05 Побег

 
          Наделенный природой не дюжей силой Вадим Козырев с детства  ценил  риск и зачастую готов был отдаваться ему  до безрассудства.
        Удивительно, но, обладая трезвым умом, зачастую он не просчитывал последствий того или иного  события,  в котором ему приходилось принимать участие.
         Начиная  что-то очередное и серьезное,  он не мог  отступить перед принятием важного решения вплоть до того момента,   когда принимать его уже поздно.
         Скорее всего, по жизни его вели  заложенные в нем с избытком инстинкты  животного.
         Будучи борцом,  по своей натуре, он был резок и вспыльчив.  Упорный  и  упрямый в своих поступках, он  не терпел оппонентов  и постоянно находился с кем-то в конфликте. Однако,  будучи сутяжным и эгоистичным в мелочах, он был способен  на бескорыстие в делах великих и всегда был готов к самопожертвованию ради справедливости.
         Зацикленный на предательстве и измене  он практически не доверял ни кому. Особые  ненавистные чувства он испытывал к любой существующей власти  и иерархии.
         Столь противоречивый характер и крайняя эмоциональность  обрекли его  на  далеко не праведную дорогу в жизни.


                ***
 
           Козырев короновался  в  восьмидесятом,  отбывая очередной срок  за совершенное преступление  в  республике Коми.
           Паленое  перед  операми из МВД   по ряду крупных дел погоняло  «Козырь»  сменила  какая-то необычная для преступного мира,  полная глубины   и  основательности  кличка  «Телец», происхождение и суть которой были ведомы только ее обладателю.

           Он лежал на койке, стоявшей в конце  барака.  От общего помещения и прохода его отделяли несколько двух ярусных нар, на которых  безобидно тусовалось  близкое  ему окружение.
           Кто-то  из блатных, убивая время и  не нарушая спокойствия остальных,  без азарта перебрасывался  в  карты.
           Мутные от чифира,  бесцветные глаза  вора застыли   в  углу потолка, где  от глубокой выбоины во все   стороны расползались  изломанные, корявые  трещины.
          В последнее время мысли о том, кто же он все-таки в этой  жизни,   все чаще не покидали его.  Это был уже не тот  узколобый, летящий по жизни и играющий своей судьбой  «Козырь». 
        В  зоне  жизнь снова   столкнула  его  с  Генкой Семеновым, который в  то время  уже  был   авторитетным  вором.   Свою криминальную карьеру Семенов  оттачивал  рядом  с  патриархом  Советского криминала  Васей «Бриллиантом», общение с которым не прошло для Козырева бесследно,  и  многое определило  в его дальнейшей  судьбе.
           Долгое время, проведенное с этим   хрупким,   почти  прозрачным стариком,   который всю жизнь провел вне воли, сделали свое дело. 
          Беседы с никогда не изменявшим своим принципам  жуликом развеяли  мучавшие Вадима сомнения в правильности выбранного им пути.
          В законах и понятиях преступного мира  он узрел,  как ему  казалось,   ту высочайшую правду и справедливость, которых  ему  так не доставало  по обывательской действительности.
         Судьба  наставника  с одной стороны пугала его,  а  с  другой   - внушала неописуемое  уважение  и  почитание.   
           Не знавший своих корней  и  не помнящий тепла тела,  быстро ушедшей из жизни  матери   будущий Патриарх  был обречен  на пройденный им терновый путь.
           Он был лишен судьбой  практически всего,  того, что  имели  ему  подобные.
           И все-таки он  пришел в этот жестокий мир и выжил в нем.
          Детские скитания по приютам  закончились тюремным заключением.  Очутившись  за решеткой, что являлось  логическим концом его отрочества, он уже никогда в жизни не  выходил на свободу, совершая  одно за другим уголовные преступления.
         В основном   это были неудавшиеся побеги  и  постоянные конфликты  с   ненавистной для заключенных  администрацией.   
          Обиженный судьбой он был уверен в том, что      при любом режиме, творящим насилие, справедливость  является не досягаемым мифом.
          Противостоять  беспределу,  творимому  властью,   означало   отказаться  от привычной для обывателей  жизни и обречь себя на нелегкую  дорогу в криминале.  Дорогу,  на которой действуют  иные  порой противоречащие здравому смыслу законы  и понятия.  Однажды усвоив  их, он  никогда уже не изменял им, и подобно  цепному псу  охранял от любых посягательств.   
          С каждым годом он матерел, а его авторитет среди  блатных   рос ни по дням,  а по часам.
          В тридцатых  годах,  зная о жизни на воле понаслышке,   он стал вором в законе.  Так  появился Вася по кличке  «Бриллиант».
        Мало кто знал, что  эту кличку он принял  в честь  мало известного жулика - фармазона, начинавшего еще в прошлом веке,  и загнувшегося на его руках от туберкулеза.         
         Однако,  в нее он вкладывал  совсем иной смысл,  чем носивший ее предшественник,  ничего не оставивший в жизни после своей кончины.
        Жизнь  вора,  каковым  он стал,   должна быть в криминале чистой, подобно бриллианту  - самому  чистому из  камней, существующих в природе.
         Его поступки и преданность понятиям  быстро сделали его   фактическим королем этого мира. Принимаемые им решения становились для всех членов воровской семьи  законом и выполнялись беспрекословно.          
         Во многом сомневающийся, но уже сформировавшийся фраер, коим являлся Козырев, оказался     благодатной почвой для зерен воровской правды, разбрасываемых   Семеновым по заветам Васи Бриллианта.
        Главное для Вадима было в том,  что слова этих патриархов криминала  никогда не расходились с делом, а справедливость его поступков и  суждений  ни у кого не вызывали сомнений.
       Он  хотел стать таким же, чего бы этого, не стоило ему в жизни.


                ***
        Шухер пробежал по бараку,  словно дуновение ветерка.   Двухметровый,  рыжий старшина беглым взглядом окинул  собравшихся  в закутке  заключенных.
        В момент ощетинившаяся  братва насторожилась.
Неожиданно раздалось жужжание  не весть, откуда прилетевшей  огромной мухи, которая  закружилась над головой старшины  и, явно охлаждало его пыл. 
        Многолетние пребывание в зоне  подсказывало непредсказуемость ситуации.
            

         В груди заклокотала  ненависть,    обостренная бессилием.  Он явно  не осмеливался   поднять руку на  кого-либо из  блатных. 
         В какой-то момент  его внимание привлек  совсем левый мужик,  мирно посапывающий  после нелегкой смены.
         Вот на ком можно было  выместить накипевшее. Дубинка взлетела в воздух и опустилась  на спину спящего заключенного.  Вскочившего от боли  зэка старшина  скинул  на пол  и начал пихать ногами. 
          Фраера закипали,   наблюдая происходящее. Шум возни и крики вывели  Вадима из состояния   прострации. Он  приподнялся на койке,  и  в одну секунду поняв  то, что  происходит,   протрубил угрожающе спокойным голосом:
          -  Кон …чай!   
           Услышав голос Тельца,  кусок  на мгновение замер и резко развернулся в его сторону. 
           - Как не хотел с блатными  сегодня связываться, а  придется, - проскочила тревожная мысль.   
          - Что  ты  сказал?  - прорычало   в ответ его оскорбленное, не на шутку уже встревоженное  нутро.         
           - Что слышал,   - тем же тоном продолжил  вор, насквозь  пронзая  надзирателя  своим  взглядом.    - Ты чего мужика трогаешь?  Он ведь с работы пришел,  отдыхает. 
          Старшина нервно задышал, пытаясь принять  какое-либо решение. Он  не ожидал, что  столь не значительный повод может послужить   причиной серьезного  конфликта  с блатными.
            - Ты  же  знаешь, как он на бревнотаске пашет, что бы ты здесь рожу свою отъедал.
         -  Что … ты сказал …  В карцер захотел  ?  Встать!   -  не на шутку завелся кусок.
          -  Перед тобой что ли?  Лучше уж ты на колени плюхнись,   что бы меня  лучше  видеть.
          Последние слова, словно красная тряпка на быка подействовали на  надзирателя. Он уже не осознавал  происходящего. Извергая  поток оскорблений  и угроз,   он набросился на вора.  Правая рука  снова взлетела над головой. Левой он потянулась  к рации, судорожно пытаясь нажать  тангенту.
          Но было поздно.  Козырев естественно не мог доставить  старшине удовольствия быть оскорбленным и избитым  на глазах  у заключенных.  Все ждали его реакции. Он не думал о будущем, он должен  был повести  себя  так,  как положено  вести себя вору.
           - Честь превыше всего!   - пронзало  сознание  основное понятие  его  мира.   На секунду перед глазами мелькнул  образ  однажды выбранного кумира .
            - Не разменивайся, иди прямо выбранной  тобой дорогой, и ты многого добьешься, -   внушал откуда-то свыше голос  Васи Бриллианта.
           Он сам выбрал  эту дорогу  и должен был идти ей до конца. Он не имел права опозориться звание вора  и подвести своего  учителя  и  кумира.
           Вскакивая, он  перехватил  нависшую над ним руку с дубинкой.    Их лица оказались вплотную. Вадим почувствовал  запах   перегара, сдобренного чесноком, который   извергала  вонючая  пасть.  Для него это был  чуждый,  раздражающий запах. Запах  врага,  тронувшего законы его  мира.  Глаза  Тельца налились  кровью. Как бывало в минуты опасности,   он почувствовал  затаенного в нем и очнувшегося от спячки зверя.  Изнутри  вырвалось  глухое рычание. Правая рука, судорожно схватившая стоящий у  кровати табурет,    опустилась  на голову надзирателя.     Глухой хруст  костей  все и всех расставил по своим  местам.


                ***
          До суда оставались считанные дни. Рассчитывать на снисхождение   Козыреву с его биографией и послужным списком    не снилось.  А это означало  получить еще пятнадцать лет,  если лоб зеленкой не намажут.  Он фактически  повторял судьбу своего учителя. 
           Отключившись от реальности, Вадим  валялся на бетонном полу.  Горечь прожитой лет разрывала сознание и душу. 
         
        Отпечатки   роскошной жизни и негативы нужды и воздержания, растворялись в хаосе совершенных преступлений, которые в свою очередь сменяли ненавистные  лица следователей и судей,   со временем исчезавших  под стуки колес на фоне  необъятных просторов России.  Холодные объятия  опутанных  колючкой, визгливо лающих  этапов заканчивались  длинным  родным коридором  зоны, в конце которого его  принимала невзрачная, скрипящая шпонка.
        Ласкающие слух пустые базары братвы стихали, в  тусклом мерцании дежурной лампы  над ним нависал  и колыхался не ясный, едва различимый  аскетический образ.   Он понимал, что это Он, но не как не мог вспомнить  Кто.       
      
« Убийство  - один из законов природы; как только наша праматерь чувствует потребность в убийстве, она желает нам потребность совершить его, и, невольно, мы подчиняемся ей».
«Преступление  - не что иное,  как средство, которое употребляет Природа  для достижения своих целей по отношению к нам, смертным, и для сохранения  равновесия, необходимого в мире».
« … не человеку дано карать  преступление, ибо оно дело рук Природы, только она обладает над  нами  всеми правами, которых мы начисто лишены ».
«Законы  природы начертаны в сердце каждого человека – ответ о причинах людских поступков скрывается только в человеческом сердце».
        Смертная казнь для закостенелого преступника часто бывает единственным  средством для покаяния. А без воли божьей и волос с головы  человека не упадет. Нет в православии запретов на смертную казнь.

         В дверном замке  камеры лязгнул ключ надзирателя.  Пронзающий скрежет петель  судорогой пробежал  по  застывшему без чувств телу, возвращая его к действительности.
          Превозмогая боль в окаменевшем теле, Козырев с трудом уселся,  и опираясь на холодную шершавую стену и поднял глаза.
        Стоявший на пороге прапор  вслед за дверью открыл решетку и запустил  Шныря в камеру забрать парашу.    Внезапно в коридоре раздался шум. Кто-то из  зэков устроил скандал.  Шнырь наклонившись над бочками делал неторопливо свое дело.
           -  Давай быстрей урод!  -  скомандовал  насторожившийся  прапор.
           -     Дужка отлетела,  надо сделать, иначе не смогу  вытащить, - пролепетал   замешкавшийся Шнырь.
           -  Закроешь сам.  …Да,  смотри … , - выходя в коридор изолятора ,   кинул прапорщик.         
           Шнырю было достаточно нескольких мгновений, что бы передать Тельцу маляву, вытащить якобы сломавшийся бак и закрыть дверь в камеру.  Прикрыв  внутреннюю решетку,  он не запер ее на ключ.            
            На протяжении всего дня он гасил свое желание прочитать полученное послание. И только к вечеру  с нетерпением развернул  четверть тетрадной страницы , от которой  зависела  его судьба.
            - Тянешь на вышак …  - ударили по мозгам жестокие хлесткие слова, написанные  мелкими печатными буквами.   
           -   Терять   тебе  нечего…, как бы продолжал добивать  адресанта автор.
           -  Решетка открыта,  захочешь выйти выйдешь… текст подавал слабую надежду.
           - …  харчей собрали …, в промзоне  готов трактор,  с тобой пойдут еще двое, таранте  забор в сторону леса и по обрыву к реке…,  - это был хоть и малый,   но  шанс.
           На раздумье времени не было. То,  что клетка не заперта, завтра обязательно обнаружат.  Действовать  надо   было уже сегодня.
           Козырев начал  с остервенением стучаться  в дверь камеры,  изрыгая потоки  брани. Так продолжалось минут десять. Наконец-то он достал дежурившего прапора, который подошел к двери.   Поняв то,  что внимание привлечено, он   стал симулировать такую  истерику,  которая  требовала  вмешательства     надзирателя.
           -  Сука!  Тварь проклятая … Врача давай, плохо мне!  -  кричал  вор.
            - Да хер с тобой  гнида!    За нашего парня,  ты еще помучаешься!
            - Пидар Ваш пупок был, за что и получил свое. Таким же будешь, долго не  наработаешь на зоне.  Скотина! … Врача давай!
           -  Дай бог, что бы тебе вышку не дали!  После суда мы тебе такую жизнь устроим, что о смерти на коленях молить будешь .
           - Ха…ха…ха , - залился не человеческим, рычащим  смехом Телец, к котором   чувствовалось  что то  ужасное  и  противоестественное.
          -  Да! Это ты мне,  вору … Мразь лягавая! … Ха…Ха…Ха.   Да …  Я на зоне…  ты покойник… Мне то терять нечего.
            Эта тирада,  несомненно,  подействовала на прапорщика.  Выхватив  дубинку с электрошоком, он открыл  дверь камеры,  что бы разобраться с обидчиком.
            Козырев ждал именно этого момента. Незапертая решетка распахнулась. Последнее,  что почувствовал надзиратель,  это был  тупой удар. На миг он увидал,  множество разноцветных искр, которые  рассыпались в пустоту,  увлекая за собой его сознание.
              С  трудом,  перемахнув через забор  карцера, Козырев осмотрел пустое пространство, которое ему предстояло пересечь.  Время от времени его прочесывал луч мощного прожектора. Определив периодичность  прохождения луча, Вадим  бросился в темноту.  Неожиданно дикая боль пронзила правое колено.  Это дал знать себя,  когда-то травмированный   мениск.  Так уж повелось, что  это всегда случалось в самые  не подходящие моменты. Уже падая, не смея закричать от  боли,  он стиснул зубы и  закусил  язык.  Во рту  почувствовались соленый   привкус  и тепло крови. Вжавшись в землю, он пропустил  ищущий  луч,  и снова бросился к баракам.  Припадая на правую ногу, несколько раз падая, он    все-таки добрался до жилой зоны.  Его ждали.
              -  Вадим!  Все  готово, - пытался  подбодрить  Козырева блатной  по кличке Халява.  – Уходим трое, все просчитали.
             -  Мужики   побег подготовить  помогли. Они и  бучу начнут, когда мы  за забором окажемся, -  пролепетал молодой   зэк  по кличке  Гарик..
         Они подхватили  в конец обессиленного вора под руки и повели его в промышленную зону. На выходе  из барака Вадим увидал  спасенного им от побоев мужика.   В жестоких, усталых глазах  вора мелькнуло что-то человеческое. Пересилив усталость   и боль,  он   как - то  по  доброму,  усмехнулся и выдавил из себя :
         - Спасибо …  Живи мужик …  Не поминай лихом…
          Глаза  зэка прослезились:
          -  Прощай.   Зря ты тогда его … Бог ему судья…. , - пролепетал он.
          Жесткий взгляд вора  пронзил мужика.
           - И вот из-за этой скотины …, - сглотнув  ком в горле,  подумал  Вадима.
            - Нет…, нет … и еще раз нет! – пронеслось в мозгу.
            Он  прекрасно знал, что  истинная  причина  его поступков   кроется совсем  в  другом.
            - С  богом  он после меня встретился…, и поверь,  не  обрадовался этому …
          Удачно  добравшись до промышленной зоны, беглецы обнаружили  в условленном месте подготовленный к  побегу  трейлер.
          Вадим несколько раз попытался  запустить дизель. Однако,  двигатель не хотел  подчиняться ему. Видно, что машине передавалось  его нервное перенапряжение.
          -  Вот и приплыли …, -  грязно выругался  вор. -  Гарик,  попробуй  ты, -  уступил  он место за рычагами  одному из зэков. 
          Высокий и неимоверно  худой Гарик, неуклюже спрыгнув на землю, склонился над  моторным  отделением.  Несколько минут, которые он копался в моторе, показались Тельцу  вечностью. Очень уж высока  была ставка в этой игре.  На кон была поставлена  сама жизнь.
          -  Халява!   Ширево есть ?- сглатывая  кровавую слюну и тяжело дыша   потребовал  вор.
          В  момент откуда то появился  наполненный  наркотиком шприц.   Халява  ловко перетянул руку вора  и вонзил баян в вену.
          - Вадим! Сейчас быстро полегчает.   Это чистое – медицина.
           Вор, закрыв глаза, отвалился, ожидая прихода. Постепенно его дыхание становилось ровнее.   
           - Ну,  чего ты там братан ! – торопил его  другой зэк.
          -  Все в порядке, сейчас  отчалим, - заскочил в кабину Гарик.  На какую-то секунду он замер перед рычагами, закрыв глаза, и вскинув  их к небу, осенил себя перстом:
          - Господи!  Прости и помилуй душу раба твоего грешного! 
          Большой палец правой руки медленно нажал кнопку пускача.  Чихнув пару раз,   двигатель взревел в ночи. Многотонная машина  медленно поползла   на   лагерные  ограждения.
          В  холодных перистых  облаках  тускло   светила блеклая  северная луна. Кое-где на небе мерцали  звезды. 
          В какой-то момент Телец осознал,  что   трейлер движется во мраке. Оставшаяся позади зона была погружена в темноту. Он бросил вопросительный взгляд на Халяву.
         -  Это  мужики  подмогли с ляктричеством ! – поняв то, что хочет услышать вор, радостно прокричал  тот  в рычании трейлера. 
          Машина, как бы осознавая  возложенную на нее миссию,  уверенно     валила  столбы с колючкой, наматывая проволоку  на траки. Неожиданно темнота закончилась. Лучи прожектора судорожно забегали  по забору.   
        - Очухались  суки лягавые! – завыл  Халява. – Кровушки нашей захотели!
          И словно  в подтверждение этих слов с вышек началась стрельба. Ночное небо пронзило множество летящих с нескольких сторон  огней, которые  нервно пульсировали в одном направлении, пытаясь поразить видавшую виды машину и ее необычных пассажиров.  Отражаясь от ее  могучего стального тела,   этот свинцовый дождь рассыпался во все стороны,  издавая  такое звучание,  которое бросало в дрожь  поставивших на карту свою жизнь людей.
          Однако, это был не конец. Судьба явно распорядилась, что бы беглецам  сопутствовала  удача.  Поднятая Гариком   плита трейлера принимала на себя летящую в людей смерть.
           Неожиданно  это противоестественная, холодящая кровь в жилах музыка  прекратилась. Усталая, израненная людьми в этих местах тайга,  дремлющая по берегам    полноводной  реки,   принимала  беглецов в свои объятия.
           За  рычанием   дизеля, вырвавшейся уже за  пределы лагеря машины,   они не могли  слышать мелодий начавшегося в лагере бунта.
         Все дальше и дальше  оставались нарастающий  гул,  выброшенных  судьбой  на окраины бытия людей,  который   пронзали  завывания  очнувшейся от спячки  сирены;  глухой чавкающий  топот кирзухи, разбавленный истерикой овчарок;  потрескивание горящих  стен ненавистных бараков, поливаемых  грязной бранью.
          Оказаться за пределами лагеря не означало  того, что  свобода  уже завоевана. Побег и погоня всегда были звеньями одной цепи.  Удавшиеся  в этих местах  побеги можно было пересчитать по пальцам. Заключенные всегда отдавали должное умению легавых  - разыскивать тех немногих,     кто дерзнул покинуть зону.  Обычно подготовка побегов всегда требовала  времени.  При этом просчитывались  многие  возможные  их способы. Изучались предполагаемые маршруты, готовилось снаряжение и провизия, учитывалось все, от чего зависели судьбы  бежавших зэков.
            Могло показаться, что этот побег обречен на провал. Он практически не готовился, так как состоялся по стечению обстоятельств.   
            Преодолевая  ухабины и буреломы,  машина   все дальше и дальше  удалялась  от лагеря.  Тряска  выворачивала  беглецов наизнанку.
            Нелегкий маршрут был определен им судьбой. Время от времени стремящийся в лоно ночи ревущий передок   вставал на дыбы, опрокидывая и раскручивая измотанные тела,  которые  цепляясь  друг за друга,  из  последних сил сопротивлялись  этому  желаемому ими насилию.
          В какие-то мгновения он захлебывался в своем напоре, даря  несчастным секунды передышки. Опускаясь, он увлекал их за собой, а они,  теряя пространство,   ощущали  робкие   приливы  покаяния  и  расслабленности.
         Порой казалось, что машина должна опрокинуться, так как все  чаще и чаще  бежавшие зэки ощущали  сильный боковой крен.    В светлое время они могли  бы видеть, что  движутся по краю  глубокого обрыва, падающего  в реку. Считанные метры  отделяли их  от непредсказуемого конца, который вот- вот должен был настать.
       Козырев понимал, что  развязка  этих мучений  произойдет помимо его воли,  и даже не пытался вмешиваться в происходящее. Он полностью полагался  на Всевышнего.  Он правил руками Гарика и   уже несколько раз  предотвращал   их погибель.
       Последнее,  что он  смог осознать, это  был  короткий полет в темноту и ощущение холодного неизвестного ему пространства.
       - Вот оно, - подумал Вадим,  пытаясь  вспомнить,   что-то светлое из своей висящей на волоске жизни. – Твоя воля Господи! - вырвался из его груди крик отчаяния.
       Крутой берег  ненавистной для зэков реки, выжимающей из них тающие  с годами силы, принял в свои объятия  тело  вора.
               
                ***

        Осеннее,  таежное солнце стояло в зените.  В воздухе витала прохлада неотвратимо приближающейся зимы.   Приласканное  накануне   берегом тело Козырева в какой-то неестественной  позе распласталось   на бревнах, прибитых к берегу.  Видно, что судьба не окончательно отвернулась от него. Сплавляемые по реке сцепленные  ржавыми  цепями бревна    явно спасли его от погони. Однако, ему были уготовлены новые  нелегкие испытания.  Очутиться  в фактически необитаемой тайге, за сотни  километров  от  людей  только давало не большой шанс на продолжение жизни.
        Очнувшись от холода и мучительной боли,  он долго не мог осознать происшедшее,  и понять,  сколько же времени ему пришлось пробыть без сознания.
          Постепенно память  возвращалась.  Он вспоминал зону,   побег и свое падение с  трейлера.
          - Волки позорные! Видать списали  меня со всех счетов   кореша? –  с привкусом горькой обиды подумал он. 
         - А, если  бы  вовремя и заметили, что они  могли  бы сделать?  …  Да, ничего!  - попытался  Вадим оправдать действия  подельников.
        - После  таких  кульбитов  я для них не то, что обуза, а прямая дорога вновь  на  зону.  Дай Бог, что бы у них все получилось.   Им еще жить и  жить. А вот   мне,  видно,  недолго осталось.
          На третий день пути Козырев совсем выбился из сил. Попытки разжечь огонь оставались тщетными. От  ягод и сырых грибов  его  рвало и несло. Когда-то сильное,  уже тронутое жирком времени тело все больше и больше напоминало свисавшую на костях труху.
         Его шаги становились все неуверенней, переходы короче и мучительней.  Сознание все чаще оставляло его.   На смену  ему  наползал  бессвязный бред, наполненный  отрывками из эпизодов прожитых лет.
        В них практически не было человеческого счастья и маленьких радостей  жизни обычно вспоминаемых обывателями.
       Самые светлые  пятна его прожитых лет    естественно принадлежали детству.

***
Обожравшись  шоколада из очередного подломленного  ночью ларька,  пацаны  мирно балдели на серовато-грязном   песке   Останкинского пруда.   Трое из компании лениво, без азарта перекидывались в буру.
       Строительство телевизионной башни подходило к концу, ограждения были сняты ,  и  проживающие  в округе  могли  в жаркие  дни  погружаться  в мутные воняющие цветущими водорослями и карасями воды не мало видавшего на своем  веку  графского  пруда.
        На днях заработала лодочная станция и за тридцать копеек под залог рубля или паспорта можно было  покататься на новеньких, сделанных  из фанеры лодках. 
        Вадим  в завернутых за резинку синих сатиновых трусах валялся несколько в стороне от всей компании.   На кончиках ресниц его прищуренных  глаз неимоверными цветами искрилось солнце, которое подобно звезде на новогодней елке нависало над  силуэтом башни.
        - Вадик! Может,  сыграешь? – вывел его с  полудрема,  голос  коренастого крепыша с короткими кривыми ногами, носившего  политически актуальную кличку  Мабутто.         
        - Сдавай  братан! – отряхнувшись от песка и сделав пару  каких-то спортивных движений, напоминавших толи  бокс, толи борьбу  подсел к пацанам Козырев.
        Мальчишки оживились. Участие Козыря  в игре всегда придавало ей какой-то особый оттенок. Он всегда преуспевал в картах, оправдывая  свою кличку.            
         Пытаясь показать из себя игрового,  Мабутто несколько раз довольно уверенно разрезал колоду.  Его короткие мясистые пальцы,  разделив  ее на две равные части,   неумело пытались перемешать  карты  через одну,  прижав их  к  сложенной картонной коробке, на которой происходила игра. Засаленные листки  явно не желали размешиваться столь профессиональным способом в столь не умелых руках.
         Пацаны хмыкнули. Однако, брошенный  Мабуттой  взгляд и  его  грозный  вид  быстро охладил насмешников.
        Игроки  подняли с картона по три заветных листа. Вадим,  медленно поскрипывая пальцами и пощелкивая языком, будто бы сплевывая,   открыл одна за другой  свои карты. Его лицо оставалось не проницаемым.   Карта была никакая. Он сидел на второй  руке с бубновым  козырным  валетом, пиковой десятка  и какой-то   левой посторонкой.
       Результат кона зависел от захода. Сидящий на первой руке,   смазливый прилизанный мальчика по кличка Сащя,  бегущим  взглядом  оценил возможности  партнеров.
        -  Эх!  Была,  не была, - выдавил он  из себя, и широко замахнувшись,    шлепнул об  картонку   пикового туза с девяткой.  Ход был абсолютно  примитивным и просто рассчитанным на  пруху. Все зависело от того, какие карты лежат на руках у партнеров.
       Вадим видел, что на последней  руке Мабутто, скривил рожу. Его карты не позволяли перебить заходчика.  Было ясно, что он перед ним стоит проблема о сносе,  что бы отдать меньшее количество очков.
        Все взгляды обратились к Вадиму. Осмотрев  каким-то снисходительным взглядом партнеров,  он,  медленно  перегибая карту,  положил валета на   пикового туза.    Все затаили дыхание. Через какое-то мгновенье пиковая десятка  победно легла на девятку.
        Вздох облегчения снял напряжение  у  присутствующих.  Набранных в открытую очков  до буры было маловато.  Игра должна была продолжиться.
       Вадим,   не глядя,  снял с прикупа две карты. Уже знакомым движением  он открыл одну из них.  На  него косилась так не любимая им дама пик.
       Над головой раздалось истерическое,  визгливое мяуканье. На самодельном подобии парашюта на пляж  приземлялась  черная ободранная кошка, видно сброшенная строителями    с башни.
        Данное событие  не могло, осталось не замеченным для окружающих. Немногие из находящихся  на  пруду  людей вскакивали с мест, пытаясь лучше рассмотреть происходящее. 
         Суета ожидания приземления была прервана криками о помощи.  С  одной из  лодок  за борт вывалилась уже знакомая нам  Машка, которая  пытаясь получше рассмотреть судьбу несчастного животного,   вскочила  в лодке.    Ее рыжая голова то скрывалась под водой, то вновь появлялась на поверхности. Время от времени издаваемые ей крики бросали в дрожь. Не умея держаться на воде, она судорожно барахталась, пытаясь хоть как-то оказаться на поверхности.  После каждого непродолжительного появления на глазах у людей  ее действия становились все более вялыми. С каждым разом   охвативший девчонку страх  все глубже погружал ее в мутные воды пруда.
          Пацаны  сорвались   с мест. Козырев одним из первых  понял происходящее.
         -  Рыжая  тонет! -   закричал   он. 
         В следующий момент его жилистое тело, поднимая фонтаны брызг, стремительно рассекало  воду.  На картонном  катране валялись разбросанные карты. Одна из них  была перевернута рубашкой  вниз,  и как бы  холодным взглядом  наблюдала за происходящим.   Это была дама пик,  снятая Вадимом .
          Как и все выросшие в те годы в городе мальчишки  он не имел возможностей стать   выдающимся пловцом.  Однако,  он любил  отдаваться воде, находясь в  которой    всегда с восторгом ощущал  свободу.
         Лучи  солнца,   пронзая поверхность  пруда, подобием тоннелей  с неясными очертаниями  уходили в его мрачную глубину.   Множество простейших  искрилось в них перед его глазами. Очутившись в  этой среде,  он  ощущал, что   погружается   в неведомое   для него  пространство,  где должна существовать    совсем другая  жизнь, со своими законами и устоями.
        Наиболее яркие из лучей достигнув  дна  поглощались  копнами многочисленных кудрявых водорослей, среди которых время от времени  проскакивали  мелкие серые рыбки.   
            Корявые  движения мальчишеского тела медленно  приближали его к цели.  Длинные худые руки  с начало, как бы,  цепляясь за воду,  в следующий момент с силой  подбирали ее под себя.   
         Вадим, постепенно выпуская воздух,  считал про себя:  …  двенадцать, …тринадцать… В  следующий  момент он почувствовал, что ему уже не по силам   находится  под водой.   
         Холодное дно тяготило, вода сдавливала тело, которое требовало  естественного привычного бытия.  Внутри него что–то судорожно  начинало пульсировать.  Очень быстро это что-то превращалось в тупую боль в области  груди.  вырваться которой наружу не позволял  застрявший в горле ком.
         Поднятая голова и взмах руками вынесли его на поверхность. Счастливый, глубокий глоток воздуха возвращал  к действительности. Там впереди на волоске висела чья-то жизнь, которая должна была закончиться на дне, откуда он только что вырвался.
       Размашистые саженки понесли его  к лодке, находившейся  где-то посередине пруда.
       -  Только  успеть, - вертелась у него в голове единственная мысль.
        Перед глазами стоял  борт лодки, в которой  в истерике билась подружка тонущей девчонки. Увидев  подплывающего Вадима, она  склоняясь через борт , указывала на то место где в последний раз над водой показывалась голова Машки.      
        Сделав несколько глубоких выдохов,  Вадим восстановил дыхание и,    набрав как можно больше воздуха,   ушел под воду.    Расплывчатые  очертания дна  приближались с каждым  гребком его рук.  Однако,  он никак не мог увидеть цели своего погружения.  Не достигнув  дна он стал медленно раскручиваться, пытаясь   обнаружить  утопленницу.
       Воздух заканчивался. Уже знакомые ощущения  начинали  терзать его  сознание и тело.
       - Ну,  еще немножко потерпи, и ты обязательно найдешь ее,  -  какое-то внутреннее чувство пыталось убедить его в успехе.
       Дикая боль в затылке,  поражая все новые и новые участки тела,   заставила его подняться на поверхность. Спасительный глоток воздуха  и он вновь  ушел под воду.
        Войдя в азарт,   Козырев не мог видеть, что  он не единственный,  кто пытается спасти девчонку. Со стороны лодочной станции к месту возможной трагедии  хорошо поставленным кролем разрезал  поверхность воды, так   ненавистный  ему  отличник  и маменькин сыночек  Кума.
        Судьбе было угодно, что бы эти двое  вновь  столкнулись лбами в этой довольно не простой обстановке.
         Вадим приблизился  к  распластавшейся  на дне в неестественной позе Машке.  В ее открытых глазах он увидел застывший  ужас.  Растрепанная копна длинных  рыжих волос  трепетала, как бы давая понять, что здесь  еще теплиться жизнь. Задранная  белая в горошек юбка колыхалась из стороны в сторону, обнажая  белые  ноги   толстушки.
        Несколько погружений уже здорово потрепали силенки Вадима.
        - Ну и откормили тебя родичи. Только бы силенок хватило,  - подумал он, подхватывая Машку  под мышки и увлекая ее вверх. 
        Тело упорно не хотело  подчиняться  и постоянно выскальзывало из объятий   Козырева, который,   вновь и  вновь подхватывал его,  стараясь вытолкнуть на поверхность.
        Помощь,  в лице  Кумы,   пришла крайне вовремя.  Вдвоем мальчишки быстро подняли    тело девчонки на поверхность, где уже среди скопившихся лодок была и спасательная шлюпка. Крепкие мужские руки приняли подростков на борт. Очутившись вне опасности,  Вадим  полностью отключился,  распластавшись   на деревянном днище. Он уже не мог видеть как здоровый мужик  в  тельнике, застиранном  до дыр,  вместе с Кумой колдовали  над безжизненным телом Машки. 
         Лет через десять он увидит ее на судебном процессе по его делу. Она станет прокурором,  и  сделает все, чтобы  суд  признал  его   рецидивистом и  приговорил к вышке. Тогда Вадим был уверен, что Машка  узнала в нем одного из своих  спасителей.
         Через многие годы судьба вновь сведет с его  с Кумой, который  станет священником.

***
Козырев очнулся на мягком ковре из светло-зеленого мха.   Размытые  контуры  окружавшей его реальности не радовали  и пугали.
        - Совсем плохой стал. Хватит ли  силенок добраться до жизни? – мелькнула  в голове  кощунственная  мысль.
        Однако, он сразу оттолкнул  ее, понимая, что в его положении  сомнения не приведут ни к чему хорошему. 
        -  Надо собраться, что бы выжить, - подсказывал ему внутренний голос.
        Постепенно  окружающее  приобретало более- менее ясные  очертания. Это было редкое, корявое мелколесье, которое угнетало своей не выразительностью и  предвещало  новые испытания, связанные с преодолением  болота. Запах  багульника дурманил сознание.
         Внимание Вадима привлекло какое-то не ясное оранжевое пятно.
- Что  это? – удивленно подумал он.
          Повернувшись на живот, Козырев смог  поднять тяжелую голову. Очертания пятна становились все яснее. Перед ним был кустик  спелой морошки.  Он остро почувствовал спазмы голода в желудке, которые постепенно передавались всему телу,  и уже другой несравненной с ними более тяжелой болью докатывались до его души.
          Пытаясь заглушить эти мучения,  он  с остервенение  начал срывать ртом и заглатывать   пьяные ягоды.
         Так он переползал  от   куста к кусту,  время,  от времени   издавая стоны, напоминающие рычание какого-то дикого зверя.
         Увлеченный поглощением ягод он не сразу обратил внимание на  резко выделяющееся на бледном покрове черное пятно, оказавшееся на его пути.  Оно  поблескивало  на осеннем солнце  и,  как  ему показалось,   дышало.   Сосредоточившись ,   он понял, что  перед ним, свернувшись в клубок,   лежит  большая болотная гадюка.
        Встреча  с  ползучей  рептилией, как и у всех нормальных людей, вызвала у него чувство омерзения. Тело покрылось едва заметной гусиной кожей.   Желание скорее ретироваться  казалось непреодолимым.
        Однако, что-то останавливало Вадима.  Он застыл,   пытаясь осознать   то,  что не позволяло ему  уйти.
       -  Это  судьба  вновь дает мне  кое-какой  шанс, - пронеслось в голове.
        Уже знакомые спазмы  в кишечнике все поставили на свои места.
         Собрав последние силы, он накинулся  на  неподвижную  змею. Не весть, откуда   оказавшаяся под рукой коряга,  несколько раз опустилась  на извивающееся  под ударами тело.
          Когда  змея, как ему показалось,  прекратила сопротивление,  он  ведомый животным чувством и полностью забыв про осторожность,  попытался  оторвать  ее голову,  в которой  еще могла находиться  угроза его жизни.
          Последняя агония   гадюки оставила на его   левой руке  две  крошечные отметины. Погибая,  она как бы в последний раз  выполнила свое предначертание,  ужалив    убившего его человека.
          Укус явно уменьшал шансы  Вадима Козырева  на спасение.   Однако,  новая  и не знакомая боль привела его в чувства. Прокусив кожу,  он  принялся  высасывать содержимое  образовавшейся раны.
       Рука  немела.  Зараженная укусом кровь  как бы с неохотой  покидала  уже обреченные  сосуды. Он , не обращая  внимание на боль,  снова и снова рвал зубами свое пораженное ядом змеи тело.
        Так продолжалось довольно долго,   пока его отрешенный  и  испуганный взгляд не остановился  на  превратившемся в месиво  змее.
        Наученный горьким опытом, он уже с осторожностью  взял ее в руки,  и стал рвать  черную  чешую.  Несколько раз, прокусив ее, он с  трудом   оторвал  ужалившую его голову, а затем   чулком стащил  шкуру с безжизненного хребта, покрытого розоватым мясом.  Сглотнув слюну и закрыв глаза, он с отвращением стал поглощать  свою добычу.