10 тысяч дней

 
   В этом мире можно искать всё что угодно, кроме любви и смерти…
               Они сами тебя найдут, когда придет время.


            Петр проснулся посреди ночи, сам не понял, отчего. В туалет вроде не хотелось, есть-пить — тоже, курить? В три часа ночи? Нет! Сон какой-то настиг неприятный? Вроде тоже нет. Снились какие-то дороги, какие-то поезда, но это хорошо. Быть в пути во сне хорошо, это - движение, это - жизнь, гораздо хуже достигнуть пункта назначения, ибо конец пути — это финиш, а на финишировать  нам ещё рано. Что же его разбудило?

    Он сел, почесал ногу об ногу, пятка чесалась, бывает же! Посмотрел на свои голые волосатые ноги. Что-то определенно его гложет, что-то не сделанное, но что, ради бога, что, из-за чего ночью вскакивать? Петр сел, поджав ноги под себя, так было теплее и уютнее, и начал загибать пальцы. Работа?  Нет. На работе все путем, ничего такого, и вообще, ради работы просыпаться, - ещё не хватало! Дома? Что дома? Дома он один, и ничего такого вроде не произошло, ни трубу не прорвало, ни унитаз не течет.  Ключи не терял. Звонок? Обещал кому-то позвонить? Вроде нет. Ну надо же, чувство такое противное, как будто предал кого-то. Но черт возьми, кого? В голову полезла какая-то лирика: «Нет на свете измены печальней, чем измена себе самому», - нет, не то! Не изменял он ни себе, ни жене, ни Родине. Потому что себе изменять, наверное, достаточно противно, а ни жены, ни Родины у него не было. Ну то есть когда-то были, но все это было давно и неправда. Где та жена, где та Родина? Фигня это все. Не тот он человек, чтобы мучиться какими-то там  угрызениями  по ночам. Обычно здоровый сон и ни минутой раньше, нежели будильник прозвенит. А тут - нате вам! Проснулся и сидит, ждет чего-то. Может, встреча какая-то назначена была? Сегодня-завтра? Но с кем? Что у нас, кстати, сегодня? Четверг. Да, дождь идет. За окном мерно и спокойно льет уж который час, точно, помню, дождь зарядил ночью, около одиннадцати. Сначала дул пронзительный ветер, пришлось встать, закрыть окно, а то аж шторы срывало, потом понеслось, — гром и молнии, а теперь все улеглось, просто льет и льет, в водосточной трубе мерно звучит ветер-саксофон — гонит струи воды и гундосит вечный блюз ночных крыш. Да, четверг. После дождичка в четверг! - словно ошпарило его - как вспышка, и одновременно как ожог, как ушат воды на голову, как удар током — вдруг - он вспомнил!!! Есть такое выражение — холодный жар? Или же — горячий лед? Нет, конечно, но Петр ощутил имненно это — по всей коже, по всему телу. Это не какие-то банальные мурашки, это ожог и озноб одновременно, жуткое ощущение, неприятное, адреналин в кровь или просто прилив крови к  сердцу — как горячий укол. Вспомнил!!!

   Когда это было? Ему было восемнадцать  или уже девятнадцать лет. Армия, стройбат, Уссурийск. Ещё дальше заслать было просто некуда. Наш военкомат любит послать куда подальше - от дома - в противоположную сторону, глядя по карте, просто траектория наугад, — главное, к черту на рога. Езжай-ка ты, парень, в ….. можно сказать, это почти эвфимизм: «иди-ка ты на...» Ну и поехал, а чё! В 18 лет даже прикольно, всю Россию насквозь, до Владивостока и ещё немного. Просто он не хотел в армию,  ну честно не хотел, а чего в неё хотеть? Он карате занимался,  у него было дело и была девушка, какая армия! Но призыв — дело святое, и когда он три раза подряд проигнорировал повестку, его и заслали, чтоб мало не показалось. Да, это было тогда.

   Говорят, нет ничего страшнее русского стройбата. И анекдотов море об этом, ну например этот: «В американской армии сержант рассказывает своему отделению:
- У русских есть такие войска, ВДВ, там на одного ихнего двоих наших нужно! Но это еще ничего. Есть у них морская пехота, там на одного ихнего троих наших нужно! Но самое страшное - у них есть войска, стройбат называется, так тем зверям вообще оружия не выдают!"  Все это известно и старо, как сама армия. В стройбате всегда очень много всяких отмороженных и нездоровых личностей,  "сидевших" и сбежавших от срока, просто дебилов, которым не хватило ума попасть в другие войска. Но Петру было пофигу, он  был сильный телом и духом, ну, так ему казалось на гражданке. Вообще, на гражданке весь мир выглядит совсем иначе, и обычно в 18 лет никто не думает о таких вещах, как «землячество», или например о том, как уберечь себя табуреткой при нападении сразу пятерых отморозков-азербайджанцев.  Как выстоять, когда тебя пытаются "опустить" очень нехорошие дяди, как не умереть от голода в походе, как согреться после проливного дождя  холодной осенней ночью, находясь в ста километрах от жилья.  Шикарная школа жизни! Не все её, правда, выдерживают. Когда у них застрелился один парнишка, подняли много шума и слегка почистили ряды, но, по большому счету, ничего не изменилось. Петр и сам точил нож на человека, реально точил нож — несколько недель подряд. Человек был не просто гад, садист и дерьмо, его и человеком-то трудно было назвать. Его боялись и ненавидели все более-менее нормальные солдаты, но он каким-то образом был нужен, —  когда офицеркий состав бухал и разлагался, он с прапором «держал» их часть, беспредельничал по-черному, унижал,  издевался, воровал,  просто делал все, что его душе было угодно, а душа его, однозначно, была уже давно прописана в аду.

       Тогда-то оно и произошло, явление Петру, -  не Святому Петру и не Святого Иисуса, а вовсе даже наоборот. Когда Петр в очередной раз точил нож, и кровь его стучала в голове ровными яростными толчками, он практически готов был «сделать это» сегодня, он молчал и собирался, концентрировался и складывал свои пазлы в голове, проверяя и настраивая себя, словно тонкий механизм. Тогда-то и появилось ЭТО. Петр стоял  в каптерке, среди хлама разбросанных хе-бе-шек и портянок, и тут из ничего материлизовалось нечто  зеленое, неприятное даже по форме, не говоря уже о запахе. В своих мыслях, занятый своим делом, Петр сначала  даже не понял, не заметил ничего такого, — ну, пьяный какой-то солдат зарулил, ну воняет, ну всякое бывает. Ан-нет, воняет как-то странно и рожа, простите, больно противная, хотя эта кикимора и натянула на себя зачем-то парадный китель, да ещё аксельбанты навесила. Они-то его и выдали, никто так в жизни не одевается, чучело огородное! Причем, под кителем на каленках — явно кривых и клочковатых, словно на них посреди сустава сено росло — дыбились потертые черные трико, а ещё ниже — на плоских,  словно ласты, лапах были надеты белые кроссовки Адидас! Вот такой красавец, выделяющий невыносимое амбре, и явился перед молодым Петей в час мести роковой.

Петр, на своей волне, брякнул как ни в чем не бывало:
 - Рожа у тебя зеленая и воняешь ты мерзко!!!
«Зеленая рожа»  зашелся смехом, словно кашлем, перекатывая в горле какие-то камни и булькая то ли слюнями, то ли лавой, потом, промокнув глаза  лежащей рядом  портянкой, вежливо сказал:
 - Имею интерес к Вашей персоне, исключительной важности и конфидециальности разговор, - и поклонился в пояс,  отвешивая поклон, наподобие купцов 15 века, пришедших просить аудиенции князя. Петр подумал «обдолбался» кто-то из своих, но ни на кого из «своих» этот тип не был похож, даже отдаленно, даже очень отдаленно, даже включая все возможное воображение — это было нечто ирреальное.
 - Ну! - все, что мог выдавить из себя Петр.
 - Так-с, разрешите разместиться поудобнее, сударь, - нарядный вонючий господин легким движением руки  расчистил себе место для маневров, приглашая последовать его примеру и Петра. Петр остался стоять с ножом в руке, пока гость усаживался на кривой колченогий стул, при этом он обошел его три раза, странно шаркая ногами, как собака на выгуле после своих «дел». Наконец, он уместил свой зад и уставился на Петра.
 - Ну! - повторил тот.
 - Ножичек-то положите!
 - С чего бы это?
 - Да не нужен он сейчас, совсем не нужен, уверяю Вас. Собственно говоря, я  за этим и пришел.
 - За ножичком?
 - В каком-то смысле. Убрать его надо, на время! -  и гость вскинул руку, словно предотвращая возможный протест, - на время! Не резон его использовать сейчас, не стоит, нехорошо, нельзя, ну поверьте старому..... ну, в общем, поверьте, мда..
 - С чего бы это?  -  повторил Петр. - И вообще, - ты кто?
 - Резонный вопрос, но к делу не относящийся. Не важно, кто я. Я должен Вас остановить, не допустить Вашей, так сказать, вендетты, вот что важно. Я послан оттуда, - сказал гость, кивнув куда-то влево и вверх. Петр машинально проследил взглядом движение «вонючки», ничего в том направлении не было, кроме паутины и копоти на потолке. - Амеба должен жить! - заключил гость, топнув ногой, словно затирая окурок.
 - Это одноклеточное давно пора отправить в иные миры! Нашел за кого заступаться! - с обидой, как ребенок, ответил Петр.
 - Отнюдь, я не заступаюсь за него, просто должен быть порядок. Всему свой срок, его срок ещё не вышел, он должен жить ещё некоторое время.
 - Он? Ты бы детей больных защищал, терракты предотвращал, в пожарах и наводнениях участвовал, в МЧС  пошел бы, блин! - горячась, кричал Петр. - Эта гнида довела Пашку да самострела, довела всех, достала всю роту, и ты мне будешь говорить...
 - Молодой человек, -  спокойно и веско перебил гость в аксельбантах, вновь поднимая руку, - повторяю для глухих: его срок не вышел. Вы нарушаете сейчас высший порядок, это чревато многими нехорошими последствиями. Ваша собственная жизнь пойдет не по тому пути, и жизни многих людей.  Я должен остановить это, я должен восстановить порядок вещей. У каждого свой срок, понимаете, ну вслушайтесь, не важно, хорош человек или плох, все записано там, - вновь кивнул он влево и вверх. - Положите нож и идите спать. Кроме того, я не взываю к какому-то там милосердию или прощению, боже упаси, - гость поплевал через плечо. - Я прошу об отсрочке. Десять тысяч дней, вот и все. Потом можете убить его, даже с большим нашим удовольствием, всего десять тысяч дней!
 - Ага, здорово, десять тысяч дней, какая ерунда, пустяки, это же черт знает когда! - крикнул Петр. - Ещё скажи: после дождичка в четверг!
 - Точно, как Вы угадали, после дождичка в четверг десять тысяч дней спустя...
Петр ядовито осклабился,  начал шарить в карманах в поисках сигарет.
 - И что тогда? Нафига тогда мне его убивать? Я и забуду уже, кто он такой, впрочем, если я вообще доживу до этого срока, и — он затянулся - если Амеба доживет.
 - Доживете оба, уверяю Вас, в  этом уж можете быть совершенно уверены. - Петр молча курил, мрачнел и зеленел, порываясь то выгнать гостя вон, то дать тому в морду. Пытался осмыслить услышанное, но это плохо удавалось. В полном раздрае чувств, он резко откинул окурок и сел напротив «зеленой рожи», пристально глядя тому в глаза.
 - А Пашка? Его срок вышел, так что ли? Что с ним?
 - Да, - спокойно ответил гость,- не переживай за него.
 - Он там? - повторяя за посетителем траекторию взгляда влево и вверх, спросил Петр.
 - С ним все хорошо. Думай о себе.
 - О себе? - усмехнулся Петр.
 - Да. В первую очередь — о себе. Помнишь, как ты дрался один против пятерых, и руки у тебя были по локоть в крови, реально по локоть. Ты бился, как сумасшедший, тебя прозвали за это «мясником». Что ты думал тогда? Что двигало тобой?
 - Инстинкт самосохранения.
 - Точно! Вот и сохрани себя ещё на десять тысяч дней, не укорачивай себе жизнь, а Амебу оставь!.. - Он поднялся, картинно отодвигая от себя стул. Все, аудиентция окончена.

     Прошло всего-ничего, разговор длился минут пять. А Петр привык  и к запаху, и рожа посетителя не казалась уже такой отвратительной, и хотелось ещё спросить о чем-то, удержить его на минуту, что-то важное узнать. Не каждый день к тебе приходят «оттуда». Но он не успел ни о чем спросить. Гость зачем-то снял с себя китель, порывшись в вещах, нашел  фуфайку, и,  набрасывая её на голое волосатое тело, в заключении сказал:
 - За то, что ты хотел нарушить равновесие, у тебя будет отнято что-то дорогое для тебя. Вообще-то, это будет тебе на благо, но поймешь ты это только потом, позже, а сначала тебе будет больно. Но  за то, что ты послушаешься меня, тебе будет подарено что-то дорогое! Через десять тысяч дней тебе придется сделать выбор, не оплошай! - и гость растворился в пустоте, оставив после себя на полу горстку то ли пепла, то ли искр.


       И вот Петр сидит на постели, расставив ноги, считая на пальцах дни. Нет, нереально... И хотя внутренний голос говорил, - да, да, то, ты угадал, именно ТО тебя и разбудило, но все-равно встал, нашел в шуфлятке калькулятор, стал считать. 10 000 делить на 365 (грубо, ну ладно), это выходит 27 с «хвостом». Ему было восемнадцать, сейчас ему сорок шесть, все сходится. И еще дождичек в четверг! Мда-а... И что теперь?

     Он так ярко вспомнил все, словно только этим и жил, хотя память напрочь все схоронила и спрятала  - ха, на десять тысяч дней — и он вовсе и не вспоминал об этой истории лет пятнадцать точно! Дорогое отнимется... Это явно была Аленка.. Она не дождалась его из армии, выскочила замуж, дурочка, потом приходила к нему, просилась и ласкалась, но Петр «закрыл за ней дверь» плотно и навсегда.. Да, было больно, но потом он понял, что это все было хорошо и правильно. Он встретил новую девушку, другую, полюбил её и женился.. Это тоже было давно. Теперь и за ней закрыта дверь, но это уже к данной истории не относится.

    Амеба! Кто он теперь, где он теперь? Откуда родом он был? Петр стал вспоминать. Первые годы он ещё, как и большинство демобилизованных, вспоминал армейских друзей, переписывался, пару раз даже виделся с парочкой. Кто-то, кажется Слон говорил, что Амеба «вышел в люди», конечно же не в те, а подался к бандюганам, что вполне логично с его биографией, да и время было смутное, бандиты были везде.  Почему Амеба? Он был здоровый, обтекаемый, как тюлень, гладко-белый отвратительный мужик, с маленькими злыми глазками и с нулевым интеллектом. Одноклеточное! И как амеба меняет свою форму и цвет, так и Амеба менял свое поведение, голос и походку сообразно обстоятельствам, та ещё амеба, мимикрией владел мастерски. По паспорту он был Пискунов Валерий Петрович, обалдеть, вспомнил! Кажется, он запомнил намертво его инициалы в тот момент, когда точил нож и представлял камень на его могиле. Пискунов, куда же закинула тебя судьба, да и стоит ли тебя теперь искать? К чему? Что было, то было, столько воды утекло,  теперь у Петра не было абсолютно никакого  повода и желания  угрожать чьей-то жизни, спустя 27 лет какая может быть месть. За что? Тогда в армии все как-то утряслось само-собой, а может и не само, может «зеленый гость» посодействовал, что Петра заслали в долгую командировку, потом же, когда он вернулся, Амеба сидел на «губе» и ему светил реальный срок, они так и не пересеклись больше, и что теперь им делить? Пустое... Не искать же его специально по всему свету для того, чтобы сделать то, что хотел 27 лет назад. Не тот случай, значит, не судьба. Живи, Амеба, живи и благодари тех, «наверху», а мне поспать ещё надо часика два, а то на работе «сломаюсь». И, договорившись таким образом   с самим собой, Петр откинулся на подушку и спокойно уснул.

         Утром серое стылое небо не предвещало веселого солнечного дня, цвела черемуха и, возможно, дожди зарядили надолго. Петр шел на остановку, до работы было быстрее и дешевле добираться на автобусе, как это ни смешно. Машину он брал нечасто. По дороге решил забежать в магазин за сигаретами. С неба накрапывало, так, не то, чтобы дождь, мелкая морось. Прохладно и ветренно. Поеживаясь  - от недосыпа ему всегда бывало зябко по утрам - Петр забежал в маленький магазинчик на углу улицы, внутри было ещё холоднее, как-то сыро и неуютно. Покупателей не было, только один гражданин — здоровый мужик -  покупал что-то, всем корпусом навалившись на стойку у кассы. Сначала Петр не понял, что он там делает, он видел его со спины, выглядело это как-то странно, словно мужик пытается что-то вытащить с той стороны прилавка. И тогда он увидел глаза продавшицы. Он часто сюда заходил, но её  видел впервые, новенькая, наверное?! Глаза её смотрели прямо на него: с мольбой, с ужасом и с надеждой. Она молчала, ничего не говорила, не делала никаких знаков, просто смотрела на него своими огромными глазами и только губы её немного дрожали, словно ей тоже было холодно, как и ему. Он замедлил шаг, стараясь ступать бесшумно, мужик его ещё не заметил, и, если продавщица будет вести себя правильно, и не заметит  раньше времени. Сместившись немного вправо, Петр увидел, что мужик одной рукой держит продавщицу за локоть, в другой сжимает нож, нож упирается женщине в живот, при этом она, практически не дыша, быстрыми движениями пальцев вынимает деньги из кассы и складывает в инкасаторский пакет. Руки её словно отделены от тела — работают сами по себе — сама она  - бледная, белая, как мел, застыла словно соляной столб, и только глаза — о боже, какие у неё глаза! - взывают, кричат, требуют!!!

      Навыки, полученный в юности, не проходят бесследно. И хотя Петр давно уже забросил спорт, тело среагировало быстрее мозга, рефлекторно он провел захват сзади, провернул мужика вокруг своей оси, сделал  подсечку и, уже падающего, «припечатал» ударом в грудь. Чем больше шкаф, тем громче он падает,  как говорил учитель. Здоровяк завалился на спину, словно жук, нож отлетел в сторону; - маленькие злые глазки, безобразное тело тюлленя, белая кожа, - Амеба! Кто бы удивлялся, десять тысяч дней спустя, после дождичка в четверг, привет, гад, вот и встретились!

    Амеба его не узнал, он вообще плохо соображал, он был под наркотой, однозначно, кроме того, у Петра не такая примечательная внешность, как у Амебы, за три десятка лет можно и подзабыть. Амеба просто лежал на полу, раскинув ноги и руки, и зрачки в его глазах пульсировали, уменьшаясь в размерах. Да ладно, вставай, я тебя и на этот раз не убил, давай, не притворяйся!
Девушка за прилавком обрела дар речи, и, собирая разбросанные деньги, робко спросила:
 - Может, мне стоит позвонить в полицию?
 - Хорошая мысль, - ответил Петр. - Только, думаю, сначала стоит закрыть магазин и никого сюда не впускать.
 - А этот? Вы его удержите?
 - Этот... этот — мой, не переживайте, он мой волею божией, - и заметив испуганный взгляд девушки, поправился, - ну помните, сидеть на берегу и ждать, пока мимо не проплывет труп врага... Что-то в этом роде. Не бойтесь, я ничего ему не сделаю.
 - Да нет, скорее наоборот, как бы он что-нибудь Вам не сделал.
 - Он? Не-ет, не сегодня. Сегодня Час Быка, или как там было?
 - «Земля рождена в час Быка — это два часа ночи…»  - сказала девушка. Почему Вы сказали про Час Быка?
 - Сам не знаю, слышал что-то такое. Роковой час, что ли...
 - Час Быка ещё называют часом Демона, - добавила девушка. Петр посмотрел на неё, она смешалась, поправила волосы. - Просто я одно время интересовалась всякой эзотерикой. Ну, знаете, молодость, поиски себя, поиски истины... иногда заводят так далеко... - она засмеялась и смех её, как ручеек, звенел  и переливался. Петру стало хорошо... «За то, что ты послушаешься меня, тебе будет подарено что-то дорогое!»
 - Как вас зовут? - просто спросил он.
 - Таня, - просто ответила она.
 - А меня Петр. Кстати, а что за час такой в три  ночи, Вы случаем, не знаете, Танюша?
 - По китайскому календарю — час Тигра. А ещё  три часа ночи называют "Часом Волка" - по поверьям, это время около 3 часов ночи, когда внезапно отступает сон и в голову приходят разные тревожные и тяжёлые мысли. Мистики связывают час Волка с оборотнями.
 - С оборотнями.... - И в каптерке, и вчера дома около трех все происходило. Оборотни, твою мать. Амеба, в чьей игре мы с тобой играем? Лежишь - не двигаешься, совсем тебе хреново, да? - Танюш, Вы вызовете лучше «скорую». Не надо полицию, у Вас же ничего не пропало, не так ли? Подлечить надо человека, видите, совсем ему нехорошо. Приболел Ваш клиент, окажем человеку первую помощь.

Таня удивленно посмотрела  на него, потом подошла и присела рядом.
 - Вы знаете его, верно? Вы знакомы? Давно.
 - Давно... - повторил Петр. - Десять тысяч дней....
Таня вызывала «скорую помощь», а Петр сидел около Амебы и смотрел  на его безобразное тело,  на его нереально белое рыхлое лицо, в его закатывающиеся глаза, и никаких эмоций, никаких чувств не испытывал. Как говорил кто-то из великих*,  - «Вне зависимости от того, какой поступок он совершил, человек всегда достоин либо уважения, либо сострадания, смотря по обстоятельствам». Петр не чувствовал к Амебе ни уважения, ни сострадания, разве что некое любопытство.  Петру дано право сегодня убить этого негодяя, а в том, что тот остался негодяем и не изменился, он смог убедиться воочию вот только что. Но убивать его вот так — по разрешению — с холодной головой — да ну вас всех к черту! Даже бить его не хочется, даже пальцем тронуть. Если верить «зеленому», ему и так  не долго осталось. Было бы любопытно за ним понаблюдать. Неужели правда, что тем или иным образом Амеба должен сегодня умереть? Или же, если Петр его не тронет, Амеба проживет ещё много лет, уйдет, так сказать, на новый виток,  как выразился тогда этот «вонючка с того света», - его жизнь пойдет по другому пути. Так может и хорошо? Наконец-то, в кои-то веки его путь сменит вектор движения, может он совершит хоть одно доброе дело в своей жизни?!

 - Он без сознания? - спросила Таня.
 - Он в отключке.  - Петр поглядывал на дверь, размышляя, может ли он прогулять сегодня работу. Надобно удостовериться, будь то час быка, козы или петуха, Петру было наплевать, демоны или оборотни, но все ж таки любопытно, существует ли судьба на свете, есть ли  фатум, рок, предписание «оттуда». Надо проследить  за Амебой, провести этот день у него «на хвосте». Что означал этот визит, что значит 10 тысяч дней, фуфло это все или правда,  бред взбудораженного сознания или же контакт с тонким миром? Ну интересно же!

Таня задумчиво смотрела на Петра, словно хотела, и в тоже время не решалась что-то сказать. Он чувствовал её взгляд, но сейчас не хотелось отвлекаться от главного. Она понравилась ему, да, но не сегодня. Сегодня особый день и он посвятит его Амебе.
 - Тань, мы сможем с Вами сходить в кино, при случае, а? - он улыбнулся ей, чтобы вновь вернуться к своим мыслям. Татьяна чувствовала  натянутость, его холодность, и стоило бы отказаться, но он тоже понравился ей.
 - Хорошо, - сказала она, - «при случае».
 - Мы обязательно сходим в кино, обещаю! - сказал он, поднимаясь с пола. У  магазина парковалась «скорая помощь». Таня пошла открывать дверь, Амеба продолжал лежать недвижимый, а Петр смотрел на него и думал, - "я  - гад, я - аморальное существо, безнравственный социопат! Мне не жаль его ни грамма, и убивать его я не хочу, ну нет у меня настроения, я просто хочу узнать, чем все это закончится.  Это - честно, но быть искренним и честным зачастую в жизни означает   быть жестким, равнодушным и холодным. Ну и плевать!"

   В магазин вошли врачи, началась возня, Петр вышел на крыльцо покурить. Эх, сигареты-то так и не купил. Вернулся внутрь. Попросил у Тани пачку, заплатил и без слов вышел. Она ждала чего-то ещё, она смотрела ему вслед, на его сильную, широкую, равнодушную спину. Он спас ей жизнь и.... он разбил её жизнь.

 - Я поеду с ним, - сказал Петр врачу.
 - Вы — родственник? - спросил тот, не поднимая глаз, заполняя какие-то бумаги.
 - Хуже того, я его Фатум.
 - Кто? - не понял врач.
 - Вы латынь изучали, не так ли?
 - А то, медицинский без латыни.....
 - Значит знаете: Ubi culpa est, ibi poena subesse debet **
Врач посмотрел на него длинным взглядом, словно прощупал на плотность и на вес и селезенку, и печень и сердце. Пожмакал, пошамкал, проверил насколько запущены его потроха. Затем вспомнил пустой зал магазина, испуганные глаза продавщицы, неприятную, явно уголовную рожу пострадавшего, собрал все «в кучку» и опустил свой скальпель-взгляд.  Решил не лезть в «рану», заткнул её «стерильным тампоном» нейтральной профессиональной компетентности:
 - Больному будет оказана медицинская помощь, как того требует профессиональная этика.
 - Безусловно, дорогой доктор, а как же, непременно! - обрадовался Петр. - И, пожалуйста, окажите ему помощь как следует, без предвзятости, так сказать. Наркоманы — тоже люди, знаете ли, дадим судьбе шанс, только разрешите мне присмотреть за ним, не чужой все-таки...
Врач ещё раз «прощупал уплотнение», подумал — рванет, непремнно, старая рана при повторном травмировании имеет тенденцию открываться. Но мы не будем лезть не в свое дело, как сказал этот странный «родственник» - дадим судьбе шанс, пусть сами разбираются, мое дело  - довезти больного до больницы, не допустив летального исхода.

    По дороге, уже в машине, Петр отзвонил на работу, взял отгул, и в больнице уже совершенно не тревожился ни о чем. Какой-то азарт, предчувствие чего-то необычного сопровождало его и вдохновляло. Зачем «зеленый» просил 10 тысяч дней отсрочки, для чего? И это бы ещё ладно, допустим, срок не вышел, Амеба должен был завершить какие-то свои дела, ладно. Но вот зачем было напоминать Петру о том, что через 10 тысяч дней он может убить его, и «даже с превеликим нашим удовольствием»? Что это было? Провокация, искушение, какой выбор тот имел ввиду, возможно ли, что сегодня решается не жизнь Амебы, а его собственная жизнь?!

     В больнице, в приемном покое, куда свозят больных на «скорой», царил шум и суета. Живой муравейник, люди в белых халатах снуют туда-сюда, кому-то дают таблетки, кого-то везут на рентген, у кого-то берут анализы, кому-то делают кардиаграмму, меряют давление... Все заняты, никому нет до него никакого дела. Правда, пускать не хотели. Пришлось показать свое удостоверение, иногда профессия помогает и в «мирской» жизни. К тому же, ему поразительно повезло.  В приемном покое с одним больным, держа его с двух сторон, зацепившись наручниками, болтали о том-о сем двое полицейских. Вообще-то это была довольно забавная картина, — как привязанные ходили они с ним и на анализы, и в туалет, ни на миг не отпуская. Опасный преступник? И он тоже имеет право на оказание первой помощи. Так вот — говорили они о всякой ерунде, пока не увидели подъехавшего на каталке Амебу. Первым его узнал  пристегнутый наручниками бандит.
 - Щ-щ-и-ит! - сквозь неполноценные зубы процедил он. - Паука притаранили, ты глянь!
И все глянули. Полицейские, во всяком случае, глянули и тоже узнали его.
 - Пискунов, только вчера из отделения, во дает, не прошло и пол суток, - сказал первый полицейский.
 - Имел я  с ним как-то  разговор, - ответил второй. - Отвратительный тип, просто физиологически отвратительный, и скользкий, гад, как слизняк, никак его не ухватить, ускользает как угорь. Когда вижу таких, не понимаю, как их земля держит!
 - Да он же герой, ты что! У него «крыша» уехала давно, ещё в армии, или даже до армии, псих он, конечно, ещё тот, но он герой!
 - Паук — герой!  - бандит в наручниках зашелся писклявым смехом, полицейский ткнул его в ребро, тот притих. Второй полицейский  удивленно глядел на Амебу.
 - Герой? От слова героин?
 - Нет, правда. Он два месяца назад только вышел,  сидел за подвиг,  клянусь! - и, косясь на своего подопечного, полицейский все-таки решил рассказать. - Он ехал в автобусе, когда пьяный водитель съехал с дороги и повел автобус в пропасть, реально в пропасть. Паук, то есть Пискунов, вскочил с места, но не успел перехватить руль, автобус стал падать и в конце концов разбился о камни. Многие умерли на месте. Пискунов же  вытащил всех из автобуса, - всех! - а там было 29 человек — живых, оттащил их на безопасное расстояние, кстати, автобус на самом деле загорелся, и если бы не он, все погибли бы, не от ран, так просто задохнувшись.
 - А за что он «сел»? - не понял второй полицейский.
 - А-а! Так он потом вернулся к водителю и перерезал ему горло. Мертвому. Тот разбился, и в общем, ему было уже не больно. Но факт, - перерезал горло, цинично у всех на глазах!  Он «сел», хотя те 29 пели ему диферамбы, осыпали цветами и грудью защищали его на суде. Потому и сидел недолго.
 - Да-а! Вот на вид — мразь мразью, и говна за ним и крови — воды не хватит отмывать, а поди ж ты!..
   
   Петр потихоньку вышел на улицу. Вот оно как, оказывется. Вот для чего Амеба прожил свою отвратную жизнь.  А для чего прожил свою жизнь Петр? Ну ладно, ещё не до конца прожил, и все же?!. Для чего? «Через десять тысяч дней тебе придется сделать выбор, смотри, не оплошай!» Какой выбор? Что сделать? Он сделал выбор — он не убил Амебу. Он не вызвал полицию, он дал Амебе ещё один шанс. Господа «зеленые», кем бы вы ни были, не буду я плясать под вашу дудку! Спасибо, что удержали меня от крови в юности, теперь я способен сам себя удержать, да и то, нет причин, нет желания, просто нет  и все! Не хочу!

   Он стоял, курил, ничего его вроде бы больше не удерживало. Но он продолжал стоять у ворот больницы, с заднего хода, курил одну за одной, словно в оцепенении. Ни с того, ни с сего он вспомнил,  как Амеба кормил котенка на кухне. Тогда он гонял «духов», по-страшному гнобил их, оставлял в проголодь, заставлял  работать по ночам, и при этом самые вкусные куски оставлял котенку, который прибился у их части.  Говорят,  самые жестокие люди часто бывают сентиментальными, Амеба мог убить человека просто так,  ни с чего, голыми руками, а котенка защищал и жалел!

    Какой-то порыв заставил Петра вернуться в больницу. В дверях он столкнулся с санитаром, который вез на каталке Амебу - под простыней! Он был накрыт с головой. Но Петр узнал его по обуви, по габаритам, и просто — узнал!
 - Что случилось? - спросил он санитара.
 - Передоз. Не выдержало сердце, странно, два часа продержался и скис. - Санитар шустро управлялся с каталкой, он пересек стоянку для машин и покатил куда-то  по подземному переходу, видимо, в морг.  Вряд ли об этом думали заранее, но сам вид подземной дороги, этакого тоннеля вникуда, ассоциировался с границей жизни и смерти, с переправой, с рекой Стикс, по которой Харон перевозит души умерших. По традиции надо было дать санитару монетку, вряд ли у Амебы было время  оплатить свой последний путь.

  Ну вот и все. Десять тысяч дней завершились, круг замкнулся, все кончено. Зачем нужно было вновь сталкивать их на дороге жизни? Чтобы Петр понял, что зло рано или поздно будет наказано? Так разве ж это наказание? Амеба просто сам себя прикончил, наркотики — не оружие божественного возмездия, а впрочем, как знать? Петр нащупал во внутреннем  кармане куртки нож, он поднял его  с пола, там, в магазине, завернул в бумажку, унес с собой. Нож... В начале и в конце истории, как в хорошем кино... «А может, это все-таки я его убил? Он же стоял на своих ногах, ему хватало сил угрожать продавщице, он был вполне живой, до того момента, пока я его не уложил. Неужели, все-таки я? Но я же не хотел, у меня не было намерения, значит это и есть божественное провидение, - чему быть, того не миновать!»

  Он шел, удаляясь от больницы все дальше и дальше, шел пешком под весенним моросящим дождем. Ни шум пролегающей рядом автострады, ни выхлопы машин,  не могли затмить собой оглушительного запаха весны! Цвело все сразу — и сирень, и каштаны, и черемуха, и яблони с вишнями, - потрясающее время  - время новой жизни. Петр сам не заметил, как оказался на том же месте, с которого все и началось. Он вновь вошел в магазин и вновь попросил сигарет. Таня удивленно посмотрела на него, в её глазах мелькнула искорка радости и надежды.

 - А что, те уже закончились?
 - Угу.
 - Так быстро?
 - Да.
 - Что-нибудь случилось?
 - Уже нет.
Они помолчали, в магазине никого, кроме них не было. Петр поднял голову, вдохнул полной грудью воздух, расправил плечи, словно что-то отпустило его, и, улыбаясь, сказал:
 - Хотите, притчу расскажу!
Таня улыбнулась в ответ:
 - Расскажите!
Петр поправил молнию на куртке, машинально потрогав нож за пазухой, прокашлялся, словно оратор на сцене, и, уложив кисти рук на прилавок, начал издалека:
 - Знаете, Танюша, в старом Китае предпочитали как можно меньше пользоваться абстракциями. Китайские учителя мудрости полагались на силу примера, аналогии. Неспроста учитель  мог бить своего ученика дубинкой по голове. Или же заставить того выйти  на улицу голышом, и все  для того, чтобы подвести жаждущего знания к сути явлений.
 - Мда, жестоко!  - усмехнулась Таня.
 - Так вот, притча о Ван Цзыю: «Как-то ночью пошел сильный снег. Ван проснулся, открыл дверь и велел принести себе вина. Посмотрел — кругом все белым-бело. Тогда он встал и пошел бродить.  На память ему пришли стихи Цзо Сы «Приглашение к отшельнику», и тут он вспомнил о Дай Аньдао. А Дай в это время жил у горы Яньшань. И вот Ван ночью сел в лодку и поехал к нему. Приехал он туда только утром. Подошел уже к самым дверям, да не вошел, а повернул назад. Его потом спросили: почему он так поступил? На что он ответил: «Я поехал под влиянием чувства, а чувство прошло - к чему мне было видеться с ним?»

 Петр опять  нащупал нож в кармане, впрочем, он чувствовал его и так, сквозь одежду.    
 - Во сколько Вы заканчиваете работу?
 - В восемь.
 - Я зайду за Вами,  - сказал он, направляясь к двери. На пороге он обернулся, махнул Тане рукой, и скрылся в суете дня.




* Мохандас Ганди
** Где есть вина, там должна быть и кара (лат.)