Ее Величество Москва. Вечность -18

Ее Величество Москва. Вечность И. Царева-18


 Пока хоть искра торжества
 Мерцает на приезжих лицах -
Не даром числится в столицах
 Ее Величество Москва.
И.Царев

 Вот и добрались мы до столичного цикла стихотворений Игоря Царева.
Вероятно, это самая важная страница в его жизни. Да и в жизни любого из нас, даже тех, кто ни разу там никогда не был, Москва играет свою весомую роль.

Правда, редко кто пишет о ней так много и так адресно, как Игорь. Давно заметила, насколько важна для него привязка текста к географии. Ведь у многих поэтов есть абстрактный город – место обитания, так, что с трудом можно понять, где они на самом деле жили. А ведь в золотом веке  поэты  вообще часто жили в двух столицах и особых различий между ними не делали.

Это  символисты, а за ними и поэты других направлений четко разделили два главных града. А уж в творчестве А. Ахматовой и М. Цветаевой эти два града Петербург – Москва –просто стоят на разных, противоположных полюсах и от каждого из них идет поэтический отсчёт времени и пространства

 У меня в Москве — купола горят!
У меня в Москве — колокола звонят!
И гробницы в ряд у меня стоят, —
В них царицы спят, и цари.

И не знаешь ты, что зарей в Кремле
 Легче дышится — чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
 Я молюсь тебе — до зари.

И проходишь ты над своей Невой
 О ту пору, как над рекой-Москвой
 Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.

Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю —
О ту пору, как по всему Кремлю
 Просыпаются звонари.

Но моя река — да с твоей рекой,
Но моя рука — да с твоей рукой
 Не сойдутся. Радость моя, доколь
 Не догонит заря — зари.
Марина Цветаева

 Конечно, здесь все  чувства обострены,  с каждой строчкой можно не согласиться, но  и для Цветаевой, как и для Игоря Царева (просившего за нее перед небесами)  это «Мое величество Москва», а еще и Высочество, и Сиятельство и все  самые невероятные эпитеты отданы ей. Ну, правда, есть разница лишь в том, что Марина Цветаева в Москве родилась, а Игорь Царев, как и многие-многие его современники и поэты его круга, туда приехали из других городов, из других мест в юности или в молодости.

Почему это так важно? Потому что у каждого из нас есть свой родной город, не такой громадный, не такой суматошный, не такой утомительный. И память о Хабаровске у  Игоря остается навсегда, это то  волшебное место, куда хочется вернуться, хотя бы во сне. Знаю, какие снятся сны, даже когда бродишь по сказочной Праге, древнему Киеву, таинственному Львову, каменному Петербургу, а уж после  суматохи и дикой Московской усталости всегда снится город «тихий, как сон, пылью тягучей по грудь занесен, в медленной речке вода, как стекло, где-то есть город, в котором тепло».

Наверное, каждый рано или поздно примеряет на себя Москву, и решает, остаться там или нет, особенно, если для этого есть возможности. И тут уж выбор остается за человеком. Многие остаются, не в силах отказаться от всего, что она может подарить, и не думая о том, как много она потребует взамен. Но это выбор каждого человека..

Игорь Царев приехал в столицу из Петербурга, все-таки годы студенчества, это довольно продолжительная, а не только самая счастливая пора в жизни человека, на фоне всей красоты (а тогда он был дивно красив) северной столицы, Москва, вероятно, кажется особенно огромной, утомительной, шумной. Но не стоит забывать, что тогда это был совсем другой город, мир совсем другой, жизнь с этой несравнимая. Хотя в любые времена Москва остается Москвой, всех в себя вбирающей, и многих безжалостно растаптывающая, одним словом «Вечный город». Мы говорим о тех, кто чего-то добился, сделал себя сам, но мы почему-то всегда молчим о тех, кто там стал никем, бродягой, просто был безжалостно убит, потому что уровень преступности в Москве на несколько порядков выше, чем в других городах. А сколько убиты морально, остались бродягами и скитальцами, но все-таки очень хочется взглянуть на град Игоря Царева. Он особенный, этот стольный вечный город. Почему – то ему я больше доверяю, чем  восторгам Марины Цветаевой, очень часто преувеличенным,  и выбивающимся из общих представлений о граде.

ВЕЧНЫЙ ГОРОД

 Каждым кирпичиком вечного города помнит столица
 Каждую капельку, каждую ниточку красных дождей,
Время кирзовое, стяг кумачовый, гранитные лица,
Медную музыку, поступь чугунную старых вождей.

Бремя свободы столичные жители знали едва ли.
Кто-то ступал по паркетным полам, как по стали ножа,
Кто-то считал свои тусклые звездочки в полуподвале,
Тщетно надеясь подняться по жизни на пол-этажа.

Гордые беды и бедные радости комнаты тесной.
Стены картонные. Плиты бетонные. Майский парад.
В маленьком дворике простыни сушатся ночью воскресной.
Песни застольные. Слезы невольные. Крики «ура».

Взяли столицу кремлевские ели в ежовые лапы.
Били куранты, минутною стрелкой наотмашь рубя.
И чередою избитые истины шли по этапу,
Каждому встречному за полцены предлагая себя…

http://www.stihi.ru/2002/05/18-455

Невольно вспоминается  сравнение столицы с третьим Римом, правда в большей мере тут все  напоминает о Византии, от куполов, о которых с таким восторгом пишет Цветаева, до всех этих построек в восточными атрибутами. Но прежде всего это конечно смена времен и вождей, трудно даже представить, сколько мы их пережили даже не за слишком долгий век

 Время кирзовое, стяг кумачовый, гранитные лица,
Медную музыку, поступь чугунную старых вождей.

Никто не сомневается в том, что грозные тени их еще остаются на Красной площади, главной площади страны, где они все захоронены, что ночами принимают они парады и бродят там, вспоминая былые дни и былые победы.

Но в первую очередь Игоря волнуют не сильные мира сего, а как мы успели убедиться, простые смертные, на которых всегда держалась столица, попробовала бы она обойтись без тех же пекарей и дворников хотя бы несколько дней, и всех, кто  обеспечивал  физическую и духовную жизнь москвичей. Это Марина Цветаева могла бродить по Кремлю и считать себя началом всех начал, но если трезво взглянуть на столичный  мир ( а Игорь только так и смотрел), то
 Бремя свободы столичные жители знали едва ли.

Кто-то ступал по паркетным полам, как по стали ножа,
Кто-то считал свои тусклые звездочки в полуподвале,
Тщетно надеясь подняться по жизни на пол-этажа.

Я тоже совершенно уверена, что самые несвободные люди в этом мире, это именно столичные жители, ведь там, где слишком много возможностей и соблазнов, человек перестает принадлежать себе, и  очень точно отмечает поэт, что и паркетный пол и полуподвал одинаково порабощают человека.

Тот самый знаменитый дом на Набережной помнит столько историй самоуничтожения  людей и на самых верхних этажах ( чем выше, тем считалось престижнее) и в подвалах, где тоже текло жалкое существование, если вспомнить хотя бы об Андрее Платонове и  Валентине Катаеве и сравнить несравнимое. Это стремление подняться на этаж выше, ведь могло обернуться настоящий бедой, вот и получается, что двигаемся мы вверх по лестнице, ведущей вниз. Но человек уже обречен в этой стихии, он не может вырваться, ему кажется, что завтра все изменится, а  если и меняется, то часто в худшую сторону.

Гордые беды и бедные радости комнаты тесной.
Стены картонные. Плиты бетонные. Майский парад.
В маленьком дворике простыни сушатся ночью воскресной.
Песни застольные. Слезы невольные. Крики «ура».

Конечно, все это призраки нашего прошлого, вряд ли сегодня в Москве, да и в любом большом городе остались «Гордые беды и бедные радости»- беды у нас сегодня кошмарные,  радоваться мы давно разучились, да и майских парадов, тех, совершенно замечательных , всеобщих, давным-давно нет, потому что  нет тех заводов и фабрик, откуда и выходили колоны на демонстрации, исчезли сами собой и застольные песни вместе с парадами. Но приятно вспомнить, что все это тогда было, и заставляло нас идти в колонах, и радоваться жизни. Ну  а если говорить о той столице, то конечно, все заканчивалось на Красной площади, около мавзолея вождя

 Взяли столицу кремлевские ели в ежовые лапы.
Били куранты, минутною стрелкой наотмашь рубя.
И чередою избитые истины шли по этапу,
Каждому встречному за полцены предлагая себя…

Вот так восторженное Цветаевское, - А у меня в Москве купола горят, - паралеллится с суровой и очень точной картиной поэтического видения мира Игоря Царева.

Именно в столичных стихотворениях поражаешься его трезвой ясности взгляда на этот мир, здесь он опять же вслед за Блоком в поэме «12» передает  нам вне всякой  политики и идеологии просто взгляд на этот мир человека, и рисует его с предельной частностью. Как – то печально звучат финальные строчки, хотя на самом деле финал открыт :

И чередою избитые истины шли по этапу,
Каждому встречному за полцены предлагая себя…

( Перекликается со знаменитой песней Высоцкого  «Песня о Правде и Лжи», но  подразумевая, что песня каждому из нас хорошо известна, на этом вот и обрывает Игорь Царев повествование о вечном городе)…
Почему  так звучат  строки о Москве  у поэта, которого трудно обвинить в пессимистических настроениях, и вообще почти всегда в других его стихотворениях » печаль светла», на этот вопрос Игорь сам дает ответ в стихотворении «Городской моллюск»

Городской моллюск
 Игорь Царев

 Разве в раковине море шумит?
Там вчерашняя посуда горой.
Ну, а то, что душу с телом штормит -
Ты с моё попробуй выпить, герой!
И не хвастайся холеной Москвой,
Ты влюблен в нее, а сам-то любим?
Ее губы горше пены морской,
Холоднее океанских глубин.
Близоруким небесам не молюсь -
Кто я есть на этом дне городском?
Безымянный брюхоногий моллюск,
Но с жемчужиною под языком.

http://www.stihi.ru/2011/04/11/6058

Когда я в сознательном возрасте в 16 лет появилась в первый раз в Москве, и приехала из миллионного города, то первое ощущение  - ты ничтожно мал на фоне всех громадных домов, а особенно каменных  стен, не только кремлевских, но и разных других, вот  чувствуешь себя просто муравьём, вероятно Москва вот так всегда подавляла человека, заставляла сгибаться под своей тяжестью.
 
Образ городского моллюска у Игоря очень точно отражает это состояние – моллюск, который суетливо передвигается по громадной столице ( кстати, в Питере нет такого ощущения, может быть потому что, там нет этих  кирпичных стен до самого неба), а вот  тяжесть наступает именно в столице.

И не хвастайся холеной Москвой,
Ты влюблен в нее, а сам-то любим?
Ее губы горше пены морской,
Холоднее океанских глубин.

Сравнение Москвы с океаном необычное, но очень точно, и чувство неразделенной любви к ней  часто возникает в душе у человека. Вероятно, по- другому ощущает себя Марина Цветаева, или только в восторженном запале пытается нам это внушить?

      -- Москва! -- Какой огромный
     Странноприимный дом!
      Всяк на Руси -- бездомный.
      Мы все к тебе придем.

М.Цветаева

 Вот то, что придем не все – это как-то радует и вдохновляет, ну, по крайней мере, на ПМЖ точно не все.  Может быть, только на коротки срок, погостить немного, зная, что  есть мой город и мой дом, там уютно и тепло, там действительно можно жить, не ощущая себя городским моллюском в этом жутком океане. Вот и это стихотворение у Игоря получилось каким-то непривычно грустным:

Близоруким небесам не молюсь -
Кто я есть на этом дне городском?
Безымянный брюхоногий моллюск,
Но с жемчужиною под языком.

А вот Марина все-таки пытается оправдать древний град, может быть потому, что никакого другого у нее не было. Хотя этот столичный лоск сыграл с ней злую шутку в маленькой Елабуге, но боюсь, что в трагедии не Елабуга, а все-таки столица виновата, ее  восприятие, ее  утомительная огромность не позволяет человеку выжить в другом граде, пусть и не таком пышном и огромном
 Но пока она пишет о Москве:

      Над городом, отвергнутым Петром,
      Перекатился колокольный гром.

      Гремучий опрокинулся прибой
     Над женщиной, отвергнутой тобой.

      Царю Петру и вам, о царь, хвала!
      Но выше вас, цари, колокола.

      Пока они гремят из синевы --
     Неоспоримо первенство Москвы.

      И целых сорок сороков церквей
     Смеются над гордынею царей!
 (М.Цветаева)

Наверное, трудно жить в мире, ощущая себя  нелюбимым, зная, что Москва слезам не верит.  Но что же делать?  Один вариант, это вырваться на природу, забыть о городской суете и оказаться на даче, которую Игорь считает раем, личным Эдемом, или найти все-таки что-то светлое и прекрасное и в холодной, не верящей слезам столице.

Но что же остается в самой столице дорогого и ценного для поэта ? Конечно, любимые улицы, с которыми связаны какие-то важные события. Как только оказался там, ну как не направиться на Патриаршие пруды? Мое путешествие начинается всегда оттуда, а вот Игорь нас с вами ведет в другое место:

Чистые пруды, трамвай №3
Игорь Царев
________________________________________
  - Путь-дорожка казенная,
Январем занесенная.
Допотопный трамвай колесит у Покровских ворот.
И со мною в вагончике
 Покупает талончики –
Кто от Сима, но чаще от Хама - столичный народ.

На окошке протаяны
 Иероглифы тайные.
Кто сумеет прочесть их - навек прослывет мудрецом.
Я простужен, и кажется,
Что ледовая кашица
 Пробивая стекло, холодком обжигает лицо.

Мимо кухонь и спаленок,
Мимо бункера Сталина,
Закоулков истории, на перепутьи ветров
 По бульвару, как по миру,
Мой трамвай с третьим номером
 Ищет к храму дорогу, и вновь попадает к метро.

Там старушки на паперти –
Словно крошки на скатерти.
Их смахнуть со стола – для зимы не составит труда.
Дай им, Боже, везения
 Вновь увидеть весеннее
 Воскресение ивовых листьев на Чистых прудах.

-----
Не знаю, нужны ли здесь какие-то разъяснения. Но на всякий случай:

На улице Мясницкой неподалеку от Чистых прудов в доме N37 (бывшей усадьбе фабриканта И. Докучаева) в годы Великой Отечественной войны размещалась ставка верховного главнокомандующего - под зданием было вырыто бомбоубежище, от которого пробили туннель к Кремлю, положив начало строительству знаменитого «Метро-2». Сегодня в этом здании Приемная Министерства обороны.

http://www.poezia.ru/article.php?sid=49407

Вот здесь и начинаются для Поэта городские легенды, чего стоят одни трамваи, с которыми ни в каком другом городе, вероятно, столько не связанно, как в столице, того и гляди, что  кот Бегемот рядом появится и будет  билеты покупать, а комсомолка  отрежет голову несчастному Берлиозу. Трамвай -  это современная гильотина на колесах. Но всмотритесь внимательно в замерзшие стекла

 На окошке протаяны
 Иероглифы тайные.

Кто сумеет прочесть их - навек прослывет мудрецом.

И вот всегда так, если хочется посмотреть на город, а время позволяет, то самое лучше,  это выбрать какой-то  трамвайный маршрут, и, примостившись около окна, катиться в неизвестность.

Мимо кухонь и спаленок,
Мимо бункера Сталина,
Закоулков истории, на перепутьи ветров
 По бульвару, как по миру,
Мой трамвай с третьим номером
 Ищет к храму дорогу, и вновь попадает к метро.
 
Эта то самое главное путешествие, от которого очень трудно отказаться, потому что, сколько бы ты  ни бывал в столице, Москва меняется все равно быстрее, и очень хочется взглянуть на какие-то перемены.
Для тех, кто не имеет представления  об этом маршруте, не знает, почему вместо храма человек попадает в метро,  Игорь поясняет:
До 1935 года на Чистых прудах располагалась церковь святых Фрола и Лавра. Храм снесли при строительстве станции метро «Чистые пруды» (ранее «Кировская»).

Такая вот интересная деталь, в которой нет ничего особенного на первый взгляд, на самом же деле скрыто тайное и вечное, храм может быть снесен  для того, чтобы появилась новая станция метро.  Думая  о каких-то земных благах и удобствах,  человек  в столице легко забывает  о вечном ради сиюминутного.

Но  чем славилась еще столица в пору нашей юности, кроме того, что нам приходилось оттуда везти домой все, вплоть до книг и апельсинов, сейчас в это уже и самим не верится, но так было. Так вот, еще остались ночные разговоры на московских кухнях – это особый ритуал, который у себя дома мы только пытались повторять, но вряд ли что-то  получалось, а вот в Москве, в самых разных домах беседы   велись всегда.  Такое стихотворение я нашла и у Игоря.
 
Ночные разговоры
 Игорь Царев

 Не знаю по какой причине дневные первачи да воры
 Нас ненароком приучили ценить ночные разговоры:
Себя не относя к богеме, пока мозги не заржавели,
Нам интересней о Гогене, чем о Бали и Куршевеле...
Не о Таможенном законе, но о Басё и Мураками...
И тьма клубится в заоконье, смеясь над нами, дураками,
Шуты кривляются у рампы, грызет поноску век шакалий...
А мы с тобой не толерантны - нам интересней о Шагале...
Строкой болезненной увиты от лагерного Мандельштама,
Мы исчезающие виды из вымирающего штамма.
И все печальнее мотивы звучат в библиотечных гетто.
И все бледней альтернативы у бедного интеллигента...
Жалейте или не жалейте, но над Москвой почти светает
 И дворник в розовом жилете все на своем пути сметает

http://www.stihi.ru/2012/03/14/2988

Правда, у Игоря  темы разговоров  более современные, мне как-то больше помнятся    разговоры в конце прошлого века, но остается порадоваться, что и сегодня остались те, кто

 Себя не относя к богеме, пока мозги не заржавели,
Нам интересней о Гогене, чем о Бали и Куршевеле

 Мне лично начинает казаться, что эта зараза - тяга к путешествиям,  и странное отупение  не только молодых, но и моих ровесников нарастает. Но Игорь нас старается разубедить в этом:

Не о Таможенном законе, но о Басё и Мураками...
И тьма клубится в заоконье, смеясь над нами, дураками,
Шуты кривляются у рампы, грызет поноску век шакалий...
А мы с тобой не толерантны - нам интересней о Шагале

 Признаться, когда   слышу, что теперь волнует моих старых друзей, и куда их несет и заносит, то и вовсе впадаю в уныние, но нет, есть  те  настоящие  ценности, о которых не всегда  теперь  уместно говорить.

  Но, наверное, прав Игорь  -  мы «вымирающие виды», еще через дюжину лет таких не останется,  в столице точно.   Все надежды только на провинцию и остаются. Хотя эта зараза - тупое скитание по миру, чем дальше, тем больше захватывает умы в ущерб духовным ценностям, она неистребима, и с ней бесполезно бороться.

Увы, Игорь Царев не пытается  на этот раз  утешить, убедить, что  не стоит впадать в  депрессию, что все будет хорошо, нет этого в финале:
И все печальнее мотивы звучат в библиотечных гетто.

И все бледней альтернативы у бедного интеллигента...
Жалейте или не жалейте, но над Москвой почти светает
 И дворник в розовом жилете все на своем пути сметает

 Ну чем здесь утешиться можно? Только взглянуть на рассвет над Москвой и вместе с ним посмотреть на дворников, которых в одной из рецензий он назвал существами неземными, пришедшими из другого мира, потому что они встают, когда все еще спят, где-то в полночь, и ложатся спать, когда просыпается остальной мир. У него есть даже такое стихотворение.
Но должны же твориться городские легенды, вот и дворники оказались действующими лицами этого удивительного действа.

ИНФЕРНАЛЬНЫЕ ДВОРНИКИ

 Всю ночь на город суеверный,
На суетливую столицу,
Исподтишка сочилась скверна,
Скользила по усталым лицам
 Осенней желтизной угрюмой,
Холодной слизью атмосферной…
Как пароход с пробитым трюмом
 Мир погружался в мрак инферно.
Я сам поверил в этот морок.
Душа скорбела об утрате,
Когда хмельная тьма каморок
 Явила дворницкие рати.
Дыша бессмертным перегаром,
С традиционной неохотой
 Они пошли по тротуарам,
Сметая скверну в печь восхода.
И словно рыцарские латы
 Сияли старенькие боты
 При символических зарплатах
 За инфернальную работу.

Ага. Дворники для меня совершенно иррациональные существа. Порой мне кажется что это вообще мифические персонажи. Они живут в тот период суток, когда я сплю. А когда я выхожу на улицу, их уже нет. Но кто-то же ведет непримиримую схватку с грязью?

Игорь Царев 04.07.2007 10:52


Для тех, кто возможно, не ведает, что такое инферно – это (англ. Inferno, буквальный перевод «ад», от лат. inferno — «низший, недавний, спускать, снижать, унижать, разжаловать, понижать, смотреть угрюмо»). Обычно, применительно к общественной жизни, означает низость, несостоятельность, духовный мрак.
 
Другое значение Инферно — огненный демон, предвестник Армагеддона, всеразрушающий и вызывающий огненный дождь, дабы подготовить землю для прихода своего повелителя.

И ничего удивительного, страшно даже представить, во что бы превратился наш мир, какими бы стали наши города, если бы на недельку исчезли все дворники, о столице и говорить него. Порой  художники  рисуют нам полотна этого городского ада- конца света, но думаю, что в реальности все было бы и прозаичнее, и страшнее

 Осенней желтизной угрюмой,
Холодной слизью атмосферной…
Как пароход с пробитым трюмом
 Мир погружался в мрак инферно.

Но чтобы такого не случилось, ровно в полночь на улицах появляется армия спасения – это наши дворники, которые должны справиться с этими потоками грязи, мусора, который ежедневно и ежечасно выбрасывается в мусорные баки, а то и на улицы и площади городов.

Дыша бессмертным перегаром,
С традиционной неохотой
 Они пошли по тротуарам,
Сметая скверну в печь восхода.

Невероятная по силе воздействия картина в стиле романов  Стивена Кинга возникает перед нами. Но  мы с вами начинаем понимать, как адище столицы превращается в территорию хоть в какой-то мере пригодную для проживания

 И словно рыцарские латы
 Сияли старенькие боты
 При символических зарплатах
 За инфернальную работу.

Но если эти безымянные спасатели столицы чистят  улицы, то невольно появляется догадка, что есть другие спасатели, те, кто спасают наши души от ада, в котором мы все продолжаем оставаться, и   это  в первую очередь  поэты. Кто еще позаботится о духовной пище, а работают они так же напряженно ночью, правда в своих домах, сгорая в огне вдохновения, чтобы остальные приобщились к духовному.  Игорь подтверждает мою догадку в рецензии:

А состояние души автора хорошее, светлое. Душевный осадок, очевидно, оставляют упомянутые в стихе осадки скверны, проистекающие на город. Но я оптимист и надеюсь дворники с ними справятся. Под дворниками я понимаю не только тех с метлами, но отчасти и нас, пишущую братию, которая чистит души человеческие. Или, по крайней мере, пытается показать на мусор, который надо убрать

 Игорь Царев 04.05.2004 11:39

Конечно, столичная тема значительно разнообразнее и шире, чем  могло показаться на первый взгляд, и она будет продолжаться, рассматриваться в других статьях, а пока еще одно столичное стихотворение Игоря Царева,  те самые властелины дум выходят на смену дворникам в чистый город. Стихотворение  исполнено оптимизма и движения, вот на этой ноте пока и хотелось бы закончить разговор, а то что-то стало грустно от прогулки по ее Величеству  Москве.

В рифму с урановым веком

 Столица, которой не спится,
Купается в темной росе.
И ты – не последняя спица
 В ее запасном колесе –
Бежишь от дежурных респектов,
Оставив на память - каков! -
На глянце рекламных проспектов
 Протектор своих башмаков.

Баюкает сирые гнезда
 Ночная сиделка - печаль,
И город на вырост, и звезды,
И небо с чужого плеча,
И дом, где квартира пустая,
И вечно молчащий звонок…
Орлы не сбиваются в стаи,
Поэтому ты одинок.

Но фокус, ведь, именно в этом –
Перо и чернильная ночь
 На то и даются поэтам,
Чтоб немочь могли превозмочь,
Чтоб в рифму с урановым веком,
Который безжалостно строг,
Рождалась в душе имярека
 Целебная музыка строк.

http://www.poezia.ru/article.php?sid=54106