Расщелина

   Погода налаживается, холодает. Снега почти нет, ни на кедрах, ни на почве. Идёшь, а под ногами трава подмёрзшая шуршит. Как ни ставь осторожно ногу – всё равно шуршит.
   Пока ещё не очень холодно, решил добраться до Шандыни, притока речки Кандат. Пойду от Банного ключа до Шандыни недалеко от русла Кандата вдоль реки. Там у меня проходит путик. Что-то подремонтирую, насторожу кулемки и капканы с очепами, капканы под корни деревьев ещё не ставлю. Понаблюдаю: где бобёр лазит, где выдра суетиться, куда маралы направляются. По приходу из этого похода, уже будет холодно – надо промышлять мясо, но это ближе к избушке.
 
За устьем Банного ключа добыли соболя, да и белочек уже восемь штук. Настроение отличное, иду не ходко – не потею и не мёрзну. Потихоньку добрался до Шандыни. Теперь по распадку поднимусь вверх. Потянул ветерок, стало прохладнее, надо готовиться к ночлегу. Изготовил навес, соорудил костёр для лежанки, притащил брёвна для надьи. Навес получился хороший, ветерок внутрь не завихряет, тепло и сухо. Обдираю белок и думаю : «Зачем дальше тащиться по путику вверх, там ни кулёмок, ни очепов нет, ремонтировать нечего. Пойду чуть вверх до перевала Конный Таят, на вершину Банного ключа,  а там и до избушки недалеко, сэкономлю одну таёжную ночёвку».
               
Переночевали хорошо, ушли утром с рассветом. В девятом часу уже добыли соболя без хлопот. Повернул в гору, чтобы выйти на свой путик, сократил путь километров на двенадцать. Добыли четыре белочки, и перед самым путиком обнаружил место пиршества медведя. Он завалил лося. По следам и медведь, и лось были молодые, и борьба была упорной, и долгой… . Вытоптали целую поляну, наломали много молодых деревьев, кустов.
    Для меня это место – находка. Поработаю пару часов, а зимой ни одного соболя тут поймаю. На месте трапезы остатки туши лося, кровь, кишки и прочие отходы медвежьей обжираловки. На тушу валю крест накрест ближние деревья. Обрубаю вершины и закидываю ими стволы поваленных деревьев, тонкими бревёшками, ветками и лапником полотно закидываю в несколько слоёв. Получился очень плотный завал.    
    Хорошо, что нет мороза, запах будет хорошо распространяться, прибегут вездесущие мыши, станут грызть и растаскивать мясо, запах будет расползаться по тайге. Придёт и соболь. Тут ему и мыши и готовое мясо, а он и то, и другое очень любит. Соболь сделает ход к мясу через завал и будет им пользоваться постоянно, другого соболя он сюда не пустит. Другой будет делать свой ход, таких ходов может быть шест или семь. Тут речка недалеко, может прийти и норка. Это станет ясно, когда выпадет снег. А потом приходишь и в каждый проход ставишь капкан. Отходишь по своим следам, маскируя таяком свой след. Капканы ставишь с очепом («подъёмным механизмом»), чтобы мыши не подпортили шкурку пойманного зверька.

Теперь надо пройти несколько часов и готовить ночлег. Не удалось сэкономить одну таёжную ночёвку, зато какой хороший задел на соболя мы вместе с медведем придумали! До стоянки добыл ещё семь белочек, было бы больше, но я от маршрута не отклоняюсь и собаки, видя это, бросают загнанных на дерево белок. Температура минус 3-4 градуса, но дует упорный ветерок. Мы высоко в горах перед самыми альпийскими лугами, а это значит 1600-1700 метров. В ложбинках лежит снег, ветер его прессует, получаются надувы, как наст, обхожу такие места стороной, чтобы не порезать резиновые сапоги.

В молодом пихтаче у толстого кедра решаю сделать ночлег. Место удобное, за ветерком, молодого пихтача целая рощица. Постарался ветерок, надул семян в ложбинку, а почва благодатная, вот и рощица образовалась, все деревца одинакового размера, как по стандарту.
   
Всё приготовил. Белочек ободрал, поджариваю на костре, готовлю ужин. Сегодня удачный день, сижу у костра, вслух себя нахваливаю. Собаки не понимают, что я говорю, но интонации голоса им приятны, смотрят мне преданно в глаза, виляют хвостами, видимо, принимая похвалу на свой счёт.
От их реакции на мои речи, на душе становится теплее и приятнее, как будто они соглашаются со мной. А кому не хочется быть умным, находчивым и удачливым? Всем разделил по три беличьих тушки, поужинали и спать… .

    Ночь прошла хорошо, все отдохнули. Проверил, мушку на ружье видно и, как всегда, крикнул: «Айда!». Дина знает, куда идти и рванула по ложку. Иду, обходя снежные надувы, наступишь, и нога по колено проваливается в наст. Мы высоко в горах, вокруг карликовые берёзки. Здесь хвойные деревья наполовину ниже, чем в тайге, да и реже, под ногами попадаются скальные выходы.
   Добыли соболя, ободрал и пошли дальше. По моим расчётам: нужно перевалить на вершине некрутой скальный выход и начнётся спуск к Банному ключу. Настроение хорошее… .
   
Вдруг, Динка залаяла навзрыд, я насторожился, в стволы зарядил два патрона с пулями. Лай прекратился. Через несколько минут снова лай, но в другом месте. Опять прекратился. Немного погодя, уже обе собаки лают зло без остановки. Опять тишина и чуть в стороне - надрывный непрерывный лай обеих собак. Иду крадучись, весь на изготовке. Под одним деревом вижу кусты карликовой берёзки, там образовался большой снежный надув, снег не спрессован. На снегу следы крупного соболя, видимо, старый, опытный. Здесь деревья редкие и невысокие, так он спрыгивал на землю и бежал к следующему, поэтому и лай истошный собак и всё время в другом месте. Перезарядил один ствол дробью. Увидел соболя: большой, красивый, чёрный. И началась погоня… .

Я бежал с ружьём в одной руке, таяк бросил по пути. Несколько раз соболь перебегал от одного дерева к другому, но я не стал стрелять, боялся испортить шкурку. В одну из таких перебежек на мгновение мы с Диной оказались рядом. В этот момент я увидел, как соболь прыгнул на ствол кедра, и Стрелка едва не успела его схватить. Поперёк моего пути был длинный узкий снежный надув. Динка, едва коснувшись надува, в прыжке преодолела его и мчалась в сторону кедра, на который запрыгнул соболь. Я рванулся тоже туда.
 
Мой следующий шаг пришёлся на середину надува… . Мгновение и я проваливаюсь куда-то вниз, перед глазами мелькнула белая пелена, что-то серое. Не успев ничего сообразить, почувствовал боль в правом плече и громко вскрикнул. В следующее мгновение чувствую сильное напряжение в кисти правой руки, вижу небо. И тут осознаю, что я повис на одной руке, держась за ружьё. Перед глазами серая скала, рюкзак на спине упирается во что-то твёрдое. Пробую коленями упереться в скалу, а задницей - в это что-то. Получилось! Расслабил правую руку, колени, благодаря отвёрнутым голенищам резиновых сапог, упираются надёжно в скалу. Разгибая ноги в коленях, пробую приподнять тело вверх, мешает рюкзак. Нож я ношу всегда сзади, так чтобы можно было достать любой рукой. Достал нож, обрезал лямки рюкзака, и в этой теснине с большим трудом освободился от рюкзака, рюкзак улетел куда-то вниз. Понимаю, что я в расщелине скалы.
   
Подбежала Дина и лезет ко мне. В голове проносится мысль: «Вот сейчас, этот ком снега, на котором она стоит, повалится на меня и я, вслед за рюкзаком улечу туда же». Упираясь поочерёдно коленями и ступнёй в заднюю стенку, подтягиваясь на одной руке, которая держит ружьё, помогая как-то другой. извиваясь ужом, чуть приподнялся вверх… . Плечи уже выше уровня земли. Удалось левой рукой схватиться за карликовую берёзку. Отдыхаю. Поочерёдно подтянул колени вверх, крепко опёрся. Динуля подобралась и лижет левую руку. Отпускаю берёзку, тяну руку к Дине, примериваюсь, крепко хватаю собаку за загривок и истошно ору: «Айда!» Динка рвётся назад от расщелины, я отталкиваюсь от её стенок и падаю боком на наст. Падение и освобождение произошли очень быстро, но перед глазами успели промелькнуть и детсад, и школа, и бокс, и мотогонки….

Сколько лежал не помню. Начал замерзать бок, на котором лежал, чувствую, что Дина лижет мне лицо, слышу надрывный лай Стрелки. Это меня возвращает к действительности. Значит, Стрелка всё ещё держит соболя! Тихонько поднялся, осмотрел ружьё, присел два раза, развёл и поднял руки. Боль в правом плече, но терпеть можно. Направился к дереву, где Стрелка держит соболя, Динка кинулась туда же, как будто ничего и не произошло.
Прошёл несколько раз к дереву, убедился, что ничего мне не помешает подбежать к дереву раньше собак. Прицелился… . И вот он, красавец, у меня под ногой… .
   Мне показалось, что в этой трещине, я был целую вечность. Накатила усталость и какое-то безразличие ко всему. Я присел на камушек.

Но надо было действовать, и я заставил себя встать. Подошёл к трещине, заглянул. К низу она расширялась, внизу на широком дне, на больших камнях лежал мой рюкзак. Нашёл рябинку, нарезал шесть штук длинных палок, на одной оставил сучок виде крючка. В тайге все верёвочки, все проволочки не выбрасываются, все рассовываешь по карманам. Поблагодарив себя ещё за одну хорошую привычку, навязал «удочку» длинной в двадцать шагов. Начал цеплять рюкзак, несколько раз он срывался… . Но всё же кое-как удалось зацепить его за средний клапан кармана и вытащить на поверхность. Шагами померил «удочку», насчитал семнадцать широких шагов. Значить летел бы я туда на камни семнадцать метров, не меньше. Кто и когда меня бы там нашёл? Я ведь не Кошурников. Колени дрожали, ноги, как ватные и ничего поделать с этим запоздалым страхом не могу. Я всегда знал, что я трус… .

Недалеко, по маршруту залаяла Дина, загнала белочку, потихоньку пошёл на лай. Белочку добыл легко, и дрожь помаленьку меня оставила, но иду, как на автопилоте. Опять появилась предательская мысль, что нужно бы оставлять промысел. От мысли, что я это могу сделать сам, и ни от кого больше это решение не зависит, стало спокойнее на душе. С этими мыслями вышел на перевал и остановился.
   
Передо мной открылась величественная картина. Солнце идёт к закату, впереди, насколько простирается взгляд, бесконечные горные вершины, некоторые в снежном уборе (белкИ), и бескрайняя, уходящая за горизонт, то ли зелёная, то ли голубая тайга. Я почувствовал себя по сравнению с этим величием маленьким-маленьким и, то, что ему, этому величию, совершенно безразлично, есть я или нет. Но тут же в голову пришла спасительная мысль, которая даёт мне силы идти дальше: «Я есть, я жив, и я сегодня опять победитель!». И я пошёл вниз с перевала, думая про себя, что десятки миллионов людей даже и не знают, что на свете есть такая неописуемая красота, которой я любовался с перевала. С горки идти легче, тайга становится гуще и гуще. «Нет, я ещё потопчу эти таёжные тропы!»