Последнее желание

Он встречал рассвет, стоя на эшафоте со связанными сзади руками. Это был последний восход солнца в его жизни и первое его восхождение на эшафот, которое наверняка тоже будет последним.
Все цивилизованные народы приводят приговоры в исполнение ранним утром.
Свой последний путь он преодолевал не торопясь, вовсе не потому, что не боялся опоздать, а потому что ноги плохо слушались, но, тем не менее, шёл он самостоятельно, вяло передвигая ногами.
Жить ему осталось всего несколько минут, и была надежда, что светило покажется из-за тюремной стены и приласкает его в последний раз, согреет его своим теплом перед тем, как его тело остынет навсегда. По бокам его сопровождали подручные исполнителя на случай, если самообладание покинет осуждённого и во избежание прочих возможных эксцессов.
Даже на помост, на котором его уже ожидала фигура в белом балахоне с прорезями для глаз, он, собрав всю силу воли, взошёл без посторонней помощи и тем остался  доволен.
Не так уж важно, как ты прожил жизнь, важно, как ты ушёл из жизни, считал он. Можно хорошо и долго жить, а умереть, «как подлый  шакал», корчась в ногах палача, моля о пощаде и тем самым заслужить презрение окружающих. А можно жить тихо и незаметно для всех, но уйти из жизни достойно, с честью, плюнув в лицо своим мучителям, оставив на земле добрую память о себе. О таких и говорят: «ушёл с честью». 
Человек в балахоне, исполняя требования инструкции, жестом предложил смертнику надеть мешок на голову, но тот отказался от этого, ему хотелось перед смертью увидеть солнце.
Палач привычными движениями проверил, как скользит металлическое кольцо на верёвке и, видимо остался доволен. Его действия были не торопливы, он как бы давал жертве «надышаться перед смертью», накинул петлю ему на шею, слегка затянул. Всё было готово, осталось лишь открыть люк под ногами смертника и всё…
Приговорённый уже ни о чём не думал, на этом свете его уже ничего не держало, душа его уже была где-то на воле, за высокой каменной стеной и радовалась солнцу.
- Ваше последнее желание,- раздалось из-под балахона.
Он встрепенулся, душа вернулась на место. Какое ещё желание, не понял он, ему на этом свете уже ничего не надо. Кто-то просит покурить перед смертью, но каждая сигарета укорачивает жизнь минут на 10, а он может отсрочить смерть на полторы-две минуты. Только ради чего?..
Однако… Ведь у него есть возлюбленная, которая последние годы была его Музой и вдохновляла на творчество. Это ей он посвятил лучшие свои стихи, несколько сонетов и поэму. Эх! Если бы не она, не стоял бы он здесь. Она возможно и забыла его, так и не придя ни разу на свидание, не явившись на суд, а уж теперь, когда прошли годы, между ними огромное расстояние…но поэт не забыл своей возлюбленной.
В ночь перед казнью он не спал и думал лишь о ней.  Потом, казалось, чуть вздремнул и Муза, явившись к своему служителю, нашептала ему очередные строки, посвящённые любимой женщине.
 Вскочив с жёстких нар, узник быстро написал  строки, навеянные извне, прочёл и остался доволен, ни добавлять, ни исправлять ничего уже не надо. Прочитав написанное несколько раз, он запомнил эти стихи, последние стихи в его жизни, которые уже никто никогда не услышит и не прочтёт, потому что через пару минут умрут вместе с автором.

Вспоминаю тот мартовский вечер
Как от счастья витал в облаках.
Ананасы, шампанское, свечи…
И тебя я носил на руках.

Я глядел на огни Енисея,
Как на море глядят моряки,
Моя милая, добрая фея,
Ты ведь тёзка сибирской реки.

Мне судьба улыбается редко,
Я не принц и не кум королю,
Но поверь мне, моя сердцеедка,
Я люблю тебя, слышишь, люблю.

-Мне угодно позвонить,- тихо, но внятно произнёс он.- Могу я это сделать?
Голова в балахоне кивнула в знак согласия, палач сделал знак одному из своих подручных, тот не спеша удалился в дверной проём и вскоре вышел оттуда, а может просто показалось, что вышел уж очень скоро. Подойдя к палачу, он протянул ему сотовый телефон. В  глазах смертника вспыхнули искры, искры любви, он был счастлив, что попрощается с возлюбленной.
- Сколько времени я могу говорить?- задал он вопрос.
- Не регламентировано,- последовал ответ,- пока деньги не кончатся на сим-карте.
Он назвал номер, который набирал сотни раз и знал наизусть. Фигура в балахоне не спеша потыкала на кнопки и стала ждать соединения. Долго слышались длинные гудки, и уже в последнюю секунду, когда палач жестом выразил отсутствие связи, наконец, в трубке послышалось «алё». Палач включил громкую связь, как того требовала инструкция, и прислонил телефон к уху приговорённого.
Последняя радость в жизни - услышать перед смертью голос возлюбленной, сказать ей в последний раз, что до сих пор любит её, вместе вспомнить тот последний мартовский вечер, прочесть последний стих, написанный в её честь и умереть с именем любимой на устах!
Его глаза излучали восторг,  и он крикнул в трубку её имя…
Палач хорошо слышал женский голос в трубке, временами переходящий в истерический визг, что время ещё только 5 утра, что вчера она легла поздно, потому что весь вечер стирала, что устаёт и не высыпается, а утром рано вставать, и он посмел её разбудить на час раньше, испортив весь сон… Потом в трубке опять раздались длинные гудки.
Палач как-то нехотя и не торопясь убрал трубку от его уха и вернул её своему помощнику, в его глазах приговорённый увидел искреннее сочувствие. «Даже не спросила, где я и что со мной…»-мелькнула мысль, и оборвалась нить… нет паутинка, которая связывала его с миром.
Взгляд осуждённого мгновенно погас, и на его лицо легла скорбная печаль, сразу придав ему какую-то мёртвенную серость.  Яркий солнечный свет осветил его уже по грудь, ему поскорее захотелось покинуть этот жестокий, неблагодарный мир, принёсший столько страданий. Он последний раз посмотрел на солнце и через силу выдавил.
- Давай… Кончай скорее.
В тот же миг душа поэта-романтика стремительно унеслась в вечность, а тело рухнуло в разверзнувшийся люк.