Капкан для оборотня 65

Капкан для оборотня 65

Алиса воровато посмотрела в сторону двери, ведущей в ванную комнату, и быстро раскрыла свою сумочку. Отвинтив пробку у какого-то темного пузырька, она лихорадочно плеснула из него в бокал Барсентьева и, сунув туда мизинец, проворно размешала содержимое бокала. Пузырек, завинтив, забросила опять в сумку, положила локоть на подоконник и придала томное выражение своему смазливому личику.
— Опытная особа, — вздохнул Барсентьев.
Он уже совершенно успокоился и был готов к любым неожиданностям. Так бывает даже у опытных солдат на войне — до боя все испытывают волнение и страх, но начинается заваруха, и все приходит в норму — каждый действует в полную меру своих сил и способностей.
Меня хотят усыпить? Или даже отравить?
Он честно переждал положенное время, вернулся и сел за стол, поставив на него помытую клубнику и отдав Алисе компресс.
— You are welcome to our pleasant party, Alis ! — иронично произнес он.
— Что? — не поняла женщина.
— Я говорю: «добро пожаловать на нашу милую вечеринку», — повторил Барсентьев по-русски, — она ведь будет весьма милой, не правда ли?
— Чокнемся за мужественного рыцаря и мое здоровье, — Алиса выжидающе посмотрела на Барсентьева невинными зелеными глазищами.
— А Вы знаете, откуда пошел этот обычай чокаться? — он повернул бокал к окну, наблюдая игру шампанского на свету.
— Нет. Откуда?
— Еще с древности. Чокаясь кубками, наполненными вином, люди с силой ударяли их друг о друга, с тем, чтобы часть вина переплескивалось из одного кубка в другой. Тем самым хозяин показывал гостю, что у него нет черных намерений, и он не подсыпал яд в кубок гостя. То же самое демонстрировал хозяину гость. — Барсентьев пристально посмотрел на Алису.
— Любопытный обычай, — женщина ответила ему чистым и безобидным взглядом.
«Ну и выдержка», — невольно восхитился про себя следователь и продолжал вслух, — а в средневековой Италии, славившейся своими отравителями, — он снова заглянул ей в глаза и продолжал, сделав ударение на следующем слове, — и отравительницами, появился еще более усовершенствованный обычай. Гость в любой момент имел право предложить хозяину обменяться кубками с их содержимым.
Алиса молчала, глядя на Барсентьева непонимающими глазами.
— Вы не против, если и мы проделаем этот ритуал? — предложил он.
— Давайте, — просто ответила она и протянула ему свой бокал.
Сбитый с толку Барсентьев отдал ей свой.
« Что, за чертовщина, уж не привиделось ли мне это» — мелькнула у него мысль.
— Вначале Вы. Дама после кавалера.
Неужели отравлена вся бутылка? Барсентьев недоумевал:
«Я же сам ее открывал. Это настоящее французское шампанское. Они на меня не поскупились…»
И Барсентьев не выдержал:
— Что Вы прикидываетесь, Алиса, или, как Вас там…?
— Можно просто Аля…
Барсентьев схватил с подоконника ее сумочку и вытряхнул ее содержимое на стол:
— А это что? — он взял двумя пальцами выпавший вместе с другими мелочами темный пузырек и поднял его на уровень ее глаз.
— Клофелин, — спокойно ответила женщина.
— Я вижу, что клофелин, — Барсентьев сам уже успел прочесть название, — но зачем это Вам? — он сорвался на крик.
— Я страдаю давлением и иногда принимаю это лекарство.
— А для чего Вы вылили больше половины его содержимого в мой бокал? Понизить свое давление?
— С чего Вы взяли?
— С чего? Да я видел это собственными глазами!
Барсентьев окончательно разозлился, сгреб ее подмышку и поволок к кровати.
— Что Вы делаете? — она начала слабо отбиваться.
Барсентьев сорвал с кровати одеяло, бросил Алису поперек кровати и в секунду спеленал ее простыней, как ребенка. Затем он закутал ее еще и в одеяло. Из получившегося кокона была видна лишь голова женщины и ее ноги чуть ниже колена.
Этому нехитрому приему обучил Барсентьева спецназовец.
Барсентьев знал, что такая упаковка парализует волю человека. Для пробы он как-то сам попросил завернуть его в большой ковер — ощущения, мягко говоря, были не из приятных. Абсолютная беспомощность, самому не распутаться.
Алиса испуганно вытаращила глаза и попыталась закричать. Он заткнул ей рот мокрым полотенцем, после чего женщина затихла.
Барсентьев взял пузырек с клофелином и присел на краешек кровати.
Он не одобрял насилия, но в данном случае это было необходимо. Боевые действия начались, и на карту была поставлена его жизнь.
— Кто приказал тебе это сделать? — указательным пальцем в кармане пиджака он нажал кнопку диктофона для записи.
Алиса, не мигая, смотрела в потолок.
— Не будешь отвечать, я вылью этот клофелин в твою глотку! — Барсентьев грубо зарычал, имитируя свирепость. — Хочешь подохнуть в мучениях?
Ее глаза скосились на Барсентьева, и он с удивлением не обнаружил в них страха.
Он и в самом деле рассвирепел: «тоже мне, Зоя Космодемьянская», — и заорал ей в ухо, — но сначала я капну им по капле в каждый твой глаз. Концентрированный клофелин — та же серная кислота, он выжжет твои глаза! Ты будешь мучиться, и все равно вынуждена будешь рассказать мне все, но будет уже поздно — ты ослепнешь и умрешь в мучениях! — он начал медленно отвинчивать пробку.
После этих слов глаза женщины расширились, в них полыхнул ужас, рот искривился в гримасе страха.
Барсентьев понял, в чем дело. Абстрактная смерть ее не пугала. А вот обезображивание лица — ужаснуло. Ее внешний вид, ее привлекательность являлись и служили ей привычным капиталом. Лишиться его и стать безобразной слепой бабой — было выше ее сил. Хотя воле и бесстрашию этой женщины мог бы позавидовать любой мужчина.
Барсентьев решил ее дожать…
 — Я же все равно знаю, кто…, — он сделал вид, что готовится к экзекуции, — Крастонов…
Он пристально вгляделся в зрачки Алисы: они не изменились, — … и Легин: зрачки дрогнули и расширились. Барсентьев прижал одной рукой ее голову, а другой поднес пузырек к глазам. В глазах отразилась жуть, они зажмурились. Но сразу же открылись и два раза коротко мигнули.
— Будешь говорить? — догадался он.
Глаза вновь мигнули.
Барсентьев отпустил ее голову, отставил пузырек на тумбочку и вытащил изо рта полотенце.
— Легин, — хрипло выдохнула женщина.
— Громче. У меня плохо со слухом.
— Это Легин, — громко произнесла Алиса, — он дал мне клофелин и велел подлить Вам в спиртное. Сказал, что в большой дозе это действует, как снотворное. И вы просто заснете.
— Да, засну. Навсегда! Вы знаете, кто я?
— Он сказал — пахан из области. Надо, мол, Вас усыпить и доставить в милицию для разговора.
— Я — следователь Генеральной прокуратуры. Из Москвы.
Женщина посмотрела на него с нарастающим страхом…
— Как Вас завербовали? — он был уже снова следователем.
— Я была проституткой. Валютной проституткой. Работала в одиночку: по гостиницам, ночным клубам, казино. Ну, отстегивала, как положено, процент одному из бригадиров Боцмана. Работа была спокойная и денежная. Но несколько лет назад в городе появился Крастонов, а затем и Легин. Началась борьба…
— Это я знаю, — прервал ее Барсентьев, — давайте конкретно о Вас.
— Ну, меня дважды задерживали при облавах в гостиницах, у них кругом были осведомители. Предупреждали, чтобы завязывала. Но что мне было делать? Мне тогда едва перевалило за двадцать. Ни образования, ни профессии не было. Даже секретаршей не могла устроиться, — машинопись надо знать, компьютер и другую технику, а у меня к этому нет способностей. Дворничихой идти?
Барсентьев усмехнулся.
— Поколение «next», — иронично произнес он, — хотят все и сразу, подвид второй. В отличие от подвида первого, представители которого многое знают и умеют, и потому стремятся к большему, эти зарабатывают на человеческих пороках или в составе криминалитета… И что? — обратился он к Алисе.
— Третий раз меня задержали в гостинице «Прибрежная» и доставили не в милицию, а в какой-то подвал. Там уже было несколько девушек. Их заводили по одной в отдельную комнату, и они выходили оттуда минут через десять бледные, заплаканные, будто пришибленные, с закутанными косынками лбами.
— Как, с закутанными лбами?
— Ну, так… Обычно косынка на голове, а узелок под подбородком. А у них — на лбу, а узелок на затылке. Картину однажды такую видела художника какого-то. Девушка в красной косынке, точно так повязана, только выше немного. «Студентка», — по-моему, называлась…
— «Курсистка»,  наверное, — заметил Барсентьев.
— Ну, не помню… Наступила моя очередь. В это время зашел Легин в гражданском и сержант в форме, который конвоировал еще двух девушек. Легин направился в комнату, но увидел меня и приостановился. Он долго меня рассматривал с ног до головы, а, потом ткнул рукой в двери: заходи, мол. Я сказала, что там уже есть девушка. А он, — ничего, заходи. Ну, я зашла, и он следом за мной. Смотрю — мама, родная! Как в кино про пытки показывают…
— Что именно?
— Дядька такой здоровенный! С черной бородой и засученными рукавами. А перед ним в специальном кресле — девушка. Руки пристегнуты к подлокотникам стальными блестящими браслетами. А голова — к спинке, специальным ошейником за шею, а на нем — тоже блестящая круглая штука такая для захвата подбородка. Головой не дернешь. Бородач увидел Легина — и сразу по стойке «смирно». Тот ему рукой махнул: «продолжай».
Алиса рассказывала скупыми короткими фразами, видимо, заново переживая ужас того вечера.
— На столике рядом — белый, прямоугольный такой…, — женщина замешкалась, подыскивая слово, — таз, такой, что ли. И в нем разные инструменты, аж сверкали. И лежали куски бинтов стопкой. И косынки одинаковые, в разноцветные цветочки, тоже — стопкой. Дядька взял со стола пластину металлическую с иголками и с ручкой, окунул ее в поролон с синим раствором. А потом эту пластину приложил ко лбу девушки и другой рукой молотком резиновым круглым — бац!
«Так вот как был налажен этот процесс! Настоящее клеймение, как в древние времена, — поразился Барсентьев. — Не врал сутенер, значит…»
И обратился к Алисе:
— Ну, и что дальше?
— Дальше он убрал пластинку, а на лбу — синяя надпись большими буквами: «Я — б…». И кровь потекла, пополам с синей краской…— Женщину передернуло в ее коконе.
«После этого у нее, наверное, и появился первобытный ужас перед обезображиванием внешности», — понял следователь.
— Потом дядька взял комок ваты, вытер девушке лоб, положил на него бинт и повязал сверху бинта косынку. А та аж зашлась — слезы ручьем, а крика не было. Ее дядька отцепил, а рукой на меня махнул — садись. Тут у меня и ноги подкосились. Но Легин поддержал. Усадили, пристегнули… А крика тоже не было, потому что в этом приспособлении подбородочном специальная каучуковая груша была. В рот ее вставляли. Ее даже не протирали, — женщина вновь передернулась, — мокрым резиновым страхом таким была пропитана, до сих пор помню…
— Тогда Легин и воспользовался моментом?
— Да. Он дал знак бородатому, и тот вышел. А меня спросил, — будешь на меня работать? Что мне оставалось делать? Отвез к себе на квартиру, переспал. Потом использовал иногда, как любовницу. Боров! Бугай! — две крупных слезинки выкатились из глаз Алисы и потекли за уши. — Бумагу я подписала о сотрудничестве. Ну и сообщала еженедельно на конспиративной квартире разную информацию. Слухи, в основном. И про клиентов. Он ведь позволил мне прежним ремеслом заниматься. И я не одна была такая… Иногда встречалась, с кем велел. Бесплатно…
— Ладно, оставим дела прошлые, перейдем к настоящим. Что Вы дальше должны были делать со мной?
— Попытаться Вас напоить, затащить в постель… А когда уснете от действия клофелина — позвонить Легину. И сразу уходить из гостиницы.
«Вот, что мне было уготовано, — подумал Барсентьев и содрогнулся. — Смерть от руки проститутки-клофелинщицы. Заманила одинокого приезжего мужика красивая шлюха. Ничего удивительного… Свидетели — горничная по этажу и официант — процесс наблюдали и все подтвердят. Напоила, переспала, плеснула смертельную дозу клофелинчику… Ну, и не рассчитала. Думала, уснет… Скажет так потом на следствии. Причинила смерть по неосторожности. Много за это не дадут. Да и Крастонов с Легиным, наверняка, пообещали вызволить из кутузки…
Хотя нет. Вряд ли ее оставили бы в живых, при таком-то раскладе… Легин знает, что ее могут расколоть. Я же сумел… Значит, Алиса умрет — при передозировке наркоты, к примеру. Среди проституток много наркоманок. Правдоподобно? Вполне. Или видит: не засыпает клиент, и плеснула еще разок клофелина, да по ошибке выпила сама… Или еще какой-нибудь  вариант — ребята-то весьма изобретательные попались. С фантазией. Но живой ей уже не быть. Надо попытаться убедить ее скрыться».
— Вот что, — Барсентьев начал разматывать с нее одеяло и простыню. — Вас ведь теперь убьют. И убили бы в любом случае. Вам нужно бежать из города. Незаметно.
Девушка села на кровати и обхватила руками плечи. В ее глазах заметался страх.
«Дошло», — понял Барсентьев, и быстро продолжил, — А потом Вам нужно будет добраться до Москвы и идти в любую прокуратуру. Там следует попросить, чтобы Вас доставили в Генеральную прокуратуру, к заместителю Генерального прокурора Долинину. От Барсентьева. Запомнили? Моя фамилия Барсентьев. А теперь бегите! Постарайтесь им не попасться!
Девушка посмотрела на свои крохотные часики, и бессильно уронила голову:
— Поздно. Слишком поздно. Они уже здесь…
— Уже здесь? — Барсентьев потряс ее за плечо, — никому не звоните и бегите, бегите! — он выскочил из номера. — Черт! Неужели и эту, последнюю свидетельницу уберут?
По черной лестнице Барсентьев взлетел на свой этаж и забежал в свой люкс. Он открыл сейф, забрал все деньги, сунул в карман пиджака запасную обойму для пистолета. Затем быстро прошел в ванную комнату и засунул диктофон глубоко под ванну, в самый темный угол.
«Куда бежать? Где можно скрыться?» — Барсентьев никак не мог сосредоточиться. Охота на него началась. Крастонов ступил на тропу войны, так что первоначальный план — укрыться в логове хищника — уже не годился.
Барсентьев вновь добежал до противопожарной лестницы, приостановился и прислушался. Все было тихо.
«Надо уходить через ресторан, — решил Барсентьев, и стал спускаться по лестнице. — Лучше всего ехать в здание прокуратуры, к заместителю прокурора города, который сейчас исполнял обязанности Севидова, бросившего меня на произвол судьбы. Не может быть, чтобы вся местная прокуратура была в сговоре с оборотнями. А оттуда есть смысл звонить вновь в Москву, в Генеральную прокуратуру».
Барсентьев зашел в ресторан и спросил у первого попавшегося навстречу официанта, где здесь кухня. Тот ткнул рукой куда-то в глубину зала и налево. Людей в ресторане было уже мало. Он, стараясь не перейти на бег, прошел мимо небольшой эстрады и, почувствовав запахи кухни, толкнул рукой нужную дверь.
Барсентьев очутился в небольшом коридорчике. Слева виднелась дверь с надписью большими черными буквами — «Склад». На правой двери золотыми буквами было выведено — «Директор». Он сделал еще несколько шагов, и Барсентьева встретило несколько пар недоумевающих глаз, принадлежащих людям в белых куртках и поварских колпаках, орудующим возле двух больших кухонных плит. Запахи хорошей кухни напомнили ему, что он так и не успел пообедать.
— Где выход на улицу?
Усатый повар, не задавая лишних вопросов, указал рукой на дверь и пояснил:
— Это выход во двор, а на улицу — через калитку в железных воротах.