Лаконская идиллия

ABRAXAS

В тот час, когда на нас созвездье Пса
Взирает грозно с высоты зенита,
И небосвод на плечи оперся
Атланта, этой тяжестью прибита
К земле, и жаждет ойкумена вся,
И от лучей нам не сыскать защиты,
И, жаром наполняя небеса,
Бог Солнца Гелиос богиню Амфитриту
Укрытия искать в волнАх морских
От зноя вынуждает, мы наш стих
Начнём, как было принято от века
У бренного, земного человека.
Одеждой лёгкою едва-едва прикрыта,
Как девушка спартанская, стройна
И худощава, словно бы она
Не знала радостей супружеского ложа,
Скорей на юношу, чем девушку, похожа,
Дворец царя спартанцев Эбалида
Покинув в жаркий полдень, как Киприда,
Прекрасная, его супруга Леда,
Идёт, чтоб искупаться до обеда
В волнах Эврота, и хрустит песок
Под лёгкими, воздушными стопами
Царицы Спарты длинных, стройных ног
(Которым позавидовали б сами
Лесные нимфы), и шумит поток
Сребристый. Леда, разомлев от зноя,
Прелестна, как симОнова Эннойя /1/,
На волю вОлны пышные кудрей
Поспешно выпустив, стремясь скорей-скорей
Ремни сандалий развязать, и быстро
Одежду сбросив, в вОды речки чистой
Заходит и в них плещется, как рыбка,
Cвой стан в прохладных стрУях нежа гибкий
И наслаждаясь лёгким дуновеньем
Зефира, сладостным прикосновеньем
Приятно освежавшего царицы
Нагое тело. Надо ж так случиться,
Что неожиданно закрыли облака
Златое солнце, и из тростника
Зелёных зарослей, чьи стебли трепетали
И что-то непонятное шептали
Друг другу, выплыла вдруг царственная птица,
Огромный лебедь, в стройную царицу-
Купальщицу вперив свой зоркий взгляд.
Полуденную тишину цикад
Лишь только нарушал далекий стрёкот
Да тростника стеблей чуть слышный шёпот.
При виде птицы Леда, вдруг робея,
Застыв недвижно, словно Ниобея
Окаменела, но, переборов
Себя, из речки вышла на покров
Травы зелёной. С брега в изумленье
Она взирала на сие явленье.
Чудесный лебедь, выйдя из реки
На берег, шумно крыльями забил
И громко, по-лебяжьи, затрубил.
Оглушена, царица за виски
От клика его трубного схватилась
И на землю бессильно опустилась.
Он Обнял, к Леде подойдя, крылАми
Царицу сильными. Ей шею обхватив
Своею шеей гибкою, схватив
Её затылок клювом, как тисками
Стальными, сжал его, и вырваться она б
Теперь при всем желаньи не смогла б
Из лебедя чудесного объятий,
Как будто силой колдовских заклятий
Её сковала трепетная птица -
Неотвратимо то, чему случиться
В совете олимпийцев суждено.
Спартанку опьянили, как вино
Столетней выдержки, объятья дерзкой птицы.
Затрепетали чресла у царицы.
Прижав к груди прелестные нагие,
Как у отроковицы, и тугие,
С нераспустившимися розами сосков,
Царицы перси, лебедь белокрылый
Их стискивал с такой могучей силой,
Как будто с нею слиться был готов
Он воедино, и крылАми покрывал
Её лядвЕй раскрывшийся овал,
Его принЯвших. Захватило дух
У василиссы. Лебединый пух
Кружил... Кусая и ломая руки
От сладостной, невыносимой муки,
Царица на себе власы рвала
И наконец, ликуя, изошла
С пронзительным в какое-то мгновенье
И громким криком. Птицы с опереньем
Лишь самым ярким так кричат в далёких Юга
Лесах от страсти или от испуга...
Пресытясь Ледой, лебедь улетел
И возвратиться вновь не захотел.
Не захотел, а может быть, не смог,
Попав в Египте дальнем на зубок
Голодной дикой кошке молодо-
Й. Что до Леды, то она гнездо
Себе свилА украдкой в тростнике,
Снесла яйцо, и бегала к реке
Тайком, дабы высиживать его...
Про Леду нам вам больше ничего
Рассказывать, наверное, не надо.
Вы почитайте лучше "Илиаду".

ПРИМЕЧАНИЯ

/1/ Симонова Эннойя - Елена Прекрасная, спутница Симона Волхва. Симон Волхв (Маг), родом из самарийского местечка Гиттон, современник апостолов, был, по преданию, основателем существовавшей до III в. п. Р.Х. гностической секты симониан, или еленгиан (по имени его спутницы Елены). По общему мнению некоторых древних христианских писателей (Иустин, Ириней, Ипполит, Тертуллиан и пр.), Симон Волхв был родоначальником гностицизма и всех ересей в церкви.

Первое свидетельство о Симоне Волхве содержится в книге Деяний Апостолов (Деян.8:4-24), где рассказывается, что диакон Филипп, успешно проповедуя евангелие в Самарии, крестил там, между прочим, и одного волхва (кудесника, волшебника, чародея, мага), Симона, считавшего себя "чем-то великим", творившего всякие чудеса и имевшего многих последователей, видевших в нём явление "великой силы Божией". Из Иерусалима прибыли апостолы Пётр и Иоанн, чтобы посредством возложения рук низвести Духа Святого на крещённых. Симон Волхв, увидев, что апостолы имеют дар с помощью возложения рук даровать Святого Духа, решил приобрести власть, которую имеют апостолы. Для этого он предложил апостолам денег за сообщение ему их дара, но был строго обличён и отвергнут апостолом Петром. Симон смиренно принял обличение и попросил апостолов помолиться за него.Деян.8:24).

В дальнейшем покупка и продажа священства получит название симонии, по имени Симона Волхва, который первым пытался купить благодатный дар священства у апостолов.

Дальнейшая судьба Симона Волхва известна из других источников (главным образом, через Иринея и Ипполита, пользовавшихся не дошедшею до нас "Синтагмой" святого Иустина, земляка Симона). Из Самарии Симон Волхв прибыл в Тир, где на деньги, отвергнутые апостолами, выкупил из блудилища пребывавшую там десять лет красавицу Елену и объявил её творческой мыслью (греч.: Эннойя) верховного Божества, родившего через неё архангелов и ангелов, сотворивших видимый мир. Самого себя Симон выдавал за этого верховного Бога, как являемого в прошедшем, настоящем и будущем.

Применяясь к христианским терминам, Симон Волхв объявил, что он есть "отец", — три явления единого сверхнебесного Бога: как отец, он явился в Самарии в собственном лице Симона; как сын — в Иудее, в лице Иисуса, которого оставил перед распятием; как дух святой он будет просвещать язычников во всей Вселенной. О нераздельной с ним мысли Божией - Елене-Энннойе - он рассказывал, что созданные ею космические духи, движимые властолюбием и неведением, не захотели признавать её верховенства и, заключив её в оковы чувственно-телесного бытия, заставили последовательно переходить из одного женского тела в другое.

В образе гомеровской Елены Прекрасной Эннойя, по утверждению Симона, стала в свое время виновницею Троянской войны, а через тысячу лет очутилась блудницей в Тире, где Симон Волхв, следивший за всеми её превращениями, подобрал её, как добрый пастырь подбирает потерянную (заблудшую) овцу. Известие о путешествии Симона в Рим и его успехах там представляется совершенно правдоподобным, но эти успехи, конечно, не доходили до воздаяния ему публичных почестей со стороны императора и римского сената, как сообщают церковные писатели, введённые в заблуждение ошибочным прочтением надписи на одной статуе, посвященной латинизованому семитическому божеству Semo Sancus. "Псевдоклементины" (весьма тенденциозный сборник рассказов II в. п.Р.Х., ложно приписанных Клименту Римскому) содержат много подробных, но недостоверных сведений о Симоне — о его долгом противоборстве с апостолом Петром в Кесарии и в Риме, о его неудачной попытке вознестись на небо и ещё более неудачной — воскреснуть из гроба, куда по его требованию ученики положили его живым, а через три дня нашли мертвым.

Основная тенденция при вымышленном изображении Симона в "Клементинах" — отождествление его с апостолом Павлом, как "врагом Моисеева закона и лукавым извратителем истинного христианства". У исторического Симона Волхва - родоначальника гностики - и апостола Павла была лишь та общая черта, что оба они, хотя в различных направлениях, вывели религиозную мысль христиан из пределов современного им ортодоксального иудейства. Хотя Симон, несомненно, был причастен эллинистическому образованию, но прямая принадлежность ему теософского сочинения "Великое изъяснение" (греч. Мегалон Апофазис), большие отрывки из которого приводятся у Ипполита, довольно сомнительна; во всяком случае достоверно, что это любопытное сочинение, при религиозно-мистическом содержании, пропитанное философскими понятиями древнегреческих философов Гераклита, Эмпедокла, Аристотеля и стоиков, вышло из среды ближайших последователей Симона Волхва.

Абсолютное начало всего возможного и действительного автор "Великого изъяснения" обозначает как двойственный огонь — скрытый и явный; первый скрывается во втором, второй возникает из первого; помимо метафорического названия сверхнебесного огня, абсолютное начало Симона обозначается и философски посредством аристотелевых понятий "потенция" и "акт". Первый акт абсолютного начала есть всеобъемлющая мысль (эпинойя), мысленно рождая которую абсолютное определяется как ум и отец.

Первая чета (сизигия) — ум и мысль, обращаясь внутренне на себя, развиваются в две другие: звук и название, рассудок и вожделение. Скрывающееся в этих «шести корнях бытия» единое абсолютное первоначало само по себе есть невидимая сила, непостижимое молчание; в своей чистой потенциальности, как нераскрывшийся зачаток, или точка бытия, оно есть по преимуществу малое; но, будучи таковым лишь для видимости, оно становится великим, определяясь в себе как ум и мысль и вечно выводя из себя все дальнейшие определения мира умопостигаемого — а эго мысленно великое становится беспредельным в явлениях реального мира, который развивается по той же схеме активно-пассивных, мужеско-женских сочетаний, как и мир умопостигаемый.

Первой сизигии (уму и мысли) соответствуют здесь небо и земля, второй (звуку и названию) — солнце и луна, третьей (рассудку и вожделению) — воздух и вода. Единый подлинный деятель и двигатель всего этого логического и физического процесса есть то же самое абсолютное начало в своей являемости, или "явный огонь", великая творческая сила, «изображающаяся» во всем видимом и невидимом, с которым отождествлял себя Симон Волхв. В "Великом изъяснении" этот актуальный сущий бог представлен говорящим предвечной или предсуществующей силе божества (абсолютному первоначалу как такому); "я и ты — одно, прежде меня — ты, то, что за тобой, — я". Этот "второй бог" — или всецелая действительность абсолютного — называется также седьмой силой, как завершение всех дел, исходящих из семи корней бытия в горнем и дольнем мире. Между этим умозрением и мистическим романом ума и мысли, Симона и Елены, нельзя установить прямой связи, вероятно потому, что "Великое изъяснение" не дошло до нас в полном виде. Из последователей Симона Волхва и Эннойи-Елены церковные историки не называют крупных имен; непосредственно за Симона выступает Менандр, близкий к нему, но самостоятельный гностик.