Для Нее

    Она шла, величественная и прекрасная, она ступала как пантера, готовая к прыжку. В ее глазах плескалось высокомерие, в ее жестах была небрежность, она олицетворяла собой безупречность истиной королевы. В ее взгляде было что-то от богини, а в капризном изгибе губ — что-то от опытной шлюхи. Ее тело задрапировано в белоснежный шелк, скрывающий покатые плечи, крутой изгиб бедер и полную грудь. Она дышала совершенством, она была совершенством, от нее веяло властью, ей хотелось поклониться, упасть к ее ногам, склонить голову и молча ожидать приказаний. Целовать края одежд было бы кощунством.

    От ее облика перехватывало дыхание, от ее ослепительности хотелось прикрыть ладонью глаза. Но только он видел печать отчаяния на ее беспорочном лице, только он мог заметить, как нервно подрагивают ее холеные пальцы, затянутые в белоснежные перчатки, только он физически ощущал ту боль и страх, которые так до конца не ушли из ее хрупкого существа, не полностью сменились облегчением. Цветущая и изможденная, сильная и практически сломленная, отчаявшаяся и никогда не сдающаяся - только его.

    Он ненавидел весь мир за то, через что ей пришлось пройти. Сидя в одиночной камере, дожидаясь вердикта, он мог думать только о ней: она страдает, вместо того, чтобы вкушать шампанское, она заламывает руки, вместо того, чтобы изящными мазками кончиков пальцев по воздуху устраивать сигарету в тонкое ложе мундштука, она мучается неизвестностью, вместо того, чтобы беззаботно выбирать платье на вечер в ресторане.

    Он не мог выбраться из этого каменного мешка, он ненавидел себя за то, что должен бы подавать ей руку, помогая выйти из машины, а не сидеть здесь. Он должен был осыпать ее цветами и дарить ей драгоценности, а не сидеть здесь, он должен был целовать ее руки, а не покорно ждать, пока откроют эту дверь.

    Взгляд ее рассеяно окинул помещение, как будто бы одинокая капризная дама выбирала спутника на вечер, не зная, на ком остановиться. Она всегда так легкомысленна в своих взглядах и жестах, что ею невозможно не восхититься. А как она тянет слова, так волшебно играя голосом: то полная трагичности, то непонимания, тут же невинность, налет наивности, бесспорная властность, хлесткие приказы и незапятнанная нежность. Ее нельзя не любить, потому что ее любовь безграничная.

    Взгляд ее остановился на нем. И никто никогда не увидел бы, как разбивается вдребезги темная ноша ее души, как эти осколки брызнули из глаз, тая за доли секунды. Никто не заметил, как ярко осветилось ее лицо, став похожим на ангельское. Счастье скрылось в уголках ее губ, на кончиках ресниц, бриллиантовом блеске украшений. Мелькнуло и скрылось, прячась от чужих похотливых посяганий.

    Когда их взгляды встретились — голоса замолкли, разговоры и общение превратились в наблюдение. Они все знали, они ждали... вчерашние друзья, разглагольствовавшие о безмерной привязанности и чести, о долге и о дружбе, сейчас подобно шакалам выглядывали из своих нор, пытаясь определить дальнейшие действия: накинуться и разорвать или пасть в ноги и целовать. Они еще раз доказали, что в его жизни есть только она. И никто больше.

    Когда их взгляды встретились — все его существо прошила невыносимо тонкая, острая, натянутая струна, зацепила что-то в грубине, связала, соединила. Так и должно быть, никак иначе. Это больно, это так прекрасно больно, что хочется плакать, но не так... невидимым золотом слез.

    Она делает шаг, почти незамешкавшись. Он видит ее усилия, он видит, как она сдерживает себя, чтобы не сорваться на бег, не удариться о него всем телом, сжимая в объятиях. Она не проста я женщина, ее нельзя ставить на одну планку со всеми, она другая. Каждый ее шаг выверен и спокоен, каждый вдох идеален, даже шелест ее белоснежных одежд не выбивается из ее образа. Он идет навстречу. Он спокоен и хладнокровен, он уверен и нетороплив. Ему некуда торопиться.

    Они идут навстречу друг другу и это похоже на одну маленькую прожитую жизнь. И совершенно нет никакого дела до жужжания посторонних мыслей вокруг, потому что они и их носители не стоят совершенно ничего. Он протягивает руку ладонью вверх, таким привычным и галантным жестом. Она без промедления вкладывает свою в объятия его пальцев и от этого прикосновения по телу проходит нечто, сродни электрическому разряду, заряженному нежность и болью.

    Сводит мышцы, ноют кости... поразительно болезненно и ослепительно ярко. Сжал ее ладонь на сотую долю сильнее, чем того требовали приличия и крепче, чем обычно. Горячо... даже сквозь ее перчатки, но недостаточно. Ему хотелось сорвать с нее эти перчатки, эти шелка. Только она знала, какая буря взрывается внутри него... и в ее глазах сквозило обещание. Она готова была склонить голову на его плечо, опустить взгляд, с покорностью возлюбленной, она готова была рыдать у него на груди, потому что без него не пролила ни слезинки.

    Но позволила себе только чуть запрокинутую голову, слегка распахнутые губы, отпускающие беззвучные стон, полный мучительной, тщательно сдерживаемой страсти и боли, так  искусно замаскированный под выдох.  Королева желает уйти, он ведет ее бережно, не отпуская руки,  позволяя себе отставать на полшага, невесомо придерживаясь ладонью за воздух в полумиллиметре от ее спины. Ослепительна, невероятна: гордая посадка головы, прямая спина, непроницаемое лицо и сила, сквозящая в каждом дыхании. Кто смеет бросить вызов этой женщине в тот момент, когда она влюблена?