Движение Бывший друг

Нас познакомила жизнь, случайно. После армии я зашел к одному другу повидаться, тот занимался дзю-до, жил в центре Москвы, и тут же, минут через сорок ему позвонил какой-то его знакомый, напросился в гости. И знали друг друга года три, а потом нас - развело. Тоже надолго, больно разная стала судьба. А тут появился у всех в жизни интернет. Это и как благодать, и как рок, сейчас иногда из-за него убивают. А иногда он лечит. И бывший друг появился, написал, читаю твое, я живу там же, вот, если забыл, телефон, приедешь, обязательно позвони, надо пересечься, жизнь коротка, а лучше вообще не приезжай. У нас сейчас обстановка в Москве, как в Германии в 30-х. Но я приехал, мне пришлось. И все у нас в отношениях резко изменилось.

***

Господи, вот опять я увидел эту его квартиру между "Красными воротами" и "Тургеневской". Темный, почти черный, а в 50-х годах коричневый коридор, старое большое зеркало, у них дома вообще все старая мебель. Старая, позеленевшая от времени медная люстра с вензелями, тусклый свет. Крутой раньше мажорный дом, всего две квартиры на лестнице, два подъезда и семь этажей, старый город, сын известного артиста, дедушка адмирал получал лично от друга Берии.

И он! Такой же точно, как тогда пятнадцать лет назад, когда я уезжал. Только высох сильно, усох. Так усыхают непризнанные гении, больные туберкулезом и прошедшие войну старики. И седой весь, на лице морщины. Ноздри как у кокаиниста, хотя на моей памяти он никогда не нюхал и не кололся, лицо стало красным, а было нормальным, уж не от спиртного ли, да нет, не похоже. И волос - белый весь, поэтому издалека он прямо-таки какой-то альбинос. Взгляд одновременно безумный и мудрый, но это он всегда был такой, безумно-радостный. Мне часто говорил, открой мудрость, потом сойди с ума, я так и не смог. А еще:

- Знаешь, почему мы любим смотреть ТВ? Сидим и пялимся. Потому что не знаем своего собственного естественного состояния. Мы опьянены.

И еще: - Ха! Чего этот мир стоит? Вот я, например, один из самых умных людей своего поколения, и что? Толку? Все напрасно. Так этот мир устроен.

Или: - Стругацкие? Хорошие писатели? Да они агенты КГБ.

Умный. Он был единственный из моих знакомых, кто в 90-х устно говорил все то, о чем потом писал Бодрийяр. В какой-то момент я даже хотел и его направить в Движение, дать старт, помочь, например, банки, недвижимость, инвестиции. В основном все ведь только умели зубами жилы рвать да демонстрировать бицепсы. С головой была у всех беда. Но он бы не пошел. Поэтому я особо на эту тему и не думал. А потом выглядел таким комнатным растением, ботаник, могли ему без меня сделать что-то. Это же только когда надо все такие правильные, да в кино. А так...Часто все делают, что хотят. Понимают только силу. Поэтому первое правило Движения, умей молчать. Если не умеешь, говори, я подумаю. Потом, нет. Хотя в каждом городе был свой движ.

А каким ему еще быть, если добровольно себя с детства заточаешь, не снимаясь ни в фильмах, хотя это протяни рукой, ни хотя бы позволить себе просто закончить институт. Даже в армию когда шел, ему все сделали, служил в двух шагах от дома, да маме еще по воскресеньям огромные сумки с армейскими продуктами заносил со склада ВС СССР. Потом залетел, поспорил с начальством, назвал полковника жабой, сукой, выгнали его, пять суток губы дали в Алешинских казармах, вмешались родители.

Мама сказала: - Саша! Хорошо. Пока мы живы, мы будем заботиться о тебе. А потом?

Потом сослали дослуживать на Крайний Север, сержант внутренних войск, заключенные называли его Солдат-Луна, за круглое лицо и доброту. Потом вернулся, стал читать, книги разбили ему жизнь, с женой получилось нехорошо, ушла жена из-за этого. Жил в своем мире, абсолютно сам, с мамой, ругался с ней каждый вечер так, что слышно было на первых этажах, в 90-х там в вестибюле почему-то стояли огромные розы. Половину дня якобы учился в каком-то близлежащем институте, половину занимался эзотерикой, японским. Гадал по "Книге перемен", все сходилось легко, научился по самоучителю даже старые тексты переводить. Там были ошибки, правда, но в основном все по смыслу. Помогал какому-то православному батюшке составлять церковные каталоги, один раз я туда приехал, в эту церковь, мы как раз отняли у одного черта машину, ключи отнять не успели, я ее заводил проводами напрямую. Карате я не занимался, так, поставил себе боковой, чик слева в голову и готово. Но это не на мастера, конечно, чтобы на бензоколонке не объяснять всяким труженикам, пролетариям с красными косынками, кто ты по жизни(и смерти), а просто устранить конфликт, ситуацию. Один раз кинул кто-то моего друга на Кузнецком мосту, там стояли торговцы книгами, на ксерокопию индийской йоги какой-то, он меня позвал, позвонил:

- Приезжай.

Я заехал на точку, там Арсен. Человек-рычаг, здоровый такой. Умер два года назад, сердце, утром сел в ванной и не встал. Виноват тот же спорт. Как они тренировались, тяжи, два раза в неделю. Он вообще двигался хорошо, странно. Сказал ему, садись, поехали, меня подстрахуй, мало ли что, это ж не абвгдейка(1), я там никого не знаю, ни разу не был вообще, я не езжу на метро. А тот говорит, нет, если б ты сам, за тебя, тогда б поехал, а так ни за что, я поехал сам. Потом к Арсену никогда вообще не обращался ни с какой просьбой. А книгу Брюса Ли он у меня попросил, говорит, я знаю, что ты в этом разбираешься больше, чем я, а что я разбираюсь, вид один. Маваша, йока, уракен(2), это все знали. Не знали: чтобы заниматься кунг фу, надо перестроить мышление. Иначе будет спорт. А это сложно.

Приехали, а там нет никого. Ну не стоит то ебун, который его кинул. Так, походил в кожаной куртке и кепке между рядами, пока не приехал милицейский патруль, щеки понадувал, к торговцам даже не подходил. Говорят, все тут центровые, пугали таинственными именами Отари, Михась, один раз кто-то из наших проиграл недалеко от "Моста" в автоматы все, отказался платить, приехало столько народу, солнцевские приезжали. Я Бате сказал, он смеялся, говорит, они вообще везде ездят. Ты ни с кем на "р" не переходи, если что, давай мой номер телефона. Ну да к делу не относится или относится мало. И уехали ни с чем, ни солоно хлебавши. Я смотрю, он в горе, повез его в ресторан "Аркадия", тоже там недалеко, солянку заказали. Она такая хорошая, с черными оливками и прочим. И мясо, и рыба; на второе свинина в горшочке, я взял бутылку водки и у официанта сок, мы под столом водку разливали. Бухнуло, вставило так, звуки сделались громче все, краски яснее. И о чем-то мы с ним говори, кричали. О чем точно, не помню уже, я что-то про Движение, про пацанов там, мол, наконец нашел правила жизни, кодекс, он о Честертоне и образе Дьявола. Самая тема. Я ему говорю:

- Дорогой ты мой человек! Не нашли этого, не вопрос! Я для тебя сделаю все, только позови. - На пацанском языке так говорить нельзя, он слишком взрослый, прихватят за "все" и правильно, читайте ниже, что через годы произошло. А в частной беседе - пожалуйста.

И историю ту забыли.

-...ну, говорит он, Гриш, сколько лет, сколько зим! - Меня крестили "Григорий". - Как там в Китае? На Востоке? Счастлив ли ты? - А сам смотри на меня так, что хочется подарить ему весь этот Восток.

- Счастлив ли я? Саш, это такой очень русский вопрос. Тема какая-то женская. Я - боевая единица, самурай, достаточен сам в себе, просто так сложилась жизнь. И не потому, что Китай не выдает, кого-то там он уже начал выдавать. И потом, знаешь...Всего я тебе все равно рассказать не могу. Про меня спрашивай, отвечу. А про людей...Никому я этого не скажу.

Он замахал руками: - Упаси бог! Упаси бог! Как сам?!

Я еще тогда подумал, реагирует слишком эмоционально. Наверное, нервы. Сейчас в Москве многие дурные стали. Не то, что элементарной выдержки нет, чуть намекнешь, они поднимают с пола тот намек, считают за вызов, отреагировать надо непременно. А вот непалец, если ты на него закричишь, рассмеется тебе в лицо. Это нормальный, гуркх, воин. Они с кривыми ножами во Вторую мировую японские пулеметные точки брали. Плавали, правда, плохо, на Тихом океане многие потонули все.

- Нормально живем. Дом у меня там, семья, жена. Пишу. Деньги давно вложил, отбил и конвертировал, отдыхаю...Да там все дешевле, примерно, как в Тбилиси. Язык вот...Выучил почти. Ну, конечно, не литературный, разговорный весь. Литературный почти невозможно, я не Алексеев(4). Да и он, и Конрад были другие люди. Музыку их люблю, скрипку арху, гусли цин пятитоновые. Искусство, картины. Шань шуэй, горы-воды. Ньяо, птицы, цветы, хуа. Жена иногда сама по телефону заказывает мне девушек на одну ночь, чтобы не скучно было. Уговаривала взять вторую, помоложе, это можно у них неофициально сейчас. Хотя она правоверная буддистка. Соблюдает первый и пятнадцатый лунный день, постное есть. В храм ходит, за всех молится, по-нашему в церковь. Мне сделала постоянную визу, нет проблем, Китай двойного гражданства не признает. Есть сифу, учитель, потихоньку тренируюсь. Да в нашем возрасте перспективных уже не бывает.

Про дробовик, что тайком куплен мной на границе с Бирмой и спрятан в сейфе в стене промолчал. В той стране много бывает за такое.

Он с силой всплеснул руками, папа актер:

- У тебя! Всегда было много женщин. Я знаю.

- Да, - сказал я. - И кармических долгов.

- Дальше, - то ли попросил, то ли приказал он. Отвык я за годы от этого тона. Не знаю

- Что? У меня квартира, дача, на даче павлин. Из расселин в скалах, окружающих дом, чуть сочится влага. Всюду зеленым ковром расстилается мох. Облака вперемежку скользят вдаль по небосклону. То сверкают, то белеют, то розовеют в небе яшмой. У входа в наш дом пятнистый бамбук, зеленеют сосны, весной с апреля розовеет слива. Все дышит благоуханием. Можно отдыхать, жить спокойно, не боясь ни бури, ни дождя. Но даже ливни там другие, смягчают ярость блистания солнечных бликов. Потом среди испарений солнце играет изумрудными бликами. А горы! Вздымаются к небу, трезубцы. Южные горы видно прямо из моего окна. Вереницами луга в орхидеях. Местность удобная, чтобы предаваться размышлению, народ степенный, спокойный. Любят уединяться. Я и стих такой написал, "Полустанок в Южных горах".

- Знаю, знаю! - вскричал он. - Ты поэт! Вот, думал, чего не бывает! Во всем промысел божий есть.

- В саду восковые вишни, - продолжал я, - финики кунжутные, знаешь, как куриные сердца. А груши - заячьи головы. С похмелья едим абрикосы, персики, они небесное вино, сок течет! А арбузы какие! Мед, орехи, грибы, в Китае целая культура грибов. Страна-то аграрная, семьсот миллионов крестьян, не нужны им никакие ни гугл, ни фейсбук с ютюбами. Молоко парное. Сыра, правда нет, они его не едят. И сметаны тоже. Вообще не едят сыр, только сою...Приходится в немецком магазине "Метро" за большие деньги покупать. По-китайски он называется красиво, "Май Дэ Лун". Типа дракон. Дорожает, правда, страна. Когда приехал, лезвия жилетт были за два сорок юаней, а теперь ровно восемьдесят. Так что даже я считаю деньги. Опять я, бро, скатился на бытовые темы.

Он сказал: - А я тут недавно видел сон. Что я попал в какую-то дивную страну и разбогател. Там было большое озеро, а на нем какие-то люди, озеро волшебное. Одни охотились на диких гусей даянь, другие ловили рыбу и устриц, третьи сушили соль. И хурма там была с золотыми боками. Такая, знаешь, как раньше на "Цветном" на рынке, с четырьмя дольками. Помнишь? И ты там был, только странный какой-то, грустный. Что делал, я не заметил. Что-то мне объяснял.

- Помню, как не знать. Я тогда еще там какому-то азеру по яйцам дал, который на льду стоял, раскорячив ноги. За то, что борзый!

- Помню! - оживился он. Потом опять впал в депрессию: - Но от того, что во сне видел себя богатым, наяву не разбогатеешь.

Я понял. Так страдают иногородние в Москве, люди без опоры, завтрашнего дня, и без веры тоже. Либо те, кому скоро на тот свет. Полная безнадежность и уныние. Про бывшую спрашивать его не стал, и так сказали, она в Аргентине. Поехала на гастроли и не вернулась, осталась там. По-нашему сбежала, предала. Но не мне судить. Может быть, ей было предназначено судьбой быть там освобожденной от страстей человеческих. Она, насколько я помню, вообще всегда хотела постигнуть все законы мироздания.

- Москва-то как изменилась! - сказал я. - Сохранился только так же наш микрорайон. А по Маяковке вчера пошел гулять и переулки не узнал. - Мы говорили так долго.

- Ну а ты сам? - наконец спросил я. - Что будешь с жизнью своей решать? - Сейчас знаю, не надо было мне задавать этот вопрос. Но я был должен. Надо же проявлять участие в жизни друга. А, может, наоборот, было необходимо? Жизнь не однозначна. Но что было, то было, почем купил, по том и продаю.

Он прямо весь посерел, испугался, больная тема. Я нажимаю:

- Понимаешь, по Востоку, мы должны идти вверх каждый год, набирать, в этом смысл. Надо как-то становится взрослее. А ты...Вот как был в 89-м году, как ребенок. все за окном иллюзия, не мое, и я упорно не хочу. Пусть идет, как идет. Пусть даже хуже станет. Будда, между прочим, говорил, мое воззрение выше неба, но на мирские законы я смотрю тоньше, чем мучная пыль. Вот какой был тщательный! Я все понимаю, твою философию, диалог с Богом, Тора, Танах, путь к себе, не-дальность, но законы дуального мира тоже надо уважать. Все божественное в нас внутри, это да, но если мы завтра прекратим есть - мы умрем, выбора нет. Даст тебе прокурор десятку, и будешь сидеть. Хотя бы это все реально и не существует! На деньги нельзя смотреть, как на пустоту. Хотя, если что потерял, оно, конечно, все же пустотно. Надо что-то думать. Дальше так жить нельзя! - Слышал, у него мама в больнице от рака умирает, дни сочтены. Хотя, похоже, это его мало беспокоит. Один ребенок в семье всегда эгоист.

Как скривилось от мучений его лицо! Он встал со стула, обошел стол, опустился передо мной на колени, начал расстегивать мне ширинку. Я взвился с сиденья, спинка не пустила, стул старый, большой. Да и он не дал. Говорит, ну дай. Ну, пожалуйста! Нет в жизни счастья никакого, никто меня не понимает, только ты. Ты для меня все. Ты источник моего счастья, истины. Я хочу припасть к истоку, насладиться. Забыть все, наконец, чтоб остановилось это в башке -

ТЫ НЕУДАЧНИК ТЫ НЕУДАЧНИК ТЫ НЕУДАЧНИК ТЫ НЕУДАЧНИК ТЫ НЕУДАЧНИК ТЫ НЕ НЕ НЕ НЕ ЕЕЕЕЕЕЕЕ

 -Я вообще больше жить не хочу, зачем это все?! И здоровье, и нервы! Мама? А я просил меня рожать? Видеть, - он обвел горящим взглядом из под изломанных бровей Каланчевскую улицу, потом стал снова смотреть мне прямо в глаза по-собачьи преданно снизу вверх.

Кстати, сейчас их квартира ту стоит миллион. Вообще даже милицию одному лучше в дом не пускать.

- Стремление к любви! Это стремление к просветлению! Ты же жил на востоке. В конце концов! Ты же не такой, как они! - Мне вообще эту фразу говорили часто, видимо, у меня добрые глаза. Когда наказывали один раз одну фирму, за долги все у них выносили из офиса, одна девочка-секретарь сказала, ну ты же не такой, как все, в смысле, сделай что-нибудь. А что я сделаю, работа. Нам не платят, мы приходим сами. У меня сначала лицо, видимо, исказилось гримасой, но я так-таки справился с собой. Встать вот так, уйти, оставить его стоящим на коленях? И в Библии сказано, главное это сострадание. Сострадание есть единственная справедливость, наверное. Жена вон делает домик даже тараканам, кормит их там крошками, не убивает. А потом в особые дни выпускает на волю где-нибудь в лесу. Больше всего живые существа ценят жизнь, говори она. И ее надо им давать. В этом смысл. Богиня.

Он умоляет, кричит почти в голос: - Ты не бойся! Я - никому не скажу. Ни славе, ни позору не сродни, простая жизнь продолжит эти дни.

Говорит стихами, интересно. А чего мне - бояться? Я сильнее физически. И морально. Получается, все эти годы он не только жил впроголодь, перестал по утрам делать даже физическую зарядку, ну, были его тексты на одном сайте, потом их убрали, так ведь не платят за это, тогда что, отец с ними развелся давно, женился еще раз, купил себе новую квартиру, пенсия матери, на шесть тысяч рублей в месяц невозможно жить в центре Москвы, раньше эта их адмиральская квартира еще работала, сдавали, потом там что-то не сложилось, не представляю. В 90-е от денег отказывался принципиально, а сейчас - нет? Но и еще каждый день страдал и старел.

А мне! 90-е отвалили по полной программе: Испания, Иберия, Амстердам, Бразил(старались уезжать подальше, где наших нет). Казалось, я был одарен свыше, избран среди бесчисленных как единственный, элита, всемогущий кудесник, избранник сильных мира сего, взрослые люди, разбиравшиеся в банковском бизнесе, вручали мне свою судьбу, а я был волен поступить с ними по своей прихоти и капризу. Надеть на их утомленные, изрезанные пороками лица маски горя одним словом, наше оружие сначала было слово. Или отыскать в каждом тщательно охраняемую, уязвимую точку и вонзить острую иглу: "Давай лавэ(3)!" Старинные, великолепные дворцы на побережье Средиземного моря, скоростные белоснежные яхты, скользящие у островов, бесшумные лимузины майбах, летящие по сиреневому асфальту, фрахт самолетов фалькон, доставляющих в Африку на сафари, прелестнейшие женщины это мира, не проститутки, с которыми плавал в гондоле по изумрудной воде каналов Венеции. Зеленые, розовые и голубые бриллианты фирмы  фирм "Бушерон" и "Графф". Знакомства в салонах мира, тусовки закрытых избранных клубах Питера и Москвы, по существу, тайных ложах, об этом рано, на приватных аудиенциях у августейших особ МВД.Вот только одевались мы все странно - белые рубашки и черные брюки, ну точно служащие  японской фирмы, например "Ниссе Иваи". Потому, когда много лет спустя смотрел Тарантино, не особо беспокоился, он тоже так считает...И этот, стоящий передо мной сейчас мой бывший друг, в принципе, Человек, пребывает, как двадцать лет назад в полной моей власти, я могу сделать его счастливейшим человеком мира или заставить его сейчас же духовно умереть как личность. Невзирая на экзистенциальное одиночество в его глазах. Я его шар счастья из "Сталкера". И, возможно, счастья для всех. Счастливый человек ведь всех вокруг делает счастливыми. Отринув злобу и эгоизм. А несчастный - несчастными.

...Своя таможня, таможенный терминал, привлекательные, модно раздетые молодые таможенницы в Раменском вечерами убивали время в наших изысканных интерьерах. Пили виски(дорогое), плавали в теплых бассейнах, иногда выясняли с нами отношения, оценивающе разглядывают свежее мужское мясо рядовых накачанных бойцов, сами еле прикрытые тонкими листьями стрингов и дорогой бижутерией, и татуировки на плечах, на спинах, брэнднэйм "братва" навязчиво был выставлены напоказ. Это сейчас у почти все боятся, кого в этом заподозрят, отвечают на прямо поставленные вопросы, я безработный пенсионер. А тогда! Трусы "Hugo Boss", недопитые бутылки с "Martini" и "Stella Artous", "-tous" произносится как "туа", вот такой французский язык, изысканный китайский фарфор и греческая керамика тщетно старались заполнить собой тревожную пустоту, все же все в криминале, то и дело прорывающую пространство между участниками Движения.

- Ничего, ничего, - каждый подбодрял себя. - Все нормально. - И смеялся тихим нутряным смехом.

А в "нулевых" никто из нас не находил в себе сил встретиться взглядом со Зрителем, чтобы ненароком не удвоить это чувство отражением в чужих глазах. Что же вы всю страну десять лет назад не подняли? Была же свобода? Был же шанс? Ответ, а мы жили. Как все живут. Воевали, тратили деньги, пороли баб, ездили в ночные клубы. Может, думали, долго так не протянем, может, кто и не протянул. А может, понимали: этнос не тот, народ. И не получится, как в Польше. В Движении тоже разные люди встречаются. Березовский, говорят, был поумнее нас. Да, похоже, поумнее нас были многие. Иногда мы просто не верили, возвращаясь рано утром с работы, что можно вот так за руку жить другой жизнью, ночью спать, а утром вести детей в детский сад. Кстати, у многих в той, обычной жизни оставались друзья, родные. Которые молчали. Впрочем, если надо, мы умели и жить скромно. И ждать. Особенно те, кого этому научили лагеря.

Вы не были в такой ситуации, как этот мой товарищ, поверьте. Человек всю жизнь позволял другим себя опекать, почти нигде никогда не работал, ходил пешком гулять на Тверскую, пропадал целыми днями в театрах, сейчас постарел, обнищал, не вписался и все время хочет сбежать. Во тьму, во мрак, самому прекратить этот процесс, каждый день терпеть такое. Так делают китайцы, знаете, в день поминовения рисуют мелом на земле на перекрестке круг, в котором внутри жгут богатства, сделанные из бумаги, бумажные ценности, деньги, дома, машины, это все превращается в невидимую обычному человеческому глазу иную форму для подношения предкам и родственникам, покинувшим все земное. Так вот, одну сторону круга они разрывают, не дорисовывают. И смотрит она в том направлении, где кладбище. ВЫХОД.

И я сел. Он быстро, как-то по бабьи торопливо расстегнул пуговицы мне на джинсах, сказал с восхищением:

- Ноги! Ноги не изменились. Сильные, красивые ноги. Между ягодиц ты точно можешь расколоть грецкий орех.

Одно время мы тренировались вместе, я садился на все шпагаты, приседал на одной ноге пистолетом пятьдесят раз, он так не мог. Все говорил, какая у тебя работа ногами, круговые, вертушки! Как Ван Дамм. Я смеялся, еще выше удерживал ногу. Чак Норрис писал, если хочешь поставить удар ногой, необходимо научится бить на голову выше головы противника. А наш тренер добавлял, и в два раза сильнее, чем в зале. А потом, кто сам держит, тот обычно и хорошо бьет.

Мне уже за сорок, но форму держу. Нет, изменились все-таки. Старость с ног начинается. Другое дело, двадцать минут в день лотос. Это может отсрочить старость на двадцать лет. Только колени надо закрывать одеялом. Суставы раскрываются, туда проникает холодный воздух. И спина, главное прямая спина, сидеть с прямой спиной. Отдыхают почки, почки у мужчины главное. Китайцы, кстати, и мужские яички называют внешними почками.

Потом спустил шелк, нижнее белье у меня всегда шелковое и припал. Я испугался. Вдруг это подстава? Сейчас - раз! - клацнет зубами, откусит, сожрет. Честно. У него глаза блестят, синяки под глазами, капелька жидкости повисла на носу. Я ж мужчине ни разу в рот не давал. Девки там это другое. Старшие товарищи говорили, в армии давали для унижения. Но не для наслаждения же, что-ли. А тут из жалости...Я смог.

И он меня пил. Не знаю, как это описать. Заряжался, наверное. Он когда делал это, полностью был в себе, концентрация. Техники бы сказал, замкнул систему. Слышали, наверное, как один йог сам себе это сделал? Очень гибкий. Вот так же и он, только вместо гибкости у него был я. Ему нужен был кто-то для этого, китайцы бы сказали, ритуала, выводящего на общение с чем-то, и на остальное плевать. Может, он был еще на более высоком уровне, чем я, совершенства? Так индусы из высшей касты убивают животных без чувства вины, давая им возможность где-то в другом месте переродиться. При этом он с шумом втягивал в себя, внутрь воздух. Я только тогда стал догадываться, что чувствуют при этом некоторые женщины, не надо нам читать лекции. Более глубокий уровень общения с дорогим и близким человеком...

Он головой туда-сюда, потом влево-вправо, из стороны в сторону, вверх-вниз, по кругу, выплюнет, достанет, губами шепчет "спасибо", потом опять запрокинет голову, вставит, причмокнет, сам трясется весь, мне уж вообще жалко его! И страшно одновременно. Хотел ему, как женщине, руку на голову положить, погладить рукой, женщины иногда любят, чтобы им откинули со лба мешающую в этот момент истины прядь волос, он мою руку смахнул своей, отогнал в сторону. Не коленом же ему в лицо? На поражение. Он и так сутулый.

- Этот великолепный вечер сегодня для нас, - сказал он. - Ты или дух бессмертный, или земной святой. Не мешай! - Сказал, словно я - это я. А член - это член. Сам по себе.

И вот так вот поиграет моей тонкой кожей туда-сюда, потом опять сосет. Как эскимо. Как ребенок. Словно одолжение мне делает какое, словно это надо заслужить. Какой-то понятный только одному между всеми его и моими духовными и физическими телами диалог. Не монолог, а диалог, именно. И так минут пять, десять. А потом я - потек. Обычно если хочу, так хоть час не кончать, это ерунда, и не так играли, а тут! Стресс это, я вам скажу, так заканчивать свой визит к бывшему товарищу юности, к которому раз в пятнадцать лет едешь в гости. И меня - прорвало. Я опять отстраняю его голову руками, куда там! Он меня чуть со стула не столкнул, я чуть не упал: пьет, есть. Как-то даже посветлело его лицо, разгладились морщины, глаза засверкали, словно две льдинки, будто дождик росный прошел, желваки вздулись, эссенцию глотает, мое семя.

- Бубочка ты моя, - говорит, - ты мой родненький! Коханый!

Я до пика дошел, все туда выплескиваю, как в трубу, содрогается все тело в припадке, в конвульсиях, бьется в судороге, сводит икры, хоть за большой палец тяни вверх, аж словно выпал в параллельное пространство, тону, опыт ему свой и знания передаю этим. И вместе с эти радость утешений. За все те муки, что он страдал и терпел.

Он закончил, поднял голову и сказал:

- ...ты вкусный! Как-бы нам еще это повторить, а? - голос у содрогается. - Когда-нибудь.

А потом наконец впервые за все время улыбнулся.

- Теперь ты во мне. Поймал код. Я ведь...все время тебе...и завидовал, и гордился. Не знаю...Не могу сказать, точно что. Все это время о тебе думал. Злился. Негодовал. даже был готов тебя убить. И не мог выбросить из головы одновременно. А, - тут он вдруг стал нормальным, - еще было прикольно, как ты после концерта в консерватории помочился музыкантам в скрипку. Просто взял, остановил на лестнице у столовой средь бела дня, отнял, расстегнул, вынул и туда нассал. Я зауважал тебя за это. Вот, - капли пота струились по его лицу, оно снова сморщилось, - это самое верное слово. Я почему тебя в Китай не провожал, на банкет не пошел, если ьы я тебя не уважал, все нормально, а то я уважал, но не поддерживал твое мирозррение, поэтому не пошел. Мне хорошего, приятного сказать было нечего, а врать я не хотел. - Он рукавом халата вытер рот. Стали видны его бледные, тонкие, почти детские кисти рук. Надо сказать, жест был изящный. - Ты мне обещай, если что...Никому про это.

А я встал, чуть дышу, семя каплями падает вниз каплями ртути в красную пыль круговорота этого дня. Шереметьево, дом, ресторан, кино, магазин, звонок, приезд, вот это. Взялся за спинку стула двумя руками, крепко, смотрю, дышу. Китайский старик просто помахал бы веером? Или не попал бы в такую ситуацию никогда?

Бывший друг повернулся спиной ко мне, он в красном халате был, у него во всю спину дракон, сделали, кстати, отменно, азиаты хорошо вышивают, одним движением скинул его, голый. Представляете, он когда меня ждал, ничего под низ не надевал. Хорошо я знал, его мамы не будет дома, не стал покупать у станции метро цветы. А то получилось бы совсем нормально. Развернул антикварный стул спинкой к себе и наклонился, отставив ягодицы. Тут только я увидел, какой он худой! Я каждый день тренируюсь по два часа, я худой по-здоровому, он по-больному. Кожа пожелтела, обвисла, ноги в коленях согнуты, на ногах ногти не стриженные, как у демона, ну не в сантиметр толщиной, но так, мало не покажется, загнутые, желтые. И живот. Самого почти нет, а мамон висит. Как у ребенка, опухшего с голодухи в Бухенвальде. Я чуть не прослезился. Ни хитростей, ни зла я по отношению к нему не замышлял, с миром пришел. Он узнал, что я не надолго приехал из Китая, делать новый паспорт, рядовым гражданам, если до истечения срока осталось меньше трех месяцев, не делают новые паспорта в посольстве, надо ехать домой по месту прописки, у меня сейчас Тверская, но все непостоянно и никто не застрахован от неожиданности.

- Давай чаю попьем, - робко спросил он. Он еще больше постарел за этот вечер. Но теперь спокойный. Исполнил миссию, которую надо было сделать? Развязал или, наоборот, завязал кармический узел. А мне еще в Грузию надо лететь, покупать там дом. Сорок тысяч долларов, почти в центре столицы. Завтра. Но до завтра еще надо доползти. И Оля ждет. С "Прозы.Ру", смс "ты ко мне заедешь непременно", как я к ней поеду в таком состоянии.

- Не, - решительно сказал я. - Я поехал. У меня время течет. Пока! - Испугался? Что потом я буду всю ночь сидеть на кухне по стойке смирно, а он будет спать на диване у меня на коленях головой. Это крезА.

Застегнул джинсы, заправил в них майку, я всегда майку в джинсы заправляю, наверное когда-нибудь перед богом за это отвечу, и решительно вышел из квартиры. Вот это я, наверное, зря сделал, только слышал, как хлопнула дверь. До бэхи дошел сам не свой. Прямо из машины позвонил пацанам, все рассказал. Лучше самому, Москва город маленький, вдруг само дойдет. Голос из трубки выслушал, ответил, успокоил надежно, знакомо:

- Ну так ты, не тебя же. Все хорошо! Когда пятерку тянешь, еще и не то бывает на зоне. Брателло. Завтра в сауну подъезжай, потрещим. Расход.

Выходя из двери, увидел, на меня посмотрела собака. В ее взгляде не было ни ненависти, ни борьбы.

Ехал по Садовому, махнул поворотник левой рукой, вправо взял к обочине, резко, сбоку аж загудели все. А то врежусь сейчас. Перед глазами картина, его покрытое сетью шестидесятилетнего человека лицо, все в слезах, зажмурившиеся глаза, седая копна, мой у него во рту, он словно соло на трубе играет. Саксофонисты приобретают такое выражение на лице, когда уходят в импровизацию, в верха, в им одним доступную на Земле модальность, где нет разделения на хорошее и плохое, верх и низ, черное и белое, прекращается мышление, музыкант впадает в промежуток между первой и последней мыслью, "туда". Наверное это ощущал, когда писал свои картины и Леонардо да Винчи? Гений почти во всем. Теперь я понял, почему мне тем утром выпала у гадалки на Арбате при гадании карта таро "Влюбленные", она аж покачала головой. Значит, действительно доставил счастье ему? И эти все годы только меня он ждал? Значит, выдержки не хватило, надо было, вежливо отказаться, остаться с ним попить чай? Он бы дальше изливал душу. А у меня шок. Такое в первый, и надеюсь, последний раз. До скончания века?

продолжение следует

Примечания.

(1) Жаргонное название популярного в 90-е гостиничного комплекса у метро "Измайлово". По корпусам: А-Б-В-Г-Д. Там, где вернисаж. Жили в нем не только художники и люди искусства.
(2) Названия ударов в японском карАтэ
(3) Жаргонное "деньги", по-цыгански. "Когда мы в искрометной лаве решили всё отдать борьбе, мы мало думали о славе, о наших собственных лавэ", - так шутили в 90-х в Движении.
(4) академик Алексеев - великий русский синолог-ученый, исследователь Китая, автор книги "Записки о Востоке" и бесчисленных монографий. Академик Конрад - то же.