Семь дней на рубеже внутренних перемен

Весной, когда зацветают сады и поют дивные песни свободные, как ветер, птицы, выдался у меня небольшой двухнедельный отпуск, одну неделю из которого я решил выделить для отдыха в деревне, где провел некогда свое босоногое детство. Там у нас неподалеку восстанавливается монастырь. Служил  там в течение пяти лет послушником мой друг детства. Мы приехали рано утром. Необычайно свежий воздух, несущийся из полей ветер, с примесью лесных хвойно-березовых ароматов освежал чудесной прохладой майского утра. Начиналось Богослужение. Мне было очень волнительно: я так давно на тот момент не был в храме. Боже! Как же я соскучился по дивному аромату восковых свечей, теплыми язычками пламени приветствующих меня и тонкому аромату фимиама, благоговейно разлетающемуся по храму из кадила. Открывались Царские врата - и я вдруг ощутил свою недостойную Бога сущность, такую слабую, такую нуждающуюся в чувственных руках. Воскресший Христос смотрел на меня из-за Престола - и я понимал, что единственное просимое мною у Господа должно быть только прощение за то, что я так часто считал себя сильным, не нуждающимся ни в чем, уверенным, что Создатель и так меня хранит, и мне не нужно более ничего, кроме как принимать Дары и наслаждаться радостью бытия.
Я подошел на Исповедь. В этот момент я ощутил пустоту в себе. Мне нечего сказать, хотя внутри много того, от чего душа стонет, просит избавиться. Отец-наместник, батюшка Августин понял мое состояние. Он возложил руку мне на плечо и начал спрашивать поочередно, грешен ли я в том-то, в том-то... 20-ти минут мне хватило, чтобы вместе со слезами стыда и горя, переполнявшего глубины души вызволить из себя то, что мешало мне совершать путь к Истине, к тому, от чего я уходил, создавая иллюзию благословенной тропы.
После службы я тогда разговорился с настоятелем монастыря отцом-наместником Августином. Результатом нашей с ним беседы стало то, что я подвизался на послушания там трудником. Эти дни пребывания в полуразрушенной обители, где не было ни корпусов для нормального проживания, где ночевать приходилось в стареньком вагончике узкоколейного тепловоза "Мотриса" с заваренными боковыми окошками и давно лишившимся колес, невозможно вычеркнуть из памяти.
 
И вот - вся эта атмосфера, ранний подъем (в 6 часов утра), водные процедуры, молитва, благие труды на заре, Богослужение в 9 часов утра, трапеза в двенадцать, - все с молитвой, с добром. Там не было резких слов, там все делалось в гармонии и взаимопонимании. Там живет кротость, долготерпение, смирение. Там удается жить в радости с тем, что имеешь, - а по сути - не имели они на тот момент ничего того, без чего мы сегодня не можем прожить. Они молились. Они просто молились. Усердно. Они молятся и сейчас.
И вот, когда на третий день, я полностью вошел в колею смиренной монашеской жизни, когда понял, как много люди теряют, не осознав этого блага, я достиг странного ощущения... Оно восполняло меня. Оно не выгоняло из меня моих грез и мечтаний, где я стремился всеми силами мечтаний и надежд к своему видению мира, где мне важно было отображать строки на бумаге и описывать мысли из глубин души. Прием пищи, которой невозможно наслаждаться до умопомрачения, потому как она лишь давала необходимое человеку для его строение и жизнедеятельности. Когда чувствуешь явную меру всему тому, без чего, оказывается, вообще можно жить. Вот тогда меня посетили мысли... о монашестве. Да, да, сейчас это самому мне тяжело понять. Но совсем недавно я помышлял о монашестве... И мне кажется, что если бы не иные обстоятельства, я бы совершил этот шаг. Вот это все, от Всенощного Бдения, до вечерних трудов и постоянной, вверенной мне Богом молитвы, что под закатным, пленяющим солнцем грело душу, тело, все пространство сознания - жило во мне в полной мере. Вот это всё - я боялся потерять!..
Очень тревожный момент настал на седьмой день, когда мне пришлось оттуда уезжать, так как заканчивался отпуск. Я помню, как слезы покатились из меня. Я заплакал. Искренне. От души заплакал, как ребенок. Наверное, самое страшное в жизни - это момент, когда ты осознаешь: сейчас ты расстаешься с тем, что дало тебе дыхание спасло жизнь, привело к необычайной радости бытия!..
Прошел год. Когда Господь сподобил меня прочитать дивное произведение протоиерея Александра Торика "Флавиан. Жизнь продолжается", я обратил особое внимание на строки, когда главный герой - Алексей - уезжал со своими духовником и другом со Святой Горы Афон... Тогда он тоже плакал, сознавая потерю прекрасного состояния души, когда молитва не просто пребывает внутри, она дает дыхание... Нет, - она - само дыхание!..
Еще какое-то время я ощущал её... Эту молитву. Но тернии мирской жизни, даже после того, как я начал служение в алтаре, увели меня от нее. Служение в алтаре, безусловно, научило меня многому. Жизнь прихода, общение с людьми духовно мыслящими, людьми мудрыми, - все это дало мне определенную часть того благолепия внутреннего... Но, увы, не вернуло тех мыслей, тепло греющих душу, не вернуло в полной мере той молитвы. И сейчас я лишь по отголоскам тех дней - стараюсь обрести её вновь. Действительно - это такое же труднопостижимое состояние, как и состояние искренней молитвы, молитвы на Богослужении, молитвы в миру, молитвы Утренней и Вечерней. Но каждый из нас обязательно этого достигнет. Следует лишь не оставлять усердия! Я верю!