Переход Наполеона через Березину

   В двадцать с чем-то лет у нее никого не было, и старшая сестра все время пыталась ее с кем-нибудь познакомить. Первая попытка провалилась с треском – претендент, брат подруги, из всего неуверенного сероглазого облика увидел только грязные туфли – она спешила и не успела их почистить. Были еще какие-то знакомства, в основном мальчики, приходившие в дом сестры по делам КВН, в котором активно участвовал ее муж; она поочередно перецеловалась почти со всеми, кроме одного, который ей действительно нравился, но ни разу не воспользовался, хотя возможностей было немало. Потом вдруг появился этот Миша, родственник какой-то троюродной племянницы.

   Он был небольшого роста, инженер и альпинист; на снимках Памира, которые он показывал ей в своей квартире, было то, что она сама бы сняла, если бы оказалась в горах – облако на дне лощины, светлая вертикальная  дорожка далекого водопада, ветка цветущего миндаля. Они встретились еще раз хмурым октябрьским вечером, туфли она на этот раз на всякий случай почистила – хоть вроде бы не чужд поэзии, но поди знай... Его черные глаза смотрели на нее внимательно и не без теплоты, он был старше ее лет на семь и не торопился, как мальчишки. Приближались праздники, и он пригласил ее в поход на Березину.

   Долго ехали в душном трясучем поезде, с песнями и анекдотами. В группе было человек восемь – четыре пары, старые друзья. К ней относились дружелюбно, всем было страшно весело, она стряхнула привычную диковатость и тоже смеялась, рассказывала анекдоты, и Миша легонько обнимал ее за плечи и провожал взглядом, когда она выходила в туалет или в тамбур, чтоб вдохнуть темного летящего воздуха. Она думала о предстоящих четырех днях среди золотой опадающей листвы,  вдоль отяжелевшей от холода реки, и боялась дать волю набухающей радости.

   Потом долго шли в темноте при свете фонариков, спотыкались, весело ругались, Миша был рядом, помогал перебираться через затвердевшие канавы, его рука ласково поддерживала ее локоть.

   Наконец добрались до места, предназначенного для ночевки, развели прекрасный костер, и после еды, песен, баек и хохота начали укладываться спать. У Миши была замечательная уютная палатка, он все делал умело и ловко, она восхищалась его сноровкой, небрежной точностью, с которой он ставил причандалы на нужное место. С милым рай и в шалаше, предвкушала она, помогая ему разбирать вещи. Они сели еще раз покурить у костра, потом прилегли, и он обнял ее и провел губами по щеке. Она закрыла глаза и приоткрыла губы, но едва прикоснувшись к ним, он вдруг застыл и отодвинулся. Знаешь, я очень устал, пойдем спать, сказал он негромко. По правде говоря, она тоже страшно хотела спать, и в первый момент даже подумала ну и слава Богу, успеется еще, но увидев, что он повернулся к ней спиной и опять закурил, испугалась. Что-то явно было не то. Она вспомнила, как пару лет назад она полночи под дождем целовалась с парнем, в первый раз было что-то серьезное, назавтра она рассказала о нем подружке, а еще через день он заявил, что у него где-то в Казахстане есть невеста и он ей верен, и ничего у них быть не может. Может быть, опять что-нибудь такое? Но тогда  зачем он позвал ее в поход?

  Сил не было разбираться, она заснула в его палатке, утро было такое изумительное, что она вообще как бы забыла о нем,  встала раньше всех и долго бродила по лесу, подбирая толстые крепенькие желуди, надеясь увидеть прячущуюся от человека лесную жизнь. На лужайке ребята деловито готовили завтрак. Миша взглянул на нее и быстро отвел глаза, и угнездившаяся было радость рухнула, как обвалившаяся полка – она даже услышала грохот. После еды все проворно собрались и вышли в путь, Миша быстро шел впереди. Она с трудом догнала его, тронула за куртку. Потом, бросил он, сейчас некогда. Три остальные пары шли рядышком, весело разговаривая, показывая друг другу разные интересные вещи. Она постояла несколько минут, потом поплелась следом.

   Ничего не выйдет, сухо сказал он, когда наконец решил, что пора разъяснить ситуацию. Я понял, что ничего не выйдет. - Но почему? спросила она, стараясь не плакать. - Так. Я с самого начала думал, что ничего не выйдет. - Зачем же ты позвал меня в поход? - Думал, что, может быть, на природе, будем вместе, что-нибудь изменится. -  И что? -  Ничего не изменилось. - Но что мне теперь делать, я же никого из вас не знаю? - Ничего. Любуйся природой. Считай, что меня здесь нет. Иду! крикнул он звавшим его ребятам и быстро зашагал, не оглядываясь.

   Она пыталась собраться с мыслями. Однажды она пошла на какую-то вечеринку со своим тогдашним приятелем, и тот, едва войдя, начал ухаживать за ее же подругой. Ощущение было отвратительное, уйти было некуда, скандалить не было сил, и когда она наконец смогла попрекнуть его, он притворился удивленным: а что такое? Ты могла тоже флиртовать с кем-нибудь. Сейчас она бы воспользовалась этим мерзким советом, если бы было с кем флиртовать, но все три пары явно были если не женаты, то связаны долгими отношениями, и с ее неуклюжестью в подобных делах только этого не хватало – приставать к чужим мужикам на глазах у их баб без всяких шансов на успех. Бросить группу и сбежать тоже было невозможно – они были глубоко в лесах, одна бы она скорее всего заблудилась, да и поди знай, кто шастает в этой глуши. Оставалось одно – не раскисать, с достоинством выдержать оставшиеся три дня и действительно любоваться природой, которая, как назло, была совершенно восхитительна. Она ушла в лес и долго тихо ревела там, желая Мише и всей группе заболеть или сломать конечности, чтоб всем пришлось возвращаться. Но ведьмой она не была, ничего не случилось,  и она уныло потащилась позади, когда компания с песней опять тронулась в путь.

  Золотистое, туманное время стояло на месте, лениво грызя подмерзшую соломинку. Мягко планировали вниз последние бурые листья. Крупный еж пересек дорогу, исчез в кустах. Иногда она, заметив особенно выразительные черные руки деревьев или огромный разбухший гриб, забывала на секунду о положении дел и готова были крикнуть - смотри, Миша!, но твердый ком в горле тут же напоминал обо всем. Она далеко отставала от спутников, обычно кто-нибудь из них поджидал ее, и, ободряюще кивнув, быстро уходил вперед. Даже пропасть спокойно ей бы не дали.

   К обеду они вышли к Березине, к тому месту, где, как говорил Миша, через реку переправился Наполеон по дороге не то туда, не то назад. Вода, как и время, не двигалась. Большая река задумчиво стояла в своих берегах, ожидая застрявшего где-то мороза. Они должны были перейти реку по довольно широкому деревянному мосту без перил. Переходили по одному, чтоб не раскачивать сооружение. Миша должен был переправиться последним.

   Она ступила на деревянные доски и остановилась. Не бойся, кричали ей, иди, не бойся. Она не боялась, просто ее рюкзак вдруг налился стопудовой тяжестью и потянул ее сначало влево, потом вправо и наконец бросился в застывшую плотную гладь, увлекая ее за собой на песчаное дно, оказавшееся очень близким. Захлебнувшись ледяной водой, она отчаянно забарахталась, пытаясь встать на ноги. Бледный Миша, закусив губу, прыгнул в воду и схватил ее за руку. Пусти, с ненавистью крикнула она, плюясь. Ее вытаскивали все вместе, рюкзак намок и страшно мешал, переодели в сухое, заставили выпить стакан водки и уложили спать возле костра, укутав с головой в колючее одеяло. Миша ставил палатки и готовил обед.

   Когда она проснулась, стояли сумерки. Она еще долго лежала неподвижно, хотя страшно хотелось в кусты, чувствуя спасительное онемение всего того, что называется душой. Миша –мелкое ничтожество; разве настоящий мужчина поступил бы так с молодой девушкой? Сестра – дура и лезет не в свое дело. Я сама... Слезы снова собрались где-то между ребрами, она не могла подобрать для себя определения, одновременно уничижительного и утешающего. Ничего. Когда-нибудь, когда у меня будет настоящий друг, я ему все это расскажу, и мы будем смеяться, думала она, пытаясь занять у этого светлого будущего сил, чтоб справиться с настоящим. Она сбросила одеяло и встала. Ребята, весело болтавшие, замолкли. Жутко хочу жрать, решительно сказала она.