ЛЮСЯ

       Лифт дернулся и остановился. Двери с легким скрипом разошлись в стороны и, подхватив нетяжелый свой чемодан  и намереваясь выйти, я поднял глаза.
Прямо передо мной, в бившем сквозь большое окно гостиничного коридора бушующем солнце, стояла девушка на двух страшных больших костылях. Ее легкое, прозрачное от слепящего света платье, почти не прикрывало ее. Были ясно видны ее уродливые полиомиелитные ноги, неожиданно пышные бедра с узкой белой кружевной полоской белья, едва прикрывавшей темный мысок внизу живота и высокая почти обнаженная грудь. Я на секунду замешкался от этой ослепляющей, странной картины и коротко бросив «добрый день» поторопился в свой номер.   
       Гостиница была небольшая и довольно чистая. Завтраки на открытой всем ветрам веранде доставляли радость. Сверху, отсюда было далеко видно море и неясную бледность, где оно сливалось и становилось небом. Ее звали Люся. За ее столик никогда никто не садился. Металлические костыли всегда стояли рядом, приставленные к спинке соседнего пустого стула. Их черные кожаные оплечья, словно черный пиратский флаг, вызывали настороженность и отпугивали соседей.
       Лежа на берегу после купания, я люблю смотреть, как высыхают капли морской воды на коже. Повернувшись на шезлонге на живот, взял с синего теплого от горячей гальки полотенца  томик Бунина и уже открыл его, но что-то помешало мне сосредоточиться. Чей-то пристальный и незнакомый взгляд. Сверху на высоком навесном мостике круто поднимавшегося берега и, придерживая рукой на голове большую панаму с яркими сине-белыми ромашками, стояла Люся. Она стояла без костылей, опершись свободной рукой и грудью на невысокие перила, и смотрела вниз. Утренний ветер играл ее прозрачным шарфом. Легкий голубой костюмчик подчеркивал ее стройную фигурку. Брючки с белоснежно белыми тонкими вставками скрывали ее уродство. Она вновь надела темные очки и подняв голову, подставила лицо ласковым лучам еще не набравшего полуденную силу южного солнца.
       Цикады выщелкивали ритм ночи. На небольшой эстрадке, что-то негромко пела под фонограмму безголосая и бесцветная певичка. Кроме нас за столиками сидели еще две три таких же случайных пары. Оказалось, она приезжает сюда уже несколько лет, всегда в это время, когда неясная и близкая осень еще не бросает под ноги листья каштанов и не плачет частыми дождями. В бокалах с теплым белым вином плавала луна. Ее глаза смотрели пристально и грустно. Мне не хотелось ничего рассказывать, она же говорила охотно и тихо. В ее маленьком городке, где она работала бухгалтером, жизнь текла очень медленно. Главным событием  в ее жизни был Новый Год. На своем небольшом, еще дореволюционном балкончике, она накрывала стол, и целую ночь сидела в тулупе и меховой шапке, смотрела, как идет снег, и  веселятся соседи, выбегая, пьяные на улицу, пляшущие под гармонь, и пускающие фейерверки. Рассказывая, Люся улыбалась чему-то своему детской приятной улыбкой. Певичка ушла. Кое-где светились гостиничные окна с одинаковыми шторами. Люсины костыли отсчитывали секунды нашей встречи по горячему асфальту. Стоя, ко мне лицом, опершись спиной о стенку лифтовой кабины, она достала ключ от своего номера и протянула его мне.
       До самого утра никто из нас не произнес ни слова. Она только учащенно дышала и тихо целовала мое лицо и руки.
       За завтраком ее столик был пуст. Я постучал в дверь ее номера. Послышалась веселая возня и в коридор, мутузя друг друга, выскочили два мальчика лет десяти, вслед за ними вышла корпулентная дама в сатиновых желтых шортах, красной майке на лямках и огромным бюстом. Новые постояльцы только что вселились и спешили на море.