Гл. 8. Отец и предвкушение встречи с любимой

Гл. 8. Отец и предвкушение встречи с любимой.

Кстати, во время пребывания в родной станице я понемногу интересовался и судьбой своего отца, которого никогда не видел. Но именно понемногу, обычно, когда кто-то из моих собеседников сам заводил разговор на подобную тему.
В таком равнодушии не было чего-то искусственного или насильственного. В детстве, юности и молодости этот человек и в самом деле мало меня интересовал, да и позже тоже не очень.
Я не испытывал к нему болезненной обиды, злости или каких-то претензий. Насколько я знаю, он тоже не испытывал особого интереса к моей судьбе.
Знал я его по единственной фотографии, которая была у матери: высокий и худощавый моряк с лёгкой улыбочкой стоял на небольшом пустыре у деревянного столба. Фотография была сделана в станице Крупской.
Сохранилось также у матери одно его письмо, написанное им из Магадана в 1957 года. В дальневосточной гулаговской «столице» отец работал на местной ТЭЦ, насколько я помню, сменным машинистом то ли турбин, то ли каких-то иных механизмов.
Мой комбайнёр Володя Шапоренко несколько раз видел моего отца, когда тот приезжал в отпуск с женой и детьми к своим родителям. Детей, кажется, было двое.
Но родители отца умерли  за несколько лет до моего приезда, и после этого он перестал приезжать в родную станицу. Вроде бы, где-то в Крупской или в соседней станице жила в ту пору его родная сестра, которую звали также как и мою сестру, - Вера. Но познакомиться с ней мне почему-то даже мысль в голову не пришла. Видимо, не было на то воли Божьей…
Я не знаю, жив ли мой отец сейчас или уже отошёл в мир вечный. Был он 1927 года рождения, то есть, на два года старше моей матери. Точную дату числа и месяца его рождения я не знаю. Скорей всего, я просто никогда не спрашивал об этом у матери.
Последние полтора десятилетия я молюсь за этого человека, который таинственным промыслом Божиим определён мне был в земные отцы. Молюсь и за его родителей. Родителя его звали Иваном, имени матери его я не знаю.
Имя отцовского родителя и сестры сказала мне московская тётушка Валентина Пантелеевна Орехова. В юности она дружила с отцовской сестрой.
Молюсь за своего отца, которого мне так и не довелось увидеть в нынешней земной жизни, как за живого и желаю ему всяческого добра, благополучия и счастья…
А теперь вернусь к рассказу о своей кубанской поездке.
После ухода с комбайна я поработал до конца июня ещё с лопатой на току, помогая погрузке зерна с тока на элеватор.
Заработал я за месяц хорошие по тем временам деньги: около двухсот рублей. После всех вычетов на руки получил чистыми сто семьдесят рублей, поблагодарил гостеприимных родственников и отправился в Тихорецк, а оттуда в Волгоград.
А в Волгограде взял самый дешёвый билет на теплоход и целых пять суток плыл по Волге и по Каме до своих любимых Набережных Челнов. Но здесь была в разгаре пора отпусков, и я не встретил никого из своих друзей. Некоторые, к тому же, как и я, уехали отсюда по разным причинам домой.
Так что из любимых мною в мечтах Челнов, ставших теперь вдруг почти чужими, я отправился, слегка печальный, в Казань.
Правда, пяти- или шестичасовая поездка по Каме на быстроходном катере на подводных крыльях основательно улучшила моё настроение. Красивая природа Прикамья, нежаркая июльская погода и молодой оптимизм рассеяли неприятный осадок от неудачной поездки в Челны, о которой я столько мечтал… 
А из Казани я, уже радостный, уехал поездом домой, в город Рубежное Луганской области, предвкушая скорую встречу с близкими и друзьями. Но в первую очередь, конечно, со своей дорогой и возлюбленной Лией…

Продолжение следует.