе нашего героя ему нужно отдать единовременно отнюдь не в донорских условиях около 1 литра крови.



Пара слов о неприлично долгом отсутствии обновлений. Господа-товарищи, у нас были Обстоятельства (sic!), если хотите, Обстоятельства места и времени…  Просим простить и понять.
А теперь непосредственно к теме.

~***~


Глава 31. "Когда умирает мозг"

 
Немного о значимом заголовке: прежде всего, это название действительно оригинального американского фантастического фильма о тайнах психологии в момент смерти, 1990 года выпуска, но соотносительно нижеследующей главы следует понимать наиболее буквально и, вместе с тем, не выходя за строгие рамки нашего сюжета.

Эпиграф № один:

"Оттого, что человек умер, его нельзя перестать любить, чёрт побери, особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?"

Джером Д. Сэлинджер, "Над пропастью во ржи", 1951.

Эпиграф № два:

"… Ведь никто не возвратился – оттуда –
Оправдать наш безобразный оскаленный стыд
– лишь дрянные костыли.
         И небо как кофе
         И небо как кофе

Ведь никто не возвратился – оттуда –
Чтоб унять наш коренной вопросительный страх
Остаются только жёлуди
         И небо как кофе
           Небо как кофе"

Гражданская Оборона, "Небо как кофе", 2004

Угу, снова забегаем вперёд всего-то на годочек от линии нашего повествования,
но, во-первых, столь незначительный анахронизм сошёл бы с рук незаметно, коль не наша известная кристальная честность.
А, во-вторых, и, в главных, кто сказал, что ни один из наших главных героев не доживёт до следующего года?

 
Эпиграф № три:

"Как бы ни были несовершенны попытки существовавших и существующих религий измыслить картину загробного мира; но даже и тогда, когда вера человеческая носит неопределённый характер и предлагаемые ему догматы никак не согласуются с его смутными представлениями о вечности, всё-таки в последнюю минуту невольный трепет овладевает его душой.
За порогом жизни ждёт что-то неведомое. Это и угнетает нас перед лицом смерти.
… То, что было, усложняет собою то, чему предстоит свершиться.
Прошедшее возвращается и вторгается в будущее.
Всё изведанное предстоит взору такой же бездной, как и неизведанное, и обе этих пропасти, одна – исполненная заблуждений, другая – ожидания, взаимно отражаются одна в другой"

Виктор Гюго, "Человек, который смеётся", 1860-е

Вот эта цитата особенно интересна в связи с атеистическими убеждениями нашего многомудрого, сверх-рационального героя, идущими вразрез с тайными от всех и вся (иногда, даже от самого себя) сеансами общения с неким бесценным призрачным советчиком.

Особое примечание к главе: нет, время пускать суровую, скупую слезу не пришло, и не нужно обвинять нас в том, что ничего, кроме лёгких ласк и поцелуев в столь многообещающем романе так и не случилось, как вдруг…
Вдруг после разве что не буколической картинки следует страшная правда, описанная в лучших традициях даже не привычного для всех нас реализма, но жестокого и жёсткого, как сама жизнь, натурализма XIX века.


Конец эпиграфа



… Завершив обычные даже на любых каникулах Севви утренние занятия, чья программа еженедельно корректировалась строгим в обучении наставником, на бегу перекусив на кухне, они пустились в бешеный полёт на добродушных, ласковых пегасах к своему излюбленному лугу некошеному. Спустились чуть ниже обыкновенного уже пешком, на ходу скинув лёгкие летние мантии, и уселись на самом берегу быстрой, всегда холодной речушки, где-то в десятках лиг отсюда пополняющей многоводный Клайд, как большинство её торопливых сестриц.
По обоюдному негласному соглашению в этот незаурядный день было забыто о пропасти во ржи, пропасти опасной, бездонной. Присоединилась ли к мнению людскому сама эта пропасть, невидимая обыкновенным глазом, но превосходно ощутимая, независимо ни отчего и ни от кого, вскоре станет ясно…


Севви, дурачась, забрался по колени в воду с жарким желанием непременно обрызгать виновника ещё не отмеченного торжества, но тот сидел смирно и совсем не спешил отодвигаться, либо присоединяться к забаве. Вздохнув, Тобиас через силу улыбнулся и промолвил:
– Вот и всё, это наше последнее лето.
Но, увидев, как омрачился воспитанник, наставник поспешил прояснить мысль:
– Признайся по правде, ты бы хотел увидеться со мной, когда мне исполнится тридцать? А когда тебе самому стукнет сорок? Пятьдесят? Больше?
– Я бы предпочёл не расставаться с тобой никогда, – потупившись, отвечал Северус.
– Зато я имел честь беседовать с твоим отцом буквально на днях, и первым удостоился услышать новость, которая обязана, – подчёркнуто ударением, – обрадовать тебя и настроить на нужный лад.


Севви насторожился. Он давным-давно не ждал от отца хороших вестей.
– А пока вылезай-ка на бережок, присаживайся рядышком, не то простудишь самое интересное местечко, да плакать поздно будет.
– Эй, кто это из чужаков смеет претендовать на моё интим? Ведь по лицу вижу, что речь не о тебе, – с вымученным смешком парировал воспитанник, тем не менее, послушно вышел на берег и улёгся на спину, подставляя тело не столько лучам припекающего солнца, сколько взгляду и… быть может, не одному взгляду обыкновенно щедрого на ласку Тобиаса.
Нет, ну должны же они отпраздновать по-настоящему, раз уж в отцовском замке полностью игнорируются всяческие праздники, включая Рождество.


Но слова наставника сначала больно бьют по ушам Севви, похоронным колоколом отзываясь
во мгновение ока опустевшей голове, и вот уже пепел Клааса стучит в его сердце.
– В следующем году, едва ты станешь совершеннолетним, твой отец, высокородный патриций сэр Тобиас Снейп имеет твёрдое намерение познакомить тебя с наречённой. Вы помолвлены с колыбели, однако по воле глав семейств не имели счастья видеться лично. При условии успешной сдачи Т. Р. И. Т. О. Н. в Хогвартсе тебя тотчас вознаградят пышно обставленным  венчанием с чрезвычайно добродетельной, чистой девицей, которая из крайней предосторожности в вопросах нравственности пребывала на домашнем обучении. Мне сказали, что девушка эта прекрасна собой, отлично воспитана в истинно магических традициях полного повиновения супругу. И да, также она подходяще сложена для многократного счастья материнства.
Подумай лишь, сколько здоровых, крепких сыновей она способна родить тебе, возлюбленному супругу, столь страстному и, наверняка, пылкому в постели!
Представь себе, как лично ты можешь быть не только счастливым в семейной жизни, но и не дать основной ветви своего знаменитого рода угаснуть. Ибо мы знаем, что и отец отца твоего прижил от супруги своей всего одного ребёнка, по счастью, оказавшегося мальчиком, так и благочестивый отче твой сумел произвести от чресл своих только тебя –  дитя хрупкое, как сложением, так и здоровьем.
Лично мне показалось, что всех этих фактов и захватывающих перспектив вполне довольно, дабы заранее полюбить свою красивейшую, честную невесту всем сердцем, душой и телом.
И, знаешь, что самое главное для тебя в приближающемся учебном году? – Тобиас нервно, пытаясь скрыть напряжение, охватившее его во время произнесения длительной речи, далеко отбросил изжёванную травинку и сел, не глядя на воспитанника, зато почему-то на полуденном солнцепёке накинув на плечи мантию, будто желая скрыть неподходящую к словесам своим наготу.


Меж тем, Северус отдался страданию почти абсолютно, не скрываясь от наставника. Он лёг на бок и подтянул колени к животу, прикрыв ими пах, приняв, говоря по-маггловски, позу эмбриона. После… таких известий не хотелось ровным счётом ничего, просто вдыхать, и то было трудно. На грани сердечной острой боли юноша хватал ртом вмиг показавшийся раскалённым воздух, но и его катастрофически не хватало, ведь дышать полной грудью он не мог, и будет не в состоянии ещё минут пять-десять. Севви без единого движения и стона, мужественно боролся за каждую бесценную каплю кислорода.
Боль резкая – это лишь первая фаза, за ней следует куда более длительная и тяжело переносимая боль ноющая, тупая, где-то высоко над сердцем, при малейшей попытке перевести дух, отдающаяся в недужном органе пронзительными уколами, болезненными чуть ли не до слёз. Верно, именно про такого рода боли и сложили поговорку: "ровно камень на сердце налёг".
Эти приступы случались у совсем ещё крохотного Севви, и он едва слышно попискивал от смертельного леденящего ужаса, пугая ничего не понимающих домашних эльфов, приставленных к забытому наследнику вместо людей.   


В то же время, наставник, будто не замечая откровенных мук подопечного, строго продолжил, сделав акцент на завершении фразы:
– Конечно же, изо всех сил сохранять собственное целомудрие, не впадая и не вводя в соблазн.
Но…
– Никаких "но" и никаких свадеб в семнадцать лет, когда не имеешь ни своей крыши над головой, ни кната ломаного в кармане, заработанного своим трудом… – в отчаянии прохрипел Северус, наплевав на боль и страх смерти, – Да и как мне вдруг взять и влюбиться в совершенно незнакомую и не знающую жизни девчонку?
Ведь я любил, и буду любить всегда одного тебя во всём подлунном мире! – голос вернулся, а боли сердечной юноша не замечал из-за преобладающих душевных страданий, как положено, чувствующихся стократ сильнее телесных мук.
– Севви, не горячись, не смей забывать, ведь я-то мужчина, значит, нам невозможно быть вместе, – продолжал тем же нравоучительным тоном наставник, чьё сердце кровью обливалось от того, что именно ему выпал жребий неимоверно жестоко терзать и истязать самое естество "своего милого мальчика".
Тобиас с трудом сдерживал их обоих. Первым порывом было крепко обнять, заключить в кольцо рук, прижать к груди несчастного Севви, успокаивающе гладя по голове, но его жёсткий и, в то же время, справедливый отец повелел наёмному магу оставаться крайне принципиальным и неуступчивым даже в мелочах. Цитируя самого сэра Тобиаса Снейпа: "Мелочей в таком архиважном деле нет, и быть не может".

– И будь так любезен, не перебивай старших, выслушай условие, при котором твой брак, что обязательно станет удачным и приятным, в особенности, для тебя, может быть заключён как можно быстрее.
Пойми же, упрямец, это сперма ударяет тебе в голову. С тех пор, как ты окончательно расстался со своей терпеливой подружкой мисс Эванс, единственным близким человеком остаюсь я, но со мной у тебя ничего бы не вышло.
– Ха! Ты-то наверняка спишь и видишь, как поскорее покинуть этот неуютный, неприветливый замок с сексуально озабоченным уродливым парнем, который чуть на шею тебе не вешается, так? Уверен, кто-кто, а ты точно копишь денежки, чтобы пирком да за свадебку, и в дальнейшем благопристойно содержать множество отпрысков мал мала меньше, я ведь прав? А я для тебя только источник необходимых денег, и только-то?!
Под конец Северус, как маленький, срывается на фальцет, из его огромных от едва переносимого горя глазищ катятся по щекам и дрожащему подбородку предательские слёзы обиды и ревности, незамеченные им самим, зато отлично видные Тобиасу.


К этакому колкому, язвительному и, в какой-то степени, правдивому выпаду, преисполненному нескрываемой ярости и ранящего отвращения к собственной персоне, наставник был не готов. Признаться, он опешил и не нашёл в ту минуту нужных слов для верной расстановки приоритетов.


… Вдруг Севви осенило, и он моментально, как дикая кошка джунглей, оказывается верхом на коленях Тобиаса, вплотную прижимаясь задом к его бёдрам и низу живота, приподымаясь и выгибаясь, раз за разом скользит всей дышащей полдневным жаром влажной долинкой между ягодицами по тотчас отвердевшему и покрывшемуся благотворной смазкой члену старшего мага. Тот на пределе слышимости, не позволяя себе распускаться, глухо постанывает, но, повинуясь инстинкту… подаётся навстречу столь рьяному соблазнителю, массируя его нежный, крохотный анус, то пальцами, то головкой члена, делая вид, что совсем скоро ринется внутрь. Однако до поры-до времени он не проникал внутрь ни на четверть дюйма…
А, может, Тобиас и впрямь с минуты на минуту намеревался уступить беззвучной мольбе двух жаждущих близости тел, уже слившихся почти воедино?.. Недаром он уже обхватил вспотевшей ладонью горячий и трепещущий от нетерпения пенис Севви, но…


Увы, вновь проклятое "но", Тобиас в то же мгновение, как обжегшись, отдёргивает излишне похотливую руку. Зато он сей же час резко разворачивает распалившегося юношу лицом к себе, страстно обнимая, и они предаются бессчётным, самым жарким, наипаче сладким поцелуям с безудержным танцем языков. А каковы их крепчайшие – никто на свете не сможет разомкнуть их! – объятия.
Зубы Севви нежно и ощутимо несколько раз туго сжимаются на подбородке Тобиаса, не оставляя ни следа, и это одна из любимых ласк для наставника. Он сам то и дело пытается величайшим усердием воли возвратить себе безупречную, как всегда, силу духа и непреклонность, но временно выходит плоховато.
Они пытаются что-то сказать друг другу, однако…


… Однако, вы все, молитвенно называемые раболепствующим человечеством богами мира подлунного, даже ты, Божество Неведомое древних! О, будьте, будьте снисходительны к лепету влюблённых, схожему с воркованием горлиц на кедрах ливанских. Всем известно, не несёт лепетание это смысла никакого для третьего лишнего, окажись он тут путями неправедными, нехожеными, зато многозначительно оно для пары любящих и исполнено самыми необходимыми, желанными словесами.
– Ты… и правда?..
– Да, я уже давно, только мне желалось дождаться твоего праздника, чтобы…
– Не говори, не нужно.
– Так ты согласен?
– Севви, нам нельзя, это не годи…


Но упрямого юношу, похоже, не остановить словами, на которые он и сам мастер. Вот же, вот же он цитирует их любимую втайне от всего мира маггловскую "Песнь Песней", красиво и мелодично, превосходно поставленным голосом напевая, при этом водя безвольно раскрытой ладонью наставника по себе:
– "Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь"
Севви манерно (или же бескрайне смиренно?) кладёт руку Тобиаса себе на уста, будто бы запечатывая их.
Полу-открытые лепестки покрасневших губ, влажный взор сумасшедших звёздных очей юноши, обрамлённых густыми угольно-чёрными ресницами, блистает алмазами и сказочно манит.  Белоснежные, тонкие, сильные руки дивно нежны, стан гибок, словно девичий, и Севви ласкает загнанного в угол, столь же неискушённого старшего мага едва ощутимыми, наилегчайшими, тем и дразнящими более всего, обещающими чистейшее блаженство прикосновениями.


Всё это, включая сладостный напев новоявленной "сирены" или, если хотите, ламии, – уже запрещённый удар ниже пояса, и Тобиас резко, едва не жёстко отстраняется, но тут же нежно, на зыбкой грани страсти и холодности целует повесившего голову, как полевой цветок перед грозой, ученика в губы:
– Если это сделаю я, или кто другой возымеет столь великую власть над тобой до совершеннолетия, дивный аромат святой Невинности, необременительный для тебя, но превосходно слышимый мной и отцом твоим, Севви, в мгновение ока исчезнет без возврата.
– О, кому какое дело до некоего очередного выдуманного поэтами "парфюма"?
Эх, чувствую, не по отношению к юнцам вплетают его в сладкозвучные рифмы, но применяют к воспеванию юниц единых, девственность которых всегда высоко ценилась даже среди магглов…


Тобиас печалится всё больше, легко пересаживая воспитанника, – теперь одну кожу да кости – бочком на сдвинутые ноги, и легонько чмокнув в нос, заканчивает:
– Знай, Севви, поверь только, этот аромат не придуман, и у юношей он куда ярче запаха кустов цветущего жасмина, куда слаще благоухания самых лучших сортовых роз, он прекраснее всего на свете именно потому, что недолговечен.
Но коли после официально отведённого свободного времени со мной – сегодня перед ужином или, что всего ужаснее, завтра с утра, он рассеется, сводить счёты за это величайшее из прегрешений пред лицом, а-а, пусть бы даже общепринятого Мерлина, будут лично со мной.
И уж точно сэр Снейп не станет вызывать подчинённого на магическую дуэль, да и вряд ли он пожелает просто взять и милосердно заавадить преступника…
– Не надо! Я знаю, какое Непростительное отец любит больше остальных! Но это же кроты и крысы, а ты-то  – человек!
Увы, наследник рода наслышан о приверженности отнюдь не "благочестивого отче" к множественным Crucio, удерживаемым над крохотными, истошно верещащими и дико, до безумия нелепо корчащимися жертвами вплоть до самого их нестерпимо мучительного конца, а его информатор – тоже перепуганный парой-другой таких лишающих сна и аппетита картин, друг детства Винли.


И именно сейчас Севви запредельно сильно хочется улететь вдаль от всей этой непролазной, необъяснимой грязи и нечеловеческой, вызывающей одну только гадливость жесткости, по ночам царящей в замке; улететь прочь, захватив с собой Тобиаса, а как-нибудь в ближайшее время вернуться и за бедняжкой Винли.
Вот бы научиться летать без крыльев и заклинаний подобно вольной птице, тому же мудрому вещему ворону!..


Но никто не мог предвидеть и самого настоящего чуда, разумеется, из разряда обыкновенных, как любое волшебство в глазах урождённых магов.


Только Севви вскакивает в полный рост, как ноги его приподнимаются над помятой травой, сначала еле заметно, но нет – он уже парит в воздухе на высоте нескольких ярдов, широко, вольготно, легко раскинув невесомые руки.
Тобиас приходит в полный восторг. Ещё бы! Наконец-то этот гадкий утёнок в глазах подавляющего большинства окружающих превратился в прекрасного лебедя, стройного, белоснежного телом, непорочного, по сути своей! Уж теперь "его милый мальчик" для всех и каждого будет выглядеть, как все эти годы для одного лишь Тобиаса – самым необыкновенным и всегда хранящим частичку величественной тайной силы.


За этими мыслями наставник не забывает приготовиться при необходимости притянуть чудесного ребёнка, попирающего законы гравитации, обратно к земле, но этого не требуется.
Зато Севви больше не плачет, не злится, он лишился "греховного желания", ему даже не больно, ибо оказалось, он умеет… умеет летать без крыльев! Что ему за дело до какой-то незнакомой наречённой, ненужной в столь ранней, беззаботной юности!


Жаль, что все чудеса, во-первых, имеют, или должны иметь логическое объяснение. А, во-вторых, они когда-то, да заканчиваются.
Так произошло и с Северусом, легко, будто пёрышко, опустившимся на землю и, горделиво вскинув подбородок, не без плохо скрываемого вызова провозгласившим:
– Выходит, я стихийный маг. Тобиас, можно ли поверить, что это так легко – в мгновение ока превратиться из заурядного выпускника Хогвартса, всего-то хорошего знатока Зелий и изобретателя нескольких заклинаний, в практически всемогущего волшебника?
И Тобиас забывает обо всём на свете, о пресловутом условии, высказанном господином в повелительной форме для срочной передачи наследнику. А ещё несколько минут назад наставник пошёл бы на всё, что в его силах, только бы дело не дошло до разговора  нервного, чувствительного, болезненно самолюбивого воспитанника с родным отцом.


По мнению сэра Снейпа, кстати, полностью совпадающему со скромными, не разглашаемыми идеями, частенько посещающими и Тобиаса, Северус обязан в кратчайшие сроки разорвать все связи с компанией Люциуса Малфоя. Ибо негоже высокородному наследнику рода Снейп изображать ряженого под водительством будто из ниоткуда всплывшего странного "благотворителя". Пусть, пусть его собирает в Лондоне массы зевак и пылко проповедует строжайший диктат чистокровных семейств в Магической Британии.
Несомненно, сэр Тобиас Снейп совершенно не из любви к "грязнокровкам" выдвинул такой жёсткий ультиматум, он не желал, чтобы единственный сын оказался вовлечён в некое тайное общество, находящееся вне закона, значит, противное всему магическому сообществу. В особенности же, отца волновало мнение высшего света, куда предстоящая свадьба на родовитой ведьме заслуженно возвращает непорочную долее фамилию. А кто же знает, чем эти подпольщики занимаются, собираясь вместе, а не на глазах у доверчивой толпы?
 

Но Тобиасу и Севви на радостях стало не до самозваного лорда Волдеморта. Они без малейшего сопротивления стрелам и факелу Амура сдались в сладостный плен напористости страстных поцелуев и пылких объятий, доводящих до тянущей боли; дарующей забвение условных приличий, желанной, как предвкушение чего-то большего, и лишающей остатков разума тяжести в горячем паху.
И, как уже было заведено, юноши сделали вид, что закончили это греховное, в высшей степени не угодное Мерлину занятие, нырнув с небольшого обрыва головой вниз в ледяную, освежающую во всех отношениях речку. Но и там они ещё долго не успокаивались, а отважно продолжали плескаться, поднимая кучу брызг, барахтаться, плавать против течения ладонь в ладони. Словно не ведая меры в искренности, молодые люди прижимались друг к другу самыми сокровенными местами. А уж как они покрывали друг друга жаркими, исступлёнными, не знающими ложной стыдливости лобзаниями! Какие изысканно мастерские ласки, выдающие неиспорченную, интуитивную искушённость, они расточали!..


Наконец, их движения стали до того слаженными, учащённое ритмичное дыхание зазвучало в унисон, заполоняя пасторальную тишь, затмевая встревоженные птичьи голоса в прибрежных зарослях, что со стороны могло показаться: вот-вот самое заветное для них обоих, желанное, жизненное, случится наяву.


… Сколько бы Тобиас не строил строгие мины, не читал мораль, сколько бы ни отказывал Севви в воплощении его мечты, это была вынужденная полуправда. Сам полный жизненных сил и тщетно подавляемых страстей, одинокий молодой мужчина так же, как его подопечный, жаждал реализации столь знаменательного события. Да и что греха таить, по мере  взросления Севви его тоже часто мучили и изводили многочисленные сновидения со схожими сюжетами о желанном пылком соитии.
Останавливал он себя лишь одним, но сколь сильным велением разума: из-за минутной вспышки его, и только его вожделения, разом пострадают два древних дома магов, богатый и бедный. Но грязное, греховное пятно это, пожалуй, не смоется ничем, кроме изъятия душ из ещё живых тел ослушников, да выжигания их имён с генеалогических древ. Что может быть ужаснее такой кары, когда ни могилы твоей, ни памяти о тебе не останется, будто вовсе ты не родился? Да и кто знает, удовольствуются ли этой "высшей мерой" жестоковыйные книжники и фарисеи мира магии, не удовольствуются ли "малым"? Быть может, захотят они уничтожить подобным образом всех родных, сгноив их в Азкабане, а головы невинных младенцев разбить о бездушные камни древних замков, и не такое видевших во времена оны…
Тут-то "Рахиль заплачет о детях своих и не захочет утешиться о детях своих, ибо их нет",* либо реализуется самое убийственное, непростительно жестокое "проклятие памяти" по римскому образцу,** и даже следов родовых кладбищ не останется на земле Британии Великой.


Поэтому терпи, Тобиас, и помни, что ты всего-навсего нанятый за деньги гувернёр, однако, давший слово чести отцу этого черноокого, страстного каждым нечаянным касанием своим, каждым взглядом, брошенным на тебя, даже звуком ослабевающего во сне дыхания воспитанника, в том, что не покусишься на его целомудрие. Терпи, слушая ежечасно биение двух сердец, как одного, но ни в коем случае не давай выхода естественным потребностям организма в отношении человека своего пола, иначе отвернётся от тебя Бог Неведомый, и всё семейство проклятого содомита оставит Он. 


… Разумеется, с такими установками и самоограничением старшего волшебника, парочка только порезвилась всласть, пока со стоном сладострастной муки не выплеснул семя Севви, а вслед за ним и молчаливый даже на самом пике страсти Тобиас.
Уже с бережка при свете клонящего к западу солнца они долго-долго провожали взглядами два едва заметных белёсых размытых пятна, увлекаемых скорым течением и водоворотами, вскоре слившихся воедино.


Праздник удался, не какая-то там низменная мародёрская шалость.
Тогда скажите, откуда здесь и сейчас эта вселенская скорбь, выражение переживания сильнейшей душевной боли в глазах Северуса Тобиаса Снейпа, в одночасье, в поистине нежном возрасте ставшего стихийным магом?..


А и, правда же, "отчего люди не летают?
Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы?"
Но чтобы летать, так уж всем, не только ведущим одинокую жизнь изгоев из-за столь чудного дара избранникам Фортуны…



***



… Из обморочного сновидения алхимика вывели нетрадиционным, но необычайно действенным способом: глубоким и страстным поцелуем.
– "Тобиас, ты ли это простил меня и вернулся… наяву?.."
А в ответ – тишина.
– "Нет-нет, чувствую прикосновение чьих-то чужих, жадных горячих губ.
Твои поцелуи были иными, неторопливыми, в том-то и была потаённая суть их страстности, сладости вечно запретного плода.
Они казались мне, да и были по-настоящему в высшей степени нежными, осторожными, томительно галантными, и навсегда останутся неповторимыми, желанными до безумия".
По счастью или нет, но из-за мучительно отдающейся в каждой клеточке тела слабости алхимик произнёс это мысленно.
Почти в тот же миг разочарования его осенило:
– "Гарри, это же Гарри Поттер, спасённый мной, больше некому. Ремус бы так меня не поцеловал ни при каких обстоятельствах", – более живо, правда, с изрядной долей безучастности мелькнуло в мозгу, – "А этот Гарри, глупыш, таким образом, старается помочь мне, в свою очередь".


Профессор, ещё плохо соображая, как, и вообще, надо ли изъявлять признательность этому третьему лишнему, прервавшему идиллическое видение, попробовал досадливо отмахнуться, но у него не вышло и пальцем пошевелить. Помимо воли пришлось выражать благодарность,  даром, что желанием Северуса было бы остаться в сумеречном состоянии ума как можно дольше, наслаждаясь близостью хоть трижды снящегося, "ненастоящего" Тобиаса.
– Вынужден сказать Вам спасибо, мистер Поттер… – вдох-выдох, как мало воздуха в этом помещении!.. –  за поистине необычайный метод возвращения в мир живых, но… – совершенно нечем дышать!.. –  с прискорбием извещаю, что по-настоящему мне помогло бы…  – только бы договорить и не задохнуться окончательно… –  лишь очень большое количество Кроветворного в смеси с… – ну же, последнее усилие, –  Укрепляющим зельем.


Чёрт бы всё это забрал с потрохами! Нельзя даже позволить себе отвести душу, по привычке язвительно и витиевато выражаясь, приходится брать паузу за паузой, чтобы перевести дух и отдохнуть, а кислорода страшно не хватает, боязно и глаза-то открыть, непонятно, отчего.
Так-с, самое время заканчивать вводную часть, не то станет поздно на белый свет глядеть.
– Проблема в том, что… у меня полностью закончилось первое зелье, а сварить его, как видите, я не в силах, иначе бы… не лежал с Вами на одной кровати, уж поверьте.
– Не ершись, Сев, я хотел хоть так вытащить тебя из объятий неминуемой смерти, ну, на мой взгляд. Сам посуди: ты был невероятно бледен; всё лицо в поту; руки как лёд.
Ты хрипло, урывками дышал, сердце билось то быстро, то медленно, то, вообще, как-то вперемешку…
– Мерцающий пульс, – отрезал алхимик, с тяжестью душевной распахивая глаза, а Гарри не мог надивиться пронзительному и глубокому, полному скорби с оттенком безграничного отчаяния взору любимого.
Он не понимал, да и как он мог догадаться, откуда родом этот взгляд, что же такого привиделось Севу на грани жизни и смерти?
Но, собравшись с духом, Герой деланно оптимистично отчитался:
– Ну да, наверное, это так называется, но пойми же ты, гордец, что здесь, кроме бинтов и двух банок из-под мази, ничего не нашлось. Я уже прекрасно знаю, что в лабораторию мне хода нет, и, естественным образом, перепугался за твою жизнь.
За неимением ничего вразумительного под рукой, я попросту сделал, как в "Красавице и чудовище".
– Отменный комплимент в мой адрес, мистер Поттер, ценю… Ваше чувство юмора, – только и могло покуда вымолвить "Чудовище", благородно взвалившее на себя столь незначительную роль.


Вместо малейшей тени обиды, этот "наглый мальчишка Поттер" расхохотался от всей души, чем окончательно стряхнул остаточную, рудиментарную неприязнь Снейпа, временно возрождающегося к жизни и понемногу забывающего те поцелуи, объятия и ласки, что были для него явью несколько минут назад, зато в совершенно иной реальности.
Вот оно что, по сию секунду вызывающее скорбь и грусть: вся та сцена на речке, на речке, на том бережочке, на самом деле была освещена всепобеждающим солнцем мёртвых, ныне кажущимся вспышкой яростно ослепляющей молнии во мраке бытия земного, одним из его скоротечных эпизодов, всего-то.

– "Смеётся, значит, по меньшей мере, с ним всё в порядке, и моё колоссальное кровопускание почти что согласно кашруту, лишь не поперёк горла,*** не было внеочередной пустой, напрасной жертвой.
Отлично, есть все основания гордиться собой в техническом плане. А что? Найти экстренный выход для изготовления продвинутого антидота к уже действующему в полную силу, да ещё и быстрому яду…
Пожалуй, если снова выживу, набросаю статейку в какой-нибудь закрытый журнал для своих, поделюсь исключительно достижением. Вне всяких сомнений, я опущу за ненужностью свои потрясающие ошибки, едва не стоившие жизни моему всё ещё потенциальному Посвящае… моему милому, наивному Гарри", – думал расставивший все точки над i профессор под его затихающее, похожее на истерическое, ржание, смешанное с похрюкиванием.


Но Снейп, только задумав труд, принесший всегда желанные живым лучи славы, и тому подобное, как ощутил зарождение сразу же тупой, длительной и серьёзной боли в сердце, заходящемся в аритмии с тахикардией; похолодание конечностей вкупе с телесным жаром, в особенности пылало лицо; а невидимые молоточки выстукивали в висках сложный джазовый ритм. Волнообразно возросло давление на грудную клетку, и мысли в голове смешались, как всё в доме Облонских. Долго ли, коротко, запахло очередным обмороком, а нужно ещё столько всего успеть сказать Гарри, не распыляясь по пустякам. Сейчас лишь одна задача – выжить… почти любой ценой.


– Гарольд Джеймс Поттер, хотите отдать мне Долг Жизни? – вдруг серьёзно и официально выдохнул маг, положившись на удачливость гриффиндорца, пускай и легендарную, раз уж больше ни на что надежд нет.
– Конечно, но после Школы примерно за полтора месяца я уже трижды задолжал Вам, сэр. Первый раз – за клинику. Второй, разумеется, за проснувшееся к жизни сердце. И третий, естественно, за вчерашние "Потёмки". Северус, за любой из этих долгов я обязан Вам жизнью, повторюсь, не считая Вашей отлично завуалированной под ненависть опеки в Хогвартсе. Как же мне расплатиться с Вами сразу за всё? По-моему, всей моей жизни для этого не хватит.
Да и стоит ли расплачиваться, ну, только если Вы настаиваете? – заключил Поттер совсем уж неуверенно.
– Если мы будем перечислять всё по порядку, вдаваясь во всевозможные подробности, могу утверждать, что это я обречён, это моей жизни скоро конец.
К чему, например, второй "долг", который таковым не является? Вы просто влюблены, а никакое чувство, эмоция не может считаться долгом. 
Коротко говоря, не пугайтесь, Долг Жизни стоит всего ничего. Сварите для меня котёл Кроветворного зелья по моему лично усовершенствованному рецепту, и я зачту Вам все долги, как настоящие, так и выдуманные. Всего за один котёл зелья, учтите свою невероятную выгоду. В противном случае мои обмороки станут чаще, глубже и продолжительнее, и очень скоро я умру.


У алхимика хватило сил на всю эту тираду, произнесённую на едином дыхании, но едва различимо, невнятно и абсолютно безэмоционально…
… Как вдруг смазанным ядом наконечником клинка ударила его в самое больное сердце идея о "книге, колоколе и свече" с рыхлой болотистой или пропитанной дождями землёй, взятой левой горстью из-под левой стопы. Обо всём необходимом для очистительного ритуала, но отсутствующем по собственному небрежению, элементарной забывчивости.


… Однако так много говорить, поучая и руководя длительным обрядом, даже беря паузу за паузой, значит, фактически обречь себя на заведомо проигрышный ход в партии со Смертью, а не с руки торопиться туда, где нет ничего, лишь библейская тьма. "Пока дышу, надеюсь", – истинно говорили древние.
Пригрезившееся видение с Тобиасом лишь подтвердило, что на первых порах в мозг поступало достаточно крови для подспудных воспоминаний, как и вообще, воссоздания на их основе столь многогранного, яркого, главное, правдивого видения.
В следующий раз такое уж точно не повторится – рассудок будет угасать по экспоненте из-за нехватки кислорода в сужающихся сосудах головного мозга, которому станет не до "красивостей".


… И всё же до молчаливых слёз, до немого крика, пусть поздно, пусть напрасно, только обмолвиться о тщательном изучении избранного раздела чудо-книги, и то, так невыносимо тянет! Быть может, невидимый ядовитый кинжал перестанет раз за разом прокручиваться в ране, если позволить себе выговориться…
Не замечая никого и ничего, уже не чувствуя ледяного пота на лице и конечностях, игнорируя бивший его озноб, Северус принялся, неслышно шевеля губами, обзывать себя клиническим идиотом и неизлечимым дебилом, не переставая корить мысленно.
Оно и к лучшему, что Мастер Зелий остался без внимания растерявшегося Гарри, который решил, что любимый бредит, и не стал вслушиваться в "несущественную чепуху".
– Нет мне ни прощения, ни малейшего снисхождения, ведь я потратил такую уйму времени на сплошные чужие проблемы, которые мне же боком и вышли! Как это похоже на меня прежнего – подневольного, откладывавшего вероятностную жизнь, жизнь под знаком вопроса, на потом, на когда-нибудь "после". Вот и теперь упущено из вида главное: Гарри не знает латыни не столько на должном уровне, а вообще никак! Это я, я, я не научил, не объяснил и поверхностного смысла. Спрашивается: чего же это я так стеснялся?


Коль и вправду пришёл срок уйти за горизонт бытия в до-древней Пляске смерти, возглавляемой извечным сборщиком дани со всех людей, увы, проиграв сему первому танцору – безобразному, бескрылому Ангелу; как же страдальчески обречённо хотелось бы встретиться с Тобиасом духовно чистым… 
Но не дано, а нечего было всё самое важное и нужное тянуть до греческих календ, откладывая на чёрный день, самостоятельно устроив его неприметное, тихое, ничем не выдающееся пришествие. Вот ведь глупость людская! Насколько же она безгранична и бездонна!


Итак, более не взвешивая по привычке все "за" и "против", потратив массу сил и, главное, энергии на несколько относительно связных мыслей, и уже чувствуя неотвратимость накатывающего, куда как сильнейшего обморока, Северус торопливо зашептал чуть слышнее, так, что на его слова обратили внимание:
– Гарри, не бойся, я скоро немного… отключусь, а ты пока подумай, не возьмёшься ли вновь за изучение той моей книги, страницы за страницей, о, всего-то трёх малых разделов, что, возможно, мне выпадет счастливый шанс указать тебе. Ты только напомни мне, если…


Но застыл он надолго, прямо-таки вылитый "трупой жив", и живой-то только потому, что Гарри уверенно прислонил ухо к его сердцу и внимательно вслушивался, бьётся ли оно.
Да понятно и без лишних слов, молодой волшебник на грани непоправимой утраты обещал, он клялся так горячо, как ни разу в жизни, что при надобности выучит проклятущую книженцию наизусть от корки до корки, просто-напросто сотворит всё, что Севу заблагорассудится! Только бы милый, нет, единственный на всём белом свете Сев, пришёл в себя и дал бы своему покорному, ничтожному, но страстно любящему полукровке, допуск в лабораторию. И присовокупил бы указание, где искать рецептуру самого необходимого на свете зелья, этого Мордредова Кроветвора, А уж Гарри расстарается вовсю, и с Мерлиновой помощью наварит его столько, что Сев сможет принять ванну в нужном, как сам воздух, зелье, добавив, сколько душенька пожелает, уже готового, как  было понятно, Укрепляющего. И пусть он, Гарри Джеймс Поттер, ходит в вечных должниках у Северуса Тобиаса Снейпа, но будь гад, а за посильный вклад в виде неотложной помощи возлюбленному никаким Долгом Жизни, ровно девка натурой, брать не будет. 


Жаркие ли речи Гарри тому помогли, или же настало время Северусу вернуться из  бесцветного забытья, мира теней, что волшебниками зовётся не Тартаром древних магглов, а своим собственным Посмертием, напрочь лишённым даже намёка на красочность первого, столь обманчиво чарующего обморочного видения, кто знает наверняка…
Как-никак, но краем уха больной уловил мольбу чуть не плачущего спасённого им, такого непосредственного и откровенного человечка:
– Северус, Сев! Ты  встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя, моего желанного!..
Лишь допусти меня в свою святая святых и скажи, где рецепт. А нынче нам нужна одна победа! Мы за ценой не постоим.


"Желанный" немедля содрогнулся всем телом, словно пытаясь сбросить с себя давящую пустоту, имеющую столь великий вес, что нельзя вздохнуть… и ему это удалось.
Гарри осторожно, будто бы новорожденного, подхватил под спину Северуса, ставшего тяжёлым, как любой умирающий, хорошо, пускай тяжелобольной, и обложил его подушками, свёрнутыми покрывалами, постельным бельём, да всем мягким, что нашлось в комнате, так, чтобы бесценный больной мог полулежать, значит, и дышать ему станет легче.
В свою очередь, Мастер Зелий как-то особенно легко и проникновенно улыбнулся своему медбрату, эх, чего только тот не разглядел в выражении осунувшегося лица с заострившимися чертами, кажется, вопреки всем законам логики, ещё и ещё побледневшего пациента.
Снейп со свистом втянул воздух, не находя нужным скрывать муку быстро прошедшего, но запредельно сильного приступа боли в сердечной мышце, сразу после чего разразившись сухим выворачивающим наизнанку кашлем. Гарри напоил несчастного с помощью своей волшебной палочки и Aquamento. Алхимик, уже не в силах и голову повернуть, лишь скосил глаза, в которых ясно выражалась самая непосредственная благодарность за понимание без слов.


… В старину красиво говорили, что если существует якорь спасения, то существует и взгляд, молящий о спасении. Верно, когда душа человеческая с болью силится свергнуть оковы бренного, так недавно полного сил тела, и вырывается такой вот неподдельно прямодушный взгляд у людей самых скрытных и в любом обществе постоянно носящих личину невозмутимости, олимпийского спокойствия и бесстрастного хладнокровия.
Именно таким признательно-возвышенным и показался впечатлительному Гарри взгляд Северуса.

               
Вскоре Мастер Зелий собрался с последними, как самому чудилось, силами, ибо столь дурно, беспрерывно больно и, честно говоря, до смерти жутко, ему, опытнейшему шпиону, вынесшему величайшее множество магических наказаний и пыток, никогда не бывало. Ему казалось, он гибнет от удушья, и ужас режет уши напополам.
Он и хотел бы шёпотом, да ясно произнести одну-единственную реплику в тщетных поисках утраченного времени, под завязку забитого обмороками и несвязными мыслями, но получился хрип, невыразимо колко жалящий покидающее рассудок и душу человеческое достоинство:
– Ныне мне легче кратко продиктовать рецепт, чем подробно рассказывать, как разыскать его в лаборатории среди кипы других записей.
Северус ненадолго умолк, отчаянно не желая мучиться, быть может, напоследок, ещё и по поводу уязвлённой гордости – в его понимании, стержня оного достоинства.
А продолжил он почти нормальным тоном, только чуть взволнованно и, опять же, торопливо. Он всё боялся опоздать, и понять его страхи можно, даже нужно.
– Призови-ка себе всё нужное для письма, да пройдись по комнате несколько раз, затем соверши скорый променад по коридору.
Я хочу… – паузы избежать всё ж не удалось.


Она оказалась необычно зловещей даже для этого знаменательного несчастьем дня, сопровождаясь не столько рваным, неимоверно тяжким дыханием, как глубоким, сиплым стоном, рвущим слух выжившего и душу умирающего, мысленно сказавшего себе: "Ко всем чертям хоть семикратно очищающие книжные ритуалы, и впрямь поздно!.. А, чёрного кобеля не отмоешь…".
Мучительно трудно и медленно сглотнув вязкую горькую слюну, Северус едва сумел вымолвить:
– Я хочу быть уверен в твоём добром здравии. Иди, прогуляйся мне на радость.
А я-то сейчас, уверен, страшен, как чёрт и его малютки, не так ли? – по-маггловски пошутил алхимик.
Да уж, не надежда, а ехидство умирает последним, по крайней мере, в случае с Северусом Тобиасом Снейпом.


Гарри Джеймс Поттер с трудом выжал улыбку, не поняв соль остроты, и поспешил выполнить ясное указание, практически бегом (ведь каждая секунда на счету!) проскакав галопом по гостевой и коридору, но не увлекаясь – пока не до прогулок. Он чувствовал себя на подъёме, о чём и сообщил Снейпу, с налёту не заметив, что тот снова в обмороке.
– "Надо принести ему хотя бы нюхательную соль", – просто, как всё гениальное, внезапно осенило Поттера.
Спасённый спасатель Спасителя с места рванул в лабораторию, не изволив заметить, что у него сразу получилось в неё попасть, и тут же нашёл то, что нужно. Это была большая банка с притёртой крышкой, под которой обнаружилась пахнущая едко, до слёз, сухая марля в несколько слоёв. К тому же, уже в злополучной гостевой оказалось, что банка подписана.
Недолго думая, Герой сунул вонь несусветную прямо под нос алхимику, чудом не повредив ему слизистую.


– А, Вы нашли её, слава богам, – тот чихнул, сморщив нос и не сумев прикрыть рот рукой, но и не вздумал обратить на этот "верх невоспитанности" никакого внимания.
Вообще-то, судя по официальному тону и взгляду свысока, хоть не отталкивающе резкому и "по-свойски" подслеповатому, Северус не узнавал Гарри даже вот так, нос к носу.
Он преспокойно оповестил, ни к кому лично не обращаясь, как будто частично уже, или, всё же, ещё, стоял одной ногой в могиле, или находился в сумерках предвечных, пребывал ли по ту сторону – один смысл:
– Штука отвратительная, зато ещё способна мне помочь, что не может не радовать. Всё не так уж плохо.


– … Итак, на чём мы остановились? – похлопав глазами, прочищая их от выступивших из-за соли слёз, растерянно спросил не то решивший отдохнуть от излишне затянувшегося, чересчур трудного умирания, то ли, правда, временно приободрившийся, ради разнообразия разглядевший мистера Поттера Снейп.
Молодой волшебник тихо мучился неразрешимой проблемой: если Сев таки возвратился в мир живых без своего разлюбезного Кроветвора, то это ненадолго. Главное в другом: успеет ли тот до следующего обморока продиктовать, а он сам исполнить с приемлемым качеством при его-то "познаниях" в Зельях, по какой-то продвинутой рецептуре приготовления незнакомого варева, да ещё и в большущем объёме?
Ведь права на ошибку нет, третий обморок Сева станет либо последним, либо… тоже последним, но в совершенно ином качестве. Но Герой уже готов был утешиться тем, что глаза боятся, а руки делают, как…


К месту ли, нет, мистер Поттер сквозь пелену некоего тумана, вспомнил вечерние слова Северуса о жестоком маггловском боге, любящем число три. Именно это бессердечное божество ни за что, ни про что обрекло невинное дитя на проживание в глухом, жутком, вечно тёмном чулане с паутиной по углам, в доме ничем богоугодным не выдающейся ближайшей родни. Такая вот "епитимья" легла на хрупкие, цыплячьи плечики ещё и полуслепого от природы Гарри.
Понятное дело, что взрослый Герой не забыл и не простил эту величайшую несправедливость провидения ли, высших сил, мирового разума, всё равно, важнее, что маггловского изобретения. А лишь накануне выяснилось, что это несправедливое, мало того, не имеющее сострадания, чужеродное божество умеет считать только до трёх, иначе откуда такая патологическая привязанность именно к этой цифре?..
Раз так, похоже, четвёртого обморока не будет, и всё-таки нужно из кожи вон выпрыгнуть, чтобы предотвратить самую его случайность.


Логичный ход мыслей для впавшего в панику, к тому же, не знакомого ни с христианством, ни даже с основами абсолютно иной культуры мага, которого всегда выручали только такие же, как он – волшебники? Можно смело сказать: "да", бесспорно, логичный, учитывая отдельно взятого Гарри Джеймса Поттера со всеми его достоинствами и недостатками.


Не вздумав возвращаться к милому сердцу близкому общению, по некой причине отвергнутому Севом после очередного падения в бездонное нутро сумрачного небытия, мистер Поттер сообщил наиболее официально, подстроившись под манеру "этой версии" профессора Снейпа:
– Вы изволили остановиться на диктовке рецепта своего уникального Кроветворного зелья, сэр. Я Вас внимательно слушаю.
– Отлично, пишите, по возможности сокращая слова. Лунный камень поместить двумя стеклянными палочками на дно кипящего котла с пятью пинтами очищенной воды… быстро растолочь и растереть… добавить… всё перемешать десять раз по часовой стрелке и столько же против, оставить на десять минут прокипеть на самом сильном огне… в это время мелко нарезать… всё вновь смешать… полных циклов таких должно насчитываться также десять…


Северус справился со своей частью плана по спасению утопающих руками самих утопающих и тотчас откровенно выдохся, но и нагрузка была несоизмеримо велика. Гарри радостно прикинул в уме, что вполне себе способен не без труда, однако произвести положенные действия правильно и с первой попытки, а то второй же не предвидится.
Он так и подскочил с исписанным пергаментом, раскланиваясь на ходу, не желая брать в голову, что оставленного без необходимого присмотра, невообразимо сильно и неясно, как, отчего пострадавшего алхимика всенепременнейше ждёт тот самый запретный четвёртый обморок. Самое ужасающее, что из него Сев уже не выйдет сам… если вообще можно будет его "оттуда" вытащить хотя бы за нос.
– Позволите приступать, многоуважаемый профессор, сэр?
Право слово, не мог же Герой раздвоиться! А где, в каких краях прохлаждается этот "вечно молодой, вечно пьяный" друг-волшебник… одни демоны Посмертия знают!
– Да, а когда всё завершите, наполните зельем стакан с делениями на две пинты с "хвостиком", а я его быстро охлажу, – "ненастоящим", едва не голоском кокетничающей светской жеманницы ответствовал Снейп, правда, недвижимый и с блуждающим взором, что сделало его манеру какой-то совсем уж грубо-балаганной.


Эх, да хоть каким тоном сейчас Сев не заговори, даже грохочущим басом а ля Хагрид, Гарри бы не вздумал удивляться, время дороже.
Он снова полетел в лабораторию и с помощью описаний её аккуратного хозяина быстро нашёл все ингредиенты, наскоро изумившись количеству лунных камней в ящичке. Как явственно припомнил Гарри, эти камни были неотъемлемыми компонентами Аконитового зелья. Ну и что такого, собственно говоря? Мало ли, для чего они ещё нужны и обязательно – обязательно! – уже вскоре понадобятся здоровому и энергичному Севу, самому гениальному Мастеру Зелий в мире.
А теперь за дело!


… Гарри Поттер, вокруг которого всё рушилось, в муках погибал только-только народившийся личный новый дивный мир, складываясь внутрь себя, как карточный домик, сполна прочувствовал и осознал, что сам является чьей-то единственной и незаменимой опорой. И не чьей-то там абстрактной, как было прежде, дескать, Герой должен спасти Человечество ценой своей жизни, нет! Простой смертный человек должен спасти другого смертного, потому что без этого язвительного, ужасающе далёкого, и разом, невероятно близкого мужчины, нет смысла жить самому. При таких обстоятельствах в любом мало-мальски гуманном создании просыпается голос долга, а Герой магического мира, как известно всем и каждому на свете – самый человечный человек.
Возможно, на данный момент всё это было выше уровня его понимания, а точнее – ему попросту некогда было предаваться умозрительному умствованию. Он должен помогать руками, а не забивать себе голову схоластикой и риторикой, и он действовал бессознательно, поступая так, а не иначе, возможно, впервые после Битвы за Хогвартс, имея целью не бахвальство и рисовку, в результате чего рождался на свет новый бестселлер о своих расчудесных Подвигах, и ничто больше.


… Котёл с пятью пинтами воды закипал и нужно было положить на дно лунный камень палочками, и без того скользкими. Но Гарри, к своему собственному удивлению, удалось сделать это с первой попытки.
Первый цикл прошёл без единой запиночки, как по маслу. Теперь нужно было резать жёсткие стебли златоглазки обыкновенной, и далее по схеме.
Поттер откровенно упарился после того, как закинул все основные ингредиенты в котёл, хотя был почти дезабилье. Оставались пустяки, всего понемножку, мешать-мешать-мешать, давать прокипеть, и Гарри с удесятерёнными силами под стать десятикратной рецептуре зелья резал, толок и растирал.


Наконец, зелье было готово, и новоиспечённый сверх-удачливый зельевар осторожно перелил в самый большой мерный стакан часть содержимого котла, догадался обернуть стеклянную ёмкость чистейшим полотенцем из стопки и так отнести Северусу, который… увы, кто бы сомневался, пребывал в обмороке, да каком! Обморок обмороку рознь, – это мистер Поттер уже отлично зазубрил и осознал. Прослушивание грудной клетки чутким ухом спасателя показало едва различимое неровное дыхание и столь же слабенькое сердцебиение, неровное, да пугающе гулкое.
Герой-одиночка бегло осмотрел безжизненно распростёртое тело. На лицо Северуса Снейпа он инстинктивно устрашился взглянуть внимательно, не желая понапрасну рвать себе душу, и правильно сделал. Однако, присутствуя при агонии, нельзя не заметить вдоволь вещей, пугающих до нервного озноба и леденящих кошмаров на полгода вперёд.


Белоснежная рука, кажущаяся хрустально хрупкой, лежит поверх одеяла кистью вверх. А истончившиеся пальцы – ох, и мрачная же жуть! – рывками, судорожно сгибаются, причём, не все вместе, а как-то по одному, по два…
Вот судорога отпускает, и ладонь вновь расслаблена и недвижима. Но минует бесконечное мгновение, когда Гарри от ужаса слышит только своё бешеное сердце, колотящееся, похоже, на всю комнату, и вздрагивает вся кисть, а пальцы её люто сводит, и аккуратно подстриженные ногти Северуса впиваются в ладонь с такой инфернальной силой, что она лениво, медленно кровоточит.
Словом, Гарри застал агонию в самом разгаре, а это зрелище не для слабонервных.


– Великий всемогущий Мерлин, помоги ему возвратиться ко мне, к нам, в мир живых…
Услышь меня в последний раз, придай отваги и сил.
Поттер взмолился почтительным шёпотом, как над покойником, успешно сбросил оторопь, вновь принявшись действовать.
Нужно же хотя бы попытаться вернуть Сева с того света, нужно, нужно, нужно!..
Это намного лучше и правильнее, чем после всю жизнь вспоминать эти ногти, вонзившиеся в нечувствительную плоть хрупкой ладони. Что же за невыразимую боль и ужас одиночества чувствовал… нет-нет, именно сейчас чувствует погибающий Северус, пока он, Гарри, окаменел со спасительным зельем и обливается потом от страха!


Как назло, в гостиной и столовой, библиотеке, холле, на кухне и, кажется, в недрах за глухо запертой заклинаниями дверью спальни Северуса, – везде, везде, повсюду! – зазвонили на разные голоса часы. Будто бы исполнились все механизмы оные Духа Злобного, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать. ****  Это было до волос дыбом громко и резко, потрясающе до оснований, неумолимо, как сама Смерть, и у содрогнувшегося от неожиданности Героя не нашлось слов даже для грязной ругани, способной хоть немного сбросить внутреннее напряжение. Напротив, его едва не захлестнула с головой волна паники и не увлекла в пучины безбрежного океана Ужаса и Отчаяния.


Действительно, бывают роковые мгновения, когда ничто не производит столь удручающего впечатления, как бой часов. Это откровенное признание Времени – изобретения человечества – в полном безразличии к отдельным его представителям, и вообще, ко всему много о себе возомнившему роду людскому.
Более того, это сама Вечность, неисчислимая никакими человеческими ухищрениями, презирающая всё и вся, громогласно, размеренно и хладно заявляющая: "А мне что за дело?"


Но Гарри в одиночку справился и с этим воплощённым напоминанием о Смерти для всех и каждого, кто когда-либо рождался на Земле. Он снова и снова приказом истощившегося за счёт беспрерывной экзальтации и работы на грани возможностей, но не сдающегося разума, переключился на деятельность, пускай нелогичную, но всё лучше того, что декларировал  нестройный, зато излишне громогласный хор треклятых часов.


Он вновь сунул умирающему под нос нюхательную соль – никакого результата; не брезгуя, попытался поцеловать вялый слюнявый рот со сжатыми судорогой челюстями – ничего; опять дал нюхательной соли уже надолго. Северус инстинктивно сделал едва заметную попытку отдёрнуть голову от источника резкого отвратительного запаха.
– Ха! А подействовала пакость-то, значит, оживает, аж я надышался до слёз, – нервно пробурчал Герой.


Он лёг, прижавшись так и не остывшим после спешной варки Кроветвора торсом к рубашке Сева, что сделать было проще простого: сюртук давно расстёгнут, так же, как и жилетка и верхние пуговицы рубашки. От большего стриптиза Северус в то время категорически отказался. Здесь и сейчас Гарри наплевал на неуместные "не хочу, не буду", рывком обнажил грудь и живот агонизирующего возлюбленного, возжаждав согреть его, казалось, коченеющее тело, растереть, заставив кровь циркулировать, хоть как-то выполняя свою функцию "источника жизни и средоточия души" по некоторым верованиям. Ни о них, ни об обязанностях вен и аорт, Гарри, вполне естественно, и знать не знал, но упорно действовал, действовал, действовал, согласуясь с одной только интуицией, как любой из нас в стрессовых ситуациях.
Так уж вышло случайно, что спасатель Спасителя с силой надавил ладонью на грудь прямо над сердцем… и услышал, будто эхо, ответившее сердце, несколько его громких, почти правильных удара.
Гарри воодушевился, давя туда же, подлаживаясь под его стук, но тут наткнулся на логово обыденной неудачи. Обмякшее, потерявшее упругость тело Сева всего-то ушло в недра набросанных в беспорядке подушек и скомканных покрывал, сердце же промолчало.


Минуту спустя кипа этих мягких, когда-то необходимых вещей, оказалась разбросанной по полу, а Северус лежал лишь на одном довольно жёстком на счастье, матрасе.
Вскочив на кровать, Гарри по квиддитчной привычке верно перегруппировался, встав на оба колена, и перенёс вес тела на руки – сделав всё, чтобы давить на грудь безвольно раскинувшегося Сева как можно сильнее. И всё это единственно интуитивно! Так он вжимал с недюжинной силой уже обе положенные крест-накрест ладони напротив сердца, и оно ответило; отпустил грудь, и изо рта Сева вырвался первый выдох. Полный веры только в свои силы, позабыв обо всех богах, вместе взятых, волшебник Гарри Поттер нутром дошёл до чуть ли не правильного искусственного закрытого массажа сердца, естественно, и ухом не слыша о такой маггловской медицинской премудрости.


Сердцебиение становилось всё громче, Герой уже не слышал своё взбалмошное сердце в висках и во лбу, отдавая всё внимание одному лишь возвращающемуся к относительной норме дыханию, изначально поневоле вырывавшемуся из омертвевших лёгких алхимика.
Попавшим в ритм надавливанием на грудную клетку мистер Поттер добился вполне допустимой нормализации дыхания, без надсадных хрипов, а проблемы с вновь заведшимся пламенном мотором были позади. 
Так половина дела была сделана.
Осталось "всего ничего": пробудить сознание, чтобы Сев смог выпить спасительное зелье, а то не может же Гарри, как подмастерье, вечно поддувать меха незримой, но отлично слышимой внутренней кузницы Сева…
Главное, что погибавшему волшебнику до этой чересчур целенаправленной попытки упасть по ту сторону жизненно необходим был один только его, какой-то особо крутой Кроветвор, а Укрепляющее будет принесено сразу после.

И тут случилось долгожданное чудо – умирающий алхимик прохрипел:
– Зелье… тут?
– Да, но оно ещё довольно горячее.
– Где… оно?
– На прикроватном столике.
Гарри осторожно поднёс к лицу Северуса исходящее паром питьё. Стихийный маг привычно попытался применить невербальное заклинание охлаждения. Ничего не изменилось, кроме того, что прозвучала самая задушевная мольбы в одном-едином слове:
–  … охлади-и-и…


_________________________________________

* Иеремия, 31:15
** Уничтожение любых упоминаний о преступнике, в т. ч., вымарывание из книг, стирание надписей на надгробных памятниках, их разрушение. Зачастую такому наказанию подвергалась вся родня преступника, предварительно умерщвлённая и давно умершая.
*** Здесь в смысле обильного истечения кровью, как при кошерном забое скота или птицы, когда из них выпускают всю кровь.
**** И на закуску последний в главе грязный намёк на т. н. новозаветную "глоссолалию", подробно описанную в Деяниях, 2:3-11.



~***~


Глава 32. ""Колодец и маятник" на новый лад"


Эпиграф №1

"Мне мучительно хотелось оглядеться, но я не решался. Я боялся своего первого взгляда. Я не боялся увидеть что-то ужасное, нет, я холодел от страха, что вовсе ничего не увижу. Наконец с безумно колотящимся сердцем я открыл  глаза. Самые дурные предчувствия  мои подтвердились.
Чернота вечной ночи окружала меня. У меня перехватило  дыхание. Густая тьма будто  грозила задавить меня, задушить"

Эдгар Аллан По "Колодец и маятник", 1842


А вот теперь незначительные комментарии относительно заимствованного у "страшного рассказа" По названию главы.
Нет, речь не пойдёт о жутких пытках, придуманных выдохшейся к началу XIX века испанской Инквизицией, и не о чудесном спасении доблестного французского военачальника, зато будет в наличии ма-а-ахонький кусочек тьмы и часы, правда, не маятниковые, но не в том суть.

Эпиграф №2:

"… And you run and you run to catch up with the sun,
But it's sinking
And racing around to come up behind you again
The sun is the same in the relative way, but you're older
And shorter of breath and one day closer to death

Every year is getting shorter, never seem to find the time
Plans that either come to naught or half a page of scribbled lines
Hanging on in quiet desperation is the English way
The time is gone the song is over,
Thought I'd something more to say"

Pink Floyd, "Time", 1973

"… А ты всё бежишь и бежишь в нелепой попытке схватить солнце в охапку,
Но оно ускользает,
И опять встаёт, чтобы изводить тебя своей недосягаемостью.
Солнцу-то что? А вот ты стареешь,
Дыхание твоё сбивается, и ещё на сутки ближе Смерть.

Каждый день кажется короче, некогда найти минутки
ни для несбыточных планов, ни для торопливо нацарапанных рифм.
Пребывание в тихом отчаянье – это истинно по-английски…
Время ушло, песня спета.
Что же мне ещё сказать?.."

Конец эпиграфа




Поттер нашарил где-то в закромах свою палочку, легонько выписал ей пируэт, сделав затем крошечный взмах по направлению к стакану, и… вздохнул с нескрываемым облегчением. Зелье не замёрзло, стакан не треснул.
– Сейчас я напою тебя, Сев, – с довольством пообещал спасатель, приподнимая голову пострадавшего, однако, уже явно не умирающего.


Сначала волшебник глотал медленно, словно ему было больно, но потом выпил оставшуюся пинту за несколько глотков, и выдал, как показалось изумлённому Герою, смешливо сверкнув глазами:
– Слишком солёное, а в остальном десять баллов Гриффиндору и ещё пятьдесят за то, что вывел меня из почти смертельного обморока. И как только тебе это удалось?
– Не скажу, пусть это останется достижением исключительно нюхательной соли.
– Неси-ка сюда остальное зелье.
Ты не представляешь всей бездны охватившего меня недостойного страха, когда ты применил заклинание оледенения…
Просто ты плохо учил Чары. Впрочем, как и всё остальное, – "поблагодарил" Снейп.
Гарри с мягкой улыбкой выслушал его сбивчивую тираду, через миг вернувшись со вторым полным стаканом дымящегося зелья.
– Знаешь, а там ещё осталось с пол-пинты. Будешь?
– Разумеется, я выпью всё до последней капли, а ты пока поищи Укрепляющее зелье, его надо немного, с четверть пинты. Оно подписано и стоит в шкафчике с пустыми фиалами из-под Кроветвора. Будь так любезен, принеси поскорее два флакончика.
Поттер и впрямь моментально обрёл нужное зелье, в то время как набравшийся первых, самых необходимых сил Снейп успешно охладил Кроветворное. Едва профессор выпил оба зелья, как тот же странный, небывалый в прежних, учебных ситуациях, но смутно знакомый румянец кирпично-красного цвета выступил на шее и щеках недавней жертвы припадка избыточной филантропии.


– "Когда же я видел точно такой же румянец во все щёки?" – задался первоочередным, – но каким же спокойным и созерцательным! – вопросом переутомившийся рассудок Гарри.
– "Да точно помню, что Сев сам тогда дико смутился, выпроводив меня из дома без лишних разговоров и, уж точно, и по обыкновению, не опускаясь до объяснений".
А что тут такого? Он и не очень-то ударил в грязь мордой лица, если так хорошенечко пораскинуть мозгами. Все были взволнованы наутро первого свидания, а Поттер назвал его мысленно именно так, всем хотелось побыть в одиночестве и покумекать над началом новой, живой и красочной страницы жизни.


Вконец уморившийся спасатель с облегчением выдохнул, едва грузно плюхнулся в кресло – единственную комнате мягкую мебель, кроме кровати.
Прилечь хоть бы на её краешек с потенциальной опасностью нарушить сон любимого Гарри не решился, хотя сердцем и душой был со своим болезным.


Естественно, Герой со слезящимися от переутомления глазами, и без того не самыми глазастыми в мире, не сумел бы заприметить на обивке своего седалища не попавшиеся лентяю Винли, комочки длинной тёмно-серой, чуть серебристой шерсти. Не обратил мистер Поттер ни малейшего внимания даже на глубокие царапины по бокам ниже ручек, а зря…
Их вполне можно было бы принять за следы когтей уж никак не милой домашней кошечки, скорее же, некой невообразимо громадной "собаки Баскервилей", или того хуже – загадочного, в первую ночь под дверью спальни Сева "привязавшегося матёрого волчары", на счёт которого новый гость имел тогда самые-самые грозные планы. 


Гарри по-хозяйски развалился в покойных креслах и продолжил мыслить, но на спасённого и глядеть-то побаивался, чтобы ненароком не разбудить его чрезмерно пристальным взглядом. Ведь для душевного спокойствия и радости от деяний рук своих хватало размеренного дыхания человека не на пороге, а, может, уже переступавшего его, даже не в "завалященьком" обмороке, человека, который спит. А то, что сон лечит, знают все люди, независимо от наличия или отсутствия волшебства в их естестве.


Герой волшебного мира смежил уставшие покрасневшие веки, но мыслительный процесс от этого будто бы взял и активизировался, не давая перехватить крохи сна, ну, пускай дрёмы.
– "Да-а, но почему Сев, уже занеся ногу над ужасной пропастью, опасной, падая в которую нельзя почувствовать дна,* когда впору было перейти прямиком к Мордредову зелью, а не тянуть лазиля за хвост, так рьяно жаждал поднять тему о той тухлой книжонке? И самое непонятное: он ведь и в нормальном состоянии ни разу не смог взять и толково, без запинок или заикания положить зачин, указав-таки мне, горемычному вечному студенту, что именно за разделы я должен заучить, чтоб от зубов отскакивало.
Главный же вопрос, который уже я, в свою очередь, ни за что не задам суровому возлюбленному: зачем ему не столько эта книга, сколько я к ней в придачу, словно бы между потёртыми страничками и мной Северус видит неразрывное сродство, словно бы я проводник…"
– Проводник… Куда и зачем?.. Что я мелю-то?
От прилива запредельного ужаса, можно сказать, панической атаки, Гарри, с вытаращенными глазищами, вмиг покрывшийся "гусиной кожей", прошептал это пугающее слово пару раз вслух и, несмотря на данный зарок, уставился тяжёлым, вопросительным взглядом на лицо безмятежно спавшего Северуса.
Поттера передёрнуло от более чем смутной, невнятной, не поддающейся самостоятельному восстановлению реминисценции на всплывшую, как… как это самое, тему.
– "Только в чём же оно заключается, это сродство, наша общность, хотел бы я знать…
Нет уж, "не  знаю, не знаю, не знаю; не знаю, и знать не хочу"", – задобрив себя отменной шуточкой близнецов Уизли, Герой легковесно расплылся в улыбке.


Но сидеть и просто тупить было откровенно грустно, как если бы он, Гарри, не любимейшего на всём белом свете человека спас от неминуемой смерти, а подлость какую ему же и подложил этой суетой вокруг дивана. Не-е-ет, лучше рассмотреть таинственную проблему треклятой книжицы, но в правильном акцепте, тогда точно попустит. 
Следя за извилистым ходом его мыслей, следовало бы прийти к ошеломительному выводу.
Ещё бы! Путём повторов и исключений, самыми тайными тропами, мистера Поттера осенило, что это ему предстоит провести некий, без сомнения, чёрный ритуал над Севом. Гарри и осталось-то всего ничего – вызубрить всю ту цепочку заклинаний и действий, и сделать то, в чём возлюбленный волшебник может положиться только на него, а не на этого друга-забулдыгу.


Победитель Волдеморта ещё никогда не был так близок к истине, и… в тот же момент, далёк, ибо вектор его мысли тут же сменился.
Гарри всё больше горячился, силясь привести разбегающиеся вереницы и ручейки мыслей в порядок, но, чем больше он прилагал усилий, тем меньше логики оставалось в его инструментарии.
Впрочем, и в первое утро Мастер Зелий отчитывал несостоявшегося слизеринца именно за это – излишнюю торопливость и стойкое нежелание доводить какое-либо дело до ума.


Герой давно и надолго позабыл о повязках на своих руках, а теперь как-то само вспомнилось на досуге. Между тем, можно не только предаваться разношёрстным раздумьям, но и потихонечку, слой за слоем, разматывать повязку на левом предплечье, пока никто не видит и не заругает.
За столь благим занятием Поттера посетила величественная Идея, каким чудом-юдом можно стопроцентно обеспечить себе сеанс Легилименции. Он задумал…
Впрочем, уже скоро наш умница-Герой сам всё расскажет. Стоит лишь отметить, что хитрость и изворотливость его плана составила бы честь даже не одному, а могучей кучке самых отпетых "слизней".


… Увы, нет почти никакой возможности выразить точными словами неясные процессы, протекающие в человеческом мозге. Слова неудобны тем, что очертания их резче, чем контуры мысли. Не имея чётких контуров, мысли зачастую сливаются друг с другом; касаемо словес – иное дело. Поэтому некая смутная часть нашей души всегда ускользает даже от сверх-точных терминов, используемых в маггловских дисциплинах о разуме, мышлении и душевном состоянии.
Поэтому, говоря о веке прошедшем, новаторском для искусства вообще, вся эта предсказанная Гессе "Игра в бисер" проявлялась и к несчастью удерживается что в относительном мейнстриме постмодернизма, что в более экзотических и экстравагантных стилях письма.
Вот и получается, словами Борхеса ad absurdum – финал-апофеоз этой безмерно, безнадёжно, иногда, бездумно кропотливой игры в слова: "Нет понятия "плагиат": само собой разумеется, что все произведения – произведения одного автора, вневременного и анонимного"
Выходит, вся проблема человеческой письменности в том, что слова имеют границу, а у мысли их нет…


– "Слишком много неразрешимых вопросов, надо будет попытаться разбавить их… именно, вином, шутками и очарованием любовной игры…
А вот задавать вопросы, особенно на трудные темы, страшно. Ну, а кому сейчас легко?.."
Тут-то Гарри воспрянул духом, решив забить на всю организационную деятельность, предоставив действовать Севу, как "доминанте"! Раз уж тот сам себя так назвал, пусть отрабатывает, пускай снова побудет в привычной роли лидера.


О, мистер Поттер тотчас принялся со смаком предвкушать это развесёлое мероприятие, потому как надо, нет, необходимо с размахом отпраздновать их двойное возвращение к жизни с не имеющей цены взаимной помощью. Это же вторые Дни рождения, Мордред всё забери! Ну, разве не так, и Париж не стоит мессы, говоря по-маггловски?
Разве это не замечательный, даже заслуженный повод отлично поесть, хорошенько выпить, поговорить по душам, не заботясь о настроении непредсказуемого Сева, не боясь его возможного гнева? Разве не здорово расслабиться духовно и телесно?.. А там… а там праздник вполне себе может плавно перерасти в нечто большее. А почему бы и нет, почему бы и не в ночь исполнения самых сокровенных его, Гарри, желаний?


С другой стороны, если подумать, то одинокий, "застоявшийся" Северус мог бы пожелать с пылом приступить к обоюдно приятному занятию, совмещённому с сексуальным просвещением своего спасённого спасателя. И пускай его попытка номер пять удастся на "превосходно" во всех отношениях!


В итоге, едва не потирая ручонки от столь заводящих планов на близящуюся ночь, Гарри пришёл к выводу, что отоспавшийся Северус будет свеж и бодр, но по понятным причинам захочет первым делом в свою ванную. Ко всему прочему, профессор начал ворочаться, несколько раз громко вздохнул, потянулся, словом, проявлял признаки просыпания.
Значит, что? Правильно, значит, время ему, Гарри, неприметно перейти на еле слышный монолог, а то держи всё в уме, да про себя… это утомляет, особенно, на пустой урчащий желудок.
– Так вот, когда Сев приведёт себя в порядок (я, кстати, тоже), и мы утолим первый голод, примусь просить, требовать, умолять о кратком сеансе Легилименции. Ведь то, что он прочитал в моём разуме в первое утро нашего настоящего близкого знакомства, я уверен, претерпело значительные изменения. Появилась обстоятельность, уверенность, твёрдость намерений, хотя всё это эмоционально расписано всеми цветами радуги, куда же мне без этого!


… – О, и Вы всё это время не одевались и героически мёрзли в комнате без камина, дабы смутить меня обнажённым торсом? – с довольной усмешкой чуть хрипло донеслось с постели.
– "Слава Мерлину!" – едва не воздел руки Гарри, – "У моего Сева снова включилось привычное ехидство".
– Видите ли, я не успел переодеться, призадумался так, кое о чём пустячном, извините, профессор Снейп, сэр, – по-доброму съязвил Поттер,
– Как бы посеять разумное, доброе, вечное, надо полагать? – глаза алхимика, уже совершенно не заспанные, весело блеснули.
– Ладно, Гарри, ты выиграл, беда моя в том, что я ещё не совсем проснулся, хотя… торс у тебя и вправду потрясающий.
Повеселились, и баста, – сказал, как отрезал Снейп, тут же признавшись:
– На самом деле, если я не съем хотя бы два тоста с маслом, мой желудок завяжется в узел, думаю, твой тоже.


– Винли! Два горячих тоста с маслом, нет, пять, и абрикосовый джем. Ещё две большие чашки чая. Одну с сахаром, другую мне.
– Как благородно позаботиться и обо мне тоже.
В ответ на столь широкий жест хозяина дома, Поттер решился быть крайне учтивым, обходительным, даже немного манерным. И всё это в подражание своему кумиру.
Оному "кумиру" эта свежеиспечённая изысканность Гарри тотчас пошла не впрок.
– Ты специально преувеличиваешь моё благородство в бытовых ли, житейских вопросах. И вообще, за годы шпионской деятельности я практически лишился этой черты характера, привитой… впрочем, неважно.
Сам подумай, как можно выказывать благородство перед монстром, который медленно разрежет тебя за это качество на кусочки?
Стал ли я законченным подлецом, вынужденно находя только те дороги, по которым можно продвигаться ползком? Кто знает, но у тебя наверняка есть своё мнение, которое ты из опасения держишь при себе.


– Гарри, – нарочно состроив крайне недовольную мину, процедил Северус, – Ты начинаешь подыгрывать мне. Поясню: тому или иному моему настроению, а мне ни грана твоей "правильности" не нужно. Будь самим собой. И вообще, тоже мне, нашли ещё Большого Брата, по совместительству, безродного эмигранта.
Ты ведь меня очень заметно побаиваешься, сколько бы мне не желалось обратного.
Поттер виновато улыбнулся, только и всего, попал-то Снейп в яблочко.
– Уволь, в моих упрёках нет ни капли смешного, зато содержится отменная порция истины,  – уже непроизвольно скривился Северус, словно, согласно поговорке, отведав лимон.
– Жаль, но никто, кроме моего друга, не может понять меня и принять таким, каков я есть…
И ты, Гарри, не поймёшь и не примешь, – сказал он тихо, скорее, себе самому сделав лишний раз внушение, чем набивающемуся на роль единственного и неповторимого наперсника, Герою.


Едва обрадовавшись тому, что Сев очнулся в полном здравии и не прочь побалагурить, Гарри насупился, поняв, что не всё уж так гладко и сладко. Сейчас ему придётся снова и снова отстаивать свою точку зрения, а спорить с Севом, никогда не лезущим в карман за словом, –  занятие неблагодарное.
Северус поймал на себе косой взгляд спасателя и смягчился на словах:
– Не стоит дуться в те редкие мгновения, когда жизнь прекрасна, ведь мой маленький сообразительный повар приготовил нам сытную закуску. Ты заметил два чайных прибора? Вот ведь Винли молодчина, и говорю я это только потому, что он нас не слышит.
А пока что наслаждайся простыми прелестями жизни – поджаренным хлебом с ароматным чаем. Как это просто и истинно по-английски!


Но попытка профессора избежать неприятного разговора даже для Гарри была слишком натянутой, ему не удалось отвести глаза с плещущейся в них толикой сомнения и недоверчивости.
– Видишь ли, Гарри, наша память нередко бывает прикрыта лишь тончайшей пеленой забвения, сквозь которую в нужную минуту нам удаётся разглядеть то, что погребено под ней. Обычно это, говоря от всей души, спасительное свойство нашего рассудка именуется селективностью памяти, – особенно задушевно высказался Снейп, однако, тут же поправился, перейдя к примеру, тем самым, положив начало логике индукции:
– И вообще, не надо забывать, что каждое происшествие, маломальское событие должно рассматриваться только как звено в цепи других обстоятельств, а из совокупности таких цепей, опутывающих нас с возрастом всё сильнее, и состоит жизнь.
Он даже прибегнул к дедуктивному умозаключению, низведя обобщение к рассмотрению частного случая. И ведь оба основополагающих закона логического мышления соизволил проиллюстрировать, а толку?
– Следовательно, тот, кто знает больше о моей жизни, вправе претендовать на роль наиболее близкого человека.
Я доступно изложил? Так почему ты всё ещё сердит? Как там говорят: кто злится, тот неправ?


Гарри не злился, ему было тоскливо и откровенно погано.
Ещё бы! После всей сегодняшней нервотрёпки, после стольких попыток спасения утопающего, тьфу ты, умирающего, в результате оказавшихся удачными, – и получить в качестве благодарности… эдакое. Само собой, маска благожелательности, давно спавшая с лица, слетела, да сползла, как повязка, с души разобиженного Героя:
– А мне вот горько сознавать, что ты исключил любящего тебя человека из столь короткого и потому, почётного, списка.
– Гарри, пойми и согласись же, наконец, любовь твоя продлится несколько месяцев, а потом ты навсегда исчезнешь из моей жизни, а моя дружба останется дружбой до гроба.


Поттер аж взвился и отложил надкушенный тост:
– Северус, надеюсь, четырёхчасового сна после приёма твоих драгоценных зелий хватит для того, чтобы посмотреть мне прямо в глаза? Вот, смотри.
– И не подумаю. Что я там забыл? Недавно я был в твоей голове, не мог же у тебя внезапно открыться третий глаз? – небрежно отмахнулся полу-голодный Легилимент.
– Ну-у, думаю, третий глаз при моих двоих – кричащая роскошь.
Зато ты точно не видел виновника наших бед, для начала, моего непосредственного отравителя, и… хм, –  вот же она, вот чисто слизеринская хитрость! –  … косвенно, зачинщика чего-то неясного мне, произошедшего с тобой, но каким-то образом из-за меня. Следовательно, в итоге, из-за того самого негодяя пришлось страдать и мне, и тебе.
Рассуди сам! Разве мы с тобой на пару не гении сыска?


Впору было бы зааплодировать, да некому, а жаль…
Зато…  гип-гип-ура! Неожиданно умело преподнесённая наживка оказалась до того привлекательной, что Северус согласился войти в разум Гарри. Однако, впервые он проделал это мягко, как только умел, если хотел, и…


… Услужливо выдвинутые на передний край сознания сценки попойки мелькают перед ним. И что здесь такого уж необычайного?
Кто бы сомневался, что наглый, требовательный, едва в лёгком подпитии (значит, тоже на спец-зельях) мистер Смит тотчас оказался главным подозреваемым, а по вторичному прокручиванию самых ярких моментов – и вовсе единственно возможным неудавшимся отравителем мистера Поттера.


… Но Снейп не мог понять мотива преступления – очередной попытки отравления Героя всей… их цивилизации на глазах у многих свидетелей - профессиональных Авроров.
Не спровоцировал ли это несостоявшееся убийство кто-то третий, сделав его заказным?
Всё же нужно будет поймать удачный момент и выспросить у Гарри всё насчёт его брачного контракта с мисс Боунс, заодно прояснив, какую долю движимого и недвижимого имущества отобрала ведьма, не обижена ли результатами не громкого, не скандального, значит, бесславного развода.
Коротко говоря, нет ли у неё материально обоснованной базы для жажды мести…
Но как связать воедино, без единого доказательства, одну из прежних супруг и официально "никогда не любившего Поттера" мистера Смита?


Все эти намётки для будущих, точно, скорых времён Северус оставил при себе, так, на всякий. Он никак не мог предугадать реакцию самого Гарри на все эти исключительно умозрительные предпосылки. Огорчать же его попусту отчаянно не хотелось.


Но "разрешённый" и необходимый Герою факт о личности покушавшегося на него мага, далеко не просто так уволенного из Аврората, Мастер Зелий изложил суховато, тщательно скрывая недовольство, прежде всего, самим собой.
Гарри явственно изумился – ведь за весь вчерашний вечер им не было отмечено ничего чересчур уж вызывающего в поведении хамоватой по жизни жертвы, а в итоге, он, Гарри, чуть не оказался жертвой сам.
И стал бы ей, коли не некая скорая помощь Сева. 
В ответ на изумлённый взгляд Поттера Снейп в той же холодной, дидактической манере прочёл мини-лекцию, что возлежа на кровати, да после дарующих жизнь зелий и целебного сна, не составило ему труда:
– А что бы Вы хотели от этого, культурно выражаясь, неприятного волшебника? И ведь я предупреждал Вас, Гарольд, быть на этом слёте юных скаутов как можно осторожнее, имея в виду именно отравленного Вами недочеловека.
Да-да, не удивляйтесь так и не разыгрывайте дурачка, ведь я сумел буквально ценой своей крови спасти Вам жизнь, а вот ради мистера Смита, стоит полагать, вряд ли кто-либо по доброй воле обескровил себя.


Гарри смотрел на обожаемого профессора во все глаза, и как же тут не дивиться услышанному! Потоки благородной, как говорится, голубой крови потомственного аристократа  пролились в ночи ради спасения ничтожного полукровки –  вот это да-а!
Но Северус, как видно, решил не отвлекаться на "сущие пустяки", пускаясь в объяснения тонкостей ночной борьбы за Героя не на живот, а на смерть. Вместо этого, он меланхолично продолжал вещать:
– Напоследок, чтобы больше не возвращаться к данной теме, повторюсь, что мой яд много сильнее и посему несравнимо быстрее проникает в кровь, попадая непосредственно в самый мозг, чем эти ваши нервно-паралитические поделки.
Это же заурядное, продающееся из-под прилавка чуть не в каждой лавчонке Лютного, по обыкновению, дамское средство заканчивать безмерно надоевшие, или же опасные из-за возможного разглашения связи "на стороне".
Даже мужья-рогоносцы редко погибают от такой вызывающей банальности. У них уже припасён под рукой безоар, в то время как против яда моего изобретения древние испытанные методики не действенны.
Но, так или иначе, назовите это волей рока или примите за беспрецедентный дар Фортуны, смертельно пострадал один лишь мистер Захария Смит, не Вы.
Всё идёт по плану.


– Итак, я полагаю, мы закончили с сеансом чтения мыслей? – выдержав паузу, как видно, для приличия осведомился маг-Легилимент, аккуратно принимаясь за второй тост.
– Н-н-нет, сэр, – только и смог выдавить обескураженный Поттер, – Там осталось ещё кое-что, способное сполна заинтриговать Вас, уважаемый профессор.
– Как я уже говорил, любое разумное желание гостя в моём доме – закон, посему давайте-ка, предложите мне тот мысленный слой, который, по-Вашему, может показаться мне интересным.
И вот ещё что, смело беритесь за третий тост, я сыт по горло, – довольно двусмысленно заключил Северус.


Несмотря на жёсткость слов, он вновь легко и незаметно погрузился в пучину воспоминаний мистера Поттера.
… И во всепоглощающей беспредельной, необъятной Тьме, вне времени и пространства, возник хоровод сонма безликих теней, кружащийся вокруг испуганного, затравленного, отравленного "Потёмками" Гарри Джеймса Поттера. Чтобы лучше понять смысл этой сцены, Легилимент изловчился  рассматривать призраков как будто "глазами Гарри", пережившего это нашествие, и со стороны, чтобы не оказаться излишне увлечённым чужими эмоциями. А были они самыми противоречивыми: от первичного панического страха и упорного отвержения до пришедших вскоре на замену восторгов и горячей готовности возглавить шествие этих клочков редкого чёрного тумана хоть на край земли, хоть за край.


Столь нетривиальное видение отчего-то заставили алхимика нервно сглотнуть и внутренне содрогнуться, словно он тоже недавно побывал в подобной ситуации, но крепко-накрепко забыл о самом себе в центральной роли бедного Гарри. Такое чувство, что эти тени, по существу, имеют самое непосредственное отношение к прежним, несущим погибель, занятиям шпиона. Что это по его, и только по его душу, они проникли в мир живых, хотя бы в некий вероятностный разлом между миром сна и яви, в плоскость бредовых галлюцинаций, вызванных воздействием опиума. Так или иначе, Снейп запомнил только встречу и великое оскорбление милого призрака. Что это его, и только его, должны преследовать сплотившиеся вокруг невиновного Гарри безликие тени, точно эринии эллинов.
А уж когда преследователи трижды продекламировал нараспев, как хор в древней трагедии: "Проводник! Нам нужен Проводник!", Северусу стало жутко почти до потери сознания, и это при том, что находился он в сознании чужом. 


… "Вот ведь каламбур!" – сказал бы на это любитель отличного вина и красивых женщин Люциус Малфой, будучи также в извечном восторге от умения друга рассказывать о самых неприятных заданиях ровно столько, сколько знать безопасно, притом, подбирая такие отборные перлы, что после полдня держишься за живот от смеха.


Чтобы избежать какого уже по счёту в этот, прямо скажем, дурацкий день, приступа дурноты, и остаться на уровне сносного "почти", исполняя просьбу Гарри о полноценном сеансе Легилименции, пришлось углубиться в самые недра беспрепятственно распахнутого разума.


И тут-то… Северус Тобиас Снейп окунулся в настоящее бескрайнее море любви, преданности, желания, как сексуального, так и обычного человеческого общения. Жажды быть любимым, единственным, навсегда, жажды понять, жажды душевного и сердечного покоя в объятиях возлюбленного, его, Северуса. Чувства были настолько приятными, что не хотелось уходить, выныривать из этого моря, абсолютно прозрачного и, как могло показаться, светоносного.
Однако… где-то поблизости одновременно горели желанием получить своё будто засасывающие, скрытые из вида зыбучие пески. Вся эта природная нетронутая красота или же красивость не желала упускать нерадивого пловца, всецело отдавшегося убаюкивающим волнам…
Меж тем, на волнышках появились белые гребни, сами волны стали куда как выше и многократно сильнее. Это уже они не давали дышать, то и дело забиваясь в носоглотку задержавшегося в новоявленной "Аркадии" Легилимента. Признаться, он и тут не испугался, ведь тонуть в чужом рассудке ему ещё не приходилось, но пресловутое предчувствие беды, возможной гибели именно среди этих водных просторов ударило чтецу в солнечное сплетение, да так, что в глазах потемнело. Он сделал последнее усилие, резко разорвав зрительный контакт.


Первым пришёл в себя Снейп, впрочем, как всегда:
– Гарри, за что ты… так любишь меня?..
Не прозвучало пренеприятнейшее окончание вопроса:
– "… Собственнической страстью, что хочешь похоронить меня заживо в себе, в своём теле-гробнице, как древний египтянин все свои души, не отпуская от себя ни на полшага?"
Чересчур пугающим показался вопрос в полной форме волшебнику, почти не знающему страха, ведь впервые за долгие-долгие годы речь шла не о наружном фасаде его отношений с теми или иными магами ли, магглами, но о внутреннем содержании.
И всё-таки алхимик позволил себе хотя бы мысленно прийти к ободряющему выводу, заодно привычно убеждая самого себя:
– "Покой, пускай в моём зрелом, но далеко не старческом возрасте, таит риск опасной бездеятельности. И коль мне дан шанс выбирать, я соглашусь на беспрестанное кипение жизненных сил до самого конца. Лучше бы мне, уподобившись Самсону, по-прежнему  сотрясать столпы храма, не думая о себе, чем оказаться в толпе равнодушных и пресыщенных жизнью филистимлян, бесславно погребённых под, казалось бы, нерушимыми каменными сводами.
Я сам слишком долго был в числе этих живых мертвецов и не желаю возвращаться в их невидимое, но обширное сообщество".


Гарри не ведал пока о значительном сдвиге мировоззрения возлюбленного после сеанса чтения мыслей, из которого были вытащены на поверхность и закреплены в натренированной памяти одни только ласковые, не таящие ни малейшей угрозы тёплые волны, а всё остальное как-то само собой отодвинулось за грань восприятия.
Черпая силы в потеплевшем, а не привычно снисходительном взгляде Северуса, Герой ответствовал на редкость грамотно и красиво, как если бы внутри него длительное время дремал большой поэт или, как минимум, мастер слова.
– Это судьба, Северус, и это моё спасение. Оно в твоих руках, в том, примешь ли ты меня такого, грязного, испачканного своей и чужой похотью, или выгонишь за дверь. Ты знаешь, наверное, у меня много мест для одинокого существования, одинокого, потому что отныне, после встречи с тобой, женщинам в моё сердце и мой дом вход воспрещён. Да так я и должен был поступить ещё после первого развода, зная всю подноготную своих проблем со слабым полом!
Но поверь, что я и не просто "весельчак" былых времён, и не начинающий гей, который мог бы пережить потерю одного партнёра – тебя – и преспокойно обзавестись другим на радость всей Магической Британии.
Северус непонимающе вскинул голову. Как же это "на радость", когда на погибель? Но прерывать некрасиво, а спросить можно чуть позднее, едва Гарри выговорится, ибо это действительно помогает.
– Для меня ты есть, и будешь средоточием всего, центром мира.
Я не смею просить не прогонять меня навсегда, знаю, что я слишком грязен и порочен для тебя, чистого.


– Всё, Гарри! Довольно пустых фраз! Ты понятия не имеешь, о чём осмеливаешься говорить!
Вот я перед тобой, весь такой "чистенький", а внутри-то что?
Я не верю ни в судьбу – Фортуну, ни в рок – Фатум, ни в дурное предзнаменование латинян, ни в мировой огонь или душу древних философов и вторящих им гуманистов Нового времени. И в предопределение,** равно как и в первородный грех** не имеет смысла верить. Всё это сплошная выдумка праздных, довольных собой, сытых до предела умов!  О, я даже осмеливаюсь игнорировать общечеловеческие ценности, как-то слабо мне верится в то, что "волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их".*** Это уже смахивает на идиллию Золотого Века более цивилизованных древних, но тоже склонных верить в сказки, за которые я и кната ломаного не поставлю.


Вдруг профессор  мастерски перешёл на бархатный, берущий за душу, проникновенный и… спокойно-льдистый баритон:
– Как мне кажется, обед и ужин мы пропустили… поэтому ночью за праздничной трапезой…
Глаза Гарри заметно округлились.
Ещё бы! Его мечты сбываются одна за другой!
"К чему бы это?" –  задумался бы на его месте "хитрый, изворотливый слизень", но отнюдь не потомок прямодушных гриффиндорцев в энном поколении. Впрочем, ничто слизеринское ему не чуждо, как любому нормальному человеку, ни сном, ни духом не ведающему ни о Домах Хогвартса, ни о нём самом.
– Я расскажу тебе кое-что о себе, дабы ты не забывал, что шпион, убийца и отравитель не может быть "чистым".
Думаю, сейчас самое время покинуть твою комнату, чтобы отправиться к себе, вымыть волосы и принять освежающий…
– Душ, затем переодеться в чёрные одежды…
– А вот и нет, не угадал, –  как-то очень бесхитростно подмигнул Северус, – Я буду в том одеянии, которое по глупости решил предложить тебе сводник Винли.
– Ты будешь в тёмно-синем и этой потрясающей жилетке с единорогами – моей голубой мечте?
– Нет, твою голубую мечту я оставлю спокойно висеть в гардеробе, чтобы тебе не было завидно, и ты бы не пытался меня раздеть.
Разумеется, я надену парадную мантию. Ночное застолье будет торжественным, во имя нашего с тобой воскрешения, поэтому я пришлю тебе подобающую одежду и, конечно, пристойную мантию.
Тебе пора бы снять эти ненужные более повязки, дай-ка помогу.
Стихийный маг едва взмахнул рукой, как ровно разрезанные вдоль слои бинтов сами собой спали с абсолютно чистой, чуть розоватой кожи. Это ознаменовало конец ночным злоключениям Гарри Поттера и более чем просто затянувшемуся умиранию Северуса Снейпа.


Все проблемы были позади… или так только казалось?
Как всегда, одно лишь Время покажет, а, точнее, часы, до которых пока никому нет дела.
Северус грациозно встал с постели и красиво раскланялся, будучи, кроме шоссов, в разорванной рубашке и жалких останках жилета. О, это было так мило с его стороны – наконец-то перестать хмуриться и читать лекции, а просто и легко подшутить над самим собой, всегда одетым с иголочки "человеком в футляре".
В довершение безумств этого дня алхимик спокойно промолвил:
– А сейчас прошу меня извинить, но впереди слишком много хлопот, любимый.


Гарри ничего не смог сказать в ответ. Он переваривал то, что Северус впервые в спокойной обстановке назвал его "любимым".
– "Что же ты увидел в моём мозгу, а, Сев? Что спровоцировало тебя на реализацию моей, однако же, идеи с торжественным ужином, полным загадочных признаний?..
Да ведь всего пара шагов отделяет затею Сева от моей мечты… " – мягко улыбался мистер Поттер, смотря в спину уходящему алхимику.


… – Погоди-ка, Гарри, ответь на один очень простой вопрос.
Северус резко развернулся на месте в духе недобрых школьных времён, и даже отсутствие незаменимой чёрной долгополой мантии не могло повредить стойкой ассоциации с тем Мастером Зелий, грозой всея Хогвартса.
– Когда мне было, на твой взгляд, наиболее худо, когда я был ближе к мёртвым, чем к живым, били ли в доме часы?
– Часы? Звонили ли часы? – на свою беду переспросил Поттер, усугубив подозрения прожжённого шпиона, которому известно, что лгущий человек зачастую повторяет окончание заданного вопроса, чтобы потянуть время и придумать новую ложь.
– Да, Герой без страха и упрёка, отвечай же прямо, всё, как было, я вовсе не имею пока ни единой претензии к тебе, но не зли меня. Что тебе стоит сказать "да" или "нет"? – Северус начинал заметно беситься.


Его, наследника рода Снейп по прямой линии, не интересовали обычные комнатные часы, коих в доме и впрямь полным-полно. Но семейная легенда, упоминавшаяся во множестве хроник, относится только к стариннейшим пружинным часам XV века, реликвии отнюдь не волшебного происхождения  – "часам св. Мунго". Своё название они получили ещё в сокровищнице маггловского знатного рода за тонкое, искусное изображение на алебастровых полукруглых створках жития легендарного покровителя Шотландии. Да не той никому непонятной копии – целителя Мунго Бонама, имени которого волшебная клиника, а исторического, "Милого" на старом гаэльском наречии. Тот был нежеланным и не принятым бастардом короля скоттов от незамужней дочери соседнего островного королька. В те времена, ложась спать в одном королевстве, нельзя было быть уверенным, что не проснёшься с ногами в другом, а откинувшейся рукой в третьем. Почти вся жизнь "Милашки" в VI веке, разумеется, в высшей степени праведная, прошла в пойме Клайда и близ будущего Глазго, о ту пору мелкого поселения.


"Часы св. Мунго" ходили исправно с тех самых времён, когда стали собственностью славного победителя магглов – очередного сурового Снейпа. Ещё бы им не ходить при такой сложной сети или даже паутине поддерживающих работоспособность заклинаний!


И вот, существовало поверье, почерпнутое из реальных событий, что истинный урождённый муж от корня Снейпов слышит однократный, грохочущий и переливающийся своеобычным эхом звон только трижды в жизни. А что важнее всего, очередной непредсказуемый бой "часов св. Мунго" знаменует, чаще всего, завершение уходящей эры, реже – начало новой эпохи в жизни столь "осчастливленного", не живого - не мёртвого от страха избранника бездушного часового механизма.


Естественным образом, юный Севви уже раз слышал их перезвон, несмотря на расположение в недоступной тогда курительной отца-садиста. А был этот незабвенный и на смертном одре звук под Petrificus totalus громче всего в мире живых, громче собственного сбивчивого, болезненного дыхания, громче даже хриплых вскриков, испускаемых замученным, умирающим Тобиасом. Тот  уже бессильно распластался по полу, запачкав всю новёхонькую тёмно-синюю мантию, а вдобавок волосы, шею и добрую половину лица красно-бурой жидкостью, выходящей от невероятно длительной пытки Круциатусом изо всех естественных отверстий тела.
… Нет-нет, позвольте, а кто говорил, что умирают красиво, во всём белоснежном, душещипательно пустив слезинку, драматически попрощавшись со всеми родными и близкими, благородно простив напоследок самых гнусных злодеев, и дав всем подряд ценные указания на будущее?..
Наверняка, тот, кто не видел ни одной-единственной смерти.


Отец, тоже бывший мужем от корня Снейпов, расслышал перестук колокольцев приснопамятных часов и яростно, не принимая перезвон артефакта заодно и на свой счёт, пуская пену изо рта, выкрикнул:
– Во-о-от, слышишь мерную поступь своей злосчастной судьбы, щ-щенок?! А дальше-то хуже будет, как отца родного оставишь, уж я-то знаю, уж я-то знаю!
Часы всегда-а правду говорят, – продолжал он дрожащим от ненависти голосом именно к нему, сыну, – Эх, не был бы ты наследником, я б тебя не только любовью да лаской учил, дрянь этакую! Жезлом бы уязвлял отребье иноземной шлюхи!..


… И теперь Северус Снейп, как единственный выживший вопреки всему и вся, законный наследник и потенциальный продолжатель "заколдованного" рода, рьяно заинтересовался, а не отсчитана ли предпоследняя веха его жизни громоздкими часами. Ибо они перекочевали вместе с необходимым минимумом обстановки из курительной на состояние дня отцеубийства, и не куда-то там, а прямиком в спальню сына. Он вовсе не боялся явления злобного призрака, и правильно делал – тот и не думал высовываться. Зато Мастер Зелий почему-то стойко уверовал, что третий, последний бой часов непременно застанет его в состоянии истинной, неподдельной смертной агонии. Значит, после второго сигнала точного времени на всё про всё остаётся всего ничего.


Северус, уже преисполнившись едва сдерживаемой лютой ярости из-за тянущейся неопределённости, повторил тот же вопрос два раза, итого три. Ну, сколько же можно выспрашивать? Неужели так трудно ответить если не словом, то хотя бы движением головы? Что он, этот Гарри Поттер, может знать о магии "часов св. Мунго", если ни одна живая душа, даже Винли, незнаком с этой тайною тайн?


Снейп сверлил бывшего ученика взором, столь яростно полыхающим серебряными всполохами молний, что тот сдал позиции, быстро кивнув и пробормотав:
– Да, Северус, всё было именно в этот момент, я его чуть было не проклял, до того мне худо сделалось.
Но я и знать не знал что это столь важно для… Вас, – выделил испуганный мистер Поттер, как и положено современному англичанину, интонацией.
– Я ведь ни в чём не виновен, правда… профессор Снейп, сэр? – уже умолял он.
Но тут и до алхимика дошло, что Гарри совершенно ни при чём, и если уж часы зазвонили, отбивая старт последней фазы жизни его, и только его одного, самое время взяться за ум, поскорее обзавестись законным наследником, дай Мерлин, и не одним ребёнком…
Нельзя, немыслимо прерваться всему роду из-за затянувшихся капризов его продолжателя и восстановителя. Недаром же он, Северус, хоть и единственное чадо в семье, но мужчина, по обычаю, благосклонно принимающий супругу под своё покровительство взамен на её верность и послушание во всём, вплоть до мелочей. Так гласила часть брачного ритуала волшебников.


А тут и Поттер встрял как раз не вовремя (или же напротив?):
– Но, сэр, в доме отбивало три пополудни громадное количество часов, и я никак не мог расслышать какой-то один голос в их диком лающем и каркающем хоре, если Вы беспокоитесь об… этом.
Снова любящее сердце правдой и неправдой дошло до наипаче сокровенного содержания вопросов загадочного волшебника.
– Ну-у, по крайней мере, я всё сказал.


– Да, теперь-то, Гарри, любимый мой, всё позади, прости своего глупого старика – ты и не представляешь, до какой степени!  – с лёгким сердцем выдохнул алхимик.
Это меняло всё, ставило вновь с головы на ноги, это делало совместную, пусть, и полугодовую, но желанную связь с молодым человеком, реальной.
А всё дело в том, что "те часы" никогда не били больше одного удара, и всегда невпопад, так гласили преданья старины глубокой, так помнил, поёживаясь от ужаса недавнего живого воспоминания, и сам Северус.


О, знал бы рациональный Северус, что взбалмошный Гарри сказал не правду, а полуправду, так, как её хотел услышать любимый человек, ещё можно было бы успеть соломки подстелить, фигурально выражаясь. Но и мистера Поттера необходимо понять верно. Занятому тогда неотложными делами, погруженному в тревожные думы, чем бы ещё эффективнее помочь уходящему на глазах волшебнику, во время какофонии сумасшедших часов, которая и мёртвого бы подняла, спасателю было очень не по себе. Но не до такой степени, чтобы бросить все дела и, застыв на месте, зачем-то выслушивать в этом адском хоре одинокий перезвон неведомых "часов св. Мунго".
И это вполне разумно, не так ли?


____________________________________

* Парафраз отрывка взятой за основание в главе 20 цитаты из романа Дж. Сэлинджера, "Над пропастью во ржи".
** Подразумеваются протестантизм и католичество.
*** Исаия, 11:6