Папирус. 16

«Деревья в полный лист. Каштаны в пирамидах. А птицы нараспев твердят прекрасным видам, «Здесь красота! Здесь пахнет пивом! Природа радует всех нас! Давайте праздновать всем миром! А то человек опять задаст! Сейчас он мёртв и мы спокойны, но вскоре в высоте сучков, родится он по чьей-то воле, от птицы до ужасов врагов! Он враг нам! От разума рождённый в суете создания мира, где мы лишь в небе, а на земле покой, он выйдет к нам с животным видом и станет бить нас луком и стрелой! Давайте праздновать, пока есть время! Давайте пиво пить, вода ручьём! Давайте скажем, идите с миром, … но снова будет человек во всём! О боги! Он снова будет! Как птенчик выйдет из гнезда! И мы его лелея, всё вскормим до последнего яйца!».
Действительно деревья в полный лист! Каштаны в пирамидах! Но вот уж птичий перевод, для разума не близок. Да! Да! Сижу на ветке чёрный ворон! Один! Акула в заводи каштана! А где-то далеко, внизу, в траве, от позы мёртвых тараканов, лежат забытые, в пыли, два друга, два моих стакана. Убил я их! От трезвости своей лишил их жизни! А бог зараза в птицу превратил! А мне сказал, мембрана!
В мембране я! В трущобах худолесья! Внизу, где должен член болтаться нет ничего и нечему отдаться! Нет слов! Кругом лишь мысли! И некуда податься! Нет родины! И нет трусов! От перьев в голове, подушка! Но как-то выпил граммов пять, то понял, что для бога лишь игрушка!
А может снова жить! Вернуться вниз от веток треском! От треска песенку сложить! Появится невеста! Родим детей! Напьёмся вволю! Любовью! Просто кутерьмой! И может быть и жизнь вернётся, от водки, мата край родной, и стану для себя как свой и всё здесь просто очередной запой!
Ох покурить бы! Табак у деда был хорош! А здесь весь в перьях! Да эта перьевая вошь!
Да! Да! Душа в сомненьях! Вся в дерьме! Внутри какое-то умиленье! Дерьмо! Уж лучше под шафе! В руках родные два стакана! И кафе! Где на подушках и мантии султана! И красные цветы в окне, как раны от пролежней жесткого дивана!
Фу! Мозг мясорубка! А жрёт траву! От семени лишь семена! А вот бы жаренную утку! И вспомнить имена! Всех тех с кем жизнь была! Завалена углями! Мангала угольками!!
 Кар-кар! Весь в перьях и лоснится! И в отраженье это я! Не человек, не птица!
А может снова жить? А может с дуба рухнуть? А может быть иголку в нить? Нечаянно убиться?   
 Кар-кар! Рассвет! Луна и солнце у двери! Стучаться в мозг печалью! С дороги жизни не уйти, и смерть покрыта сталью! Зачем в грехах стараться выжить? Зачем глазами видеть мир? Зачем в потёмках признаваться, ведь жизнь не адов пир! Молчу! Боюсь! Во рту своя угроза! Ведь в жизни где-то позади на бугорке мимоза!
Кар-кар! Цветы в венках! На ленточках лишь проза! С могилы трудно говорить, давно сгнила вся кожа!
А может всё же жить? Не каркать в поднебесье! А может как-то возродить, расправить плечи и родить идею! Но как отсюда возродить себя лежащего в аллеи? Но как? Ведь лежу костьми обрюзгший и увядший! На мне нет губ и ногти уже когти! А может просто всё забыть? Начать всю жизнь сначала? Но кто возьмёт и возродит меня от мира которого нестало! Ведь нет людей! Они пропали! И лишь земля усеяна костями и все они пошли на пай для воскрешенья птичьих стай!
О боже! Мне не изменить! И реинкарнации не быть! И буду в перьях, без души, летать, летать, и всё мечтать, без слов, и мыслями плевать!
Кар-кар! Кар-кар! Кар-кар! Я лишь расходный материал, для бога, для души, для возвращения глуши, природы, где она была людьми опустошена!
От человека лишь гробы! Уже озёра, не пруды! Не зданий нет и нет дорог!  Произошел переворот и всё пошло наоборот и никогда не оживёт! Не будет больше обезьян, как бог сказал, «то мой изъян принёсший миру столько ран». Не будет больше ничего, что в разуме совьёт гнездо! И гнёзда будут лишь у тех…. Кто не создаёт Земле помех!
У тех! Утехи разума река! На ней для скорби берега! На них кисель гниющих тел! Добра и зла лишь подраздел в системе отношений к богу, где он всего лишь недотрога, как в отношениях к себе, так и отношение его к всему тому, что ненавистно как ему, так дьяволу помощнику всему. Болото! Торф! И уголь! Бог и дьявол, печь! И всё едино в существе, миру, где человек протёр дыру, разрушилось и нить с иглой лишь был забой, спокойный, вежливый такой, и с песней за упокой от птиц, высокой грани, что утопили смысл в стакане, где смысл то, всего лишь человек, а бог всего лишь был припев, виновным в бедах всем и всех.
Создали бога и погибли! Но памятник ему воздвигли! И он живой сейчас стоит и слово птицам говорит, а те словами попугаев глаголют правила игры, где человек, как страх не нужен существованию всему, что окружало нас и убивало нас не раз.
Кар! Кар! А жрать то что, или кого! И где построить мне гнездо! Ведь здесь кругом пестреющие твари, все с крыльями для дальней дали, где трупы негров так и не убрали, где грифы все поумирали от разума в мозгах, от той причины, что не захавать им Человечины, ведь что осталось от миров, так лишь запах трупаков!
Человечина! В гробах иль просто на траве, в песке как будто бы в муке! Но есть ты! И ты жива! И кости будут гнить веками, и бог же снова скажет длинными строками во всеуслышание всему, что человек виной тому, что убивает до сих пор, от не послушанья богу, не ему, а птичьему волхву. Потом будут виноваты птицы, убиты будут все убивцы, и трупы птицы будут виноваты, что слишком уж крылаты. Потом же снова и опять пойдёт от рыб блеснёт густая рябь, и вот уже в волне нептун, от глухоты большой певун, начнет сетями, старый лгун, читать псалмы о вере в бога, где он как просто недотрога в призывах к жизни и добру, погонит стаи к берегу и там все рыбы во плоти от смерти снимут кандалы, и будет снова мир, на тыщу лет необратим, пока чешуя вся не сгниёт, и бог дракон не запоёт. Ну а потом всё сдохнет и опять песок в ступнях и человек здесь не крылат.
Кар! Брррр! Пьфу! Кар! Бррр! Пьфу! Чики! Пыки! Чики! Пыки! Бом!  Бум! Бом! Бум!
На звёздном небе, будто розы, от крови видно всполохи угрозы. А где-то между Марсом и Луной, завис смердящий образ твой! О человек, зануда, образ, сволочь, ты дорог мне, ну очень, очень! И ты живи не ведая печали, в гробу, на временном причале! А я, Кар! Кар! Тыр-пыр! Напьюсь смолы, устрою пир!».
- Слышь! А ведь странными были наши предки! Писали эти строки лапой! Слышь! А у птиц ногу можно назвать лапой? А я даже и не верил учёным, что мы произошли от птиц! Мне было страшно представить, что мой предок, мог летать! Да и перья у нас растут только на голове, подмышками, да между ног!
- На груди растут тоже! На ногах!
- Ты посмотри что пишет наш предок! И кстати, кто такой человек? От него угроза? Может не правильно перевели?