Любаша

Лариса ненавидела выражение о том, что человек – хозяин своей судьбы. Ей казалось, что чаще всего о судьбе рассуждают люди, достаточно уютно устроившиеся в жизни. Таким устроившимся приятно доказывать, что они «сами себя сделали». Лара не помнила военного утра, когда мать, схватив на руки её, трехлетку, выскочила из избы, заслышав бомбёжку. Прямо на пороге в них и попал осколок. Справедливо или нет было решение той самой судьбы, но осколок, не задев мать, лишил руки Ларису. Петровна часто повторяла рассказы о мытарствах по лазаретам и больницам, в результате которых жизнь Лары была спасена, а обрубок руки стал совсем маленьким.
В деревне Лару жалели. Жалость шла от чистого сердца, но со временем начала унижать Ларису. Без руки (левой) девочка научилась обходиться, помогала матери по хозяйству, ловко орудуя культей. Конечно, маленькая безручка могла бы кататься на санках, купаться, даже лазить по деревьям со всей деревенской ребятней, но к забавам её не  тянуло. Рано научившись читать, Лара предпочла убогий быт послевоенной деревни сверкающему миру волшебных сказок, сентиментальных романов, отважных рыцарей и прекрасных дам.
Книгами девочку снабжали учительница и фельдшер. Изредка исхитрившись сберечь полученные за трудодни гроши, Петровна просила отправлявшегося в город председателя купить книжку-другую для дочки. Мать очень гордилась Ларисой, учившейся лучше всех в классе, да и во всей школе. Ну, а поступление дочери в столичный институт она искренне считала милостью Господней.
В восемнадцать Лариса была девушкой с самой обыкновенной, если не считать протеза вместо левой руки, внешностью и незаурядным характером. Кто-то верно заметил, что при описании некрасивой женщины обязательно обращают внимание на красоту её глаз или волос. К сожалению, небольшие карие глаза Лары выделялись лишь грустно-умным выражением, а темно-русые волосы, собранные в пучок, не отличались блеском и густотой. Высокую тоненькую фигуру Ларисы можно было бы назвать стройной и привлекательной, но кому придет в голову присматриваться к фигуре безрукой девушки? Описывать одежду студентки из нищей среднерусской деревеньки пятидесятых годов, думаю, не стоит. Ларисин гардероб состоял из нескольких аккуратных, но старых, немодных вещей,  не украшающих владелицу.
Характер у нашей героини сформировался весьма странный. С одной стороны,  ранняя инвалидность в сочетании  с аналитическим умом лишили её всяких иллюзий. Лара знала, что она калека. Она видела, что вокруг полно молодых, красивых и бойких девушек и гораздо меньше молодых, умных и непьющих мужчин. Лариса понимала, что глупо ждать какого-то личного счастья, а потому считала, что её цель – окончить институт, хорошо работать и помогать оставшейся в деревне матери.
Но, как ни странно, казавшаяся такой рациональной и сухой, девушка была неисправимой мечтательницей с богатым воображением. Лариса часто оставалась одна и полюбила одиночество. В эти часы и минуты она переносилась в другой век – чаще всего в восемнадцатый или девятнадцатый, в другую страну – чаще всего во Францию или Италию.  Исчезала Лара и появлялась Виолетта. Смелая, дерзкая Виолетта, участницы смертельно опасных и невероятно романтичных происшествий, которые заканчивались… ну, конечно, счастливой встречей с отважным, умным, добрым, смелым, мужественно-красивым…
Виолетта мчалась на огромном черном коне, попадала в плен к корсарам, переодевшись в мужской костюм, дралась на шпагах со своим будущим возлюбленным. Эту дикую мешанину из рыцарских романов, фантастики и кинематографии объединял образ центральной героини: смелой и доброй, умной и справедливой худенькой девушки, потерявшей в раннем детстве левую руку.
Да-да, Виолетта тоже была безручкой. В самых смелых фантазиях Лара стойко держалась этой подробности, хотя ни в одной из прочитанных книг и ни в одном фильме безруких героинь она не встречала. Больные туберкулезом – попадались, встречались и ослепшие (часто в конце концов прозревающие), а вот без рук или без ног… И еще – Ларисино воображение всегда чрез тернии приводило Виолетту к встрече, иногда – к свадьбе. Но никогда – дальше. На счастливую семейную жизнь фантазии не хватало.
Подобный оригинальный характер не меньше, чем потеря руки, управлял судьбой Лары. Будь она попроще, пообыкновеннее, нашелся бы какой-нибудь жалельщик, одарил бы безрукую девушку побочной лаской. Несладка жизнь матери-одиночки, но сколько здоровых женщин соглашалось на такую судьбу! Возможно, впрочем, что кто-нибудь и разглядел бы со временем душевную красоту (кажется, это так обычно называют) нашей героини и женился бы на ней. Но Лариса не хотела ни жалости, ни «урванного» у судьбы женского счастья. Могла ли она, пусть не наяву, пусть в мечтах бывшая возлюбленной созданного воображением лучшего из мужчин, подстерегать любовь обыкновенного представителя сильного пола?
Лариса никогда не ходила на танцы, ни разу не была с мужчиной в кино или в театре, ни с кем из однокурсников не заходила в отношениях дальше простого знакомства. Не появилось у неё и подруг – увлечения и интересы сверстниц она не разделяла, жалость не принимала.
В 1960-м году Лариса окончила институт и по распределению уехала в город-центр той самой области, где находилась её родная деревня. Работала Лара в экономическом отделе крупного оборонного КБ, жила в коммунальной квартире с соседями – пожилой бездетной парой. Жизнь двигалась скучно-размеренным шагом. Утро – встала – оделась – чай – полчаса пешком – работа – забежала в магазин (хлеб, колбаса, молоко) – дом – ужин – письмо матери – сон… А перед сном – все то же: Виолетта, прекрасный и опасный мир. Иногда мечтать не хотелось. Тогда бывало трудно уснуть, и Лара долго лежала, заставляя себя опуститься (или подняться?) в мир грёз. А кровь в висках упрямо выстукивала: «За что? За что? За что?». Потом еще страшнее: «Зачем? Зачем?» Зачем она живет? Мать, мама, мамочка – дежурный ответ самой себе.
Субботы и воскресенья Лариса ненавидела. Подруг и друзей у неё не было, в коллективных выездных мероприятиях, организуемых на работе, она не участвовала. Летом в выходные Лариса отправлялась за город. Устраивалась в заветном месте на берегу реки. Читала, загорала, купалась. Хулиганов Лара не боялась – однажды, когда она плавала, трое поддавших парней остановились на берегу и стали отпускать грубые шутки. Лариса отплыла подальше от берега. Тогда они надумали заняться вещами. Один весельчак нагнулся и подхватил платье. С реки Лара хорошо слышала, как захлебнулся смех парней. Она повернула к опустевшему берегу, спокойно положила на место брошенное платье, аккуратно прикрыв им протез, легла и взяла в руки книгу. Строчки плавились от слишком яркого солнца, сливались в одно слово – «Зачем?»…
Зимой Лариса ходила в кино, а когда на гастроли из недалекой столицы приезжали театры, любыми путями доставала билет на спектакль. Отпуск проводила в деревне, стараясь помочь стареющей матери.
Однажды, это было уже в шестьдесят втором, незадолго до Октябрьских праздников, в отдел вбежала толстая Таня и приглушенно выпалила: «Новенькая пришла, ведут к нам!» Разговоры о новенькой шли давно – она переводилась из другого города в связи с назначением её мужа директором небольшого опытного завода при КБ. Всех женщин новость очень интересовала – уже с месяц судили и рядили, как «директорша» поставит себя, в чем будет одета, и т.д., и т.п.
Появление новенькой волновало всех, кроме Ларисы. Поэтому на входящую в комнату женщину Лара посмотрела просто из вежливости, даже не пытаясь вспомнить, что о ней говорили. Новенькая была лет на шесть старше Ларисы, маленького роста, довольно полная, с миловидным лицом. Вера Михайловна (так звали новую сотрудницу) приветливо-смущенно поздоровалась и начала устраиваться за соседним столом. Да, надо признать, что ожидания многих не оправдались. Вера (уже на следующий день в отделе к ней стали обращаться без отчества, как и ко всем молодым сотрудникам) вовсе не собиралась как-то себя ставить. Спокойная и толковая в работе, она оказалась совершенно ненормальной матерью. Мужа-директора Вера упоминала редко, зато в первый же день сообщила сослуживицам, что у неё две дочери: Надежда четырёх лет и полуторагодовалая Любовь.
Через некоторое время женщины узнали, что Вера замужем десять лет, и до Надиного рождения троё её детей умерли по неизвестным причинам в роддоме. На своих долгожданных «мартышек» мать выплескивала исступленную, изголодавшуюся любовь. Если в отделе не было срочных дел, Вера первой вылетала домой после работы и последней вбегала в комнату перед началом рабочего дня. Если дети заболевали, на Веру страшно было смотреть. У младшенькой трудно проходила акклиматизация (раньше семья жила на юге). После работы Вера неслась за Любой в ясли или домой, тащила девочку на массажи, ингаляции, лечебную гимнастику. В отделе смеясь называли Веру живым девизом «все лучшее – детям». Сослуживцы теперь редко вспоминали о должности Вериного мужа и признавали, что сама она – отличный экономист и одновременно специалист «по детям».
Ларисе Вера сразу понравилась. Обычно малознакомые люди смотрели на протез либо с любопытством, либо с жалостью. Часто к этим чувствам примешивалась брезгливость. Потом человек старался сделать вид, что ничего не заметил. А в Вериных глазах при взгляде на Ларину (вернее, на искусственную) руку затлела боль. Не за себя, за Ларису. На Лару только мать так глядела. А потом Вера посмотрела Ларисе прямо в глаза и улыбнулась. Разные рождаются у людей улыбки. Улыбки-насмешки. Улыбки-подачки. Это была улыбка-поддержка…
Вера, казалось, ничем не выделяла Ларису. Как и всем, рассказывала о детях. Шутила, как и с другими. Но только Ларе стало известно о гибели Вериного отца, репрессированного в тридцать седьмом. Лишь ей Вера рассказала, что так и не увидела ни одного из своих первых, умерших детей. Дружбы между утонувшей в семейных заботах Верой и одиночкой-Ларой не возникло, но их отношения друг к другу уже нельзя было назвать простым знакомством.
В одну из первых тёплых апрельских суббот Лара отправилась в городской парк, находившийся довольно далеко от её дома. Сегодня словно что-то тянуло Ларису к голым березовым и кленовым аллеям. Долго бродила она в дикой лесной зоне парка. Надышавшись вволю и заметно устав, вышла к большой, еще мёртвой клумбе. Присев на лавку, Лара задумчиво наблюдала за течением маленького ручейка. По коричневатой воде плавно плыли щепки, спички, прошлогодний мусор. И вдруг…белый кораблик из пенопласта врезался в берег и перевернулся прямо напротив Лариной скамейки. «Авария, авария!» - две маленькие девочки, громко топая, подбежали к месту катастрофы. Старшая, с ходу бухнув одной ногой в ручей, схватила игрушку.
- Надя! Ты же ноги промочила! Отойди от ручья!
Старшая, пустив кораблик, весело помчалась дальше, а младшая подошла к матери, что-то смешно тараторя на своем собственном языке.
-Здравствуй, Вера!
Лариса встала, приветствуя сослуживицу, но смотрела она не на неё, а на пухленькую голубоглазую крошку.
- Как тебя зовут? – спросила Лара, присев на корточки перед девочкой.
- Лю-па. А питя?
- А меня – тётя Ла-ри-са.
- Тётя А-и-са. Бизим копали.
- Что?
- Она приглашает тебя бежать за корбаликом, - Вера ласково улыбнулась Ларисе.
В тот день Лара неожиданно попала в квартиру Иваненко. Впервые она увидела домашнюю будничную жизнь городской семьи. Многое здесь, как ни странно, напоминало Ларисе её родной дом. Сухонькая сгорбленная Валентина Фёдоровна, мать Веры, сильно походила на Петровну. Черноволосый и черноглазый Георгий, муж Веры, со своим открытым добродушным лицом и плотной мужицкой фигурой мало соответствовал трафаретному образу директора.
Конечно, многое в обстановке дома могло удивить неизбалованную комфортом Ларису, но все её внимание оказалось сосредоточено на детях. Маленькие дочери Веры были абсолютно разными. Старшая, Надя, уже сейчас, в четыре с половиной года, была настоящей красавицей с вьющимися густыми волосами цвета мёда и огромными чёрными глазами. Крайне подвижная девочка прекрасно сознавала свою неотразимость, отчаянно кокетничая направо и налево.
Маленькая Люба красотой не отличалась. Тонкие светло-русые прямые волосенки и нос картошечкой наверняка принесут ей в будущем немало огорчений. Но сейчас лишь очень предвзятый человек не признал бы пухленькую малышку с серьезно-удивленно-восторженным взглядом больших серых глаз очаровательным ребенком. Люба была не такой резвой, как Надя, но живость её характера проявлялась в активном созерцании и немедленном осмыслении всех событий окружающей жизни. Стоит ли объяснять, почему именно двухлетняя Люба стала любимицей Ларисы?
Отныне жизнь её совершенно изменилась. Два-три раза в рабочие дни недели Лариса отправлялась после работы к Вере, забирала Любашу и подолгу гуляла с ней. Часто Лара водила девочку на процедуры. Самым большим несчастьем были болезни Любочки – малышку не выпускали на прогулки, и Лариса подолгу не виделась с ней.
В выходные дни Иваненко ходили всей семьей в старый парк, и Лара всегда присоединялась к ним. Изредка на заводе, где директорствовал Георгий, устраивались коллективные выезды на природу, куда Иваненко никогда не забывали пригласить Ларису. Она чувствовала себя членом их семьи. То, что для одинокой девушки было счастьем – прогулки с Любой, а иногда и с обеими малышками, чтение книжек и т.д., для Веры стало огромной помощью. Познавшая в детстве и в юности и горе, и нужду, Вера умела быть благодарной. Во всем и всегда она ставила на первое место интересы детей, поэтому в её сердце никогда не было места ревности к тем, кого любили её дети. Вера радовалась взаимности любви Ларисы и маленькой Любашки.
На работе, конечно, заметили дружбу Веры и Лары. Поудивлялись, обсудили. Случилось, какая-то недобрая душа кинула в сторону Веры: «Умная, нашла себе бесплатную няню!». Ответила обычно молчаливая Лариса. Ответила так, что больше разговоров на эту тему в присутствии действующих лиц не возникало. А потом все привыкли…
По вечерам Лара больше не превращалась в Виолетту. Во-первых, нагулявшись и наигравшись с Любой, она засыпала очень быстро. Во-вторых, прекрасную сказку, занимавшую раньше столь большое место в жизни девушки,  вытеснил впервые открытый ею реальный, но не менее удивительный мир ребенка. Во времена послевоенного деревенского детства Ларисе не довелось узнать о наполняющих этот мир книгах, игрушках, играх. В свободные минуты она теперь бегала по детским магазинам в поисках новых развлечений для своей любимицы, а по вечерам придумывала сказки, которые Люба могла слушать постоянно. Искренняя любовь к ребенку не остается безответной – Любаша всегда с радостью встречала «Аису», как с легкой руки малышки все стали звать Лару в семье Иваненко.
Прошло полтора года. По настоянию Веры Лариса впервые поехала отдыхать на море. Старшая подруга убедила девушку, что каждый человек должен повидать море хоть раз в жизни. Купаться и загорать было совсем не обязательно – можно поехать в октябре, гулять, дышать морским воздухом. Окончательное решение Лариса приняла из-за Любы. Этим летом Иваненко всей семьей отдыхали на юге. Маленькая Люба без конца вспоминала чудесное и удивительное море, а Лара не могла в полной мере разделять её восторг. Половину отпуска Лариса провела в деревне у матери, а затем, сев в Москве в самолет, вылетела в Сочи.
Море оказалось действительно сказочно прекрасным. Погода установилась теплая, дом отдыха не относился к числу перворазрядных, но стоял прямо на берегу моря. Соседка по комнате сначала не понравилась Ларе – уж слишком выразительно-брезгливый взгляд бросила она на снятый протез. Жаждущая курортных приключений, не слишком молодая Ира быстро нашла себе приятелей и приятельниц, с Ларой держалась отстраненно-вежливо.
Но однажды, на четвертый или пятый день отдыха, соседка неожиданно забежала в комнату во время вечера игр и развлечений и застала Ларису за её ежевечерним занятием. Разложив на кровати фотографии, девушка любовалось Любашкой.
-Какая у вас миленькая дочка! И как на вас похожа! – разгоряченная танцами соседка была сейчас щедра и добра, - а это ваша сестра с мужем и ребёнком? Её девочка вырастет сердцеедкой!
Прихватив газовый шарф, Ира выпорхнула из комнаты. Лариса долго сидела, прижимая к груди фотографию, на которой Люба крепко обнимала её за шею.
На следующее утро, когда Лара вышла к завтраку, её щеки горели, как у влюбленной школьницы, а обычно задумчивые глаза блестели на удивление радостно и ярко. Сидевший за одним столом с Ларисой сорокапятилетний учитель-фронтовик, обычно обращавшийся к ней подчеркнуто-предупредительно, заметил необычный вид соседки и произнес какой-то невинный комплимент. Неожиданно для себя Лара ответила кокетливо и лукаво. Учитель внимательно посмотрел на посветлевшее лицо Ларисы и предложил поехать покататься на прогулочной катере.
- Спасибо, - дружелюбно ответила Лара, - но сегодня я занята – направляюсь в «Детский мир», я хочу купить подарки для своей дочери.
Лариса впервые сказала неправду и впервые за весь отпуск ощутила счастье и спокойствие.
После возвращения с курорта Лариса зажила в том же напряженном ритме. День за днем. Месяц за месяцем, год за годом. Любаша росла и становилась все более близка Ларе. Кому-то может и покажется странной такая дружба, но лишь шестилетняя девочка до конца понимала Ларису. У них не было секретов друг от друга – даже о Виолетте Любаша знала, истории отважной красавицы она любила слушать больше, чем любые сказки.
В один прекрасный (действительно прекрасный, весенний и солнечный) день Вера пришла на работу необычно возбужденная. «Лариса! У нас радость! Георгия на повышение в Москву переводят! Квартиру уже дали! Я раньше не говорила, боялась сглазить…» - Вера в радостном волнении быстро выпаливала слово за словом. Слова превращались в маленькие злые иголки, они впивались Ларисе в глаза, в щеки, в сердце. Заметившая её помертвевшие глаза и закушенные губы Вера, спохватившись, уже приглашала Лару провести отпуск в Москве, приезжать к Любе хоть каждый выходной. Но до сознания Ларисы уже ничего не доходило. Лариса исчезла – остался неуклюжий однорукий манекен. Манекен с нарисованной улыбкой кивал в ответ Вере, а потом, весь следующий месяц помогал Вере и Валентине Федоровне упаковывать вещи. Манекен застыло-долго смотрел вслед поезду, увозящему в Москву заплаканную Любу…
После отъезда семьи Иваненко Лара жила «в автоматическом режиме». Вернувшись с работы, она садилась перед телевизором и до окончания передач смотрела на экран, почти не вникая в то, что там происходит. Иногда Лариса заходила в детский магазин, в парк или во двор, где раньше жили Иваненки, стояла минуты три, никого и ничего не замечая, а потом шла домой. Читать она не могла. От Веры приходили письма, но Лариса их не вскрывала. Так прошло лето, а осенью Лара достала путёвку в тот самый дом отдыха.
Всё было как тогда. То же море, тот же корпус. Комната другая, но похожая на прежнюю. Даже соседка, как в прошлом Ира, активно искала суррогатных любовных забав. Увлекшись поисками, первые два дня соседка совсем не обращала внимания на Лару, на её протез, на поставленную на видное место фотографию шестилетней девчушки с большими удивленными глазами. На третий вечер соседка не пришла ночевать, а вернувшись утром назвала Лару «милочкой» и заметила фотографию: «Очаровательная кроха! Это ваша дочь?» «Моя» - Лариса всхлипнула и, неожиданно для себя впервые после отъезда Иваненко расплакалась. «Что случилось? Господи, что с вами?» - встревоженная соседка бестолково засуетилась вокруг Ларисы. «Она погибла…Мы всей семьей…В аварию…Муж и дочь погибли…А я… Руку…» - Лариса сквозь слезы увидела, как оторопела соседка, и зарыдала уже в голос, теперь уже от ужаса, что произнесла такую страшную ложь о Любе.
В тот же день Лариса уехала в свой город. Еще целый год она получала письма из Москвы и не читала их. Потом писать перестали. Ларису назначили начальником отдела, дали однокомнатную квартиру, куда она перевезла мать, с трудом согласившуюся покинуть деревенский дом. Молодые подчиненные считали Лару слишком чёрствой и сухой, но в целом весьма неплохой начальницей.
Году в восьмидесятом, когда Лара уехала отдохнуть и подлечиться в санаторий, в город приезжали Вера с Георгием и Любой. Общие знакомые страшно сожалели о том, что Ларисы не было в городе. Рассказывали, что Георгий совсем седой, а Вера такая же энергичная. Валентина Фёдоровна сильно сдала, часто болеет. Надя вышла замуж и родила мальчика. Люба выросла очень хорошенькой, похожей на мать, и все время расспрашивала об «Аисе».
Лариса слушала эти рассказы молча. Её интересовали новости о всех членах семьи Иваненко, но она была рада, что сама их не повидала. Ларе не хотелось увидеть взрослую и чужую девушку с дорогим ей именем. Зачем? Каждый вечер перед сном она брала в свою ладонь пухлую ладошку голубоглазой шестилетней толстушки и отправлялась с ней по только им ведомым маршрутам…