Случайная закономерность. Главы 12, 13, 14, 15

Глава   12 

  Стук в дверь раздался без двух минут четыре. И в дверь просунулась смешливая девичья мордашка.
  - Можно?
  Борисов пригласил: - Да, пожалуйста, проходите. 
  За дверью раздалось хихиканье, и на пороге показались, подталкивая друг друга локтями три девушки.
  - Всем можно, или по одной?   
  Борисов вышел из-за стола и, поставив три стула рядом, произнес: - Присаживайтесь. Я так понимаю, вы из Гостиного Двора?    
  Девушки затараторили одновременно: - Ага, да, оттуда.
  Борисов поднял руку.
  - Так, давайте кто-то одна из вас будет говорить, а то у меня голова кружится от вида таких очаровательных и смешливых девушек.
  Девушки переглянулись, и одна из них, черноглазая, с замашками лидера, произнесла: - Значит, со мной будете говорить. Меня зовут Соней. Я работаю в грудничковом отделе.
  Борисов удивленно приподнял брови: - Это как?
  Соня засмеялась, за ней захихикали подружки.
  - Ну, это значит, что в моем отделе продают все для детей от рождения и, где-то, до года. У нас в секции три отдела: грудничковый, подростковый и младшего школьного возраста. Вот Света работает в подростковом, - она кивнула в сторону девушки лет двадцати; пухленькой, со светлыми волосами, - это от года до шести лет. А Лена, - она посмотрела на высокую, черноволосую девушку, - от шести и до десяти лет. Всего в секции нас работает семь человек (я имею ввиду продавщиц). Три в первую, и три во вторую смену, а одна на подхвате – если, вдруг, кто-то заболеет. А если все здоровы, она помогает разбирать товар, выкладывать на прилавок. Еще у нас есть заведующая секцией – Людмила Сергеевна, и грузчик – Саша Даниленко. Вот и вся наша секция Детской одежды. А теперь спрашивайте, что вас интересует.
  Борисов с уважением посмотрел на Соню. 
  - Молодец, как в армии отрапортовала: быстро, четко, точно. Меня девушки интересует вот что: вы ведь позавчера работали в утро? 
  Соня утвердительно кивнула: - Да, мы. А вчера в вечер, сегодня снова в утро. У нас график работы такой. Удобно.
  - А во сколько начинается ваш рабочий день? 
  - Вообще, для покупателей, Гостиный открывается в десять. Но мы приходим обычно к девяти: пока товар получишь, разберешь, разложишь. Бывает, и раньше приходим, если «посчитаться» надо.
  Борисов переспросил: - Это как? 
  - Ну, типа ревизии, для себя, если какие-то сомнения есть. Потом с транспортом проблемы. Поэтому, бывает, кто к восьми тридцати, кто к восьми сорока подъедет. А в девять уже рабочий день начинается. 
  - И кто из вас первой пришел позавчера?
  Соня посмотрела на подружек. Те пожали плечами и смущенно потупились.      

  -  Ну, в общем-то, наша заведующая, Людмила Сергеевна. Она часто приходит пораньше. У нее и забот больше, и обязанностей.
  Борисов покачал головой.
  - Соня, мы же не на собрании и не на дне рождения у вашей заведующей. Давайте начистоту. Считайте, что вы на исповеди и дальше этого кабинета ваш рассказ не пойдет. Это очень важно для следствия, поймите. Не стесняйтесь, рассказывайте все как есть.
  Соня, понизив голос начала: - Ну, ладно. Короче, у Людмилы Сергеевны роман с нашим грузчиком, Сашей Даниленко. Мы ее не осуждаем. Она женщина одинокая, в возрасте, а он какой ни какой, а мужчина все-таки.
  - Что значит, какой ни какой?
  - Ну, пьющий. Он намного моложе ее, но опустился настолько. Сильно пьет. Можно сказать она его содержит. Ну, и в нарушение разрешает ночевать в подсобке. Хотя, если об этом узнают, ее уволят. 
  - Он всегда там ночует?
  - Нет, только когда в запое. А так, у него где-то жилье есть. Так вот, он неделю уже, как снова в запое. Тем утром, она и прибежала пораньше - его попроведовать. Я пришла где-то в восемь тридцать, она как раз вышла из подсобки, где он обычно спит. Я спросила: как он сегодня, будет работать или снова нам самим горбатиться? А она мне ответила, что он пьяный спит.
  - Так вы его сами не видели? 
  - Нет, а зачем? Ведь Людмила Сергеевна сказала, что он спит.
  - Так, - Борисов помолчал, - девушки, а кто его в тот день видел, и когда, припомните.
  Девушки переглянулись, потом Соня неуверенно сказала:  - Ну, где-то около обеда, так ведь девчонки? Мы обычно в первом часу чай с булочками пьем, по очереди, а Танюшка нас подменяет. Мы булочки со сливками в «Пирожковой» покупаем. А чайник у нас в подсобке включается. Свет, ты заходила включать?   
  Света кивнула головой:  - Ага, я. Сашка сидел на диване, угрюмый, помятый, бр-р – противно вспомнить. Я его спросила: будет ли он пить чай, а он буркнул мне что-то, лег и отвернулся к стенке.
  Девушки с любопытством посмотрели на Борисова. Соня спросила:  - А что случилось-то?   
  Борисов приложил палец к губам: - Тайна следствия. Девочки, а скажите ещё, пожалуйста, как вам кажется, Даниленко способен на агрессивные поступки? Ну, ударить, покалечить кого-нибудь, убить?
  Девушки удивленно переглянулись.
  - Да что вы? Он такой безобидный. Мы, бывает, на него кричим, что за него вкалывать приходится, даже порой стукнем, а он только улыбается и извиняется. Нет, что вы, Саша добрый, только безвольный.   
  Борисов встал.
  - Спасибо вам девушки за помощь. Прошу о нашем разговоре никому не рассказывать.
  Он проводил их до двери и посмотрел на часы. Через пятнадцать минут должна была подойти Людмила Сергеевна. Борисов задумался.
  - Значит, никто, кроме нее, Даниленко в то утро не видел. А она могла и обмануть, если знала, что произошло. Значит надо ее попробовать поймать на обмане, если он имеет место быть. Если ей скрывать нечего, значит, она будет вести себя спокойно. А если нет, значит, будет играть. Вот эту игру мне и предстоит раскрыть. 
  Людмила Сергеевна явилась  в строго назначенное для нее время, в шестнадцать тридцать.
  Борисов увидел перед собой  не даму - охотницу, молодящуюся под девочку (как он ожидал), а усталую, расстроенную женщину, лет сорока пяти-пятидесяти.
  - Вот тебе и женщина – вамп, - подумал он, - вот тебе и допрос с пристрастием.  Ну, Вовик, ты у меня попляшешь. Надо же, придумал, на любого, мол, мужика готова  кидаться. Этой, по-моему, не то, что любого, а вообще никакого ни надо. Косметики на лице – минимум, волосы гладко причесаны и собраны на затылке в узел.  Не красавица, но и не урод. В молодости была миловидной, да и сейчас производит приятное впечатление. Ну, ладно, начнем. 
  - Присаживайтесь, пожалуйста.  Людмила Сергеевна, вы знаете,  для чего вас сюда пригласили? 
  - Приблизительно. Я думаю из-за Саши Даниленко. Ваш товарищ у нас был, спрашивал о нем. Девочек вы вызывали. Поэтому, думаю, что разговор пойдет о Даниленко.
  - Да, вы не ошиблись. Людмила Сергеевна, давайте все с самого начала и без утайки. Какие у вас с Даниленко отношения, с какого времени вы его знаете, что он за человек? 
  Женщина быстро взглянула на Борисова.
  - А какое это имеет значение и отношение к моим свидетельским показанием по делу?   
  - А ты не так-то и проста, как хочешь показаться, - подумал Борисов, - вон как вопрос ставишь, - а в слух сказал: - Нет, это как раз и имеет прямое отношение. Ведь вы единственный свидетель, который утверждает, что Даниленко тем утром, которое интересует нас, был в подсобке Гостиного Двора, а не отсутствовал.
  - Почему я одна, а девочки?
  - Девочки, любезная Людмила Сергеевна, знают это только с ваших слов. Раньше двенадцати часов по полудни, ни одна из них Даниленко Александра не видела. Вот я и хочу выяснить все подробно, до мелочей, чтобы понять - говорите вы правду или покрываете преступника и тем самым становитесь соучастницей преступления.
  Женщина, нервничая, открыла сумочку, и достала оттуда носовой платок. Занятие для рук было найдено, и с минуту, потеребив ни в чем не повинную тряпочку, она спросила: - А что это за преступление? Или это секрет?
  Борисов коротко ответил: - Убийство.
  Людмила Сергеевна ахнула: - Как убийство? Значит,  он правду сказал?
  Борисов быстро спросил: - Какую правду он сказал?
  - Ну, что его компаньона убили и что теперь он хозяин какой-то большой фирмы.
  - Правда, только не единственный хозяин, а совладелец. Он им бы и был, если бы не спился. А то, что спился, никто, кроме него, не виноват. У алкашей всегда найдутся виновные.  Кто их спаивал, кроме них самих? Маркин же, не спился, а поднял фирму до высокого уровня. 
  Людмила Сергеевна перебила его: - Да, а благодаря кому он ее поднял? Саша говорил, как он сутками работал, не поднимая головы от бумаг. А потом, каждую сделку, ведь, обмыть полагается, а у него организм к спиртному не приучен был, вот и засосало это болото. А этот,  толстосум-Маркин, все денежки себе присвоил и Сашку за борт выбросил. За  такое и убить мало, - она вдруг испуганно зажала рот рукой, - ой, что я несу-то? Это не пишите, это я в запальчивости сказала. Саша так не говорил, это мои слова.
  Борисов успокаивающе произнес: - Конечно, я понимаю. Не волнуйтесь, продолжайте. 
  - А чего продолжать?  Саша, в нашей секции где-то с полгола работает. Когда не пьет, золотой человек, на все руки мастер. И за грузчика, и за плотника, и за сантехника - что ни попросишь, все сделает. Платят же мало, разве нормальный, здоровый мужик, без «прибамбасов» пойдет на такие гроши?   Идут в основном бомжи, да алкаши. От них, кроме мата ничего не услышишь. А этот: тихий, спокойный, мухи не обидит. Он когда не в запое, девчонкам даже за пирожками бегает и чайник кипятит. Стихи им читает. Он почти всего наизусть Есенина знает. Ну, а я женщина одинокая. С мужем давно развелись, дочь своей семьей живет, вот я к нему и прибилась. Домой торопиться не к кому. А он столько интересного знает. Я с ним и о годах своих забывала. Как-то и не заметили, как близки стали. Он даже, после этого, с месяц держался, не пил. А тут снова в запой ушел. Куда его такого на улицу выгонять? Домой не доедет, замерзнет. Вот я, в нарушение всех законов, его в подсобке и оставляла. Гостиный же на ночь закрывают. Сигнализацию включают – я и спокойна, что никуда не уйдет. А утром снова он под моим приглядом.
  Борисов бросил наугад: - Людмила Сергеевна, а девочки сказали, что тем вечером, вас в секции не было, вы вроде куда-то уходили?   
  Людмила Сергеевна растерялась и побледнела.
  - Не помню, что-то. Они так сказали? Да, вы знаете, точно, не я сдавала секцию на сигнализацию. Мне дочь телеграмму на переговоры прислала. Я на Центральный телеграф ходила.
  - Так, откуда же вы знали, что Даниленко остался ночевать там?
  - Ну, когда он в запое, он, обычно, домой не уходит.
  - И в восемь, когда вы пришли, он был там? 
  - Да.
  - А девушки сказали, что когда они сдавали секцию, Даниленко в подсобке не было. Как же он туда попал, если сигнализацию отключают в восемь, и вы пришли в восемь? Нестыковочка получается, а, Людмила Сергеевна? 
  Людмила Сергеевна растерянно замолчала, потом заплакала: - Я говорила ему, что запутаюсь. Не умею я врать.
  - И не надо, - Борисов строго посмотрел на женщину, - давайте , как на духу, без вранья. И не забывайте о наказании за дачу ложных показаний. 
  - Ладно, пусть Бог простит меня и Саша тоже. Не было его утром в подсобке. Я пришла к восьми, потому, что волновалась. Вечером не удалось поговорить, а перед этим он пьяный был. Я думала проспиться с утра, пока не успел еще за бутылкой сбегать, поговорю с ним серьезно. Уж больно на этот раз долгий у него запой был. Пришла, а его нет. Я посидела минут двадцать, подождала его, выхожу, Сонька идет. Как, спрашивает, Сашок? Не знаю, почему я брякнула: спит, мол. Она заругалась, что снова придется за него товар разгружать, тут другие девчонки подошли, поворчали немного, я их по рабочим местам и разогнала. А тут смотрю, Саша идет, пьяный в дым. Время, начало десятого было. Прошел он мимо меня, будто и не увидел, и спать завалился. Я конечно обиделась. Думаю, не видишь в упор, ну и не надо. А тут работа, закрутилась я. На следующий день ваш товарищ пришел, начал спрашивать. Не знаю, почему я сказала, что он здесь спал? И девчонки вроде забыли, что его с вечера не было. А когда я ему сегодня сказала, он очень удивился. Не помню, говорит, где был и что делал, но не убивал – это точно. Знаете, я ему верю, он не может убить. А не помнит, где был - так пьяный разве что помнит? Мы и решили от вас это скрыть, потому, что это просто совпадение. А алкашу разве кто поверит? Посадят, и разбираться не будут.
  Борисов подумал про себя: - Да, дела. Что называется, ткнул пальцем в небо, а попал в яблочко. Ведь ни одна из девчонок, про предыдущий вечер и не заикнулась. Правильно, я ведь не о вечере спрашивал, а об утре. Они же не следователи, а вот ты – следователь. И методом тыка, попал в яблочко. Ай да Борисов, ай да сукин сын! А дама-то раскололась моментально, без особых усилий. Действительно врать не умеет или не хочет? Может, она специально этого Даниленко сдала, от греха подальше? В ее глазах нет-нет, да и проглядывает страх. Может, это она меня обыграла, а не я,  ее?   
  - Людмила Сергеевна, значит, вы с Даниленко говорили о том, что утром, в тот день, он на работе отсутствовал?
  - Да, говорили.
  - И он сказал, что ничего не помнит? 
  - Да. 
  - Не помнит, где ночевал ночь, где был утром, с кем пил, и где деньги взял? А ведь ночи сейчас холодные.
  -  Нет. Не помнит.
  - Хорошо. А где он сейчас, не знаете?
  - Он занял у меня деньги, купил себе чистую, новую одежду и поехал в баню на Марата. Оттуда он собирался на бывшую работу, в офис. Сказал, что пора вступать в хозяйские дела. Обещал, как все выяснит, получит причитающиеся ему деньги, то отдаст мне долг.
  - Так вот, что голубушка тебя волнует, - подумал Борисов, - и много он у вас занял? 
  - Ну, не знаю, как для кого, а для меня сумма не шуточная. Три моих месячных оклада. А я ведь на зарплату живу, других доходов нет.
  - Да, уж, - подумал Борисов, - так я тебе и поверил. С каких это пор, у нас торгаши, да еще заведующие секциями огромного магазина жили на зарплату? Продала ты его голубушка, за тридцать серебряников. А это,  значит, боишься ты его, не доверяешь ты ему. И даже денег тебе твоих не жалко. Чем-то он тебя испугал. А вот чем? И все твое лепетание о том, что он мухи не обидит, выглядит натужно и неправдоподобно. Да, ошибся я. Не так-то уж ты и проста. Прав был Вовка. Благонравной овечкой прикинулась, а зубки-то волчьи.   
  - Людмила Сергеевна, а, что, у вас дома нет телефона?
  - Почему нет? – женщина удивленно посмотрела на Борисова.
  - Ну, с дочерью на переговорный пункт ходили разговаривать? 
  Лариса Сергеевна смутилась.
  - Да дело в том, что у меня сейчас на квартире живет жилец, а надо было поговорить с дочерью, без свидетелей. Знаете, женские личные дела и все такое. А там подслушают – сплетни, пересуды пойдут. 
  - Вы же говорили, что вы одинокая?
  - Ну, жилец, это не муж. Тем более, он мне дальний родственник. Приехал работу искать. Жить негде. А мне лишняя копейка не помешает, да и не так страшно. А то ведь знаете, как сейчас женщине одной, без мужчины жить. Что случись и помочь некому будет. Не подумайте чего плохого, у нас чисто родственные отношения. Но Наташечка моя (это дочка) его терпеть не может. Вот и не захотела домой звонить, при нем разговаривать.
  - И вызов-телеграмма у вас сохранилась?
  - Нет. Я ее порвала. А зачем она мне, что б ее хранить? А что, это имеет какое-то отношение к делу? 
  - Да нет, не имеет. Ну, что ж, спасибо за помощь. Распишитесь, вот здесь. Можете быть свободны, пока.
  Женщина вопросительно посмотрела на него.
  - Почему пока? Я что, в чем-то подозреваюсь?
  - Пока нет. Я имел в виду, если потребуется что-то уточнить, то мы пригласим вас еще раз, как свидетеля. До свидания. 
  Он проводил ее до двери, потом сел и задумался. А думать было о чем. Вот тогда и появился Трухин.
  - Вот такая у нас вышла беседа, Александр Анатольевич.
  Трухин побарабанил пальцами по столу.
  - «Новый поворот и мотор ревет», - так поют эти ребята из «Машины времени»? Вот только что он нам несет, этот поворот? Теперь я уверен, что Даниленко был в квартире Маркина тем утром. Но вот убийца он или нет, нам предстоит разобраться. И медлить мы не будем. Давай, собирай группу, и поехали за Даниленко. Если получится   его раскрутить (не верю я в его амнезию, очень она для него удобная), то будет хорошо. Вовке черкни записку, что мы скоро будем, что б не уходил. Да, и интересно узнать, что он там накопал.            
                Глава    13      

 
  Власов, проводив машину с Трухиным, огляделся по сторонам. У одного из подъездов, он заметил пожилую женщину, которая сидела на старой, с облупившейся краской, табуретке и, прищурив глаза, с любопытством смотрела в его сторону.
  - Вот ты-то мне и нужна, радость моя, - подумал Власов, - такие вот бабульки, обладают информацией, которая  не снилась и Штирлицу с Мюллером, вместе взятым, со всей их хваленой выучкой.
  Он медленно пошел в ее сторону. Сделав вид, что ее что-то страшно заинтересовало в одном из многочисленных окон, бабулька отвернулась от Власова,  и настороженно замерла.
  - Здравствуйте, бабушка.
  Бабка сделала вид, что не услышала. Власов, встав прямо напротив нее, еще раз громко произнес: - Здравствуйте, бабушка. 
  Бабка, сделав удивленное лицо, произнесла: - Чего говоришь-то?  Я плохо слышу. Кричи мне  громче.
  Власов закричал: -  Я говорю, здравствуйте, бабушка.
  Бабка поморщилась.
  - Ты чего так орешь-то? Я же сказала,  громче, а не орать прямо в ухо. Так и совсем оглохнуть можно. Вот,  молодежь-то пошла непонятливая -  одно от другого   отличить не могут. Мы вот  рази такими были? И уважение,  к старшим имели, и скромность. А теперь что? Девки  бестыжие, водку хлещут, да развратничают. А мужики, заместо баб, накрасются, волосы в хвостик завяжут и выкобениваются.   По  телику сплошную стрептизу  показывают. Тьфу, пропасть тебя возьми! – она в сердцах плюнула Власову под ноги.
  - Так, - с тоской подумал Власов, -  эта, видимо, всерьез и надолго.
  Бабка продолжала: - Жувачек этих накупют и жуют, и жуют, как коровы. Намедни,  на диван села, а отодраться-то не могу, прилипла. Внук, паршивец,  как жувал, так и плюнул. Чем только отдирать не пробовала, с юбки-то: и кирасином, и водкой – ни в какую, намертво прилипло. А все эти иностранцы-засранцы понаслали, чтоб, значит, мы все свои последние вещи попортили, а у детей зубов не было. А эта  ихняя, тьфу, пропасть тебя возьми, забыла, как обзывается – «Кола»  какая-то. Разве можно ее с нашим квасом сравнить? Пробовала я – гадость несусветная. Или ты вон вышел из двери, - она взглянула на Власова, - «хфирма» называется. Раньше на такую «хфирму» красный фонарь вешали. Непотребными делами там занимаетесь, думаете,  не знаем? Все знаем. Мужики вечно пьяные. Девка визжит, хихикает. Общая она у них. А на вид-то совсем еще дите. Опаскудел народишко-то. Ни стыда, ни совести.
  Власов попробовал встрять в монолог: - Бабуль, а описать сможете тех, кто здесь работал?   
  - А чего не смогу? Смогу,  конечно. Я хоть и старая, а глаз у меня зоркий. Дальнозоркость, по научному называется. А чего это ты спрашиваешь? Ты же сам оттуда вышел, вместе с этими алкашами? Девки вот чего-то уже с неделю, как не вижу. Прогнали, поди надоела. 
  Власов подумал,  если он скажет о том,  что он из милиции, то неизвестно  еще, как она на это прореагирует. Милицию сейчас не очень то жаловали. Если честно, он и сам понимал, что особенно-то  ее любить  не за что. Сейчас милиционеров порой боялись даже больше, чем бандитов. Беспредел в стране  вылился и беспределом в армии и милиции. Хорошие, квалифицированные кадры, из-за мизерной зарплаты уходили в разные частные охранные структуры и охраняли теперь не народ, а хозяина и его капитал. Те же, которые остались, в большинстве своем ни чем не отличались от рэкетиров, собирая мзду с рядовых и не рядовых граждан средней руки, вызывая тем самым в народе глухую ненависть. И гражданин российской страны отныне, попадая в какую-либо  ситуацию, порой грозящую не только потерей кошелька, но и жизни, не торопился обращаться к  родной и любимой, еще совсем недавно, милиции, так, как это могло стать, что называется, «себе дороже». А вот обиженных,   наш народ  любил, жалел,  и сочувствовал им.
  - Да, вот бабуль, не знаю прямо, что и делать… . Обманули нас, хоть в петлю лезь. Поверил главное, думал,  правда,  нормальная фирма. Большие деньги им за товар заплатил, квартиру заложил, хотел заработать себе на хлеб с маслом, да ребятишкам на мороженое и вот что из этого получилось. – Он тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. 
  Бабка,  сразу изменив голос, участливо спросила: - И чего, все деньги-то убухал?
  - Все, до копеечки. А они вон скрылись с моими деньгами. Что теперь делать, ума не приложу. Где их искать, не знаю. Сторож с охранником сами ни чего не знают, их тоже «кинули». Придется теперь моим детям на улице жить.
  Бабка немного помолчала, потом решительно махнула рукой: - Ладно, помогу тебе. Бог велел  юродивым, да глупым помогать. Юродивый ты, ай нет, не знаю. А, что глупый, раз так попался, так это точно. В общем,  слушай: иди в РЭУ к Надьке, скажешь ей, что от меня. Меня баба Шура зовут. Мы с Надькой в одной квартире живем. Так вот она мне жалилась на днях, что пустила этих охламонов на время, в ту помещению-то, пока пустое стоит (решают на верху кому по дороже продать, да никак не решаться). Они обещали ей  деньги большие заплатить. За первый-то месяц заплатили, а за эти два – шишь на постном масле. Она мне сказала, что паспортные данные начальника у нее есть, да чего она одна-то с ним может сделать? А так, ты его и для себя найдешь и Надьке поможешь. А она, глядишь,  и меня за доброту мою не забудет. Вот всем хорошо и будет.  Усек?
  - Усек баб Шур. Спасибо тебе  огромное. А как мне эту Надю найти? 
  - А сейчас, как выйдешь из-под арки, перейди дорогу и во двор. Там, повернешь налево и по ступенькам вниз. Вот там и находится наш РЭУ. Спросишь Надю, тебе каждый покажет. Ну, ладно, разболталась я с тобой. Замерзла. Пойду греться, да и новости скоро начнутся. Надо послушать чего там нового в мире произошло с полудня. Бывай здоров.
  Бабка встала, взяла табуретку и вошла в подъезд. Власов пошел искать Надю.  Направление было указано точно, поэтому  дверь с табличкой РЭУ он нашел быстро. Спросив Надю, он подошел к указанной двери и постучал.
  - Можно?
  - Войдите, - услышал он мелодичный голос.
  Власов открыл дверь и обомлел. За невзрачным, обшарпанным столом, в полутемной комнате, сидела королева!  Другое слово к этой красавице не подходило. Лет 23-25, с густыми, пшеничного цвета волосами, уложенными короной на голове. С васильковыми глазами, пухлыми губами, налитым телом и крупными, белыми, словно жемчуг, зубами.
  - Мама моя, я пропал! Все, убит  наповал! – Власов рухнул на стул.
  Девушка рассмеялась: - Ну, уж так и наповал?  - она с интересом окинула его взглядом. 
  Власов с тоской подумал о наплетенных им бабе Шуре ребятишках и жене. -  Но, первым делом, как поется в песне, самолеты – то есть работа, ну а девушки соответственно – потом. «Назвался груздем – полезай в кузов».  Нет, а почему Трухин может влюбиться в свидетельницу, а я нет? Закончим с делами и вперед! – Сразу повеселевший Власов начал: - Наденька, меня прислала баба Шура.
  - С ней что-то случилось?
  - Нет, с ней все нормально. Она пошла пить чай  и смотреть «Новости». А вот у нас с вами, я так понимаю, не все нормально.
  - Что вы имеете в виду?
  - Нас с вами обоих обманули наглым образом.  «Кинули» одни и те же нехорошие люди.
  Надя недоверчиво и настороженно посмотрела на Власова.
  - И какие же это люди?      
  - А те, которые сняли у вас помещение и не расплатились.    
  - Ни какое помещение я не сдавала. – Надя в упор посмотрела на Власова.
  - Наденька, не надо меня обманывать и не надо меня бояться. Эти люди и меня «кинули». Мы с вами в одной лодке. Давайте плыть в одном направлении, а то перевернемся и утонем оба. Правда у вас есть «спасательный круг», а вот я, точно, пойду на дно,  и пузырьков над водой не останется. Давайте,  поможем,  друг другу выплыть, вернее вы мне поможете. Ведь только у вас есть «спасательный круг».
  - И что же это за круг?
  - Адрес. Адрес Наденька и паспортные данные этого гада, который меня топит. 
  - Кто вам сказал, что у меня есть этот адрес?
  - Я же вам уже говорил – баба Шура. Она хочет помочь вам, а я и вам и себе. Тем более, что не помочь такой красивой девушке было бы непростительным грехом.
  - Да, но,  не забывая  о себе любимом? 
  - А как же, без этого нельзя. О вас могу позаботиться я, а обо мне, опять же кроме меня, как вы выразились – любимом, позаботиться больше некому. Поэтому нижайше вас прошу, протяните руку помощи ближнему своему,  и Бог не оставит вас своей милостью.
  - Вы, что, священник?
  - Упаси Боже! Куда мне грешному в Рай? Я обычный, обманутый «плохими дядями» человек.   
  - И как же они вас обманули, если не секрет?
  - Какой может быть секрет? Никакого секрета, тем более от вас! – Власов окинул Надю восхищенным взглядом, - история проста и банальна до противности. Я взял кредит, под свою квартиру и проплатил все деньги этим прохиндеям, за несуществующий товар. Они представились мне филиалом крупной московской фирмы, торгующей мехами. Когда все «договора» были подписаны и деньги проплачены – они исчезли, как говорится, в неизвестном направлении. В Москве такой фирмы не оказалось. Все документы были фальшивыми.  И  я остался на бобах. Теперь только вы можете помочь мне их разыскать. Только вы владеете информацией о месте их проживания. Не откажите бедному, отчаявшемуся человеку, Наденька, - Власов сделал жалкое лицо и опустил голову.
  - Почему вы говорите о них во множественном числе? У меня есть данные только на одного человека, с которым я договаривалась о сдаче помещения.
  - И кто же этот человек?
  - Герц Александр Петрович.
  - А вы ничего не путаете Наденька? Точно Герц, а не Селезнев? 
  - Я, что, читать не умею? Герц Александр Петрович. Прописан на Литейном проспекте, дом 16, корпус 3, квартира 7. 
  Власов чуть было не поперхнулся. 
  - Где, где? На Литейном? Здесь в Питере?
  - Нет, на Марсе. Конечно здесь, а вы где думали?   
  - Да, нет, все нормально. А что он из себя представляет?
  Надя задумалась, вспоминая.   
  - Ну, лет 40. Высокий, стройный, моложавый. Издалека больше 30-35 не дашь. Только если приглядишься, то видны морщины и проседь в волосах. Волосы темные, глаза карие. Такие мужчины нравятся женщинам. 
  Власов ревниво нахмурился.
  - И вам тоже такие «хмыри» нравятся?
  Надя кокетливо улыбнулась:  - А как же? Или я не похожа на женщину?
  - Очень даже похожа, даже чересчур. Ну и что, он вам голову задурил, вы ему помещение без разрешения и «бухнули»?
  - А вы мне что, муж? Или может проверяющий? С чего это я перед вами отчитываться должна?  - она встала из-за стола.
  Власов чуть было не присвистнул.
  - Не девка, а гренадер, - подумал он, - да она чуть ли не на голову выше меня! Такая,  лапкой по загривку вмажет, мокрое место останется. – Его влюбленность понемногу пошла на убыль. – Да ее прокормить, двух моих зарплат не хватит, уж не говоря о том, чтобы одеть.
  - Наденька, извините за грубость, но понимаете у меня трое детишек, жена, да мать больная. Куда же я теперь их дену? Всех кормить надо, обувать, одевать.
  Интерес в глазах Наденьки постепенно стал затухать и вскоре потух совсем. Власов облегченно вздохнул, будто избавился от тяжелого груза. 
  - Да, чуть было не влип, - подумал он, - хорошо, что она во время встала. А то бы навешал ей «лапши на уши», в любви объяснился, а как потом на попятный идти? Такая за шиворот возьмет и в Загс, не успеешь глазом моргнуть, как женатым окажешься. А потом всю жизнь с этим гиппопотамом? И чего я в ней такого увидел? Нет, когда она сидит, она еще ничего, но стоять ей явно противопоказано. Да, любовь не состоялась, а так все красиво начиналось. Я уже представил, как привожу эту «королеву» в гости к Борисовым: на Новый Год, все ахают от восторга. Настя и Татьяна смотрят на нее с завистью, мужики с открытыми ртами. Эх, мечты, мечты! Это еще хорошо отделался, - он поморщился, представив этого «гренадера» в юбке и как она при всех его друзьях дает ему подзатыльник, как Борькиным пацанам, за провинность или берет его под мышку и тащит домой. А  Трухин с Борисовым  смеются и говорят: - допрыгался, доигрался, так ему и надо! 
  Надя поинтересовалась:  - У вас. Что, зубы заболели?
  Власов энергично замотал головой.
  - Нет, нет, что вы, - и соскочив со стула,  пошел к двери, говоря на ходу, - Наденька, спасибо вам большое за информацию. Я буду держать вас в курсе дела.   
  Закрыв за собой дверь,  и оставив там недоумевающую Наденьку с открытым ртом:  он быстро выбежал на улицу,  и пошел в сторону Витебского вокзала.   

Вспомнив весь разговор, он похвалил себя за находчивость и предприимчивость. Он узнал все, что хотел, а Надя не узнала ни его фамилии, ни имени. Власов довольно улыбнулся и вошел в метро. Сегодня его не раздражали даже люди, толкавшие его со всех сторон и на эскалаторе и в вагоне. Он представлял, как докладывает результаты своей работы Трухину, а тот смотрит на Борисова и говорит: - Да, Боря, нам до Вовки далеко, Это сыщик – первый класс. Учись у него.
  Чуть было не проехав свою станцию, он выскочил на улицу и насвистывая пошел к Управлению.      
                Глава 14

  Даниленко торжествовал! Это был его триумф! Он смотрел на растерянные лица людей,  собравшихся в «комнате отдыха» и сердце его пело от восторга.
  Он зашел хозяином в салон-магазин «Меха» и пройдя по коридору, зашел в приемную, где Верочка делилась последними новостями с двумя молодыми продавщицами.   
  Строго взглянув на нее он рявкнул:  - Что за разговоры в рабочее время!  Распоясались!   
  Верочка удивленно посмотрела на него.
  - Гражданин, вы кто такой? Что вам здесь надо?   
  Даниленко окинул выжидающе смотрящую на него троицу грозным взглядом и тихо произнес:  - Ах, вам интересно, кто я такой? Я хозяин всего этого!  - Он театрально развел руками, показывая на окружающую его обстановку и их.
  Глаза женщин округлились. Верочка пролепетала: - Какой хозяин? Вы что такое несете?
  - Ах, я несу? Мадам, с сегодняшнего дня, вы здесь не работаете. Мне такие секретарши не нужны. А вы что тут делаете?  - Он взглянул на двух притихших женщин.   
  Те молчали. Лицо Верочки стало пунцовым.
  - Мужчина, вы,  что себе позволяете? Я сейчас охрану вызову!
  Даниленко довольно улыбнулся.
  - Вызывай. Вот они тебя и выкинут отсюда. Мне, грязные подстилки ни к чему. Я брезгливый.
  Вера нажала кнопку. Через минуту,  в комнату, ленивой походкой, вошел верзила, который с тупым выражением лица жевал жевачку. Верочка набросилась на него: - Ты,  каких психов сюда пропускаешь? Ты за что деньги гад получаешь, а?  Думаешь,  Аркаши не стало, так на вас управы не найдется? Всех вас, как и вашего начальника – Лешечку на нары надо. Обленились! Пока все не утрясется – я здесь хозяйка! Ну-ка, выкинь этого «ушибленного» на улицу, да не пускай больше кого попало, а то вмиг у меня вылетишь. Понял?
  Верзила направился к Даниленко.
  - Ты че мужик, в натуре, че те здесь надо? Давай, вали по шустрому.
  Даниленко встал.
  - Так, все, мне эти игры надоели.   
  Повернувшись к Вере,  он сказал: - Где Учредительный договор? Ну-ка быстро давай сюда.   
  Он достал свой паспорт из внутреннего кармана пиджака. Вера, неуверенно посмотрев на него, достала из стола папку с документами. Даниленко открыл папку.   
  - Идите сюда, читайте. Я надеюсь, читать вы умеете? Что написано? Фирму «Меха» создали два учредителя, одним из которых является кто? Читайте, читайте. Правильно – Даниленко Александр Сергеевич, то есть я. Других учредителей нет. Один из учредителей,  на сегодняшний день мертв. Так кто является вашим законным и единственным хозяином? Так, вижу,  начинаете соображать. Правильно. Опять же я –  Даниленко Александр Сергеевич. А теперь, дорогие мои, закрыть магазин и быстро собрать мне всех сотрудников в «комнате отдыха». С филиалами я разберусь позже.  А вас, мадам,- он посмотрел на Веру, - я попрошу собрать свои вещички, - он глянул на часы, - даю пять минут и чтоб духу ее тут не было больше, понятно? – он повернулся к охраннику.  Тот тупо смотрел на него непонимающим взглядом. – Я понятно выразился, или повторять надо?
  Охранник встрепенулся.   
  - Понял. Будет исполнено. Давай, шалава, кончилось твое время, - он ухмыльнулся и сальным взглядом окинул Веру, - будет нужда в деньгах, обращайся, Рад буду помочь, Правда, как расстараешься, так и получишь. – Он громко заржал.
  Вера замахнулась на него, он громко шлепнул ее по заду.
  Даниленко прошел в кабинет и сел за стол. Покрутившись на мягком кресле, он вытянул ноги,  и в блаженстве закрыл глаза. Через пять минут постучал охранник.
  - Шеф, народ собрался, ждет. Верка, со своими шмотками, на улице.
  - Молодец, - похвалил Даниленко, - тебя как зовут? 
  - Максим.   
  - Ну, пошли Максим.
  Даниленко одернул на себе костюм, поправил волосы и пошел за охранником.
  Трухин повернулся к Борисову.   
  - Так, интересно.
  На двери  магазина «Меха» висела табличка = «Закрыто». 
  - Что скажешь?
  Борисов махнул рукой: - С «черного» хода придется. Пошли ребята, - он обернулся к группе, приехавшей вместе с ними. 
  Они быстро вошли под арку,  и подошли к железной двери, у которой, переминаясь с ноги на ногу, скучая, стоял охранник.
  Увидев группу мужчин, идущих по направлению к нему, он закричал:- Эй, мужики, вы куда прете? А ну, стойте! Сейчас стрелять начну.
  - Спокойно, милиция, Уголовный розыск, - Трухин подошел к нему и показал удостоверение, - убери оружие. Проходите ребята.
  Пропустив группу во внутрь здания, Трухин повернулся к охраннику.
  - Где все?   
  На собрании. Новый хозяин объявился. Орет на всех. Верку-секретаршу,  уже выгнал. Теперь остальных жучит.
  Трухин кивнул головой: - Ну и ладно. Пойдем, послушаем. А ты стой тут, охраняй, что б чего-нибудь ненароком не утащили, - он хлопнул охранника по плечу, рассмеялся и пошел за своими ребятами.
  Голос Даниленко было слышно издалека: - Никаких поблажек не будет. Кто работать не хочет - милости просим на улицу. Кто останется, с тех буду спрашивать вдвойне. Никаких разговоров на работе, никаких перекуров. С посетителями быть предельно вежливыми и внимательными. За малейшее нарушение буду вычитать из зарплаты и увольнять. Я вам не Маркин. Никаких пьянок, гулянок на работе, никаких амуров. Распустились тут без меня. Лично с каждым будет проведена беседа, некомпетентные, случайные люди будут тут же уволены. Я ясно выражаюсь?
  Он окинул сидящих высокомерно-победным взглядом. И тут он заметил в дверях группу людей во главе с Трухиным.
  - Господа, вы кто такие? По какому вопросу? У нас производственное совещание. Вы мне мешаете.
  Трухин вышел к столу и обратился к сотрудникам:  - Совещание окончено. Все свободны. Расходитесь по своим рабочим местам.
  Даниленко побагровел. 
  - По какому праву вы тут распоряжаетесь? Что за безобразие! Кто вас пустил? Где охранник? Уволю к чертовой матери.
  Трухин подошел к нему и тихо произнес: - В ваших же интересах не устраивать здесь цирк. Я из Уголовного розыска. Мы приехали гражданин Даниленко за вами, так как вы подозреваетесь в убийстве Маркина. Если вам так хочется устроить представление, мы вам его устроим. Ну, что, тихо, спокойно пойдете с нами или под конвоем и с наручниками?   
  Даниленко побледнел.
  - Как это в убийстве? Вы что, офанарели? Да я от вашего же сотрудника и узнал, что Маркин убит. Я ни сном, что называется, ни духом. А на фирму я имею такие же права, как и Маркин, - он начал совать документы Трухину под нос, - вот, почитайте. Тут черным по белому написано – 50 процентов акций этого предприятия принадлежат Даниленко А.С. – то есть, мне. А этот козел меня сюда не пускал. Конечно, моя вина, не сумел постоять за свои права. Но моя сила не в мышцах, а в уме. И теперь, когда справедливость восторжествовала, вы хотите меня снова лишить того, что мне принадлежит по праву? Не выйдет! В день убийства Маркина я спал пьяный на работе. Каждый это подтвердить может. Так что, господа хорошие, отдыхайте.   
  Трухин окинул Даниленко взглядом с ног до головы и прищелкнул языком.
  - Да, ничего прикидик. Хорошо  приоделись на денежки любовницы. И побрились, я смотрю, и помылись, а душок-то все равно остался. Не хороший душок, с гнильцой. Нет у вас свидетелей, гражданин Даниленко. Любовница ваша созналась, что не было вас утром в подсобке Гостиного Двора: ни трезвого, ни пьяного. Явились вы туда около десяти утра. Так что, поехали. Не будем тратить времени на лишние и ненужные разговоры. В моем кабинете поговорим. Там вы нам все подробненько,  и без утайки расскажете.
  Даниленко, опустив голову, пошел к выходу. Растерянные сотрудники молча смотрели в след новому хозяину, который так мало побыл в этой роли, но так много успел сделать того, что приблизило их если не к инфаркту, то где-то рядом.
  Они бились уже второй час, но все безрезультатно. Даниленко или действительно ничего не помнил, или так мастерски притворялся.
  - Я сам от Люси узнал, что меня не было утром в подсобке. Может она меня, стерва, оболгала? Все они бабы такие. Почувствовала, что она меня больше не интересует, как женщина, вот и решила отомстить.
  - Ну, конечно, а соседка Маркина тоже была вашей любовницей? И вы ее тоже бросили? И она тоже решила вам отомстить?
  - Какая соседка?
  - Которая  вас видела,  в то утро. Она видела, как вы вошли и как вышли из квартиры Маркиных. Сейчас она подъедет. Мы ее вызвали и проведем очную ставку.
  Даниленко схватился за голову и застонал: - Нет, только не это. Я не мог убить. Если бы я хотел, я бы давно это сделал. У меня были и причины, и время. Нет, это не я. Может, я у него снова денег просил? -   он вопросительно посмотрел на Трухина, - я попросил, а он не дал. Я и ушел. – Он с минуту помолчал, - нет, скорее всего, я попросил, а он дал. Поэтому я и пришел пьяный на работу. Точно!      А уж кто его убил, я не знаю, но не я, как пить дать. Не мог же я убить его, а потом пойти и напиться, после чего прийти на работу и лечь спать – я же не киллер. 
  Приехала Грамма Зоя Николаевна, и только взглянув на Даниленко, утвердительно произнесла: - Он, точно он. Я же его дважды видела, не перепутаю. Сейчас он, конечно, по лучше выглядит. Одет цивильно и побрит, но лицо тоже. Я на своего алкаша нагляделась, теперь любого мужика могу определить в любом обличии – он это или не он. Будь он хоть трезвый, хоть пьяный. Не сомневайтесь товарищи следователи, я не ошибаюсь. Он был у Маркиных в то утро.
  Когда Даниленко увели в камеру предварительного заключения, Трухин сел к столу Борисова. 
  - Борь, ну что ты думаешь по этому поводу? Он убил, или нет? 
  Борисов встал, включил чайник,  достал банку кофе и пачку сахара.    
  - Да, теперь у нас тут уже двое сидят, а просвета нет. Дымова, конечно, исключать нельзя, но и этот субчик уж больно скользкий. Опять же «компаньонов» этих, которых Маркина кинули, со счетов сбрасывать нельзя.  Вот так живет человек и не знает, скольким людям хочется отправить его к праотцам. И у всех ведь своя причина и свой резон. Так что, Александр Анатольевич, подозреваемых, вроде, много, а вот кто из них убийца? А может ведь так случится, что среди наших подозреваемых его и нет, а убийца-то гуляет на свободе и мы о не  ни сном, ни духом не ведаем.
  - Может и такое быть. Помнишь, как с убийством депутата Мирского?
  - Конечно, помню. Но мы же его вычислили? Вычислили. Вот и здесь вычислим. Сейчас Вовка придет, а он пустым не приходит, и поговорим.  Как он умеет этих женщин раскрутить, не понимаю. Ведь все ему, как на исповеди рассказывают, а бывает и больше. Черт с рогами, а не парень. 
  Власов, легкий на помине, открыл дверь.
  - Так, опять про меня небылицы плетешь? Я конечно в курсе, что ты, Борисов, завидуешь мне черной завистью. Да и как тебе не завидовать? Длинная жердь, с шеей жирафа, с ушами осла, и сглазами совы. Да, Борь, природа на тебе отдохнула, а Господь проглядел. Видно из жалости он тебе Настенку подкинул. Побоялся, что иначе….   
  Борисов, сделав страшное лицо, пошел на него, сжав кулаки. Власов спрятался за Трухина.
  - Александр Анатольевич, спасите, а то мое очаровательное (как говорят дамы) лицо и божественная фигура претерпят изменения, в результате чего пострадает работа. У Уголовного розыска упадет процент раскрываемости преступлений, а самое главное, погибнет молодой и цветущий юноша в расцвете сил и ума. 
  - Тут кто-то упомянул об уме? Я не ослышался? Вова, мальчик мой, если Господь и проглядел, когда закладывались мои внешние данные, то уж когда решали, там, на небесах, кому сделать извилины в сером веществе, а кому нет, то тебя в первом  списке не было. 
  - Как это не было? У меня, между прочим, почти два высших образования, не то, что у некоторых, не будем показывать пальцами у кого. Я вообще универсал. И нечего ржать. Я преступника и покалечить могу, и тут же вылечить, потому, как имею не только незаконченное высшее юридическое образование, но и высшее медицинское. А ты чем похвастаться можешь?
  - Вот уж что ты умеешь в совершенстве, так это хвастаться.
  Трухин  поднял руки.
  - Все, ринг окончен, петухи. Ну, прям, пацаны несовершеннолетние: кто красивее, да кто умнее. Время позднее, после работы выясните все о своих достоинствах и недостатках. А сейчас давайте работать.   
  Борисов обнял Власова и похлопал его ладонью по голове.
  - Да мы же шутя-любя-нарочно. Александр Анатольевич, вы же знаете, он у меня вместо третьего ребенка. И Настя так говорит. Приблудился, прижился, приелся. 
  Власов толкнул его локтем в бок. Борисов рассмеялся: - Ну, вот, видите, и замашки, как у моего младшего. Приходится воспитывать время от времени, что бы не сильно зазнавался. Ремнем уже поздно, остается внушение и разъяснение. 
  Тут открылась дверь, и в проеме показалась голова  капитана Полуэхта. 
  - Товарищ майор, там вас на проходной женщина    спрашивает, - он с удивлением посмотрел на Борисова с Власовым, - мужики, а вы чего это обнимаетесь? Ну, прямо, как влюбленные. – Он снова обратился к Трухину, - так чего, пропускать, или сказать, чтоб завтра приходила? Время-то уже семь часов. 
  Трухин пошел к двери.
  - Нет, нет. Конечно,  пропустите. Пойдемте вместе, - и они вышли за дверь.   
  Власов простонал: - Ну, вот, только этого мне еще и не хватало. – Он глянул на Борисова, - ну чего ты ржешь? Мало мне разговоров про беременную бабку, теперь еще «голубым» обзовут. Этот придурок, Полуэхта, постарается все в красках описать. И ведь поверят, дураки!  Чем невероятней невероятное, тем больше этому верят. И конечно опять Власов будет крайним. Ты то у нас образец для подражания. Женат, морально устойчив, политически грамотен. А Власов, что Власов? Скажут, что это я к тебе приставал, соблазнял и еще кучу всего напридумывают.
  Борисов вытер слезившиеся от смеха глаза.
  - Да ладно тебе, Вов, не бери в голову. Дураков на свете много. Каждый судит в меру своей испорченности. А разговоры? Тебя это сильно волнует? Тебе ведь не привыкать. Ты у нас фигура номер один в репертуаре сплетников. Терпи, такова она популярность. Звезды экрана терпят, и ты терпи. Ты же у нас звезда, но только Уголовного розыска.   
  Вошли Трухин и молодая, лет двадцати пяти – тридцати женщина. Трухин предостерегающе глянул на друзей. 
  - Проходите, пожалуйста, не стесняйтесь. Это мои сотрудники, мы сообща занимаемся этим делом, поэтому рассказывайте. Только не волнуйтесь. У нас тепло, можете снять пальто, вам будет удобнее. 
  Женщина робко улыбнулась.
  - Да нет, спасибо. Я просто расстегну. Замерзла что-то. 
  Трухин повернулся к Власову.
  - Кофейку нам сообрази. Простите, - он посмотрел на женщину, - вам кофе или чай? 
  Женщина замахала руками:  - Ой, да не надо беспокоиться. Я ненадолго. Мне еще сына забирать, он у меня ходит в кружок  «Юный шахматист».
  Трухин ободряюще улыбнулся: - Ну, тогда тем более. Согреетесь. 
  - Ну, тогда, лучше чай. А то вечером не усну.
  Власов,  открыл было рот, но заметив, как Трухин показал ему кулак, закрыл его и молча поставил перед женщиной чашку чая и сахар. Демонстративно взяв стул, он прошел в дальний угол, к шкафу и сел там. 
  Трухин подождал, пока женщина выпила чай, потом сказал: - Ну, теперь мы слушаем вас. Что вас привело к нам? Вы сказали дежурному о каких-то дополнительных сведениях, которыми вы располагаете по делу об убийстве Маркина. Мы вас внимательно слушаем. 
  Женщина энергично закивала головой.
  - Да, да, есть сведения. Я поэтому и пришла. Я,  конечно,  не знаю, важно это или нет. Может это к делу и ни какого отношения не имеет, но я подумала…. 
 Трухин перебил ее:  - Нам все важно. Рассказывайте.
 - Ну, хорошо. Моя фамилия - Курыкина. Зовут меня Ольгой. Мы с сыном, ему восемь лет, живем этажом выше, но прямо над Маркиными. Дом наш старый, но вентиляцию делали недавно.  Старая,  совсем в негодность пришла. Мы писали в ЖЭК. Вот нам кое-какой косметический ремонт и сделали. Так вот, после этого ремонта слышимость, в кухне особенно, стала такая, что слышно все. А когда голос повышен, то даже слова разобрать можно. Порой бывает неудобно даже: все секреты чужие, и не хочешь знать, да узнаешь. Ну, не будешь же завтракать в комнате из-за этого? А с месяц назад сын заболел, ангина. Сидели дома, на больничном. Так я не знала, как его из кухни выпроводить. Я понимаю, у богатых свои причуды, но, чтоб беременная женщина меняла мужиков, как перчатки? Такие охи, вздохи, крики стояли. Мне стыдно было. И почему она этим на кухне предпочитает заниматься, мне тоже не понять. Но это я к слову. А тут, значит, в то утро, я на кухне завтрак готовила. Вдруг слышу, у них разговор идет на повышенных тонах. Даже, можно сказать, кричат.
  - А чьи голоса были, Оля? Вы знаете?   
  - Ну, голос Маркина я знаю, Иринин тоже, а третий голос, вот того мужчины, который с месяц назад с ней на кухне эту «оргию» с криками устроил. Она его еще называла так…, или физик, или математик такой есть. Я имею в виду фамилию.
  Власов соскочил со стула.
  - Случайно,  не Герц?
  - Вот, вот, точно Герц!
  Трухин вопросительно поглядел на Власова. Тот кивнул: потом все расскажу.
  - Хорошо, - Трухин повернулся к Ольге, - и что дальше было?  А время не помните, хотя бы приблизительно?
  - Ну, где-то начало восьмого утра. Я еще удивилась. Думаю, чего это так рано? Может, любовник у нее ночевал, а муж домой вернулся и застал. Потом слышу, Маркин его обвиняет в мошенничестве и грозится в тюрьму засадить. А тот смеется:  кишка, говорит, тонка,  тебе меня засадить. Раз дурак, так и признай это, и не рыпайся. По всем параметрам, я, говорит, тебя обошел: и деньгами твоими попользовался, и женой твоей. И тут они начали с Ириной хохотать, а Маркин материться начал. Я сына и увела, чтоб не слышал эту матерщину. А сегодня во дворе женщины стали разговаривать, что арестовали охранника ихнего, Маркиных,  то есть, он тоже к Ирке шастал, и еще какого-то алкаша. Вот я и вспомнила, что этим утром у них еще один «гость» был.   Вот и все, что я знаю.
  Трухин вздохнул: - Да, женщины есть женщины. Просил не обсуждать свидетельские показания, держать язык за зубами, но разве это что-то значит? Ну, да ладно, не бывает худа,  без добра. Зато вот вы вспомнили и оказали этим нам неоценимую помощь, за что вам огромное спасибо.   
  Женщина стеснительно улыбнулась. 
  - Да вы не обижайтесь. Ведь не часто такое в доме случается, конечно, без разговоров не обойтись. Ну, я пойду?   
  Трухин повернулся к Борисову.
  - Боря, попроси машину и отвези свидетельницу куда ей надо. А то я смотрю, вы уже на часы поглядываете, опаздываете за сыном? – он встал и, взяв женщину под локоть, повел к выходу. 
  Когда за ними закрылась дверь, Трухин повернулся к Власову.
  - Давай, Вова, рассказывай, что тебе по этому Герцу известно?
  - Ну, раскрутил я ту даму из РЭУ. Не дама, а целая дамина. Насилу вырвался живым и здоровым, - кинув быстрый взгляд на Трухина, он осекся, - все, понял, без комментариев, только голые факты. Надежда, так зовут эту даму, естественно за немалые деньги, пустила эту липовую «Нерпу» в то помещение на Загородном. Помещение временно пустовало и она, зная, что вопрос по нему решится не ранее чем через полгода - год, решила подзаработать. Никаких официальных документов на аренду, естественно, нет. А теперь самое интересное: договаривался об аренде и платил за первый месяц – этот самый Герц Александр Петрович. Он лопухнулся и ей каким-то образом удалось заполучить его паспортные данные.  Живет он здесь, в Питере. Прописан по адресу: Литейный проспект дом 16, корпус 3, квартира 7. Ну, и как вам это?   
  Трухин прищелкнул языком: - Да, это тебе не хухры - мухры, а мухры - хухры. Это же почти рядом с Маркиными. Интересная картина, Вова, получается. Значит, Ирина была его любовницей, а он обчистил ее мужа? Веселая у нас вдова, ничего не скажешь. И потом, что же это выходит? Она же сама сказала, что выпила снотворное и спала. А, оказывается, очень даже бодрствовала. Ну, что делать будем, сыщик? Как думаешь: сегодня побеспокоить безутешную вдову с ее другом, или завтра с утречка раненько тепленькими с постелей поднять?   
  Власов покосился на начальника.
  - По мне, лучше бы завтра. Кишка кишке уже протоколы пишут. Да и время близится к ночи. А утро, говорят, вечера мудренее.
  Трухин рассмеялся: - Дипломат. Так и скажи, что на очередное свидание опаздываешь. Ох, не доведут тебя девки до добра. Когда ты остепенишься? Ведь к тридцати уже двигаешься. 
  - А вы когда, Александр Анатольевич? – Власов невинно поглядел на Трухина, - с вас пример беру. Вы для меня – Герой нашего времени.
  Трухин посерьезнел.
  - Я, Вова, хоть сейчас готов под венец, но не от меня сие зависит. Не глядя бы распрощался с этой опостылевшей свободой. Но, - он развел руками, - не берут меня в мужья. Ждем-с. Ладно, довольно о  грустном. Одевайся, пошли, где-нибудь перекусим.
  И еще в одной комнате питерского Уголовного розыска, на время, стало темно и тихо.          
                Глава   15       


  Утро выдалось солнечным, погожим. Город сразу изменился. Из серого, угрюмого, он превратился в яркий и праздничный. Засверкали, засияли купола церквей.  Шпиль Петропавловской крепости, отражая солнечные лучи, был виден на многие мили вокруг. И даже люди, щурясь от яркого солнца, казалось, повеселели, и чаще улыбались друг другу. Стоял небольшой морозец, и Нева покрылась тонкой корочкой льда.
  - Год идет к концу, - подумал Трухин, - скоро и еще один канет в лету. Тебе пятый десяток. Документы ушли на очередное звание, скоро будешь подполковником. И это все, чего ты достиг в этой жизни? Есть дочь, но она чужой тебе человек. Живет иной жизнью, иными интересами, и ты совершенно ей не нужен. Есть женщина, которую ты любишь, но и ей ты, по видимому, тоже не очень-то нужен, потому, что она не спешит принять твое предложение. Есть друзья, но у них у каждого своя жизнь. Остается только работа, которая и есть твоя жизнь. Только она не дает поселиться в твоей душе мраку и безисходности. Только она дает почувствовать твою значимость и нужность существования на этой земле.   
  Над ухом раздался веселый голос Власова: - Мороз и солнце, день чудесный! Да, Александр Анатольевич?   
  Трухин вздрогнул.
  - О чем это вы задумались? – Власов заглянул ему в лицо. – Смотрю, идете, брови насуплены, лицо хмурое, а вокруг – красотища! Плюньте на все проблемы, оглянитесь вокруг. Здорово как! Я вот зиму люблю даже больше, чем лето. Серьезно. Воздух свежий, снежок под ногами хрустит, искрится. Сейчас бы лыжи в руки, да В Паргалово. Там такая красота. В выходные, если получится, точно поеду.
  Трухин рассмеялся.
  - Третью зиму уже это от тебя слышу, а воз и ныне там.
  Власов шмыгнул носом. 
  - Да, пока это все только в мечтах. Ну и что, мечтать тоже не вредно, а даже полезно. Мечты вырабатывают воображение, а это в нашей работе не последнее дело. Я же не виноват, что работа такая – без выходных и проходных.
  - А наступает «проходной» и хочется поспать, да понежиться в теплой постельке с красивой девушкой?   
  - Ну, не без этого, конечно. Это тоже своего рода спорт и разрядка, только более комфортная. А потом, я придерживаюсь такого принципа: лучше мечтать о лыжах, имея под боком девушку, а не наоборот.
  Трухин уже смеялся от души.
  - С твоей философией, Вова, надо было в какой-нибудь из восточных стран родиться. Шейхом, каким-нибудь. И что б у тебя гарем был, наложниц из четырехсот. 
  Власов замахал руками.
  - Нет, не потяну. Триста пятьдесят,  это еще куда ни шло, а четыреста – не потяну. Я же не сексуальный маньяк, а так, немного озабоченный. 
  Смеясь, они подошли к Управлению. Трухин, щурясь от яркого солнца, с нежностью посмотрел на Власова.
  - Спасибо. Умеешь ты поднять настроение. Вроде как груз с души упал. Чего-то так паршиво сегодня было.   
  Власов серьезно посмотрел ему в глаза.   
  - На то и существуют друзья, - потом, улыбнувшись, забалагурил, как всегда, - что б: или – настроение поднять, или, если не получится – убить, что б не очень мучился. Хорошо, что в нашем случае не дошло до второго варианта.
  Трухин подтолкнул его к двери. 
  - Иди, философ, нас ждут великие дела.
  Борисов уже стоял у окна, закрыв глаза  и, подставив лицо солнцу.  На его лице блуждала  улыбка.
  Власов, кидая куртку на стол, заметил: - Счастливый отец семейства, в умиротворенном состоянии.  Из чего делаем вывод: любимые чада ничего не взорвали, не сломали и не разбили. А обожаемая супруга не только накормила, напоила, но спать уложила, рядом с собой. Хотя, по идее, должна была бы вырвать последние волосенки из его буйной головушки.
  Борисов,  открыл глаза.
  - Это еще почему?
  Власов сделал удивленное лицо.
  - Как это почему, Боря? Вчера вечером, мы с Александром Анатольевичем, как добрые и порядочные самаритяне потопали домой, в гордом одиночестве. Хотя, заметь, семейными узами не связаны. А ты, презрев брачные клятвы и обеты, отправился провожать молодую, симпатичную и незамужнюю даму.   
  Борисов хмыкнул: - Ага, на милицейской машине.   
  Власов поднял указательный палец.
  - Вот, вот. Еще и воспользовавшись служебной машиной и служебным положением, во внеслужебное время.  Ваше поведение, товарищ капитан, аморально и не достойно российского оперуполномоченного Уголовного розыска. Я так и сказал вашей супруге в анонимном разговоре.   
  Борисов резко повернулся к Власову.    
  - Ты, что, одурел? Ты и правда Насте звонил? С тебя ведь станется, охламон. Для тебя ведь ничего святого нет. Вовик, ты шутишь, или точно звонил?   
  Трухин преобнял его за плечи.
  - Борь, шутит он, шутит. Успокойся. Это у него юмор такой плоский. Что ты, Вовку не знаешь? У него просто настроение сегодня хорошее, вот он и дурачится. 
  Борисов хмыкнул:- Да, Вова, он и в Африке Вова.
  Власов обиженно протянул:  - Ну, уж и пошутить нельзя. Борисов, ты престал юмор понимать, а это уже диагноз.  В нашем деле без юмора работать нельзя: или – сопьешься, или – крыша поедет. Чего ты с цепи сорвался? Разве я не знаю, что для тебя, кроме Насти, других женщин на свете не существует. Я и сам ее люблю, - кинув взгляд на Борисова, добавил, - по братски, как сестру. Я за нее тоже любому горло, как и ты готов перегрызть.   Так что нечего кидаться на меня палканом – Отелло. Господи, и за что такому дураку, такая женщина досталась? Кругом несправедливость, даже на небесах.
  Зазвонил телефон. Трухин снял трубку.
  - Да, Трухин, слушаю. И что? Ну, давайте его сюда. – Он поглядел на друзей, - Даниленко рвется на допрос, говорит что-то вспомнил. Послушаем, что это за воспоминания. Распределяем обязанности так: я остаюсь здесь, беседую с Даниленко; ты, Боря, едешь к нашей вдовушке и снимаешь показания, со всей тщательностью об ее отношениях с Герцем; а ты, Вова, берешь бригаду, едешь к этому Герцу и привозишь его сюда. Лады? Тогда вперед и с песней. 
  Даниленко, за ночь, проведенную в камере, постарел лет на десять. Глаза его были потухшими, лицо снова обросло щетиной, костюм помялся. И весь он выглядел, как опустившийся и отчаявшийся человек. Напускная бравада и лоск – пропали. Руки у него тряслись. Он то и дело: то засовывал их в карманы брюк, то вынимал оттуда. 
  - Я слушаю вас Александр Сергеевич. Что вы мне хотели сообщить?
  Лицо Даниленко скривилось, как будто он собрался заплакать. Судорожно вздохнув, он произнес: - Я вспомнил. Я точно был у Маркиных в то утро. Вечером, после работы, мы с мужиками поехали в «Рюмочную» к Финляндскому вокзалу. У Васьки был день рождения. Наотмечались,  конечно, хорошо. Мужики разъехались по домам, а я решил переночевать на вокзале. Домой ехать не хотелось – холодно, сыро и далеко. Я покимарил, пока милиционер меня не выгнал. А спать-то хочется, башка гудит, ну и вспомнил я, что мой бывший дружок Маркин,  живет неподалеку. Глянул на часы – семь, начло восьмого. В Гостиный идти рано. Там только в восемь начинают запускать. И решил я пойти к Аркаше, права покачать и денег попросить на опохмелку. Дотелепался через мост, а чего там всего три остановки. Поднялся, хотел позвонить, смотрю, а дверь-то приоткрыта, я и зашел. В доме тихо, на кухне свет горит, и никого. А главное, на столе бутылка начатая стоит водки. Водка классная, «Распутин». Я и думаю: пока никого нет выпью, а то потом шум, гам начнется, не до выпивки будет. Да и угощать такой дорогой водкой не будут. Что я, Аркашку не знаю? Удавится за копейку. Да еще и замерз я, как собака. Ну, налил стакан, выпил, потом еще, а дальше не помню, вырубился. Очнулся, где-то, через час. Сижу на кухне  опять же один, а в доме тишина. Я встал, прошел в спальную комнату, там Ирка дрыхнет. Ну, думаю, кикимора болотная, видно любовника проводила, а дверь закрыть забыла, уснула. Хорошо видно покувыркались, даже сил не осталось дверь закрыть. Я на цыпочках снова на кухню, бутылку в карман и деру. Правда, еще в шкафу на видном месте двести долларов лежало, я и их забрал. А что, имею право. Они не столько моих денег зажилили. Пока до Гостиного шел пешком, всю бутылку и приговорил до конца. Поэтому и отрубился в подсобке. А проснулся, ни черта не помню. Лариска сказала девкам, что я там ночевал, я и решил, что так и было. А потом уж, как все узнал, начал вспоминать, и видите, как вышло? Но Маркина я не видел ни живого, ни мертвого. Ей Богу не вру! Я поэтому и дверь не закрыл, подумал: пусть будет,  как было. Вот все вам и рассказал.    Я конечно человек конченный, теперь я это понимаю. Вон, видите, как руки трясутся? За бутылку пива сейчас все бы отдал. Но убить? Нет, я бф не смог. У меня конечно доказательств нет, и вы можете меня обвинить.   В квартире был? Был. После этого Маркина нашли мертвым. Все против меня. Ну, что ж, посадят – значит такая моя судьба. Я знаю, что много не виновных, в тюрьмах сидят. Не один я такой горемычный буду – и то утешение. 
  Трухин молчал. Как не странно, но он верил Даниленко. Судьба порой подбрасывает и не такие «подарки».      
  - Александр Сергеевич, а не припомните, на столе кроме бутылки, что-нибудь еще стояло? Может рюмки, стаканы, тарелки? 
  - А как же? Были. Две рюмки. Нет, три. Точно, три. Я еще подумал, что если их не убрать, то: как объяснишь, куда бутылка делась? А так стол чистый, и не вспомнят, может. Я эти рюмки убрал в шкафчик, там на кухне.   
  - Это были стопки или фужеры?
  - Рюмки хрустальные на пятьдесят грамм.
  - Ну, что ж, Александр Сергеевич, спасибо вам за ваши сведения. Рюмки проверим. – Он нажал кнопку вызова, вошел конвойный, - допрос окончен, можете проводить в камеру. 
  Даниленко жалобно посмотрел на Трухина.
  - Меня посадят?
  Трухин пожал плечами.
  - Следствие еще не закончено. Время покажет. А у вас сейчас есть время подумать о вашей жизни, осмыслить и сделать выводы.
  Борисов, найдя лечащего врача Маркиной, поинтересовался ее состоянием, и услышал:- Мы ее сегодня выписываем. Состояние стабилизировалось. Угрозы преждевременных родов нет. Чего ей здесь лежать? Она сама домой попросилась – похороны и прочие дела. Ее нервной системе можно только позавидовать. Такое горе, другая бы в слезах и истерике валялась, а эта – нет. Улыбается, шутит, танцует. Конечно, каждый по-своему на беду реагирует. Может, у нее такая реакция, и внешне она производит впечатление спокойной, уравновешенной женщины. А на самом деле, может в глубине души, плачет кровавыми слезами. Но в душу не заглянешь. Поэтому, если хотите ее увидеть, то спешите, она через час получит выписку и будет свободна.
  Борисов позвонил Трухину и, объяснив ситуацию, спросил, как поступить лучше? Встретиться и поговорить в больнице или подъехать после, ближе к вечеру домой?  Трухин с минуту подумал, потом сказал: - Приезжай сюда. После, вместе к ней домой съездим. Тем более, что нам надо там несколько стопок прихватить, на обнаружение пальчиков. Вот и повод будет, да и дома она себя будет чувствовать по-другому. Так, что попроси врача не говорить Маркиной, что ты собирался с ней встречаться,  и быстрее сюда.  У меня тут есть такие новости. Нужно подумать и переварить информацию. И Вовка должен с Герцем подъехать. Сначала с ним пообщаемся, а потом уж к даме нагрянем. Все. Отбой.   
  Борисов вопросительно глянул на врача.
  - Еще один звоночек можно? Буквально на минуту, по личному делу.
  Врач кивнула головой.
  - Да, пожалуйста. Только не долго, если можно.
  - Да, да. Спасибо.
  Врач вышла, оставив дверь приоткрытой. Борисов набрал номер.   
  - Настюша, это я. Ты как? Все нормально? Да нет, ничего, просто хотел твой голос услышать. Ну, до вечера. Не знаю пока. Если буду задерживаться, позвоню. Целую.    
  Он вышел в коридор.   
  - Спасибо. Извините за неудобство. Я вас попрошу, Маркиной не говорите, что я,  ее спрашивал, и вообще здесь был. Хорошо? Это в интересах следствия. До свидания. 
  -  Как скажите. До свидания. 
  Борисов вышел на улицу и с удовольствием вдохнул свежий,  морозный воздух. Почувствовав голод, он купил сосиску в тесте, у продавщицы, стоявшей на улице, и с удовольствием съел ее. Вскочив в троллейбус, он поехал в Управление.   
  Трухин, дожидаясь друзей, решил вызвать на допрос Дымова. По сравнению с Даниленко, Дымов держался с достоинством. Он похудел. Под глазами залегли тени, но он был чисто выбрит и причесан. Рубашка была мятая, но свежая. Заметив, что Трухин рассматривает его, Дымов сказал:   - Родителям разрешили передачу передать.   
  Трухин кивнул на стул.
  - Присаживайтесь, Алексей. Есть вопросы.   
  Дымов, выжидающе посмотрел на Трухина.
  - Алексей, скажите, вы от Ирины, может быть случайно, никогда не слышали такой фамилии – Герц?   
  Дымов задумался.
  - Да, вроде нет. 
  - Подумайте хорошо. Может,  все же  слышали?
  - Постойте, постойте! Не Герц, а Герцог. Она мне как-то после свидания сказала, что я еще ребенок, ну в сексуальном плане, и, что в подметки не гожусь ее бывшему возлюбленному.    Я спросил: и что же это за супермен такой? Она рассмеялась и сказала, что у него и фамилия ни чета моей  и  вообще, во всех отношениях он – настоящий Герцог. Я ей сказал, что все князья и герцоги накрылись медным тазиком революции семнадцатого года и теперь мы все граждане-товарищи и господа. Она посмотрела на меня так снисходительно, вроде, как на слабоумного и сказала, что мое дело кулаками махать, да метко стрелять, ну и ее ублажать, а все остальное не моего ума дело. А потом добавила, что Герцог – это не звание, а призвание и образ жизни. И такие люди, хоть при социализме, хоть при капитализме, хоть при коммунизме – всегда будут Герцогами. Вот и весь разговор. Больше я ничего такого ни разу не слышал.    
  - А у Маркиной были еще мужчины?  Я имею в виду, встречалась ли она с кем-нибудь еще, в одно время с вами?    
  - Не знаю. Знаю только, что мы встречались обычно с 12 до 13, плюс-минус полчаса. Как-то раз я хотел приехать к ней часов в пять вечера, она сказала, что занята и в трубке я услышал мужской голос. Я спросил, она мне сказала, что это парикмахер. Она в последнее время вызывала всех мастеров на дом. Если честно, то я уверен, что я у нее был не один. Эта женщина не может жить без постоянного поклонения перед ней, восхищения  и без разнообразия. Вначале-то я был влюблен до смерти, не замечал ее недостатков, ее эгоизма, ее распущенности. А теперь, чего уж говорить, - он махнул рукой.
  Трухин подошел к окну, подставив лицо солнечным лучам, с минуту помолчал.
  - Кто-то сказал, что не судьба делает человека, а человек судьбу. И каждый в этой жизни имеет то, что он заслуживает. Вы сами выбрали себе такой путь - связались с замужней женщиной, да к тому же – женой начальника. Вы же не могли не знать, что когда-то должна наступить развязка. Согласен, любовь слепа  и преград для нее не существует. Но это, если любовь настоящая. Вы ведь знали, что Ирина вас не любит, а играет  с вами, как кошка с мышкой. В последнее время у вас на глазах уже ведь не было розовой повязки, но вы все же пошли на конфликт с Маркиным. Зачем? Ради чего? Ведь даже ребенок, которого ждет Ирина – не ваш. Какой смысл был в вашем донкихотстве?   
  - Извините, гражданин майор, но если при мне оскорбляют женщину, с которой я был близок, пусть даже и заслуженно – я не могу не заступиться за нее. Я не могу позволить, что бы человек, который сам изменяет своей жене налево и направо, лицемерно требовал от нее верности, и кричал о том, что выгонит ее взашей вместе с ребенком на улицу. Да,   я понимал, после этого разговора меня на работе не оставят. Ну и что, свет клином на этой фирме сошелся что ли? В запале, конечно, накричал, чего не следовало, а этим воспользовались. Я вам говорил, и готов повторить еще не один раз, что убивать Маркина я не собирался. Какой смысл? Если бы Ирина любила меня и хотела жить со мной, а он бы над ней издевался, то не знаю, может быть и смог бы убить. Но Ирина сказала мне, что я ей больше не нужен. Так ради чего мне было убивать Маркина? Да еще не в запале, когда человек себя не контролирует, а утром, на свежую голову? Маразм, иначе не скажешь. Ну, это вам решать, виноват я или нет. Мое дело теперь терпеливо ждать: найдете вы настоящего убийцу или нет. Другого ничего не остается, только молиться и верить.
  Трухин повернулся к Дымову. 
  - В камере не обижают? Жалобы есть?
  Дымов хмыкнул: - Меня? Пусть попробуют обидеть. А жалобы? Ну, пожалуюсь на духоту, грязь, тесноту – вы можете что-то изменить? Не можете. Поэтому – жалоб нет. Я могу идти?
  - Да, конечно, - Трухин вызвал сопровождающего, - проводите. Допрос окончен.   
  Вошел Борисов, потирая руки.
  - Морозец щиплется. Хорошо на улице, благодать, да и только. Даже в здание заходить не хочется. Ну, что наш Даниленко вспомнил? По делу, или так?
  - По делу, по делу. Как хмель вышел, в голове просветлело, так и память сразу вернулась. Был он у Маркиных в то утро. Говорит, шел погреться, да денег попросить на опохмелку. Дверь толкнул – открыто. Зашел, на кухне свет. Прошел туда, а там бутылка на столе. Он и наклюкался до потери сознания. Проспался, пришел в себя, тишина в доме. Заглянул в спальню - Ирина спит. Он остатки водки с собой, еще и деньжат прихватил, и по-тихому смылся. Говорит, в комнаты не заходил. 
  Борисов, раздевшись, сел за стол.
  - Вы ему верите?
  - Да шут его знает. Похоже на правду. Обыск на его квартире ничего не дал. Все пропил, кроме раскладушки, да стола со стулом. Ни денег, ни драгоценностей, даже одежды с гулькин нос – хозяин фирмы. С Дымовым говорил. Не плохой ведь парень, но пошел не по той дорожке. 
  - Александр Анатольевич, значит, вы уверены, что из этих двух к убийству Маркина не причастен никто?
  - Знаешь, Боря, со стопроцентной уверенностью сказать не могу, но процентов на девяносто – уверен. Подождем Вовку. Хотелось бы с этим «Герцогом» пообщаться.   
  Борисов удивленно посмотрел на Трухина.
  С каким Герцогом?
  - Да есть у меня подозрение, что Герц и Герцог (как его называла Ирина) это одно и тоже лицо. А если это так, то, получается, очень даже интересная картина. Но это пока только предположение. Борь, а не выпить ли нам с тобой кофейку?      
  Борисов заглянул в тумбочку.   
  - А с чем пить-то? Шаром покати. Вчера, вроде, пакет печенья брали. Точно, Власов сожрал. Вот триглот! И когда только успел? Все, как в прорву идет. 
  Трухин налил в чашки кипяток.
  - Да ладно тебе. Ты Вовку не доставай, а то подначиваешь его всегда. Он ведь молодой, организм требует. А потом, у него ведь энергия через край бьет, а ее восполнять надо. А так, золото, а не парень.
  Борисов ухмыльнулся.
  - Да мне, что жалко, что ли? Я и сам его люблю. Но если его не воспитывать, не одергивать, то, вы же сами знаете – он без тормозов. У меня пацаны ему в рот заглядывают. Они его, по-моему, даже больше меня любят. Стараются ему подражать во всем. Острить пытаются, галантными быть – он для них супермен. – Борисов рассмеялся, - представляете, чуть ли не дерутся за право стул для матери отодвинуть или руку из автобуса подать, как Вовка делает. Хотя, это не мешает им, всем вместе, превратить квартиру в поле боя, а кухню – в полигон для испытаний новейшего оружия, типа, мучных гранат, ореховых патронов и тому подобного. Это хорошо, что Настя все с юмором воспринимает, а другая бы на ее месте…   
  - Да, Настя у тебя просто чудо. Ты знаешь, я тут как-то подумал и пришел к выводу, что только благодаря ей у нас сложились такие отношения между нами. Ведь, она у нас пока единственная женщина, в дружном мужском коллективе. Нас пятеро, а она одна. Все праздники, удачи, неудачи, разочарования: со всем этим мы куда бежим? Правильно, к вам, Боря: к тебе и к Насте – он тяжело вздохнул, - и спасибо за то, что она нас терпит – таких олухов.
  Борисов осторожно поинтересовался: - А как Татьяна Ивановна?     Вроде, у вас все на лад пошло, или я ошибаюсь?
  - Трудно, Боря. Знаешь, у нас как по Ленину – шаг вперед, два шага назад. Даже и не знаю, что делать? Почти два месяца на месте топчемся. Я понимаю: и ее страхи, и ее неуверенность, но неужели за два месяца нельзя разобраться в человеке? Я готов терпеливо ждать, но знать бы:  чего жду? Она, как снежная королева: то – чуть-чуть оттает, то – снова таким холодом обдаст, кровь леденеет. И ведь вижу - я ей не безразличен, даже очень не безразличен. Но…., - он развел руками, - но я еще поборюсь. Не для того, я ее нашел, что бы потерять. Да где же Вовка? Уже два часа прошло, чего он там возится?   Хоть бы позвонил, чертяка.    
  Но телефон молчал.Борисов, вдруг, рассмеялся.
  - Александр Анатольевич, а вы знаете, как Вовка к нам попал в Уголовный розыск? Не знаете? Это ж такая история была – нарочно не придумаешь. После окончания медицинского института, он получил распределение в нашу лабораторию, экспертом – криминалистом. Выезжают на дело с бригадой – ему бы отпечатки пальчиков снимать, да с трупом возиться, а он вместо этого кидается инспекторскую работу делать: со свидетелями общается, гипотезы свои выдвигает, на оперов орет, что не так все делают. На него одна жалоба, другая. Перевели его в паталогоанатомы, что б под ногами не болтался. Тут вообще началось. Заходит как-то сам начальник управления Васин (ему результат срочно и лично понадобился – убийство какое-то громкое было, из заказных – политическое), а Вовка кромсает этого «жмурика» и разговаривает с ним, как с живым. Говорит, какая у него печенка была, селезенка и тому подобное. И полную картину убийства его расписывает. Еще и жалуется трупу, что, типа, если бы ему доверили расследование, то результаты были бы незамедлительно. А то работают, мол, лопухи в сыске, и в методах расследования ни черта не смыслят. А знающие, умные люди, ерундой занимаются – типа, вскрытия трупов. Ну, Васин ему и сказал, что если Власов это дело раскроет, то он возьмет его в штат опером, в виде исключения.   
  - Ну, и? – Трухин  замер.
  - Что вы Вовку не знаете? Там улыбнулся, там к ручке приложился, а может и не только к ручке – короче, дело было раскрыто. Куда Васину деваться? Генеральское слово должно быть генеральским, как говориться. Честь мундира надо беречь. Вот он и заставил Вовку на заочное поступить на юридический. Сначала дежурным посадил, ну а потом уж вы его приглядели. Неужели вы не слышали: по управлению до сих пор анекдоты ходят про то, как он с трупами все политические и культурные новости в стране обсуждал.  Я сам один раз слышал, чуть живот со смеху не надорвал. «Вы, конечно, можете со мной не согласиться, - передразнил он Власова, - вот видите, молчите, сказать-то в оправдание и нечего. Теперь вы не мне, а кому повыше о своих земных подвигах докладывать будете. Мне-то можно соврать, а им ведь не соврешь - там вас насквозь видят. Вот они преимущества мирской жизни.    А мы их не ценим: лезем под пулю, нож, по машину. Все, дорогой, лафа кончилась, кайся перед Господом и архангелами на полную катушку. Не надейся, назад тебя уже не вернут». Вот, вот, Александр Анатольевич, и мы с мужиками так же со смеху умирали. Его, кроме как малахольным и чокнутым, не называли. Я ведь, в начале, к нему тоже так же относился - думал, сдвинутый по фазе. А когда поработали вместе, понял, что таких людей еще поискать.  А уж таких друзей – раз, два и обчелся. Трепаться, правда, любит. Но людей без недостатков не бывает, а этот недостаток не самый худший. А то, что мы пикируемся то и дело, так это – шутя, любя, нарочно. Коснись чего, мы друг за друга глотку перегрызем. Я знаю: случись со мной что-нибудь - он моих пацанов никогда не бросит, и Насте поможет, а главное, претендовать ни на что не будет. Я ему, как себе верю. Да что я вам говорю, вы сами его знаете не хуже меня. Что-то на душе не спокойно. Разговорился я не к добру.    
  Распахнулась дверь и показалась растрепанная голова дежурного.
  - Ребята, там вашего Власова ранили. Группа вернулась.
  Трухин с Борисовым побежали к выходу. Капитан из спец подразделения подошел к ним. 
  - В Костюшко отвезли. Не волнуйтесь, рана сквозная, не опасная. Крови только много потерял.
  - А что случилось-то? – Трухин кивнул в сторону кабинета, - пойдемте к нам, там все расскажете по порядку.
  - Сейчас, вот только гражданина Герца сдам и зайду.
  Только тут Трухин с Борисовым обратили внимание на высокого мужчину в наручниках, молча стоявшего в окружении спецназовцев.
  Трухин посмотрел ему прямо в глаза.
  - Вот и встретились, гражданин Герц. Ну что ж, все разговоры у нас еще впереди.