Психованный ветер

Позвольте представиться – Виента. Интересное имя, не так ли? Но еще более интересно другое – я ветер. Вам смешно? Вы не можете представить себе разговаривающий ветер? Я вас умоляю. Все ветры говорят, только одни их понимают, а другие слышат только «у-у». Не расстраивайтесь, таких большинство. Чаще всего ветры слышат сумасшедшие, так что вам есть чему радоваться – вы абсолютно нормальный человек, и вам будет интересно послушать мой рассказ, а если будет неинтересно, прошу заранее меня извинить. В том же крайнем случае, если вы сумасшедший, или как принято тактично выражаться инакомыслящий, то я давно все вам уже рассказала, потому как болтушка каких свет не видывал. Но все по порядку.
Итак, Виента. Здравствуйте, дорогие читатели, ш-ш, у-у! О чем я собственно хотела вам рассказать. Вы ведь никогда не знали о ветрах женского пола? Видите, как много узнаете с первой же страницы. Рассказ мой будет совсем коротким. Однако, вам придется немного помучиться, поскольку я часто отклоняюсь от основного сюжета, уделяя большое внимание мелочам, расползаюсь по мысли, как мне говорят. Поэтому, как люблю поболтать, часто слоняюсь по сумасшедшим домам, там хотя бы есть собеседники. Да, кстати, разрушив миф о том, что ветры только и делают, что говорят «ш-ш» и «у-у», я забыла сказать о том, что на самом деле чаще всего они так и делают, а почему? Все природная лень. Они давно догадались о том, что люди не понимают их разговоров, а это работа ветра – говорить в нужное время и в нужном месте. И кстати, блуждая по сумасшедшим домам я так скажем отлыниваю от работы, поэтому, чтобы не сообщить в Высшее Агенство вы после прочтения на всякий случай забудьте мое имя. Я, конечно, понимаю, что вряд ли вы его найдете, природная лень, отсутствие времени и весь букет остальных человеческих проблем, но все же мне не хотелось бы, чтобы в один прекрасный день вы заявились туда и сказали, что Виента такая-сякая, а потом мне всыпали бы по первое число. И еще, надеюсь, вы не рассердитесь от того, что я так выразилась о человеческих проблемах, но вы поверьте Виенте, ветру, исходившему мир (если так можно назвать полмосквы), что большинство человеческих проблем – я не говорю о настоящих бедах – порождение скуки и лени. Если на вас не свалилась беда – радуйтесь! Если скучно – творите, нет вдохновения – возьмите книгу! Фильмы, кстати, вредно смотреть, они убивают воображение. Я смотрела. Поняла, что тупею. Книги, мне, правда не слишком удобно читать, приходиться изрядно потрудиться, чтобы передуть страницу. Но я стараюсь. А вы ленитесь, я знаю.
Так, о чем это я. Ну вот, вы наглядно уверились в моей способности расплываться по мысли. Так вот, я ветер, приставленный к одному из мостов на Воробьевых горах в Москве, работа непыльная,  ничего особенно рассказать вам про свою работу я не могу, может быть, по ходу рассказа что вспомню, но пока ничего не лезет в голову. Итак, я обычный ветер, за исключением того, что волыню, и одной самой главной моей особенности, о которой не знает никто, и я никому не смогу рассказать – я ветер, влюбленный в человека. Причем, что самое странное, этот человек не сумасшедший, и я потому могу наблюдать за его жизни только со стороны. Не слишком прилично заявляться к человеку прямо домой, то есть в студенческое общежитии в ГЗ МГУ, потому я обычно продуваюсь на лекциях. Это бывает ужасно забавно, носиться по залу, когда девчонки кричат:
– N Nович, закройте окно!
N Nович закрывает, а я продолжаю летать, и никто не может понять откуда дует ветер. Невежливо, зато они знают о моем существовании. Несправедливо, мне кажется, люди должны знать каждый ветер, по крайней мере те, которые в осязаемой близости от него. Вот скажите, почему люди в России знают о существовании ураганов Катрины или Сэнди, которые несут ужас и разрушения в далекой Америке, а о существовании такого безобидного ветерка, как ваша знакомая Виента, никто и не догадывается. Говорят, ветер подул, ага, ветер. Ветров много.
Ну ладно, будем честными – иногда все-таки я в общежитие являюсь, но во время, принятое для посещения гостями, с полудня до шести часов. Имя у него многоликое, зовут его Иван, Ванек – так зовут его сокурсники, а мне гораздо больше нравится третья вариация – Иоанн. Если бы он был ветром, его непременно звали бы Иоанн, а не Ваня – незвучное имя. У ветров всегда звучным имена, мелодичные. Виента, слышите?.. Ви-ента... Как будто шелест крыльев бабочки. Попробуйте пропеть – Ви-ента, Ви-ента. Ладно, я знаю, что вы не пропели, либо от лени, либо от того, что вас окружают люди, которые неизвестно что о вас подумают, но тем не менее. Иоанн. И-о-анн. Особенно мне нравятся последние две буквы. Н-н. Как будто звучит огромный медный колокол.
Вы, наверное, считаете, что это глупо, просто вот так взять и влюбиться. Но на самом деле... Вы понимаете, что на этом мосту сидеть элементарно неинтересно, и я летаю кругом? А до университета, как известно, рукой подать. Вот я и летала. Наталкивалась на людей, в том числе и на него. Только, пожалуйста, не думайте, что это любовь с первого, второго, третьего взгляда. С четвертого. Шучу, конечно. На самом деле он красивый. Видя этого человека в жизни, невозможно его незаметить, невозможно к нему относиться «никак» – вы меня слушайте, я не просто так говорю.
Имея такое имя, просто положено быть ветром, однако он не ветер, что примечательно. И он нормален. Так нормален, что диву давалась, как можно быть настолько нормальным, ни малейшего шанса попасть в желтый дом. А я так люблю ненормальных!
Был один типчик из пятой палаты по имени Вадик, но все его знали под именем Виента. Почему? Потому что был буйнопомешанный. Но все по порядку. Психи бывают разные, точно так же как и люди, есть те, с кем можно поговорить, есть те, с кем нельзя, чтоб ты ни делал. Последние обычно кричат, размахивая руками. Так вот, этот самый Вадик был как раз из них. Залетела я к нему как-то в палату познакомиться. Он сразу понял, кто я и как меня зовут, и начал гоняться за мной с подушкой с диким криком «Виента!!!» Я конечно, смылась оттуда потихоньку, но псих свою Виенту так и не забыл. С тех пор у него даже на двери висит табличка «Виента». Даже обидно.
Был один тихоня, парнишка лет двадцати, Сергеем его звали. То есть вначале был тихоней, а потом разговорился и рассказал мне о том, что он ушел в армию, и его ждет дома девушка. Сидел все время в защитной форме, и жалел, что ему не дают упражняться по состоянию здоровья. Скучно, говорит, лучше бы признали негодным. А все думала, сказать бедняге правду, или пускай лучше думает, что он в армии. Много чудиков. Но я их все равно люблю.
О чем это я. А, да, об Иоанне. Так вот – он абсолютно, что ни на есть самый нормальный человек, несмотря на то, что учится в университете. Говорят, люди в университетах сходят с ума. Помню такую историю, буквально недели три назад влетела я в зал, а у них... Как же это называется? Семинар. Сидят, решают, и тут один паренек вскакивает и кричит:
– Потерялся! Зелененький потерялся!
– Кто, – спрашивают его, – ластик что ли?
– Интеграл, – отвечает паренек. Ну ему, естественно, скорую помощь, вызвали, психиатр, шизофрения, сумасшедший дом. Он способный мальчик был, мы вскоре с ним очень хорошо подружились, он мне провел краткий экскурс в математику, а я ему краткий экскурс в историю ветров. Хороший мальчик, не буйный, Толиком звали.
Несмотря на обилие вот таких случаев, все-таки у Иоанна не было ни малейшего шанса стать сумасшедшим. Как-то раз, сидя на подоконнике в комнате, где жили он и несколько его сокурсников, я страшно скучала, потому что они ни о чем не говорили, а сидели, уставившись в ноутбуки. Мне стало жутко интересно, что же они там делают, я забралась на кровать к Иоанну и заглянула в экран. Там была одна из убогих имитаций жизни, которые по непонятной причине обожают люди. Посидела минут пять, а потом разобралась, что к чему.
– Да куда ты его ведешь, там же стена! – завопила я, на мгновение забыв, что он не может меня слышать. Иоанн только слегка поежился, потому что все-таки я ветер над рекой, а ветры над рекой холодные, но не обратил внимание. Опять заскучав, я побродила по комнате, заглядывая в ноутбуки другим парням.
– До чего нормальные, – подумала я. – Нет, все таки это одна из тех штук, которые окончательно отбивают воображение, – и решительно рванулась в окно. Стекла задребезжали, но окно не открылось. Ребята даже не обратили внимания на звон, и я попробовала еще раз. Минута полного игнора и страшных усилий – окно распахнулось, и в окно ворвался холодный дикий Эстуни, ветер, омывающий МГУ. Я спряталась под кровать, чтобы Эстуни не заметил меня, и об этом не узнало бы Высшее Агенство.
– Закройте окно! – крикнул Иоанн.
Первое время парни сидели, не двигаясь, а потом Эстуни подхватил их тетради и вынес в окно.
– Ноутбуки бы взял, что ли, – с досадой подумала я. Мне было отчаянно неприятно почти наркотическое состояние Иоанна, в котором он даже не реагировал на ветер.
Однако тетради подействовали.  Иоанн и захлопнул окно.
Если бы от этих компьютеров можно было бы сходить с ума, я, конечно бы, слова не сказала. Но сдается мне, что даже если эти коробки и сведут с ума, то эти сумасшедшие будут либо буйными, либо заторможенными молчунами. Собственно говоря, какими и являются люди, пристрастившиеся к этой имитации жизни. Прискорбно, что Иоанн заразился этим ничтожеством, но мне пришлось бы искать другой способ отвадить его от этой гадости, нежели резко открывать окно и впускать в комнату Эстуни, с риском для себя оказаться в Высшем Агенстве с выпиской о неисполнительности.
Эстуни ветер неплохой, хотя ему лет около двухсот, может, чуть больше. На самом деле хуже всего для меня было бы столкнуться нос к носу с одним из великих четырехветрий. Но, даже если бы так случилось, вряд ли бы они меня идентифицировали. Не думаю, что люди на мосту страдают без ветра, особенно зимой. Да, в тот момент была зима, и несомненно, люди мне бесконечно благодарны. Знаете ли, люблю радовать людей, даже если это противоречит моим обязанностям.
Вероятно, послушав мой рассказ, создается впечатление, что бедная Виента обречена на несчастную любовь до конца ее дней. Задумайтесь – ветры родились вместе с Землей и могут погибнуть только с ней. Неужели вы настолько жестокосердны, чтобы даже думать так? Иоанн, когда отключался от компьютера, превращался в обычного – обычного? Ну если в том значении, что психом он не был, обычного – парня. За что ветер может влюбиться в человека? Наверное, за то, что не хватает ему, а есть в человеке. Вы еще не догадались, что? Если нет, то рада вам сообщить, что ответ не прост, а элементарен. Да, у человека есть бессмертная душа, а у ветров ее нет. Ирония судьбы – ветер по своей природе не равен человеку. Но мне кажется, чтобы жить, надо влюбляться во что-то далекое-предалекое, тогда будет вдохновение, ведь несчастная любовь часто порождает вдохновение! Не думайте, пожалуйста, что Виента не может думать о высоком, как у вас могло сложиться ощущение. Если бы Виента не думала о высоком, и дальние горизонты не звали бы ее, она бы так и сидела у своего моста. Ветрам вообще не положено влюбляться, даже друг в друга. Если это так происходит, в мире нарушается балланс воздуха и возникают смерчи. А вы как думали? Смерч появляется тогда, когда ветры обнимают друг друга, и в избытке чувств теряют над собой контроль. Да, и как вы могли подумать, такие случаи нередки, однако несут за собой огромные жертвы. Но какая любовь может быть добром, если она приносит разрушение? Вот поэтому Высшее Агенство и запретило любовь между ветрами. Но моя любовь, как я проанализировала, никому ничего плохого не делает, разве что мосту. Хотя впрочем, мои доводы я уже вам приводила.
Спустя несколько дней я забралась внутрь ноутбука Иоанна и что-то там сломала. Он, конечно, расстроился, но денег на новый ноутбук у него не было, и от скуки он пошел гулять.
– Иоанн, – позвала я, как только он очутился на улице. Он, конечно, не услышал, и медленно пошел к памятнику Михаилу Васильевичу. Мне стало интересно.
– Иоанн!!! – крикнула я ему в самое ухо. Он потер это самое ухо, только и всего.
– Иоанн, я Виента, – зачем-то начала говорить я. – Вот и настал тот день, когда мы снова оказались с тобой наедине.
Иоанн задумчиво смотрел в небо.
– ЭЙ!!! – рассердилась я. Меня начала утомлять его нормальность. Ну почему он меня вообще не слышит? Наверное, любой человек несколько ненормален, но Иоанн был абсолютно, абсолютно психически здоров! Угораздило же несчастный ветерок влюбиться в такого человека.
После этого я оставила его, и полетела к своему мосту.
– Может быть, лучше оставить все это? – подумала я, но потом одернула себя. Что я, слабачка что ли? Сережка все надеется, что девушка его ждет, например, и все равно ему... Подумав об этом, я решительно свернула с пути и полетела в сумасшедший дом.
Сергей сидел за столом, с мрачным видом почесывая бритую голову.
– А, это ты, Виента, – сказал он. – Садись, рассказывай.
Я с упреком посмотрела на него.
– Что тебе рассказать, друг дорогой мой? – спросила я. – Неужели об интегралах, о которых имел неосторожность поведать мне Анатолий?
– Какие еще интегралы, – не теряя мрачности, сказал Сережа. – Ты видела ее? Она ждет меня?
Я подумала, что Сережа все еще не знает, что его девушка уже год встречается с другим парнем, но сказать это ему, у меня язык не повернулся.
– Нет, я к ней не заглядывала, – талантливо избежала ответа на вопрос я.
– Доктор не позволяет мне учиться вместе со всеми, – стукнул по столу Сережа. – Говорит, что я не годен. А если не годен, так что же меня здесь держат?!
Мне стало его жалко. Бедный парень, хороший, но не для мира сего.
– Я опять отлыниваю, – попыталась сменить тему я. – Надо хоть раз в месяц слетать к этому мосту, сделать вид, что я там работаю.
– Видишь, ты счастлива, – обиженно сказал Сережа. – Можешь брать и летать где хочешь. Почему я не ветер?
– Ветром быть намного хуже чем человеком, поверь мне, – внезапно рассердилась я.
Мы помолчали.
– Слетаю-ка я куда-нибудь еще, – сказала я. – Вижу, ты не в настроении.
Сережа посмотрел на меня и в глазах у него показались слезы.
– Мне ее не хватает, – проговорил он, – я скучаю по ней. Ты скажешь ей это?
Я чуть сама не расплакалась, глядя на него. Я бы всей душой, если бы она у меня была, желала бы передать его слова, но это было не в моих силах.
– Посмотрим! – в своей обычной манере кинула я. – Не скучай, дружок! Попробуй физические упражнения в одиночестве!
Успокоив этим свою совесть, я полетела, сама не зная куда. По-моему, я становлюсь сентиментальной. Эх, Виента, Виента, куда делась твоя беспечность? Несешься куда-то, скучаешь, гонишься за новыми впечатлениями... Дался тебе этот Иоанн! И я решительно свернула к ГЗ.
На этот раз я застала Иоанна одного. Он, казалось, был сильно расстроен поломкой ноутбука, и как я поняла из его слов – он вымещал свое недовольство на подушке – там была какая-то важная работа. Мне на какой-то момент стало ужасно стыдно, но потом я решила, что нечего было использовать ноутбук не по назначению. Но потом я подлетела и обняла его. Я подумала, что хоть это он должен почувствовать.
Я винила себя за то, что вмешиваюсь в жизнь Иоанна. Ну действительно, на что ему дался ветер? Да если кто есть здесь сумасшедший, так это я – я не приношу ему ни радости, ни счастья, ровным счетом ничего, я один из многих эпизодов его жизни, которые он вряд ли вспомнит когда-нибудь впоследствии. Ну кто, скажите пожалуйста, вспомнит о ветре, который дует где-то рядом с тобой? Вот вы, те кто читает весь этот бред, скажите, вы помните хоть один ветер – ветер, не ураган? Может быть, если он унес ваш зонтик. Может быть, но вспомнит о распахнутом окне – но в конце концов, тогда меня затмил Эстуни... Что я думаю, Иоанну до этого дела нет! Я полетела вокруг моста и завыла. Вы уж точно слышали, как воет ветер, но если вы хоть раз проходили по моему мосту на Воробьевых Горах, то знайте, что вы застали меня именно в этот момент. Прошло тогда три месяца с нашей, то есть, простите, моей последней встречи с Иоанном.
Ветер... Кому, скажите пожалуйста, есть дело до ветров? Кроме сумасшедших, которые могут нас слышать? «Ветер, ветер – на всем Божьем свете!» – написал какой-то человеческий поэт. Приятно, однако... Может быть, он тоже был из них? Но самое ужасное, что люди знают, знают о нашем существовании, и ни один из них по доброй воле не попытался войти с нами в контакт. Да что с ветрами. Люди чудные. Газеты – да, я и газеты читаю – твердят о возможностях контактов с инопланетянами. Хоть один из этих газетчиков попытался войти в контакт с окружающими людьми. Там, где нас нет, всегда трава зеленее. Людей куда больше волнуют несуществующие инопланетяне, чем люди.
Хотя, что я обвиняю людей. Ветры тоже не стремятся общаться с людьми. Может быть, я одна ненормальная – общаюсь с Сережей и Толиком. Кому рассказать, засмеют. Тот же Эстуни. Да неужели ему есть дело до всех этих людей, кто учится в Университете? Даже до того каменного памятника Ломоносову, который он не замечал бы, если бы регулярно не спотыкался об него, и снес, если бы смог? Эх... Эстуни даже до меня нет дела. Ветры, как и люди, считают унижением своего достоинства якшаться с теми, кто ниже их. «Хотите продвижения вперед, общайтесь с теми, кто лучше вас.» А вдруг те, кто лучше вас, так же не хотят знать вас, как и вы нас? Запутала я вас, да? Я порой и сама в своих мыслях путаюсь.
Ах как хороши Воробьевы золотой осенью! Вода – спокойная. По обеим сторонам Москвы-реки красно-золотые россыпи. Эх, красота! Правда, люди убили всю романтику мостов, выстроив на них заграждения от дождя и всего остального. Вы уж извините, что я так перескакиваю с одного времени на другое. Так вот, тогда Иоанн еще учился на втором курсе.
Я тут про бессмертную душу заговаривала. У Иоанна она есть, это точно. Ну не может не быть бессмертной души у человека, который приволок в общежитие грязнущего котенка с улицы, только потому, что у него отмерзло полхвоста. Мне кажется, его соседи тогда его возненавидели. Так, я начинаю потихоньку путаться, я даже не сказала вам имена его соседей. Ну, чтобы проще было. Саня и Вовик. Мне как-то проще, если я говорю о конкретных людях.
Иоанн отмыл его и вывез на другой конец города к ветеринару. Котяре ампутировали эту несчастную половину хвоста, а во всем остальном он оказался настоящим красавчиком. Саня предупредил его, что если котенок останется у них, он выкинет его в окно, на что Иоанн ему ответил, о, я даже сейчас процитирую, что если «он такая сволота, то как бы ему самому не проснуться в воздухе.» Саня заткнулся. А Вовик хороший. У него правда была аллергия на кошек, и он постоянно чихал, но пока котяра отлеживался, говорил всем, что простудился.
Потом до Иоанна дошло, что все не так гладко, надавал этому Вовику по шеям и отдал котенка девчонкам-однокурсницам.
Ну так вот. Что можно еще рассказать. Я носилась возле ГЗ, прячась от Эстуни. Тут мне пришла в голову одна умная мысль, и я залетела в открытое окошко, чем вызвала бурю негодования со стороны мерзлявых девочек с первой парты. Выпорхнула в коридор и медленно поплыла по университету. Неожиданно для себя столкнулась с Иоанном, не понимая, что он тут делает.
Медленно подула за ним, пыталась его пощекотать, он меня не чувствует. А теперь маленькое отступление. Я производила впечатление восторженной болтушки, так оно и было. Это моя маленькая роль. Но на то время, о котором я собираюсь вам рассказать, я была серьезней, чем все Четырехветрия вместе взятые. Я скажу вам, когда оно закончится, чтобы вы перестали воспринимать меня всерьез.
Итак. Иоанн. Кажется, он что-то искал, потому что заглядывал во все – как это называется? Аудитории. Потом я поняла, чем его не устроили все остальные – в них были люди. Там, где он наконец остановился, никого не было. Пардон, секунду спустя после него там появилась я. Доска была давно не мыта, было такое ощущение, что ее из раза в раз протирали сухой гадкой пыльной тряпкой, потому она была покрыта ровным слоем мела. Окна тоже были пыльные, сквозь тонкую пелену едва просвечивали совсем, казалось, близкие облака. Они тоже казались серыми и пыльными. Я обернулась и с тоской посмотрела на Иоанна. Он, конечно, проигнорировал мой полный боли взгляд и даже не взглянул в мою сторону, что неудивительно при его нормальности. Тогда я решила напомнить о себе своими обычным способом.
– Ш-ш, – выразительно сказала я. На этот раз он обернулся, но не увидев ничего, кроме прозрачной меня, он достал толстенную книжищу и с треском водрузил ее на стол. Может быть, в общежитии ему мешали. – Фиу, – добавила я. Игнор. И тогда я привела неоповержимый аргумент. – РРООО!!! – закричала я и погнала к доске. БАММ. Вот тут Иоанн уже не мог меня не заметить, и испуганно посмотрел на доску.
– Что... – хмыкнул он.
Хорошо, что окна оказались закрытыми, иначе бы он принял меня за Эстуни. Мне пришла в голову на этот раз шальная мысль, и я аккуратно сдула с доски его имя. Ну а как вы думали? Что может быть легче для ветра? Мельчайшие крупинки мелового покрытия, кружась, опустились на пол, а на доске сияли идеально ровнехонькие буквы. Снова мое «РРООО!» и Иоанн воззрился на доску. Так, теперь представьте себя на его месте. Пока он не оторвал свои нормальнейшие глаза от доски, я сдула еще слово: «ВИЕНТА». Бровь его поползла вверх.
– Санек, Вовик, – негромко позвал он. Естественно, никто не отозвался. – Чего еще за Виента?
– «Это я.»
– Это уже несмешно. Хватит.
– «Я ветер.»
У Иоанна нервно дернулся уголок рта. Кажется, его нормальность начала слегка полкачивать.
Он судорожно вздрагивая, залез в портфель, вытащил толстенного Зорича, открыл его на первой попавшейся странице, выписал нечто, что увидел там в тетрадь и склонился над ней. Мне не понравилось такое поведение. Я опрокинула его портфель на пол.
В этот момент Эстуни вздумалось распахнуть окно, и он, ворвавшись в аудиторию, смел все на своем пути – только Зорич удержался – и сдул все мои художества с доски. Иоанн со страхом, промелькнувшим в глазах вскинул глаза на доску и увидел только чистую черную поверхность.
– Блин, ну еще бы, – произнес он, когда Эстуни вылетел. – Показалось. Совсем чокнулся уже.
– Совсем чокнулся?! – радостно вскрикнула я, но он, похоже, не услышал.
– Трепло ты, – сказала я. – Если бы чокнулся, услышал бы. А то не надо тут ля-ля.
Именем Четырехветрий, этот человек вообще не поддавался никакому воздействию! Даже психи – и те лучше, чем он! Учитывая, что они вообще славные ребята. Плюнула я на него и полетела.
Вот так произошел переломный момент во всей моей истории. Но вы все-таки погодите, не бросайте читать, тут уже совсем немного осталось. А полетела я в психушку. По старой памяти залетела к «Виенте», поносилась с ним по комнате. А потом надоело все это. Что я в самом деле действительно – как ветренок маленький.
– Послушай, Вадик, – сказала я, – может хватит буянить?
– Вууу, – ответил Вадик, помахивая у меня перед носом огромной подушкой.
– Ну в самом деле, Вадим! Как тебя по-батюшке? Может, поговорим по нормальному? Я же не человек какой-нибудь. Со мной-то ты можешь разговаривать?
– Не-е, – обиженно протянул он, но уже признаки осмысления появились в его глазах.
– Ты чокнутый?
– Не-е, – повторил он.
– Не надо мне тут, – строго ответила я, – не был бы чокнутый, со мной не разговаривал бы.
– Я человекнутый, – серьезно сказал Вадик.
Я села на пол, тут мне уже стало просто интересно.
– Ну садись, чего встал-то. Поговорим о жизни прежней. У тебя, может, жена была раньше? Дети?
– Да-а.
– А чего чокнулся тогда? Я понимаю, Толик... Ему терять нечего, кроме мехмата. А ты? Совесть есть у тебя?
– Где-то была, – сказал Вадик, садясь рядом. – Могу поискать.
Он отвечал мне с таким серьезным видом, что я чуть не расхохоталась в голос.
– Красивая она у тебя была?
– Да-а.
– Умная? Опрятная?
– Да-а.
– А рехнулся ты зачем? Я понимаю, дура бы была, или неряха... От такой любой в психдом сдерет. А мальчик, девочка?
– Девочка...
– И чего скажут ей, папаша свихнутый? А ты знаешь, что это по наследству передается? Вот был такой типчик, Сальвадором звали... Знавала я его. Так у него то ли отец, то ли мать чокнутыми были, и ему передалось. Ты его картины видал? В здравом уме такое не нарисуешь. Так не тратил время зря... А ты сидишь, дурью маешься, орешь как резаный, охота твоей дочке на тебя глядеть, а? Загремел сюда...
Меня несло, а Вадик смотрел на меня грустными-прегрустными глазами. А я злилась, потому что хоть и псих он, и разговаривать с ним могу, а жалко его, ведь для людей он все равно что мертвый. И их же много всех. Если их разговорить всех, может, получится достучаться до них, убедить вести себя на людях прилично, и пусть домой отпустят? Мне не горячо не холодно от этого... Трепаться я с ними все равно смогу...
– Ну что, обещаешь орать поменьше? – он кивнул. – Ты хоть чего делал-то? Пока не оказался тут?
– Работал...
– А для души? Рисовал, стихи писал?
– Стихи писал... – эхом повторил он.
– А сейчас пишешь? Прочитай чего. Ну Вадик, – теперь мне казалось, что я вышла на правильный путь.
– Не... Не... Я не умею, – отнекивался он. – Вадик... Виента!!!
– Заткнись уже, ладно? – посоветовала я. – Я полетаю, а ты пока подумай о своейм поведении. И о дочке подумай. О Виенте больше никому ни слова.
Залетела я к Сереже. Поза даже не поменялась. Локоть на столе. На столе стакан воды. Нетронутый. Взгляд в окно. В то место стенки, где должно быть окно. Мне вдруг стало стыдно, что я так редко здесь бываю. Ведь кроме меня развлечений у них нет.
– Доктор снова сказал мне, что я не годен, – грустно объявил он. – А Люся мне не отвечает. Я столько писем уже написал. И ни одного ответа. Мне кажется, их не отсылают. Потому что Люся она – боевая! Узнай она, что меня здесь просто так держат, она бы до суда довела! Нет, гад этот ваш доктор.
И тут меня понесло опять.
– Слушай, Серега, – сказала я, – да будет тебе известно, что ни в какой ты не армии.ж И срочно прекращай так думать, иначе тут тебя продержат еще лет двадцать. Пока не сдохгешь.
– А где я? – испуганно спросил он.
– Дурак, – ответила я. – Ты в психушке. В желтом доме, как тебе больше нравится. А я ветер . Долбанутый ветер. И тебе пора прекращать со мной общаться, если ты хочешь посорее отсюда свалить.
– Чего? – воскликнул Сережа, вскакивая. – Да я... А Люся? Она здесь?
– Люся твоя – в нормальном мире, – ответила я. – И тебе надо валить отсюда, пока она не вышла замуж за какого-нибудь адеквата. Если ты ее любишь – духу твоего тут чтобы через месяц не было!
Мне хотелось поменять мир, ведь я сегодня впервые вошла в контакт с нормальным человеком, с адекватом! И люди узнают о том, что на свете есть ветры! И тогда даже ветрам не нужны будут сумасшедшие, ведь мы сможем разговаривать с обычными людьми! Люди придумают приемники, передатчики, они же все могут, все!
В таком приподнятом настроении я ворвалась к Толику.
– Кончай сидеть! – начала прямо с порога я. – Наука ждет, Толян! Пора рвать когти!
– Виента, что ты несешь? – изумленно спросил Толик.
– Психушка не твой уровень, студент! – ответила я. – Приводи себя в чувство, делай вид что ты нормален и возвращайся на свой мехмат, и чтобы я тебя тут больше не видела!
Я вынеслась из больницы и рванула к МГУ. Да здравствуют люди! Да здравствуют психи! Да здравствую я!
Было около восьми часов вечера, но я все-таки принеслась в общежитие. В глазах Иоанна появились странные искорки, которые я встречала только у людей в психушке. Он сидел на кровати и рассказывал Сане с Вовиком о том, что я сегодня творила.
– И вижу – появляются на доске буквы – Венита, и тут я понял, что меня накрыло, – свекая глазами, проговорил он. – В общем, спать надо больше, а не гамать. А то уже глюки началисьб.
– Виента, придурок, – в общем-то беззлобно сказала я. Сегодня я намеревалась довершить начатое. Терять мне нечего? Нечего. Прошлась по комнате, нашла с десяток пыльныхз поверхностей – пацаны, что с них взять. И тут Иоанн достал свой ноутбук.
– Неужели починил? – подумала я. И тут мне пришла в голову гениальная мысль. Ноут стоял под кроватью, и долго стоял, и пылищи на нем накопилось. И я, недолго думая, провела по нему пальцем. Остался отпечаток. И тут мне стало весело.
Медленно я стала выводить буквы, одну за другой: «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».
– Парни, глядите! – заорал Иоанн и едва не выкинул ноутбук в окно. Саня и Вовик посмотрели на него как на идиота, но я, когда он опустил его в нормальное положение, уже дописывала ЛЮ, но они этого не увидели. Я едва не покатилась со смеху, глядя на их лица, когда Саня тяжело плюхнулся на кровать, а Вовик сел прямо на пол.
– Гамать, ребята, надо меньше, – обалдело произнес Иоанн.
Первые секунды они сидели, не двигаясь, а потом Саня встал и расхохотался.
– Что за бред, – сказал он, и его голос прозвучал очень громко в наступивщей тишине.
А я стояла, как громом пораженная. Они не поверили в мое существование. Ведь я сказала ему, что я ветер, и что я его люблю. Нет, подумала я, невозможно, чтобы Иоанн, даже Иоанн...
– Пошли к девкам, Ванек, – сказал Саня. – Пускай они нас любят.
Иоанн молча поднялся и пошел за ним. И Вовик вышел вместе с ними. И тогда я поняла, что если кого здесь и накрыло, так это меня. Я отлетела в другой угол комнаты, разогналась и выбила окно. И посыпались осколки, вот так – дзинь, дзинь!
На этом, собственно говоря, и кончается мой рассказ, который, как обещала я, был коротким. Для чего это я писала, я, ветер, для людей? Это затем, чтобы вы увидели со стороны самих себя, когда ваше дурацкое прославленное «я» только зарождается – в молодости. Когда вам безразлично то, что вас любят, и главное, чтобы все вокруг вас не было призрачным. А ведь временами призрачное как раз и оказывается настоящим, как было со мной.
С тех пор я ношусь вокруг своего маленького мостика, вглядываюсь в лица людей и думаю, не мог бы среди них быть человек, не похожий на остальных? Но я, чтоб мне пусто было, ветер. Ветер, в отличие от многих людей, умеющий любить.