Глава 1. Райские птицы

Есть такие люди. Застрявшие на одном кадре своей жизни. Прокручивающие его вновь и вновь в своей голове, в надежде на то, что они смогут увидеть вдруг нечто, чего раньше не замечали. Какое то объяснение. Очень маленькую деталь, ставящую все на свои места. Или может быть знак, символ, все что угодно. Этот кадр въедается в их память настолько прочно, что время бессильно его стереть. Он, как любимая фотография, хранящаяся во внутреннем нагрудном кармане. Которую достаешь время от времени и сверлишь взглядом, пытаясь заглушить внутреннюю тоску. Обычно на фото давно мертвый человек. "Возможно если смотреть на нее слишком долго, то он выйдет оттуда, проберется сквозь матрицу и станет трехмерным и живым, с бьющимся сердцем". Так размышляют эти люди. Они просто не могут смириться.
Найджел Смит именно такой. Ему говоришь - "Какой соус Вы будете брать к картошке фри, сэр?", а он вспоминает ее - Дэниил. Как они вместе болтают о чем то далеком от политики, экономики, долгосрочных планов и вообще здравого смысла в том кафе, где он в последний раз ее видел. На углу Аллен и Делэнси-стрит. Просто потому, что она никогда не брала соус к картошке.
Ему - "О, какие чудесные орхидеи у Эллис на окне", а он видит, как Дэниил улыбается, сидя напротив него, и вертит прядь каштановых волос на пальце. Просто потому, что орхидеи ее любимые цветы.
Кто-то кричит - "Осторожнее, машина!", а у Найджела перед глазами она, пьющая из трубочки свой кофе и, закусывающая губы, в такой милой манере. Потому, что они так познакомились - он спас ее на одной из опасных нью-йорских дорог.
Почти все напоминает Найджелу о ней. И каждый раз он возвращается к одной и той же сцене. Дэниил пьет кофе и смеется над его шутками. Они не смешные, туповатые, но ей нравится смеяться. Она делает это даже, когда он замолкает.
- Что?
- У тебя смешное лицо.
Ее глаза, глубокие как ее душа. Они блестят. И Найджел, как обычно, не верит своему счастью. Он улыбается своим мыслям, как раз, когда Дэниил шутит на счет маленькой собачки у девушки за соседним столиком.
- Прости, что ты сказала?
- Ну ты и задница, Найджел! - выкрикивает она, привлекая недоуменные взгляды. - Я думала ты улыбаешься моей шутке!
Она опять смеется, когда Найджел просит прощения.
Потом они какое то время сидят в тишине. Просто смотрят друг на друга, посылая мысленные признания в любви. Дэниил берет салфетку и пишет на ней помадой. Она сворачивает ее и передает Найджелу. Он опускает глаза, рассматривая белую ткань. Улыбается, пытаясь представить, что там может быть. Бросает взгляд на Дэниил. Она сидит, закусив ноготь и сморщив нос, как проказливый ребенок. Найджел разворачивает салфетку и читает алые буквы. Он хмыкает.
- Что ты имеешь в виду...
В тот момент за окном пролетала бабочка. Найджел хорошо это помнит. Он уже тысячу раз возвращался к этому кадру своей жизни. Он помнит, что на стене висела картина, на которой была изображена извилистая дорога в лесу. Такая примитивная, не несущая ничего в себе картина, которые вешают в таких вот кафешках, в дешевых отелях и в домах престарелых. Еще парня в другом окне. Он рылся в каких то бумагах, и одна из них вылетела у него из рук, и ветер прибил ее к стеклу. Найджел успел рассмотреть, что это билет на рок-группу, прежде чем, в следующее мгновение, парень не схватил его и не сунул в карман. Помнит, как официантка принесла чизкейк девушке, недалеко от его столика, как она подвинула свой ноутбук, что бы освободить место. Но это все потом. Первое, что Найджел увидел, подняв голову от букв на салфетке, это пустой стул перед ним.
Дэниил не было. Совсем. Испарился даже запах ее цветочных духов. Вот так в одну секунду, где то между тем, как он прочитал слова, написанные губной помадой и поднятием головы. Она растворилась в атмосфере. Расщепилась на атомы. Взорвалась на столь маленькие кусочки, что они осели пылью на пол.
Сейчас, когда Найджел уже в который раз, просматривает этот момент в своей голове, он знает, что все было так и никак иначе. Его девушка исчезла. Тогда, пару лет назад, после нескольких лихорадочных мотков головы, он выскочил на улицу, предполагая, что единственно возможным, было то, что пока он читал, она тихо пробежала мимо него и ушла из кафе. Как? Почему? Он не знает, но это разумно, в отличие от всего остального. На улице ее не было. Во всю длину Аллен и Делэнси-стрит, насколько хватало его взгляда, не было ни одной девушки с длинными каштановыми волосами, в цветной футболке и джинсах. Ни одной. Еще он запомнил точное время потому, что посмотрел тогда на наручные часы. Найджел сразу понял, не осознавая еще всей абсурдности и драмматизма ситуации, что этот момент очень важен и необходимо запомнить его до мелочей. Его девушка испарилась в воздухе в двенадцать часов тридцать две минуты.
С того дня жизнь Найджела превратилась в постоянную перемотку назад. Вот он сидит с Дэниил, она смеется, молчит, пишет на салфетке, передает ему, он смотрит вниз, потом на нее - Дэниил еще тут, разворачивает салфетку, читает, поднимает голову, видит пустой стул, видит бабочку, видит парня, билет, официантку с чизкейком, девушку и ноутбук, выбегает... и снова. Он пытается найти ответ. Люди не пропадают бесследно. Это невозможно. Бедный Найджел, он никак не может смирится с тем, что этот кусочек его памяти уже затерт до дыр, он не найдет там ничего нового. Но он просматривал его, как кинофильм каждый вечер перед сном, утром за чисткой зубов, по пути на работу, по дороге домой, с друзьями в баре и каждый раз, когда кто-то говорил о вещах каким то образом к ней причастных.
Родные и друзья, которых вдруг стало так много вокруг него, орали, раздражая барабанные перепонки, что бы он наконец очнулся, что Дэниил нет, и искать ее надо не в прошлом, а сейчас. "Ты не способствуешь полиции - говорили они - ты хорошо ее знаешь,  у нее были проблемы? кто ее мог похитить?" А кто то даже сказал, вроде это был дядюшка Вернон - "Может она сбежала от тебя?" Да, это был дядя Вернон, больше никто не мог.
Найджел не слушал. Это не было похищением или побегом. Дэниил занималась художественной росписью стен, картинами акварелью и гербариями. Вряд ли ее похитили из-за каких то долгов или с целью выкупа. Тем более уже два года, никто с ними поэтому поводу не связывался. Нет, Дэниил Моррис ушла из этой реальности. То, что такой человек, когда то существовал, напоминали лишь кадры с камер видеонаблюдения, развешенные по всему городу, запечатлевшие, как они вместе заходят в кафе, а уходит лишь он, ее небольшая квартирка в Нижнем Манхэттене со всеми вещами, несколько картин в домах ее покупателей и незаконченная стена в филиппинском ресторане.  Ну еще разбитое сердце Найджела Смита и, написанные губной помадой слова на салфетке, что хранится в ящике его комода рядом с кроватью - "Запомни меня такой".

                ***

Эта невысокая худая девушка, прислонившаяся к кирпичной стене, ее зовут Чарли Дэвис, и ты даже отсюда слышишь как тяжело она дышит, видишь как сильно вздымается ее грудь. Она пытается собрать мысли в кучу, но они упрямо разбегаются. Нет никакой схемы, логики.  Лишь этот хаос в голове. Никакой конкретики. Нет четкого представление о чем либо. Да, здесь рядом очень много людей. Она это чувствует потому, что ей не по себе. В этом месте ее мозг превращается в месиво из чужих и своих мыслей, из образов, непроизвольно отобранных, ей не принадлежащих. Осколки воспоминаний, которых у нее не может быть. Ее голубые глаза бегают по земле, а руки судорожно сжимаются в кулаки. Сглатывает. Еще раз. Очень старается успокоиться, но ей требуется на это гораздо больше времени, чем обычному человеку. Она вся - набор лишних телодвижений, сгусток нервной взрывоопасной энергии.
Что же она должна отдать? Чарли хватается за карман. Достает ярко красные таблетки. Явно не лекарство, не может оно быть столь вызывающего цвета. Не лечит, тогда может стимулирует. Точно ни для нее. Чарли нужно что-то блеклое или пастельное, всем своим видом наводящее на мысль об успокоительном. Сердце девушки стучит так, словно ему тесно в рамках ее груди.
Наконец Чарли поднимает голову, что бы осмотреться. Узкий грязный переулок, зажатый между одинаковыми обветшалыми домами из красного кирпича. Одна из подворотен в спальном районе на юге Бруклина. Ничего особенного. Вокруг разбитые, наверное о чью то голову бутылки, окурки дешевых сигарет, лужи мочи и, ожиревшие от хорошей жизни крысы. Мусорные баки, внутри которых мусора меньше чем снаружи, раскрывшие зловонные пасти. У одного из таких сидит бомж, окруженный почти видимым ореолом запаха гнили, и довольно похрюкивает, поглядывая на странную девушку сквозь джунгли лицевых волос.
Среди всего этого великолепия - прямо перед ней дверь, вшитая в стену совсем из другой реальности. Словно кто то в глубокой депрессии начертил картину своей жизни, и чья то любящая рука дорисовала выход. Голубая дверь с новейшей дорогой камерой и домофоном, так надменно и унижающе глядящая на Чарли. Она дергает головой, встряхивая короткими светлыми волосами. Несколько минут мнется, борясь со всеми своими внутренними Я, хотя понимает, что уже здорово опаздывает. В некоторые места надо приходить пораньше лишь для того, что бы решиться посетить их до закрытия. Наконец девушка резко выдыхает, как-будто понимает, что разворачиваться поздно. Она сует два пальца в рот и вместе с коктейлем из говяжьего мяса, макарон и яблока извергает на свет маленькую черную пластинку. Звонит в домофон. Ей отвечает резкий грубый голос:
- Приложи к скану!
Чарли подпрыгивает на месте от неожиданности. Она прикладывает пластинку к устройству справа от двери, и через секунды пищащего звука, голос приглашает ее войти. Она заходит, будто ныряя в бассейн, заполненный тяжелой музыкой и играющим светом, под которым десятки разноцветных тел, кажутся кадрами плохо смонтированного фильма. Девушка еще раз сглатывает и кивает огромному охраннику, впустившему ее. Он напоминает шарпея, вздрагивая всеми своими складками, когда отвечает на кивок. Чарли осторожно и медленно, насколько позволяет ей это собственное дерганное тело, идет сквозь толпы людей. Очень тяжело, как будто увязнув в смоле, она пробирается через атмоферу первобытного безумия. Хаос внутри и снаружи, и это уже слишком. Ей надо отдохнуть, нужен зеленый чай, безлюдное место и тишина.
Здесь даже самая буйная фантазия устыдится своей никчемности. Татуировки, пирсинг, шрамирование, ипланты, волосы всех цветов мира. Вот этот парень как ходячая биография самого себя. На его теле вся его жизнь - от даты рождения до любимого блюда. А эта девушка, сидящая за стойкой, флиртует с барменом, бросая на него вгляды змеиных глаз и периодически высовывая раздвоенный язык. Сам бармен с зеленым ирокезом и туннелями в ушах и щеках, таких, что через дырки видно все его зубы.
Чарли сказали, что пропустить Фазана она не сможет, но здесь легко затеряется шестиногий розовый слон. Она мотает головой во все стороны. Ее задевают за плечо, толкают в спину, бьют по лицу, чьи то липкие ладони хватают ее за щеки и заставляют посмотреть в свои черные обдолбанные зрачки. Эти колодцы вместо глаз будто высасывают Чарли душу. Она медлит всего секунду, после чего ее кулак, с неимоверной для такой хрупкой девушки силы, приземляется наркоману в висок. Ты можешь слышать как раздается глухой стук и видеть как тело соприкасается с полом, а после тихо уползает куда то в темноту. Кроме тебя этого никто не заметил.
Наконец Чарли понимает кто ей нужен. Она сидит в дальнем углу. Яркая как райская птица. Блондинка подходит ближе и нависает над столом. Фазан поднимает только глаза из под длиннющих нарощенных ресниц в розовую крапинку. Похожи на перья. Глаза тоже искусственные - черная спираль, уходящая в глубину. Глаза-гипноз. На нижних ресницах приклееные оранжевые и синие бусинки. На щеках кристалики в форме капель, словно слезы. Лицо сильно затонировано, губы накрашены бледной помадой, будто бы девушка сильно замерзла. Ну и конечно же волосы. С правой стороны все выбрито, обнажая проколотое по всей длине ухо, с правой хаотично постриженная грива розовых в перемешку с голубыми волос, до поясницы. Пирсинг в брови, по обоим сторонам нижней губы, в носу. Что то тебе подсказывает - разговор будет интересный.
Не получив приглашения, Чарли усаживается напротив. Девушка - птица сверлит ее линзами. Смотрит не в глаза, а куда то внутрь, так глубоко, что задевает легкое, и Чарли морщится.
- Мне сказали, что ты любишь красное.
Эти слова даются Чарли с трудом, но это ее слова. Они пробрались сквозь толщу чужих фраз, каким то образом засевших в разуме Чарли. Фазан вытягивает губы в трубочку, потом еле заметно ухмыляется. Она кладет подбородок на руку с длинными ногтями и проталкивает свой взгляд еще глубже. Хватается им за желудок. Говорит опять Чарли:
- А я вот красное не люблю, но мама как назло купила мне красную юбку. Ну сука, что с нее взять!
Глаза щурятся под тенью павлиньих ресниц. Над столом уже на визуальном уровне появляется негативное напряжение. Голова Чарли начинает дергаться.
- Я, ****ь, не в гляделки пришла играть. Я хочу отдать тебе сраную юбку. Я ее носить не буду!
Тут Фазан прыскает от смеха, обнажая белые зубы.
- Ох, девочка, какой замечательный спектакль! В стиле "птичка вылетела из клетки, выпускайте ястреба". И типа если кто услышит, то реально подумает, что ты мне в клуб юбку приперла. Давай уже наркоту сюда, идиотка, я не буду играть в особо секретные операции.
Она раскрывает ладонь, на которой вытатуировано "Only here I can save my life*1". Чарли кривит лицо и резко, как кошка, вытаскивает таблетки и кидает их в ладонь. Потом, с такой же скоростью скрещивает руки на груди и одевает неприступное выражение лица. Все это заняло долю секунды. Словно на волю выбрался герой мультика, что бы немного поиграть во взрослую жизнь.
Фазан не успела даже дернуться. Она так и сидит с раскрытой ладонью.
- Ух ты! - после секундного молчания говорит она. - И давно это у тебя?
- Что именно?
- Такое острое шило в заднице?
- У меня вроде какая то болезнь, не знаю. Для меня жизнь, как замедленная съемка. Делаю все в три раза быстрее. Даже говорить не могу спокойно.
- Вот это уже интересно.
Фазан наконец сжимает пальцами таблетки и убирает в карман. Чарли косится на ее руки.
- Проверять не будешь?
Фазан поднимается.
- Щас проверим. Туалет там, Колибри.
Чарли вскакивает, не обращая внимания на прозвище.
- В туалет я не пойду. Там зеркало!
Птица поднимает одну бровь. Она хмыкает и опять еле заметно улыбается одной сторой губ.
- Это уже очень интересно.

Ты видишь эти опшарпанные кабинки, расписанные стены фразами, которые вряд ли мог породить адекватный разум. Заплеванное зеркало с запекшейся кровью в некоторых местах, ржавые краны и конечно же мигающая лампа, как завершение картины. Сюда заходят две девушки. Одна высокая и разноцветная, как новогодняя елка. На ней черная майка с психоделическим рисунком в виде медведечеловековолка, озаренного светом, коричневая кожаная куртка, джинсовая короткая юбка и кожаные сапоги без каблуков. На вид года 22. Вторая пониже - натуральная блондинка, с окрашенными в коричневый толстыми бровями, и кожей цвета слоновой кости. Минимум косметики, правильные и нежные черты лица. Такая миловидная кукла. Если бы несколько минут назад ты не видел, как она отработанным хуком уложила взрослого мужика, ты бы мог подумать, что она из тех, кто режет небольшой кусок стейка на еще более маленькие части прежде чем отправить их в рот. На ней высокие цветные кеды, короткие джинсовые шорты, белая футболка с надписью "Fuck the system*2" и спортивная красная куртка-бомбер с белой буквой "А". Чисто по-американски. Ей не дашь больше 18. Ты замечаешь, как блондинка встает в самом углу, так чтобы не видеть себя в зеркале. Не знаю видишь ли ты оттуда, но ее руки дрожат.
Фазан без лишних раздумий кладет таблетку в рот и запрокидывает голову. Глотает. Затем протягивает еще одну Чарли.
- Держи, Колибри. Если это действительно качественный товар, то ты заслужила. Если это какое-нибудь палево, заставляющее блевать собственными органами, то тоже заслужила.
- Ты серьезно?
Девушка с опаской косится на красную таблетку. Красный сигнал светофора, красная кровь, красные предупреждения, все это не просто так. Дьявольский цвет.
- Может быть у тебя и чрезмерно быстрое тело, но разум твоя болезнь не задела.
Этот моральный укол заставляет Чарли молниеносно схватить наркотик и сунуть в рот. Потом она глотает, и вместе с этим глотком у нее появляется чувство как у самоубийцы только, что полоснувшего себе по вене. "****ь, зачем?!" Она дергается всем телом, не от прихода, а от того, что просто не может стоять спокойно. Фазан же абсолютно невозмутима, она смотрит на себя в зеркало, прямо в искусственные глаза, словно хочет залезть в саму себя и проверить все ли там на месте.
Через минуту или две, почти в полной тишине, нарушаемой лишь заглушенной музыкой и жужжанием лампочки, ты слышишь тихий смех через нос. Это Фазан. Она смотрит уже не на себя, а на прибалдевшую Чарли, которая в несвойственной ей манере буравит взглядом стенку кабинки прямо перед собой, не шевелясь ни одной частью тела. Тут высокая девушка начинает смеяться в голос, запрокидывает голову вверх и театрально громко декларирует, размахивая руками:
- И красиво погибают стены, что создавались вокруг тебя годами. И красиво погибает общество, которое неустанно их возводило. И красиво погибает твой разум, который позволял этому обществу держать тебя в стенах. И остаешься лишь ты и твое безумие.
Она хватает Чарли за плечи и заглядывает в глаза.
- На что ты покинула нас, Колибри?! В какой мир ты ушла? Неужели там лучше, чем у нас?
Она заходится хохотом и сползает, скользя руками по телу Чарли, на грязный пол.
Если у тебя есть такие способности, то можно попробовать заглянуть в разум Чарли. Если же нет, то тебе остается наблюдать, как две обдолбанные девушки в клубном туалете потерялись где-то в лабиринтах своего искалеченного мозга.

"Я слышу только себя. Какое счастье, не выбирать из потока мыслей и чувств, именно свои. Не разгребать это бездонное ведро с грязным бельем, что бы найти лишь одно свое полноценное Я. Еще не поздно уйти, к этим людям, не таким как все. Бросить, предать тех, кто говорит мне, что они - эти обладатели разрушенной психики, опасны.  Смело я рассуждаю. Потому, что сомневаюсь, что те умные нормальные люди, которые меня окружают, это не медузы, состоящие на 100% из воды, что они льют нам в уши ведрами, а мы не мальки, плавающие косяками, туда куда скажут. А когда одна рыбка отбивается, то все, она пропащая. Кто ее найдет, такую маленькую в целом океане?! Ее сожрут акулы или мурены, а если не сожрут, то она сама сдохнет от собственного страха. Так говорят те медузы. Но на самом деле, эти отбившиеся мальки, превращаются в ярких рыб коралловых рифов. Их бояться тронуть потому, что их яркость - это сигнал об опасности. Это значит, что они ядовитые. А я кто? Застрявшая на границе. Одна моя часть все еще плывет в общем косяке, а другая уже окрашивается в яркие цвета.Я делаю свой выбор и создаю голубую птицу у себя в голове."
Да. Чарли, в отличии от Фазана, чувствует себя намного лучше. Ее разум выстраивает целостную цепочку рассуждений. Никаких, прилетевших из ниоткуда фраз, лишних букв и слов, не подходящих к ситуации. Все ясно в ее голове. Это невероятно.
 Чарли не дергается. Без нервов. Лампа, работающая из последних сил, наконец гаснет, и единственным источником света остается подвальное небольшое окно. Они здесь уже минут 20, но никто так и не зашел...
- А мы мечтали о другом.
Чарли даже не пугается. Она медленно поворачивает голову к источнику голоса. К стене, где только, что никого не было. Она ничего не видит, только темноту.
- Да? И очем же? - спрашивает Чарли.
- О летнем дожде на разгоряченной коже, о разгоряченной коже на упругих мышцах, о глубоких вдохах и свистящих выдохах, о вкусе еды, о чувстве наполненного желудка, о голоде и боли, о мозолях на уставших ногах - отвечает темнота.
- А вам этого не дано.
- Нет.
Это нечто выходит на тонкую полоску света, льющуюся из окна. Чарли смотрит в глубину пустых глазниц. На голый череп. На живой скелет, стоящий перед ней. И прежде, чем Чарли успевает открыть рот в крике, рвущемся наружу, ее хватают за руку с другой стороны. Будь она в нормальном состоянии, этому человеку сейчас бы не поздоровилось, но Чарли слишком заторможена. Она поворачивает голову и встречается взглядом с Фазаном. Та кричит, но Чарли слышит только отдельные звуки. Между ними тонкая материя. И Чарли напрягается, она становится сплошным слухом. Сквозь невидимую пелену доносятся слова:
- Ты привела за собой хвост!
Стена между ними рушится. К Чарли возращается ее хаотичность. Она понимает, что пора. Из-за этой таблетки, она чуть было не пропустила штурм.
- Я не знаю, ****ь, куда бежать! Они уже внутри - Фазана трясет и она хватается за голову.
- В окно!
- Ты че, оно слишком узкое! Ты до туда даже не доберешься.
Чарли не спорит. Она просто достает беретту из кармана и стреляет в окно. Через несколько секунд они уже снаружи. Они бегут, оставляя за собой крики и выстрелы, голос, разнесенный по всей улице громкоговорителем - "Вы окружены, не пытайтесь сопротивляться."
Кто-то из них оставляет лишь временный приют, а кто-то свою жизнь.      

                ***

Недалеко от двух красных домов стоит черный джип. Он расположен именно так, что бы пассажирам была видна голубая дверь. Этого красивого мужчину с идеальными чертами лица, легкой небритостью, стоящей прической, пухлыми губами и блестящими глазами зовут Алекс Броди. Дитя южных штатов. Он у руля. Причем всегда.  Молодая женщина рядом - смесь аргентинской и колумбийской крови. Жгучая брюнетка со стальным взглядом. Не менее красивая. Ее зовут Симона Торрес. Они не сводят глаз с Чарли, которая блюет на землю, а потом роется в своей блевоте руками.
- Тебя это не заводит, Симона?
Мужчина улыбается, и его глаза блестят еще сильнее. Женщина морщит нос.
- Алекс, мне иногда кажется, что ты ничуть не лучше этих психов.
- Ничуть. Я тоже прячу ценные вещи в желудке.
Симона качает головой, цокая языком, а мужчина хихикает.
Ты уже знаешь, что они работают вместе давно. Это видно по их манере разговора. По тому, как они сидят, вроде бы расслабленные, но на самом деле готовые в каждую секунду прикрыть друг друга. Ты видишь, что они больше, чем просто напарники. Эти невидимые нити, что порой связывают совершенно разных людей и делают из них одно целое. Они сотканы из самой прочной ткани и натянутыми между их телами.
Есть что-то болезненное в их красоте. Эти глаза, которые видели так много. Руки, нажимавшие на курок так часто, что это перестало нести за собой моральное напряжение. Плотно сжатые рты, хранящие так много несказанных слов. Эти надломленные души в яркой упаковке. Доброта, смешанная с неотвратимостью жестоких действий. Они солдаты на войне, которую никто особо и не замечает. Никаких благодарностей и медалей. Они как супергерои, за костюмами которых не видно их самих.
- Ты нервничаешь, я вижу.
- Здесь по-любому будет перестрелка, Алекс. Тут полно людей. Из них много детей. Мне иногда просто неприятно представлять их шок, когда прямо перед их подъездами устраивают бойню.
- Бойни не будет, о чем ты? УПФ работает, оно подавляет мозговую активность этих уродов в радиусе трех километров. Нам не придется стрелять.
- Алекс... - Симона останавливает его, немного раздражаясь. - Ты их знаешь. Если их мозг выйдет из строя, они перейдут в атаку, как обычные люди. Этот улей мы искали долго, скорее всего здесь экземпляры с самыми сильными отклонениями. Придется отбиваться, а вокруг жилые дома.
- Ой брось, Симон! - мужчина кривит лицо. - Мы живем в мире, где убийство не считается достаточно жестоким, если в нем нет расчлененки или каннибализма. ****ь, ты вдумайся! Сейчас, когда говоришь, допустим - "Ты представляешь, Рейчел, которая пропала три дня назад, ее нашли мертвой под мостом!" В ответ слышишь - "Кошмар! И как же ее убили?" - "Да просто застрелили." - "Ааа, ну понятно. Не хочешь посмотреть как красиво у меня зацвели георгины в саду?" Понимаешь, где то в глубине души, они даже хотят, что бы у Рейчел были вытащены все внутренности или она была распята на кресте в Центральном парке, словно Иисус. С той минуты, как она пропала, все только и ждали, что бы ее нашли обезображенную до неузнаваемости. Тогда можно было бы обсудить что то кроме этого опостылевшего сада, сменить затертые темы о несносных детях, гулящих мужьях и расточительных женах. И насрать, что Рейчел жила через три дома и еще совсем недавно здоровалась с ними по утрам, главное, что бы было о чем поговорить.
- У этой Рейчел есть реальный прототип?
- Нет, Рейчел - бестелесная героиня моих баек о социальной деградации общества.
Симона улыбается и качает головой. Видно, что ей легче.
- Что бы я без тебя делала?
- Наверное сдох...
Из их наушников, сквозь скрежет и шум, доносится голос.
- Я слышала, ты любишь красное.
Оба замолкают. Теперь они ждут сигнала.

- В туалет я не пойду! Там зеркало!
Симона кидает недоуменный взгляд на Алекса.
- Зачем она сказала про зеркало?
- Тшшш, значит у нее есть какой то план.
Еще через какое то время женщина всплескивает руками.
- Она, что взяла таблетку?
- Не знаю. Тихо!
- Ты слышал этот глоток, она съела эту гребанную таблетку!
- Симона, твою мать!
Они замирают, вслушиваясь в звуки. Но в наушниках тишина. Чарли молчит.
- Почему нет сигнала?
- У нее не получается.
- Она уже в туалете, значит можно.
- Нет, Симон, все провалится, ждем.
И они ждут. Пять минут, десять, пятнадцать.
- Смотри!
Симона указывает пальцем сквозь переднее окно машины. Там в воздухе какая то нестабильность. Словно на улице очень жарко, и от земли поднимаются потоки горячего воздуха. Хотя нет, это экранная рябь. Испорченный сигнал. Что то упрямо деформирует эту вселенную. Участок воздушного пространства рвется. Он в агонии. Пытается сохранить свою целостность, но то, что его рушит сильнее. На пустом месте понемногу, проявляется нечто. Оно шьется из ткани чьей-то фантазии. Перья, строящие птичье тело, голова, в чьи глазные отверстия заливаются красные зрачки. Наконец птица распускает огромные голубые крылья. Они кладут тени по обеим сторонам от машины и Симона говорит, она сама слышит свой голос, как нечто чужое:
- Пора.
Улица мгновенно заполняется людьми и их криками. Они выбегают из машин с оружием в руках и бронежилетами на теле. Из фургона, который ты вряд ли мог заметить, выпрыгивает группа в черной спец-одежде. Только что ничем неприметное здание оказалось в кольце.  Не защищено лишь одно подвальное окошко. Алекс говорит в рацию:
- Томас, врубай УПФ.
И через секунду по всему району, проносится волна. Почти никто этого не замечает. В радиусе трех километров, лишь некоторые чувствуют странный щелчок в голове, как будто какая то функция отключилась. Художники и дизайнеры вдруг теряют свои идеи, писатели замирают над клавиатурами в ступоре. Бухгалтеры и инженеры, напротив чувствуют ясность в головах. А люди за голубой дверью вдруг становятся беспомощными.
После приказа через громкоговоритель, выйти самостоятельно с поднятыми руками, после игнорирования этих слов, подрывники сносят дорогую дверь, полностью лишая это место хоть какой то красоты, и оставляют лишь зияющую дыру в стене. Никто не отстреливается. Фрики пытаются бежать, но это невозможно. Их хватают и валят на землю. Прижимают их татуированные тела к стенам, приставляют дула оружий к вискам. Кто-то плачет, кто-то держится за голову, пытаясь перебороть устройство. Бесполезно. Этот бой закончен, и кто победитель ясно всем.
Прочесав весь клуб, Алекс и Симона выходят наружу.
- Я же тебе говорил, что пальбы не будет - самодовольно говорит мужчина, перекидывая пистолет из одной руки в другую.
Симона закатывает глаза и набирает номер на мобильнике.
- Улей зачищен. Чарли Дэвис и Лира Коул сбежали - произносит она в динамик.
- Отлично - доносится в ответ.

                ***

Оушен Авеню. Это совсем недалеко от того тайного клуба, который сегодня в одночасье перестал быть тайным и прекратил свое существование в принципе. Здесь живет Фазан. В одном из этих невысоких шестиэтажных домов, плотно жмущихся друг к другу, первые этажи которых не видно из-за раскидистых крон деревьев, что стоят у самой дороги. Чарли и Фазан, стараясь не привлекать внимания, идут вдоль улицы. Это проблематично, учитывая внешность  одной и поведение другой. Чарли дергается от любого звука, хватается за пистолет на поясе, каждый раз, как видит человека. Они проходят мимо скамейки, где разместились две старушки. Несмотря на середину мая, они в куртках и вязаных шапках. До тебя доносятся слова одной из них:
- Эби, как ты думаешь, мой сын когда-нибудь возьмется за ум и разведется с этой стервой?
- Не знаю, Линда. Мне кажется она вцепилась в него, как клещ и не собирается отпускать.
Они обе вздыхают, и тебе вдруг живо представилось, как точно такой же вопрос Линда задавала Эби вчера на этой самой скамейке. И позавчера. Возможно месяц назад. Старческий склероз, выскребающий из памяти пожилых, какие то незначительные фразы, действия, случайно встреченных людей, что бы не перегрузить умирающий мозг информацией и дать ему еще немного времени. Благодаря этой болезни, их маленький диалог засасывает в петлю времени. Они обе не понимают, что повторяют эти слова вновь и вновь. Они просто не помнят.
Ты представляешь, как это продолжается бесконечно. Даже, когда сын Эби разводится, и эти слова теряют смысл. Даже, когда он женится на другой. Когда эти старушки умирают, и на их место, на эту скамейку, приходят другие. Эти слова уже вне времени.

Девушки поднимаются на последний этаж. Квартира F5. Чарли фотографирует номер взглядом. Она складывает во внутренний архив все детали. Прежде, чем войти, она еще раз напоминает себе на чьей она стороне.
Квартира Фазана кишит змеями. Небольшой холл, который одновременно является гостиной, заставлен террариумами. Больше здесь ничего нет. В этой комнате только змеи, обвившие ветки, свернувшиеся в кольца, высовывающие раздвоенные языки, замеревшие на месте и глядящие в одну точку, словно в трансе. Чарли нервно сглатывает, в который раз за последний день.
- Ты так и будешь там стоять?! - Фазан раздражена. Ее кулаки так сильно сжаты, что Чарли боится, как бы та случайно не разбила террариум, и одна из этих тварей не вылезла наружу.
Чарли осторожно проходит, стараясь не задеть стеклянные клетки, но у нее не получается. Стекло льнет к телу, и ей кажется, что его нет, и змеи трутся об нее чешуйчатой кожей. Господи, они так близко... Проходит целая вечность, прежде чем девушке удается попасть в другую комнату - крошечную спальню, заваленную вещами, и обклеенную вырезками газет. Комната, обернутая словами. Они расползаются по стенам, висят на потолке, прекрывают путь солнечному свету из окна. Здесь также много слов, как и змей в соседней комнате. Чарли выхватывает взглядом отдельные даты, имена, картинки, восклицательные знаки, числа. "Жительница Трентона, штат Нью-Джерси, утверждает, что видела двухголовую крысу, вылезшую у нее из чашки, когда она завтракала. Это подтверждает и ее муж. Оба сейчас пребывают в психиатрической лечебнице.". "Сразу несколько очевидцев, видели, как под мостом острова Рузвельта в городе Нью-Йорк, вода без каких-либо причин, забурлила и подняла волну высотой в шесть метров. Очевидцы утверждают, что волна приняла форму человеческого лица. Кто-то даже слышал потусторонний крик.". "В Филадельфии, на Риттенхаус-сквер, в разгар лета, произошла массовая галлюцинация, заставившая несколько десятков людей, поверить, что листья деревьев на пару секунд стали разноцветными, как осенью. Власти обеспокоены и подозревают, что это могло быть воздействие психотронного оружия.". "Уже три недели ведутся поиски пропавшей девушки. Ее молодой человек утверждает, что она исчезла на его в глазах, когда они были в кафе.".
- Какая же ты овца, Колибри! - голос Фазана выдергивает Чарли из чтения, и она дергается.
Фазан стоит, прислонившись к комоду, закрыв лицо руками. Ты видишь, как она устала. Она убирает ладони и ты, замечаешь в этих гипнотических глазах, даже сквозь линзы, потерю чего то важного.
- Ты хоть понимаешь, что разрушила одну из самых надежных наших баз! Сраные агенты ОКО рассекретили уже чуть ли не половину наших убежищ. Мы теряем сильных людей. Ты привела за собой целый отряд! Как можно было не заметить.
- Где бы ты сейчас была, если не я.
Фазан осекается. Она жует губы и щурит глаза, словно пытаясь что-то понять. Наконец говорит:
- Я пошла в душ. Ничего здесь не трогай.
Чарли сидит какое то время на кровати, безсистемно вычитывая слова со стен. Лира Коул собирала информацию годами. Все, что связано с отклонениями. Все, что есть в строго засекреченных архивах ОКО, за стальными дверями с шестизначными кодами, куда можно попасть только, если у тебя нужная глазная сетчатка, правильный отпечаток пальца, все это есть в квартире номер F5 на Оушен-авеню. Что за...
За дверью включается вода, и Чарли тихо уходит на кухню, для чего ей опять приходится протискиваться между змеями. Она набирает номер.
- Как ты? - голос из трубки.
- Я в квартире у Лиры.
- Она уже говорила что-нибудь про Кару?
- Нет, мы только пришли, она в душе.
- Окей, Чарли, ты молодец. Ты бы видела глаза Симоны, когда ты выпустила эту птицу. Она просто охуела!
Чарли слышит гогот в трубке.
- Как у тебя это получилось? Когда ты сказала, что знаком будет голубая птица, мы подумали, ты перекрасишь голубя или что-то вроде, но такую красоту... создать птицу из ничего, несуществующий вид...
- Это все таблетка. Она стабилизирует. Я... Алекс... я перестала бесконтрольно пропускать мысли окружающих, под ее воздействием. Я думала только за себя...
- Ну это жопа, Чарли, я надеюсь тебя в это не засосет. Ты же понимаешь, что должна справляться со всем сама, без каких-либо стимуляторов.
- Легко говорить человеку, у которого в голове три извилины!
- Ха, Чарли, не зарывайся, а то не куплю тебе выпивки в баре в конце недели!
- Алекс...
- Что?
- Я... только Симоне не говори...
- Нууу окей, только если это не новость, что ты хочешь ее убить. Хотя...
- Я хотела переметнуться к ним.
- ****ец.
- Я думала, там в клубном туалете, может среди них будет легче.
- Тебе будет легче в могиле, Чарли. Все мы будем мучится, пока эта война не закончится. И на той, и на этой стороне одинаково.
- Хорошо.
- Чарли, ты мне дорога.
- Хорошо.
- Можешь идти к ним, но тогда мне придется охотится за тобой. Каково, представь? Как то не по-товарищески.
Чарли улыбается.
- Можно я тогда убью эту Лиру. У нее тут какой-то Хогвартс. Змеи по всему дому. Меня тошнит от них.
- Хэ, нет. Она нам нужна.
- Я слышу ее мысли. Она сука, каких я еще не встречала.
- Мало знать, что человек дерьмо, Чарли. Надо еще понять, насколько оно плохо пахнет. К тому же, я думаю, что когда ты встретишь Кару, эта змеефилка покажется тебе ангелом.
- Окей.
- Чарли, еще кое-что... зачем ты сказала про зеркало.
- Она очень любопытна. Еще одна причина, держать меня рядом с собой.
- Понятно. До связи.
- До связи.

Когда Фазан выходит из душа, она без косметики, без наклееных ресниц, без линз и кристаликов. Почти обычная снаружи. Она достает пиво из холодильника и отпивает из горлышка. Кидает на стол быстрый обед.
- На, залей кипятком и пожри. Если хочешь свежих овощей и фруктов, можешь идти в жопу.
Чарли не хочет. Она думает, как начать разговор.
- У тебя в спальне нет ни одной фотографии.
- Фотика нет.
- Я имею в виду всякие семейные фото. Где твои родители?
- Мама, хер знает. А отец... когда я как-то раз пошла пописать и открыла дверь туалета, он вывалился от туда весь бледный и мертвый со шприцом в последней незатромбованной вене. Мне было одиннадцать. Мама тогда тронулась немного.
Фазан усмехается.
      - Да, этот мудак любил, что бы по венам дрейфовала не только кровь. Он был творческой личностью - мой отец. Как он сам себя называл - повелителем красок и цвета. На деле же - посредственным художником. Он преподносил наркоманию, как искусство. Рисовал свои приходы, переносил на холст ту границу между адекватностью и обдолбанностью, когда еще веришь, что ты свободный человек. Он называл эти порождения своего больного сознания шедеврами. Изображал кайф от амфетаминов вроде резких линий, счастливых лиц. Кислотные трипы, как буйство красок, переходящие в стадию психоделического бреда, который понять мог только он сам. Критики восхищались, ****ь! ему отваливали огромные деньги всякие ценители и знатоки! Хотя они знать не знали, что это за ***та. К примеру, что эта синяя акварель обозначает нашествие внеземных цивиллизаций, а эти пятна красного - спасающихся от инопланетян людей. Сейчас же, чем больше маразма, тем гениальней... А еще, знаешь, мой отец рисовал пустоту с отдельными бликами света в разных частях холста и, еле проглядывающимися человеческими лицами, он называл это героиновым счастьем.
Ты можешь почувствовать, как долго эти слова хранились взаперти. Как они сейчас вдыхают воздух, как рады они быть услышанными. Это, когда открываешь душу совсем незнакомому человеку. Фазан уже слишком долго мешает сахар в чае и смотрит куда то через стену.
- Он был богат, Колибри. Его богатство тоже можно было бы нарисовать. Представь себе картину, на которой мужчина с трубкой в зубах, утопающий в дорогом кресле варит на ложке кайф, держа ее над огнем камина в викторианском стиле.
- У него был большой дом?
- Да, но он рассыпался на героиновые дорожки. Как и его семья, его друзья, вся его жизнь. Вот так - пуфф.
Фазан раскидывает руки, изображая взрыв. Они сидят в тишине, пока Чарли снимает крышку с уже готового быстрого обеда.
- Ты лучше о себе расскажи, Колибри. Это будет интереснее. Ведь у тебя отклонение.
- А у тебя что, нет?
Чарли чуть не давится первой ложкой порошковой жижы.
- Нет.
- А какого ты тогда с ними?
- Я хочу развить в себе это. Поэтому я и принимаю эти красные таблетки. Это не наркотик, это витамины для фантазии. Понимаешь, Колибри, я хочу стать чем то большим чем мой папаша. Я хочу творить настоящее искусство! Не на бумаге, не в телике, в реальности. Хочу, как вы.
Чарли вздыхает.
- У меня с этим проблемы. Я не умею справляться с этой штукой.
- А что с зеркалом.
- Это сложно.
- ****ь, расскажи.
- Сначала ты.
- Ну что тебе нужно?
- Расскажи мне о Каре.

*1 Only here I can save my life( англ.) - только здесь я могу сохранить свою жизнь.
**2 Fuck the system (англ.) - нахуй систему.