Осколки четвертый

Я нашел коробку из-под обуви и сложил аккуратно туда осколки вазы, прикрыл крышкой, чтобы все не промокло. И вот я иду по улице, под дождем, под ледяными каплями, ветер иголками сквозь шерсть промокшего пальто проникает. И утыкается мне в кожу. Меня всего трясет, кажется, я сейчас просто в мир иной отойду. Но я иду, и даже, можно сказать, чувствую себя счастливее. Гораздо счастливее. Освободился. Никаких больше коммуналок, ну их. Обычно там только обиженные жизнью живут. И делятся на две категории. Первые в край расстроенные, а оттого очень интересные. Мысли у них какие-то высокие у всех. А вот вторые улыбаются. И в себе уверенные. Ну, на словах уверенные, на кухне. Они как книги по саморазвитию, целиком из кричалок состоят. Жизнь – это борьба. Ты никому не нужен, пока не приносишь пользу. Вот так они и звучат. И сами-то пользы не приносят, если подумать.
Прячусь от дождя под козырьком остановки. Алкоголь уже почти выветрился холодным ветром из головы, и Юля больше не идет рядом со мной. Не пытается меня достать. Хотя, мне и одиноко немного без нее. Хоть она и всего лишь галлюцинация. Проезжает машина. С фарами белыми, слепит меня, и на момент дождь кажется пеленой падающих с неба алмазов. Или чем-то подобным.
Ну ладно, меланхолия никуда не денется, нужно позаботиться о насущном. Чтобы не промерзнуть до воспаления легких. Я достаю мобильный. Старый мобильник. Купил за семь сотен, когда деньги были. Теперь их такие за семь сотен целый килограмм можно купить. На вес продают. Нужно найти, где бы заночевать. Копаю записную книжку. А там все имена либо вызывают гнев либо нежность, а в таких ситуациях ни то ни другое не канает. Нежность не позволит мне напрашиваться. А гнев не позволит мне остаться. Дилемма. О, а вот Фил, наверное, подойдет.
Это начальник мой. Из прошлой жизни. Ну, как из прошлой. Из жизни, когда у меня была работа и все было ничего так, нормально. А потом я взбунтовался. И уволился. Но с Филом до сих пор общаюсь иногда. Хоть и вступил в новую жизнь. Как в кучу дерьма. Друг еще мой. Из еще более прошлой жизни.
Сегодня суббота, и он наверняка в баре через пару кварталов отсюда. В принципе, не далеко.
Я жму «вызов».
- Алло! – Шум ужасный, музыка орет. Через пару секунд все затихает. Никак, в туалет забежал. – Алло! Марк, ты?
- Да, я это. Фил, привет.
- Здорово, мужик! Давно не звонил, как ты?
- Да как-то нормально вроде, вот только жить сегодня негде.
- У-у-у, мужик, это грустно. Подваливай к нам в бар, я тебе придумаю чего, отогрею хоть. А ты мне историю расскажешь, как обычно. – Я, как с работы уволился, периодически ему рассказываю что-нибудь из своих похождений.
- Лады, я буду.
- Давай-давай, тут хорошо. – В принципе, если подумать, Фил алкоголик. Пострашнее меня будет. Он пьет каждую пятницу и субботу на протяжении вот уже десяти лет. Пьет так, что воскресенье для него уже не день. В воскресенье он отключает телефон, интернет, зашторивает окна и пропадает со всех координат. А в понедельник он вновь тот же начальник, что и в пятницу днем. Он переспал уже с половиной коллег женского пола, но помнит только четверть, ну, половину от этой половины. И при всем этом, он отчаянно ищет жену. И у него раз в год, примерно, появляется новая спутница, которая качает из него деньги. И уходит. А он вновь заклеивает разбитое сердце. В принципе, между нами не такая большая разница. Только у него статистика более грустная. Я-то всего один раз оступился. А вот он систематический неудачник.
Я поднимаюсь, вдеваю руки в лямки рюкзака, беру коробку и бравыми шагами иду по лужам в сторону бара. Хотя бы цель есть. С целью идти легче. Справа от меня переполненная лужа – целое озеро – извергает вниз с бордюра аккуратный ровный водопад, который мягко блестит в свете уличного фонаря. Проезжает машина, и на меня падет несколько капель от раздавленной ее тяжелыми колесами лужи. И дождь все еще идет. И ночь будто сгустилась, пятипроцентная ночь, дорогая.
Вот и бар. Я уже порядком устал, плечи побаливают, ноги гудят, из-за коробки, которую я бережно несу в руках, кисти онемели. Ветер будто вытянул из них тепло. Как свечку задул.
Я спускаюсь по лестнице вниз. Открываю тяжелую дверь, припираю ее ногой, беру коробку. Охранник, жлобина с толстыми бородатыми щеками, говорит мне, что я не пройду. В дверном проеме, за охранником, происходит обычное барное действо. Галдеж, люди сидят чуть ли друг у друга на плечах, свет яркий, музыка громкая, девушки красивые, а парни пьяные. Нормально так. Еще бы, я воняю алкоголем и вообще на бомжа похож, еще и с коробкой пришел, идиот, разумеется, он меня не пускает.
Я пытаюсь доказать ему, что я тут, вообще-то по делу, и вообще пришел к самому знатному посетителю этого бара, но он и слушать не хочет. Его кулаки сжимаются и разжимаются, желваки ходят вверх-вниз. Сейчас вмажет мне. Ну, я ретируюсь, думаю, сейчас позвоню с улицы Филу, тогда пустят.
Но не успеваю даже развернуться, как возле охранника появляется Фил, говорит что-то, и охранник без особого воодушевления делает мне приглашающий жест. Я вхожу. Фил перенимает у меня вещи, коробку, с которой я умоляю обходиться максимально аккуратно, мокрое тяжелое пальто, рюкзак. Красивая, но не выдающаяся гардеробщица Вика все это у меня забирает. Даже не смотрит в мою сторону. А ведь еще полгода назад мы любили друг друга. Дне недели из кровати даже не вылезали. Теперь она даже не здоровается со мной. На это даже есть причины. Она не смогла смириться с моим прошлым. Да я и сам не могу.
Я сажусь за стойку, рядом с Филом, он заказывает мне виски, знакомит со своими друзьями:
- Вот это Юра, он гей и архитектор, вот это Марина, она певица и владеет библиотечным баром. – Ну, и так далее. Я жму руки, нежные, грубые, сухие и влажные. Всякие руки. И я знаю, что забуду скоро все эти имена. Не потому что так хочу, просто память такая. Может быть, это даже проблема. Бывает.
- Марк, ты не пей сильно, ты еще обещал мне историю.
- Да, я расскажу, погоди. – Говорю я, выпиваю еще глоток, последние капли виски капают на мой язык, обжигают его, и я прошу и Фила еще. И он заказывает. Всегда так. Если бы я в достаточной степени уважал и любил бы Фила, я бы всегда пил за его деньги. Но он слишком болтлив, слишком улыбчив, и, как мне кажется, слишком доброжелателен. Он всегда говорит мне, какой я талантливый, и как я хорошо могу делать то или иное дело, но мне плевать, я не верю ему. А еще он улыбается странно, широкой такой улыбкой, светит своими зубами белыми, как жемчуг, и ровными, как Китайская стена.
И я пью его бухло и рассказываю ему недавнюю историю про Юлю, и как мне ее на самом деле жалко, и что я стыжусь своего поступка, но в какой-то степени могу даже оправдать себя, ведь я тоже жертва. Я просто веду себя так, как просит моя природа. А природа моя не совсем экологична. Я не извращенец, просто Юля была, как запашок из прошлого, повеяло юностью.
Выслушав мою историю, Фил улыбнулся сначала, а потом, когда я начал рассказывать, как я ее целовал и остальное, вдруг потемнел лицом, опустил глаза, повздыхал немного, выпил. И остановил меня на том моменте, где Юля пришла ко мне в ночи.
- Марк, это слишком жестоко, даже для тебя. – Сказал он. И мы выпили. И мне стало стыдно. И грустно.
Я пью с Филом почти до утра, пока не понимаю, что устал, и что мне бы кости разложить где. Я спрашиваю:
- Фил, скажи, у тебя есть, где поспать можно? Ну, чтобы я мог выспаться. Понимаешь, спать хочу.
- Да, разумеется, Марк. Кстати, поехали, мы ко мне собираемся. Ты же поедешь с нами?
- Блин, ты тормоз какой-то. Поехали.
И через минут сорок мы наконец собрались, Фил попрощался со всеми своими знакомыми. Ну, с теми, что с нами не поехали. А остальные, кто поехал, оделись и вышли на улицу. Я тоже. Взял свою коробку, надел пальто и рюкзак, и вышел на улицу. И коробку держал в руках, будто у меня там кости динозавров, а не черепки дешевой керамической вазы.
У Фила ярко желтый Хаммер. Это такой бункер. Причем и внутри и снаружи. И странно, что он такой дорогой, ведь в нем все пластмассовое, и подлокотники продавливаются под локтями. Но не мне критиковать Фила, тут дело вкуса.
В общем, залезли мы все к Филу в его дом на колесах. Все, это я, Фил, разумеется, Марина, которая поет, гомосексуалист Юра, который без умолку болтает о чем-то архитектурном. О здании, каждый этаж которого крутится, или что-то вроде. Но мне больше по вкусу не он, а Катя, молчаливая такая дамочка, с черными густыми волосами, аккуратная, невысокая, уверенная в себе и молчаливая. А смотрит она на меня слегка прищурено, и во взгляде ее серых глаз чувствуется какое-то знание, что ли. Будто она изучает меня. И может кое-что рассказать. И она говорит:
- Ты же Марк, да?
- Ну да, вроде. А что, это плохо? – Спрашиваю.
- Да нет. Еврей?
- Нет, а стоит?
- Стоит. У меня папа – еврей. Тоже Марк зовут.
- И как папа, миллионер? – Спрашиваю я.
- Ага. Миллионер.
- Не, что, серьезно?
- Ага, медиамагнат Поездов. Знаешь такого?
- Слышал.
- Ну вот. – И ей будто совсем не интересно, она смотрит снова безучастно в окно. И смотрит так, скучая. Кажется, если бы Фил не запрещал бы курить в машине, она бы прикурила свою тонкую коричневую сигарету с запахом винограда.
Остановились у магазина, Фил вылез, и вот я сижу на заднем сиденье, слева от меня этот гей, который аккуратно поглаживает мне колено и насвистывает какую-то мелодию, справа брюнетка, будто выше всего этого. Вот так всегда. Меня клеит кто-то, от кого я пытаюсь убежать, а мой собственный предмет воздыханий и излияний бежит от меня. Нормально.
Фил возвращается вскоре, с целым пакетом алкоголя. Я беру бутылку виски, откупориваю, и прикладываюсь. Кстати, я держу коробку на коленях, а потому никто не видит, как рука Юры-гея уже почти добралась до моей ширинки. Ага, вот машина поворачивает направо, меня слегка качает и наваливает на Юру. Не могу не воспользоваться такой возможностью. Со всей силы, взяв максимально возможный размах, и врубаю локтем ему в грудь, прямо в солнечное сплетение. Он начинает задыхаться и пыхтеть. Смешной такой.
По спине прокатывается холодок, и нападает ощущение, будто я что-то забыл, а в зеркале заднего вида я вижу ярко-зеленые Юлины глаза, которые, видно по морщинкам в уголках, улыбаются мне. Она всегда любила такие мои выходки.
- Ой, прости, мужик. – Говорю я Юре. – Не сильно ушиб?
- Да нет, Марк, все нормально.- Он загибается, тяжело дышит, и пытается отмахнуться от меня рукой. А я пытаюсь сдержать самодовольную улыбку. Все-таки я вырос только телом, моя голова все еще шестнадцатилетняя. Тем более Юля в зеркале заднего вида смеется, а мне это очень льстит. Невероятно приятно. Будто по спине гладит.
Ну все, приехали, брюнетка ловко вылезает наружу, дождь уже закончился, и теперь ночной воздух будто стал плотнее, тяжелее и у него появился запах, чистый такой. Я вылезаю вслед за брюнеткой, прихватываю рюкзак, коробку. Дальше не интересно, до того самого момента, как мы заходим в квартиру Фила.
Садимся на диван, Фил приносит бокалы, откупоривает бутылки. Я хочу курить, спрашиваю, где бы я мог это сделать. С тех пор, как я рассказал ему историю про шестнадцатилетнюю Юлю, он со мной не разговаривает почти, и вообще, будто опасается. Он жестом показывает мне в сторону балконной двери.
- Пойдем со мной. – Приглашаю брюнетку.
- Пошли. – Говорит она.
Кстати, стоит рассказать про квартиру Фила. Это скорее не квартира, а целый дворец. На двух верхних этажах почти в центре города, окна выходят на все стороны света. Большой зал в центре, со всякими чисто мужскими штуками. Харлей в середине комнаты, черный, матовый, гитары, приставка, телевизор размером с футбольное поле. Ничего из этого почти никогда не бывает включенным. К примеру, гитара какого-то известного мертвого рокера не настроена, а мотоцикл ни разу не заводился. И все в этой квартире в стиле минимализма. Высокие потолки серого цвета, с голубыми квадратными вставками, будто окна в небо. И двери все черные, как и стены, а вот пол белый. Диваны все тоже серые. Скучно.
Мы с брюнеткой выходим на балкон. Большая лоджия с черными диванами, столиком, и стеклянной балюстрадой. Чтобы было видно город с его высокими домами и прожекторами на крышах ночных клубов, будто ищущими в черном беззвездном небе вражеские мессершмидты.
- Как тебя зовут? – Спрашиваю.
- Катя. – Она покашливает в кулачок. – Катя меня зовут.
- Мы же знакомились уже, да? – Чувствую, что мне чуть-чуть стыдно.
- Ага. Да ладно, херня все это. – Мое сердце начинает стучать чуть быстрее. Это не ее реплика, после спектакля надо будет пересмотреть сценарий.
Мы курим так, будто хотим отхватить рак, не наслаждаясь видом, курим на скорость, и на сигаретах вырастают длинные угольки, которые срывает порывами ветра. Мы чувствуем себя неловко рядом друг с другом, хотя бы потому что знаем, еще слово, и пуговицы полетят во все стороны, молнии будут расходиться. Это все химия, или физика. Мы, как две батарейки, я уже заряжен до отказа. Она смотрит этим своим обжигающим взглядом. Моя знакомая, по фамилии Таркова, всегда так смотрит, и оттого у нее всегда много желающих нырнуть в ее трусики. Как очередь перед бассейном. Но Таркова гений, она знает, как обходиться правильно со своей вагиной, а как Катя это умеет, я еще не знаю. Может быть, она этот взгляд в кино подсмотрела, и балуется просто, а может быть, это как у Тарковой, сигнал, вызов. Ну и ладно, все равно сыграю. Выбора у меня все равно нет, после того, как она перепутала роли.
Мы выбрасываем за борт бычки, и Катя рвет когти к двери, но я успеваю схватить ее за руку, разворачиваю, проскальзываю левой рукой по ее таллии. И получаю по морде. Увесисто так, смачно. Катя ловким движением высвобождает, как бы выкручивает свою руку. Ловкий финт. У меня сердце колотится, как боевой барабан. А Катя смеется, подмигивает мне и уходит. Я остаюсь один на балконе. Она забыла сигареты. Я прикуриваю. Хм. Славно. Сигареты с запахом винограда. Напоминает историю, как я чуть не женился. На балкон выходит гей Юра, прикуривает сигарету, опирается манерно на балюстраду стеклянную. Говорит:
- Ты прости меня за то, что в машине немного ручки распустил. Перебрал чуть-чуть.
- Херня все это, Юра. Ты меня тоже прости за то, что врезал.
- Ну, я бы не сказал, что при возможности я бы не повторил того, что сделал. Я до конца верю в свои шансы.
- А я бы не сказал, что не врезал бы тебе второй раз.
- Люблю идти до конца, знаешь ли. Прости, Фил мне рассказывал, что у тебя всегда есть истории фееричные, про тебя и твоих девушек. Расскажи мне одну.
- Зачем тебе?
- Видишь ли, я архитектор. Я полгода как потерял вдохновение, и никак не могу найти. Может быть, ты мне поможешь.
- Ну ладно, расскажу. Тебе какую? Как я однажды расстался с девушкой и чуть не женился, или как меня пытались изнасиловать две толстухи?
- Давай лучше первую, не люблю толстух.

История о том, как я расстался с девушкой и чуть не женился

Боже, как же здесь много девок красивых. Я заработал косоглазие еще до того, как зашел внутрь. Чертова прорва пахнущих розами и ванилью стройных и ровных красоток, великолепных как моя мечта. Таких женщин хочется не просто трахнуть, их хочется обидеть, унизить, хочется кончать им на лицо. Хочется сделать с ними то, что они никогда не позволяют своим парням. Да, тем самым парням, которых они потом целуют в губы и, обняв, шепчут прекрасные слова, а при одном намеке на анал – оскорбляются и бьют посуду. «Я считаю, что анал – это насилие!» - кричала моя бывшая. Вика. Гардеробщицей в баре работает. Вот же сучка. Ну ладно, херня все это.
В общем, мне жизненно был необходим качественный секс в туалете. По канону, никакой фальши. Такие как я не трахаются в туалете просто так, нужен эмоциональны настрой, и он у меня был, о как он у меня был. Я все еще видел эту картину, как Вика говорила: «А Марку я сказала, что анал – это насилие» - а потом смеялась и протирала свою дырочку средним пальцем. У меня даже привстал. Внутрь-наружу, и сосала этот огромный член у этого ушлепка. Черт побери, какой же у него был огромный чен, я такой только в порно видел. Помню, как с разбега вмазал ему сапогом прямо по яйцам, Вика даже отшатнуться не успела, выхватила кусок ботинка по лицу. Врезал хорошенько так, Катя всю простынь кровищей залила, а ушлепок испустил такой звук, на стыке писка попавшей под сапог мыши и циркулярной пилы. Круто было. Сразу как-то полегчало слегка. Но я не остановился, я метелил его по лицу раз за разом, пока не вбил его прямой маленький носик в его смазливую мордашку. А Кате я еще разок вмазал с правой в глаз и напоследок, сказав «Я так и думал», вышел на улицу. Ну ладно, херня все это.
Я сделал все по правилам, как в учебнике написано. Я нажрался порядочно, взял с собой свою соседку, напоил ее, мы оделись красиво но легко, чтобы можно было быстро раздеться и одеться вновь. Моя соседка, Таркова, в этом шарит, она прям богиня клубных перепихов и вообще всякого разврата. Классная. Я бы на ней женился, но у меня нет шансов. Ближайший год передо мной будет возникать образ моей бывшей любви, испачканный чужой спермой. Ну ладно, херня все это.
Надо было выбрать самую бухую девку, окружить и атаковать. Все было спланировано, как Блиц Криг, каждое движение, каждый жест. Таркова гениальна. В общем, вот и девка, у бара, пьяная, красивая, спина открыта, платье черное, лоснится. Уже проливает капли виски-колы на стойку, Таркова выступает вперед. Она высокая, классная, эффектная, выглядит так, будто всегда выходит из дорогих автомобилей в красном платье с вырезом на правом бедре. Ну, то есть, реально эффектная женщина. Волосы длинные, черные как сама, сука, ночь. Сексуально. Но мне Таркова нравится даже не из-за этого. Она как бы настоящая. Никогда не притворяется. И это, мать его, круто. Ну ладно, херня все это.
В общем, прижали мы эту цыпу, атакуем по всем фронтам, комплименты, спор заводим с Тарковой, как она целуется, видим, с девки уже целое ведро натекло. Я никогда не жаловался на свой внешний вид, но мне показалось, что Таркова то ей больше по вкусу. Ну, Таркова и сует в нее язык. Щелкает вспышка фотоаппарата. Славно так щелкает. Будет интересно потом посмотреть на фотографии.
В общем, слово за слово, затащили мы эту кралю в женский сортир, прижали ее к стенке в кабинке, подраздели, где что нужно, Таркова давай ей сиськи терзать, прям берет соски, оттягивает слегка и отпускает. Краля орет, но довольная.
А кабинки там были просто огромные, с раковиной и туалетом, зеркало, в котором отражается моя довольная рожа.
В общем, трахаю я эту девочку сзади, рассматриваю, как оно все в этом зеркале выглядит, Таркова расходится не на шутку, садится на умывальник, берет телку эту и прям себе под красное платье голову ее засовывает, и такая давай вертеться чтобы половыми органами поближе быть. Вся эта толкотня мне ритм сбивает. Но вот все пришли в норму, все хорошо, Таркова стонет, как трактор, который не заводится, я беру ее руку и без подготовки сую три ее пальца в задницу нашей жертвы. Та что-то мычит прямо в вагину Тарковой. Отлично время провели. Ну ладно, херня все это.
Вдруг в дверь начинают ломиться. Спрашивают, нормально ли все у нас. Я говорю, что да, типа, нормально. Дебил, из женского толчка проорал. Короче выламывают нам дверь, вытаскивает нас охрана, таких как есть прям голых, бухих, вытаскивают прямо на улицу, бросают на асфальт. Благо лето было, можно было не париться из-за нашей вынужденной наготы. Короче, сели мы такие на асфальте, закурили. Давай зашнуровываться, одеваться. Девка бухая пошла куда-то вдоль улицы.
- Эй. – Говорит Таркова. – Тебе куда ехать-то? Давай такси вызовем или проводим.
- Да меня парень встретит, я уже позвонила. – И на ходу трусы подтягивает и платье свое черное, лоснящееся поправляет.
Мы сидим, курим, смотрим на это дерьмовое небо с этими его дерьмовыми звездами.
- Марк. – Говорит мне Таркова. – Надо бы провериться на венеру какую. А то хер его знает, что там в этой сучке водилось.
- Ага, надо бы.
- Ты как?
- Как будто это мне в анал залезли.
- Пошли, кровать погреем нормально, а то эти сортиры клубные… антисанитария какая-то.
- Таркова.
- Да.
- Выходи за меня.
- Давай, хера-ли. Мне как раз делать нечего.
- Только ты это, если вот так будешь трахаться с кем, скажи мне сразу, чтобы не вышло…
- Ну да, я знаю, как с Викой. Сучка та еще.
- Да ладно, херня все это. – Говорю. Мы поднимаемся и идем домой.