Незаслуженная награда

                ***РАССКАЗЫ О СОВЕТСКИХ ВООРУЖЁННЫХ СИЛАХ***

НЕЗАСЛУЖЕННАЯ НАГРАДА
Рассказ

       С того самого момента, как начальник пограничного отряда, высокий статный полковник, который специально прибыл на заставу по случаю вручения государственных наград, прикрепил к кителю ефрейтора Владимира Хохлова орден Красной Звезды, младшего сержанта Михаила Крылова не покидало гнетущее чувство от сознания нелепости того, что произошло.
       Вот уже и Хохлов вернулся на своё место в строй, вытянутый на бетонной площадке вдоль здания погранзаставы. Вот и его, Крылова, вызвали к покрытому красной материей столу, прикололи к кителю медаль «За отличие в охране государственной границы СССР», поздравили, пожелали успехов в службе, а он всё не мог выйти из оцепенения, и в голове неотступно вертелся вопрос: «Неужели никому не известно, как всё было на самом деле?»
       По-своему расценив состояние младшего сержанта, начальник погранзаставы старший лейтенант Нестеров тепло, одобряюще улыбнулся ему, а потом звонко, отрывисто скомандовал:
       – Вольно! Р-разойдись!
      И тотчас лопнула торжественная тишина, раскололи её весёлые, радостные голоса пограничников. Все бросились поздравлять награждённых и, конечно, в первую очередь Хохлова, немножко растерянного, смущённого, украдкой косившего глазами на сверкающий эмалью орден. И лишь Крылов не мог заставить себя подойти к нему, чтобы искренне, как все остальные, пожать руку, не мог, потому что один, только он один из всех знал, как на самом деле происходила схватка на границе, за которую они теперь награждены, и был уверен: Хохлов награду не заслужил.
       …В том памятном для них пограничном наряде Михаил Крылов, которого незадолго до того назначили командиром отделения, был старшим. Хохлов, поскольку служил в другом отделении, впервые оказался в его подчинении и, очевидно, не слишком радовался этому: смотрел отчуждённо, на вопросы отвечал односложно.
       Крылов недоумевал, ведь дружили они со школьной скамьи, вместе решили идти служить в пограничные войска и добились назначения на одну пограничную заставу. В школьные годы к размолвке не привела даже существенная причина – они были влюблены в одну девчонку. А тут?! Впрочем, тогда тривиальный треугольник не получился. Та девчонка предпочла Крылова. Хохлов же смирился, и скоро исчез холодок, который уже намечался в их отношениях. Крылов поначалу ощущал некоторую неловкость, но её рассеяла Наташа, заявив, что перед ней и вопроса не стояло, кому отдать сердце. Да и Хохлов совсем перестал обращать на неё внимание. Не вспоминал он о ней и во время службы на границе. Да и отношения с Крыловым были самим дружескими, тёплыми, но лишь до назначения Михаила старшим нарядом. Во всяком случае, Крылов прежде не мог заметить ничего подозрительного. А здесь вдруг что-то переменилось…
       Они вышли на дозорную тропу под утро. Всю ночь сыпалась с неба жёсткая крупа, порывы сильного ветра бросали её в окна, дребезжали стёкла, и было от этого тревожного их дребезжания как-то неуютно, и почему-то именно в ту ночь особенно не хотелось уходить в бушующую круговерть. Но служба есть служба. Они молча выбрались на маршрут, молча двинулись по заметённой лыжне вдоль контрольно-следовой полосы, тщательно осматривая каждый шаг пути. Мороз всё сильнее пощипывал щеки, хватал за кончик носа, со всех сторон обступала непроницаемая, светло-серая пелена.
       Крылов первым заметил неладное, остановился. В шаге от него на контрольно-следовой полосе виднелось какое-то углубление в снегу. Присел на карточки, присмотрелся повнимательнее. Поодаль заметил ещё одну почти заметённую лунку, затем ещё.. Посмотрел в тыл – там было что-то похожее.
       «Уж не следы ли заметённые? – подумал и, приглядевшись внимательнее, понял: – Да, это следы!»
       Встал, обернулся к Хохлову, молча указал на лунки. Тот приблизился и спросил с тревогой:
       – Что это?
       – След…
       – Чей? Может, зверь?
       Крылов не ответил. Он и сам сомневался. Удивительно было, что нарушитель полез через сугробы не на лыжах. Впрочем, оставь он лыжню, сомнений не было бы вовсе. Ну а зверь? Вряд ли зверь в такую пургу двинется в дальний путь по открытому, продуваемому со всех сторон полю, скорее уж переждёт непогоду где-то в тихом месте. След же наискось пересекал контрольно-следовую полосу, и либо тянулся из оврага, что на нашей территории, либо вёл с сопредельной стороны в тот самый овраг. Одним словом, возникло много вопросов, решать которые предстояло немедленно, почти мгновенно.
       – Что же будем делать? – спросил Хохлов.
       – Прежде всего, доложу на заставу, – решительно заявил Крылов.
       Дежурный по заставе, приняв сообщение, переспросил:
       – Так в каком же направлении прошёл предполагаемый нарушитель?
       – Пытаюсь разобраться, – ответил Крылов. – Очень сильно заметены следы.
       Трубку взял начальник заставы, спросил:
        – Ваше решение?
        Крылов уверенно доложил:
        – Вижу один выход – идти по следу в тыл и выяснить, кем он оставлен.
        – Решение правильное. Действуйте! – одобрил начальник заставы.
        Крылов за время службы хорошо изучил местность, мог и в таких сложных условиях ориентироваться на ней. Мысль о том, что нарушитель направился к оврагу, чтобы через него добраться до шоссе, которое ведёт в крупный населённый пункт, возникла сразу, едва он определил направление цепочки еле заметных лунок. Да, цепочка вела к оврагу, тенистому летом, а сейчас заметённому снегом. До него – метров триста, а до того места, где он ближе всего подходил к шоссе – километра три.
       «А что если наперерез, к шоссе, и там встретить? – размышлял он. – На лыжах-то быстрее... А если нарушитель изберёт другой путь или задумает отсидеться в овраге?»
       Колосов оторвал от мыслей, сказав с нетерпением:
       – Решай же что-нибудь. Пора преследовать, ведь начальник заставы решение твоё одобрил.
       – Я пойду по следу, – решил Крылов. – Ты же прямиком к дороге. Затаись и, если появится, задержи. Сможешь один?
       – А конечно, чего там, – с некоторой бравадой ответил Хохлов, но и бравада не могла скрыть тревоги, сквозившей у него в голосе.
       Крылов подошёл ближе, пытаясь разглядеть лицо товарища. Но тот отвернулся, делая вид, что закрывается от ветра, и сказал:
       – Ну, я пошёл!
       – Удачи тебе, Володя! – с чувством проговорил Крылов и, поправив лыжи, пошёл по следу.
       В овраге было тихо. Туда не задувал ветер, и следы замело меньше. Они становились с каждым шагов всё отчётливее, и Крылов понял, что не ошибся: следы принадлежали человеку, который направлялся вглубь нашей территории.
       Крылов ускорил шаг, хотя передвигаться по оврагу было нелегко. Успокаивало одно: нарушителю без лыж ещё труднее, а, следовательно, догнать его можно вполне. Но только подумал так, следы изменились – потянулись две продолговатые ложбинки. Нарушитель встал на лыжи, которые либо принёс с собой, либо взял из тайника в овраге. Крылов понял: расчёт делался на то, что в такую метель следы будут заметены и их спутают со следами зверя. Потому, вероятно, и пошёл нарушитель напрямик по открытой местности, выбрав промежуток между движением пограничных нарядов.
       Крылов осмотрелся, пытаясь определить, где могли быть спрятаны лыжи, но куда там – всё вокруг заметено. Вероятно, нарушитель принёс лыжи с собой…
       Продолжил преследование, теперь уже беспокоясь, что не успеет догнать нарушителя до дороги. Оставалось надеяться на то, что Хохлов сумеет раньше выйти на вероятное направление движения нарушителя и займёт выгодную позицию.
       Сомнения в том, правильно ли сделал, что послал Хохлова к дороге, а в преследование отправился один, прошли лишь отчасти. Теперь, когда стало ясно, что нарушитель идёт к дороге оврагом, он жалел, что не пошёл к дороге сам: «Выдержит ли Володя? Справится ли?»
       Овраг сделал крутой поворот. Теперь предстояло подняться по его склону, который чуть дальше переходил в отрывистый, почти отвесный. Крылов стал пробираться через кустарник, не упуская лыжню из виду. И вдруг из-за дерева метнулась тень ему наперерез. Крылов сдёрнул с плеча автомат, но в следующее мгновение услышал знакомый голос:
       – Стой! – и тут же разочарованное: – А это ты…
       Сценка почему-то показалась фальшивой. Фальшивым был и следующий вопрос. Колосов не мог не видеть лыжни и удивил вопросом:
       – А где же нарушитель? Ты его догнал? Может, он свернул в сторону.
       Крылов резко ответил:
       – Ты что, не видишь? Вот ведь лыжня…
       – Он же не на лыжах был… Он же пешком… Что я, следы не помню, те, что на контрольно-следовой? – зачем-то говорил Колосов.
        – Он встал на лыжи в овраге, – недовольно пояснил Крылов и тут же приказал: – За мной! Преследуем!
       Некогда было думать над тем, что произошло, и почему Колосов не бросился по следу сам, обнаружив лыжню. Он не мог не понять, что это лыжня оставлена нарушителем, поскольку след Крылова, если бы он успел здесь пройти, не был бы так заметён, да и не мог он успеть, ведь Хохлов шёл напрямик… Обо всём этом Крылов задумался уже позднее, когда оказалось достаточно времени…
       След пересёк дорогу и углубился в лес, где стал ещё более заметен. Проезжая часть была занесена. Видно, машины после начала метели здесь уже не проходили. Не успел ещё прибыть сюда и вездеход с тревожной группой.
       – Поживей! – крикнул Крылов, заметив, что Колосов отстаёт. – Да что ты всё возишься с автоматом? – сердито прибавил он, услышав клацанье затвора.
       – Заело! – буркнул Колосов.
       – А ну, дай! – потребовал Крылов и протянул руку.
       Он быстро устранил неисправность, вернул автомат и бросил назидательно:
       – Оружие надо лучше знать! Перекос патрона… Зачем ты его?..
       Он не договорил, потому что обожгла догадка: «Неужели Колосов видел нарушителя, но когда передёргивал затвор, у него случился перекос и он… Нет, не может быть, не может быть, – прогнал он от себя эти мысли, но тут же подумал: – Почему же нарушитель именно здесь изменил направление движения? Вон как лыжный след изогнулся…»
       И опять не было времени для раздумий. След вёл к пристанционному посёлку. Там нарушитель мог легко затеряться.
       Пересекли лес, снова вышли в поле.
       – Стихает ветер, – сказал Крылов, полуобернувшись.
       Ему важно было видеть, не отстал ли Хохлов. Тот шёл, тяжело дыша, автомат болтался на груди, мешая движению. Крылов забросил свой за спину. Хотел посоветовать и Хохлову сделать то же самое, да раздумал: «Пусть. Может, так ему спокойнее».
       Впереди показалась неглубокая балка, заросшая мелким кустарником. На дне её Крылов заметил что-то тёмное. Это что-то шевелилось.
       «Нарушитель!» – понял он и бросился вперёд, на ходу стягивая автомат.
       Но не успел взять его боевое положение, как услышал резкий окрик:
       – Ещё движение и стреляю!
       Крылов на мгновение замер, затем сделал шаг вперёд, не спуская глаз с поднятого и наведённого на него пистолета. Спокойным, твёрдым голосом произнёс:
       – Вы обнаружены, район оцеплен, сопротивление бесполезно.
       – Не подходи! – отрезал нарушитель.
       Крылов вскинул автомат, и тут же прогремел выстрел. Падая, он услышал за спиной длинную автоматную очередь. Приподнялся на руках и увидел опрокинувшегося навзничь нарушителя. Он лежал без движений, а чуть в стороне чернел выбитый из рук пистолет. Острая боль пронзила тело, и Крылов рухнул в снег, потеряв сознание.
       Очнулся в госпитале. Первым его навестил Хохлов.
       – Нас представили к наградам, – сообщил он после того, как справился о самочувствии, и рассказал о том, что нарушитель убит в перестрелке.
       – К наградам? За что? – удивился Крылов.
       – Как за что? Мы же выполнили задачу Да... Я написал Наташе, что… ты ранен.
       – Зачем?
       – Чтоб не беспокоилась… Тебя же ждёт куча писем от неё.
       – Хотел, да вот, понимаешь, забыл…
       – А что за нарушитель? Откуда он?
       – Кто ж его знает?
       – Вот видишь! Надо было живым брать, – сказал Крылов.
       – Какой там, живым. Он ведь чуть было тебя не угрохал. Хотел добить, но я его сразу, наповал. Увидел, как ты падаешь, ну и… Раздумывать было некогда!
       Крылов пытался сопоставить рассказ Хохлова с тем, что успел заметить до того, как потерял сознание. Что-то не совпадало. Он силился вспомнить, но Хохлов мешал сосредоточиться, рассказывая последние новости. Крылов даже не поинтересовался, какие награды их ожидают, потому что всё время хотел задать Хохлову щекотливый вопрос: видел ли тот нарушителя до пересечения с дорогой, когда вышел ему наперерез, и почему понадобилось передёргивать затвор? Не задал, понимая, что тот не ответит ни за что. Единственный свидетель – сам нарушитель – был мёртв. И тут вспомнилась уверенность нарушителя, с которой тот кричал: «Ещё движение и стреляю!» Почему он счёл, что может испугать, заставить остановиться и уйти от преследования?
        А Хохлов продолжал говорить без умолку, словно стараясь не дать возможности задать ему какой-то опасный для него вопрос. И Крылову почему-то казался тон немного заискивающим. Уже перед уходом Колосов протянул газету, виновато пояснив:
       – Вот, кстати, чуть не забыл… Здесь о нас…
       – Хорошо, спасибо, потом почитаю, – сказал Крылов, обратив внимание на заголовок: «По законам мужества».
       – Почитай, почитай – закивал Колосов и прибавил осторожно: – Правда, корреспондент кое что напутал… Ну там, преувеличил. Но, наверное, так нужно для газеты?!
        В статье оказалось всё не совсем так, как было на само деле. Крылов читал и удивлялся. В его адрес много тёплых слов, и обижаться, казалось, не на что. Но вот само описание задержания удивило. Ни слова о решении преградить нарушителю путь к дороге. Получалось, что они с самого начала вели преследование вместе. Несколько искажен был и заключительный эпизод.
       «– Стой! Брось оружие! – скомандовал старший наряда младший сержант Михаил Крылов.
       В ответ грянул выстрел, и младший сержант рухнул в снег.
       И тогда в единоборство с опасным, матёрым преступником вступил ефрейтор Хохлов. Он пытался взять нарушителя живым, но тот сопротивлялся, отстреливался. Пули свистели над головой пограничника. А рядом истекал кровью раненый товарищ. Его надо было спасать. К тому же Крылов зашевелился, приподнялся на руках, и нарушитель направил на него свой пистолет. Меткая очередь, пущенная Хохловым, покончила с врагом, нарушившим Государственную границу СССР с чёрными, коварными целями».
       Крылов отложил газету. Прямой неправды в статье не было. Но как-то нехорошо стало на душе, ведь он понял: всё написано со слов самого Хохлова. Больше негде было взять журналисту факты.
       А вскоре пришло письмо от Наташи, письмо, как всегда, нежное, тёплое и бодрящее. Однако и в нём он нашёл строки, удивившие его. Наташа восхищалась мужеством Хохлова, который, рискуя жизнью, спас его, Крылова. Об этом она прочитала всё в той же газете, вырезку из которой прислал ей Владимир. Крылов не мог понять сам почему, но читать эти строки почему-то было неприятно. Что-то унизительное почудилось ему в них, а точнее в том, что писала на их основании Наташа. Получалось, что он, Крылов, проиграл бой и что нарушитель оказался более сообразительным, ловким, сноровистым, что если бы не Хохлов…
      «Если бы не Хохлов, – подумал Михаил, – я бы действовал иначе, выйдя один на один с нарушителем. На то и расчёт был, что увидев двух пограничников, он не должен был стрелять, а поспешил бы сдаться. А видел ли он Колосова? Шёл ли тот за мной следом или передвигался от укрытия к укрытию так, на всякий случай…»
       Что же теперь оставалось Крылову? Осуждать Хохлова? Но в чём? Как доказать, что тот спасовал в засаде, что нерешительно действовал в ответственный момент? Впрочем, почему нерешительно? Ведь, в конечном счёте, он ликвидировал опасного врага, который, видимо, не рассчитывал на милосердие, если пошёл на перестрелку с пограничным нарядом.
       Крылов пытался поставить себя на место Колосова, поразмышлять, как бы действовал он, случись подобное?
        И пришёл к выводу: «Я бы пошёл на задержание даже с неисправным оружием, просто затаился бы и напал внезапно… Да ведь иначе и нельзя! Задержать врага – вот главное. Об ином думать не мог!»
       В госпитале Крылов пролежал долго. Его часто навещали товарищи, приезжал и начальник заставы. Всё подмывало спросить у старшего лейтенанта Нестерова, почему появилась в газете статья с искажённым описанием событий, неужели нельзя было подождать, когда он, Крылов, старший пограничного наряда, расскажет о том, как было дело. Хотелось поделиться своими сомнениями относительно Колосова, ведь начальнику заставы очень важно знать, на что способен каждый из его подчинённых, что и от кого можно ожидать.
       Но Нестеров ни разу не коснулся в разговоре того памятного наряда. А перед уходом сказал:
       – Вы с Колосовым представлены к наградам. Так что ждите. Скоро состоится указ.
       Вот тут-то и появился предлог заговорить о Колосове, но как? Сказать, что тот недостоин награды? А как же сам? Нехорошо так. Сказать, что оба недостойны – не прозвучит ли фальшиво?
       Поразмыслив, отложил разговор до выписки, как говорится, на потом. Подумывал и о том, что лучше всего вынести такой разговор на комсомольское собрание. Но времени на это не оказалось…
       Выписался Крылов, когда уже отзвенела капель, стаял снег, и деревья покрылись свежей зеленью. Хохлов встретил его приветливо, сообщил о том, что тоже назначен командиром отделения и скоро вместо одной ефрейторской нашивки, на погоне будут две – младшего сержанта.
       Он не отходил от Крылова весь вечер, интересовался, как здоровье, как заживает рана. А Крылов, соскучившийся по друзьям, по заставе ходил, не обращая внимания на то, сколь фальшивы все эти вопросы. Не сразу понял, что Хохлов боится отставить его наедине с друзьями…
       А на следующий день на заставу приехал начальник пограничного отряда. Дежурный объявил построение в парадной форме на площадке перед входом в здание. Пролетел слух, что будет вручение наград.
        В строй Крылов становился с волнением. Что-то тревожило. Опасался, что свершится какая-то несправедливость, что Колосов будет отмечен не по заслугам, но даже предположить не мог, сколь высоко тот будет отмечен.
     И вот теперь он, стоя в сторонке и наблюдая за тем, как товарищи поздравляли Колосова – орден не шутка. Говорить о том, что случилось в тот далёкий уже зимний день, было поздно. Да и как бы теперь это выглядело? Обижен на то, что награждён медалью, а не орденом?
      Так и не поздравив Колосова, Крылов повернулся и медленно побрёл к входу в здание заставы.
***---***
       …Колосов, рассеянно принимая поздравления, искал глазами Крылова. Но тот исчез. Товарищи что-то говорили, что-то желали, кто-то в шутку предлагал обмыть орден, чтоб не последним был. Колосов же впервые со всею остротой почувствовал неловкость. Орден словно ощущался всем телом, словно жёг раскалённым железом, через парадный мундир. Нужно было как-то реагировать, как-то выходить из положения… Спасло построение на обед.
       Но и на обеде продолжался праздник, потому что обед по случаю вручения наград был праздничным. На столах пироги, испечённые специально к этому дню, бутылки с газированной водой. Разумеется, в газировке орден и медаль обмывать не стали, но снова были поздравления начальника заставы, замполита…
       Лишь вечером, после команды «Отбой» Колосов смог остаться наедине с самим собой, со своими мыслями.
       За весь день он так и не обмолвился ни единым словом с Михаилом Крыловым. Тот избегал встреч.
       «А ведь он знает, всё знает или, во всяком случае, догадывается, как было на самом деле», – понял Колосов.
       …До того самого дня ни Колосову, ни Крылову не доводилось участвовать в задержании нарушителей. Собственно, ничего удивительного в этом не было – большинству воинов пограничников и за всю службу свою не удавалось встречаться с теми, кто стремился проникнуть на территорию Советского Союза с коварными целями. Уж если граница на замке, так на замке, и прочность этого замка проверять врагу было бессмысленно.
       Самое сложное – не расслабиться в обстановке видимого спокойствия. Враг, конечно, никогда не отказывался от своих агрессивных планов в отношении Советского Союза и, конечно, ожидать нарушений нужно было постоянно. Попытки испытать прочность наших границ время от времени всё же предпринимались. И случались они, сколь бы их не ожидали, внезапно.
       Вот и в ту ночь, увидев едва заметные лунки на снегу, над которыми склонился Крылов, Колосов почувствовал, как у него всё похолодело внутри. Не то чтоб испугался, но всё же было не по себе – охватило волнение, ведь предстояла встреча с вооружённым врагом, который не остановится перед тем, чтобы применить оружие. Надежда была на то, что нарушитель, судя по следам, был один, а они всё-таки вдвоём с Крыловым, а Крылов уже не раз показывал себя решительным и смелым, правда, пока что не в боевой обстановке.
        И тут Крылов приказал ему идти наперерез нарушителю. Видно было, что он колебался, раздумывая, не пойти ли самому кратчайшим путём? Но, видимо, решил, что догонять, идя по следу, сложнее. В том, что Крылов взял на себя более важную задачу, Колосов не сомневался, поскольку хорошо знал своего школьного товарища. Погоня за нарушителем по следу более результативна, нежели выход на вероятное направление движения, ведь нарушитель мог не пойти прямо к дороге, а совершить какой-то хитроумный манёвр. В этом случае Колосов мог напрасно просидеть в засаде.
       Итак, задача была получена. Колосов двинулся по кратчайшему пути к тому месту, где лощина ближе всего подходила к дороге. Вот и изгиб лощины. Он выбрал густой кустарник, притаился за ним и буквально через минуту увидел силуэт лыжника.
       «Кто это? Крылов просто не мог дойти сюда так быстро. Да и зачем ему идти, ведь нигде никаких следов… Так кто же идёт? Неужели это и есть нарушитель? Но почему на лыжах?»
       Впрочем, размышлять было некогда… Дождавшись, когда неизвестный приблизится, Колосов крикнул:
       – Стой!
       Он передёрнул затвор автомата. И тут… Этого он не ожидал… Произошло утыкание патрона…
       Нарушитель остановился и вскинул руку с пистолетом. Он, видимо, не смог отыскать глазами того, кто подал команду. И, резко повернув, стал уходить по краю лощины.
       Колосову стало жутко… Он никак не мог справиться с автоматом, а нарушитель уходил. Окликнуть его ещё раз не решался, ведь враг вооружён, а он всё возился со своим автоматом. Понимая, что никак нельзя упускать нарушителя, он в то же время оправдывал своё бездействие – как идти на воронёный глаз пистолета безоружным…
       И тут снова показался силуэт лыжника. Он спешил…
        «Так это ж Михаил, – понял Колосов. – Что же делать? Он всё поймёт».
       И тогда пошёл на хитрость, грозно окликнув товарища, словно не узнал его…
       Крылов ничего не заметил или сделал вид, что не заметил. Он помог исправить автомат, и погоня продолжилась.
       Колосов следовал за товарищем, стараясь по возможности передвигаться от укрытия к укрытию. Неожиданно Крылов сделал предупредительный окрик, и тут же в ответ прозвучал выстрел. Крылов упал. Колосов понял, что нарушитель видел лишь товарища, а его не заметил за кустарником.
        «Что делать? Задерживать? Сделать предупредительный выстрел? А если нарушитель сдастся, поняв, что оказался на мушке, не расскажет ли он потом, как я упустил его?» – всё это моментально промелькнуло в голове у Колосова, и он, прицелившись, дал длинную очередь.
       Сначала подбежал к нарушителю и, только убедившись, что он мёртв, решил посмотреть, что с Крыловым. Тот был без сознания. А спустя минуты подоспела резервная группа.
       Ну а дальше началось шествие к триумфу. Колосов оказался единственным участником событий, который мог рассказать о том, что случилось – Крылов в бессознательном состоянии был направлен в госпиталь, ну а нарушитель – убит. Колосов оказался не только участником, но и победителем в схватке с врагом… Ну а рассказывал он всё в выгодном для себя свете. Причём, лгать особенно не требовалось, а лишь недосказывать того, что невыгодно.
       Но когда разговоры о происшествии поутихли, когда жизнь вошла в своё русло, Колосов вспомнил, что Крылов, возможно, имеет свой, совершенно особый взгляд на происшедшее. Он очень боялся, что Михаил поднимет эту тему, но и тут всё обошлось. И вот тогда неожиданно проснулась дремавшая совесть… Чтобы понять, почему проснулась, нужно представить себе коллектив, в котором находился Колосов – по-настоящему дружный, здоровый коллектив пограничной заставы. Среди пограничников очень редко встречаются негодяи, а если и встречаются, то долго не могут оставаться в коллективе – коллектив изживает их. То есть никто их, конечно, не изгоняет из коллектива, но как-то так получается, что они сами уходят, словно Провидения освобождает единую и дружную семью пограничной заставы от уродов, которые, по известной пословице, бывают и в таких семьях. Ну а не совсем потерянных для общества коллектив воспитывает, причём воспитывает не только путём проведения специальных воспитательных мероприятия, а своим бытием, своими традициями, поведением членов этого коллектива.
        Если в душе человека остались искорки добра, из этих маленьких искорок в добром, хорошем коллективе может разгореться доброе пламя. Так случилось и с Колосовым. Его никто и ни в чём не подозревал. Напротив, его представили к награде, ему была посвящена статья в газете – в большей степени ему, нежели Крылову. Но чем дольше его хвалили, тем больнее ранили угрызения совести. Когда он критически анализировал всё то, что произошло в тот далёкий зимний день на границе, то с ужасом думал о том, что не заслужил награды… Словно два оппонента боролись внутри. Один прямо говорил: «Струсил, струсил, струсил…» Второй возражал, защищая: «Но что мог сделать, если вышел из строя автомат? Идти на врага безоружным?» Первый голос напоминал: «Но ты же пограничник! Ты в ответе за Государственную границу страны! Ты не имеешь права спасовать. Если кончились патроны, ты должен бить врага штыком и прикладом… Ты должен стоять насмерть, как стояли воины-пограничники в первые дни войны. И ни один не отошёл с позиций!» Голос-защитник не сдавался: «Но то была война… А здесь, в мирное время получить пулю в лоб? А ведь задача не будет выполнена, если получишь эту пулю». И снова укоряющий голос: «На границе – всегда война или почти война, ибо просто так через границу люди не ходят – границу нарушают нелюди».
       Дошло до того, что он, выходя в наряд, уже мечтал о встрече с нарушителем. Он хотел реабилитироваться, прежде всего, перед самим собой. Он хотел выглядеть в ином свете и перед школьным своим товарищем Михаилом Крыловым.
       Время шло, но нарушителей не было. Не случайно это. Все предыдущие попытки прорыва через границу были жёстко пресечены.
      И вдруг ориентировка. Из колонии сбежал опасный преступник, бандит, убийца. Его видели в районном городке, что неподалёку от государственной границы. Местные жители заметили на автобусной остановке, сообщили в пограничный отряд, но меры, принятые для поиска, успехов не принесли. Бандит как в воду канул.
       Несколько дней подряд начальник заставы старший лейтенант Нестеров, инструктируя пограничные наряды, не уставал повторять, что преступник, вероятно, не случайно появился вблизи границы. Скорее всего, он хочет перейти на сопредельную сторону, понимая, что здесь его рано или поздно найдут, и, очевидно, надеясь затеряться там, за кордоном.
       Конечно, преступник мог сделать попытку прорыва через границу и на участках соседних застав, но это не давало права ослабить бдительность.
       Начальник заставы инструктировал наряды подробно. Он предупреждал, что у преступника наверняка есть какая-то зацепка в этих краях, возможно, есть даже помощник или помощники. Говорил и о том, что вооружён бандит может быть достаточно сильно.
       Сообщение с границы пришло внезапно. Преступник был обнаружен пограничным нарядом, вступил в перестрелку, ранил одного пограничника, и уходя назад, в глубь советской территории, сумел оторваться от преследования. Резервные группы немедленно выехали к месту столкновения. Одной командовал младший сержант Крылов, другой – младший сержант Колосов. Группа Крылова развернулась у дороги и двинулась в сторону границы. Группа Колосова преследовала преступника от того места, где был ранен пограничник.
       Казалось, предусмотрели всё… Но… Обе группы в конце концов встретились, так и не обнаружив преступника. Мало того, собаки потеряли след, который оборвался на берегу ручья. Вдоль русла ручья в сторону границы Крылов на всякий случай послал двух пограничников. Развернув в цепь остальных воинов, он повёл их вглубь территории. Колосов последовал его примеру. Крылов пошёл вдоль левого берега ручья, Колосов – вдоль правого. И вдруг выстрел… С головы Крылова слетела фуражка. В следующую минуту Круглов увидел стрелявшего, который был зажат в угол и, видимо, хотел использовать свой последний шанс. Он уже бежал к ручью с карабином наперевес. Остановился и снова прицелился в Крылова. Колосова он до сих пор не заметил – снова, можно сказать, повезло. Правда, стрелять было несподручно – мешало дерево, за которым скрылся преступник.
Но на этот раз, видя, что друг в опасности, Колосов прыгнул к нему и, дёрнув за рукав, буквально спас от просвистевшей в следующее мгновение пули. Сам же вскинул автомат и дал очередь, почти не целясь. В ответ прозвучал ещё один выстрел, и пуля скользнула по щеке… Не обращая внимания на кровь, Колосов сделал перебежку, но в этот момент в бой вступил Крылов. Он дал очередь, прижимая преступника к земле и громко приказал:
       – Брось оружие. Следующий выстрел на поражение!               
       Чуть помедлив, оценивая обстановку, преступник, видимо, понял, что находится на мушке, бросил карабин и поднял руки.
        Через минуту он был уже скручен подоспевшими пограничниками. Крылов же кинулся к Колосову:
         – Что с тобой? – спросил он испуганно.
         – Да так, царапина. Сейчас кровь остановлю, – ответил он, прикладывая к щеке бинт из индивидуального перевязочного пакета.
       Крылов помог заклеить ранку и сказал с чувством:
         – Спасибо… если б не ты, я б царапиной не отделался…
         Колосов ответил с улыбкой:
         – Да что там… Пустяки, – и впервые за много дней ощутил необыкновенную легкость на душе.
 
*-*-*
Газета «Пограничник Забайкалья» 16 и 18 ноября 1986 года.