Сцепление Платонова и Солженицына

Олег вырос, оставив меня одну. Нет, не замкнулся, именно вырос. Превратился в старика с молодой душой и грустными глазами. Поколебало его за жизнь немало, только не научило понимать других. Чувствовать их боль, подчас невыносимую, ведь мы все разные, а значит и воспринимаем все отлично от других. Главный его минус - мысленно преувеличивать свои беды и уменьшать происшествия других.
Повернут на Платонове. У него почти шиза, с головой очень тяжко, только не лечится, дурак, ни в какую.
Проблемы, вероятны, были всегда. А довело его - чтение. Я ненавижу Андрея Платоновича Климентова, дико ненавижу с того самого момента, как почувствовала свою жажду в новом друге. Все у Олега полно произведениями Андрея. Дышит его философией.
"Ходил он опять по полю под облаками и думал обо всем — отчего так хорошо на свете, когда ничего тут нету хорошего и все дела известны."
« Тишина есть песня истины. И Протегален стоял в земле тишины, очарованный и бессмертный. В душе его пела музыка, и он умирал от безысходной одинокой радости. Спали в горах великаны, стояло солнце на небе, и сгорал сам Протегален в синем краю тишины и полей»
"Чагатаев улыбнулся; он знал, что горе и страдание есть лишь призрак и сновидение, их может разрушить сразу даже Айдым своими детскими силами; в сердце и в мире бьется, как в клетке, невыпущенное, еще не испробованное счастье, и каждый человек чувствует его силу, его приближение. Вскоре он переменит судьбу своего народа. Чагатаев махнул ему рукой".
За что мне любить Платонова теперь? Он отнял у меня друга, хоть в творчество А.П. сама была влюблена.
Олег - человек, обвитый палантином странностей, мало кому понятных, лесных гармоник, дикой травы и мха. Приятней всего осознавать в нем ароматы лесных цветов: родных, дурманящих и наводящих на рассуждения, прививающих любовь к естественности и природной доброте, светлости и ясности с нотками милой загадочности и устали, старинного духа в сочетании с молодой свежестью. Мысль его широка, как родина, сердце просто, хоть и таит в себе немало греховности, все мы люди, в конце концов. За что я его полюбила... И не кляните. Искренне, искренне люблю. Любовью ландыша к солнышку, росы к облаку, травинки к полю. Может, вам и не понять, и готовы меня обвинить, только светом вам говорю, что не могу любить его любовью страстной, готова и люблю - солнечной и простой-простой. Только в чем каюсь, ругаю его за постоянное отсутствие. Нужен он мне, дыхание старшего брата, объятие ветра и рука поддержки человеческой.
Он - далекий и грустный свет моего существования. Все дальше и дальше... и дальше... Последними словами А.С. Пушкина было :"Все выше...и выше...и выше..." А у меня - дальше. Он дальше. Уходит, уползает, отбегает. Оставляя меня плакаться усопшему старшему брату, глядя на небо, на такое поведение Олега, и мою грустную судьбинушку.
Ехала в автобусе, зачитавшись Солженицыным. Первые страницы "Архипелага Гулаг". Вышла иным человеком. Все перевернулось, с ног на голову, да даже поднялось и кувыркнулось в воздухе. И тут мысль, яркая и немного страшная, Олег такой из-за Платонова, из-за этой литературы, из-за этого чтения, из-за любви к нему. Только меня, чувствуется, ожидает нечто подобное. Немного в иных рамках. Олег, не бросай меня.
"Иногда главное чувство арестованного - облегчение и даже...радость, особенно во времена арестных эпидемий: когда вокруг берут и берут таких, как ты, а за тобой всё что-то не идут, всё что-то медлят - ведь это изнеможение, это страдание хуже всякого ареста и не только для слабой души. Василий Власов, бесстрашный коммунист, которого мы ещё помянем ни раз, отказавшийся от бегства, предложенного ему беспартийными его помощниками, изнемогал оттого, что всё руководство Кадыйского района арестовали (1937), а его всё не брали, всё не брали. Он мог принять удар только лбом - принял его и успокоился, и первые дни ареста чувствовал себя великолепно. Священник отец Иеракс (Бочаров) в 1934 году поехал в Алма-Ату навестить ссыльных верующих, а тем временем на его московскую квартиру трижды приходили его арестовывать. Когда он возвращался, прихожанки встретили его на вокзале и не допустили домой, 8 лет перепрятывали с квартиру на квартиру. От этой загнанной жизни священник так измучился, что когда его в 1942 году всё-таки арестовали - он радостно пел Богу хвалу."
Вы понимаете? Главное чувство обреченного - радость от самого обречения.
Главное счастие страдающего - радость от самого страдания.
Главный смысл плачущего - радость плача и горести.
Это настигло и накрыло уже с головой. Обреченность, радость, любовь, вера в дружбу и чистоту, вера в светлых людей и бесконечный конец. Вера в чудо-человека. Вера в то, что обретенный на этой земле брат, снова скоро найдется. Вернется и будет рядом.
Я крайне верю в твою жизнь, надеюсь на сплетение Платонова и Солженицына, люблю до бесконечности твой свет.
Не оставляй меня всеми силами.
Я верю - в тебя.

И ты всех прекрасно понимаешь, только предостерегаешь от уныния. Очень важно - понять тебя. Очень ценно.