Голый. Лидочка, трюфель, Канн
Дело было в прекрасной старой квартире. Дом оказался 30-х годов постройки, и мягкие, деревянные полы бесконечно жаловались скрипом своим вечным соседям – высоко расположенным потолкам, на блуждающих гостей.
Так вот, в квартирке той случились смотрины. Дело по сегодняшним меркам странное, но профессор-зоолог Рыков настоял на «классическом распорядке», от чего в гости к Рыковым была приглашена избранница Рыкова-младшего приезжая Лидочка Чумова.
Хозяева квартиры отнеслись к событию более чем ответственно. Стол был обставлен и украшен, многочисленные родственники навели марафет, отображая на лицах и в нарядах стили эпох, выпавших на их «золотую пору». Все старательно улыбались Лидочке, ожидая момента встречи будущих, дай Бог, молодых.
Радости и, правда, было не перечесть. Казалось, вот-вот, и загорелая в духовке свинья, расположившаяся по центру стола, и та расплывется в улыбке, выронив изо рта печеное яблоко. Какого черта коренным московским интеллигентам далась Лидочка? Единственный мальчик в семье Рыковых вышел не очень-то. Аспирант Колюша Рыков вряд ли мог влиять на свою судьбу самостоятельно. Само семейство, в связи с многочисленными смертями ближайших родственников, давно рантьешничало и не испытывало нужды сочетать отпрыска по имущественному расчету. Но расчет был, просто перейдя из квартирной области в область генетическую.
Лидочка была высока, румяна и полнотела. Революционно широкий таз не остался незамеченным опытным зоологом Рыковым-старшим и, дополненный неординарно узкой талией и сиськами пятого размера, стал причиной молниеносного решения приютить первокурсницу в ученом семействе на правах невестки.
Обошлось тем, что профессор Рыков познакомил сына на кафедре с будущей женой, тот пожал ей руку, не глядя, и тут же откланялся. После старший разъяснил Лидочке необходимость организовать официальную часть для родственников, и она – часть – случалась как раз сегодня.
Внезапно девушка оказалась во главе стола, застенчиво вылавливая горошины из крупной вазы с оливье. Пока хозяйка увивалась вокруг, неестественно похихикивая и давая анонсы уже скорому появлению мужской части семейства, якобы отлучившейся за цветами, гости, наблюдая Лиду, пожалуй, тихо х у е л и.
Среди прочих был и Армянцев. Окончательно оголив зад чучела, он присоединился к группе. Лидочку Анатолий за манеры не винил, ибо знал, как тяжко приходится приезжим девушкам в столице, тем более периодически наблюдая ее...
- Лидочка, это вы? – обратился он к ней исподлобья.
- Я, а че? Ты кто? Рожа знакомая… - с кокетничала гостья.
- Я – Анатоль Тер-Армянцев – к вашим услугам. - зачем-то вписал себя в ряды армянской аристократии Анатолий.
- Тер? Как паровоз?
- Возможно. Пикантное замечание. Вы – изяшны, довольно.
Лида парировала комплимент легким гоготом. Армянцев ответил ненавязчивой лаской: выловив мизинцем горошину из салата, легким движением опустил ее в ладонь девушки.
- А насечет встречи вы, наверно правы. Мы, вероятно, встречались в Каннах, на сельскохозяйственной выставке?
Лида вновь усмехнулась, дожевывая горошинку, и, наклонившись к Армянцеву, нежно прошептала:
- Ты не п и з д и, давай, гусар! В Варшавских банях мы видались!
- Ну, что же, тогда извольте ответить еще на один вопрос: пробовали ли вы трюфель, Лида?
- Неа… - девушка вновь рассмеялась.
- А хоте ли бы?
- …… рублей. – пробормотала Лида на ушко.
- Согласен, но не покидая этого богатого застолья.
- Двойной тариф и в соседней комнате?
- Допустимо. – подытожил Армянцев.
Гости улыбались и блуждали вокруг, меняя пары для разговора. Хозяйка все еще украшала что-то на столе. И пока еда тихо заветривалась, чернея по краям, а гости начинали зевать от голода, никто не замечал отсутствия Лиды до той поры, пока в зал не стали доноситься характерные стенанья.
Они становились все громче и от того доходчивее. Ни у кого не было сомнений, что Лида не сражена внезапным приступом, или не мучается, подвернув, скажем, ногу. Все, и не только люди, а сами стены и мебель, с завистью потребляли звуки из-за двери, пока там не воцарилась тишина. Тогда самая бесстрашная из пожилых родственниц, чей макияж казался особенно ярким и вызывающим, потянулась к дверной рукояти. Кисть крепко обхватила медную шишку, и женщина принялась дергать. Наблюдавшие сопереживали ей в надежде, что открыть удаться, но дверь, видимо запертая изнутри, не поддавалась, пока напряжение толпы не было прервано новыми возгласами наслаждения, а смелая родственница не отдернула руку в страхе.
Не то что видеть, а уже хотя бы домысливать происходящее за дверями было невыносимо. Гости нервничали, копошась в сумках и карманах. Все потихоньку ругались и порицали, параллельно раскрашивая губы в ало-красный, либо нервно укладывая остатки волос с залысин металлической расческой набок. Мужчины могли, но не решались на штурм, оставляя ситуацию к возвращению Рыкова-старшего. Хозяйка сидела во главе стола с воспаленными глазами, покорно ожидая.
Так как интенсивность и звучность происходящего за дверями обряда нарастали, то к моменту возвращения изначально предполагаемых бенефициаров, в гостиной царила суматоха довольно плохого качества. Все бранились, сыпля друг на друга взаимные обвинения в бездействии. Более того, стороны разбились на фронты по половому признаку, что, видимо, указывало на подсознательные причины недовольства взаимным потенциалом.
Мужчины Рыковы, не снимая верхней одежды, оказались в зале. Старший держал в руках огромный букет желтых роз. Глядя на происходящее, профессор обратился к сидящей молча жене:
- Верочка, что происходит?
- А, мальчики, это вы? – словно в пустоту ответила жена. – Вы, похоже, опоздали. Для цветов уже слишком поздно…
- Что происходит!!! – разразился профессор в сторону гостей.
Те смолкли. И суть происходящего была услышана Рыковым, не оставляя необходимости в трактовках. Не отпуская из рук букета, профессор бросился к дверям и принялся колотить ногами, на манер обиженного мальчишки. Сначала – бессистемно, то одной, то другой, потом в такт стонам, меняя ноги периодически. Пик его ударов стал параллелен страстной кульминации там – за замком.
Раз, два, три! Двери распахнулись. Обнаженная Лидочка царила над Армянцевым, усердно работая тазом. Прелести предстали перед участниками смотрин и огромные груди эти последние удары колыхались настолько задорно, что некоторые из наблюдавших побаивались, не будет ли задета люстра. Анатолий с интересом поглядывал на зрителей из-за ее спины. Еще несколько точных ударов и Лида остановилась. Все члены ее затряслись под действием непонятной силы, как будто не являлись одним организмом и никак друг с другом не сообщались. Лидочка издала хриплый писк, сделала несколько прерывистых вдохо-выдохов и опрокинулась на Армянцева, так, что пол его лица оказались закрыты скатившейся правой грудью.
- Ой, это мне? – спросила обрадованная Чумова,обратив внимание на сочувствующих.
- От себя лишь замечу, что на языке цветов желтый – цвет разлуки!- добавил Армянцев, тяжело дыша из-под Лиды.
На стол с глухим звуком упал предмет: так вовсе остывшая печеная свинья выронила изо рта яблоко.
Свидетельство о публикации №213052900263