Глава восьмая

Рэймонд писал мне письма,  я выбрасывала их, не читая. Пока не пришло двенадцатое и их не стало ровно дюжина. В этом письме была фотография: он валяется без сознания, на полках над ним куча банок пива и груды пустых винных бутылок. Рубашка завязана под мышками. На руке, закрывающей голый живот, татуировка, изображающая дьявола с вилами. Видимо, это казалось ему сексуальным. Он написал в письме: «Только что посмотрел «Историю любви». Я Оливер, ты – моя Дженни. Я потерял тебя».  Он думает, что у нас была такая большая любовь, достойная изображения в книге и фильме? Трагедия, которая заставила бы миллионы плакать, в то время как я, героиня, не могла скрыть слез той ночью, когда представила его прячущимся в рисовом поле?  Я разрушила эти иллюзии, написав ему несколько злых слов: «Ни сейчас, ни раньше, никогда не смогу любить тебя, сделай одолжение, забудь о моем существовании». После чего промаршировала на нашу подъездную дорожку и в небольшой ямке на асфальте разожгла погребальный костер из его фотографии и письма. Единственное, что я думала насчет замужества: «Никогда и через миллион лет, и за  миллиард долларов и еще раз никогда, раз это убивает меня».
Исполнился год с ухода Рэймонда, конец лета 1971 года. Джейсону около трех лет, несколькими днями позже мне будет двадцать один. Возраст алкоголя*, голосования и юридического совершеннолетия. Я была на пикнике, который мы устроили у Беатрис на заднем дворе. Джейсон, Фей, ее дочь Амелия, которой было два с половиной года, подруги с работы Беатрис. У нас с Фей был план. Мы примем немного «кислоты» и когда  доберемся до этого девичника, все девушки присмотрят за нашими детьми.  Проблема была в том, что мы не посвятили Беатрис с подругами в наш план, а они оказались слишком тормозными, чтобы  самим сообразить. Прежде всего, они не догадались, что мы поплыли, потому что с ними этого никогда не случалось. Поэтому они не отличают тех, кто тащится, от лунатиков, за которых они нас и приняли. И еще они просто не поняли. Эту нашу логику. Мы с Фей залетели, что сделало нас козлами отпущения, падшими. Другими словами, не случись это с нами – случилось бы с ними. Поэтому самое маленькое, что они могли для нас сделать – снять детей с наших плеч на время одного коротенького пикника. Не великое счастье.
В общем я лежала на спине в алюминиевом бассейне родителей Беатрис и мирно тащилась, слушая что говорили мне деревья на языке, который я, конечно бы поняла, если б только могла сосредоточиться. Но кто-то пришел отдать мне моего сына. По слепящему оранжевому бикини я узнала Беатрис. Она сказала: «Кое-кто хочет искупаться со своей мамой».
Не могла она сказать, что кое-кто не хочет купаться со своим сыном? Но она раскачивала его над водой, я потянулась за ним,  он выскользнул у меня из пальцев под воду. Я хватаю его в тот момент, когда его лицо оказывается под водой, но он все равно истерически рыдает, плюясь и кашляя, что приводит меня в ужас. Теперь я понимаю каждое слово деревьев. Они говорят: «Ты ужасная мать. Ты почти утопила своего сына. Он навсегда запомнит этот миг».
Я обняла Джейсона и попрыгала с ним в бассейне, чтобы отвлечь. Когда мы вылезли, я легла на спину, а Джейсон уселся на мой живот. Его голову осветило солнце и на миг мне показалось, что это нимб, но потом облако закрыло солнце и я сосредоточилась на его лице. У него на носу было три веснушки, серо-голубые глаза имели форму миндаля. А у Рэймонда тоже глаза миндалевидные? Я зажмурила глаза, чтобы переключиться и увидела Святую Деву, стоящую на земном шаре с младенцем Иисусом на руках. Такая картинка была на пластиковой карте. Мне вспомнилась мать. Она говорила, что в детстве чуть не утонула, даже три раза погружалась, но потом увидела Деву Марию, протягивающую руки, и очнулась уже лежащей на песке, спасенной.
У Джейсона тоже было видение. Он видел старую леди, плывущую за окном и пытавшуюся проникнуть внутрь. Он испугался ее. Я сказала, что, вероятно, это была фея.
«Она слишком старая», - сказал он.
«Не для ангела-хранителя. Может это моя прабабушка Ирен заглянула, чтобы ты был удачлив.
«Ты думаешь?»
«Определенно».
Моя прабабушка Ирен много дней была у меня в памяти, потому что каждый раз, когда что-то менялось во мне, мать удивлялась: «И в кого ты такая? Не в мою же семью. Должно быть в бабушку твоего отца Ирен». Я лично воспринимала это как комплимент, но хотя мать и любила Ирен, она говорила это с упреком, потому что Ирен совершила страшный грех – бросила своих детей. Ирен сбегала из дома при всяком удобном случае. Любила шляться по окрестностям, там попить кофе, тут поглазеть на нового итальянского эмигранта, только что поселившегося в ее квартале. Больше всего в мире она любила смотреть кино, для чего использовала любую возможность. Отчего ее муж, разъезжавший по стране и устраивавший фейерверки, приходил в ярость, особенно, когда она оставляла в доме беспорядок, а дети бегали без присмотра. Время шло и однажды он погрузил грязную посуду в свою тачку и толкнул ее по центральному проходу театра Вилкинсона, чтобы пристыдить жену. Говорят, что когда она увидела его, то взорвалась от смеха.
Хотя ее история не закончилась хеппиендом. Когда я с ней познакомилась, ее муж уже умер, она, промотав все деньги, беззубая, бездомная, нищая, жила с разными племянниками-племянницами, отказываясь жить с собственными детьми. Может быть, потому что не любила их, может, потому что они пытались командовать ей и держать в четырех стенах. Тем временем мой отец стал полицейским, ездил на патрульной машине  и каждую неделю сталкивался со своей бабушкой. Вся в черном, с белыми волосами, окутывавшими голову как споры одуванчика, она была похожа на ведьму, бредущую по кукурузному полю или коровьему пастбищу у городской черты. Он останавливал машину и предлагал подвезти. Она всегда отказывалась. Однако, бабушке он не мог скомандовать, как мне: "В машину!" Вместо этого на следуюший день после того, как он обнаружил ее в магазине " Woolworth's", где она мерила очки и поглядывала на попкорн,  он собрал своих дядей и тетей вместе со своей матерью для обсуждения. Они решили, что единственный путь - дом престарелых. Когда ее туда помещали, она отказалась отдать свои туфли. Через три месяца она умерла и туфли нашли под подушкой.
Я иногда задумывалась, а будь у отца власть, засунул бы он меня в какое-нибудь заведение. Особенно с тех пор, как он снова начал свои штучки со слежкой. Как я уже говорила, был 1971 год. Я была хиппи. Не носила лифчик, ходила босая, занималась сексом со всеми подряд, Плюс путешествовала автостопом и воровала в магазинах с Джейсоном. С сыном был легко сесть в попутку. Ну, кто откажет беловолосому трехлетнему малышу, стоящему в кювете с мамой и держащему большой палец** кверху? Так же легко было воровать в магазинах. Все, что требовалось – это пустить его побегать в торговом зале и женщин так приковывали его маленькие чумазые ручки, что меня они просто не замечали. Разве только неодобрительно смотрели, что означало вроде, ну следи уже за своим ребенком, глупая хиппушка. Наверное, отцу с приятелями доводилось видеть меня сидящей на газоне старшей школы Роберта Йорли Младшего  и смотрящей на флуоресцентные лампы в качестве телевизора. Определенно они отслеживали множество машин, стоящих всю ночь на подъезде к моему дому. Не говорю уж о разных мужчинах, которые ими управляли. Интересно, могли они отличить, кто приезжал ко мне, а кто к Фей.
Мы-то с Фей легко в этом ориентировались, потому что у нас был список, приклеенный с обратной стороны картины, изображавшей луковицу. Ее нарисовала Фей и повесила на стену. Они с Амелией переехали к нам с Джейсом весной, после того, как Фей нашла женские купальные трусы на заднем сиденье ее машины и правильно догадалась, что муж ей изменяет.  Она приехала на своем желтом «Додже» из Пенсильвании, везя в прицепе половину своей мебели. Мы выбросили мою старую Флинстоновскую мебель и поставили ее красивую мебель до того, как она написала эту картину с луковицей.  Мы еще не знали тогда, что у нас появится список, который мы спрячем за ней.  Он появился примерно через месяц.
Мы катались по городу с детьми и были счастливы. Да, наши браки распались. Да, мы обе на пособии. Да, у нас маленькие дети, которые не дают добраться автостопом до Калифорнии или проехать по Европе. Не дают присоединиться к коммуне и еще миллион чего не дают. Но мы лучшие подруги, живем вместе, дети с нами. Просто сбывшаяся мечта.  Одной из моих фантазий в детстве было, что я, моя лучшая подруга Донна и наша кукла Бетси Ветси живем вместе, потому что идет война и наши мужья сражаются. Потом приходит телеграмма, что взрыв разнес наших мужей на мелкие части. Это значит, что теперь мы можем жить вместе сколько захотим. Вот примерно это сейчас и происходит.  Мы кружим по городу, Джейс с Амелией поют «Азбуку» снова и снова, пока мы не закричали: «Заткнитесь, грызунчики!» Тогда они начали прыгать в машине, смеясь и стуча головами по потолку, пока не уселись в привычной позе – головами в окно, как собачки. Мы с Фей тем временем охотились за дикими цветами, которые набирали в ведро и крутыми парнями как правило в спортивных машинах. Когда кто-то из них приближался, мы говорили: «Гуляйте, мальчики!», что они исполняли как заводные куклы.
Тогда были сумерки неимоверно жаркого дня. Мы купили детям мороженое и катались вокруг необычной для нас части городка, там, где большие алюминиевые гаражи виднелись возле фабрик с дымовыми трубами, на концах улиц со старыми обшитыми дранкой домами и заброшенными кустами. Там-то мы и увидели несколько тех самых спортивных машин, припаркованных возле бейсбольного стадиона.
Мы узнали пару ребят. Они были в команде Итальянский Клуб, котрая играла  с командой «Лоси». Ребята Итальянского Клуба были в джинсах. Банданы на головах не давали ручейкам пота стекать на лбы и  волосам падать на лица. Они курили сигареты в дальних местах поля, а когда нужно было ловить мяч -  сжимали их в зубах. Они прыгали вокруг баз вместо того, чтобы бежать, когда  бьют с возвращением на исходную позицию. Некоторые из них были те мальчики, которые ездили мимо нас с Донной, когда мы сидели под деревом, задрав подбородки в ожидании Денни Винтера. Я узнала их имена из ежегодного школьного альбома моего брата. Старше нас на три-четыре года, они были из тех, кого называли «капюшонами», кто воровал колпаки с колес, в старшей школе дрался с цепями и кирпичами. Теперь они были хиппи. «Обалдеть», - сказала я Фей. «Шикарно», - ответила она.
Теперь бар итальянского клуба стал нашим местом. Именно там Рэймонд напился виски  «Сиграм 7» на нашей свадьбе. Это была большая и темная, как желудок кита, комната,  отделанная красным деревом и заполненная ребятами с кличками типа Крыса и Индеец, Фишка и Прыжок, Канюк и Недоносок. Половина из них были женаты и не особо задумывались над тем, что каждую ночь пьют в баре. Если жёны начинали их искать, то бармен гворил: «Не видел его». О своих жёнах говорили как о приезжих иностранцах, которые спускают марихуану в унитаз и падают в обморок, увидев явившихся на рассвете пьяных мужей. После чего днями не разговаривают с ними и не занимаются сексом.
«Что, - спросила я, - даёт вам право напиваться в барах и получать остальные удовольствия, когда ваши жены сидят дома с детьми?»
«Эй, Хэнк, давай сюда».
«Вы не собираетесь отвечать?»
«Может да, может – нет, - почему бы тебе не надеть лифчик? Задумывалась ли ты, что твои груди со временем будут заканчиваться на твоей талии?»
«Как твои яйца на коленях?»
«О, да ты крута. Ты мне нравишься».
Я прочла Бетти Фридан, Жермену Грир и Симону де Бовуар и была готова и хотела участвовать в борьбе за права всех женщин с участием моей лучшей подруги, сестры по несчастью Фей. Раз слов они не понимали,  мы перешли к действиям.
В наш список мы добавили столбцы с заголовками: имя, возраст, знак зодиака, размер пениса и качество в баллах от одного до десяти. Потом нарядились в обтягивающие джинсы и короткие блузки, открывающие пупок, и прошествовали в клуб соблазнять неженатых мужчин полежать, потрахаться, посношаться, перепихнуться, переспать. Так мы говорили, чтобы позабавить друг друга и обойтись без всякой там любви и романтики. Мы стали такими, что сразу могли сказать: «Хочешь трахнуться?» Если кто-то, к примеру,  имел наглость попытаться поднести зажигалку к нашим сигаретам, мы огорошивали его вопросом:  «Мы что похожи на дев в беде?»
Вот ими мы и были. Вскоре после того, как мы нашли  наш клуб, этот слизняк, бывший муж Фей, подкрался ночью и угнал желтый «Додж», оставив нас без транспорта, разозленных на этих мужчин, которые сломали нашу жизнь, бросили нас с детьми, забрали машины.
Тогда, на пикнике у Беатрис, мы с Фей надеялись, что сможем оставлять детей с нашими мамами или с Труди, нашей соседкой, а сами будем вырываться в клуб, подцепим там ребят, или по крайней мере, выпьем, отойдем немного от нароктиков. У меня от них уже начинало иногда шуметь в голове. Джейсон взялся закопать меня в траве и почти уже закончил. Он мурлыкал себе под нос «Остались только ступни. Самое трудное – пальцы на ногах...». Амелия подскочила: «Что ты делаешь?»
«Хороню мою маму”.
«Можно мне тоже?»
«Да. Когда мы закончим, надо найти цветок. Мы вставим его ей в рот и он будет стоять».
«Хватит», - сказала я, садясь.
«Мааа», - заныл Джейсон.
«Что ты хочешь? Ты меня убиваешь».
«Давай сделаем это с моей мамой»», - предложила Амелия.
«Ладно», - сказал Джейсон, и они с Амелией убежали.
Без Джейсона я чувствовала себя покинутой. Он был для меня как якорь.Я видела как они с Амелией бежали по лужайке к Фей. Они сталкивались плечами и бежали с одинаковой скоростью. Джейсон на полгода старше, но их постоянно принимали за близнецов. Джейсон из тех, кто любит быть первым и выиграть, и Амелия позволяла ему это. Они дружили, как их матери, спали в комнате Джейсона.  Просыпались вместе каждое утро раньше нас с Фей, насыпали друг другу хлопья и ели перед телевизором, где шли  мультфильмы. Мы с Фей спали в моей комнате через коридор, но если одна из нас приглашала мужчину на ночь, то другая спала на диване и не давала детям смотреть телевизор. Тогда они сидели на кухне и стрекотали как бурундучки или выходили раньше обычного.
Как-то у меня ночевал парень и утром мы появились на кухне. Амелия флиртовала с ним, а Джейсон вдруг забыл как делать простейшие вещи: надеть свитер или налить себе молока или ответить на прямой вопрос любого человека, кроме меня. Я всегда знала, что Фей повезло - у нее девочка. Девочки не имеют территориальных притязаний к бойфрендам, в отличие от мужчин.
Последний раз, когда у меня ночевал парень, Джейсон просто ошарашил меня. Парень ушел и я заговорила с Джейсоном на тарабарском языке, чтобы позлить его. Не знаю зачем, может потому, что мне не повезло с его полом. В конце концов он встал, покраснел и заорал: «Хватит!». Я была в шоке. Джейсона трудно вывести из себя. Я расхохоталась, он же выглядел так, что вот-вот заплачет. Тогда я сказала: «Что такое? Я спрашивала кем ты хочешь быть, когда вырастешь, а ты не ответил».
«Ты придуривалась».
«Я знаю. Извини. Но ответь все же. Кем ты хочешь быть?»
«Копом».
«Легавым? Зачем тебе быть легавым?»
«Я смогу стрелять в людей».
Это я услышала от ребенка, никогда в жизни не имевшего игрушечного пистолета? Ребенка, которого учили миру, а не войне? Потом я сообразила. 
«Это из-за дедушки?»
«Нет, сэр».
«Джейсон, станешь копом, я откажусь от тебя».
«Что значит откажусь?»
«Значит, что я перестану общаться с тобой и ты больше не войдешь в мой дом».
«Не говори так».
Похоже он снова собирается заплакать.
Тогда я вспомнила психологию «от противного». «Давай, давай. Мне все равно. Хочешь быть копом – будь копом».
Я видела как на дальнем конце лужайки они забрались в сумку с рисовыми казинаками, которую держала Беатрис. Я вернулась к любимым мыслям. Как бы я жила без Джейсона? Жила бы в Нью-Йорке, играла бы в спектакле, может это был бы мюзикл «Волосы». Однажды туда пришел бы Джон Леннон без Йоко, и мы пошли бы с ним выпить.  Но пресекла эти фантазии.   
Попыталась быть здесь и сейчас и думать о хороших сторонах материнства. И не могла. Ни  одной.  А думала я о Ленни Ларойс и его автобусе. Мы с Фей учились  с ним в старшей школе и когда он уволился, то переделал школьный автобус и ездил по диким местам. Недавно, вернувшись, он припарковал автобус во дворе у друга на пару месяцев и начал посещать клуб. Фей соблазнила его. Однажды он пригласил ее с Амелией и меня с Джейсоном спать в автобусе. Доводилось ли вам  спать, когда пара в койке над вами среди ночи вдруг начинает возиться, толкаться, трахаться, стонать, охать во всю мочь? Джейсон проснулся и спросил: «Ма, что они делают?»
«Занимаются сексом», - Сказала я.
«Что это?» - спросил он.
Я рассказывала Джейсону все практически с момента его рождения, потому что считала секс естественной частью жизни и не видела в нем ничего постыдного. Но он ничего не запоминал. Сейчас повторение было неуместно, я просто сказала «Тссс, спи» .
Когда в следующий раз Ленни позвал нас с детьми в путешествие, я серьезно задумалась. Потом решила поехать и каждый раз, когда Джейсон просыпался, услышав шумный секс, чувствовала себя виноватой, вроде как я делала что-то не так.
Я смотрела на него, задравшего голову, с рисовым казинаком в руке и думала, что надо было ему сказать, что уже хватит, но кому охота слушать его нытье? Подошла Фей и уселась рядом со мной на траву и смотрела на пирушку издали. Беатрис и ее с девяти-до-пяти подруги в бикини ели хот доги. Наконец, Фей сказала: «Давай плюнем на этот дурацкий пикник». Это были в точности мои мысли.
Конечно, у Амелии и Джейса был припадок из-за этих казинаков, но мы удачно выбрали время, потому что через минуту после того, как вышли на дорогу, нас подобрала попутная машина.
Этим вечером детей оставить было не с кем, поэтому когда дети уснули, мы сели на крыльце и попытались позвать кого-нибудь в дом. Я думала именно о Хале, том самом бармене, который расстроил меня тем, что дал выпить, позволил себя соблазнить, но больше ни разу не позвонил, не провел со мной ни дня после той ночи.  Последний раз, высаживая меня утром, он сказал:  «Ты неприятна. Знаешь это? Ты думаешь, ты Дженис Джопли? Куй железо пока горячо. А что будет, когда твоя красота исчезнет?» Он потянулся и открыл дверь, чтобы я вышла и сказал, выезжая задним ходом: «Суши сено пока солнышко светит». Это поразило меня до глубины,  почему я и полюбила этого парня.
Теперь Фей сказала: «Они придут только если будут уверены, что у нас есть наркотики».
«Все что мы делаем, это говорим о мальчиках, думаем о мальчиках, идем в клуб искать мальчиков, - сказала я, - как мы можем считать себя свободными?»
«Мы делаем, что хотим и не даем себя в обиду».
«Нам нужны деньги».
«Однажды я разбогатею, -сказала Фей, - и приеду на красном «Феррари».
«Мы сможем пойти в клуб. Они все захотят прокатиться на нем, а мы не дадим».
«Я б дала».
«Я нет. Я ненавижу мужчин больше, чем ты. Может потому, что у тебя два брата».
«У тебя есть брат».
«Хватит тебе. Он единственный сын в итальянской семье, да мы и не разговаривали».
«Это моя проблема с этим дурацким женским равноправием. Мне лучше болтаться с мужчинами, чем с женщинами». Смотри. Женщины занудные. Все они говорят о своих детях, мужьях или бойфрендах, или этих гребаных распродажах в этих дурацких магазинах.Вот Беатрис. Пастельные брючные костюмы. Косметика в этой дурацкой специальной коробочке. Идиотские лифчики с вставками. И она считает сумасшедшими нас? Большинство женщин тупы».
«Это только в Валлингфорде. Они не тупы.  Они не раскрепощенные».
«Это ты так думаешь. В Пенсильании они еще хуже». 
«Не согласна».
Она взяла мою сигарету и затянулась. «Ну, я думаю мы как-то похожи. Мы обе бестактны. Я не могу поверить, когда ты говоришь Беатрис: «Замечательный купальник. Так идет к твоей коже». Ее купальник дурацкого оранжего цвета».
«Даже и не думала, что это было грубо. Я полагала, что так и есть».
«Вот я и говорю».
 На следующее утро мы не болтали. Приняв две последние дозы спида***, занялись уборкой. Фей взяла кухню и ванную, я – гостиную и спальни. Через пару часов услышав свист чайника на кухне, я села за стол отдохнуть. Фей закончила кухню. Столы и столики блестели, изумрудно-зеленый пол, казалось, покрыт льдом. Она нарвала ярко-желтых цветов для стола, а в конце дня во всех комнатах, включая бачок в туалете, стояли цветы. Я пила чай из чашки,  - Фей всегда подставляла блюдце, - и думала, насколько лучше жить сейчас, когда Фей стала моей соседкой. Я смотрела, как она снимала  целлофан с моей пачки «Кула», как он шуршал в ее пальцах, похожих на лапки паука. Было ощущение, что я изучаю человека, думающего, что он один. Она закусила губу изнутри и начала делать из целлофана дискобола. Фей – большая художница. Раньше, в старшей школе, учитель рисования попросил ее нарисовать Санту на стеклянном пандусе между этажами. Она нарисовала его показывающим средний палец. Когда учитель попросил ее стереть это, она стерла все, кроме руки с пальцем и две недели оставалась после уроков.
Фей была всего пяти футов ростом и все у нее было миниатюрным, кроме волос, похожих на львиную гриву. Они были заплетены в две толстые длинные косы, спускавшиеся по бокам до локтей. Я думаю, она была красива. Она думала, что я тоже. Она говорила, что у меня классический римский нос и интересное угловатое лицо. Во время наших одиноких вечеров она сделала несколько набросков с меня. Сказала, что когда достанет краски, напишет мой портрет и назовет его «Беверли». Интересно, сколько мы проживем вместе. Думаю, это закончится, когда одна из нас влюбится. Может быть поэтому мы всегда получали удовольствие от мужчин друг друга. Боялись, что другая слишком прилипнет. Фей поднялась и поставила на стерео Кэрол Кинг.  Интересно, думает ли она обо мне, когда слушает «Ты приобрел друга», как думаю о ней я. Я откинулась, закрыла глаза и поняла, что действительно счастлива. Мы совершили сделку с Ленни этой ночью. Он использовал наш дом, чтобы продать одиннадцать фунтов марихуаны, потому что за его автобусом следила полиция и за беспокойство получили унцию травки. Поскольку Фей и Ленни все равно должны были остаться дома торговать, Фей посидела с Джейсоном, пока я ходила на свидание с этим парнем, Брэдом, с которым я иногда встречалась. Хотя Амелию и отправили на ночь к бабушке.
Я, наверное, стреляла по банкам из 9-мм револьвера Брэда. когда Фей, Ленни и покупатель, по словам Фей с косичкой «конский хвост» и пахнущими ладаном сигаретами, взвешивали траву на моей кухне и Фей заметила Уродов на крыльце. Не раздумывая, она сделала то, что мы делали всегда: выставила стереоколонки перед дверной сеткой, чтобы прогнать их. Это была месть за то, что они не давали Джейсу и Амелии играть на их стороне двора, потому что мы иногда разрешали им бегать голышом. В этот раз Уроды вызвали полицию, которая появилась у входа. Открыв дверь, Фей захлопнула ее перед ними и сказала: «Нам пипец. Это лягавые». Когда я вернулась домой на пикапе Брэда, три полицейских машины заполнили нашу лужайку, их красные мигалки отражались от домов. «Разворачивайся», - сказала я, с таким ощущением, как будто у меня в груди яблоко.
Мы поехали прямо в бар.
«Давай свалим отсюда, - сказал Брэд, - у меня есть приятель в колорадской коммуне».
«А деньги?»
«У меня пятьсот долларов в банке».
«Без обязательств? Мы просто друзья? Было бы здорово».
«Здорово», - кивнул он.
Я посмотрела на него и поняла: я с ним только потому, что если посмотреть на него искоса, то он похож на Джона Леннона.
«Если я уеду и вернусь через семь лет, могу я рассчитывать на хороший прием?»
«Не знаю. Наверное».
Джейсону будет десять лет. Пятый класс. Может родители уничтожат все мои фотографии и не будут упоминать мое имя. Потом, когда я заявлюсь на игровую площадку, он посмотрит на меня, как бы спрашивая: «Кто вы черт побрал?» Когда я отвечу: «Я твоя мама», он скажет: «Она умерла».
Я вернулась домой, чтобы меня арестовали.

--------------------------------------------------------
* В США алкоголь официально разрешен с двадцати одного года. Прим. перев.
** Жест, означающий просьбу подвезти.
*** Амфетамин. Прим. перев.
====================================================

Глава девятая http://proza.ru/2013/05/30/1564