Рассказы. -2

       Продолжаю печатать рассказы Алексея Гарри. Рассказ второй.

        "ГИБЕЛЬ БАТАРЕИ"

      Белополяки прорвали фронт красной пехоты и в прорыв пустили две дивизии.
      В селе, где мы находились, было раз в десять больше конницы, чем это нужно было для боя. Каждый вражеский снаряд, попавший в эту кашу из многих тысяч людей и лошадей, причинил бы неисчислимые бедствия. Оттого что конницы было слишком много, дать бой сразу было нельзя.
      Пришлось маневрировать. Полки за полками медленно потянулись из села.

      Артиллерийские командиры съехались тесной кучкой и поглядывали в бинокли. В стороне от них остановились еще трое конных, видимо штабных. Высокий человек с чёрной бородой оживлённо жестикулировал. Ветер доносил отдельные обрывки реплик.
           - Оставить одну батарею... Отвлечь внимание противника... Заградительный огонь...
      Наконец чёрный человек отделился от группы всадников и подъехал к артиллерийским командирам.
           - Вот что, - сказал он, - здесь придётся одну батарею оставить. И позиции нет, но ничего не сделаешь. Кто хочет остаться?
      Все командиры сделали одновременно неуловимое движение рукой, собрав поводья и показывая этим молчаливую и единодушную готовность. Но только один из них тронул шенкелями коня и выехал вперёд.
          - Разрешите мне, - сказал он, - я останусь.
      Командир и начальник с чёрной бородой несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Это был молниеносный немой разговор, и они, видимо, сразу же столковались.
         - Только знаешь, Касьяныч, - прибавил начальник, очевидно с трудом подбирая нужные слова, - тут придется уж до последнего держаться, пока не выступим.
         - Есть, - ответил командир батареи просто.

      Шесть пушек одна за другой стали спускаться с дороги и становиться на позицию тут же, в открытом поле. Артиллеристы молча делали своё дело с особенным,сосредоточенным выражением на лице. Не успели мы отъехать и полверсты, как пушки сзади нас начали уже стрелять.
      На совершенно голом поле стояло шесть пушек, зарядные ящики и подводы со снарядами. Батарея стреляла очередями, прямой наводкой - раз, два, три, четыре, пять, шесть и опять сначала. Тела орудий поочерёдно венчались шапкой белой пыли. Артиллерия противника оставила в покое дорогу и деревню, сосредоточив весь огонь на одинокой батарее. Снаряды ложились уже совсем близко от неё.
      Группа конных штабных издалека разглядывала в бинокли поле битвы. Один из них сказал с гордостью:
             - Вот это дуэль, это я понимаю.
      Человек с чёрной бородой живо обернулся к нему.
            - Какая же это дуэль? - сказал он. - Господь с вами, голубчик! Это убийство. Пятьдесят пушек против шести, шутите, что ли!

     Прошло ещё минут сорок. Нашей батареи совсем не стало видно. Она закрылась от нас дымом разрывов, ветер развевал в прах гигантские земляные фонтаны, но чуткие уши штабных все-таки улавливали в этом сплошном грохоте только для их слуха различимые звуки.
           - Пять орудий только у Касьяныча осталось, - сказал человек с чёрной бородой, приставив согнутую рупором ладонь к уху. - Нет, четыре всего. Но зато как стреляют!
     Дымовая завеса вокруг батареи стала вдруг зелёной, и ещё выше поднялись гейзеры вздыбленной земли.
          - Бризантные снаряды, - сказал кто-то со вздохом в группе штабных, - ну, теперь держись, Касьяныч.
     Дым из зелёного перекрасился неожиданно в угольно-чёрный цвет, в котором красными пятнами замелькали огненные языки. Одновременно послышалась беспорядочная трескотня взрывов. Неприятельская артиллерия, очевидно, угодила по снарядному парку. Вокруг батареи рвались запасы её же собственных снарядов.
     Откуда-то неожиданно подувший ветер на мгновение рассеял дым. Волнение не давало нам возможности хорошо пользоваться биноклями. На батарее не видно было почти движения, только несколько едва заметных человеческих фигур копошились возле крайней правой пушки. Два орудия были перевернуты колесами вверх. Вместо парка была какая-то невообразимая груда обломков. Батарея вступила в последний акт трагедии.
          - Одно орудие осталось, - проговорил сквозь зубы человек с чёрной бородой, - кончается Касьяныч.

      В последние пять минут белополяки, очевидно, решили добить дерзкую батарею, которая в течение часа выдержала натиск объединенной артиллерии двух дивизий. Дым стал снова зелёным, потом розовым, наконец чёрным. Даже на небе появилось разноцветное облако. Снаряды полились как дождь, как ливень. В эти минуты белополяки выкинули на беззащитную батарею с десяток тонн металла.
      И в это мгновение мы заметили в рядах неприятеля какое-то замешательство - белопольские цепи дрогнули и смешались. Артиллерия дала ещё несколько робких залпов и сразу же замолчала. В наступившей тишине ветер донес до нас рёв многоголосого "ура". Конница, обойдя легионеров, перешла в атаку.

      Обгоняя друг друга, содрогаясь от ужаса, мы молча помчались к батарее. Вся местность была изрыта так, как будто здесь прошёлся гигантский плуг. Снаряды наворотили целые валы разбитой земли, из этих валов торчали какие-то обломки и обожжённые, изуродованные до неузнаваемости трупы. Там и сям виднелись зияющие ямы; от парка осталась лишь бесформенная груда развалин.  Кое-где бились ещё умирающие, искалеченные лошади.
      Ни один человек не поднялся нам навстречу, всё было тихо и мертво. Кругом в разнообразных позах между орудиями, смешавшись с обломками орудий, лежало около тридцати человеческих трупов.
      У крайнего правого орудия, широко раскинув руки и положив голову на разбитый замок, лежал командир батареи. Положение его тела доказывало, что ещё оставаясь в живых, он сам произвёл последний выстрел.
      Его выцветшая защитная гимнастерка была густо напитана кровью, он весь был покрыт копотью и землей. Касьяныч ещё дышал, но это были уже последние вздохи.
      Потрясённые, мы молча стояли в этом зловещем заповеднике революционного героизма. Кто-то первым снял фуражку, все последовали его примеру. Один из конных ординарцев полусознательно перекрестился. Человек с чёрной бородой снял с себя орден Красного Знамени и, опустившись на одно колено, прикрепил его к обрывку окровавленной гимнастерки на груди у Касьяныча.
      Потом он поднялся и оглянулся по сторонам.
             - Да, - сказал он тихо, - вот это были артиллеристы!


(Третий рассказ будет напечатан в следующей записи.)