Интервью с Аль Пачино

                «Открой свои глаза»

Когда мудрые великолепные профессионалы собираются вместе, это опьяняет. Потому нет ничего более впечатляющего, чем щедрая на открытия и мастерство человеческая жизнь. Мастадонты американского кинематографа – Аль Пачино, Кристофер Уокен, Алан Аркин собрались вместе, чтобы «отжечь, как в последний раз». По крайней мере, так звучит слоган фильма «Реальные парни». Не путать с «Реальными пацанами». Это совсем другая история.

Аль Пачино не любит словоблудие. Еще он не любит, когда чужаки приходят на съемочную площадку и пытаются делать кино только потому, что у них карманы оттопыриваются от долларовых пачек: «Это не повод мучить людей своим дилетантством». Но в случае с «Реальными парнями» все правильно и честно. Режиссером фильма стал  Фишер Стивенс, в чьей актерской копилке более 80 фильмов, в том числе сериалы «Менталист», «Блудливая Калифорния», «Остаться в живых», «Друзья», и почти 30 продюсерских проектов. В 2010 году он отметился документальным фильмом  «Бухта». История о том, как в бухте города Таиджи местные жители охотятся на дельфинов, так впечатлила Академиков, что они расщедрились на «Оскар». Так что этот человек, знает, что делает. Аль Пачино и Компания оказались в надежных руках.
Съемки давно закончились, фильм вышел в прокат. Теперь с легкой душой великий Аль может расслабиться, поразмышлять о жизни, иронично и хлестко описать существующее положение дел, потому что он еще раз всем доказал, что его мастерство – высшей пробы. Тема, которую он любит: о чем нужно знать начинающему актеру? Вопрос очень правильный для тех, кто спит и видит свою звезду на «аллее славы» в Голливуде. В первую очередь о том, что кинематограф – это человеческий фактор. Во-вторых, процесс сотворения фильма – это битва умов, интеллектов, характеров, порядочности и таланта. И, наконец, «здесь мелких ставок не бывает, каждый новый фильм, как ход ва-банк, ты ставишь или все, или ничего». Он многое преодолел, поднялся из безды беспробудного алкоголизма и черных депрессий, он терял близких людей, и, как ему казалось, самого себя. Но каждый раз он возвращался, чтобы снова стать кем-то другим. На экране он умел быть беспощадным, пронзительным, незабываемым.
«Можно ли сказать что-то новое, когда тебе 72 года», - говорит Пачино своим знаменитым низким хриплым голосом, и смотрит на вас, как мужчина, похожий на Господа с огромной растяжки на углу Пятой авеню и 50street. Этот рекламный герой задает вполне резонный вопрос: «А ты зачем открыл глаза сегодня утром?».

- А вы, господин Пачино, зачем открыли глаза сегодня утром?
- Чтобы встретиться с вами (небольшая пауза, за которой следует невообразимый смех, точнее хохот, грудной, сипловатый, искренний). Чтобы дойти до угла, где эта булочная, как ее название (мучительно пытается вспомнить)…. Знаете, я ловлю себя на мысли, что старая развалина – то есть я – начинает забывать имена, названия лейблов, цифры. У нас нынче модно всему давать странные названия, которые, по мнению некоторых людей, как-то характеризуют этот мир неживых вещей. Господи, какой бред. Я прихожу в магазин, а милые девочки тычут мне в лицо бирками, как будто пиджак будет на мне сидеть лучше, если на нем написано что-то крутое. Когда я думаю о том, что какая-то нашивка на одежде может увеличить ее стоимость в десятки или сотни раз, мне становится не по себе.

- Но ведь в мире кино тоже так: имена актеров и режиссеров – это своеобразный брэнд, под который дают деньги и собирают полные залы.
- Вы про продюсера забыли. Очень важно, что за парень впрягается во все это безумие, именуемое нынче кинематографом. Если хотите, я могу побрюзжать, сесть сейчас поудобнее  и завести пластинку: «раньше кино было другим…», но вот, что я вам скажу, многие грешат этим, будто подобное словоблудие повысит их профессиональные ставки. На самом деле это все ****, если ты так говоришь, значит, ты лузер, ты вне игры, если ты профи, для тебя в любом времени применение найдется.

- Согласна. Скажите, мистер Пачино, не расстраивает ли вас тот факт, что для большинства людей, за исключением родственников и близких друзей, вы, прежде всего, собрание образов, экранных героев?
- Вы считаете это печальным? Может мне лечь и умереть из-за этого? Или напиться? Увольте, я так легко не сдаюсь. Зачем же я тогда бился о борта лодки всю эту гребанную жизнь? Лучше пусть люди подумают о том, какой адский труд у нас, мы ведь себя обжигаем, как горшки глинянные в печи, обрезаем и подгоняем под необходимую роль, вытягиваем, сплющиваем, отрезаем от себя по кусочку. От нашей плоти и души мало что остается к концу жизни, потому что мы все там, в этом мире, который принято называть иллюзией. И когда человек говорит: «О, это не Пачино, это Бенджамин Руджеро…», это же классно, потому значит, что ты попал в цель.

- Девиз вашего нового фильма «Крутые парни» - «Таких больше не делают»
- Это точно, мы крутого замеса. Таких, как я, Крис и Алан (Кристофер Уокен и Алан Аркин – К.Б.),  уже не делают. Да, вся наша старая гвардия, - засранцы мы были, конечно, - крепкие ребята (хохочет). Мы играли по-крупному, а нынешние, которые именуют себя менеджерами, играют мелко, при этом, хотят вложить цент, а получить тыячу долларов, ничего не хотят отдавать, себя не хотят тратить, за чужой счет мечтают прокатиться. Неправильно это. В кино та же история, оторви от себя плоть свою, и кинь в котел, тогда варево будет вкусное. Посмотрите на средневековых живописцев, как они себя истязали ради самого верного штриха, последнее с себя снимали, чтобы холст и кисти купить. А нынешнее поколение хочет на перинах спать, ничего не делать и быть королями.

- Что вам дала ваша профессия и что отняла?
- Боже, что за вопрос, вы хотите, чтобы я умом тронулся? Такое ощущение, будто я на кушетке у психоаналитика. Все, чем я занимался последние  пятьдесят лет, кому-то покажется делом плевым, подумаешь, текст выучил, встал к камере, прокричал в нее, сделал кульбит и поехал обратно к себе в Беверли Хиллз. Но так могут говорить те, кто идут мимо. Я не могу ответить на ваш вопрос.

- Совсем?
- Если вы профессионал в каком-то деле, то попробуйте себе задать такой вопрос. А когда ответите, задавайте его другим. Все просто, измывайтесь сначала над собой, так всегда делают умные дядьки в научных лабораториях, они на себе проверяют свое зелье, а уж потом мучают других. Так честнее (смеется).  (После небольшой паузы) Хотя, знаете, я скажу, что, все происходящее со мной по сей день, похоже на сон наяву. Умом я понимаю, что я как все: встаю по утрам, чищу зубы, завтракаю, иду на съемочную площадку, захожу в магазин за чем-то съестным, еду по магистралям Нью-Йорка, который гудит, как улей, вибрирует, пульсирует, визжит, бьет в барабаны, воняет бомжами, гудит поездами подземки. Вроде это все – реальный план, но я как стакан, который наполняет нечто особенное. Большинство людей наполненно отнюдь не ключевой водой, кто-то полон виски, кто-то дешовым пойлом за пять долларов, купленным в ночной забегаловке, кто-то думает, что в нем элексир, а на самом деле – болотная жижа. А я - во мне все время что-то переливается, клокочет, то кипит, то затихает, и все такое радужное, многоцветное, иногда кажется, будто я на самой волне, наверху и смотрю на все с высоты, а иногда накрывает с головой, и не знаешь – выплывешь ли.  Не знаю, как это назвать. Наверное, это и есть жизнь. 

- Что такое возраст?
- Вы меня спрашиваете? (улыбается). Вы думаете, я что-то об этом знаю? Это треснувший ствол векового дерева, мимо которого ходили мои родители, поседевший камень мостовой, скрип старого паркета, вчерашние соседские дети, которые сегодня выше меня на две головы. Новый вкус кофе, который пьешь последние тридцать лет, а заметил его только сейчас. Кто-то скажет, возраст – это морщины и седина в волосах. Бред. Это все внешнее. Возраст в голове и сердце. Возраст – это когда встаешь утром и говоришь: спасибо, Господи, что ты позволил мне сегодня открыть глаза, что мои ноги ходят, сердце бьется, суставы гнутся, а уши различают мою любимую музыку. Возраст – это когда ты улыбаешься чаще, чем обласканный родителями ребенок, потому что ты лучше знаешь, чего стоит вся эта жизнь, мать ее.  И еще. Когда вам захочется поныть, как тяжело жить на свете, кризис долбанный, обвал на биржах, квартплата подорожала, вы подумайте о тех, у кого угла нет вообще, об африканских детях, которые сохнут без воды под беспощадным солнцем, о городах, разрушенных цунами, о страшных инфекциях, не поддающихся лечению, о шахтерах, спускающихся под землю каждый день как в последний раз. И посмотрите на себя. Мне кажется, что если вы сравните эти картинки, вы поймете, что у вас все хорошо. И это чертовски здорово.

- Что время изменило в вас?
- Я до сих пор меняюсь. Например, понимаю, что сегодня у меня нет права не небрежность. Это в двадцать лет, когда молодость оправдывает все, ты можешь быть небрежным – в одежде, словах, шутках, и подобная манера поведения может вполне сойти за ощущение легкости, с которой ты относишься к жизни. Но мастера не обманешь, он вилит все. И сегодня я смотрю на неопаленных жизнью сопляков, которым даже в голову не приходит, что в жизни должно быть трудно, должно быть (делает интонационное ударение).  Понимаете?  Если вам легко, вы не туда идете.

- Ваш герой в фильме идет к священнику, чтобы исповедаться, а вы часто это делаете?
- Вам не кажется, что вопрос несколько бестактный?

- Извините, хорошо, сформулирую иначе, насколько вам близок жанр исповеди?
- Смотря, как и где. Если вы зайдете за кулисы искусства, - кино, литературы, театра, живописи – вы поймете, что оно все исповедь. Оно – некий концентрат мыслей, чувств, поступков, облеченный в некую форму.  Можно исповедаться в кабаке пьяному собутыльнику, это один жанр, можно пойти в церковь – это не для всех, а кто-то предпочитает выворачивать себя наизнанку перед камерой и со сцены. Но в этом есть лукавство, всегда можно сказать: это не я, это Майкл Карлеоне или Фрэнк Серпико. Скажу сразу, в пьяной исповеди смысла нет, потому что, вывалив на голову несчастного прохожего свои проблемы, ты легче не становишься. Поверьте, я знаю об этом не понаслышке.

- В фильме ваш герой говорит: «Мы умираем дважды, первый раз, когда перестаем дышать, и второй раз, когда наш последний друг произносит наше имя…».
- Да, мы живы, пока нас помнят. Мне кажется, это правильно. А если не так, как какого черта ты вообще приходил? Мы здесь, чтобы чему-то научиться и что-то сделать. Не для себя, для других. Например, поднять и убрать с дороги камень, чтобы другие могли проехать, вырастить новый сорт роз или марихуаны (озорно смеется), нет, лучше все-таки роз.  Чтобы родить ребенка, построить дом,  с книгой сложнее, к этому нужно особое умение. И по результатам жизни услышать, как кто-то скажет: «Этот парень – мастер, он знает свое дело». Вы спрашивали меня про возраст, и у меня вот еще какая мысль родилась – люди, долго пожившие, начинают понимать, что имеет цену, а что всего лишь шелуха. И это понимание делает их милосердными. Да, запишите именно так, милосердие – это то, к чему мы все приходит. Должны приходить.

- Дружба, для вас это важное понятие?
- Это не понятие, а суть жизни. Если ты настоящий мужик, то у тебя есть друзья. Сейчас все как-то иначе, дружба проверяет на прочность, она не всем по плечу. В «Реальных парнях» об этом хорошо сказано. Кстати, ыы никогда не задумывались, почему о временах молодости старики говорят: как в старые времена. Парадокс, правда?  Единственное, что меня раздражает, когда тебе начинает казаться, что ты что-то не доделал, не дотянул, не допрыгнул. А оставалось всего чуть-чуть. Но, не сбылось. Есть какие-то вещи, которые только твои. Никто за тебя их не сделает. А сидеть и брюзжать: «я сделал неправильно, не надо было вообще это делать», глупое занятие. Если сделал, значит, так тому и быть.

- Есть ли в воспоминаниях горечь?
- Горечь? Да бросьте, если она и есть, то только потому, что печень болит, надо меньше пить и есть жирное. А вообще, старики – могучий народ, их ничем не перешибешь, крепкие как табак, чувствительные, как дети. Как смеется мой друг Кристофер, период подгузников мы все проходим дважды – младенцами и стариками. И если в 70 тебе памперсы не нужны, это большая радость. И знаете, пока крышка гроба не захлопнулась, ничто не потеряно. Надо жить, дышать, говорить, что думаешь, плыть, бежать, любить, прощать, играть и держать свои глаза широко раскрытыми.

(Опубликовано в журнале "Free Тайм", 2013)