06-14. Мерседесы на набережной

    Что преобладает в нашей жизни - случайное или закономерное? И есть ли вообще место случаю, если считать, что мы сами создаем свою судьбу и притягиваем ту ситуацию, которая материализует все созданные нами же предпосылки и при этом наилучшим образом устраивает наше путешествие по жизни в поисках чудесного? Мое личное путешествие продолжалось в тот год без малейших остановок на передышку.

Уже вечером злосчастного дня расставания с Владимиром Сергеевичем, я имела телефонный разговор со своей давней знакомой по занятиям в группе йоги Ларисой. Незадолго до этого дня она, прослышав про мои поиски работы, предлагала мне поработать “у нее” на кафедре Финансово-Экономического института в качестве девочки на побегушках со знанием компьютера. Тогда меня задело ее выражение "у меня", да и договоренность с Владимиром Сергеевичем на тот момент уже существовала, что позволило мне выразить ей свое сожаление, что не смогу быть полезной. Теперь больше не существовало причин не "быть ей полезной", и мы договорились о встрече.

  Близкими подругами мы с Ларисой не были, но знали друг друга с тех времен, когда обе  считали себя преданными ученицами нашего духовного Учителя - доморощенного йога и обаятельного чудака Володи. Высокая, интересная благодаря заметной примеси корейской крови, с удивительными, восточными, чуть раскосыми  глазами и по-восточному загадочным выражением обычно спокойного лица, она была мне симпатична своей скромностью, трудолюбием и трезвым, логичным интеллектом.

   Ее личная жизнь не сложилась - до сорока лет она прожила с родителями, ни разу не сходив замуж, хотя и успела пережить множество любовных приключений, а потом  неожиданно обзавелась супругом и шестнадцатилетней падчерицей. Муж оказался сложным человеком, отношения с его дочкой также были непростыми, но, несмотря на это, их семья сохранялась наперекор всем другим скоротечным бракам наших остальных "эзотериков". Сколько я знала Ларису - она была простой машинисткой на факультете повышения квалификации ФинЭка, но очень грамотной и толковой. К пятидесяти годам ей, без какого-либо диплома удалось вырасти до должности заведующей отделом того же факультета, преобразовавшегося во времена перестройки в отдельную коммерческую структуру - Высшую Экономическую Школу или ВЭШ при СПб ГУЭФ.

    Платили в ВЭШ хорошо, если не сказать – отлично. Молодые предприниматели - слушатели Школы,не жалели своих “баксов” на обучение престижным специальностям, описываемых множеством иностранных слов типа “менеджмент”, “маркетинг”, “лизинг” и “аудит”. Все обретавшиеся здесь купеческие и ростовщические ремесла имеют вполне сложившиеся и всем понятные русские названия: управление, торговля, сдача в аренду и финансовая ревизия. Но молодежи больше нравилось называть себя дилерами, чем спекулянтами, и специалистами по маркетингу, чем торговцами. Их можно было понять, потому что новое поколение, в отличие от нашего, уже жило и мыслило только категориями выгодных продаж и сделок, а не научными и техническими проектами. Инженеры и ученые были почти не нужны стране, кующей кадры целой армии молодых юристов, бухгалтеров и экономистов, обслуживающих интересы наших иностранных партнеров, выгодно сбывающих в Россию свою готовую продукцию. Главной целью этих профессий было не производить, не строить и не познавать, а лишь грамотно обходить препятствия, выкручиваться и просчитывать, что, вероятно, ярче всего характеризует историческое время, в которое мы все “въехали” в последние годы двадцатого века.   
 
    Здание с малозаметной  желто-зеленой вывеской ВЭШ находилось на узкой, выщербленной временем и автомобилями набережной канала Грибоедова, совсем неподалеку от того самого Апраксина переулка, куда меня впервые принесла мама из родильного дома. С тех пор здесь многое изменилось. Вдоль всей набережной было прпарковано удручающее количество личных  автомобилей, причем, их владельцами были не столько известные в масштабе страны профессора и доценты ФинЭка, сколько ... студенты. Давно минули в прошлое времена, когда в ФинЭк поступали лишь редкие любители экономических дисциплин да троечники, опасавшиеся не пройти по конкурсу в более престижные технические вузы. Теперь ФинЭк стал голубой мечтой всех отличников да еще “крутых” родителей, возжелавших  для своих избалованных чад блага и потому записавших их сюда на коммерческие (платные!) отделения. Эти в своем большинстве приезжали на лекции на “Мерседесах” и  “Вольвах”, в шикарных натуральных шубах, наброшенных на плечи, и с обязательным радиотелефоном в сумочке или за пазухой. Интеллигентные, но  плохо одетые преподаватели, чаще всего добирались в институт на метро или, в лучшем случае, на  своих отечественных  шестерках или  девятках.  Возле здания было тесно, грязно и достаточно противно.

   Общее впечатление еще больше усиливалось ежедневным приставанием ко всем прохожим подозрительного вида парней с тупым выражением лица, но в дубленках, часами стоявших возле рядом расположенного Банка и предлагавшим всем продать им по “выгодному” курсу доллары. “Покупаю доллары”, - призывно оповещали они меня, глядя в глаза. “Покупайте!”, -равнодушно разрешала им я и, не задерживаясь, проходила дальше, к подъезду ВЭШ, где требовалось показать охраннику пропуск с фотографией и на лифте подняться на четвертый этаж.   
 
    На четвертом этаже, самом красивом на факультете, отремонтированном по лучшим европейским образцам, размещались учебные классы и отдел управления учебным процессом, который и возглавляла моя приятельница. У нее был отдельный кабинет с личным компьютером и телефоном, а четверо ее подчиненных - менеджеров, размещались в других, не менее комфортабельных кабинетах, заполненных папками бумаг, и начиненных самыми лучшими,  самыми дорогостоящими канцелярскими принадлежностями, которые я в своей родной районной администрации видела разве что в кабинетах очень высокого районного начальства. Каждый из менеджеров вел по несколько краткосрочных или долгосрочных групп слушателей курсов экономических или финансовых дисциплин, то есть составлял расписание, заказывал в отделе множительной техники и раздавал к каждому занятию студентам раздаточный материал, открывал аудитории и оформлял на своих подопечных в течение всего курса обучения массу самых разных документов.

  Лариса временно посадила меня в кабинет одной из ее менеджеров (мененджеровиц!), что пребывала на больничном. Располневшая, но все еще прекрасно выглядевшая, Лариса показалась мне усталой и озабоченной, чувствовалось, что в “их королевстве” не все ладно  - сложные отношения с начальством, закулисные интриги в ее адрес. Ей позарез нужен был надежный и аккуратный помощник в моем лице, на  исполнение роли которой  я была согласна, хотя еще не понимала толком, что конкретно мне необходимо будет там делать и как. Задачи, смутно очерченные мне Ларисой, показались невразумительными и чуть ли не нелепыми.

    Критиковать других значительно проще, чем делать. Сейчас я вполне отдаю себе отчет, что моя организация труда новоприбывшей Гали в наш проблемный, перегруженный самой разной работой и не совсем здоровый коллектив отдела учета жилой площади в Центральном районе была нисколько не лучше Ларисиной. Не так-то просто в режиме спешки и внутренних сложностей передать новичку самое нужное так, чтобы он сразу же мог быть полезным. Но в первый день работы в ВЭШ я об этом не думала и, стараясь не показать своих чувств внешне, злилась на нечеткие Ларисины указания и ее абсолютное неумение увидеть себя со стороны глазами человека, впервые попавшего в их среду - незнакомую и непривычную. К тому же, меня тогда подогревала обида на судьбу: Лариса большую часть своей жизни проработавшая в этих стенах, получила возможность и сделать здесь карьеру, и приобрести достаточный опыт, чтобы “на автомате” решать непростые служебные  проблемы. Я же, никогда специально не искавшая новых мест работы и не желавшая перемен своей жизни, в последние годы все время почему-то оказывалась в роли новичка и ученика в чужих мне коллективах, причем каждое последующее  вживание в незнакомое дело оказывалось для меня все более трудным, болезненным и ... обидным.

    Кабинет Ларисиного шефа - заместителя директора по учебному процессу, располагался на втором этаже, так же отремонтированного по высшему, европейскому классу. Элитарность вторых этажей над прочими вообще характерна для нашей страны, а может быть, и не только для нее. Звали шефа - Андрей Валентинович Минкин. По виду он был моим ровесником - невзрачным, лысеющим, но хорошо одетым мужчиной в золотых очках и с заготовленной и выдрессированной для общения с посетителями улыбкой, с подчеркнуто вежливыми манерами поведения, характерными для новых русских бизнесменов. Его просторный кабинет был по-мужски неуютен, а стол завален деловыми бумагами. В толстом ежедневнике, лежащим под рукой, Минкин постоянно фиксировал каждую минуту своего дня и умудрялся держать под пристальным контролем все дела, проблемы и намерения своих подчиненных, всюду успевая, ничего не забывая и не опаздывая ни на одно из записанных в ежедневнике мероприятий. Его пунктуальность и обязательность мне импонировала.

   Наши взаимоотношения с Минкиным можно разделить на два совершенно разных этапа. В начале он был по отношению ко мне - сама  обходительность и доброта, я даже услышала от него сладкие посулы на будущее - “со временем подыщем вам комнату с компьютером” или  “вы не только можете посещать отдельные лекции наших студентов, но и обязаны это делать, чтобы знать вопросы, которыми занимается ВЭШ” и т.п. Почти целую неделю Минкин, обходя Ларису, лично звонил мне по местному телефону и постоянно раздавал разные поручения - заказать и разнести раздаточный материал в группы, подготовить на компьютере программу семинаров по определенным темам, согласовать расписание преподавателей ФинЭка, читающих отдельные лекции в ВЭШ.

   Постепенно, хотя и со всевозможными трудностями и взрывами отчаяния и разочарования в своих способностях, в моей голове кое-что стало проясняться. Я уже сама стала соображать, что и как следует делать, а  работа начала мне нравиться. Не нравилась лишь мое место в этой работе - я была на подхвате у других, без собственной группы или курса, за который я бы полностью отвечала, отчего приходилось держать в голове сразу слишком много имен, названий и разной, достаточно бессистемной новой информации. Хуже всего было, конечно, отсутствие  реальной перспективы на постоянное место. Штатных  вакансий в ВЭШ не имелось, все постоянные здесь были или молоды, или являлись старожилами, а я им нужна была здесь лишь  как договорник, постольку,  поскольку в их отделе из-за болезни отсутствовали сразу двое сотрудников, а оставшиеся задыхались в текучке срочных и неотложных дел в середине учебного года.

    Примерно спустя месяц я почувствовало, что произошло нечто, которое я никак не могла себе объяснить, но его появление было абсолютно очевидно, и оно надвигалось на меня неотвратимо. Лариса ходила мрачной и делалась все менее разговорчивой со мной, Минкин практически перестал меня чем-либо озадачивать и всячески показывал своим поведением, что все вопросы мне следует решать через Ларису, а не через него лично. В воздухе повисело что-то гнетущее. По словам Ларисы, она и сама не знала, продлят ли мое трудовое соглашение на следующие три месяца, поскольку “экономическое положение ВЭШ было сложное”. Чисто по-женски я догадывалась, что дело тут не столько в экономических трудностях, сколько в здешних интригах против Ларисы, а, может быть, и против меня, поскольку я пришла сюда “как ее человек”. Мое состояние было отвратительным.

  Между тем меня переселили в  кабинет зама Ларисы - Надежды Николаевны, заболевшей всерьез и надолго, и я практически исполняла все ее дела, направляемая ею из дома по телефону, даже полностью курировала две ее краткосрочные группы повышения квалификации бухгалтеров - ревизоров. 

    Несмотря на то, что благодаря случаю, я вдруг стала временно нужной, я видела, что все это - лишь затишье перед бурей, что я - не вписалась в коллектив и не понравилась здесь кому-то. Кому и за что - было непонятно, и это особенно угнетало. Может быть, всему виной был мой возраст? Не умение улыбаться и вести светскую беседу? Моя маска озабоченности и запуганности - неуверенности в себе? Здесь все работали на коммерческий успех, и одного моего усердия  и обязательности было явно мало...