стр 81-84

Продолжение предыдущих страниц.

 -Да, я стал богатым и знатным человеком. Патриций я, один из первых
морских военачальников... Не понял слов того странствующего проповедника,
который когда-то в монастыре сказал мне, что я кремень, который не знает
огненной силы, скрытой в нём...
 -Ты понял, что можешь вершить зло!
 -Что знаешь ты, святой человек? Живёшь ты среди гор, смотришь, чтобы не
наступить на какого-нибудь муравья, чтобы не помешать своему духовному
совершенству. А я же отправился по свету с открытой душой и чистым
сердцем. Чем мне ответили? Муками и страданиями. Если бы я не стал
господином, я стал бы рабом!
 -Ты видишь этот обрыв? Там один камень повлечёт за собой целый поток.
Так и с человеческими делами. Одно зло повлечёт другое, первое
преступление - второе... пока наконец сам их не сможешь сосчитать.
 -Не могу! И зачем мне это нужно? Конец не один ли и тот же? Ты меня
пугаешь тем миром, но я жил - и сейчас живу! - среди людей, которые
молятся различным богам, и каждый из них по-разному рассказывает о
загробной жизни. Некоторые говорят, что всё совершается здесь!
 -Мы все страдаем от плоти, которую Сатанаил сотворил. И я, старик,
страдаю... Живу среди гор, муравьям дорогу уступаю, но страдаю из-за
тысяч людей, которые никогда не познают благодать святого духа, потому
что Сатанаил крепко вселился в их души...
 -... Тогда поклонимся этому чёрному Богу, потому что чистота души
выражается в чистоте лица! И потому что это красота, которая открывает
небесные двери. Чёрный Бог открывает двери в убежище белого Бога!
 -Ты бредишь, странник! Ты ничего не знаешь о нашем учении!
 -Я много чего знаю, отче. Когда был монахом, читал и ваши книги. Тайно,
конечно, но с остервенением, чтобы открыть свой путь среди стольких
многих человеческих путей...
 -Ты читал мерзкую "Паноплию догматику"! А ни слова не знаешь о нашем
святом Йоанновом евангелии!
 -... Знаю, чересчур много знаю. Вы хотите превратить весь мир в новую
вселенскую церковь отшельников. Все станем "совершенными", не женимся,
не рождаем детей, не веселимся, не живём с грехами и радостями своими,
а умираем непрерывно! Вот оно, ваше учение - сильное, когда отрицаете
богатства и земные блага, и весь этот порядок, созданный земными царями
и их слугами, вы бредите о завтрашнем дне. А этот завтрашний день, он
не ваш. Нет! Нет!
 -Ты настолько заразился лжехристовым учением, что я не нахожу слов
назвать твою болезнь. Но и другие, ещё больше пропавшие, чем ты,
находили пути в нашу церковь, потому что мы единственно чистый божий
свет. Мы учим сохранять евангельские заповеди, молимся, постимся,
воздерживаемся от всяких пороков, говорим истину, любим друг друга,
терпим зло мира...
 -... Вот только этого я не могу. Не могу терпеть чужое зло! Лучше сам
сделаю зло, чем потерплю зло, которые другие мне причиняют! Я не могу
подставить другую щеку для пощёчины!
 -Грех совершить не только человекоубийство, но и убийство какой-либо
земной твари. Только змею можно убить, потому что она причина
первородного греха.
 -Ха-ха-ха! Только змею! Но люди змеи! Ха-ха-ха...

                *****

 Когда он поднялся с каменного сиденья, солнце уже медленно садилось.
 Напротив на белом обрыве играли красные отблески. Там собиралась кровь,
теперь только капельки крови. Потом они превратятся в маленькие ручьи.
Кровавый поток спустится с противоположного склона, чтобы залить сон
патриция Баткуниоса.
 "Иногда мысль о смерти страшнее самой смерти" - сказал себе он,прежде
чем пойти к землянке, которую старик ему показал для ночёвки.
 Богомилы давно прочитали вечернюю свою молитву,а Герасим ещё не мог
успокоиться. В землянке было душно и, поняв, что скоро он не уснёт, он
оделся и вышел наружу.
 Столько слов они со стариком сказали друг другу, а слова опьяняют
сильнее вина, когда ты убеждён в том, что говоришь.
 А где же девушка?
 Он вдруг пригнулся. Сейчас он снова был охотник и воин - с крадущимися
шагами, держа руку на рукоятке меча.
 Очень легко открылась дверца ближайшей землянки и он заглянул внутрь.
 В свете маленького глиняного светильника двое мужчин распростёрлись
на одре в немом созерцании.
 - Тьфу!- чуть не выругался он и пошёл дальше.
 Он заглядывал в полураскрытые двери, обходил землянки и глухое
озлобление непрерывно росло в нём: они хотят спрятать от него девушку,
они хотят и его приковать здесь, среди этих кровавых обрывов, но не
смогут. Голову носит на плечах патриций Баткуниос и меч держит в руке!
 Он дышал тяжело, пробираясь между землянками, как охотничья собака...
 ... и нашёл её!
 Она сидела на маленьком трёхногом стульчике возле очага в глубине
своей землянки и шила. Это была нежная тень с освещённым огнём лицом.
Пела она совсем тихо, скорее разговаривала сама с собой.
 Услышав скрип плетёной дверцы, она повернулась всем телом и закрыла
свет от огня.
                *****
 Позже она ничего связанного не могла рассказать об этой ночи.Помнила
только, что вся трепетала от страха и от неиспытанной до сих пор
радости.
 Что она видела до этого дня? Одно маленькое селение из кирпичных
домиков внизу в поле, потом горные вершины и крутые тропинки... и
людей из тайного Богомильского селения, которое каждый год перемещалось
на новое место. Отца и мать она не помнила - они умерли в далёкий
голодный год. Её прибрали богомилы - сначала одна старушка, потом тётя
Божана, и тётя Неделя... И эти вечно задумчивые мужчины, которые, когда
она выросла, начали называть её "сестра" и объяснять ей тайные
богомильские книги..
 Но книги её не интересовали. Во время длинных молитв ей хотелось спать.
Ей нравилось сидеть одной возле огня в доме и шить новые рубахи братьям
и сёстрам - мерки не делали, шили одну по-больше, другую по-уже и каждый
выбирал себе ту, которая ему подходит.
 Иногда всё это так сильно ей надоедало, что она отправлялась наугад в
лес, не думая о возвращении, шла, пока от усталости не начнут заплетаться
ноги. Потом внезапно она начнёт тосковать о тепле землянки, о тихих
шагах, которые чувствуешь и сквозь сон, и с затаённым плачем в груди
она поворачивает назад.
 Однажды, когда на близкой поляне она обнимала оленя - того оленя,
которого незнакомый охотник хотел убить! - у неё появилось желание,
чтобы олень унёс её далеко отсюда. Она смутно видела и высокого молодого
человека, который неожиданно появился на её пути, остановил бешеный бег
оленя и поднял её на сильных руках, чтобы унести её куда-то, где ещё
теплее и уютнее, чем в её землянке...
 И вот он пришёл!
 Пришёл и сказал ей:
 - Пойдём со мной! Не бойся, я знаю, куда тебя увести.
 Она и не хотела знать, куда он её поведёт. Душная ночь разморила до
сильной слабости. Сплетающиеся тропинки вели вниз по горным склонам.
 Когда начало светать, у неё не было сил сделать и шагу. И тогда он
взял её на руки - она ждала, что это произойдёт, знала, что рано или
поздно это произойдёт.
 И заснула сном уставшей птицы...
 - Ты не Калуда, ты Агния!
 - ... Я...
 - Пойдёшь со мной за море?
 - Пойду...
 - Ты...
 - Я Агния...
 Всё плыло в млечной мгле.
 Весь мир плыл куда-то, подхваченный чьими-то сильными руками.
 А олень в лесу плачет без слёз, бегает по окрестным тропинкам и
цепляется рогами за низкие кусты.
          
                *****

 Андроник Комнин, узнав о возвращении патриция Баткуниоса - и прежде
всего узнав о "золотой птичке" из далёких Болгарских гор - поспешил
прибыть в замок Намрун. Он принёс дорогой подарок - чудесную материю
для новой наложницы Баткуниоса. Он уже придумал, что сказать ей о том,
как сшить одежду, какие украшения надеть. Во всей империи едва ли
найдётся другой такой мужчина, который так тонко разбирается в этих
делах, и он предварительно был доволен, что в этой противной Киликии
ему наконец подвернётся случай показать своё умение и вкус.
 Но девушка не понимала ни слова по-гречески. Она стояла скромно в
новой шёлковой тунике и только слушала как разговаривают мужчины,
остановившись среди тонущего в золотых тканях и золотых украшениях
зала.
 Андроник Комнин заговорил о своём новом увлечении - принцессе
Филипе Антиохийской - и забыл о девушке.
 Когда Андроник Комнин ушёл, патриций Баткуниос взял подаренный им
материал и набросил его на плечи девушки.
 От прикосновения плотного тяжёлого материала или  может быть от
прикосновения его рук она вздрогнула.
 Он заметил это и нахмурился.
 Если дать волю словам,которые распирали его, то нужно было закричать:
что ты хочешь ещё, не живёшь ли ты во дворце, не довольна ли ты, что
вместо этих диких гор ты в доме патриция!
 Нет, она не была довольна. Нет нужды её спрашивать, чтобы понять это.
Всё здесь ей было чуждо. Не стеснительность, а страх читается в её
глазах, когда чёрные рабы открывают бесшумно перед ней двери
многочисленных комнат.
 Эта перемена произошла ещё когда прибыли, ещё в первый же день, ещё
в первую ночь. Пока путешествовали в бричке от Баткуна до Тесалоники
и потом по морю, на дракаре, она была всё ещё та же девушка с гор,
которая ему доверилась, которая смотрела на него с восторгом и без
слов отгадывала его желания.
 ... Так. Всё это ей чуждо.
 Но нужно не сдерживать свои мысли ещё больше, до конца, до того узла,
который носил в себе, чтобы признаться, что и он всегда чувствовал себя
на чужом месте.
 ... Ну, и что? Исчезнут?
 Куда денутся?

                *****

 Уже можно признаться в своих мыслях, что ему осточертели берега, на
которых разнеслась его слава морского главаря. Он ни разу не зашёл в
таверну "Таврские леопарды". Быстро выходил из себя, ругался плохими
словами, но не тянулся так часто к ножу, как раньше.
 - Задумал что-то Баткуниос - говорили между собой моряки. - Ведь мы
его знаем, каждую весну большим ударом начинает...
 И все в Киликии с нетерпением ждали весны, чтобы увидеть, что нового
придумал Баткуниос.
 Весна в Киликию приходит рано.
 Горные речки шумно понесли к морю воду из только что растаявшего снега.
 Тёплый ветер буйствовал возле моря.
 Готовые в поход "киликийские ястребы" покачивались, привязанные толстыми
верёвками за каменный причал.
Продолжение предыдущих страниц.

 Но Баткуниос ещё не давал приказ отправляться.
 Он ждал Андроника Комнина, когда он вернётся из Антиохии, чтобы взять -
хотя бы из уважения к его должности - разрешение на отплытие.
 Вместо этого однажды в Тарс прибыл гонец от Комнина - он сообщал своему
другу, патрицию Баткуниосу, что скоро не вернётся и объявляет его
своим заместителем "до второй вести". Посылает ему подтверждающую эти
полномочия грамоту и дорогие подарки для него и для "прекрасной болгарки".
 Эта грамота давала право Герасиму располагать императорскими сокровищами
всей Киликии. Но, когда он позвал к себе казначея, то с удивлением узнал,
что Андроник Комнин увёз с собой все деньги, собранные как дань в Киликии
и Кипре.
 В Константинополе узнали о самовольном отъезде Андроника Комнина и прежде
всего о новых его любовных приключениях и назначили нового герцога Киликии
- какого-то патриция, отпрыска старого благородного семейства, который по
высочайшему повелению императора должен был отправиться в Антиохию,
представиться принцессе Филипе и по-возможности жениться на ней.
 Это рассказал Баткуниосу один армянин, который прибыл из Константинополя
перед новым управителем.
 Только теперь Герасим должен был принять решение.
 И пока заместитель Андроника Комнина путешествовал со своей свитой к
Таврским горам, однажды ночью патриций Баткуниос приказал кораблям
отправляться в открытое море.
 Никто - даже Касьян - не знал, куда отправляются.

                Продолжение следует...