06-11. Перемены и неприятности

      Наиболее острые исторические моменты во время их непосредственного переживания, как правило, не производят на очевидцев столь сильного впечатления, как при последующих воспоминаниях о них, когда они неожиданно приобретают совершенно особенную историческую значимость. Как недавно стало известно, нашу называемую “великим историческим переломом” Октябрьскую революцию 17-го года большинство ее участников с трудом различили в общей чехарде постоянной неразберихи  и разрухи тех лет. Про 17 августа 1998 года сегодня вспоминают часто, хотя для меня, как и для большинства окружающих, сам этот день прошел незамеченным.  Его действие проявилось только спустя неделю, а осознано было еще позже.

  Семнадцатого августа произошло нечто, от чего все мы  резко обеднели, по крайней мере те, у кого чего-то было. Еще говорят, что в этот день "рухнули пирамиды ГКО" и  обанкротились банки, а наша Россия - "лучший друга Била Клинтона" (американского президента) и страна, “строящая западную демократию”, неожиданно оказалась великим должником всех передовых западных стран, не способная ни оплатить процентов по своим старым долгам, ни выклянчить себе новых кредитов - на покрытие дыр бюджета.

   Заваруха, как водится, началась наверху, а простой народ начал осознавать неладное только двадцатого. Выразилось это в том, что все узнали из телевидения, что курс доллара неожиданно прорвал свой державшийся почти три года валютный коридор и от шести рублей взлетел до восемнадцати, причем, будет расти и дальше. Даже те, у кого по причине нищеты долларов в наличии не было не только в банках, но и дома, в чулке, быстро смекнули, что начнут расти цены.

  Без всякой специальной организации в городе тут же начался естественный процесс массовых закупок впрок всего, что могло пригодиться в хозяйстве и не быстро портилось. Закупали все, причем исходя из своих материальных возможностей. Самые крутые опустошали магазины бытовой техники, покупая впрок вторые экземпляры пылесоса, холодильника, телевизора, стиральной машины или утюга. Магазины импортной техники, не выдержав такого нашествия и из боязни продешевить или остаться в дураках, дружно закрывались на неопределенное время "по техническим причинам", поскольку не успевали пересчитывать на рубли новые цены на импортную технику.

  Те, кто победнее, рванули в продуктовые магазины и рынки, сметая все подряд и на все имеющиеся у них в наличии деньги. Наш родной отдел Учета этот день массового психоза провел на Ситном рынке, поочередно "отлучаясь с работы ненадолго". Из ближайшего к администрации  окружения торговых точек  мы сетками несли все съестное и пока еще относительно дешевое, хвастаясь друг перед другом своими удачами и горько сетуя, если кому-то уже не хватило  чего-либо “взять”. За каких-нибудь три дня торговля выгодно сбыла все свои запасы залежалой и недоброкачественной соли, подсолнечного масла, спичек, муки, круп, консервов, макарон - за баснословные, по сравнению со “вчерашними”  цены. Эти цены торговля в панике устанавливала достаточно стихийно, поскольку никто толком не знал, как будет расти доллар дальше и насколько стране хватит  всего этого закупленного ранее импортного добра.

  В эти дни притупившемуся взгляду российского потребителя стало наконец видно, что все, что нами на протяжении последних лет потреблялось - от колбасы до автомобилей - было импортом, а своего, отечественного продукта, на который по логике вещей ценам не было причин подниматься, либо просто не было, либо производилось слишком мало и уже кем-то было "схвачено".   
 
   В это же время произошли и другие события, которые больше всего повлияли не на всех подряд, а на более обеспеченную и предприимчивую часть населения, на мелких и средних предпринимателей, а так же тех, кто подобно нашей семье, все еще сохранил дурную  привычку жить будущим и копить деньги на черный день, доверяя свои сбережения обществу. Я имею ввиду мой Рождественский валютный вклад в “Инком банке”, где на протяжении пяти лет я хранила и накапливала по действительно очень выгодным процентам свои сбережения за все годы работы в администрации, так и не решившись их с шиком потратить на семидневную поездку в Лондон, о которой давно мечтала. 27 августа 1998 года истекал срок моего договора с самым “стабильным и надежным”, судя по постоянной рекламе газет и телевидения, "Инком банком", у которого мне предстояло получить годовые проценты и снова продлить договор на сбережение собравшихся в одну кучку 1000 долларов - невиданно большой по моим представлениям суммы!

   В конце месяца все коммерческие банки, включая и мой “Инком банк”, оказались закрытыми на неопределенный срок - решался вопрос, какие из них смогут продолжить свое существование, а какие будут объявлены банкротами. О прежде хваленом “Инком банке” ходили слухи, что его положение - одно из самых худших, и только благодаря многочисленному списку его пострадавших вкладчиков, государство в лице Сбербанка возьмет на себя ответственность переписать на себя наши счета, но уже не в долларах, а в рублях, и не по реально существующему курсу, а по старому, докризисному, то есть в три раза меньшему. Это был наглый и необъяснимый никакими законами грабеж, при котором сотрудники и владельцы обанкротившегося банка по существу не теряли ничего, кроме своей работы, а их вкладчики без всякого объяснения получали вместо своих валютных сбережений (да и то - в лучшем случае!) всего лишь бумагу с обещанием месяца так через три получить рублевый вклад в местной сберкассе. С учетом растущей инфляции, беспроцентного заимствования этих средств у населения в течение трех месяцев, а моем случае еще и не разблокированного счета по окончании договора (двери банка в эти дни были просто запертыми без объяснений!), в результате чего мне даже не были начислены проценты за истекший год, - общий размер моих убытков впечатлял и удивлял необъяснимостью.

Обворовав в очередной раз население, государство при этом еще и изображало из себя щедрого благодетеля, "спасающего" мои добровольные пожертвования "независящей от государства" (!!) структуре исключительно по своей милости и доброте!

   В филиале “Инком банка”, куда мне предлагалось придти для переоформления моего вклада в пользу "спасающего" нас государства, народу пока было немного. В основном здесь в ожидании новых известий нерешительно топтались у стены пенсионеры и "гнилая" интеллигенция, у которых так же, как и у меня, рука не поднималась написать в заявлении, что я прошу выдать мне в декабре сего года (вместо августа!) некую рублевую сумму, в эквиваленте составляющую порядка трехсот условных единиц вместо сданных в банк год назад тысячи этих самых условных единиц! Вежливые клерки за окнами пожимали плечами и утверждали, что так было решено свыше, и что они не настаивают на таком заявлении.

  Альтернативы ему, правда, не было: сам "Инком банк" вообще не планировал ничего выплачивать, поскольку "его счета были государством заблокированы". Больше всего меня умиляло простодушное объявление на дверях банка, где всех нас оповещали о том, что выдача вкладов банком приостановлена на неопределенный срок, но ПРИЕМ валюты  (!!!) продолжается, то есть, желающие, у кого еще дома остались валютные сбережения, могут добровольно пожертвовать их на "бедность" разорившемуся банку! Нелепость и цинизм развернувшейся ситуации наводил на мысль, что я уже попала в свой мир Зазеркалья, в который некогда стремилась, поскольку логика происходящих событий  была потрясающе нетрадиционна.

    Поколебавшись и посудачив немного о превратностях судьбы с такими же, как и я,  одураченными вкладчиками, мы отдали банку свои дурацкие заявления и разошлись по домам. Желания судиться с банком ни у кого не было. Впрочем, не столько желания, сколько умения и дополнительных средств на значительные судебные издержки. Но история на этом не закончилась. Спустя месяц мне прямо на работу позвонили из “Инком банка” и сообщили, что я должна срочно, не позднее 19-и часов явиться на улицу Комсомола, где находился центральный офис банка, и еще раз переписать свое заявление, указав в нем не просто курс перевода в рубли моего валютного вклада, а конкретно подсчитанную в рублях сумму прописью. То ли в банке были материальные трудности с калькуляторами для этих незатейливых подсчетов, то ли нас окончательно держали за дураков, которым ничего нельзя будет доказать, если оспариваемая сумма не записана на бумаге в явном виде.

 Не желая рисковать по пустякам, я отпросилась с работы и помчалась на улицу Комсомола. Увиденное там было ровно тем, что вероятнее всего можно увидеть в нашем государстве и чего не найдешь больше нигде в мире. Я имею в виду километровую очередь граждан, поднятых по телефонному звонку разорившимся банком со своих рабочих мест, чтобы они смогли еще раз оказать честь тем, кто их нагло обкрадывал.

    В толпе были все "свои" - те же самые питерские легковерные интеллигенты, с которыми я в 80-ые годы ночами стояла в очередях в пункты приема макулатуры, чтобы сдать свою бумагу и получить талон на приобретение романа французского классика. С этими же людьми в 90-ые годы я приятно - по 8-9 часов в день, проводила время в очередях за акциями “Гермес-Союза”, чтобы как-то спасти свои сбережения от растущей инфляции. Тогда после вскоре начавшихся крахов фирм, подобных "Гермесу", мне чудом удалось избежать крупных потерь и не остаться в дураках. Теперь, в завершении девяностых мне, наконец, представили эту возможность.

    Народ в очереди подобрался интересный, не без ума и со специфическим, неподражаемым "черным" юмором. Из  стадии громкого возмущения нашей державой мы все довольно быстро перешли в стадию философского размышления и иронизирования над своей жизнью. Устав жаловаться, все, как водится, полностью приняли ситуацию и теперь волновались по единственному поводу - успеем ли мы пройти через контролируемые охранником двери банка до конца их рабочего времени, или всем нам предстоит еще раз отпрашиваться на работе и стоять в этой очереди на следующий день? Зря говорят, что российский народ не подчиняется никаким законам! Судя по нашей очереди, более законопослушных и покорных своей судьбе граждан, трудно найти где-нибудь еще в мире!

   Этой же осенью Ельцин отправил в отставку правительство Кириенко, которого он  совсем недавно так упорно проталкивал и предложил на рассмотрение Думе кандидатуру...  Виктора  Черномырдина! Это уже было слишком для обозлившихся думцев (думаков?), и они дружно  воспротивились его утверждению. Рикошетом на Черномырдина свалили вину за все постигшие страну беды, обходя молодого Кириенко вежливым молчанием - слишком мало он пробыл на этом посту, чтобы о нем говорить всерьез! Перед третьим, заключительным голосованием за нового старого премьера, Ельцин дрогнул перед решимостью Думы разойтись, но не сдаться и предложил на пост нового премьера всеми уважаемого, очень интеллигентного и пожилого, коммунистически настроенного министра иностранных дел России Евгения Примакова. Кандидатура оказалась неожиданной, но настолько безупречной по чисто человеческим качествам (порядочный человек в политике - чудо небывалое!), что была принята подавляющим большинством. Коммунистическая часть Думы возликовала и стала всерьез верить, что можно вернуться в старые добрые времена без новых революций.

   Бурная осень 1998 года всколыхнула не только политическую жизнь России, но и мою личную. Мои предчувствия грядущих перемен сбылись, хотя в сам момент приглашения меня зайти в отдел кадров, я ни сном, ни духом не подозревала о том, что мне там собирались  сообщить. Досрочно выходила на работу из своего трехлетнего отпуска по уходу за ребенком Елена, штатную должность которой я занимала в Петроградской администрации. Экономический кризис пошатнул финансовое положение ее крутого мужа, и их семья посчитала полезным не терять места работы накануне очередного сокращения районных администраций.

   По свежести впечатления первая моя реакция была никакой. Я молча выслушала новость и, приняв ее к сведению, вернулась на свое рабочее место. Даже говорить кому-либо в отделе о случившемся мне ничего не хотелось. Начальник отдела, видимо, и сама знала о возвращении Елены, но не пожелала первой сообщать мне эти новости. А в общем-то, всем по большому счету было все равно. Чужие неприятности волнуют наше сердце недолго и походя, внося лишь некоторое разнообразие в вереницу будничных впечатлений жизни и не более того. Разве сама я не так же реагировала бы на уход других, случись подобное с ними?
Нужно было упаковываться уже не в переносном, а в буквальном смысле этого слова.

   Отревевшись вдосталь в своей одинокой и ставшей такой родной мне комнате архива учетных дел, я запустила свой компьютер на распечатку последних экземпляров своих полностью дописанных к этому времени книг и на копирование готовых текстов этих книг на дискетки. Можно было подумать, что впереди у меня была хотя бы малейшая перспектива когда-нибудь снова иметь рабочее место с компьютером!