Вагонные споры

- Конечно, воспитание, развитие личности ребенка играют огромную роль, не спорю. Но все-таки талант – это чудо, игра Бога или природы, как хотите. Недаром печать избранности лежит не только на гениях, но и на их родителях… Почему вы улыбаетесь?
Старик действительно улыбался, слушая горячую тираду юной, а потому очень самоуверенной аспирантки-психолога. За окном вагона уже ничего нельзя было различить в сгустившихся сумерках… Муж спорщицы задвинул шторы, и в купе сразу стало уютнее и теснее.
- Так вы со мной согласны?
- Не знаю…
«Интересно, а кто он по профессии?» - вдруг подумала Лида, - наверное, ученый, когда-то именно так изображали в кино и в театре старорежимных рассеянных профессоров».
-  Знаете, Лидочка, я вспомнил один случай, который, впрочем, не имеет прямого отношения к нашему спору. Но если вы и ваш супруг еще не собираетесь отправляться ко сну, то…
- Мы никогда не ложимся так рано и с удовольствием выслушаем Ваш рассказ…
- Надеюсь, не утомлю вас… Скажу вам сразу, что, хотя ни по своей профессии, ни по сфере общения я не имею никакого отношения к музыке, перед вами – страстный меломан. Вот уже полвека я не пропускаю ни одного значительного события в мире музыки, всеми правдами и неправдами проникаю на концерты знаменитостей, собрал большую коллекцию пластинок, плёнок и дисков.
Лет двадцать назад на музыкальном небосклоне, приношу извинения за высокий слог, вспыхнула новая звезда. Именно звезда, я бы сказал, звезда поразительной силы и яркости, хотя еще и совсем юная. Если вы хоть немного интересуетесь музыкой, то поймете, о ком речь, но все же фамилию я называть не буду. Сейчас она – мировая знаменитость, одна из лучших скрипачек мира. Тогда ей только исполнилось одиннадцать лет, но сомнений в гениальности маленькой скрипачки уже не возникало. Она не была вундеркиндом, она уже тогда была зрелым большим мастером. О девочке писали газеты, её искусство поражало критиков. Удивительно, но родители маленькой скрипачки никакого отношения к музыке не имели: отцом её был известный в научных трудах физик, мать преподавала иностранный язык. Девочка выступала сравнительно редко – родители опасались больших нагрузок, поэтому попасть на её концерт было крайне сложно. Мне это удалось. Я убедился, что самые восторженные критики не льстили юному таланту. Это было настоящее волшебство!
Впечатления от концерта были столь сильными, что несколько дней я изливал свой восторг родным, друзьям, сотрудникам. Прошло около недели. По  поводу семейного торжества я оказался в доме двоюродного брата жены. И, конечно, когда разговор каким-то боком зашел об искусстве, я не удержался от рассказа о гениальной малышке. Гости ахали и охали, и кто-то сказал о хрупкости, случайности появления гениев с точки зрения малой вероятности встречи мужчины и женщины, способных дать миру гениальное потомство.
Мой родственник, ловко привязав тему о гениях к застолью, предложил выпить за счастливую звезду, под которой родилась маленькая скрипачка. Компания оживилась, зазвенели бокалы, засверкали улыбки… И тут я почувствовал чей-то взгляд. Тяжелый… Злой… На дальнем конце стола худенькая незнакомка не подняла бокала и не улыбалась. Серые, почти стальные хмурые глаза вызывающе ловили мой взгляд. Я очень удивился. Почему эта женщина рассердилась на меня? Кто она?
С трудом дождался я перерыва перед сладким столом и отыскал сердитую женщину на балконе. Казалось, она поджидала меня, специально выбрав столь не привлекательное для других гостей место – дул пронизывающий ветер. Я – человек любопытный и достаточно прямой, поэтому счел нужным не делать длинных подходов и решил сразу приступить к заинтриговавшему меня вопросу:
- Извините, мы не знакомы, но мне кажется, я невольно рассердил вас чем-то…
Серые глаза смотрели на меня в упор, но уже без всякой злобы. Взгляд женщины был скорее виноватым. И я вдруг понял, что она совсем молода – лет двадцать пять – двадцать шесть, и что глаза у неё не стальные, а просто серые, а лицо – обиженное и беззащитное.
- Вы ни в чем не виноваты, простите меня… Я здесь человек случайный, поэтому и расскажу все, не рискую когда-либо встретить вас вновь. Я живу в Ленинграде (тогда, замечу, так именовался Санкт-Петербург), работаю в одном отделе с подругой хозяйки этого дома, привезла от сотрудницы посылочку и случайно попала на праздник. А тут вы со своим рассказом. Так вот…
Мне – двадцать семь, я родилась в Заполярье. Мой отец был тогда начинающим ученым, высшие интересы – науки, и низшие – карьеры стали причиной, по которой он покинул Москву и уехал в ужасную дыру. Мать, воспитанная в идеалах декабристок, схватила меня в охапку уехала за ним, бросив работу и квартиру. Отец был нашим героем, идолом, божеством. Он сделал там, в Заполярье, открытие, защитился. А я от смены климата, от нехватки солнца и витаминов переболела всеми возможными болезнями. Но матери и в голову не приходило бросить отца одного и уехать со мною в Москву. Когда мне исполнилось пять, мама заметила мою склонность и любовь к музыке. Позже, в школе, учительница музыки говорила, что у меня абсолютный слух. Но музыкальной школы в нашем посёлке не было…
Когда мне исполнилось тринадцать, мы вернулись в Москву. Каким счастливым был тот год! Я влюбилась в Москву и еще больше, если это только возможно, боготворила отца. Ему дали крупную лабораторию, в нашем доме толпился интересный народ, мы отдыхали на юге, бродили по выставкам, музеям, театрам… Через год у меня родилась сестричка…
Не знаю, почему отец не использовал свои многочисленные связи и не устроил маму в хороший роддом… Сестричка  родилась здоровенькой, но в роддоме была инфицирована стафилококком. Больницы, врачи, операции… Девочку спасли, но она полностью оглохла на одно ухо и плохо слышит другим. Отец очень тяжело пережил несчастье. Он похудел, осунулся, у него побаливало сердце.
Когда мама с полугодовалой Настенькой наконец окончательно вернулась домой, её ужаснуло состояние отца. На семейном совете решили, что ему необходим отдых. Сейчас я думаю: почему ему, а не маме? Тяжелые роды, переживания за дочь состарили её лет на десять. У неё с тех пор голова стала совсем белой… Но отдыхать поехал отец. Ну, а дальше… Обыденно до пошлости. Отец встретил в санатории женщину – молодую, красивую, умную, ухоженную, свободную.
Любовь? Не знаю…Мама всегда считала, что «та женщина» польстилась на отцовские заслуги…Но отцу тогда было всего сорок, он высокий и стройный даже сейчас, у него мужественное лицо, он умеет быть поразительно нежным. Так что нельзя исключать и взаимной страсти. Вернувшись, отец целый год скрывал от нас всё. Мать и я ничего не подозревали. Однажды он не пришел ночевать, вернулся утром, когда мы уже обзвонили все морги и больницы. Он заперся с мамой в комнате и сказал, что несколько часов назад в него родилась дочь. Что нам от оставит квартиру, а сам возьмет машину и недавно купленную дачу, потому что грудному ребенку нужен свежий воздух…
Вы знаете, как ни странно, мама не умерла от горя и не лишилась рассудка. Она не могла позволить себе слабость, нужно было поднимать нас с сестричкой. А вот я… Для меня мир рухнул. Отец, который был для меня всем…Да стоит ли объяснять! Мне было шестнадцать, отец меня предал, мама разрывалась между работой и полу-глухой сестренкой, а мне так хотелось доказать всем, прежде всего отцу, практически прекратившему общение с нами, что я заслуживаю любви, нежности, верности. Чем я могла доказать?
…Мальчик был совсем не испорченный, и не он, а я виновата во всем. В семнадцать я стала матерью, мой мальчик предлагал пожениться, но я его совсем не любила. Вот и все. Сейчас моему сыну десять лет. Плакаться не собираюсь, но жизнь матери-одиночки счастливой не назовешь. Сын у меня не плохой, но, как говорят учителя, педагогически запущенный. Неудивительно. Времени у меня на него не хватает, да и душевных сил тоже.
Женщина прервала рассказ, зябко повела плечами, словно только теперь ощутив холодные порывы ветра. Затем очень быстро проговорила: «К чему я забиваю Вам голову? Ради Бога, простите меня». Она быстро вышла с балкона, но потом вернулась и, задержавшись на пороге, механическим каким-то тоном произнесла: «Да, забыла сказать. Эта юная скрипачка, которой вы совершенно справедливо восхищались – моя сестра по отцу». Когда, докурив сигарету, я вернулся к гостям, моей нечаянной собеседницы там не было… Вот, собственно, и вся история.
- И вы хотите сказать, что отец вашей незнакомки совершил подлость, и то, что он подарил миру гения, его не оправдывает. Так?
Как ни странно, этот вопрос задала не Лида, а её ранее почти безмолвный муж.
- Боже упаси, я не смею судить кого-либо, ибо сам не без греха…
- Ну что ж, ваш рассказ, конечно, интересен, но… Тысячи, нет, миллионы мужчин расстаются с одной женщины ради другой. У девяноста девяти и девяти в периоде процентов не рождается при этом гениальных детей, но современный человек не придает даже их анафеме за измены. А уж отца вашей знакомой незнакомки судить… Его имя история прославит, и правильно сделает… О! Уже второй час ночи! Нам спать давно пора…
Лидин муж, захватив мыло и полотенце, вышел из купе, старичок-сосед отправился курить в тамбур, а Лида, отогнув краешек занавески, смотрела на какие-то далекие огоньки, слегка покачивалась в такт стуку колёс, назойливо спрашивающих: «Ты кто? Ты кто? Ты кто?»