Дипломанты

                Д И П Л О М А Н Т Ы
   Директор техникума зачитал параграф из решения квалификационной комиссии, к Роману относящийся, закончил словами: «.. присвоить звание техника-электрика». Вышел Роман, получил из рук директора диплом заветный, рукопожатием с ним обменялся, под аплодисменты присутствующих возвратился на своё место (даже ноги при этом подрагивали от волненья).
   Сейчас, в эти вот минуты, завершился пятилетний цикл его жизненный, закончил он (заочно) обучение на отделении «Электрические станции, сети и системы» Алданского политехникума. Позади остались ночи бессонные, дни тревожные, когда казалось – сейчас вот, сейчас треснет-лопнет черепушка от перенапряженья, в мозгах что-то сдвинется – отказывающихся напрочь истины научные электрические воспринимать. Минуты торжества последующие: вот, сумел он-таки, докопался до сути материала, в учебнике изложенного. Долгими, долгими показались ему пять лет этих напряженных – но ведь выдержал. Самодисциплина выработалась (а уж для заочника это – главнейшее), помогала соблазны все преодолевать (непросто ведь заставить себя за учебники скучные засесть – когда прочий люд вокруг тебя в ином ритме живёт, чередует работу с отдыхом – и только). Но слово железное «надо» произносилось – и засиживался над учебниками допоздна (пока глаза совсем уж не начинали слипаться – отдыха требовали).
   Многое пережить пришлось за эти годы, много препятствий преодолеть. Ведь простое самое: добраться к месту учёбы для участия в сессии экзаменационной – проблемой являлось трудноразрешимой. Когда-то и какой-то умник из лиц руководящих высокого ранга решил техникум с таким отделением разместить именно в Алдане – в семистах километрах от ближайшей станции железнодорожной (Большого Невера). Тогда в тех краях и не слыхивал ещё никто про какой-то БАМ. Кроме летнего речного транспорта остальные все грузы завозились в Якутию по АЯМ (Амуро-Якутская магистраль) – автотранспортом. Соответственно – и население перемещалось или с помощью автотранспорта, или – авиации. И там, и там – очереди хронические, накладки всяческие, отмены да задержки – любая поездка в кошмар превращалась, до предела выматывала и физически, и морально.
   В другой какой-либо техникум (поближе чтоб да поудобнее) не захотел Роман. С самого начала, настроившись на учёбу заочную, определился он для себя: профессия будущая должна быть с электричеством связана (с первых шагов производственных он на «ты» был с явленьем этим таинственным). И уж из «электрических» специальностей выбрать решил самую-самую «электрическую». Выбрал – но отделение такое имелось только в Алданском горном техникуме (позднее переименованного в политехникум). Туда и пришлось документы отправлять. Перед поездкой по вызову для сдачи вступительных экзаменов изучил он карту, нашёл городок этот в Якутии – Алдан. От него ниточка-дорога обозначена в сторону жел. дороги, начинается она где-то из района станции Сковородино – туда и взял билет на поезд. Дорогой (удача!) разговорился с мужиком бывалым, соседом по купе, и тот подсказал: ты карте не очень-то доверяй, на картах специально всё запутывается (на случай – если в руки врага-агрессора попадётся она). В действительности трасса АЯМ начинается от ст. Большой Невер – туда ты и проезжай. Приехал, по совету того же соседа – на автовокзал сразу. Ознакомился со списком пассажиров, ожидающих очереди на автобус до Алдана – на четыре дня вперёд. Порасспрашивал людей знающих, вышел на край посёлка на автотрассу, присоединился к группе – тоже «попутку» ожидают люди. Часа четыре простоять пришлось – пока его очередь подошла, подхватил его попутный самосвал грохочущий. Проехали почти трое суток – и в Алдане оказались. Утомительно, конечно же – но терпимо, свыкаться надо.
   А вот через год, по вызову отправившись для сдачи экзаменов за первый курс – уже не так удачно получилось. На автовокзале всё такая же очередь, потолкался там Роман, подсказку от кого-то получил. Автобус тогда ходил на Алдан старого типа (ПАЗ – вконец растрёпанный), мест для багажа в нём не предусмотрено – потому порядок такой установлен был: перед посадкой в автобус чемоданы сдавались и грузились на машину специальную (ГАЗ-63 с тентом), багаж следовал отдельно от пассажиров. Вот водитель этого самого ГАЗ-63, нарушая все запреты, и прихватывал всегда пассажиров («левый» его приработок). И сейчас взял он троих, усадил вдоль борта заднего (кузов-то весь чемоданами забит) – где самое трясучее место. И погнал, и погнал. С первых же ям-ухабов (а дорога, разбитая грунтовка, ими изобиловала) посыпались чемоданы на пассажиров – перемешались они с ними. Попытались было бороться – но чемоданы победили: только затолкаешь его повыше, на место, ухаб первый – и обратно он летит на тебя. Потому – смирились и не дёргались попусту – из завала чемоданного по пояс только выглядывали. А водитель гнал безжалостно. Оказалось: везёт он родственницу в гости к себе – задержалась она по пути на ст. Б. Невер на шесть суток. Вот он и гнал – чтоб как можно быстрее доставить её в Алдан. Без отдыха, без сна гнал – только периодически возле столовых, круглосуточно по трассе работающих, останавливался. Пока закусывали – он пачку чая отдавал поварам, те чифирь ему готовили (обычай такой существовал тогда по АЯМу). И опять гнал и гнал – и так 36 часов (рекорд он поставил – никто за столь короткое время не преодолевал путь этот семисоткилометровый). Пассажиры превратились в мочалки безвольные: много раз битые-ломаные, грязные донельзя (пыль на ходу под тент завихривалась – и оседала на них). Роман едва до общежития добрался, умылся кое-как, свалился – и проспал целые сутки. Ещё ребят следом подселили в комнату, они часов через 12 забеспокоились – не помер ли мужик (лежит – и не переворачивается даже). Растолкали, поднялся Роман, «для знакомства» дерябнул с ними стакан водки (а тут уж и застолье организовалось – знакомился народ меж собой) – и опять отключился часов на 12. Едва-едва уж на следующий день «разошёлся», на занятия даже сходил.
   Через год ещё, на втором курсе, и того круче вышло. На автовокзал он и заходить не стал, направился сразу на край посёлка – а там уж солдатик стоял в ожиданье (из отпуска в часть он возвращался). И сразу бензовоз подкатил на базе автомобиля МАЗ, кабина просторная у него – обоих их и подхватил (чемоданы только пришлось сверху на цистерну привязывать). Доехали до первого посёлка, до Соловьёвска, на обед остановились у столовой. И водитель потребовал: платите, ребятки, за дорогу (у меня, мол, порядок такой). Какая разница – когда платить, отдали ему денежки. Ошибку совершили роковую: водила тут же на все деньги водки закупил – и дальше пребывал уже в состоянии полуневменяемом. Совсем до отключки напьётся – остановку делают, ждут – пока хоть чуть проспится он. Уложат его в кабине – а сами вокруг машины бродят, костерок жгут (хоть и июнь – а прохладно бывало по ночам). Поспал водила пару часиков – растолкают, продерёт он чуть глаза, дербалызнет стаканчик сразу – опохмелится. Дальше едут – он периодически прикладывается к бутылке, пока опять не «вырубится». И опять то же повторяется, и опять. Так вот со скандалами да сценами дикими и тянулись трое суток – пока окончательно не иссякло терпенье у них (а солдат уж и опаздывал на сутки из отпуска). Сдвинули этого алкаша в сторону, пригрозили: будешь вертухаться – выкинем к такой-то матери в канаву придорожную, по башке ещё монтировкой добавим. За руль Роман сел (он и до этого услуги свои предлагал – не соглашался водила). Управлять автомобилем он неплохо умел – но вот за рулём МАЗа впервые оказался (да ещё – и с загрузкой полной). Но освоился постепенно – и на исходе четвёртых суток въехали они в Алдан. И уж настолько им рожа эта пьяная обрыдла – бросили они его в кабине на улице прямо центральной (заглушил Роман двигатель, отвязали чемоданы свои – и разошлись). Опять пришлось Роману сутки отсыпаться-отмываться (толком-то и не умывался четыре дня).
   А для экзаменов за третий курс вызвали их зимой, в феврале – уж тут Роман не решился автотранспорту доверить сверхценную особу свою. Морозы якутские и за минус 50 переваливают, дорога зимняя и на неделю растянуться может (как знающие люди подсказывают) – тут уж экипировка специальная нужна (случись что с машиной – в момент в сосульку превратишься). Потому решил Роман к услугам авиации прибегнуть (он уж всё разузнал к этому времени: что, где и к чему). Поездом доехал до ст. Тахтамыгда – оттуда авиарейсы отправлялись на Алдан. Очередь, как и ожидалось, на четыре дня вперёд – но здесь организация чёткая присутствовала. Барак громадный тёплый, кроватки там стоят – и бельишко даже «хозяйка» выдаёт. И никакой беготни-суетни не надо: записался на очередь, взял билет – и ожидай вызова (связь в бараке громкоговорящая – и во сне свою фамилию услышишь). Хорошо, удобно – и даже буфет рядом с пищей горячей имеется. Вот только..
   Чуть устроился Роман, осмотрелся – мужик к нему подходит, приглашает: прошу к столу – «прописывать» тебя будем. В дальнем углу барака два стола вместе сдвинуты – бутылками уставлены, закуской. Человек с десяток устроились за ними: выпивают, закусывают, беседуют неспешно. На алкашей да «бичей» пропитых не похожи будто – солидный всё народ, милиционер даже один с ними (в форме). Во главе стола представительный такой мужчина восседает – назвал он имя-отчество своё, у Романа имя спросил, куда следует, с целью с какой. Налил он полный стакан перцовки, подал Роману: ну-ка, студент – «пропишись». Выламываться не стал Роман, присел за стол, выпил, закусил. Предводитель дальнейшее прояснил: дальше – как знаешь. Можешь к беседе общей присоединиться, можешь по делам своим отправляться – обязательный ритуал исполнен.
   Остался Роман: как-то сразу его удивила обстановка за столом – без шума, без гвалта, сидят себе люди – и беседуют солидно. Вот и он присоединился. Выпили ещё по одной – и его предводитель подозвал, расспросил подробнейше: кто ты есть, «како веруешь». Речь у предводителя чистая, интеллигентная, ни одного мата или оборота оскорбительного – с таким человеком и поговорить приятно. Все окружающие к нему уважительно относятся, обращаются только по имени-отчеству ( как вскоре приметил Роман – все они по алданской жизни знакомы и меж собой, и с предводителем). И компания переменного была состава: кто-то ушёл, кто-то пришёл. И Роман, чуть посидевши, спать завалился (после четырёхдневной тряски вагонной такой-то уютной коечка барачная показалась – сразу и уснул).
   Ночью пару раз просыпался, ту же картину наблюдал – сидит компания за столом, выпивают – и беседуют неспешно. Утром проснулся – а то же самое (только сменились «фигуранты» некоторые). Попозже чуть сходил Роман в магазин, взял перцовки бутылку, выставил в бараке на общий стол (чтоб должным себя не чувствовать). Посидел со всеми – но выпил чуть-чуть (для вида только). Нельзя ему было: по обычаю установившемуся все заочники по прибытии загуливали на пару дней (новостями делились, событиями за год) – надо было силы для этого приберегать. Но в беседах и тут поучавствовал – на самые различные темы (но всё так же – пристойно всё и чинно). Заметил: некоторые, как и он вот, выставляют бутылки на стол, другие – так просто сидят, для общенья – не выпивают даже. Если опустошаются все бутылки – предводитель посылает помощника своего добровольного, тот приносит сразу несколько бутылок. Сам предводитель даже и не вылазит из-за стола, через промежуток определённый провозглашает тост очередной – хлопнут по стаканчику (позже такие сцены и в кино появились: «Особенности национальной охоты», артист Булдаков). После какого-то количества стаканчиков засыпает предводитель – тут же, сидя, только глаза прикроет. Минут с 20-30 так-то посидит, открывает глаза – и в беседу сразу вклинивается, будто – и во сне он всё слышит и воспринимает. Такие типы не встречались ещё Роману по жизни – с интересом он присматривался к нему.
   В разговоре общем как-то затронули тему Вел. Отеч, войны (многие из собутыльников участниками её были), всяческие аспекты её обсуждать стали. Кто-то пример привёл: мол, вот эта Тахтамыгда самая – она ведь во время войны и появилась. Когда из США по ленд-лизу стали самолёты перегонять через Сибирь – понадобились аэродромы промежуточные на определённых местах. Тут вот его и организовали: взлётно-посадочную полосу собрали из плит чугунных, бараки построили. Чему Роман не поверил, заспорил даже: как это так, взлётно-посадочная полоса – и разборная, не может быть такого. Мужчина, рассказавший это, спорить не стал, предложил Роману: пойдём – я тебе на месте покажу (да и прогуляться надо – засиделись в духоте). Пошли – а аэропорты тогда не охранялись и не огораживались без необходимости, доступ свободный – повсюду. Пришли на полосу взлётно-посадочную, она – и точно – из отдельных плит металлических состоит (как спутник пояснил Роману: летом видно даже – как сцепляются они меж собой). Вот ведь чудо – и рядом. Полюбовались, повосхищались, назад пошли (да уж и холодом прохватило). Роман о предводителе решился спросить, спутник рассказал ему: предводитель, оказывается, один из ведущих специалистов треста «Алданзолото». На работе он спиртное не употребляет (кто мало с ним знаком – и вообще его трезвенником считают). Но раз в два года он берёт отпуск зимой – и уж тут «отрывается» по полной программе. Едет в Крым к родичам – и с первых же дней переходит на питиё только спиртное. К концу отпуска родич его (крупный какой-то чин местный) договаривается с милицией, те выделяют сопровождающего из числа сотрудников, в вагон купированный усаживают их – и путешествуют они чуть ли не через весь Советский Союз. В Тахтамыгде на самолёт пересаживаются – но тут, вишь, накладка вышла (непогода случилась – и очередь образовалась). Ожидают теперь – а предводитель развлекается по-своему. Милиционер молодой, при нём находящийся, к спиртному не привычен ещё – пьянеет очень быстро. Да он почти и не просыпается. Прокинется, снежком умоется на улице, опрокинет пару стаканчиков, закусит – и опять на кровать падает, засыпает. Роли тут поменялись: предводитель наблюдает – чтоб всё нормально у спутника было (сыт был бы да обогрет).
   Следующей ночью опять пару раз просыпался Роман, картину всё ту же заставал: бутылки на столах, беседа неспешная (человек пять-шесть всегда вокруг предводителя). И утром всё то же (железный, что ли, человек этот. Упасть давно должен – а он сидит, на вид – как огурчик, свеженький).
   С утра оживленье наступило: наладилась погода, и авиаторы несколькими рейсами дополнительными решили полностью разгрузить аэропорт. К обеду где-то и фамилию Романа объявили, попал он на борт вместе с компанией предводителя. Взлетели, набрали высоту, ремни отстегнули, закурили дружно – и тут заходил вдоль рядов помощник предводителя, всем мужчинам он предлагал по стакану перцовки в сопровождении бутербродика (говорил: «расстанную» надо выпить). Роман не отказался, интересно даже стало: как оно на высоте-то пьётся. Да так же: хлопнул, закусил – да закурил сразу (тогда ещё разрешалось курить на борту – пепельницы даже специальные в кресла встраивались).
   В Алдане расстались. А через недельку пошли они в субботу в баньку попариться всей комнатой – там Роман и предводителя встретил (он тоже, оказалось, попариться любитель). Предложил Роман: может, мол, зайдёте с нами в общежитие – после баньки чтоб, по обычаю российскому, принять по стаканчику. Тот рассмеялся: приму я, студент (ишь – и разговор ихний запомнил), приглашение твоё – но с отсрочкой на два года, пока же – вам приятного застолья желаю. С тем и разошлись (со странными, однако, привычками бывают люди).
   А назад Роман иной уж путь избрал – чтоб целиком по воздуху. К тому времени он из Забайкалья на Алтай переселился, в г. Рубцовск – и поездом туда долго трястись надо было. Потому авиамаршрут избрал: Алдан-Якутск- Новосибирск-Рубцовск. Здесь проблемным самым Якутск был – там надо было попасть на борт рейса проходящего, из Магадана. Но для заочников-энергетиков к тому времени Якутск уже затруднений не представлял. Там всё просто решалось (хоть и не всегда дёшево). Один из магаданцев (а их – почти половина в группе) познакомился в аэропорту с дамочкой, восседающей за окошком: «Дежурный по транзиту» - и теперь энеретики все пользовались повышенным её вниманием. При одном условии обязательном: после смены (или если на выходных она) кто-то из крепких мужиков должен был заночевать у неё (с сопровождением соответственным и обильным: спирт, шампанское, шоколад, фрукты из тех, что в ресторане появлялись). В кандидатах недостатка не было, испытание прошедшие восхищались: в постели – бес-баба, всё умеет и всё разрешает. Методом отбора выделила она некоторых – они и отрабатывали за всех. Роман в их число не попал (мелковат габаритами) – чему рад был несказанно (дамами общего пользования он пренебрегал с юности с самой, относился к ним – как к плевательницам общественным неодушевлённым). Но услугами её и он пользовался в аэропорту. Однажды даже вынужден был ночевать в квартире у неё (в организации застолья участие финансовое и он принял. А дальше: ему на диванчике постель приготовили – а магаданец-первооткрыватель в спальне доказывал состоятельность свою сексуальную, за двоих за них оброк обычный отрабатывал). Благодаря знакомству столь полезному полёты в основном без приключений обходились – до последнего до Нового года.
   Тут в конце самом декабря, после сдачи экзаменов за пятый курс, утвердили им окончательно темы для дипломных проектов, кабинет специальный для ихней группы выделили: работайте, готовьте проекты – в вашем распоряжении целых два месяца. Но – Новый год подходит, отпраздновать всем его по-семейному хочется – забегали, засуетились, выход искать стали. С зав. заочным отделением поговорили, с руководителем группы – но не имеют они права официально-то на праздник их распустить. Намекнули только: сами ежели разбежитесь – репрессий не будет. Что и требовалось – ломанулись тут же в аэропорт. Оказалось: те, что попредусмотрительней, заранее билетами запаслись. Осталась только тройка друзей неразлучных (Роман, Вася-магаданец да Алик с Чукотки). Билетов на Якутск нет – дней за десять вперёд уже проданы (а до Нового года – три всего дня осталось). Один выход – к однокурснику за помощью обратиться (он командир вертолёта, проблемы со здоровьем проявляться стали – переучивался теперь на энергетика). Тот пошёл с ними, по кабинетам побродил, свёл с мужиком – борт.техником с самолёта грузового ИЛ-14. В Алдан они фрукты доставили к празднику, обратно пустыми летят – согласились прихватить их с собой (по просьбе коллеги). Отвёл их борт.техник в темноте на край самый лётного поля, влезли они по стремянке внутрь самолёта, запер он их снаружи на замок висячий – и ушёл (сказал: мы скоро придём – и полетим). Осмотрелись (фонарь невдалеке на столбе – свет проникает сквозь иллюминаторы). В такой обстановке никто из них не бывал ещё. Голые изогнутые «рёбра» из профиля алюминиевого, стенки голые же из листов алюминиевых. Никаких сидений – пусто. Посредине только несколько ящиков деревянных пустых, брезенты какие-то смотанные. И холодище свирепый (кажись – снаружи потеплей даже было). С первых же минут забегали по салону, чтоб согреться – не очень-то и помогает. Хоть сами-то они тепло одеты – а вот ноги сразу мёрзнуть стали. Хоть ботинки и утеплённые – но не для длительно го они пребывания на морозе (а тут – где-то минус сорок). Минут с двадцать прошло – промёрзли ботиночки насквозь, защипало пальцы. Положение критическое прямо-таки: из салона не выйти – замок снаружи, здесь – явно ноги поотмерзают. И беготня не помогает – прихватило ноги до боли уже. Брезенты разобрали, обмотались ими ниже пояса – а что толку, брезенты и сами нахолодались – ничуть не согревают. Что тут предпринять?  Ящики разбить, костерок развести прямо здесь, в салоне – так некуда дыму выходить, задохнутся они тут же. А замёрзли – уж и говорить не могут друг с другом. Заледенели окончательно, предложил Роман: попробовать надо – углами ящичными выбить пару иллюминаторов. Тяга тогда появится – и разжечь костёр посередине. Уж лучше с самолётом вместе сгореть (если вспыхнет он) – чем замерзать так-то медленно. Разобрали ящики, выбрали два, что покрепче – и тут замок загремел, открылась дверь – экипаж явился. Рёвом матерным встречены были они, командир и руки вверх поднял – сдаюсь, ребята. Борт.техник забыл о них, не сказал командиру – вот и не спешил он, в штурманской с коллегой беседовал. А сейчас не уходите – предложил, мы в момент нагреем салон. А так что же получается: уйдёте – и задаром, выходит, страдали – не улетели. Потерпите чуть – сейчас нагреем. Пока говорили с командиром – борт.техник двигатели запустил, и скоро очень из рукава прорезиненного теплом потянуло в салон. Чуть отогрелись – боль в ноги вступила нестерпимая прямо-таки, забегали, застучали ногами. Возвращалась постепенно чувствительность, боль чуть уменьшилась. Не заметили даже – как взлетели, как высоту набрали. В салоне нагрелось – возле рукава, теплом дышащего, уселись теперь на ящиках. Трясёт всех, как в лихорадке (холод выходит) – но уж полегче стало, дар речи связной вернулся (до этого только матюгами обменивались). А тут и полёт заканчивается – на посадку пошли. От платы отказался командир, извинился даже. Нехорошо, мол, вышло – я разбираться буду ещё с борт.техником. Подхватили чемоданы – и бегом (насколь способны были) в аэровокзал якутский. Удача – ресторан не закрылся ещё, сразу – туда. Литр водки на троих, закуску погорячей заказали – приступили к подогреву. Как бы волнами изнутри, толчками – тепло разливаться стало по всему телу. Уж и чувство юмора вернулось – обсуждали бурно только что пережитое.
   Закрылся ресторан – тогда и о прочем вспомнили. К дежурной по транзиту, а там она как раз – благодетельница – восседает. Романа она той же ночью втиснула на борт «Магадан-Новосибирск» - и улетел (а ребят пообещала утром отправить в Магадан). В Новосибирске, скооперировавшись с семьёй одной, такси взяли – чтоб из аэропорта «Толмачёво» в старый городской аэропорт переехать. И с утра сразу попал он на рейс «Новосибирск-Рубцовск», время к обеду подошло – а он дома уже. Как во сне: и суток не прошло – а он такое вот расстояние громадное преодолел. И главное самое – хоть бы насморк приключился, никакого ущерба здоровью после «заморозки» алданской (тут, похоже, водка роль сыграла положительную – во-время и хорошо прогрелись).
   Назад летел – обошёлся без благодетельницы: удачно на борт попал «Якутск-Алдан». В аэропорту якутском мельком увиделся с коллегой-магаданцем, тот задержаться на сутки решил: чтоб роман быстротечный с благодетельницей ихней завершить. Прилетел через сутки довольнёхонький, заявил: «Знойная женщина – мечта поэта!». А дня через три прилетел приятель этого магаданца, заочник-автомобилист. Магаданец заранее отрекомендовал его благодетельнице – вот тот и «зацепился» в квартире её на двое суток. Тоже доволен был сверх меры – отменно развлёкся. А дней через несколько пришлось ему к венерологу идти, «сдаваться» («наградила» его за заслуги благодетельница). Магаданец, услыхавши, взвыл даже: господи, что ж будет-то?  Ясно ведь – и его «награда» не обошла, тоже надо к венерологу обращаться. А там ведь и милиция вмешается, по месту его жительства запрос пошлют – чтоб контакты его сексуальные проследить. Жена ж у него, дети – как с ними-то будет?  Тайное ведь явным станет – и прощай, семья, прощай – жизнь налаженная. Чуть не в слезах бедолага был – а куда деваться, к венерологу идти надо. Пошёл, проверился – а нет ничего. Чудо – да и только, готов был магаданец и в Бога поверить (ангел-заступник вмешался, сохранил). Порассказал потом подробнее, прояснилось прозаическое, без чудес: просто он после всех контактов любовных выполнял некие простейшие операции гигиенические. Обошлось – и он на радостях чуть ли не на неделю в загул ушёл. А позже ещё заочники прилетели магаданские, сообщили с ехидцей: всё, энергетики – кончилась лафа ваша, попёрли с работы вашу благодетельницу (она, по слухам, кого-то из руководства аэропортовского тоже «наградили» полной мерой). Посожалели, конечно же. Но у всех один только перелёт оставался – как-нибудь уж обойдутся без помощи «свыше».
   К диплому их в группе и всего-то осталось 15 человек (на первом курсе – больше трёх десятков было). Отсеивались, отсеивались постепенно и неуклонно – и по разным причинам.
   Первой «отсеялась» эффектная красавица, на актрису Целиковскую похожая (то-есть – настоящая красавица, прирождённая). Вокруг неё на вступительных ещё экзаменах мужичьё так роем и еружилось – но без успеха пока. Проживала она на руднике пригородном, приезжала утром на автобусе – вечером возвращалась (иногда и «Победа» служебная приезжала за ней – муж у неё, как говорили, чин немалый имел в масштабах рудника).
   На экзаменах за первый курс экзамен первый по математике был – самый страшный (по рассказам «очников», преподаватель Бертельсон жалости не ведал, не знаешь материал – и никакие просьбы слёзные не помогут, всё одно – выгонит). Самое ж важное, о чём предупреждали «очники»: не терпел Бертельсон шпаргалок. Если запутаешься в ответе – он помочь может, на ошибку укажет – и дальше выслушает. Но если шпаргалку у кого заметит – тут уж всё, тут – туши свет, конец тебе предрешён – «завалит» обязательно. Но Романа это не пугало: шпаргалок он и сам не терпел, работы контрольные вдумчиво выполнял – знания имелись кое-какие. Потому на экзамен явился со спокойной душой: хоть на троечку – но уж всегда вытяну, Подошла очередь, зашёл, взял билет, уселся за столик. Хоть и не на «отлично» - но материал знакомый, принялся он ответы записывать на листочке. И тут в аудиторию красавица та эффектная вошла. С утра сразу на ней всё внимание было сосредоточено – явилась она в юбочке с неприлично-высоким разрезом сбоку (последний тогда писк моды – с запозданием громадным дошедший до нас с загнивающего Запада). Это сейчас женская половина населения больше раздета, чем одета – в те же годы такого не наблюдалось, юбочки выше колен не поднимались. А тут – и выше, и разрез ещё – фурор произвела красавица, женщины изнывали от зависти.
   Взяла она билет, прошла к столику – рядом с Романом, через проход. Аккуратненько задрала юбку до самого предела (трусики даже мелькнули), уселась. Прочитала билет – и сразу, отодвинувшись, ноги свои стала рассматривать. Конечно ж – и Роман глаза туда скосил (ножки-то, ножки – поэму можно слагать о совершенстве их). И ножки те выше колен формулами исписаны – даже Роману на расстоянии видны знаки. И красавица принялась беззастенчиво пользоваться шпаргалкой столь оригинальной. А Роману надо задачку решать – но какая тут задачка, тут – кровь вся закипела-забурлила, возбужденье с вожделеньем смешалось – все формулы вмиг вытеснились из памяти. Так и заворачивает, так и заворачивает голову в ту сторону – и невозможно никак глаза отвесть. Приметил и опытнейший Бертельсон – имеется там шпаргалка. Поднялся, прохаживаться стал возле стола преподавательского, прихрамывая заметно (последствия ранения фронтового). Будто и не замечает он ничего – но вдруг рывок сделал, шага четыре быстрых – и заглянул сразу под стол, чуть отодвинувши даже красавицу. И – чуть ли не носом ткнулся в ляжки её голые. Сцену эту видеть надо – описанию не поддаётся. Будто в лоб ударили преподавателя – отшатнулся он резко, на ногу больную наступил – чуть не упал. Отпрянул от того столика, краска в лицо бросилась (получилось двусмысленно – будто бы он ножками её захотел полюбоваться). Но ничего не сказал он – прохромал к своему столу. Красавица же победно улыбнулась: всё – мужичёк этот в моих руках.
   Роман попытался на задачке сосредоточиться – да куда там, никак не удавалось на математику мысли переключить. Бежать от соблазна надо – и он отвечать вышел. Объяснения путанными получились, задачка и вовсе неверно решена была – едва на «троечку» натянул. Но для заочника и «троечка» - удача, схватил он «зачётку» с первой своей оценкой – и вон поскорей. Но не ушёл – присоединился к группе у двери (в щелочку за происходящим наблюдали). Дошла очередь до красавицы – Бертельсон её «раздел» за несколько минут, несколько вопросов – и резюме: «Вы к экзамену не готовы. До свидания». Вышла красавица в слезах вся, утешать её бросилась вся мужская половина группы. Приглашать стали наперебой: оставайтесь до вечера, всей группой мы в ресторан пойдём – что ж вы от группы-то отрываться будете. Традиция в тот день закладывалась (в дальнейшем в течение пяти лет неуклонно соблюдавшаяся) – после каждого экзамена всей группой в ресторан отправляться (кто сдал экзамен – результат «обмыть», кто не сдал – горе чтоб залить).
   Согласилась красавица – м вечером вокруг неё стая кобелей вожделеющих закрутилась (Роман, шансы свои прикинувши, не участвовал в гонке – он поскромней цель себе наметил. Своего – так сказать – уровня). Загул по-купечески широко развернулся, едва выпроводили их из ресторана заполночь уже. А там, кроме энергетиков, и другая группа присутствовала: «горняки»-заочники (тоже первый экзамен «обмывали»). В той группе преобладали разбитные мужички-москвичи (как раз начали в Якутии осваивать алмазные месторождения – и туда почему-то массой хлынули столичные жители, деньгу большую почувствовавшие). После ресторана объединились уже обе группы – и в общежитии дичайшая пьянка развернулась. Все постепенно «в осадок» повыпадали – а красавица оказалась в комнате у самых предприимчивых горняков. И что там было – никто толком и не помнит (но позже двое горняков хвастались: мол, «отметились» мы на красавице той. А третий жилец той же комнаты не дождался очереди – уснул, жалел потом: эх, такое-то событие проспал).
   А утром на занятия надо – на первом курсе строго ещё порядок соблюдался. Попили чайку в столовке студенческой (попросили покрепче заварить), побрели толпой нестройной. В аудитории на втором этаже Роман у окна устроился, поглядывал на улицу (ему и занятия-то не нужны были – материал он и самостоятельно освоил). Подкатила «Победа» ко входу в здание, вылез оттуда мужичина крупный. И через пару минут распахнулась дверь в аудиторию – ввалился этот мужичина. В сторону преподавателя: «Здравствуйте» - и устремился к красавице. Приподнял – как куклу тряпичную, пинка такого дал – через всю аудиторию она пролетела. Опять к преподавателю: «Извините» - и второй пинок такой силы, что красавица и дверь лбом открыла – в коридор вылетела. Дальше, дальше по лестнице с грохотом (все к окнам бросились – концовку чтоб увидеть). Пинками догнал он её до «Победы», затолкал вовнутрь, сам дверцей хлопнул – и уехали. Как в кино – так-то динамично всё произошло. Загомонили потом (одобрительно – в основном), преподавателю прояснили подоплёку события – и он рассмеялся (тоже – одобрительно). На этом карьера научная красавицы той и закончилась – больше уж и не появлялась.
   Не так эффектно – но и по другим причинам отсеивались людишки. На экзамене, например, по физике перед Романом вышел отвечать длинно-протяжённый такой мужичина солидного уже возраста (он из «автомобильной» группы – повторная попытка у него). Ничего, ну абсолютно ничего не знал он – как преподавательница ни выспрашивала. Вопросила потом возмущённо:
       - Ну – хоть что-нибудь знаете же вы? Как же вы контрольные-то писали?
   Мужчина возмутился даже:
       - И чего б я их писал?  У меня жена их пишет.
       - Вот как. Так пусть тогда жена и на экзамены приезжает.
Вышел мужик. А Роман скоренько «отстрелялся», получил четвёрку в «зачётку» - вышел довольнёхонький. По пути в общежитие догнал он мужика того – разговорились. Он, оказывается, работал ст. диспетчером крупной аямовской автобазы, квалификационные требования к должности его – как минимум среднетехническое образование. Чтоб закрепиться на должности – он и поступил в техникум. Он не предполагал, что ещё и экзамены какие-то сдавать придётся, думал: жена будет делать контрольные – а он только подписывать их. А раз так строго – то он и не приедет больше сюда. Запись уже есть в отделе кадров – что поступил он в техникум, несколько лет он за этой записью и будет прятаться. А дальше опять куда-нибудь поступит, стаж наработает – дальше уж, поди-ка, и отстанут от него. И точно – больше он в Алдане не показывался.
   Или по другой причине люди в науку ударялись. На экзамене по истории Роман, билет взявши, решил и не думать даже: историю он знал твёрдо на «отлично» (литературой исторической он почему-то с детства заинтересовался, к тому времени – массу уж книг перечитал на темы исторические). Но преподавательница посадила его, обратилась к мужику солидному (из ихней группы он): вы, мол, давно уж сидите – пора б уж и подготовиться к ответу. Так – отвечайте. Вышел мужик, прочитал вопрос - что-то о революционных событиях 1905-го года. Минут с пять, наверное, откашливался, звуки какие-то невнятные произносил. Наконец – выдал басом нутряным:
       - В стране..  было..  шумно..
Опять задумался надолго, прокашлялся, помолчал. Продолжил басом тем же густым:
       - Поп Гапон..  забегал..
Ещё дальше подумал, закончил натужно:
       - Ленин..  спрятался..  в шалаш.
И – всё, замолчал окончательно. Смешки, конечно же, запорхали по аудитории, и преподавательница улыбнулась. Сказала:
       - Ёмко у вас получилось и содержательно – но уж больно кратко. Да и событие одно вы сместили по времени. Но, похоже, с материалом вы знакомились?
       - Прочитывал..  два.. раза. Но – вот.. – и руками развёл, показывая – ну никак, никак не получается у него рассказ. Преподавательница вывела «троечку» ему в «зачётке» - поблагодарил он, вышел. А в общежитии земляк его рассказал Роману: мужик тот работал у них на ТЭЦ бульдозеристом, дело своё знал отменно (если, например, сложные какие-то операции вблизи действующего оборудования выполнять требовалось – только ему и доверялась работа). Положением своим он вполне доволен был и ни в какую науку подаваться не намеревался. Но угораздило его жениться на девице шибко учёной (техникум она какой-то закончила) – и потребовала та с первых же дней: мне требуется муж тоже учёный, поступай на заочное – чтоб соответствовать. Вот и поступил. Но выводы быстро и сразу он сделал – после того экзамена исторического тут же собрал он чемоданчик, сказал соседям по комнате: «И чего б я тут позорился? На работе у себя я – голова, а тут..». С тем и отбыл – и больше в Алдане не появлялся.
   Но были и другие типажи. Из Райчихинска прибыли два комика по жизни, схожие с парой знаменитых когда-то клоунов: Патом и Паташоном. И выглядели они соответственно: Пат был длинён и тощь до предела («Саня-длинный» в обиходе называли его). Паташон – маленький, кругленький – как колобок («Саня-короткий»). Чудаки были и весельчаки – отменные. Они не скрывали – никакая наука их и не интересовала и дипломы никакие им не были нужны. Их интересовал только дополнительный отпуск (на экзаменационную сессию заочником отводилось 40 календарных дней ежегодно с сохранением среднего заработка. Да ещё и дорога оплачивается в оба конца). Никакие задания они не выполняли и контрольные не делали – заимствовали готовенькое у коллег. По работе (в системе бытового обслуживания где-то) имели они доходы побочные, в течение года подкапливали деньжонок стайне от семьи – а уж в Алдане «отрывались» по полной. За первый курс они даже по паре экзаменов (что полегче) сдали – выпросили по «троечке» у преподавателей. В конце экзаменов упросили и зав. заочным отделением (поклялись: на следующей сессии мы все «хвосты» обрубим) – перевели их и на второй курс. За второй курс приехали сдавать – и уж тут полностью в загул ударились, изредка только показываясь на экзаменах (взять чтоб билет, прочитать – да и назад положить со вздохом сожаленья: мол, не повезло – этот именно материал и не подготовил я). Чудили они постоянно и эффективно – в общежитии всегда вокруг них компании шумные сколачивались: всё придумают они «штуку» какую-нибудь – развеселят окружающих. Например, при очередном заходе ресторанном (а они завсегдатаями там были) конфликт какой-то случился, в мордобой перешедший. Конечно, помощь им тут же была оказана (в период сессии экзаменационной в ресторане местном каждый вечер несколько столиков заочниками занимались). На другой день, основательно уж опохмелившись, Саня-Паташон хвастал:
      - Я ка-ак размахнусь, ка-ак дам ему прямо в глаз. Аж второй глаз выскочил у него – шлёп на тарелку ко мне. Я на вилку его – и съел..
Подождал, пока отхохочутся собутыльники, поправился:
       - Кажись – того..  Кажись – не съел я глаз, на тарелке он так и остался лежать.
   Многие из рассказов таких ихних уж и в анекдоты превратились, пересказывались в застольях. Но вот на успехах в учёбе не отражались: поняли они, что после этой сессии их «попросят» из числа учащихся. Ждать они не стали, выправили справки какие-то форменные, поделились намереньями с приятелями: мы, мол, в другой техникум перейдём, в Хабаровск – и там тоже годика с два продержимся. И улетели – с сожаленьем проводили их (комики оба – врождённые, весело возле них).
   Вот после всех таких отсевов и осталось их 15 человек к последнему курсу. Тут уж все сжились-сроднились, понятным стало: кто есть кто. Из всей группы двое только (Роман и приятель его Алик, чукотский житель) занимались самостоятельно от начала и до конца: все учебники досконально прорабатывали, контрольные работы выполняли. За всё время учёбы оба они – из принципа – ни разу к чьёй-то помощи не прибегали, потому – знания имели основательные (приходилось частенько и делиться ими: куда денешься – коль просят). Следующая группа человек из семи-восьми в основном-то тоже стремилась к самостоятельности – но не брезговали и посторонней помощью (удалось добыть готовую контрольную – так стоит ли свой аппарат мыслительный напрягать). Они тоже могли на троечку хотя бы рассчитывать – потому уверенно чувствовали себя. И последняя группа человек из пяти-шести, из женщин состоящая и одного мужчины, относилась к категории «искателей». Они все годы учёбы неутомимо и целеустремлённо искали тех, кто готов был за них и контрольные работы сделать, и проект курсовой рассчитать, и чертежи изобразить. Кое-что, по мелочам, и сами они готовили (работы хотя бы переписывали своим почерком, чтоб хоть знать – о чём там речь). Все женщины в эту группу подобрались хоть и из разных мест – но профессией объединённых, работающих в управлениях «Энергосбыт». На местах своих они давно уж освоились, с работой справлялись, знаний дополнительных им и не требовалось – но вот чтоб закрепиться основательно и надолго на должностях своих требовался им диплом – и «электрический» (таковы были требования квалификационные – о чём кадровики постоянно им напоминали). Потому и отношение к учёбе было у них соответственное: лишь бы троечку любой ценой в «зачётку» получить на экзамене, к диплому поближе подвинуться. Чем-то, конечно, в процессе поисков и жертвовать иногда приходилось – не без этого (один из преподавателей хвастал однажды во хмелю: мол, все дамочки ваши квартиру мою посещали для «дополнительных занятий» - отрабатывали троечки свои. А жену свою я, мол, на время сессий в гости отправляю к мамаше её – в Подмосковье аж). И контрольные, конечно же, не всегда бесплатно доставались, но – что поделаешь: наука требует жертв.
   Самым же ярким представителем племени «искателей» был Вася-магаданец (друг-приятель Романа и Алика. С первого курса как сдружились они – так вместе всегда и держались). За все пять лет ни одной он контрольной работы сам не сделал и ни одного учебника по программе не прочитал. На учёбу ленив он был – редкостно. Да, собственно, и условий для учёбы не имел: работая в системе «Североэнергоремонт» - постоянно он в командировках находился. А уж в командировке, в общежитии заполярном постоянно пьяно-переполненном – какая тут учёба, лучше уж и не пытаться. Он и не пытался – на друзей только надеялся. А Роман с Аликом с первого самого курса взвалили добровольно такую обязанность – тянуть Васю за собой. Мужик он был безобидный, компанейский, организовать там что-то нужно (застолье ли, по женской что-то части) – он всегда под рукой. Да по учёбе и удачно как-то всё складывалось: разошлют им задания на следующий курс с вариантами – и Вася тут же телеграммы им присылает (вот, мол, вариант какой у меня). И всегда или с Аликом, или с Романом совпадали его варианты. А те, контрольную выполнивши и отославши в заочное отделение – черновик в адрес Васи бандеролькой отправляли. Переписывал он их (всегда – с ошибками), отправлял, получал – соответственно – вызов на очередную экзаменационную сессию. А уж тут самому действовать приходилось: выкручиваться как-то на экзаменах, выпрашивать-вымогать очередную троечку у преподавателя. А все они, магаданцы, народ был сугубо-деловой. Что-то соображали они постоянно, какие-то свёртки-подарки разносили да отдавали жёнам преподавательским (мол – это вам на день рожденья подарок. Те ничего – принимали, для памяти – фамилии выспрашивали). Коль не получалось с первого-второго захода с экзаменом – на следующую сессию оставляли («хвоста» по два-три постоянно тянулось за ними). Но как-то всё устраивалось: на последних курсах преподаватели все были – мужчины, с ними проще договориться (застолье обильное – и добрее они становились). И уж тут Вася, например, не скупился – заработки у него неплохие были, и к поездке он всегда солидную сумму подкапливал. Так вот тянулся-тянулся – и до пятого курса дошёл.
   За пятый курс съехались экзамены сдавать – уж тут суета поднялась несусветная: тут все «хвосты» обрубить надо, иначе – не допустят до дипломирования. И уж тут всё в ход шло, ухищрения любые допустимы были. Роман с Аликом теперь целеустремлённо Васю натаскивали – чтоб он хоть что-то по темам бормотать мог, термины хотя бы технические помнил. И тут у Васи в ходу был излюбленный и отработанный приём. Взял он билет, не знает темы заданной – и он начинает бормотать что-то из того, что в памяти отложилось у него (пусть и не по теме совсем). Экзаменатор, естественно, останавливает: вы по билету, мол, отвечайте. Вася вновь продолжает что-то из памяти извлекать, руками потом беспомощно разводит: знаю я, всё знаю – да вот выразить только словами не могу. Один раз действо такое состоситься, второй – а на третий, глядишь, преподаватель и не выдерживал, выводил в «зачётке» вожделенную троечку (хоть что-то ведь знает человек). Уж коль добрался он до пятого курса – стоит ли тормозить его на последнем этапе. Так вот Вася все «хвосты» и поотрубал – осталось у него два экзамена, сложные самые дисциплины: «Электрические сети и системы» да «Электрические машины». Тут – формулы сплошные, вычисления громоздкие (для Васи – неподсильно всё это) – надо пути обходные искать. Чем и занялись Алик с Романом. Они со своими экзаменами скоренько разделались – целиком теперь на друга Васю переключились. Побеседовали они и раз, и два с преподавателем, момент выбирая – чтоб тот с похмелья был (а он частенько-таки и основательно «прикладывался»). Наконец – назначил он им время вечернее, пришли в лабораторию – где преподаватель с лаборантом приборы прибирали после занятий практических с «очниками». Лаборант ушёл, преподаватель сейф свой открыл, достал две пачки билетов, развернул их веером на столе: Выбирай, Вася – на счастье. Взял Вася билеты (оба – сразу), присел в сторонке за столик. Алик с Романом беседу на темы какие-то сторонние с преподавателем завели, проболтали минут с десяток. Преподаватель – к Васе потом: «Ну – и что?». Вася красноречиво руки развёл, вверх поднял: всё, мол, сдаюсь, тёмный тут лес для меня. Скомандовал тогда преподаватель:
       - Давай «зачётку». А сам в магазин – бегом, скачками, пока не закрылся он. Бери – по своему аппетиту.
 Вася – как на крыльях упорхнул – исчез (благо магазин рядом – в соседнем здании). Скоренько и вернулся, выставил на стол спирта две бутылки, шампанского две(самый тогда ходовой был напиток на Северах – «Северное сияние»: смесь спирта с шампанским). Шоколад, колбаса, хлеб – всё тут необходимое. Роман было уж и засомневался: ежели осилят они всё – трудно будет на своих ногах выходить отсюда. Но сомневался он – преждевременно. Начеркал преподаватель две троечки в «зачётке», отдал её Васе. Достал стаканы из сейфа, плеснул в них по глоточку спирта, графин с водой пододвинул – запить чтоб. Остальное всё в сейф свой спрятал, видом своим показал – вы свободны, ребятки. Поблагодарили ребятки хором, вышли, Васе подсказали – повторить надо заход в магазин. Сбегал Вася – и в общежитии допоздна обмывали очередную удачу его.
   Такими ходами хитрыми и прочие «искательницы» воспользовались – и все 15 человек допущены были к дипломированию. Процессы схожие и в соседних отделениях происходили – иногда переходя в формы прямо-таки анекдотические.
   На горном отделении половину группы составляли москвичи-алмазодобытчики – народ самоуверенный,развязный. И вот как-то на втором ещё курсе по летнему времени у входа в общежитие группка образовалась – грелись на утреннем солнышке. И тут мимо прошли по досчатому тротуару две женщины-преподавательницы (обе – броской внешности: фигуристые, стройненькие такие). Только мимо прошли – и один из москвичей (обладавший наружностью ловеласа прирождённого) пропел им вослед:
       - ..Я гляжу ей вслед – ничего в ней нет
       - А я всё гляжу – глаз не отвожу..
Одна преподавательница (она – в том числе – и технологию металлов преподавала) приостановилась, оглянулась – «зафотографировала» взглядом нахала московского. А у него через несколько дней – экзамен по технологии металлов. Естественно – завал, обычное резюме: к экзамену вы не готовы. Дело для заочника обычное, подождал ещё с недельку – повторно пошёл (но в учебник не заглядывал – самоуверенность подвела). Опять – не готов, «хвост» остался. На третьем курсе попытался обрубить его – и опять не вышло (к этому времени он и содержание учебника-то забыл наглухо: другие дисциплины пошли, специальные – на них всё внимание сосредотачивалось). Он и прекратил попытки, к пятому курсу уж и забыл о существовании какой-то там ознакомительной «Технологии металлов». Так напомнила зав. заочным отделением, известила: к дипломированию вы не допущены – один экзамен не сдан у вас. Надо было засесть за учебник денька хоть на три – так он с гонором своим великомосковским, унизительным это посчитал для себя, опять «нахрапом» решил действовать. Без подготовки на экзамен пошёл – и опять провал. Анекдот получался – все заочники потешались теперь над ним (причина-то особого к нему отношения известна всем была). Все к дипломированию уж приступили – а он всё ни туда – и ни сюда, болтается – как дерьмо в проруби. Даже к Роману приходил за помощью (кто-то сказал ему: Роман близко знаком с одной из преподавательниц. Так, может – через неё как-то можно посодействовать). Но Роман совет только дал, сказал: два пути у тебя прорисовываются. Первый-засесть за учебник на несколько дней, подготовиться основательно. Второй: перед преподавательницей «на четыре кости» упасть – извиниться: мол, не подумавши я куплетец тот пропел, уж простите вы меня – недоумка. Второй путь москвич и выбрал – и смилостивилась преподавательница, нарисовала троечку ему.
   И ещё истории похожие случались – но коллизии до критических не доходили, тут уж такой фактор действовал: коль до пятого курса дотянулся человек – какой же смысл тормозить его на последнем этапе.
   Все эти годы, конечно же, диффузия происходила активная с участием мужских и женских индивидуумов: образовывались какие-то пары скоротечно, так же в темпе и распадались. Процесс естественный для сообщества разнополого, постоянный – как мирозданье всё наше. Вначале Роман (на первых курсах) удивлялся даже безмерно, впечатленье такое возникало: женщины, прибывающие на сессии экзаменационные (все – семейные, у всех мужья имелись), голод чудовищный сексуальный испытывают. Будто и нет совсем в местах проживания их мужчин дееспособных – с такой-то жадностью они с первых же дней «романы» по-скотски бесстыдные заводили. А дальше  уж и удивляться перестал – примелькалось, привычным всё стало.
   Съезжаются на сессию очередную, с первых дней только и разговоров: тот-то вот с той-то сошёлся, этот – с той, этот – променял подружку прошлогоднюю на местную алданскую дамочку (у местных дам не очень строгого поведения заочники в чести были: народ всё северный, денежный, кроме удовольствия – и материальная польза будет). При этом у каждой дамы свои критерии выбора, понятия о постоянстве. Одна, например, Валя-колымчанка с первых дней выбирала себе партнёра (критерий основной – чтоб знаниями прочными обладал по специальности, поднатаскивал чтоб её меж утех любовных. И как вторичное – чтоб копейки в кармане не считал, чтоб хоть пару раз в неделю – но вечер ресторанный оплачивал) – и в течение 40 дней верна уж ему была, на прочие заигрывания не реагировала. И скоро тут закономерность странная обнаружилась: тот мужик, что побывал с ней, на следующий год не приезжал уже. Четверо их сменилось у неё за эти годы – и все четверо учёбу забросили по различным причинам. На пятом курсе приятель Алик сошёлся с ней – долгонько-таки он своей очереди дожидался. Роман (в шутливой, конечно, форме обратил внимание его на закономерность печальную). Алик отмахнулся: мол, разъезжаться-то не будем теперь, надо основательно устраиваться. И действительно: на экзамены 40 дней, практика преддипломная, на работу над дипломом да защиту два месяца – уж тут не только Алик, все старались пристроиться как-то для решения хотя бы бытовых проблем (желательно – чтоб и интимные интересы при этом учитывались).
   К дипломированию приступили: а Алик-то с Романом свободны, оба ещё до поездки на сессию подготовили дипломные работы (предварительно договорившись с руководителем группы о темах). Первым делом, конечно, для Васи надо было заделать диплом, засели дней на десяток: Роман – расчёты все, текстовая часть, Алик – чертежи (к диплому как минимум четыре листа больших ватманских прилагалось с чертежами на заданную тему). Сварганили скоренько работу, засадили Васю за переписку (чтоб хоть знал – о чём там речь). Освободились – на «свободную охоту» вышли, оказывая помощь коллегам (не совсем бескорыстно, конечно же – как-то и чем-то рассчитывались с ними, уж малое самое – вечер в ресторане оплачивали. Ещё и благодарили потом – помощь-то квалифицированной была). Исключение одно только случилось: обратилась за помощью к Роману женщина из местных (на руднике пригородном проживавшая). Она из всех распущенных «северяночек-снегурочек» сразу с первого курса выделилась: никаких приключений, учёба – и только. Утром приехала на занятия, на экзамен ли – и вечерним автобусом домой возвращалась. На заигрывания всяческие и намёки нескромные никак не отзывалась, нахалов – осаживала твёрдо. Так-то вот поставила себя с первого курса – а дальше уж и попривыкли мужички, все пять лет как к товарищу к ней относились. С учёбой она хоть и на троечки – но справлялась сама, при дипломировании только решилась за помощью к Роману обратиться. Затруднения у неё возникли (как и у всех в группе) при расчёте релейной защиты ( а Роман авторитетом был общепризнанным по этой части -единственный из группы на экзаменах он «отлично» получил по релейной защите). Обратиться-то она обратилась – но тут же (хоть и смущаясь заметно) и оговорку сделала: мол, на «расчёт» какой-то особый чтоб он не рассчитывал, у неё муж, дети – семья крепкая, на авантюры потому и не способна она. И если не хочет он помочь – то что ж, как-нибудь – самостоятельно будет выпутываться. «Вот за то, что семью ты крепкую создала – Роман сказал – я и помогу тебе без всяких условий» (дожили: нормальная семья уж редкостью кажется). И помог – ей бы с неделю пришлось за расчётами громоздкими арифметическими сидеть (тогда ведь техники никакой вычислительной не было – только вручную расчёты все выполнялись) – а Роман за день справился (у него отработаны уж были свои приёмы). Кое-какие ещё советы дал Роман полезные, предупредил: без благодарностей давай обойдёмся, просто – друзьями будем. Как будто предчувствовал Роман дальнейшее – ей вскоре и представился случай дружбу свою доказать, хоть не самого Романа – так друга Алика выручила она.
   Кроме чисто технических – и сторонние прблемы возникали в сообществе их (сжились за это время, сроднились почти – затрудненья какие-то личные уж и сообща решали). Так, дней за 20 где-то до защиты, новость по кругу прошла: Валя-колымчанка «влетела», не побереглась – вот и итог затруднительный. Кажись, чего проще (не сталинские ведь жестокие времена): запишись к гинекологу на приём, на аборт направит – и разрешилась проблема. Так Валя и попыталась – но выскочила из кабинета в слезах вся. При операциях любых (а аборт и является ведь операцией) в области промежности необходимо оттуда «растительность» убрать (выбрить всё начисто). А вот это-то для Вали и нероиемлемо: не может она «голенькой» домой явиться – где её муж-ревнивец ожидает. И уж он сказкам всяким (мол, ударилась случайно этим вот местом, травмировалась – в больнице и «оголили» её для лечения) никак не поверит. По словам Вали – ревнив он до чрезвычайности, характером – крут (из бывших он зеков – до 1956 года основных обитателей края колымского). Он её, в неверности уличив, задавит просто-напросто (не так, может, выразительно, как Отелло свою Дездемону – но столь же результативно). Что делать, как и себя, и семью спасать (дома у неё – детей двое)? Что ещё придумать? Всё уж испробовано было, что подсказывалось доброхотами: и со стола прыгала (стараясь на пятки приземлиться), и «симестрол» какой-то принимала (Роман впервые и слово-то такое услышал), ещё что-то принимала да в ванне нестерпимо-горячей парилась (по совету бабуси-хозяйки – старинный, мол, способ) – всё безрезультатно, влетела – крепко. Ещё раз с мольбой к гинекологу сходила – и опять в слезах вернулась от неё. Подружка (тоже колымчанка) подключилась, тоже с просьбой за подругу пошла к гинекологу – итог и тут отрицательный. Сказала Вале подруга: мол, сама ты всё испортила при первом своём визите. Надо было на жалость давить, на то, что семья развалиться может из-за слабости твоей минутной – а ты деньги предлагать стала. Вот докторица и оскорбилась, твердит: из-за денег каких-то не станет она репутацией своей жертвовать – ради какой-то бабёнки распутной. Сказала: никаких исключений, всё – на общих только основаниях. Всё, тупик образовался – что тут ещё предпринять можно?
   Тут горячка самая: диплом надо закончить (она хоть и с помощью Алика – но сама проект готовила, чтоб пусть даже на троечку – но уверенно защититься), рецензенту предоставлять для заключения – а тут переживания такие. Уж тут не до диплома, тут – вопрос жизни и смерти (в прямом смысле этого слова) решался. И Алик испереживался весь (виновник-то главный – он. Не поберёгся в пьяном виде однажды – вот и..). Но чтоб и самому свою семью разрушить, с Валей накрепко соединиться – об этом и речи не было (не с такими они намереньями сходились – так только, на время, удовольствие чтоб взаимное получить). А тут, вишь, сложности – в панику оба они ударились, и про учёбу забыли.
   В разгар событий этих опять к Роману «подшефная» его местная обратилась: привезла готовый диплом – чтоб ему показать (может – ошибки какие-то заметит). Попутно, между делом, и «за жизнь» заговорили, Роман заботой общей поделился (неудачно, мол, сложилось у Алика с Валей). И собеседница обрадовала Романа: есть, оказывается, и из такого положения выход. В ихней больничке поселковой глав.врач специализируется будто на абортах вот таких – «секретных» - за приличную плату. Всё это – на уровне слухов, за достоверность она не ручается (сама к нему не обращалась). Но пусть попробуют (не называя, конечно же, источник информации). Роман, конечно ж – к Алику сразу. Решили – надо попробовать. Риск, конечно же, есть – могут и морду набить. Потому – решили – вдвоём они поедут на переговоры. Утром на автобус рейсовый – покатили на рудник этот. В больнице долгонько-таки просидели у кабинетика глав.врача в ожиданье – чтоб один он там остался. Вошли. Алик, извиняясь поминутно и чуть ли не кланяясь, путано изложил просьбу свою необычную (на мужскую солидарность в основном налегая. Но и с намёком – в долгу они не останутся). Врач, громоздкий и мрачновытый мужичина, взглянул на них сумрачно (пока Алик говорил – Роман на руки врача внимание обратил: крупные, волосатые – как же он операции-то может делать ручищами такими), вопросил:
       - Чего вы вдвоём-то пришли? Оба, что ли, «авторы»?
       - Что вы, нет, нет. Я – так только.. – попятился Роман, за дверь сразу выскользнул. Понял: при разговоре таком третий – лишний. А через десяток минут и Алик вывалился, сияет – как червонец новенький: улажено всё – завтра к 11 утра приехать надо.
   На другое утро по заявке предварительной взяли такси (единственная «Волга» на весь Алдан), отправились в неизвестное (Алик и Романа уговорил – для моральной, так сказать, поддержки). Проводил Алик страдалицу Валю в больничку, вернулся, сказал: через два часа приказано явиться за ней. Посидели в машине (на улице не разгуляешься – морозище под минус 50), поболтали так – ни о чём. Неспокойно как-то, неудобство внутреннее (мы болтаем – а человек, может, страдает сейчас). Во всех случаях затруднительных у мужика российского один есть способ универсальный, чтоб в норму войти – к нему и прибегли. Взял Алик в магазине бутылку спирта (всякие «лёгкие» напитки типа водки – в посёлки эти не завозились), обосновались в столовке местной – в углу в самом столик заняли. Загуляли. При этом и водитель-таксист «принимал» на равных с ними, успокаивал: оба гаишника, в Алдане обретающиеся – лучшие его друзья, никогда они не останавливают его. Так-то хорошо посидели – прикончили за пару часов бутылку ту. Уж и о второй подумывали – но таксист на часы глянул, напомнил – ехать пора за страдалицей вашей. Поехали. Вывел Алик свою Валюшу (бледненькая, ослабевшая – и говорит-то еле-еле), усадил заботливо на первое сиденье (там будто поменьше трясёт). Таксист, проникнувшись серьёзностью момента (ему намекнули – в чём суть. А он, оказывается, не в первый уж раз рейсы такие выполнял), ехал назад очень-очень осторожно, на каждой ямочке притормаживал с пьяной старательностью – благополучно добрались до квартиры ихней (они по-семейному совсем устроились – комнату снимали у бабуськи одинокой). Пару деньков потом пролежала Валя – и забегала, довольная донельзя: миновала угроза благополучию её семейному, отыскался выход из тупика (дороговато, конечно, Алику обошлось – но надо ведь и платить за удовольствия).
   Чуть от этого события отошли, стихли разговоры – а тут ещё одно обрушилось (из этого ж ряда – только с другого конца).
   На третьем курсе добавился в группу ихнюю Олег – мужичок из далёкого пос. Беринговский (самое-самое захолустье чукотское). Поступал он на базе законченного среднего образования, сразу на третий курс – потому в коллективе ихнем как-то наособицу держался (тут уж все спились-спелись меж собой – группы устойчивые образовались). Да и коммуникабельности не хватало Олегу – молчалив он был до изумленья даже, всё помалкивал и ни с кем переживаньями своими не делился. От общенья не отказывался (да и как иначе в общежитии-то) – но близко ни с кем не сходился. И в застольях не отказывался участвовать – но и тут как-то всё в сторонке он оказывался, сидел – да помалкивал. Потому и о делах его личных мало что известно было (да особо-то никто и не выспрашивал его. Не распространяется – его это дело).
   Третий курс нормально он закончил (хоть учёба ему очень и очень туго давалась). А на четвёртый курс съехались – и он скоренько как-то познакомился с девицей местной алданской. И любовь тут вспыхнула – даже стороннему взгляду заметная (интересно только было – как же выражал-то он её? От него иногда и за весь день слова не услышишь – а с ней-то как же?). От местных парней угрозы было посыпались (девица – красавицей слыла. И по поведенью – скромница, не гулящая какая-нибудь). Но на угрозы Олег спокойно реагировал: отменно силён он был физически, ладно сколочен и крепко сшит (про таких говорят: поперёк себя он шире). Потому и за помощью пока к однокурсникам не обращался. Но как-то с девицей своей решили они дату какую-то отметить: в ресторан пришли, устроились за столиком невдалеке от входа. А дальше, в углу в самом, и ещё два столика заочники занимали (Роман – в их числе). В разгар веселья официантка подошла, нашептала им (она всех уж их и по именам знала): Олега вашего трое парней местных во двор вывели через служебный ход во двор – избивать там будут (слышала она – как договаривалась эта троица). Все и сразу ломанулись туда же, Роман первый – он только и успел досмотреть акт последний комедии этой. Крыльцо на выходе высоченное, и сугроб рядом снежный такой же высоты (пурга вчерашняя расстаралась – добавила свеженького снежку). Так вот в сугроб этот двое воткнуты уж были вниз головой, как раз третьего подхватил Олег (так-то ловко получилось у него: за шкирку ухватил да за штаны), перевернул вниз головой, подхватил – как пушинку, аккуратненько – рядом с теми двумя – воткнул в сугроб. Демонстративно – ладонь об ладонь – отряхнул руки от пакости недостойной, ребятам выскочившим головой покивал (спасибо – мол. Но я и сам справился). Все в зал вернулись – а через десяток минут и «агрессоры» вернулись, кое-как от снега отряхнувшись. Скромненько – к своему столику, рассчитались с официанткой – и исчезли. И уж больше попыток «избить» не предпринимали они. Их, по рассказам, сильней всего то поразило, что всё – молча делалось (будто – машина). Предложили они «выйти» Олегу, встал он молча, жестом решительным подругу остановил (сидеть!). Вышел, повтыкал их головами в сугроб – и опять без единого даже слова. Потому – лучше уж не связываться с ним (ненароком – и хребёт ведь сломать может). Счастью ихнему никто уж не мешал – и так до конца сессии.
   А прилетел Олег на заключительную сессию – и сразу в семью вошёл девицы той, у них и поселился. Но и общежитие, и кабинет для дипломирования потом регулярно навещал – вопросы постоянно возникали, помощь требовалась (помогали и ему – как и всем). Уж тут он разговорился немножко, рассказал: в Беринговском он жену бросил. По секрету от неё и с паспортного учёта снялся, и с военного. С работы уволился – и книжку трудовую забрал. С партийного только (а он членом КПСС был) учёта не снялся – отсюда теперь действовать будет, через местный райком. Сразу ж по приезде прописался он у родителей невесты, на развод заявление подал – результатов суда ждал. Коль успею – говорил- весь курс на свадьбу приглашу. Вот все и ждали – успеет ли?
   И дожлались. До диплома дней с десяток всего осталось, вдруг (как коршун на цыплят – неожиданно) объявилась в Алдане жена этого Олега (прилетела из далёкого своего Беринговского). В общежитие сразу явилась – а нет тут Олега никакого. Как-то выследила-таки, объяснение бурное состоялось. Олег при свидетелях (в кабинете дипломирования разговор происходил) заявил ей: жизнь наша совместная закончилась, к тебе я больше не вернусь – я здесь счастье своё обрёл. Выслкушала та, процедила сквозь зубы: я, мол, устрою тебе «счастье» - не рад и жизни будешь. И начала «устраивать», замелькала по кабинетам: и в техникуме, и в местном райкоме КПСС. Через пару дней собрали ихнюю группу в полном составе в аудиторию свободную, зав.заочным отделением представила им дамочку невзрачную: жена вашего однокурсника Олега, кадровый партийный работник по профессии. Она с вами беседу проведёт (сама заведующая тут же и исчезла – уже момент настораживающий). Дамочка одна осталась, расположилась вполне по-хозяйски за столом преподавательским. Глянул на неё Роман – и удивился безмерно: как же мог Олег с такой-то тварью жить? Он говорил, что она на 20 с чем-то лет старше него – а на вид на все 40. Мордочка обезьянья – ссохшаяся, морщинистая )как кошелёк выпотрошенный), нос только уныло-горбатый выделяется. А главное – бледность какая-то неестественно-желтоватая,отвращение острое вызывающая). Есть люди такие: с первого взгляда неприязнь к себе вызывают они. Дамочка эта – из той самой породы: физически даже ощутимо – тёмное поле энергетическое сгущается вокруг неё (хоть тогда такими оределениями и не оперировали. Тогдашние мужи учёные утверждали: всё непознанное – мракобесие буржуазное, предрассудки). Но речь она профессионально-отработанно повела: я, мол, как партработник  с большим опытом, поинтересовалась сразу – насколько велика партийная прослойка в вашей группе (как-то об этом никогда и не заговаривали. А теперь выяснилось: кроме Романа и Васи – все партийцы, все в КПСС прошмыгнуть успели из карьерных, естественно, побуждений). Так как большинство из вас – партийцы, то и разговор она поведёт – как партиец с партийцами. В среду вашу проник тип аморальный, разложившийся полностью в бытовом отношении (подразумевалось – Олег). Он и раньше отличался антисоциальным поведением, поступки допускал – несовместимые со званием коммуниста (и принялась она выкладывать мелочи всякие пакостные. Вплоть до того – в квартире у неё Олег неоднократно окурки будто бы на пол бросал). А теперь вот он готов разрушить крепкую советско-партийную семью – доколе ж можно такое терпеть? В вашей среде высокоинтеллектуальной не место перерожденцам таким мелкобуржуазным – потому она письмо подготовила от имени всей вашей группы с требованием: убрать личность эту развратную из числа заочников-учащихся, исключить – и до защиты диплома не допускать. Письмо – вот оно, отпечатано в двух экземплярах, подходите по очереди – и подписывайте.
   Молчание повисло минут на несколько – неожиданным оказался поворот событий. Потом женщины (надо признать это) первыми нашлись – наметили линию нужную. Одна (бойкая магаданочка) спросила: коль разговор начат с позиций партийных – почему не присутствует при этом секретарь парт.организации техникума, преподаватель Бертельсон (принципиальностью своей известный). Потом-то выяснилось: магаданочке этой ещё перед собранием нашептала кое-что секретарша директора техникума (но с остальными она не успела поделиться). Оказалось: в кабинете директора бурная сцена произошла, директор требовал (такая рекомендация из райкома поступила), чтоб именно Бертельсон организовал и провёл это вот собрание. Но тот резко и прямо заявил – я в этой акции дурнопахнущей участвовать не намерен. Захотела сучка старая привадить накрепко кобелька для известных целей – так с какой стороны тут можно мораль партийную припутать? Нет уж, ****ство с этикой партийной смешивать – ищите других исполнителей, он – не будет участвовать. А коль решили в райкоме почему-то дамочку эту похотливую поддерживать – пусть сами и приходят, проводят собрание – с изложением своих позиций (а ведь в то время райком КПСС был – как жена Цезаря: свят и непогрешим. И столь непочтительно о нём мог отозваться только такой именно человек, как Бертельсон: заслуженный, инвалид военный, орденоносец). Директор спорить с ним не стал, переключился на зав.заочным отделением. Та согласилась: коль поручаете вы мне настойчиво – я организую это собрание, представлю эту дамочку – но сама участвовать не буду. Так решили – так и исполнили. И теперь на вопрос прямой дамочка эта заюлила, закрутилась в словоблудии (мол, пожилой человек Бертельсон – устал он, не смог присутствовать). Ещё что-то там закручивала – но тут вторая женщина выступила. Вы, мол, вывернули тут, перед нами, всё бельё свое грязное, не постеснялись – потому и я вам вопрос прямой задам. Вы – в возрасте уже женщина, для Олега – явно староваты. Ему же, как и всякому мужчине нормальному, семья настоящая требуется – чтоб дети были, чтоб продлить себя в потомстве. Так как – способны ли вы на это, сможете ли полную семью создать? От этого вопроса дамочка желтомордая аж взвилась, чуть ли не на визг перешла. Что – мол – коль не способна она к деторождению – так и прав она не имеет на счастье личное. Тут уж все – и мужики – загудели: так и ищи своё счастье средь ровесников – а парня молодого, в сыновья тебе годящегося – в покое оставь. Дальше – в склоку разговор вылился, дамочка угрожать стала всем им: мол, по моему сигналу со всеми с всми разберутся партийные органы, обстановка в группе вашей – нездоровая и беспринципная, всех вас нельзя к защите дипломов допускать. В ответ и в её адрес оскорбления посыпались (северянок лучше не затрагивай – себе дороже будет), поднялись дружно все женщины – вышли из аудитории. Мужчины чуть позадержались – Олега окружили случайно будто, чтоб не смог он приблизиться к супружнице своей бывшей. Видно было – на грани срыва человек, вдруг – не сдержиться, «приложиться» к ней разок. Учитывая данные его физические – дамочку после этого «вперёд ногами» из аудитории придётся выносить. Но вышли все вместе – и осталась дамочка в одиночестве с письмом со своим – как оплёванная.
   На другой день опять она по кабинетам замелькала, с секретаршей директора поделилась: я улетаю в Якутск, в обком КПСС – уж там я на всех управу найду, партийная линия – восторжествовать должна. С тем и улетела – а здесь и страсти улеглись.
   Вечером в кабинете дипломном застолье стихийное образовалось, подступились с прямотой нетрезвой к Олегу: расскажи-ка, парень, как докатился ты до жизни такой. С дамочкой-страшилищем таким только от великой тоски в постель можно лечь – как же у тебя-то вышло? Тут уж разговорился Олег, поведал историю – банальную до простоты. Он в армии служил на Чукотке, после демобилизации там и остался (деньгами большими соблазнившись). Поступил на работу на ТЭЦ Беринговскую дежурным электриком, в общежитии устроился. И с первых же дней на глаза этой дамочке любвеобильной попался, вначале она его как бы сына привечала, как-то в гости зазвала, подпоила – в постели оказались. Да он особо-то и не брыкался: парень молодой, запросы сексуальные остро проявляются. А в посёлках заполярных женщин всегда вдвое меньше, чем мужчин – так хоть эту старушку успеть «застолбить» на первый случай. Но она с первых же дней вопрос так поставила: мол, как работник партийный – не имеет она права на поступки аморальные, не может она так-то вот с мужчиной встречаться – без официального оформления отношений. Подчёркивала: от тебя, мол, Олежек, ничего и не требуется: дай только паспорт мне свой на один денёк. Легкомысленна молодость – отдал паспорт. А через день обратно получил со штампом уже: вступил он в законный брак с мегерой этой престарелой. Дальше же у них так пошло: он в общежитии так и жил (у него комнатка там была отдельная), к супружнице являлся только по ночам в квартиру её. Днями он всячески избегал встреч с ней – чересчур уж отвратно выглядела она при дневном-то освещении. Но её и это устраивало – она свою линию вела: уговорила его в КПСС вступить. Он, о последствиях не подумавши, вступил – теперь вот и расхлёбываться приходится. Но – перетерпит он, ради любви познанной – на всё он готов. И на провокации её не поддастся – не поднимет руку на неё (чего она с нетерпеньем ожидает – чтоб и в тюрьму ещё засадить его). И просит он всех их, присутствующих – проследить за ним, опять если затеет что-то она (типа собрания того) – чтоб придержали его в случае непредсказуемого поступка. Обещали: конечно же – поддержим, все мы – на твоей стороне. На том- пока – история эта и прервалась.
   А тут – последние дни перед защитой наступили, самые тревожные. Будто и готов ты, и знаниями обладаешь – да всё сомненья берут: как-то защита пройдёт, вдруг – неожиданный какой-то «заковыристый» вопрос зададут. А у Алика с Романом и ещё ж проблема: что им с Васей делать, яснее ясного – защититься он по-обычному не сможет. Записку пояснительную он прочитает – а дальше что? На любой простейший даже вопрос он связно не сможет ответить (для него «Закон Ома» - непостижим по сложности). Тут надо было искать решенье обходное – чем и занялись они в дни эти преддипломные.
   Выяснили первым делом: кто войдёт в состав квалификационной комиссии. Войдут от техникума два преподавателя (основные дисциплины) и зав.заочным отделением – на них и нацелилась «работа». Встретившись с ними (поочерёдно – естественно), Алик с Романом основной аргумент выложили: и для них же желательно – чтоб защитился Вася (иначе ведь и сомненья могут возникнуть по части способностей и ихних преподавательских). И вообще, подумайте-ка: дошёл до диплома человек, пять лет старался, учебники перелистывал ночами бессонными (это Вася-то!) – и теперь не сможет он толком процесс завершить. Он знает, многое он знает – но мысли свои не умеет выражать, отвечать на вопросы – связно. Помогите, люди: последний этап ведь остался – и расстанемся мы. Согласились преподаватели: ладно уж, поможем – в последний раз. Записали они по три вопроса, задавать которые будут, потребовали: пусть хоть на них ответы твёрдо он заучит, без запинки ответит (без мычаний обычных невразумительных). И зав.заочным отделением согласилась – тоже записала на бумажке вопрос (она вопросы «политические» только задавала).
   Будто – отлично всё складывалось. Засадили Васю насильно: пояснительную записку к диплому два раза перечитай (чтоб не запинался потом). И ответы на вопросы наизусть заучивай (покороче ответы подготовили для него). С жалобами, со стонами (ох, болит головушка. Ох – разламывается) – но листал Вася странички (хоть вид делал – что занимается). А Роман с Аликом тактику пока разрабатывали. Для защиты их на две группы разделили (8 человек – на первый день, оставшихся 7 – на второй). Договорились меж собой, списочек составили. Алик с Романом первыми идут в первый же день (на себя берут первые, так сказать, удары). Вася последним – восьмым – в этот же день пойдёт. Предполагалось (и подтвердилось впоследствии) – члены комиссии устанут уж к этому времени, бдительность притупится у них.
   Всё возможное, кажись, сделали – только готовься, Вася. Последний день перед защитой, все в волненье пребывают, листают учебники в последний раз – только страницы шелестят (а их – шестеро в комнате, все – однокурсники). Кто у стола, кто лёжа – занимаются все. Алик привстал для чего-то, на Васину кровать глянул – а она пуста, нет Васи – испарился незаметно. Алик к окну сразу, едва отодрал форточку замёрзшую, выглянул: а Вася уж к калиточке подходит, на улицу намыливается (оглядывается, мерзавец, на окна воровато). Окрик строгий: «Вася!». Замер, оглянулся. «Сюда пожалуйте, сюда. Вернитесь, дяденька, в комнату к нам». Вернулся с видом виноватым, Алик обрушился на него:
       - Вы куда,сударь, направляли стопы свои?
       - Да я.. это.. К Томке (любовница его местная. Уж по этой части – ходок он отменный) я хотел – на минуточку.
       - Какая «Томка» - ты что, сдвинулся совсем, дубина. Защита завтра – а ты.. Пять лет мы с тобой валандались, тащили за собой изо всех сил – а ты дня одного не можешь потрудиться. Что – невтерпёж тебе, перетерпеть не можешь. Раздевайся – и ни ногой никуда, учи ответы на вопросы – завтра чтоб от зубов отскакивали у тебя. Давай – действуй.
   Роман вмешался:
       - Думаю я – не уследим мы за ним, опять он сбежит. Все труды наши пятилетние – насмарку пойдут. Я вот шапку отберу у него – и в чемодан свой запрячу. Ещё и замкну чемодан – надёжней будет.
       - Он и без шапки стребануть может – шарфом только уши замотает. Надо верёвку крепкую найти – и к кровати привязать его.
  Боря-магаданец пробасил из своего угла:
       - Не удержите. Я его знаю: коль в охоту он вошёл – он и верёвку зубами перегрызёт.
  Витя Узлов, сосед Васин по койкам, проговорил раздумчиво:
       - А я вот слышал: если мужику чуть повыше яичек перетяжку сделать тугую – то сосуды кровеносные перекрываются, член тогда только «на пол-шестого» показывать будет, и желания такие-этакие возникать не будут. Может – попробуем на Ваське? Вы придержите его за руки-ноги – а я моментом перетяну. У меня сосед – ветеринар, видел я – как он действует в таких случаях – справлюсь. Как – делаем?
   Вася взмолился-возмутился:
       - Да вы что задумали, садисты. Это ведь – преступление, насилие над личностью моей. Мне вас жалко – пересажают ведь вас по статье уголовной. Одумайтесь, остановитесь! А я обещаю: всё, ни-ни – никаких Томок до завтра. Падаю вот – и вызубривать буду листочки эти до посинения.
   Упал Вася на кровать, листочками демонстративно зашелестел. Минут с пяток прошло – и затих. Ещё чуть – и тоненько носом он засвистел – уснул. Ну – что ты с ним поделаешь. Такой вот он – балбес магаданский.
   На другой день – всё по плану: первым Алик вышел, «отстрелялся» успешно – на «отлично». Роман вторым вышел, чётко всё и твёрдо «раскатал». Но после замечания незначительного председателя комиссии в спор с ним вступил, что-то доказать пытался – и получил «четвёрочку» (что неприятно-таки царапнуло по самолюбию, ожидал-то – только «отлично»). Дальше – по порядку выходить стали (по «убывающей» по части знаний). А к вечеру уже пришла и Васина очередь. Скоренько помогли ему: чертежи все удобненько развесили. Направился Вася к трибуне: представительный такой мужчина, с брюшком уже наметившимся. Костюмчик на нём самый модный, рубашечка снежно-белая отглаженная (любовница Томка расстаралась), галстучек модных расцветок аккуратно подвязан – любо-дорого взглянуть на такого индивидуума (такими в кино показывают обычно директоров преуспевающих предприятий). И – абсолютное спокойствие, будто – чуть ли не каждый день он дипломы защищает. Разложил бумажки на трибуне, тему диплома назвал звучно так, начал записку пояснительную читать. И заспотыкался чуть ли не на каждой строке, перемежать стал текст междометиями всяческими. У Романа с Аликом аж кулаки зачесались (дверь приоткрыта в аудиторию – всё им слышно). Ясно: он, мерзавец, ни разу толком так и не дочитал эту записку – запинался теперь на всех терминах специфически-электрических. Дочитал едва-едва – и пот с него градом. Тут же преподаватели стали вопросы задавать (те самые, согласованные). И уж тут такая мешанина из ответов подготовленных из уст Васиных изливаться стала – ну хоть святых выноси. Импозантность Васина на глазах испарялась: ляпнет что-то не то, исправить попытается – ещё больше запутается. Вместо того, чтоб по три вопроса согласованных – по два только задали преподаватели (даже им, похоже, надоело ахинею Васину выслушивать). Зав.заочным отделением вопрос свой задала согласованный: «Какой сейчас общественно-политический строй в Индии?». И тут забыл Вася ответ, но хоть до этого додумался: «Там – Индира Ганди заворачивает». Засмеялись все – но будто приняли ответ. Председатель комиссии, немолодой уже мужчина (гл. инженер треста «Алданзолото»), как будто дремал всё это время. Закончились вопросы, молчание наступило – и встряхнулся он, свой какой-то вопрос Васе задал (что-то простое – по чертежу). И тут Вася такую околесицу понёс – Алик с Романом так и ахнули за дверью (всё – сейчас председатель «разденет» Васю, и – выгонит с позором). Но председатель ответ его невразумительный и слушать не стал, на часы наручные глянул, спросил у членов комиссии: «Есть ещё вопросы?». Все промолчали, председатель объявил: «Защита закончена». Вася на ногах подгибающихся – к дверям, где встречен был так точно, как Остап Бендер встретил Кису-Воробьянинова за дверью зала того аукционного. Упрёки на Васю посыпались было – но он так жалко улыбнулся, руками беспомощно развёл – уж утешать его стали (мол, неясно ещё – чем всё закончится. Ведь председатель даже замечаний не делал ему, может – и разрешит хоть «троечку»).
   Через время опять их всех собрали в ту же аудиторию – дипломы чтоб вручить. Получили первыми Алик с Романом, к Васе подсели – чтоб вместе переживать. Вот уж семеро получили дипломы, последний параграф стал зачитывать директор – с Васиной фамилией. И концовка прозвучала обычная: «..присвоить звание техника-электрика». И уж тут Васю не аплодисментами – почти овацией сопроводили, директор заулыбался даже (отлично он понимал: что и к чему тут, он раньше преподавателем работал – и цену всем знал).
   Вышли из аудитории – Вася благодарностями истекать стал, тянуть их – сейчас прямо, отсюда – и в ресторан. Он сегодня – заявил – так должен их, спасителей и организаторов триумфа его, угостить – чтоб запомнилось даже. Едва уговорили: подожди, мол – рано ещё. Сходим в общежитие, передохнём пару часиков, и уж тогда..
   Вечером в ресторане – вся восьмёрка ихняя (два стола вместе составили). Рядом – ещё восьмёрка таких же счастливых обладателей дипломов, заочники-«автомобилисты». Гульба затеялась – дым коромыслом. Уж поддали крепенько – Алик шампанское затребовал, наполнили бокалы – и тост он выдал:
       - Друзья! Все мы с момента этого не какие-то там рядовые пчёлы-трутни, мы – специалисты-дипломанты! Так давайте за то выпьем, чтоб всегда, везде и при любых обстоятельствах оставаться дипломантами. За нас, за дипломы наши!
   Путано, конечно же, неясно мысль выражена – но прозвучало возвышающе, чокнулись все – выпили дружненько. И постановили единогласно: впредь при разговорах так вот именно и титуловать друг друга. Роман сразу (чтоб «обкатать», так сказать, новую форму обращения) к Васе, соседу по столу, обратился:
       - Дипломант Васисуалий, я попросил бы вас не запускать лапу свою загребущую в мою тарелку – я с салатом с этим и сам справлюсь. А коль у вас «дипломантское» обжорство проявилось – заказывайте себе вторую порцию.
  Вася официантке замаячил – чтоб подошла. Почему б и не заказать вторую порцию салата – выпивка-то грандиозная предполагалась впереди. День такой сегодня высокоторжественный – всё сегодня можно. Загул получился – с размахом, едва-едва выдворили их из ресторана чуть ли не заполночь. Шумной толпой в общежитие направились – но там решили не продолжать, не шуметь (вторая-то половина группы отдыхает – у них завтра защита). Потому разошлись по комнатам, улеглись потихоньку.
   Утром сразу – в аэропорт, билеты брать (заранее билеты никто не заказывал – примета плохая). Магаданские да чукотские жители до Якутска билеты выправили – а Роман не решился туда лететь (благодетельницы-то нет теперь в аэропорту якутском – можно на неделю там застрять). Ему кассирша другое подсказала: организовался только что рейс экспериментальный – Якутск-Алдан-Чульман-Киренск-Тахтамыгда-Чита-Иркутск (то-есть практически-то – одни взлёты да посадки). Но для Романа ,как и для многих однокурсников, рейс этот самый подходящий: если и не сможет он сразу улететь из Иркутска – на поезд можно сесть, три дня – и дома. Потому – на этот рейс и взял билет.
   Теперь в техникум заспешили: за тех чтоб болеть, кто сегодня защищается. Пришли – а их новостью встретили неприятнейшей: Олега не допустили-таки к защите диплома. Утром объявила ему об этом зав.заочным отделением, сказала: в течение дня получите вы и приказ на руки соответствующий. Добилась-таки своего экс-супружница его в Якутске – из обкома КПСС прямое указание поступило директору техникума. Уж тут брыкаться не смей – сделал он «харакири» Олегу. А тот и за голову схватился: почему ж вчера не решился, не защитился (слабоватым себя посчитал для первого-то дня). Вот – дождался. Да подло-то как получилось: объявили бы раньше об этом – протестовала бы как-то группа, поддержала его. А тут – последний день, своим все переполнены. Но письмо какое-то сочинили всё-таки, отнесли секретарше директорской. Надо отметить: директор мудро тогда поступил – он и указание обкома выполнил, и Олега не совсем уж изничтожил (через пару месяцев защищались «очники» по той же специальности – с ними вместе и Олег защитился, получил диплом выстраданный).
   Остальные шестеро успешно защитились – получили дипломы свои. Вечером зал ресторанный целиком закупили (совместно с автомобилистами), банкет организовали с приглашением преподавателей. Уж тут загул – по полной прграмме, шампанское чуть ли не рекой лилось (каждый ведь на вечер этот деньжонки откладывал – событие-то не рядовое). Уж тут Роману тяжеловато пришлось – он привык один только день загуливать, на второй – лёгкое только похмелье аж вечером. А тут – повторить пришлось всю программу. И в общежитии продолженье последолвало – чуть-чуть только вздремнуть удалось под утро уже.
   Утром толпой всей – в аэропорт. У магаданцев на Якутск попозже борт – Алик с Васей проводили Романа первым. У Васи для этого случая припасена была бутылка «перцовой» (почему-то в эти дни всю Якутию перцовкой заполонили – в каждом магазине выставлялась), закуска соответствующая. Может – навсегда ведь прощались, потому – по полному стакану и опрокинули, прочувствовали момент. До самолёта до самого проводили их магаданцы (до обычного трудяги заполярного – ИЛ-14), помахали вослед. Взлетели только, покурить успели – а уж и посадка в Чульмане. Тут один из ихней группы высаживается, позвонил он заранее –и в буфетике закуска уж разложена, бутылочки с перцовкой (надо ж попрощаться с ребятами – как же иначе). Распрощались, опять на борту только покурить успели – а уж в Киренске посадка. Там автомобилист сходит – и у него бутылка перцовки заготовлена, закуска кое-какая. Пока он на скамеечке всё это раскладывал – решил Роман в туалет сбегать. Отыскал – обычный туалет тех лет (типа «сортир» - как киногерой Папанова определял), но не досчатый только – а капитальный кирпичный. Забежал туда Роман – и аж попятился: с таким не встречался он ещё. В углу пылает печь с дверцей раскрытой, сидит напротив престарелая якутка, трубку покуривает – подбрасывает полешки в печь. И что, и как тут «делать» - когда женщина рядом сидит (пусть и старая). Роман назад было попятился (хоть и без желания. На улице-то около минус 50, рядом ведь Верхоянск, полюс холода. И на улице при этом «рассупониваться» - перспектива не из приятных). Подождал – а ничего, заходят мужики, делают своё дело. Что ж – и Роман присоединился, скоренько – и в здание аэропорта поспешил, к очередному стакану перцовки.
   После Киренска втроём остались – «подгрузились» основательно уже, беседа оживлённая завязалась (адресами, конечно же, обменялись, клятвами – писать беспременно). В Тахтамыгде посадка – здесь последний автомобилист Миша сходит. Он – автоинспектор местный, личность известная – тут же в буфете всё организовали для него: перцовка, закуска горячая и холодная. Уж тут добавили излишне даже. На прощанье Миша у кого-то добыл сетку-«авоську», собрал в неё и в бумагу завернул остатки закуски обильной, недопитую бутылку перцовки добавил, стакан – Роману всё передал (ему дальше всех лететь – пригодится). Дальше уж вдвоём полетели: Роман да Витя Узлов. Даже песни попели (потихоньку – как им казалось), побеседовали доверительно, души друг другу излили. В Чите приземлились – тут Вите сходить (он из с.Овсянка Амурской обл. – но почему-то до Читы летел). Уж привычно – из чемодана извлёк он перцовки бутылку, колбаску нарезанную. Прощанье получилось – сплошной лирикой окрашенное (конечно ж – и перцовкой приправленное). Расчувствовался тут Витя вконец – и подарил Роману скрипку.
   Скрипка эта имела уж и историю свою. С первого ещё курса стала она постоянной попутчицей Виктора. Покоилась она обычно под кроватью у него, в чистую тряпицу завёрнутая – до первого там застолья. Тут Витя, принявши пару стаканчиков и захмелев (а он слабоват был по этой части – быстро пьянел), поднимался решительно, доставал инструмент из-под кровати, прилаживался смычком, объявлял звучно: «Брамс!». И начинал тягать смычок по струнам. Играть он не умел – абсолютно, о нотах каких-то и прочих премудростях музыкальных – представления даже не имел. Он старался только звуки странные (и воющие, и лающие) как можно громче производить, явно наслаждаясь звучанием необычным (глаза даже в экстазе прикрывал). Ожесточённо тягал он смычок – в такт покачивался, весь во власти звуков диких. Выдержать такую пытку не каждый способен, минут через пяток предостережение следовало: «Брось, Витёк, прекрати. Знаешь ведь – излупить можем. Прекрати!». Ах,так, не понимаете вы, серые и пьяные люди, всей прелести исполненья моего музыкального. Тогда  вот вам  -  и следовало второе звучное объявление: «Ах вы, сени, мои сени!». И уж тут что-то сверхестественное следовало: вопила скрипка, рыдала, стонала без всякого порядка – с громкостью предельной. Потасовка тут завязывалась – отбирали скрипку, под кровать запрятывали. Маэстро за стол тащили, принимал он стаканчик очередной – и успокаивался, спать падал. И до следующего теперь застолья о скрипке он и не вспоминал – но застолья-то у заочников частенько повторяются (соответственно – и сцены такие). Потому Витя в компаниях долго не задерживался: если пожил с кем-то вместе на одной сессии – при втором приезде к себе его уж не принимали. И последние «дипломные» месяцы проживал он вместе с троицей неразлучной (Алик-Роман-Вася). Ещё два магаданца вместе с ними – и ничего, уживались без эксцессов. Верный путь наметили в общенье с меломаном: не ругались, действий грубых физических не позволяли. Достигло застолье точки критической, достал Витя скрипку из-под кровати («Самое ценное, что в жизни есть у меня» - так он утверждал). Терпели минут с десяток – после того вновь стаканчики наполняли (пили спирт обычно: кто – неразведенный, кто водой разбавлял до нужной кондиции). Для Вити делали смесь крепостью градусов 70, поднимали стаканчики, чокались демонстративно – и Витя не выдерживал, к столу – и выпивал. Этого достаточно было – падал на кровать он да засыпал.
   И теперь вот дарил Витя верную подружку-скрипку Роману – как же жертву такую колоссальную оценить? Роман расчувствовался - захлюпал даже, слезу пустил. В ответ и Витя прослезился, распрощались горячо, обнялись даже (что никак уж не соответствовало стилю их общения). И на этом – всё, отключился Роман. Будто завеса тёмная опустилась, отгородила от мира его (впервые в жизни так-то вот отключился он – полностью. Результат, конечно же, пьянства трёхдневного).
   Долго ли, коротко ли пребывал он «за разумом» где-то – того никак он потом вспомнить не мог. Но так же вот неожиданно – рывком – и в мир реальный вернулся. Заморгал в удивленье, осматриваться стал: где я и что я. Помещение какое-то не слишком обширное (коридор проходной – понял. Сознанье подсказало – в аэропорту). Он в углу стоит, в одной руке – скрипка со смычком, изолентой к ней примотанным, в другой – «авоська» со свёртком большим (горлышко бутылочное выглядывает из него). Чемоданчик-то, наверное – тю-тю, увели? Нет – и чемодан рядом стоит (он его ногой ещё придерживает). В голове – кавардак: шум, свист, бабахает что-то – соображается трудно. Но надо ж как-то определиться – где он, куда попал. И нечего тут в углу торчать – идти надо, прояснять обстановку. Только приготовился шаг первый сделать – а из дверей соседних индус вышел. Настоящий индус, живой: одежда соответственная, тюрбан какой-то на голове накручен. Сразу мысль: допился, дубина – виденья уже начались, «индусы» являться стали. Только так подумал – а из двери и второй индус появился, глянули они на него с недоуменьем (видать – скрипка их поразила) – прошествовали до второй двери, скрылись. А всего дверей – четыре, на все стороны. Одна, что рядом с ним – эта, похоже, на лётное поле ведёт: туда женщина прошла закутанная с лопатой-«грабаркой» в руках (снег расчищать). Напротив дверь – тоже на улицу ведёт, к ней сейчас направился (из той же подозрительной двери вывалившись) азиат какой-то в халате, что ли, ватном (на голове будто чалма накручена. Открыл дверь – морозом оттуда потянуло – вышел.
   Так, всё ясно – за границей он оказался. Подпоили его специально, видать, подсыпали что-то в водку – и похитили, вывезли.
   Сразу – воспоминанье пришло. При работе над дипломами собрали их всех однажды (все группы) в аудиторию, директор техникума представил им человека в штатском: вот, товарищи, с вами сейчас беседу проведёт полковник КГБ (из Якутска прилетевший). Обрисовал полковник обстановку им международную, врагов всех внутренних и внешних перечислил. Сказал: скоро, мол, многие из вас займут должности руководящие, к секретным разным материалам доступ у вас появится. И тут помнить надо – не перевелись ещё враги у нас, бдительность надо проявлять в разумных пределах. Секретный если документ попал к вам, или даже «Для служебного пользования» - и о содержанье его болтать не надо, враг – он везде притаиться может (под личиной даже знакомца какого-то вашего). Бдительность, и ещё раз бдительность соблюдать надо.
   А вот он, Роман, выходит – и потерял бдительность, за границу умыкнули его. Ну – церэушники, ну – агенты-ухари, на ходу, как говорится, подмётки рвут. Не было диплома у него – и не нужен им был. А чуть дипломантом стал – и уволокли за бугор. Теперь, ясное дело, допросы начнутся. А о чём спрашивать будут – уж это он чётко представляет. За ним, конечно же, следили предварительно, знают: он последний год работал на должности дежурного главного щита управления ТЭЦ Алтайского тракторного завода. По должности должен он знать не только схему первичных коммутаций самой ТЭЦ – но и схему электроснабжения всего завода, и даже всего Рубцовского энергоузла (а тут ведь и военный завод имеется – «двадцатка»). Вот об этом и будут выспрашивать. И что отвечать им? Врать напропалую – так поймать ведь могут, какой-то «контрольный» вопрос задать – и уличить во лжи. Пытать потом начнут – а он, ясное дело, с похмелья-то и не выдержит пытки – расколется. Нет, тут по-другому как-то надо, похитрее. Надо схемы рисовать настоящие – а вот в элементах путаницу вносить: марки кабелей не те писать, сечение жил их и проводов, мощности трансформаторов да турбогенераторов (раза в три всё уменьшить). Уж тут всегда оправданье есть: память,мол, подвела. Так – и только так – надо действовать.
   А пока (плохо ведь ему – тошнота подступает, горит всё внутри) проветриться надо, воздуха свежего хватануть (заодно – и бдительность наблюдающих за ним проверить). Подхватил Роман имущество всё своё, протиснулся неловко наружу сквозь дверь ближайшую. Холодом сразу охватило (где-то минус 20 морозец). Осмотрелся. Да – в аэропорту он, вот она – полоса взлётно-посадочная. Справа, наотдальке, самолёты в ряд стоят какие-то. За полосой – лес чернеет (но туда если идти через всю полосу – на виду ведь окажешься). А вот слева (где, похоже, кончается ВВП) лес поближе будто, тоже – хвойный (коль так-то чернеет на снегу). Вот это – лес – очень и очень хорошо, только бы прорваться туда. Там – всегда спрятаться можно. Только – мороз ведь, насколько его хватит до точки замерзанья? «Верх» у него хорошо «упакован»: и шапка тёплая, и полупальто на вате, свитер ещё. На руках – перчатки на меху. А вот ботиночки – не того, не для длительного пребывания на морозе, с пол-часа – и всё, заледенеют ноги. Но в чемодане у него полотенца есть – в виде портянок их можно поверх ботинок намотать. Двое там брюк запасных – одни можно дополнительно надеть, вторыми – тоже ботинки утеплить. У него, как у путешественника опытного, всегда под чехлом чемоданным рулон крепчайшей ленты киперной имеется (мало ли что в пути случится – подвязать всегда можно). И чехол чемоданный можно надвое разрезать, с помощью ленты можно и как бы лапти вокруг ботинок намотать, и как бы онучи (ленты хватит). Ещё в чемодане пара покрывал есть, что на кровати стелятся (в Рубцовске – дефицит, тут – свободно приобрёл в магазине) – из них можно что-то типа палаточки соорудить. Есть там и спирта две бутылки, и банки консервные (с дефицитной тушёнкой говяжьей). Тушёнку можно в тряпочку выложить – а из банки соорудить что-то типа спиртовки (фитилёк из тряпочки хэбэшной скрутить можно). Всё подогрев дополнительный – спирт ведь отлично горит, без копоти. Только надо будет в снегу ямку оттоптать до самой земли – чтоб спиртовку пониже поместить. А на снег рядом веток набросать, самому повыше сесть – и из покрывал как бы купол сделать над собой. Вот воздух тёплый как бы «пузырь» образует под куполом – и мороз не будет чувствоваться.
   Главное – до утра продержаться, до рассвета – а там уж он логово себе надёжное оборудует. И с утра сразу надо будет вырезать дубинку поувесистей (нож-складник имеется в кармане у него). И надо сразу слёжку начать, чтоб выяснить – где полицейские мелькают тут (а они должны быть: раз государство капиталистическое, то и полиция всенепременно должна быть – чтоб буржуёв ихних от народа трудового охранять). Выследить надо полицая, тюкнуть его по «тыкве» - и оружием завладеть. И сразу надо потихоньку партизанить начинать. Пища имеется у него на первое время. И в «авоське» кое-что, и в чемодане дефициты (для Рубцовки-то): колбасы копчёной две «палки», конфеты шоколадные, консервы. И сразу – на Север пробираться надо, на Север – в Россию. А куда, интересно, завезли-то его, в какую страну? В какой стране на Юго-Востоке Азии сейчас снег может быть? Только, пожалуй, в Непале – там ведь горы высочайшие расположены: Джомолунгма да Эверест (хотя, кажись – одно и то же это?).Тут и снег может быть, и мороз. Там, кажись, англичане властвуют (во всяком случае, недавно он документальный фильм смотрел: «Путешествие в Непал» - снимали его английские операторы). Так что, выходит, не ЦРУ им заинтересовалось – а английская «Интеллидженс Сервис»? Хотя : хрен редьки не слаще – и там, и там запытать могут. А вот если в Непале он – то по пути в Россию должен он массив горный преодолеть – Гималаи. Климат там суровейший_ но, как недавно он вычитал где-то, наш художник Рерих преодолевал Гималаи. И не один – с караваном, жена даже его сопровождала. А коль баба прошла – Роман и вовсе проскочит. По пути будет народы угнетённые поднимать на борьбу с колониализмом и хищным империализмом. Глядишь – можно ещё и прославиться на века, как вот Че Гевара кубинский (хотя он, кажись – аргентинец). Так что, дипломант Роман – не всё так мрачно, выход – есть.
   А что плохо ему сейчас (пока рассуждал – снег глотал беспрерывно) – так это легко очень поправить можно, стоит только опохмелиться. Чуть в сторонке скамейка полузаметенная, руками и ногами расчистил её от снега он. Чемодан приспособил в виде столика – разложил закуску на нём. Набулькал перцовки полный стакан – пить начал, голову выше да выше задирая. Упёрся глазами, как удар, аж передёрнуло его всего (хорошо – глоток последний сделать успел – а то б и захлебнулся): над зданием, повыше чуть, вывеска крупными буквами, с боков ещё и лампочками подсвеченная – «ИРКУТСК». Как так – Иркутск, почему за границей оказался он? А может.. Память возвращаться стала: не «может» - а точно в Иркутск он и летел. По карманам пошарил, билет нашёл, глянул: да – в Иркутск он и летел. И прилетел – но индусы-то не померещились ведь ему, они-то откуда здесь? Мысли прояснились уже – пора в обстановке разбираться (с индусами-азиатами таинственными). Всю закуску (и с бутылкой недопитой) на скамейке он и оставил, подхватил чемодан и скрипку – и к двери. В коридоре сразу к «индийской» двери направился, табличку там увидел: «Зал для иностранных пассажиров». Любопытно – открыл дверь Роман, втиснулся туда. Чуть сбоку от двери столик стоит, за ним в форме милиционер сидит. Романа он встретил неприветливо:
       - Ну, куда, куда прёшь, «дярёвня»? Что – читать не умеешь, тут – для иностранцев.
       - А я, может, и есть самый-разсамый иностранный интурист.
       - Рожей не вышел. И несёт от тебя на версту – как от винной бочки. Дёргай отсюдова – не раздражай меня.
       - Дак это.. Дак мы – могём.. – ретировался Роман.
   В другую дверь направился – напротив. Вот там то – что и надо. К расписанию подошёл, читать начал – а дальше всё как в кино пошло, в ускоренном темпе. Дочитать не успел – а уж регистрацию объявляют на рейс нужный. К кассе, билет оформил, едва на регистрацию успел – сдал чемодан в багаж. Тут же и посадку объявили, ещё десяток минут – и он на борту лайнера ТУ-104. Скрипку аккуратно на полку сверху пристроил (шепот восхищенный услышал из соседнего ряда: «С нами артист летит»), сам в кресло опустился. Не ожидая команды – накрепко ремнём пристегнулся, откинулся на спинку – и задремал так-то блаженненько (сквозь дрёму подумал умиротворённо: дуракам да пьяным всегда везёт).
                Полетели. Круг замкнулся.
                - х – х – х – х – х – х – х –
   P.S: Как жил друг Вася легко и беззаботно – так легко и в мир иной переселился. В предпенсионном уже возрасте перебрался он из Магадана в Беларусь свою родную, отыскал там и половинку себе – крепкую деревенскую хозяюшку. Вот она однажды в субботу баньку ему истопила, попарился Вася, в ожидании ужина – перед телевизором в кресле устроился. На столике рядом – графинчик с домашним вином,  попивал в своё удовольствие. Хозяюшка ужин приготовила в кухоньке летней, стол накрыла, пришла Васю звать – а он уж и уснул навеки прямо в кресле. Пусть земля ему пухом будет – безобидный был человечек. Может, и в Рай он угодил – грехов-то особо-тяжких за ним не водилось.
                - х – х – х – х – х – х – х – х –
                - х – х – х – х -