стр 65-70

 Продолжение предыдущих страниц.

                *****

 Весной 1158 года император Мануил Комнин положил конец долголетней
войне с сицилийцами и заключил мирный договор с королём Вильгельмом.
После этого по всей Империи было объявлено, что ромейские войска
отправляются против иконийского султана, чтобы наказать его за
постоянные нападения. Но Мануил Комнин был хитрым военачальником -
нахлынул неожиданно в Киликию и князь Торос едва успел спастись в
Таврских горах.
 Теперь уже дорога в Антиохию, где управлял друг и союзник Тороса -
рыцарь Рено Шатильонский - была открыта. Король Йерусалима - Болдуин,
срочно женился на Теодоре, дочери севастократора Исаака Комнина и, как
союзник ромеев, должен был потеснить Антиохию с юга и востока.
 Рено Шатильонский должен был заплатить наконец за свои разбойнические
нападения на ромейские земли, за разграбление Кипра. В сопровождении
самых близких своих баронов, он прибыл в Мопсуэстию. Перед императором
он появился босой, с непокрытой головой и голыми руками. На шее у него
была завязана верёвка, а в руке он держал меч, направленный остриём в
своё сердце - знак того, что если хочет Мануил Комнин, может его
проткнуть собственным его мечом.
 Все восточные владетели прислали своих посланников, чтобы увидеть
унижения гордого и непокорного Рено, князя Антиохии.

                *****

 В это же время в Мерсинском заливе появились корабли киликийцев -
теперь верные наёмники непобедимого василевса.
 В порту столпилось столько встречающих, что несколько человек из
передних рядов едва не упало в воду. Играли охотничьи рога, звенели
удары кимбалов, били в барабаны.
 Несколько рыбацких лодок, переполненные людьми, встретило корабли.
 - Баткуниос! Баткуниос! - кричали встречающие в лодках и мгновенно
толпа на пристани подала голос.
 По всей Киликии месяца подряд говорили о заместителе Стратиона, о
его победах на море.
 Смесь народностей и рас, которая заполняла левантийские порты,
радовалась вместе с греками - приветствуя храбрых мужей Баткуниоса.
Князь Торос чудом спасся от смерти, ромеи снова господствовали в
Киликии.
 Молодые парни, с бронзовыми телами и жилистыми руками, кричали больше
всех. Только бы принял Баткуниос их на свои корабли и все увидят, как
дерутся киликийские парни! Они выросли среди пьяных драк и разбойничьих
нападений, и только две вещи могут их восхитить - смелость крепких как
кремень мужей и морской главарь, который ведёт своих людей в опасные
походы и возвращается с большой добычей.
 - Баткуниос! Баткуниос!
 - Тарс ждёт вас, друзья!
 - Вино Аданы и Мопсуэстии кипит в бочках! Скорее его опробовать!
 Моряки быстро спустили четырёхугольный парус и дракар приблизился к
пристани только на вёслах. Нос его был ещё далеко от берега, моряки
ещё не бросили двойные якоря, когда с правого борта нависла широкая
доска - такие доски служили при абордажном бое.  Пока встречающие
заметили движение на корабле, высокий статный человек в серебряной
броне на груди и развевающимися от ветра волосами в два прыжка достиг
края доски, оттолкнулся и, как-будто подхваченный гигантской рукой,
полетел к каменной стене.
 Крик страха и восхищения пролетел над толпой:
 - Баткуниос!
 - Баткуниос! - послышалось с дракара и с каждым возгласом по одному
вооружённому моряку появлялось на доске, и прыгало на пристань.
 Толпа отпрянула назад. Обветренные лица воинов, дорогое их оружие,
измятая одежда со следами крови как-будто принесли солёное дуновение
далёких морей, порыв боя, удовлетворения от победы.
 - Такого господина в Киликии давно не появлялось! - заговорили старые
моряки, а женщины и девушки кинулись вперёд, как-будто собирались
взглядами поглотить высокого красивого мужчину - главаря Баткуниоса.

                *****

 Уже второй день Герасим пировал в Тарсе, он сидел в таверне "Таврские
леопарды" за тем же столом, за которым раньше сидел Стратион. На правой
руке у него висел на тонком ремешке кнут, которым Стратион размахивал.
Пил он из той же золотой чаши, которую хозяин в своё время подносил
только Стратиону. И как Стратиону - сотни людей ему кланялись, тысячи
знали о морских его подвигах.
 Полихрон клевал над своей чашей, хмурил лоб и время от времени глядел
на главаря. Либо глаза его плохо видели или лицо молодого человека
изменилось на столько,что даже Полихрон - много видавший и выстрадавший
- не мог его узнать? Волосы его всё так же опускались до бровей, глаза
- ранее золотисто-коричневые, с ясным пламенем в зеницах - сейчас были
тёмные, недружелюбные.
 - Сколько тебе лет, кир протоспафарий? - подал голос Полихрон.
 Герасим посмотрел на него, отпил из чаши и хрипло ответил:
 - Тридцать два! Что, думаешь, если я в два раза моложе тебя, то и
вдвое глупее? - и наклонился к нему. - Не пытайся плести сети за моей
спиной! Я не Стратион. Привяжу тебе на шею камень и отправлю смотреть
дно залива. Хочу, чтоб ты мне верно служил!
 - Буду тебе служить, кир, буду служить - тихо ответил старик.
 - Как служил Лонгину. И Стратиону... Как говорил недавний мой
компаньон венецианец Франческо на своём языке?
 - Фортуна ди гуерра! - ответил Герасим и сжал кулак.- Только
попадись он мне! Закую его на дракаре грести воду, пока не
свихнётся!
 - Нет, ты не тот Баткуниос, которого я знал - откликнулся Полихрон. -
Раньше в твоих словах была тоска, а сейчас - злоба. Как у Лонгина,
как у Стратиона.
 В это время два пьяных моряка, подпоясанные красными поясами,
подошли к столу и один сказал:
 - Баткунец, ты не отправишься ли повеселиться в замок Намрун?
 - Ты наш главарь! - подал голос второй. - Не слушай вздор этого
старикашки - прекрасная Ринго тебя ждёт!
 Полихрон слушал насмешки и не поворачивался к Герасиму. Он не знал,
какое выражение сковало лицо главаря - самодовольство и пьяная
торжественность.
 - Разрешаешь, старик? - услышал он хриплый голос Баткуниоса.
 Старый грек наконец поднял на него глаза:
 - В Киликии ты первый человек после ромейского герцога. Желания
твои легко осуществляются. Только...- он запнулся, закусил губу
и чуть слышно сказал. - Когда поедешь в Намрун, не обижай маленькую
Ринго. Я буду тебе верным помощником, только ты мне обещай, что не
сделаешь ничего плохого Ринго...
 В первый момент Герасим едва сдержался, чтоб не рассмеяться, но
когда выслушал старика до конца, в памяти остались тяжёлые нотки
его голоса, сострадание к "маленькой Ринго".
 Лонгин стоял в Намруне по целому месяцу, Стратион - неделю-две.
Герасим на третью ночь был уже в Тарсе.
 Несколько недель он не вылезал из таверны. Пытался в вине и горячих
телах девиц найти забвение. И когда императорский гонец передал ему
приказ василевса вести корабли к африканским берегам, Герасим не
промедлил ни дня.
 Алжирские пираты не смогли устоять против быстрых нападений. Среди
них может и были люди, которые год-два назад жили в Тарсе, ходили
в походы под начальством Стратиона, но теперь Герасим не думал об этом.
 Битвы и утомлённые плавания чередовались с долгими простоями в Тарсе.
Золото в железном сундучке, который Герасим скрывал и от самых
доверенных своих телохранителей, всё больше тяжелело.
 Он уже стремился только к одному - сохранить положение, которого
достиг. Имел своих людей, которые ему доносили о чём говорят в винных
точках, тайными путями узнавал где и что сказал герцог Киликии.
 Ринго давно была выгнана из замка Намрун. Полихрон прибрал её в свой
дом и рассказывали, что он заботился о ней как о своей дочери.
 Во все левантийские порты Баткуниос посылал соглядатаев. Много моряков
покинуло Киликию, но куда бы они не отправлялись, они были людьми
Баткуниоса и за несколько перперов снова переходили на его сторону,
потому что знали, что он щедр и не жалеет денег на хороших воинов.
 Левантийские владетели пытались подружиться с первым помощником
киликийского герцога. Просили его помочь им оружием и золотом, сами
предлагали ему свои дружины для общих нападений.
 О такой славе и силе Стратион даже в пьяных снах не мечтал...

                *****
 Однажды ночью он проснулся от смутного чувства, что в спальне его -
самой большой, самой роскошной спальне в замке Намрун - есть кто-то.
Или был шум шагов, или тяжёлая завеса, которая закрывала стену с
окнами, колыхнулась?
 Может быть он уловил чужое дыхание?
 Но он сам дышал шумно, запыхавшись - вечером перепил и теперь в
горле пересохло.
 И всё же кто-то скрывается здесь, в спальне!
 Он зажёг лампаду возле постели и, когда пламя усилилось, с кинжалом
в руке обошёл всю комнату. Снаружи, в коридоре, была стража, но он
даже не открыл двери - не следовало показывать слугам, что плохие
сны его смущают.
 Он снова лёг и, когда закрыл глаза, увидел перед собой паренька
Иоанна... Парня с напряжёнными губами, сомкнутыми бровями и хмурым
взглядом.
 Много раз он вспоминал об этом молодом человеке, но ни разу не
спросил Стратиона, ни позже не спросил у телохранителей мёртвого
главаря, что сделали с "бунтарём". Сейчас вдруг он вспомнил, что тогда
самым верным телохранителем Стратиона был одноглазый Касьян.
 И с внезапно вспыхнувшей страстью он взмолился:
 - Только бы, Боже, Иоанн был жив! Я позову его к себе, возвышу,
искуплю грех свой перед ним!
 Он не догадывался, что за последние года накопил десятки грехов,
что по его вине были убиты сотни человек. Не чувствовал, потому что
имел готовое оправдание - сражение есть сражение, в него человек
влезает с риском для своей жизни и в том, что он убил, а не убит сам,
военное счастье - Фортуна ди гуерра!
 А парень Иоанн это совсем другое - он был олицетворением подлости...
Больше не следует носить в себе эту тяжесть!
 С этой мыслью он спокойно заснул.
 Касьяну было уже пятьдесят - молчаливый мужик с короткой шеей и
круглой головой. В молодые годы он попал к "свободным морякам" и
многочисленные шрамы на руках и лице красноречиво говорили о его
прошлом. На месте правого глаза у него была сморщенная рытвина,
образованная слепившейся кожей.
 Он привык, получая приказы, не задавать никаких вопросов, только
кивал и говорил под конец "хорошо"
 - Хорошо! - и на этот раз сказал он и исчез на несколько недель
из Тарса.
 Когда он вернулся, то был ещё неразговорчивее. Только подал Баткуниосу
кожаный пояс и сказал:
 - От него.
 - Он мне его посылает?
 - Нет. Я взял, когда его убил.
 От неожиданности Герасим произнёс только:"Эх!"
 Касьян посмотрел и понял, что не обойтись без объяснений и начал
рассказывать: нашёл парня (он стал уже мужчиной) в Антиохии на пристани.
В своё время Стратион приказал прогнать его из Киликии, поставив ему
предварительно на лоб клеймо раба. Клеймо ему ставил сам Касьян
раскалённым железом. У парня осталось только два пути - или стать на
всю жизнь разбойником, или согнуть шею как раб. Он попробовал первое,
похоже ему не повезло и он признал себя рабом. Когда увидел Касьяна,
испугался и попытался убежать. Но поняв, что не может ускользнуть,
достал из-за пояса длинный нож и набросился на него. Плохо дрался, не
овладел этого ремесла, поэтому и погиб.
 - Да это и к лучшему, господин.
 Больше он не сказал ни слова. Стоял перед Герасимом и смотрел на него
одним своим глазом. Он был первым, кто начал обращаться к Баткуниосу
"господин", и Герасим запомнил это.
 Однажды Герасим вспомнил, что ещё не открывал деревянный сундук,
который Касьян принёс в замок из бывшего дома Вахрам Гоша.
 Всё же он может и узнает что-то о жизни армянина, который пытался его
обмануть тайными своими науками - какой-нибудь предмет, какой-либо знак.
 В сундуке было однако только старинное оружие и несколько книг.
Большинство книг было написано на непонятном Герасиму языке (армянском
или арабском) и только одна-единственная  -  на греческом.
 Первые страницы отсутствовали - нельзя было понять ни кто автор, ни
какая это книга. Одно Герасим понял вначале - что пишется о "Лодке
Тезея" - и усмехнулся. Вечная мечта чернокнижников - превратить
железо в золото. Но дальше рассказывалось о различных видах демонов и
самое важное - предписывались правила как войти в связь с ними. Они -
демоны огня,воды, воздуха и земли - живут среди людей: они между нами,
а может быть и в нас самих...
 "Возле нас или в нас?" - спрашивал себя Герасим, но книга не давала
ответа.
 "Начерти магический круг и позови их!" - советовал ему неизвестный
человек, который написал эти строчки.
 "Позови их, позови!" - подталкивал его и Вахрам Гош, спрятавшись
где-то за спиной.
 Армянин даже посягнул на золотую чашу с вином, поставленную на стол
возле книги. Но Герасим смахнул его руку и продолжал читать...
 "Углём на полу начертай магический круг" - напомнила ему книга.
 Он однако и не думал искать уголь. Достал меч и остриём нацарапал на
деревянном полу широкую окружность.
 "Нужно четыре окружности!"- откликнулся откуда-то Вахрам Гош.
 И тогда Герасим не выдержал:
 - Ты ли, иуда, ты ли, лживый кудесник, ты ли будешь меня учить?
 И начал бить мечом по столу, под которым скрывался армянин. Меч не был
предназначен для рубки, а для того, чтобы колоть.Герасим заметил, что в
углу комнаты стоял топор. И он с озлоблением начал убирать из дерева
лишнюю древесину. Большой стол был из мягкого дерева, как раз для такой
работы. Появилось то, что скрывалось до этого момента - образ рогатого.
С тремя рогами, с тремя, а не с двумя, как кто-то пытался  в этот миг
ему внушить.
 На другой день Касьян отнёс на дракар самую зловещую фигуру, которую
протоспафарий Баткуниос изваял топором.
 А Герасим лежал на дорогой постели без сил. Какая-то женщина с русыми
волосами вертелась возле него (кто она была? Кто её привёл?), подавала
ему охлаждённое молоко в серебряной чаше.
 - Почему серебряная? Кончилось золото в замке Намрун? - спросил он и
женщина только виновато кланялась.
 - Дай мне вина - приказал ей он и повернулся к той стороне спальни,
куда не проникал солнечный свет.
 - Ты не Агния - сказал он русоволосой женщине, которая его гладила
рукой и прижималась к нему.
 - Нет - призналась она.
 - Скажи, кто ты! Скажи, что ты Агния! - повторял он и дёргал её волосы
до боли, а она тихо охала и признавалась, очень легко признавала всё,
что он хотел услышать.
 Но это Герасим осознал на другой день, в часы молчаливого отрезвления.
 Пришёл Касьян.  Он ждал новых приказов.  Он был олицетворением
исполнительности. Если ему вручить кнут из крокодиловой кожи, Герасим
был уверен, что одноглазый оправдает его доверие.
 Касьян понимал, что не обладает умом и возможностями стать главарём,
и Герасим только поэтому выбрал его своим помощником. Хитрых и
властолюбивых он держал в стороне - знал, что от них ничего хорошего
нельзя ожидать. Лучше быть окружённым ограниченными, простоватыми, но
послушными помощниками, чем умными тайными завистниками, готовыми
изменить ему каждую минуту.

                Продолжение следует...