Сумерки в Дели, ч. 2, гл. 7. Ахмед Али

Сумерки в Дели. Ахмед Али

Часть вторая

Глава седьмая

За много дней до церемонии коронации люди стали стекаться в Дели изо всех частей Индии и из-за ее пределов. Дороги были вымыты; их опрыскали маслом, чтобы не позволить подниматься частичкам пыли; и весь город стал таким гладким и прилизанным. Машины, которых раньше едва ли можно было видеть в городе, нахлынули в Дели и стали ездить по его улицам. Лошади и слоны тоже были повсюду. Франтоватые фаэтоны проезжали через Чанди Човк и Чаори базар, и повсюду были видны странные лица.
Очень необычные многоцветные одежды шуршали на улицах Дели, от длинных роб до коротких пиджаков, от халатов до сюртуков, причем головные уборы были тоже самыми разнообразными. Там и сям в этой праздничной толпе были видны английские солдаты в серо-коричневой форме, или англичане в их не столь броских одеждах.
Перед Фортом на покатом склоне понаделали террас, и возвышенность, идущая к дороге, была превращена в сотни мест для пребывания людей, эти места опоясывали всю мечеть Джама и тянулись вдоль Прогулочной дороги. Вся базарная площадь Чанди Човк была разделена посередине рядом благородных и очень дорогих Священных фикусов, центральная дорога была превращена в один длинный ряд деревянных сидений. Перед зданием городского собрания и вокруг статуи Английской королевы был возведен один гигантский помост. И уродливость Часовой башни была замаскирована. Места для людей проходили через базар Фатехпури с его потрясающей мечетью и дарующей усладу тенью, и тянулись до ворот Мори и далее. Всё это придало Дели вид, более приличествующий какой-то грандиозной выставке, нежели чем городу, некогда самому великому во всем Хиндустане.
Когда в сердце города проходили все эти приготовления, гости начали прибывать в дом Мир Нихала. Его два сына и другие родственники приехали на свадьбу Асгара и на церемонию коронации. И весь дом превратился в караван-сарай.
Женщины, слыша о грядущей церемонии коронации, с кислыми лицами делали критические замечания.
«Что делают эти побитые метлой англичане?» - говорила Бегам Джамал; и Бегам Нихал добавляла:
«Когда совершался выезд царей династии Великих Моголов, рупии и золотые монеты пригоршнями швырялись в толпу. А что дают эти непутевые англичане? Пыль и камни!»
Дети, однако, были рады.  Это было большое шумное событие, подобного которому они еще не видели в своих жизнях. В магазине Мирзы собрались торговец молоком, пекарь и цирюльник, лекарь и плотник и стали обсуждать происходящее в городе.
«Я говорю, в эти дни, похоже, ты получишь неплохой барыш, - сказал пекарь цирюльнику. – С утра до вечера ты бегаешь из дома в дом и стрижешь людей. Не угостишь ли нас чем-нибудь?»
«Да, ты должен накормить нас до отвала, - произнес Каллан, плотник, хлопая цирюльника по плечу. – Не забывай нас в своем благоденствии!»
«Аллах очень добр, - счастливо ответил цирюльник. – Дела мои идут не так уж плохо. Но что скажешь ты, Каллан? Разве ты целыми днями не сооружаешь эти помосты? Тебе тоже должно немало перепадать!»
«Я благодарю Господа за его милость! – ответил Каллан. – Я зарабатываю двенадцать анн в день и приношу домой деревянные планки. Господь так добр».
«Ты должен быть благодарен Ангрези Саркару за всё это! – сказал Сиддик, лекарь. – Потому что благодаря ему мы получаем все эти заказы!»
«Да какое ко всему этому имеет отношение Саркар? – сказал Мирза, торговец молоком, который сидел, обняв колени. – Один Господь дает нам хлеб насущный. И Его одного мы должны благодарить!»
«Но, предположим, король не стал бы проводить церемонию своей коронации здесь, что тогда? – произнес громко Сиддик. – Вы не могли бы заставить его прийти сюда, не так ли? Но он очень милостивый правитель, думающий о своих подданных и о нашем городе Дели, который теперь становится столицей всей Индии. Скоро мы все разбогатеем и будем утопать в богатстве всю нашу жизнь!»
«Да! – ответил цирюльник. – Кажется, всё будет идти хорошо! И наш пекарь имеет неплохую прибыль, и Мирза! В Дели приехало так много людей! Неужели, теперь всегда будет так?»
«Конечно, - воодушевленно ответил Сиддик, - все мы будет счастливо преуспевать!»
«Я не уверен, - сказал Мирза, помешивая большой стальной ложкой находящееся в огромном железном сосуде молоко, он это делал, чтобы не позволить подняться сливкам. – Эта шумиха и большие доходы – временное явление. Всё это очень скоро исчезнет в один день. Я не повергаю сомнению милость Господа. Он всегда благ. Но я считаю, что правление англичан никогда не принесет нам блага. Посмотрите, как они заключили в тюрьму Бахадур Шаха, изгнали его, убили его сыновей и разграбили Дели. Всё это не предвещает ничего хорошего…»
«Ты всегда ругаешь англичан! – сказал Сиддик, воспринимая эти слова так, как если бы оскорбили его самого. – Ты никогда не довольствуешься своим жребием. Подожди и увидишь, какое великолепие будет здесь седьмого декабря. Я смерть как хочу увидеть моего милостивого короля Англии…»
Мирза тяжело вздохнул и ничего не ответил. Но Каллана и других обрадовала перспектива увидеть процессию короля. Настоящего короля они никогда еще не видели. И истории, слышанные ими от старших о царских процессиях, казалось, стали принимать подлинную форму. Им очень хотелось увидеть торжественную церемонию. Поскольку жители Дели никогда не упустят возможность порадоваться жизни, и эта черта отличает их от всех остальных людей Индии. Даже во время ужасных дней 1857 года, когда пушки вовсю изрыгали огонь, они залезали на крыши посмотреть, как ядра рисуют огненные полосы на небе, вырываясь из жерл, и сравнивали артиллерийскую стрельбу с салютом на празднике Шаб- барат.
Но более пожилые люди, которым довелось хоть немного видеть отблеск великолепия Моголов и у которых погибли близкие во время великого разрушения и разграбления Дели в 1857 году, стояли молча или дома проклинали англичан…
                ***
За два дня до коронации Шам, занимавший государственный пост в Форте, принес известие, что павильон сгорел.
«Прошлой ночью, - рассказал он, - прекрасный павильон сгорел. Правитель Пенджаба обставил его дорогой мебелью, и другие правители прислали для украшения дорогие ковры и всевозможные предметы роскоши. Но огонь непонятного происхождения всё это сжег. Никто не знает, как всё это произошло. И ущерб огромен».
Начались и другие пожары, сгорело хранилище бензина. Мир Нихал и Хабибуддин в тайне были этому рады. Но Кабируддин печалился из чувства лояльности к тем, кто давал ему масло на хлеб. Бегам Нихал, между тем, проклинала англичан, радуясь таким известиям.
«Кара Бога пала на этих никчемных англичан, - сказала она. – Пусть у них будет всё очень плохо за то, что сделали они в Хиндустане! Пусть падет на них гнев Божий!»
И она стала рассказывать, как безжалостно был разграблен ими Дели во время «Восстания», как мусульман изгнали из города, как их дома разрушили и как их собственность была оприходована «Агентством по извлечению прибыли», как город окрасился в красный цвет кровью принцев и благородных, бедных и богатых, тех, кто относился к сообществу мусульман…»
Всё это, и даже больше, не было забыто Мир Нихалом и его женой, об этом помнили многие. И все они сгорали от ярости и бессильного гнева, поскольку сделать они ничего не могли…
                ***
В Дели даже по сей день жило много принцев и принцесс, дочерей и внучек Бахадур Шаха. Многие, чтобы заработать на жизнь, косили траву, другие, чтобы поддержать свою жизнь, занимались извозом на телегах, запряженных быками. Принцессы выходили замуж за поваров и носильщиков, своих собственных слуг, или служили сами в качестве горничных и поварих. Многие стали нищенствовать и ходили по улицам, прося подаяние. Некоторые получали пенсию в пять или десять рупий от тех, кто отнял у них их царство. Но многим не досталось даже этого.
Одной из таких женщин была Гул Бано, внучка Бахадур Шаха. Ей было семь лет, когда началось восстание. Она спаслась вместе с матерью и некоторыми другими родственниками. Но все они потом умерли от холеры. Она сама испытала большие страдания, и когда она вернулась в Дели, у нее не было никого, кто дал бы ей хотя бы хлеба. Тогда она вышла замуж за повара, который относился к ней очень плохо. Но, в конце концов, он умер. И она стала просить подаяние от дома к дому.
За один день до коронации Английского короля она пришла к Мир Нихалу, поскольку она это делала довольно часто. Она была красива даже в своем преклонном возрасте, с ее высоким челом, светлой кожей и очень выразительными глазами. Она никогда не просила на прямую, но пела поэмы Бахадур Шаха, написанные им во дни изгнания и запрещенные. Но люди знали их наизусть и пели с почтением и трагизмом.
«Ты видела приготовления к церемонии? – спросила Мехро у Гул Бано. – На что они похожи? Они превосходят те, что были в твое время?»
Гул Бано не поняла намерений Мехро и, глубоко вздохнув, с горечью произнесла:
«Наши дни уже прошли, дочка. Мы обеднели по воле провидения. Но у нас еще остается чувство собственного достоинства. Какое имеет значение, что мы больше не правим этой страной? Мы всё равно остаемся потомками величайших царей этого мира. Зачем ты причиняешь нам боль и смеёшься над нашим бедственным положением?»
«Я не хотела смеяться над вами, - сказала Мехро, сожалея, что оскорбила ее чувства. – Я просто хочу знать».
«Что ты хотела знать? – погрузившись с печальным и болезненным видом в воспоминания, произнесла Гул Бано. – Мы – нищие, а англичане – короли. Для нас теперь только ложа из тернов, а они спят на кроватях, увитых розами. Но Господь дает, кому пожелает, и забирает, если захочет. Вчера мы были владельцами лошадей и слонов, рабов и обширных земель. Но они захватили наш трон, изгнали царя, убили сотни принцев перед этими самыми неудачливыми глазами, которые не смогли даже ослепнуть, выпили их кровь, и мы ничего не могли сделать. Они счастливы, потому что они мертвы. Но я живу, чтобы переносить удары времени. Но всё, что прошло, все радости и печали жизни, всё это ложное и ненастоящее, это просто тени перед лицом времени…»
Слезы покатились по ее изборожденному морщинами лицу, и лицо это исказилось тоской. Багам Джамал и Бегам Калим, сидевшие рядом и слушавшие ее слова, глубоко вздохнули, сожалея о ее горе, как будто бы ее страдания были и их собственными, и вспомнили добрые старые времена. Бегам Нихал отерла скатившиеся по ее щекам две слезинки, и дала Гул Бано бетель. Она приняла подношение и села, замолчав, погрузившись в мысли, смотря перед собой в пустоту и думая о каком-то далеком удивительном мире, более прекрасном и счастливом, чем Хиндустан. Затем она стала напевать какую-то мелодию и дрожащим голосом запела поэму Бахадур Шаха:

Внезапно ветер сменил направление, но моя душа
Мечется постоянно.
Как я расскажу о своих страданиях,
Мое сердце рвется от агонии.

Дели когда-то был раем,
На его улицах царил такой покой!
Но они уничтожили его имя и гордость,
И теперь остались только руины и беспокойства.

Ограблены были люди Хиндустана!
О как неотвратим их рок!
Кого бы новый правитель ни  находил,
Он отправлял его на казнь…

Слезы навернулись на глаза Бегам Нихал и Бегам Калим; и Бегам Джамал стала плакать. А когда Гул Бано пела эти строки, никто не мог справиться со своими всхлипываниями:

Им даже не дали савана,
И не похоронили их в земле.
Никто не совершал над ними похоронных обрядов,
Их могилы не обозначили даже холмом.

Но, не удовлетворившись этим,
(Англичане) с подозрением относились к каждому мусульманину,
Сказавшему хотя бы слово против них.
Такой человек расплачивался своей жизнью…

Ее голос прервался, и она закрыла лицо платком…
                ***
Снаружи, на небольшой веранде, Мир Нихал, Хабибуддин и Камбал Шах обсуждали причины падения династии Моголов. Мир Нихал сказал, что причина в предательстве Зинат Махал, второй жены Бахадур Шаха, которая хотела возвести на трон своего сына Джаван Бакхта, это заставило ее выдать своих Англичанам, обещавшим возвести ее сына на индийский престол. Хабибуддин считал, что англичане непременно потерпели бы поражение, если бы Мирза Могол и Мирза Кхизар Султан послушались Бакхт Кхана, главного визиря Бахадур Шаха, который был великим военачальником, но они не обратили на его слова никакого внимания.
«Принцы не имели ни малейшего представления о стратегии, - сказал Хабибуддин, - и под их подчинением не находилась вся армия. Когда бы Бхакт Кхан ни просил их позволить ему начать наступление, они отказывали. Это было большим просчетом и тактической ошибкой. Поскольку принцы не имели истинного знания о способах ведения современной войны. Но даже тогда многое можно было еще исправить, если бы Бахадур Шах послушал советов своего главного визиря. Бакхт Кхан попросил царя перейти вместе с ним на холмы, когда Дели был захвачен англичанами. Причина, по которой они проиграли сражение, сказал он, состояла в том, что англичане контролировали самую удобную в стратегическом отношении позицию в Дели, холм. Тогда как солдаты моголов воевали внизу. Его план был занять холмы, находившиеся около Дели, и воевать с англичанами оттуда. Он был уверен, что все принцы, раджи и другие руководители индийских сообществ объединятся вокруг личности Бахадур Шаха, которого всё ещё считали настоящим императором Индии, особенно когда стало хорошо известно предательство Ост-индской кампании. Очень скоро они могли не только захватить Дели, но и изгнать англичан из Индии. Но Бахадур Шах не понимал истинного положения вещей. Ему хотелось выглядеть мучеником, и он любил легкую жизнь суфия. Он позволил ввести себя в заблуждение предателю Мирзе Элахи Бакхшу, который был английским шпионом, перешедшим за деньги на сторону врага. Он убедил царя в благородных намерениях англичан, которые оказались не чем иным, как тюремным заключением, убийствами и изгнанием. Всё это, по моему скромному мнению, в конечном итоге вылилось в уничтожении империи Великих Моголов».
Хабибуддин замолчал, погрузившись в большую горечь и печаль. Мир Нихал, казалось, соглашался с его словами, и он тоже тяжело вздохнул. Но Камбал Шах, слушавший все это, не проронив ни слова, сказал с чувством убежденности и окончательного решения, как будто бы то, что он собирался сказать, было истинной причиной и последним словом в обсуждении этой темы.
«Это не так, - сказал Камбал Шах, - всё это только способствовало падению Бахадур Шаха. Истинными причинами потери Моголами их империи были ошибки, совершенные предками этого царя, и самая большая из них – то, что они разлучили две любящие друг друга души, похоронив Мохаммада Шаха между могилами  (суфийского учителя – прим. переводчика) Хазрат Махбуба Элохи и  (его ученика, великого поэта – прим. переводчика) Хазрат Амира Кхусро. Существовавшая между ними великая любовь не допускала никаких вторжений. Поскольку Хазрат Махбуб Элохи говорил, что если бы не запрет законов Ислама, он и Кхусро должны были бы быть похоронены в одной могиле. Поэтому предки Бахадур Шаха совершили большую ошибку, похоронив Мохаммад Шаха между могилами любящих друг друга душ. Это привело к падению империи…»
Когда они слушали слова Камбал Шаха, особое ощущение пробежало по их спинам, и, казалось, что их волосы встали дыбом. Так отец и сын исполнились религиозным благоговением. Они верили, что Камбал Шах – великий святой, кутаб. А кутабы, являющиеся факирами, действуют как наибы, или помощники Бога на Земле, и отвечают за разные провинции, подобно наместникам. Никто ничего не знает о них, поскольку они не раскрывают свою сущность простым смертным, управляя этим миром без ведома людей. Им известны тайны Бога, они выполняют Его указания, и никто не может вмешиваться в их дела. Вот почему отец и сын восприняли объяснение Камбал Шаха с почтительным благоговением. Но то, что сделано –  сделано, и этого уже не исправить…