Одинокий волк. Главы 1, 2, 3. Продолжение Случайна

В издетельстве "Эксмо" книга вышла под названием "Продавец наслаждений" (2002г)


Пролог
 

  Она смотрела на него застывшим взглядом. Это было настолько не реально, словно в жутком, страшном сне, когда ты силишься убежать от настигающего тебя чудовища, но не можешь сделать даже шага. Она не могла: ни крикнуть, ни сдвинуться с места. Маленькое, черное отверстие пистолета гипнотизировало и лишало воли. Во рту пересохло, а сердце бухало, как молот, заглушая все звуки вокруг.   
  Как я могла быть такой глупой и наивной? – билось у нее в мозгу, - ведь изначально было понятно, что его привлекли в тебе не красота, которой ты не блистала, и не ум, которым ты тоже не очень-то могла похвалиться. Но тебе хотелось думать, что именно он разглядел в тебе то, что до этого времени не смог сделать ни один другой мужчина: доброту, отзывчивость и море нерастраченной ласки. Вот тебе и расплата за твою доверчивость. А как не хочется умирать! Страшно. Страшно, что и жалеть-то о тебе особенно будет некому. Разве что коту Афиногену и то, потому, что он лишится своего вечернего «Вискаса». Ну, может еще тетке, которой ты посылала к праздникам и ко дню рождения пусть не большие, но все же деньги. Как же так случилось, что к тридцати годам, ты осталась совершенно одна – без подруг и друзей? И после тебя не останется ничего и ни кого – пустота…. .   Дети, внуки, семейный очаг – какая несбыточная иллюзия! А ведь все могло быть по-другому, если бы….
  Боль, ослепительной вспышкой разорвалась в голове и наступила темнота.               

                Глава 1         

  Власов, оперуполномоченный Уголовного розыска УВД города Санкт-Петербурга, с ошалевшим видом влетел в кабинет, и рухнул на стул. В кабинете находились его коллеги, а по совместительству еще и друзья: старший оперуполномоченный капитан Борисов,  и начальник группы майор Трухин. Они относились к нему, как к проказливому и порой не разумному ребенку, но любили и стояли за него горой перед начальством, хотя зачастую и подтрунивали над ним сами. 
  Борисов встревожено поглядел на Трухина.
  - Чего это с ним? Будто не в себе парень.   
  Он подошел к Власову и сел перед ним на корточки. Но, из-за того, что рост Борисова чуть-чуть не дотягивал до двух метров, а рост Власова был средним - их лица оказались на одном уровне. 
  - Вов, чего случилось-то? Тебя словно кипятком ошпарили.  Ты не заболел? – он потрогал лоб и повернулся к Трухину, - да нет, лоб холодный. 
  Власов,  порывался было  несколько раз,  что-то сказать, но кроме нечленораздельных звуков из его горла ничего не выходило.
  Тяжело вздохнув, он развел руками, как бы говоря, что не хватает слов, что бы выразить и донести до сведения друзей какую-то сногсшибательную новость.   
  Трухин налил в стакан воды и протянул ему.
  - Давай, хлебни, глядишь,  и голос прорежется.
  Власов залпом выпил воду и затараторил: - Что я вам сейчас скажу! Это такое известие, такое! Вы лучше сядьте.
  Трухин улыбнулся.   
  - Ну, вот и заговорил,  а мы уж испугались, - он улыбнулся Борисову, -  думали все, онемел наш самый разговорчивый на все Управление сотрудник. Нас с Борей вон чуть инфаркт не хватил. Кто бы молоденьких свидетельниц «раскалывал»? Ты нас, Вова, больше так не пугай, а то на Новый Год без стопки оставим. 
  - Ага, - добавил Борисов, - и без «фирменных» Настиных пельменей. (Настя, была женой Борисова, которую он обожал и которая, за неимением, кроме нее,  в их дружном коллективе женщин, была для всех и другом,  и помощником, и строгой, но справедливой матерью  - в одном лице).
  Трухин, моложавый, подтянутый мужчина, с яркими, серыми глазами, чуть за сорок. Он был когда-то женат, но неудачно. И теперь, больше десяти лет жил один, в двухкомнатной квартире, на Васильевском острове.  Бывшая жена и дочь, теперь проживали в Праге и только изредка присылали ему открытки ко дню рождения.
Трухин слыл трудоголиком. Работу свою любил и жизни без нее не представлял.
   Сейчас он находился в стадии сильнейшей влюбленности, но роман продвигался с трудом и Трухин с нетерпением ждал Нового года, до которого оставалось два дня. Ему казалось, что с боем курантов все преграды, стоящие между ним и Татьяной (объектом его влюбленности),  рухнут.
  - Вов, не уж-то мне подполковника досрочно присвоили?  - Трухин сделал удивленно-радостное лицо.
  Власов замотал головой.
  - Нет! Берите выше!
  Борисов привстал.
  - Полковника?! – он кинул дурашливый взгляд на Трухина. 
  Власов досадливо поморщился.
  - Ну, дались вам эти звания! Как будто ничего другого важнее и  быть не может.   
  Власов, с белозубой улыбкой, карими глазами и пшеничного цвета волосами, был всеобщим любимцем. О нем и его любовных похождениях по Управлению ходило столько анекдотов, легенд и всяческих небылиц, что порой все это,  приводило к казусам.
Многие завидовали его молодости (ему было двадцать семь), красоте, легкости в общении, незлобливости и равнодушному отношению к деньгам.
  Их группу называли «святым союзом». За их дружбу. За то,  что взяток они не брали, и с бутылкой имели ровные отношения: то есть,  выпивали редко и через бутылку, служебных вопросов не решали. 
  Борисов, прокашлявшись от смеха, спросил:-  Неужели опять кто-то родил? Старуха уже была, малолетка   тоже.  Теперь  кто? Может,   просветишь нас  темных. (Эти байки про вечно обманутых любовниц не сходили с уст коллег,  и каждый раз обрастали все большими подробностями и небылицами).  А может,  ты женился? 
  Власов  постучал костяшками пальцев по столу.
  - Чего несешь-то? Типун тебе на язык – мужчина. Не дождутся они у меня!
  Он встал и торжественно произнес: - Я только что с отдела кадров. К нам на стажировку присылают сотрудницу – женщину, вернее девушку, с пятого курса юрфака. Вам понятно?!
  Трухин с Борисовым начали хохотать. 
  - Вот это новость! Вова, уморил, - Трухин вытер слезы, набежавшие на глаза, - эта новость мне еще месяц назад была известна, да и тебе тоже.  Я вам обоим говорил.
  Власов возмущенно замахал руками.
  - Так я думал,  к нам мужика пришлют. Зачем нам какая-то девица? Будет пищать, да глазки строить. Тоже мне, нашли работника! Наверное еще прыщавая, в очках и с этажерку. И потом, в наш «святой мужской союз» и какую-то пигалицу, хоть и на время? Я не согласен!   
  - Почему? – Трухин посмотрел на часы.
  - А потому. Влюбится в меня, как кошка. Будет за мной по пятам ходить, в глаза заглядывать, соблазнять. А дело кончится разговором о ЗАГСе, в который она будет пытаться меня затащить. Что я не знаю?  Все они одинаковые. Борис вон -  женат. Александр Анатольевич почти женат. А Власов?:  Свободен, красив, молод, а главное – холост! Все, пропали праздники. Новый год, Рождество. Мне же придется ее развлекать?  Раз она теперь будет в нашем коллективе, нельзя же не пригласить ее к нам на праздники, только из-за того, что она уродка какая-нибудь. И вот так всегда, Власов за всех должен отдуваться один.
  Борисов глянул на улыбающегося Трухина. 
  - Вов, ты хотел сказать к нам, - он сделал ударение на слово нам, - на праздники.
  Власов недоуменно посмотрел на него.
  - Я и говорю к нам.
  Борисов рассмеялся.
  - Ну, точно Настя говорит – ты у нас вместо третьего ребенка, младшего. 
  У Борисова росли два сына, которые любили Власова  ничуть не меньше родного отца.  Власов дневал и ночевал в их доме, потому, что в нем всегда было уютно, тепло и весело. Он играл с мальчишками в «войнушку», переворачивая весь дом вверх дном. Изобретал кулинарные «изыски», после чего, кухня напоминала поле после битвы. Мастерил воздушного змея, используя при этом бельевую веревку. Настя относилась к этому с юмором и спокойно. Борисов же, после очередного, наиболее разрушительного погрома, в совсем неделикатной форме посылал Власова к себе домой. Но проходила неделя, другая и все возвращалось на круги своя.
  Раздался стук в дверь и мелодичный женский голос спросил:- Разрешите войти? 
  В кабинет вошла девушка, от вида которой, все трое друзей буквально остолбенели.
Первым опомнился Борисов. 
  - Проходите, пожалуйста, - он выдвинул стул на середину кабинета, - присаживайтесь. 
  Девушка наморщила лобик и удивленно посмотрела на двух застывших, по стойке смирно, мужчин и на сиротливо стоящий одинокий стул.
  - Я правильно попала? Мне нужен  майор Трухин.
  Мужчины молча разглядывали ее.
  - Может,  я ошиблась? Тогда извините, - девушка пошла к двери.
  Как будто получив откуда-то  сверху команду «Вольно!» – мужчины заговорили разом: - Нет, нет, вам именно сюда и надо. Не уходите. 
  Власов схватил девушку за рукав.
  - Вот, он  Трухин Александр Анатольевич. Насколько я понимаю, теперь наш общий начальник. Вы ведь на стажировку?
  Девушка улыбнулась.
  - Да. Моя фамилия Сойка. А зовут меня Софьей Львовной. 
  Трухин, что-то буркнув себе под нос, про детский сад, вслух сказал: - Ну, что ж Софья Львовна, давайте знакомиться. Майор Трухин. Можно просто Александр Анатольевич.   
  - Это, - он указал на Борисова, - моя правая рука. Капитан Борисов. Можно Борис Иванович.
   – А это, - он указал на  Власова, - моя левая рука. Старший лейтенант Власов. Можно просто Владимир.   
  Власов, изобразив на лице свою «фирменную» улыбочку и с придыханием в голосе произнес: - Сонечка, вы очаровательны. Мы так счастливы, что какое-то время, вы будите работать с нами рука об руку, плечом к плечу, в нашей нелегкой борьбе с организованной и неорганизованной преступностью. Мы верим, что ваши знания, полученные в процессе нелегкого обучения в вузе, помогут раскрыть нам, все ранее не раскрытые преступления. А ваш неотразимый вид заставит всех преступников раскаяться в содеянном  и встать на путь истинный. Кстати, ко мне вы можете обращаться по любому интересующему вас вопросу. Как вы уже знаете, зовут меня Владимир.
  Борисов хмыкнул.   
  - Вов, ты забыл приставку – «красно солнышко». Соня, не смущайтесь и не обращайте внимания на этого пустозвона. Он любого заговорит до смерти и заморочит голову. Не поддавайтесь.  Давайте отпор, не робейте. Если он вас совсем достанет, вам только стоит сказать  и вопрос будет снят. А вообще, мы команда дружная, мало пьющая. Нецензурно выражаемся, но только в крайних случаях. Любим друг друга подкалывать. Обожаем розыгрыши. Поэтому, по пустякам, не обижайтесь. Лады?
  Соня оправдывала свою фамилию – Сойка. Она действительно напоминала маленькую, красивую птичку. Росту она была не более 152 сантиметров. Стройная, изящная фигура,   точеные черты лица.  Черные, блестящие волосы ниже плеч, огромные синие глаза, на белоснежном лице. Она казалась не реальной, воздушной и очень хрупкой.   
  Трухин, подумав,  про себя, решил, что на время практики поручит ей,  навести порядок с бумагами  и систематизировать имеющуюся документацию. Хоть какой-то толк будет. 
  - Ну, что ж Софья Львовна, осматривайтесь. Сидеть будите за столом Власова. Он редко здесь бывает. В основном в бегах. А если придется посидеть вместе за одним столом, надеюсь,   не подеретесь?
  Власов,  попытался,  было  что-то вставить, но Трухин жестом остановил его.
  - Погоди. Займитесь делопроизводством. А проще говоря, бумажной работой. Просмотрите дела, подшейте, что не подшито. Пронумеруйте. Короче, наведите порядок. Договорились? А дальше посмотрим. Тут праздников много. Если повезет,  и никого за эти два дня не убьют, то проведем их спокойно и познакомимся поближе Вы замужем? Или у вас есть жених? И в том и в другом случае,  приглашаем вас и вашу вторую половину,  встретить Новый год вместе с нами. Вы к нам присмотритесь, мы к вам. Хорошо?
  Соня покраснела. 
  - Нет, я не замужем и друга у меня нет. Обычно Новый год я встречаю с родителями и родственниками. 
  Трухин пожал плечами. 
  - Смотрите. Как вам будет лучше. Ради нас, конечно, не следует ломать традицию.
  Власов кинул быстрый взгляд на Трухина.   
  - Александр Анатольевич, а может она хочет  поломать,  эту традицию? Когда-то же надо начинать?   Да, Сонечка?   
  Соня неожиданно согласилась.   
  - Мне бы очень хотелось с вами, если вы приглашаете.   
  Трухин улыбнулся.   
  - Ну, значит один вопрос,  решили. Ко мне вопросы есть?
  Соня встала. 
  - Есть. Я бы хотела заняться оперативной работой. Бумажки перекладывать – это позволительно первокурснице. А я, как вам известно, учусь на пятом. Выпуск не за горами. Нужна практика.
  Увидев снисходительный взгляд Трухина, осматривающего ее фигуру, добавила:  - У меня первый разряд по самбо.
  Власов присвистнул и подошел к Соне. 
  - Продемонстрируйте.
  Он не понял, что произошло и как это произошло, но он уже лежал на полу, а над ним стояли и смеялись Трухин и Борисов. 
  Соня подала ему руку.
  - Вставайте. Не больно? Не обиделись?   
  Власов, незаметно потирая правый бок, улыбнулся. 
  - Порядок. Молодец. Ты нам подходишь. 
  Борисов хмыкнул: -  В телохранители к Вове, чтоб поклонницы не донимали.
  И тут раздался телефонный звонок. Трухин снял трубку. Через минуту он окинул друзей взглядом и тяжело вздохнул: - Праздничные покупки и настроение отменяются. Группа Спесивцева,  уже на выезде, теперь наша очередь. Убита женщина. Сотрудники районного отделения уже на месте. Поехали. 
  Соня умоляюще посмотрела на Трухина.  Минуту помолчав, он  махнул рукой. 
  - Ладно.  Отставить бумаги. Поехали.
  И они дружно пошли к выходу.   

                Глава 2      

 
  Город сверкал, сиял и переливался разноцветными огнями. Елочные базары были переполнены. Довольные и счастливые дети, держась за  елку, а не за руку кого-нибудь из родителей, семенили рядом. Женщины с сосредоточенными лицами бегали из магазина в магазин, просчитывая в уме, что уже куплено для праздничного стола и, что еще осталось купить. Мягкий снег тихо и как бы нехотя падал на землю.
  Город был занят предновогодней суетой, наряжаясь и прихорашиваясь, как невеста к венцу.
  Борисов поглядел на промелькнувший магазин «Игрушки» и вздохнул. 
  - Собирался сегодня зайти пацанам подарки купить.  Насте-то я заранее постарался. А эти, уже вроде большие, а все в Деда Мороза верят. Письмо написали, просят настольный футбол прислать. Вов, ты не знаешь, сколько он стоит?
  Власов возмущенно посмотрел на друга.
  - Да сколько бы не стоил! Не хватит, займем вон у Александра Анатольевича. Он у нас начальник. У него зарплата больше, а расходов меньше. Хотя нет, у него теперь расходов-то прибавилось. В наше время за женщиной ухаживать, это дороже станет, чем семью содержать.
  - Почему это? – Трухин повернулся к Власову.
  - Как почему? Возьмем,  например  Бориса – он свое,   уже от ухаживал. Ему всякие там  рестораны, розы, хризантемы – без надобности. Он уже подарок покупает не для того, чтобы «пыль в глаза пустить», а чтоб в хозяйстве пригодилось. И выгодно и удобно. Так Борь?
  Борисов толкнул его кулаком в плечо. 
  - Философ. Что, скажешь,  я Насте цветов не дарю? Может и не розы, а ромашки, но это же неважно. Главное внимание и ей приятно. А вот ты, друг мой Вова, норовишь всегда где-нибудь «на халяву» или сирень свистнуть или одуванчиков нарвать.  Да еще и  доказывать, что это самые красивые  и полезные цветы потому, что из них можно салат сделать или варенье сварить. Или подарок даришь. Александр Анатольевич, помните,  какой он Насте подарок на восьмое марта подарил? Одеяло байковое. Потому,  что он под фланелевым -  замерзал. Вот и сделал подарок Насте, которым теперь сам и укрывается, когда у нас ночует. Нахал.
  Соня с улыбкой слушала их добродушную перепалку. Машина остановилась. Трухин произнес: - Вот и приехали. Выходим ребята.
  Власов огляделся по сторонам и передернул плечами. 
  - Бр-р. Ну и местечко.
  Они приехали к Детской городской больнице, которая находится у Волховского кладбища.
  - Тут от одного вида можно «дуба дать». Бедные дети, куда не глянешь – всюду кресты. Наша медицина самая практичная медицина в мире. Сразу из больницы и на кладбище. Далеко везти не надо.
  Старая больница из темно-красного кирпича действительно выглядела угрюмо и уродливо. Они вошли под арку и прошли на территорию больницы. Во дворе уже стояла милицейская машина. Возле нее крутился водитель, и тихо матерился, так как одно из колес было распорото железным штырем, торчащим из снега.
  Власов нагнулся, зачем-то потрогал его рукой и сказал: - Да, повезло тебе дядя. Ну, ничего, зато согреешься.   
  Тот зло глянул на подошедшую четверку и рыкнул: - А ну, валите отсюда, а то сами сейчас у меня согреетесь. – И послал их так далеко и высоко, что даже Трухин вначале растерялся и покраснел, а потом побагровел.
  - Ты, что, не видишь, что здесь девушка? Ты же при исполнении служебных обязанностей. В милиции служишь. Должен за порядком наблюдать, а ты себе такое позволяешь. Понабрали «отбросов» в милицию.   Из-за таких вот,   порой  стыдно сказать,   где работаешь. - Он повернулся к Соне. - Извините, Соня, что приходится такое выслушивать.
  Тут на улицу выскочил лейтенант, и спросил: - Вы из УГРо?
  Трухин кивнул головой.
  - Да. Куда идти? – он достал удостоверение и показал его лейтенанту. 
  Тот козырнул.
  - На второй этаж, товарищ майор. Группа с вами? Тогда пошли.
  Водитель остался стоять у машины с открытым ртом, проклиная и колесо, и свою несдержанность. 
  - Едрена - Матрена, теперь лейтенанту нажалуется, а за ним не заржавеет. Ему выслужится надо, а мне оплеухи получай. Козлы, - и он начал доставать запаску и домкрат. 
  Внутри больница поражала своим убожеством и мрачностью. Борисов протянул:
- Да, веселое местечко, ничего не скажешь. Больше на приют для бездомных похоже. Игры Доброй воли собираемся проводить, со всего мира людей собираем, деньги такие вбухиваем, а дети лечатся в антисанитарных условиях.
  Подошедшая женщина, лет пятидесяти, тут же встряла в разговор: - Безобразие просто! Мы и в ГУЗЛ писали, и Собчаку, и в Москву – все бес толку. Простыней с наволочками нет, не говоря уже о лекарствах. А питание? Это же слезы, а не питание для больных детей. Одна капуста, да рыбные консервы. А законы -  идиотские? Кто их придумывал, у самих детей,  наверное, никогда  не было. Как можно больных детей одних, без матерей, класть? Это же вредительство! Карантин придумали. Теперь даже два раза в неделю не пускают, только передачи, как в тюрьме, можно передавать. А что передачи? Старшие у младших и слабых забирают и съедают, а те голодные лежат. А разве за всем уследишь? Сотрудников не хватает, зарплаты-то мизерные.   
  Трухин понял, что если этот поток возмущений, выливающийся на их головы, не прекратить, то они доберутся до места преступления еще не скоро.
  - Простите, вы кем здесь работаете?
  Женщина удивленно посмотрела на него, всем своим видом показывая недоумение по поводу того, что ее может кто-то здесь не знать.
  - Я заместитель главного врача по хозяйственной части, Светличная Тамара Алексеевна. Я тут уже больше двадцати лет работаю, но такого бардака, как за последние пять лет, еще не было. Гуманитарную помощь прислали – молоко сухое в банках, открыли, а там черви кишат.  Все пришлось на помойку. А ведь найдутся такие, которые скажут, что себе прикарманила или продала. Да я никогда лишней тряпки, лишней картофелины у ребенка не возьму. – Она крепко держала Трухина за рукав пальто.   
  Он беспомощно оглядел своих коллег. И тут Соня, робко улыбнувшись, заглянула Тамаре Алексеевне в глаза, и спросила:- Вы мне не поможете? – она покраснела и опустила глаза. – Ну, вы понимаете? Простите, мне так неудобно, но…
  Светличная,  окинула мужчин грозным взглядом,  и сочувственно покачала головой, глядя на Соню.
  - Да уж, в мужском коллективе работать – не приведи Господь. Пошли, милая, все покажу. – И вцепившись теперь уже в рукав Сони, она повела ее прямо по коридору, на ходу делясь своими наболевшими проблемами и размахивая руками.
  - Уф, - облегченно вздохнули все, включая лейтенанта.
  Борисов схохмил:- Вов, эта тебя переплюнет по языкотрепанию. Повышай квалификацию, учись. Это тебе вместо Сони надо было с этой «начхозом» идти рыбные места искать.
  Трухин, глядя вслед женщинам, сказал: - Молодец Сойка, не зря взяли. Выручила. Ну, что пошли быстрее, пока еще кто-нибудь разговорчивый не прицепился. Вначале все осмотрим, а потом уже будем с коллективом общаться: : и с разговорчивыми, и не слишком разговорчивыми. Лейтенант, показывай, где убийство произошло, и кто убит?    
  - В аптеке. Это здесь, в правом крыле. Здесь целое крыло под аптеку выделено. А женщина, которую убили, была заведующей этой аптекой. Убили в комнате отдыха, или приема пищи, черт знает, как ее правильно назвать.
  - Так, интересно, - Трухин остановился, - а коллектив аптеки большой? 
  - Да нет. Всего пять человек. Они все здесь. Сейчас увидите.
  Они подошли к тамбуру, на двери которого было написано: «Аптека». Дверь была легкая, обычная, закрывалась на внутренний замок. Они зашли в аптеку. Стены в ней были выкрашены в белый цвет. Правда краска уже кое-где облупилась, посему было видно, что ремонт здесь не делался уже давно. Но было чисто, опрятно и пахло лекарствами.
  - Здесь пять комнат, - лейтенант глянул на Трухина, - сразу посмотрите, или потом?   
  Трухин увидел стайку женщин в одной из комнат, жавшихся друг к другу.   
  - Потом. Комната отдыха охраняется?
  Лейтенант кивнул.
  - Эксперты уже работают. И из прокуратуры.
  - Тогда сейчас с женщинами побеседуем, и отпустим. Им же работать надо. А потом уж детальным осмотром займемся. 
  Они зашли в комнату (очевидно, это был кабинет заведующей) метров двенадцати, с одним зарешеченным окном. В кабинете стоял маленький диван, на котором сидели три женщины, два стула и квадратный стол, у которого стояли еще две девушки. В углу находился железный шкаф, и шкаф, в котором стояли папки, книги и какие-то лекарства. На окне не было даже жалюзи, из-за чего комната выглядела не уютно и голо.    
  - Здравствуйте, - обратился Трухин к женщинам, - я старший оперуполномоченный отдела УГРО  - майор Трухин. Вы, как я понимаю, сотрудники этой аптеки? 
  Самая старшая из женщин, полная, невысокого роста женщина, лет сорока пяти ответила за всех:   - Да, мы здесь работаем. Я – фармацевт на стерильных растворах. Моя фамилия Домарь, зовут меня Светланой Алексеевной. Работаю здесь около десяти лет. Это, - она показала рукой на сидящую справа молодую женщину лет тридцати, - Зайцева Наталья. Она – химик-аналитик. Проверяет, правильно ли я готовлю эти стерильные растворы. – Она повернулась влево, - а это Зацепа Люда. Она фармацевт на порошках, мазях, каплях.
  Люде было лет двадцать пять и она то и дело, сморкаясь, утирала слезы. Две молоденькие девушки лет девятнадцати-двадцати, жались у стола.   
  - Это Зойка и Райка, - Домарь махнула рукой, - так, подсобный персонал. Мойщицы посуды и аптеку намывают. Вечером учатся, студентки, а днем у нас подрабатывают. Вот и весь наш коллектив, кроме, разумеется, бывшей заведующей. 
  Это было сказано таким тоном, что Трухин понял, заведующую здесь не любили.
  - Что вы можете рассказать о вашей бывшей начальнице?
  Домарь неопределенно пожала плечами.   
  - Начальство, оно и есть начальство. Если бы о подруге, это одно дело, а тут? О чем рассказывать? Начальница была строгая, замкнутая. Сама ни к кому  в душу не лезла   и к себе никого не впускала. Если честно, то все, кроме меня,   ее боялись. Девок, - она кивнула на Зою с Раей, - она то и дело «дрючила». Хотела, чтоб все блестело и сияло. Не дай бог пыль где увидит или бутылочку плохо промытую, так такой разгон устроит. Со мной считалась. Ну, на меня  где сядешь, там и слезешь. Я себя в обиду ни кому не даю. Сама кого хочешь,  обидеть могу. Задушевных бесед за чаем или рюмочкой  - не было. Высокомерная очень была. До нашего уровня не опускалась. Она дружбу больше с главной сестрой водила, да с начальницей отдела кадров. Вот у них и спрашивайте. А мы, что, только о работе и можем рассказать. Так ведь, девчонки? - Те, энергично закивали головами в знак согласия.   
  Трухин понял, что в таком составе, особенно с гордо вещающей Домарь, он ничего не узнает.
  Глянув на Борисова, он сказал:  - Светлана Алексеевна, не могли бы вы показать вот этому товарищу вашу аптеку? А особенно то место, где хранились сильнодействующие и наркотические вещества.
  - Она закрыта и опечатана. Просто подвести к двери могу, а ключей у меня нет.
  Лейтенант, до этого времени стоявший молча, начал быстро говорить:- Так комната отдыха  рядом с этой комнатой. Пойдемте, поглядите.
  Трухин еще раз внимательно посмотрел на Борисова, тот кивнул и взяв лейтенанта и Домарь под руки, повел их к выходу.
  - Пойдемте, все на месте мне покажите.
  Власов, приобняв девушек-студенток, что-то прошептал им. Они захихикали.  Он повернулся к Трухину.
  - Товарищ майор, мы тут, в соседней комнате посекретничаем?
  Трухин улыбнулся.
  - Конечно, дело молодое. Идите. 
  Оставшись с хлюпающей Наташей и угрюмо молчащей Людой, Трухин с минуту думал, как правильно повести разговор, чтобы женщины немного расслабились. Слыша за дверью смех Власова и девушек, Трухин вдруг позавидовал их молодости, находчивости Власова и его умению разговаривать с женщинами. Он мог разговорить  и очаровать:  и седую бабульку,  и молодую  девчонку. С ним делились своими секретами без нажима и уговоров. Трухин так не умел. Он чувствовал себя скованно и напряженно, особенно при виде плачущей женщины.  А эта Наташа,  хлюпала носом,  не переставая.  Трухин решил начать с нее.
  - Наташа, можно мне вас так называть? – Наташа кивнула головой и швыркнула носом. – Вы плачете потому, что были более близки со своей заведующей или просто испугались?
  Наташа икнула.
  - Испугалась. Я первая ее мертвой увидела. Я зашла, а она лежит и под ней большая лужа крови.
  Трухин сочувственно похлопал ее по руке. 
  - Ну, ну, успокойтесь. Давайте по порядку. Вы можете описать свою начальницу. Рассказать о ней? Только,  ничего не приукрашивая и не скрывая. Все, что знаете спокойно, без эмоций.
  Наташа высморкала нос, вытерла глаза.
  - Сейчас, сосредоточусь. Все.  Готова. Вы знаете.  Мы ведь с Лидой (я имею в виду Лидию Степановну Титову, нашу заведующую), учились на одном курсе в институте, здесь в Ленинграде. Она приехала сюда учиться откуда-то из Белоруссии. В институте, она тоже была очень замкнутой и нелюдимой. Парни,  на таких девушек,    внимания не обращают. Не красивая, глаза на выкате, фигуры ни какой – широкая и плоская. Волосы,  правда,  были красивые. Но она их всегда в пучок стягивала, как будто прятала. Да и по специфике работы, под шапочкой, их и не видно. Что еще ей оставалось? Вот она «гранит науки и грызла». Девчонки на танцы, в кино, а она в «читалку» или в библиотеку. За пять лет учебы, ни одного романа.   
  Трухин вдруг подумал, что Домарь была права. Коллектив-то совершенно разрознен. Он подозревал, что эта Домарь и понятия не имела, что Наталья и заведующая  учились вместе. Каждая сама по себе, это страшно. Он сосредоточился на рассказе.   
  - Зато она окончила институт с красным дипломом и распределилась старшим провизором,  (ну, это вроде инспектора) в Центральную районную аптеку. А я вышла замуж, родила двоих детей, - Наталья смущенно улыбнулась, - у меня сын семи лет и дочка пяти лет. Сидела дома. Потом, дети подросли, решила на работу устраиваться. Начала искать. А живем мы тут, рядом с больницей. Вот я первым делом сюда и пришла. Оказалось, Лида уже три года, как заведует этой аптекой. А здесь еще,  чем удобно? В обычной аптеке работа в две смены, а здесь только в утро с 8 до 15 часов. А меня это очень устраивало. И ей, как раз химик-аналитик требовался. Вот я и устроилась сюда работать. Лида, когда с коллективом знакомила, не сказала, что мы знали друг друга раньше, ну и я не стала афишировать. Зачем? Она, за это время, ни чуть не изменилась. Как была букой, так и осталась. Ни разу меня:  ни о детях, ни о муже не спросила. Знаю, что жила она одна. Сказать, чтобы придиралась ко мне по работе, не могу. Если и было, то по делу, а так – нет. 
  Трухин перебил ее.
  - А сколько вы тут уже работаете?
  - Да второй год уже пошел. У нас у каждой здесь свои обязанности были. Никто, что называется,  чужим делом, не занимался и    на     глаза   не    лез.  Светлана   Алексеевна стерильные растворы готовила, я проверяла. Потом,  автоклавировали их. Пока стерилизовалось, я у Люды мази, порошки проверяла. А Лида, выписанный отделениями  товар собирала и раскладывала по шкафам. Поэтому, только она общалась: со старшими сестрами отделений, с заведующими отделений, ну и само собой,  с начмедом,  и главным врачом. Мы же все вопросы решали через нее. Но вы знаете,  она и с ними была только в деловых отношениях. Никаких вольностей на работе себе не позволяла.  У нас обычно Новый год, день медицинского работника, восьмое марта – всем коллективом больницы принято отмечать. Кто с женами, кто с друзьями, кто с мужьями приходит, а Лида всегда одна и не долго.
Я не знаю, кому понадобилось ее убивать? Правда, я заметила, что последний месяц, она как будто оттаивать начала. Иногда заулыбается, просто так и тут же нахмурится. Но с работы ее никто встречать не приходил и не провожал. Это точно. У нас же в основном женский коллектив – все про всех все знают. Даже стены – глаза и уши имеют. А тут,  вдруг, убита на работе и ничего не тронуто.
  - Что вы имеете в виду?  - Трухин вопросительно посмотрел на Наталью.
  - У нас есть комната для хранения наркотических, сильнодействующих лекарств, спирта и перевязки. Там все зарешечено. Без окон. Установлена сигнализация. Я подходила. Замки на месте, все опечатано. Да и сигнализация  бы сработала, если бы кто  чужой  зашел. 
  - А еще у кого были ключи от этой комнаты?   
  - Только у Лиды и второй комплект в сейфе у Главного врача. Сейф на ночь опечатывается. Его только в присутствии комиссии можно вскрыть. Это на всякий непредвиденный случай. Но для этого надо еще и код знать и как сигнализацию отключить. А Главный врач сейчас болен – пневмония. Его начмед  замещает, а он у нас  с утра уже был и сказал, что второй экземпляр ключей от комнаты в сейфе, на месте, потому, что сейф не вскрыт. Мы вас ждали, чтобы эту комнату открыть
  Тут быстрым шагом в кабинет вошел молодой, подтянутый мужчина в очках и в белом халате, лет 35-40.
  - Здравствуйте, - он протянул руку, я начмед этой больницы – Соловей Дмитрий Иванович. Видите, что у нас творится? Бес предел! На рабочем месте, утром, убивают заведующую аптекой,  и никто ни чего не видел и не слышал. Я уже всех сотрудников, сторожей, нянечек оббежал, опросил – ничего!  - Он развел руками. - Все заняты своими делами. Даже не видели, когда она сегодня пришла. Предновогодняя суета, всем не до кого и не до чего. А я сейчас и за Главного и своей работы выше крыши. Потому-то,  и не обратил внимания, что она ко мне перед пятиминуткой не зашла.
  -  А должна была зайти?
  - Да, конечно. Она всегда докладывала,  какие остатки по медикаментам. Узнавала, как прошла ночь,  и нет ли срочного заказа. Видите ли,  на пятиминутке вопросов много и обычно не до аптеки. Да, хорошим она  была сотрудником: добросовестным, исполнительным. Что теперь делать, ума не приложу. Кого назначить И.О., – он глянул на Наталью.
  Она замахала руками.
  - Нет, нет, ни за что!
  - Ну, вот, видите, никто на себя ответственность брать не хочет.
  Трухин поморщился.
  - Может,  пока все же с убийством разберемся? Ведь человек погиб и не совсем чужой вам человек, а вы думаете, кем бы быстрее ее заменить.
  Соловей набычился.
  - У меня дети больные. Их лечить надо. Тут не до сантиментов. Мне, конечно,  жаль Лидию Степановну, но жизнь продолжается, а с меня никто ответственности за работу больницы не снимал. Я не прав?
  Трухин побарабанил пальцами по столу. 
  - Прав, конечно, прав. А про себя подумал: - Тебе бы больше фамилия Ястреб подошла, чем Соловей.  -  Ну, что, пошли комнату вашу «секретную» вскрывать.   
Проверять будем, все ли на месте.
  Они вышли в коридор, где уже стоял Власов с девушками. Трухин отозвал его.
  - Вов, давай к экспертам. Глянь своим зорким глазом сам. Лады?  Узнал что-нибудь у девчонок? 
  Власов сделал обиженное лицо.
  - Обижаете, шеф. Конечно,  узнал. Потом, все подробно доложу.
  Трухин удовлетворенно хлопнул его по спине.
  - Давай, сыщик, действуй.
  У опечатанной комнаты уже стояли Борисов с группой и еще несколько человек.
Соловей показал на женщину средних лет полную и флегматичную.
  - Это Главная сестра. Вообще-то, за неимением заведующей аптекой, мы можем вскрыть эту комнату, только в составе комиссии. В эту комиссию входят: Главный врач, я и Главная сестра больницы.
  Трухин успокоил его.
  - Не волнуйтесь. Всю ответственность за не полный состав комиссии мы берем на себя.  Открывайте.   
  Начмед, заметно нервничая, достал футляр с запасными ключами и с кодом отключения сигнализации, показал, что футляр опечатан и вскрыл его.
  Трухин остановил его жестом. Повернувшись к лейтенанту, он спросил: - Эксперты отпечатки пальцев здесь сняли?  - Получив утвердительный ответ, продолжил, - тогда вскрывайте. 
  Сорвав бумагу с печатями и подписью с двери, начмед вставил ключ, и открыл первую дверь. Отключив код сигнализации, он открыл вторую, железную дверь и тут они увидели, что все шкафы открыты и медикаментов в них нет. Лишь двадцати литровая бутыль со спиртом стояла нетронутая, и на нижней полке лежало два рулона марли. 
  - Вот это да! – начмед схватился за голову, - как же так? Ведь замки не сломаны, сигнализация не сработала, и даже бумажка на месте была. – Он было пошел к шкафам. 
  Трухин остановил его.
  - Когда в последний раз вы заходили в эту комнату и дотрагивались до дверец шкафов? 
  - Может, с месяц назад, - Соловей наморщил лоб, - да, точно, была инвентаризация.
  Тут вдруг вмешалась главная сестра.
  - Дмитрий Иванович, вы же тогда на учебе были в ГУЗЛе. Мы без вас инвентаризацию проводили. Вы, наверное, забыли? 
  Трухин с интересом посмотрел на Соловья. Тот, окинул сотрудницу возмущенным взглядом, его лицо пошло красными пятнами, на скулах заходили желваки.
  - Это у вас что-то с памятью, уважаемая Наталья Дмитриевна. Да, я был на курсах, но к концу рабочего дня всегда приезжал на работу. Сами знаете, без меня ведь никто требования-накладные не подпишет. Вы же сами меня просили: то перчатки закончились, то марля, то спирт подписать надо. Не помните? Я приезжал, и тут же списание пустых ампул из-под наркотических средств делали.
  Наталья Дмитриевна надулась.
  - Вот-вот. Это все перед инвентаризацией было. Я вас поэтому и просила подписать: марлю, спирт, перчатки, медикаменты, что б, пока аптека будет закрыта на инвентаризацию, мы не остались без вспомогательных средств и необходимых лекарств. И списание пустых ампул мы в вашем кабинете проводили. А когда инвентаризация у Лидии Степановны была, вас не было. Это я точно помню!
  Трухин понял, что отношения между начальником и подчиненной оставляют желать лучшего. И, главное, что вызывало интерес – это агрессивное поведение главной сестры по отношению к начмеду.
  - Вы ведь были в приятельских отношениях с Лидией Степановной? – Трухин повернулся к Наталье Дмитриевне. 
  - Да, была, и не скрываю этого, как некоторые, – она неприязненно посмотрела на Соловья. – Хорошая была женщина, душевная, добрая. Вот только не везло ей в жизни с мужиками, одни козлы попадались, да трусы и пакостники. У самих семьи, дети, а все норовят на сторону сходить, да что б без обязательств. 
  Начмед побагровел.
  - Вы на что это намекаете? У нас с Лидией Степановной были чисто деловые отношения. А если она вам о чем-нибудь говорила, так это ее домыслы.
  Трухин перебил их:  - Так, с любовными делами разберемся позже. Эксперты работу закончили, давайте войдем в комнату и посмотрим, что осталось. Кто-то из сотрудников еще имел сюда доступ? Если вдруг Лидия Степановна болела или уходила в отпуск?   
  - Я имела, - Наталья Дмитриевна посмотрела на Трухина, - я и Наташа Зайцева. Она у Лиды вроде зама была, на время отсутствия. Но в эту комнату мы входили только вдвоем. Расписывались, что брали, и снова опечатывали.   
  - Странно, - подумал Трухин, - а  Зайцева мне об этом ничего не сказала.   
  Он обратился к Наталье Дмитриевне.
  - А кто из вас знал код, вы обе? И у кого хранились ключи?
  - Одни, от внешней двери - у меня. Другие, от внутренней – у Наташи. А код знали обе. Так, что могли войти только вместе. Это мы специально так делали, что б недоразумений не было.
  Подошел Власов, крутя на пальце связку ключей.  Трухин забрал их у него и сравнил с теми, что достали из сейфа главного врача. Ключи были идентичны.
  - Где нашел? – Трухин глянул на Власова.
  - В кармане, в халате, - он зашел в комнату и огляделся, - да, чистота и пустота. Хорошо дельце обтяпано. Ключи на месте, ничего не взломано, а шкафы пустые. Хотя, нет, что я говорю, а спирт? Надо же, на такую драгоценность, и не польстились. Видать трезвенники или язвенники, а может… .   
  Трухин перебил его.
  - Давай без трепа. Чего там увидел?   
  - А что там можно было увидеть кроме убитой женщины? Зрелище не для слабонервных. Выстрел в упор, в сердце. Смерть мгновенная. На лице застыла маска даже не удивления, а скорее обреченности и само иронии. Такое ощущение, что она  была,  не очень-то и удивлена таким исходом дела. Однозначно, что человека, убившего ее, она знала, и знала хорошо.  Следов насилия,  нет. Человек, по всей видимости, с ней разговаривал, потом выстрелил. Спокойно взял ключи, открыл комнату, вынес наркотики, закрыл, опечатал, вернул ключи на место и ушел. Это обязательно должен быть или сотрудник больницы, или близкий ей человек. Человек, которому она доверяла. Но тогда, его должны были здесь знать, или хотя бы изредка видеть в обществе заведующей.   
  Трухин посмотрел на начмеда.
  - Составьте,  пожалуйста,  весь список похищенных, ядовитых,  наркотических и сильнодействующих  препаратов и их количество. Я думаю, это не сложно сделать? У вас ведь должен был вестись строгий учет по этим наименованиям? И выделите нам здесь какую-нибудь комнату, где мы могли бы разговаривать с людьми и решать рабочие вопросы.
  Наталья Дмитриевна игнорируя, то, что вопрос был задан не ей, сказала: - А пойдемте в кабинет главного врача. Он сейчас свободен. Там всем хватит места,  и секретарь под рукой будет. Кого захотите пригласить, ей скажите, она вызовет.
  Трухин удовлетворенно кивнул головой.
  - Хорошо. Тогда ведите нас к этому кабинету.
  Власов начал озираться по сторонам.
  - Александр Анатольевич, а как же наша  Сонечка - Соечка? Она же нас не найдет? Да и пора идти ее выручать из лап этой «церберши».
  Борисов, подняв глаза к потолку, тяжело вздохнул.
  - Ну, началось. Вова, кто-то совсем недавно, стонал и переживал по поводу того, что сия дама вцепится в тебя своими острыми коготками,  и отпустит,  только закрыв за вами двери, с обратной стороны ЗАГСа. Но я думаю, как бы не получилось наоборот. Уж больно ты заботишься о практикантке. Боишься, что бывшие коллеги в белых халатах, очаруют ее своим добросердечием, высокоинтеллектуальным развитием и чистыми помыслами?  Ведь в педиатрии могут работать только такие люди, или я не прав? 
  - Прав Боря. Прав только в одном, что люди в белых халатах, к коим я отношу и себя – чисты и душой и помыслами. А вот люди в милицейских погонах, по специфике своей работы, очевидно, имеют одну мыслю,  и та не в том направлении работает. Но что поделаешь? С кем поведешься. От того и наберешься. У нас ведь какой контингент? В основном убийцы, мошенники, алкаши. Так, что Боря, я на тебя не обижаюсь. Чего   на Богом обиженного,  обижаться? Это все равно, что ребенка ударить.   
  Трухин посмотрел на друзей.
  - Балаган устраиваете? Не каждый ваш юмор понять способен. Люди, вон, недоумевают. Думают: не из «психушки» ли вы сбежали? Опера!
  Лейтенант,  стоявший рядом, криво улыбался, не зная, как реагировать на все это и как себя вести. Не попасть бы впросак .Не поймешь, толи ругаются опера, толи шутят.
  Они зашли в приемную, где сидела высокая, худая, со злым взглядом женщина, лет шестидесяти. Она недружелюбно посмотрела на ввалившуюся компанию и начальственным тоном спросила: - Наташа, это еще что за сборище? 
  Наталья Дмитриевна, заискивающе поглядела на нее.
  - Евдокия Кузьминична, это из милиции. Они убийство Титовой расследуют. Пусть в кабинете у Сергея Сергеевича побудут? Его же все равно нет, а тут самое удобное место.
  - А ты у меня спросила, прежде чем их сюда тащить?  Раскомандовалась! Место свое забыла? Даже и разговора быть не может. Не пущу.
  Трухин повернулся к Наталье Дмитриевне.
  - Она кем здесь работает?
  - Это секретарь главного врача – Сергея Сергеевича.
  Трухин весело ужаснулся.
  - И вы, главная сестра, позволяете ей так  с вами разговаривать? Ну и дела – Он повернулся к секретарю, - Так, уважаемая Евдокия Кузьминична, я правильно запомнил? Вашего разрешения нам не требуется. Я старший оперуполномоченный Уголовного розыска – майор Трухин. У вас в больнице ЧП. Произошло убийство. Нам предстоит здесь работать, и я займу то помещение, которое мне и моей группе будет более удобно. А вы, по мере сил и возможностей, будите оказывать нам содействие и помощь. Противодействие закону и сокрытие улик – уголовно наказуемо. И я не советую вам идти с нами в открытое противоборство. Вопросы есть?
  Если бы взглядом можно было убивать, то Трухин был бы уже дважды, если не трижды мертв, четвертован, сожжен на костре и предан анафеме. Вдруг лицо женщины преобразилось и, улыбнувшись улыбкой кобры, она произнесла елейным голоском:
- Извините, произошло какое-то недоразумение. Я так поняла, что это очередная комиссия из СЭС или ПО, поэтому так и взбеленилась.  Наташка, - она кивнула в сторону главной сестры, - ничего, никогда толком объяснить не может. А я уже женщина возрастная, что-то видимо недослышала.  Проходите, проходите,  конечно.  – Она открыла дверь в кабинет, - располагайтесь. Сейчас чаек будет. Ах, Лидочку как жалко! Такая послушная, внимательная девочка была. Что не попросишь,  все безотказно выполняла. Умом, конечно, не блистала, но добросовестная, просто до патологии добросовестная была. Работой жила. И дневала и ночевала здесь.   
  Она провела их в кабинет. Комната была просторная, метров двадцати пяти. Посредине стоял большой стол, буквой Т. Слева два окна. Справа книжные шкафы с папками. В углу железный шкаф.
  - Располагайтесь. Знаете, у нас уж так повелось, что когда Сергея Сергеевича нет, то все вопросы решаю я. Я здесь больше правая рука, чем секретарь. Это не моя прихоть, а распоряжение Сергея Сергеевича. Ему так спокойнее. Знает, что мимо моего всевидящего ока, ничего мимо не пройдет. А за персоналом глаз да глаз нужен. Неважно врачи ли, медсестры или санитарки. Не говоря уже об обслуживающем персонале. Поэтому не обижайтесь на мою резкость, при знакомстве. – И она снова растянула губы в подобие улыбки.
  Трухин улыбнулся ответно.
  - Инцидент исчерпан. - А про себя подумал, что иметь такого врага, это Боже упаси! Съест с потрохами,  и глазом не моргнет. Страшная женщина. Такая,  может  и  убить. Рука не дрогнет. А почему нет? Доступ к кабинету, сейфу, ключам, да ко всему – она имеет. Надо навести о не справки. Сразу видно – «тертый калач». Имеет возможность заходить куда хочет и когда хочет.  Внести и вынести – тоже.
  - Спасибо, чаю, пока не надо. Нам с сотрудниками надо поговорить.  Вы никого сюда не пускайте, пока я не скажу, хорошо? Кроме девушки – Софьи Сойка – она тоже наш сотрудник, где-то  с вашим начхозом общается. Договорились?
  Евдокия Кузьминична с достоинством кивнула и молча вышла.          Власов вздохнул.   
  - Ну и экземпляр. Бр-р. Аж, мурашки по коже. Мюллер в юбке. Железная леди.
  Трухин тяжело опустился на стул.
  - Ну, что, кто готов выдать версии относительно убийства. За что убита, тут все  ясно. Наркотики. То, что человек досконально знал место, коды и тому подобное – тоже ясно. Значит  свой, не чужой. Сотрудников, по списку 275. Доступ в аптеку был ограничен. В основном это были: старшие сестры отделений, заведующие отделениями, начмед, главная медицинская сестра, главный врач, секретарь главного врача и сотрудники аптеки. Изредка: сантехниками, электриками, грузчиками. Остальным, там делать было нечего. Это уже легче, но все равно не мало. Человек сорок наберется. Подруг, друзей, мужа – не было. Хотя, эти варианты тоже надо проработать.
  Серии, - он глянул в бумажку,  «Промедола», «Фентанила», «Омнопона», «Калипсола», «Седуксена» – надо размножить. Может,  где  и выплывут. Да, тут мы, застряли,  по-моему,  надолго. Вот тебе и Новый год,  и праздники и елка с огоньками. С чего начнем господа-товарищи-баре?   
  Борисов поднял руку.
  - Можно мне? 
  Власов хохотнул. 
  - К доске,  пожалуйста,  и лицом к классу. За подсказку – двойка. 
  Все рассмеялись,  и как-то заметно спало напряжение. Трухин глянул на лейтенанта.
  - Вы извините, даже не спросил, как вас звать-величать?   
  - Федором, товарищ майор. Федором Степановичем.   
  - Вот что, Федор Степанович, район твой. Давай, пока к Титовой на дом, с понятыми. Посмотри там, что и как. В домоуправление сходи, к соседям. А мы тут немного поработаем, а потом я тебе Власова в помощь пришлю. Он женщин хорошо умеет «разговаривать». Но пока он мне здесь нужен. Договорились?
  Лейтенант козырнул и вышел. Трухин посмотрел на друзей.
  - Ну, что думаете? Давай сначала ты, Борь. Ты что-то хотел сказать.
  - Начмед мне этот не понравился. Скользкий он какой-то. И явно что-то у них не чисто было. Я имею в виду убитую и его. А если было, значит хотя бы расстроиться должен, переживать. А ему все до лампочки! Волнуется, кем заменить? Как-то неестественно это. Надо им первым заняться. И доступ у него к наркотикам был. Может торговлей занимается? Или занимались вместе, да что-то не поделили? Списывали комиссией. А в ней: он, она, да еще эта Наталья – главная сестра. А эти две были в дружеских отношениях. Значит,  делились секретами. А теперь эта Наталья на Соловья «зуб» имеет. Вот с них двоих, я считаю, и надо начинать. Такое мое мнение.
  Трухин глянул на Власова.
  - А ты чего скажешь?   
  - Сказать-то я могу много чего, а высказаться хочется по поводу безобразного поведения нашего стажера. Вот где ее черти носят?    Нет, что бы слушать умных людей, набираться опыта – она где-то шляется в рабочее время. Я больше чем уверен, она успела покорить уже все мужское общество этой дебильной больницы. Строит, поди, глазки, дарит улыбочки, и думать забыла о государственной практике. – Он раздраженно махнул рукой, стоя у окна, и глядя на кладбищенские кресты.     Увидев смеющиеся глаза Трухина, он резко обернулся.
  На стуле, чинно сложив руки на коленях, с видом провинившейся ученицы, сидела Соня. Власов поперхнулся и замолчал. Трухин посмотрел на него.
  - Вов, ты чего остановился? Продолжай. Так интересно было послушать, а главное, разговор по существу.   
  Власов, невозмутимый Власов, смутился и, опустив глаза, молчал.  Незаметно кинув взгляд на Борисова, он показал ему кулак. Тот пожал плечами, всем своим видом показывая, что он тут не причем.
  Трухин продолжил:- Теперь, как говорится, у нас кворум, отсутствующих и опоздавших нет. Мы готовы, вместе с Соней, набираться опыта. Делись знаниями, сыщик.   
  Власов прокашлялся. 
  - Ну, раз готовы, что ж, приступим. – Он встал и, заложив руки за спину, начал, - я, лично, считаю, что убийца «чужой», и к больнице не имеет никакого отношения. Надо искать мужчину: рост – 176-178, волосы – темно-русые, возраст – 30-35 лет, который появился в окружении убитой, где-то за три-четыре недели до этого дня. 
  Трухин откинулся на спинку стула.
  - Обоснуй.
  - Пожалуйста. Для непонятливых, объясняю один раз, для особо непонятливых могу и повториться, - он повернулся к Соне, - можете законспектировать.
  Соня улыбнулась.   
  - Постараюсь запомнить так. К врачам с жалобами на память пока не обращалась.
  - А зачем обращались? Если конечно не секрет. Уж больно долго отсутствовали, была какая-то причина? – Он внимательно оглядел ее  с ног до головы сочувственным взглядом. 
  Соня не растерялась. 
  - Справка о состоянии моего здоровья находится в отделе кадров. Особо любопытствующие могут изучить сей документ в любое время. Александр Анатольевич, - она повернулась к Трухину, - мы будем работать или выслушивать глупые предложения и необоснованные подозрения старшего лейтенанта?
  Борисов захлопал в ладоши.
  - Ай, молодец! Как осадила. Правильно, давно пора было тебя, Вовик, на место поставить. Привык, что все женщины от его вида головы теряют и падают к его нечищеным ботинкам 43 размера и сами в штабеля укладываются. А тут промах! Сонечка, как вы посмели не присоединиться к этой огромной очереди поклонниц великого сыщика всех времен и народов? Похоже, произошло все наоборот? 
  Власов огрызнулся.
  - В кои-то веки, я не младший в группе, появилась возможность по воспитывать (как вы меня все время долбите), так нет, не дают. Все мозги в одну сторону повернуты. Успокойтесь, Сонечка, вы не в моем вкусе. Поэтому, любовно-романтический служебный роман, отменяется. Меня привлекают девушки, которых надо защищать, а не на оборот -   от которых надо защищаться. Эх, не дали даже чуть-чуть командиром себя почувствовать. Тоже мне, друзья называются. Ладно, ближе к делу. Все объясняется просто. Траектория выстрела указывает на рост. На халате короткий волос темно-русого цвета. Видимо, когда ключи брал или клал, и вытряс из своей шевелюры. Этот волос может принадлежать человеку не старше сорока лет (структура, толщина, ну и еще всякие нюансы). Вопросы есть?   
  - А почему ты решил, что он чужой? – Трухин с любопытством уставился на Власова. – Что тебя на эту мысль могло натолкнуть? 
  - Пока не знаю. Считайте, интуиция. Если бы свой, и сбыт наркотиков был общим с убитой, то какой смысл ее убивать? Этим самым лишаться постоянного дохода? Ведь неизвестно, кого назначат новой заведующей, и пойдет ли новый человек на такое «дело»? А здесь, такое впечатление, что это тщательно разработанный план, но однократного применения. Все и сразу. Может, я не прав. Время покажет. Но свое мнение я высказал. 
  Трухин посмотрел на Соню.
  - А вы что скажете? 
  Соня встала. Трухин махнул рукой.
  - Вы не на экзамене, сидите.    
  Соня села.      
  - Я за это время переговорила с сестрами-хозяйками, электриками, сантехниками. Ну, в общем, с обслуживающим персоналом. Их Тамара Алексеевна – начхоз, собрала у себя в кабинете. Вот в ком талант следователя пропадает. Она их все по стойке смирно поставила и потребовала доложить поминутно: где были, куда ходили, когда ходили – вплоть до туалета.   А потом потребовала изложить все в письменной форме. – Соня выложила на стол пачку листков.         
  Трухин мельком посмотрел их.
  - Молодец девочка. Большое дело сделала. – Он повернулся к Власову, - Видишь, какая  смена растет? А ты – «интуиция», «мне так кажется», - передразнил он его. – А тут, все задокументировано и за пртоколировано: кто, куда, зачем и с кем. -
Он рассмеялся.  - А,  в общем,  и целом, молодцы ребята, хвалю. Как думаете, не пора ли нам чаю,  у этой «мадам» попросить? Или не стоит?
  Власов посмотрел на закрытую дверь и шепотом произнес: - У этой кобры? А она нас не отравит? В средневековье – таких на костре сжигали за колдовство и дурной глаз. Я ее боюсь, честно. Пусть Борька ее попросит.   
  Борисов возмутился.   
  - А почему я? Это же ты у нас по женской части, тебе они отказать не могут ни в чем.
  - А потому Боря, что ты у нас длинный, худой. Короче – заморыш. На тебя же без слез смотреть нельзя. Вот у каждой женщины и должно, при виде тебя,  возникать желание – подкормить.  Чтоб ты ноги не протянул. Я теперь понял, почему Настя за тебя замуж вышла!   
  - Ну и почему? – Борисов выпрямился во весь рост и пошел на Власова. 
  - А потому, - Власов перешел на другую сторону комнаты, - что испугалась, вдруг ты после первого свидания живой до дому не дойдешь. Ветром сдует, или дверью прихлопнет,  а ее обвинят в твоей несвоевременной смерти. Скажут,  – довела до истощения, иссушила любовью и бросила.  Никто же, кроме меня не знает, что ты ешь за троих. Это у тебя видимость такая - гнилого интеллигента.
  Трухин застонал.
  - Ну, началось. Когда этот «детский сад» кончится? Вовка, прекрати! Дуй за чаем и без разговоров.
  Вдруг дверь открылась и вошла Евдокия Кузьминична, неся на вытянутых руках поднос с чайником, чашками,  сахарницей и вазочкой с печеньем.    
  В кабинете наступила гробовая тишина. Она молча поставила поднос, окинула всех пронзительным взглядом и царственной походкой вышла за дверь.   
  Борисов, глянув на Власова, покрутил пальцем у виска и шепотом добавил:
- Тебе же говорили, что здесь даже у стен есть уши. А ты орешь – «кобра», «ведьма». Вот и пей теперь этот чай. Если через пять минут  не загнешься, то и мы присоединимся. Давай, давай, не стесняйся.
  Трухин, улыбаясь.  разлил чай по чашкам, взял печенье, сел рядом с Соней и с удовольствием отхлебнул ароматный, крепкий и горячий напиток.    

                Глава 3    

  Он смотрел на всю эту возню, с приездом милиции, шушуканьем медицинского персонала, с беготней  и думал:  до чего же глупы и примитивны люди. Какой смысл теперь суетиться, что-то выяснять? Разве можно изменить прошлое? Этой дурехи, романтичной и наивной до неприличия тетки (девушкой ее даже язык не поворачивается называть, хотя она таковой и являлась до тридцати лет), больше нет и никогда не будет.   Через несколько дней  все забудут, что она вообще жила на этой земле. Бесполезное, ни кому не нужное существо. Да он вообще сделал благое дело, убив ее. Такая, как она, не должна давать потомство. Уродов  и так  хватает.   
  Ну, жила  бы она со своим котом, ходила на работу, в магазин, в театр. Зачем?
Ей недоступны ни взлеты, ни падения. Она не способна была на безрассудство, кураж. Амеба, без вкуса к жизни.
  Вот он – попробовал все! Каждый день для него – это риск. Каждый день, как последний! Но ни от водки, ни от наркотиков, ни от насилия он не получал такого наслаждения и восторга, как от убийства.   Он чувствовал себя в такие минуты Богом! Захотел и отнял жизнь у этой амебы, которую ей даровал Господь, видимо по ошибке.   Он вспомнил ее взгляд, вначале недоумевающий, потом, все понимающий и покорный и рассмеялся.
  А как он ее дурачил,  говоря о любви. Она верила. Это было так смешно. Он ей нес всякую ахинею,  о ее душевной красоте и доброте, а она верила. Она готова была разбиться в лепешку, лишь бы угодить ему.
  Она сама допустила его в «святую святых» – в комнату с наркотиками. Показала, как отключается сигнализация, где, что лежит, отчего и для чего. Это он смог внушить ей, что они, единое целое и секретов у них друг от друга быть не должно.
Вначале она поартачилась. Но он не пришел один день, другой, и она прибежала сама и чуть ли не на сильно заставила его войти в эту комнату.   Для нее,  это были всего лишь – лекарства. А для него – деньги, веселая жизнь, наслаждение.
  Человек, не умеющий получать от жизни наслаждение не должен существовать. Это он понял еще в «Афгане».  Он видел смерть, он привык к ней. Она стала обыденностью.  Погибали:  по-глупому, по-геройски,   по-разному. Погибали и дураки, и умные. А такие, как он, жили одним днем, беря от него все и,  старались выжить любым путем.
  Он считал себя особенным. Поэтому все заповеди типа: не убий, не укради – считал смехотворными и предназначенными для рабов. А он никогда не был рабом! 
Была возможность - крал. Была возможность - убивал. Была возможность - насиловал.
Но раньше убивал,  защищаясь, испытывая при этом страх за свою жизнь.
  Оказалось, это совсем разные вещи: убивать защищаясь,  и убивать,  ради своего удовольствия.   Было пустяковое ранение, но перед операцией ему дали выпить спирта, а потом, для обезболивания вкололи наркотик. Он ощутил восторг полета, ярких красок и блаженства. С тех пор, наркотики стали его спасением от серости жизни, уходом в мир ярких красок и счастья.
  Но, добывать их становилось все труднее и дороже. И тут, его выручил, как всегда, его блестящий ум и неотразимое обаяние.   Он знакомился с такими вот серыми мышками, имеющими доступ к наркотикам,  и со временем получал то, что хотел.   
  Вот и теперь, того, что он взял, хватит надолго. А таких дур, как была эта, на земле достаточно. Они сами будут преподносить ему все на блюдечке с голубой каемочкой. А «менты» пусть ищут. Он не оставил после себя ни одной зацепки. Зато успел подготовить почву, кинуть семена раздора и сомнений в «дружный медицинский коллектив». Пусть капаются в грязном белье. У людей, этого грязного белья всегда хватает. 
  Может подкинуть улику-другую для затравки? Пусть порадуются.   
  Он довольно рассмеялся, потер руки и взяв пакет, в котором лежало нижнее белье Лиды вышел из комнаты.