Таран

Посвящается Льву Львовичу Рыбчевскому

     Я хорошо помню, как произошла наша встреча.
     Это совсем не сложно.
     Случилось она на сороколетнем юбилее нашей приятельницы – Елены Львовны Рыбчевской – Кравченко.
     Отмечавшимся у нее дома.
     Событие праздновалось пышно и растянулось на три  дня.
     В-первый день были приглашены многочисленные консерваторские друзья и коллеги, на второй – родня и все, приравненные к ней, на третий – дальнее окружение, в том числе и друзья ее мужа Виктора, к коим были причислены и мы с женой.
     Гуляли в их небольшой двухкомнатной квартире на Большой Дорогомиловской улице.
     На самом верхнем этаже красивого сталинского дома.
     В первый день Витька  удивил гостей  шашлыками, пожаренными на настоящих углях и в настоящем мангале, установленном на крохотном балкончике их квартиры.
     Готовка шашлыков в день второй была временно приостановлена пожарной командой в полной униформе, добравшейся как-то незаметно и безо всякой помпы по высотной лестнице до терпящего бедствие балкона. 
     «На огонек».
     Сначала - к тихому ужасу, а затем – к всеобщему восторгу всех присутствующих.
     Сердитый старший лейтенант – руководитель расчета, после горячечного Витькиного объяснения смягчился. И даже сказал тост за юбиляршу. Всем налили по полстакана водки, которую заели  тем самым шашлыком.
     Инцидент был исчерпан.
     В силу данного обстоятельства  третий день обошелся без кавказских кулинарных изысков. Пили водку, ели салат «Оливье» и жареных на сковородке кур.
     В самый разгар веселья зашли «на минутку» Ленкины родители – интеллигентнейшая моложавая мама и солидного вида седовласый отец – Лев Львович.
     О своем тесте рассказывал Витька как-то, что был он в войну летчиком, а в брежневские времена - одним из руководителей аэропорта «Внуково».
     Что с военных лет дружил с летчиком Кожедубом, с которым заявились они однажды в веселом настроении в два часа ночи  к Витьке домой посмотреть на только что выписанную из роддома внучку Катерину.
     Витька был нрава крутого и нежданных гостей выпроводил.
     А я сильно удивлялся  и не мог понять, как можно было прогнать трижды Героя Советского Союза.
     Познакомились мы на балконе, куда Лев Львович вышел перекурить. В перерыве между тостами.
     Был конец мая. Стояла теплая летняя погода.
     - Видишь эти облака? – неожиданно спросил меня Лев Львович
     Я поднял голову и действительно увидел на чистом, словно выстиранном, ярко-синем небе три белоснежных пушистых облака, движущихся не спеша друг за другом с небольшим интервалом.
     Я кивнул.
     - Выбирай любое – предложил он.
     - Зачем? – удивился я.
     - Потом узнаешь – ответил он - выбирай и смотри внимательно.
     - Среднее – сказал я после небольшой паузы,  не отрывая взгляда от облаков. И искоса поглядывая на Льва Львовича.
     Тот тоже стал внимательно следить за облаками.
     Ничего сверхестественного не происходило.
     Секунд пятнадцать – двадцать.
     Пока вдруг среднее облако не стало искриться и переливаться, словно новогодний шарик в лучах света.
     И не растаяло в считанные секунды, оставив в небе только первое и последнее. И большой кусок чистого неба между ними.
     - Продолжай – сказал Лев Львович
     Я снова выбрал.
     Сначала первое, потом - последнее.
     Все  повторилось.
     И не видно было больше в небе облаков.
     Только бескрайняя синь.
     И обескураженный я. На балконе.
     На мои удивленные вопросы рассказал мне Лев Львович, что заметил за собой подобный талант в сорок первом году.  В госпитале, куда попал  после августовского воздушного тарана в небе над Ленинградом.
     Летал он на истребителе. Их авиачасть прикрывала ленинградское небо от немецких бомбардировщиков.
     В одном из вылетов сцепились они с шедшими на город бомбардировщиками и истребителями прикрытия.
     В суматохе боя был расстрелян боезапас. Но ближайший «Хейнкель» продолжал упорно лететь в сторону города.
     - Он был так близко, что я отчетливо видел лицо хвостового пулеметчика – рассказывал Лев Львович – и то, как разворачивал он турель пулемета в мою сторону.
     - Я был молод, азартен – он помолчал минуту – обидно было пропустить врага к городу, решил рубануть его винтом. И прибавил газу, догоняя пытающийся оторваться  сто одиннадцатый. До сих пор перед глазами белое, перекошенное ужасом лицо стрелка и направленный в мою сторону пулеметный ствол.
    Он помолчал немного. Показалось даже, что в этот момент он вновь заглянул в глаза немца, суетящегося у пулемета.
     - Хруст разрушаемого винтом  хвостового оперения немецкого самолета и  пулеметную очередь я услышал одновременно – продолжал Лев Львович.
     - Летел я в ночном штормовом небе. И только молнии сверкали повсюду. Красота – дух захватывало. Одна молния в меня попала – огромная и необыкновенно яркая на фоне черно-багрового неба. Ударила в позвоночник. От боли я открыл глаза и увидел солнце и мой падающий самолет. Едва хватило времени, чтобы выправить его и  приземлиться на поле недалеко от позиции наших зенитчиков. А очнулся я потом уже только в госпитале. Оказалось, что пуля из немецкого пулемета попала мне в рот, выбила зубы и вылетела сзади. Протезы – он звонко простучал пальцем по своим передним зубам.  Все очень тогда удивлялись, что жив остался.  Потом приехал в госпиталь  командующий воздушной армией, целовал, обнимал. Сказал, что представили меня к званию Героя. Все произошло днем над нашими позициями, множество народу видели и сам таран и падающий «Хейнкель». Но вместо Героя  дали мне Орден Красной Звезды. Говорили потом шепотом, что Сталин запретил тогда, в сорок первом, присваивать звание Героя на ленинградском фронте. Якобы зол был на ленинградцев. Да и тараны в начале войны не приветствовались еще. Считались порчей казенного имущества.
     После госпиталя врачи Льву Львовичу летать запретили, был он переведен в штаб истребительной авиации ПВО, где и довоевал  до конца войны.
     - Сейчас – гордо сказал он – если мне дождь на даче не нужен, то его и не будет. У нас в поселке все об этом знают. И часто прибегают ко мне с просьбой разогнать облака.
     - Меня и ученые разные изучали – не без гордости констатировал он -  удивлялись моему феномену.
     И я удивлялся.
     Этому труженику великой войны. Так просто и буднично  рассказывающему о том далеком героическом эпизоде из страшного сорок первого.
     И восхищался им.
     Дав себе слово когда-нибудь обо всем услышанном обязательно рассказать.
     А слово свое я всегда держу.

На фото из открытых источников - МиГ-3, Рыбчевский Л.Л. и сбитые им в августе 1941 года Ме-110 и Хе-111