03 Марьина роща

                ***
         Лето  безудержно наступало. Когда-то центральная улица уже умирающей деревни утопала  в цветении вишни. Потемневшие  от времени добротные пятистенки, с разноцветными  потрескавшимися наличниками и  покосившиеся  заборы со скрипящими калитками  как бы цеплялись за это прекрасное настоящее,  пытаясь продлить свое существование.   
       Основная жизнь уже кипела  на соседней, прибившейся к деревне   брусчатке, по обеим сторонам ее,  распластались  облезлые двухэтажные бараки.  Сей  мрачный «оазис»   на окраине Марьиной рощи именовался   почему-то  Пушкинским  студенческим городком .
       В какой-то сотне метров от последнего в ряду архитектурного убожества находилось подобие пруда,  называемое  Тухлянкой. Водоем издавал  ужасное зловоние. Берега его были   завалены нечистотами, которые  ежедневно из года в год сюда сваливала сморщенная от времени  выжившая из ума  старуха.  Мальчишки  боялись  слепленного природой этого чудовища.  В ней было,  что - то мистическое, пугающееся  и отталкивающее. Ее визгливая брань была не понятна  для ребячьего слуха.
     На радость пацанам  на зиму  старуха куда-то исчезала. Тухлянка  покрывалась прозрачным  льдом, мусор замерзал и скрывался под сугробами. 
       Начиналась хоккейная жизнь, которая, к сожалению, не создала ни кого  из известных звезд  этой  сильной, мужской игры.  Бортиками площадки, ласково называемой коробочки, становились щиты, сколоченные из наворованных в округе  досок. Трудно сказать в честь какого праздника, вечно поддатые, почерневшие от водки слесаря, сварили  из ненужных поржавевших труб  почти, что настоящие  хоккейные ворота.
       Мастерство и ценность игрока  определялось наличием коньков, клюшки  и самодельной амуниции, являвшихся гордостью для их владельцев. К сожалению, щитки, сделанные из валенок, брезента  и досок, слабо  защищали  хрупкие ребячьи  тельца от  ушибов и ссадин, на которые мало обращалось   внимания.  Шайбу в основном гоняли либо разбитыми, либо самодельными клюшками    до самого  темна, пока она была  различима  на  льду.
        Местные мальчишки  несколько раз для порядка пытались поколотить переехавшего сюда  из центра Саньку  Силина.
        Однако,  эти попытки вскоре перестали иметь место.  Маленький, тщедушный, с большими   ушами Санька   огрызался, проявляя при этом не совместимый с его внешним обликом характер. Когда при появлении крови основная масса мальчишек   тушевалась и старалась  прекратить столкновение он, не обращая на кровь и боль  ни какого  внимания, продолжал драться до конца, либо пока противник  не оказывался поверженным, либо сам он падал   без сил.
      Довольно скоро  новые приятели  стали уважать этого мальчишку.  Ни в чем, ни когда некому  не отказывая, он всегда предпочитал оставаться в тени. Не плохо соображая по всем школьным предметам, он  не выделялся среди окружающих своими оценками.
       Особо не отличался он и в спорте. Всегда присутствуя в числе лидеров, он  никогда не был первым на лыжне. Играя  в футбол или хоккей,  занимал место на воротах, так неуважаемое мальчишками, стремящимися в форварды. 
       В отличие от  местной    шпаны, с которой ему  приходилось общаться,  он много читал.  Из своих первых книг он подчеркнул  для себя романтику вольной,  независимой жизни. Его влекло  туда, где  обитали сильные мужчины, которые вели интересную жизнь, полную приключений.  Эти его книжные герои  были чисты и благородны. Они  всегда побеждали, преодолевая  множество окружающих их опасностей.
        Он  интересно рассказывал о том, что читал.  Его слушали, не всегда понимали. Порой кто-то  из зависти пытался унизить его  и вытолкнуть из  стаи, в которой  он вот-вот  окончательно должен был стать своим. 
         Со временем постоянный риск становился  для Сашки Силина и его приятелей необходимым,  как воздух, а преодоление  опасностей  вызывало непомерную радость и  удовлетворение собой. Мальчишки постоянно искали приключений.
        Тухлянка  совсем не удовлетворяла этих  внезапно появившихся потребностей ребят, которым было необходимо расширение жизненного пространства. Не задумываясь о многом, они уходили в новую жизнь, отдаляясь,  все дальше и дальше  от насиженных мест, освоенных  троп и родителей, которым в основном  было глубоко наплевать на своих созревающих отроков.  К сожалению, дороги, которыми они расходились, были совсем не равнозначны.
        Улица  не могла поглотить Саньку с головой. Для него существовала  и другая жизнь, которую позже он в шутку станет называть «паркетной».
         Как ни странно, но он был интересен не только дворовой шпане,   но и    сверстникам,  из весьма благополучных  и обеспеченных семей.  Подрастающие  интеллигенты зачастую  искали в нем поддержки и участия, приглашая  на посиделки по праздникам и в дни  рождений. Обычно такие приемы не обходились без  музыки, танцев  и романтических   разговоров. 

                ***
       После уроков, прикупив в школьном буфете за пятак пирожок с повидлом,  Санька вышел на улицу. Яркое весеннее солнце ласкало и манило. Фактически по всем предметам оценки уже были выставлены,  и учебники можно было не брать в руки. Он зажмурился, подставив солнцу  свое бледное худенькое личико. Теплый майский ветерок трепал его шевелюру. Осознание  неотвратимо надвигающейся неограниченной свободы и независимости на летние месяцы радовало душу и уводило  от обычной действительности.
        Это сладкое единение переполнявших его чувств и ожиданий с природой неожиданно было прервано. Из-за  покрытых,  многочисленными трещинами колон на входе в школу,  словно стая молодых и глупых галок сорвалась  группа девчонок. Размахивая  портфелями, они издавали  визгливый  поток угроз и грязи  в адрес очнувшегося  от  мечтаний мальчишки. Намерения этой  взорвавшейся когорты  были  ясны и конкретны. Возможностью переговоров не пахло.
- За что ? -  удивленно подумал  Санька.
        Ситуация требовала немедленных действий с его стороны.
        -  Драться с девчонками, - вертелось у него в голове,  - глупо и не по-мужски. 
- Звать на помощь, так  кого, да  и засмеют потом…
         - Надо уходить!  Понять то, что происходит и позже поставить все на свои места.
         С быстротой принятое решение оказалось запоздавшим. Разгоряченные, искаженные гримасами лица    молниеносно  приближались к своей жертве. Впереди всех неслась  рыжая кудрявая Машка. Ее розовая поросячья физиономия  выражала настроение всех желающих принять участие в избиении  мальчишки.
         Не задумываясь, Санька метнул в нее остатки пирожка. Этот ход несколько притормозил развязку. Остановившись в нескольких метрах,  девчонка  попыталась стереть с лица клейкое повидло.   Однако, это далеко не спасало. В течение нескольких секунд уже десятки рук   пытались попробовать его на прочность. Единственное,  что ему оставалось – это изворачиваться и отмахиваться от них портфелем. Пару раз ему удалось увернуться и попытаться оторваться от своих преследовательниц. Это еще больше и больше раззадоривало нападавших на него  девчонок, которые настигали его вновь и вновь.
         В этой сутолоке он неожиданно  почувствовал  специфический запах девичьего тела, сдобренный доступными  польскими духами  «Жевузе». В следующий момент сзади  за шею  его обхватила чья-то пухлая рука, облаченная в грубую ткань форменной  одежды. Спиной он  ощутил прижавшиеся к нему  уже сформировавшиеся упругие формы. Он   испугался этого прикосновения. Его охватило  незнакомое ранее чувство,  тело трепетало, ощутив  прилив  каких-то сил,  голова закружилась,  щеки залились краской.
        В следующий момент земля стала проваливаться у него под ногами.  Теряя опору,  он погружался в эти ранее не изведанные  им ощущения.
         Это погружение  неожиданно, так же как и возникло, было остановлено мрачным бордюром. Звук тупого удара,  словно  ледяной душ, охладил пыл  нападающих. Асфальт медленно покрывался  алой кровью. Испугавшись, стая была вынуждено ретироваться.
         Ставшая невольным очевидцем происшедшего  крохотная  кривоногая первоклассница склонилась  Санькой. Ее милая светлая с пробором головка, украшенная  с боков двумя огромными бантами склонилась  над лежащим без чувств мальчишкой, а огромные зеленые глазища  были полны страха и слез.
         - Ну,  что  уставилась зелень? -  привел ее в чувство,  откуда- то сверху,   грубый и жесткий голос.  – Вали давай, … не хрен тебе, - голос, сделал  паузу, и явно подбирая более понятный  для девчонки сленг, - торчать здесь.
         Гордо вскинув  прекрасную головку, Кнопка  с презрением кинула взгляд  на заговорившего с ней, плохо пахнувшего  спиртным дядьку.  Четко выговаривая слова, чтобы не расплакаться, она выдавила из себя:
         - А,  я знаю этого мальчика, его Сашей зовут -  он из преподавательского дома,  он там с мамой живет.  А били его девчонки из их класса, а за что не знаю.   -  Показав язык, она резко повернулась  и,  неумело вильнув попкой, гордо прошлепала прочь.

                ***
          
         Санька очнулся с  ужасной головной болью. Он долго не мог понять, отчего небо  над ним  белое с розовыми пятнами. Постепенно  осознание окружающего становилось  все более четким.  Он лежал на каком-то топчане под  огромной цветущей  вишней.  Это был сад.  Появившаяся на свет первая зелень и ее буйное цветение скрывали в себе  от посторонних глаз покосившуюся от времени хибару.  На ветхой террасе с кое-где разбитыми стеклами  за столом раздавались голоса людей.
        Преодолевая  боль  и  головокружение,   Санька    поковылял на  эти голоса.
         На  шатких ступеньках террасы  его встретил знакомый голос  Козырева  Вадима.
         - Ну, слава  богу,  оклемался, - констатировал он  появление  Силина, явно заискивая перед  сидящим  рядом    с ужасно знакомым  Саньке лицом,  мужчиной от которого  веяло  неукротимой силой.       Его  жесткие, выцветшие  глаза  улыбались.
         -   Давненько  мы с тобой не встречались  соседушка!  - поднялся он на встречу мальчишке. С явным намерением  прижать его к себе.
          Санька узнал этого человека.  Перед ним был  Генка Семенов. Расплакавшись,  он прижался к его сильному, жилистому телу.
         - Не хнычь пацан!  До свадьбы  заживет,  - ласково, по-отечески успокоил он Саньку. – Все будет нормалек.   Прими немного. – Он  плеснул в стакан грамм сто  водки. 
            - Не могу, мать ругаться будет, - стал отказываться от предложения Санька.
    - Ну, как знаешь. Наше дело предложить…
    - Послушай Ген! А Колян  где, ну который с тобой … - Санька замялся, думая как лучше  сказать.
          - Нет больше Коляна  Сашок!   - грустно прохрипел Семенов.  - Убили его в лагере,  - он  пристально посмотрел на парня, и разлил водку в  граненые стаканы.  – Давай  помянем кореша нашего.
          - Сань! Выпей. Тебе сейчас надо, - стал уговаривать его Вадим. – До вечера выветриться, мать не учует.
          Сашка не знал что такое водка.  Однако, сейчас ему ужасно захотелось выпить. Он не стал долго уговаривать себя. Залпом он опрокинул полстакана Кубанской.  Водка была сладкой и обжигающей. Дыхание остановилось, тело покрылось гусиной кожей.
          - Ну, как тебе Казачок?  - поинтересовался Генка,  протягивая Саньке кусок булки  с вареной колбасой. 
         -  Ты хоть знаешь,  за что тебя девчонки отделали,   -  поинтересовался он, закуривая папиросу.
          -  Откуда мне знать, все так неожиданно получилось,  -  со вкусом  смакуя   колбасу, ответил  Санька. 
        -  «Кума»  его подставил, - вмешался в разговор  Вадим.  -  Он девчонок   вложил, что те с уроков сорвались, а  свалил на Саньку.  Ну,  ничего мы с ним  скоро сочтемся.
           - Не надо его трогать. Ему тоже не сладко, без отца  растет.   Да и доказать  еще надо, а то   несправедливо  все  это будет.
           - Ну,  ты даешь?  - рассмеялся Вадим. – Справедливости захотел и где в школе?   Да они нас там давно поделили на плохих и хороших. И если тебя в «плохие»  записали, ты так всю жизнь с этим клеймом ходить и будешь.
            - Не правда это, от каждого зависит,  какой ты и каким дальше будешь.
        - Да брось ты!  - перебил его  Вадим. – Вон   трудовику  рожа  моя    не нравиться. Так он и норовит меня достать по каждому пустяку.  Кума, он почти в отличниках ходит. Ему пятерка всегда обеспечена, а нам, …  извини, подвинься.
         - А кто тебе мешает, как он отличником стать?
         - Не знаю. Наверное,  поведение. Ты же знаешь, что мне из-за моего поведения никогда не ставили хороших оценок.
        - Знаешь, мое поведение для них тоже не подарок. Но если я уроки выучил и отвечаю, то мне ставят то, что я заработал.
         - Это тебе. Да потому, что у тебя мать преподает в институте. Вместе с матерью Кумы. Кстати,  она у тебя и в партии небось?… Вот так- то. Ты Санька из их компании.  Они тебя валить  в наглую не станут.
         - А ведь он прав Санек.  Но не дай бог тебе для них опасным стать. Считай тогда, что твоя жизнь кончилась, - заметил Семенов.
         В его словах явно таился какой-то  тайный смысл. Санька неоднократно приходилось чувствовать его пронзительный, оценивающий взгляд. В то же время этот взгляд  излучал  скрытое тепло, корни которого, по всей видимости,  должны были уходить в прошлое.  Однако, Санька в силу своей наивности и неопытности  еще не мог осознавать этого.
       Семенов  в силу тех же причин не спешил с откровенным разговором. Рассказать Саньке то, что ему  было ведомо,  еще явно не настало время.
         -    Не верю я во все  это. Противно.
         -  Помнишь неделю назад, на труде скалки точили? Так вот. После того, как Кума свою сдал и очередную пятерку в дневник записал, я то произведение украл, а на втором уроке, как свое представил. Так что ты думаешь?  Размеры у меня не те, обработать шкуркой поленился, там-сям не доделал,… в общем,   трояк с минусом, сечешь?         Так,  как я должен после этого  к школе и учителям относиться?
        - Вадик! Ответ то простой, -  потрепал по голове Козырева   Генка.   - Не тем хером ты пацан сделан, - при этом он вновь уже знакомым взглядом посмотрел на Саньку.
         - А знаешь,  почему все это? – продолжал распыляться Вадим, -   еще в прошлом годе   мы с пацанами махались в коридоре,  а один козел…, - Вадик осекся,  почувствовав на себе  тяжелый взгляд Семенова, - … ну  этот Кума толканул   меня на дверь, а она на соплях держалась, открылась. А за ней завуч Сема   пионервожатую Ритку  лапал. Ну и понеслось,  поехало.  Они же с трудовиком   кореша.
         Семенов рассмеялся:  Значит ты чиграш  из - за бабы страдаешь?  Что за жизнь?   Одного девчонки  молотят до смерти, второго из-за бабы давят…
         -  Ген, а Ген!    Ну,  где справедливость? – продолжил возмущаться Вадим.
         - Значит не из-за баб, а из-за дружка по классу. Это не хорошо, погуторить бы с ним надо было.
         - А что!  И погуторим,- все больше раззадоривался  Козырев.
          Уже позже с позиции прожитых лет Козырев не раз  не однозначно вспоминал и оценивал этот разговор.

***
         Выходной выдался на славу. Яркое весеннее солнце играло на золотых куполах. Бригада Козыря  работала на полную катушку, окучивая фирмачей на Плешке.
        «Чендж»  удавался  на славу.
         Менты явно спали. У каждого на кармане было по паре шариковых авторучек и несколько пачек жвачки.
          - Жадность фраера погубит, пора сваливать. На сегодня шабаш, - скомандовал Козырь.
          - Вадим! Смотри Кума на дело вышел, -  разразился идиотским смехом  Петух.
           -Ты,  Петро совсем спятил. Куда ему до этого.  В поджилках слаб.
               - Да,  вон он смотри, - Петух показал на храм        Василия Блаженного.
               - Чего он тут делает? - удивился Козырь, увидев источника своих бед.
              Кума  стоял перед храмом. Было  видно, что сейчас он находится где-то далеко и окружающее  для него  напрочь отсутствует.  Конечно,  его можно было отловить где-нибудь и поближе к дому. Но сегодня день был как-никак удачный, пацанам  во всю фартило.
            - А почему бы и нет? – встрепенулся  Вадим. -  Петух обойди его и как  обычно, - скомандовал он.   
            - Не надо писать   в компот, там ягодки! – обрадовался предстоящей потасовке Петух.
             Козырев внезапно возник перед  стоящим в задумчивости  мальчишкой, который, по всей видимости,  даже не успел осознать происходящее.
              - Ну,  что встретились  гаденыш!  Давненько мне хотелось  тебе … отвесить, да все времени не хватало!  - быстро завелся Вадим.
             - Что тебе  от меня надо, - взволновано,  промямлил   Кума.
             -  Что бы ты человеком был, что бы люди из-за тебя не страдали!
             - Ишь!  Какой умненький нашелся. Все  учителя … вонючие козлы  от тебя без  ума, а нас гоняют почем зря.            
- Я то при чем? Живу,  никого не трогаю.
        - А меня как подставил перед Семеном, мне теперь продыха нет…
        - Тогда все возились, я даже не понял, как получилось…
        - А Саньку Силина, кто сдал, да если все вспоминать, не время…, - Вадим ударил  Игоря по корпусу.
          К  моменту удара  подошедший сзади  Петух присел под  парня.
          Куманин перевернулся в воздухе и упал навзничь.
          - Даже драться по честному не можете, изверги проклятые! - ошарашенный происшедшим прошептал он.   
          Козырев бросился на обидчика  и  всю свою ненависть вложил в силу наносимых ударов. Куманин, прижатый более массивным соперником к булыжникам  даже не мог оказать ему сопротивления. 
        Предвидя непоправимое пацаны начали оттаскивать  уже до предела взведенного Козыря  от теряющего  сознания мальчишки.
        - Хорош Вадим, завязывай. Он уже   за все получил.
         Пацаны пытались оттащить Козырева, который сопротивлялся им,  и все хватался за одежду Куманина, пытаясь вновь добраться до его тела. С большим трудом  им удалось сделать это.
           Поднявшись с мостовой,  Вадим стал отряхиваться, однако что-то мешало ему сделать это. Он посмотрел на свои сбытые руки, в которых к своему удивлению обнаружил  медный крестик на шелковой нитке.
          Кума  верил в бога и ото всех скрывал это. Ошарашенный этим открытием  Козырев почему-то смутился и виновато посмотрел на своего противника.