Убийцы

Это удивляет. Будто нож из нержавеющей стали вдруг начинает ржаветь на самом кончике острия. Будто родители не прекращают ржать, когда ты купил ржаной хлеб, вместо желанного кирпичика. Это удивляет, когда за спиной защёлкивают наручники. Мне объясняют, что я совершил ужасное убийство. Распырял школьника ржавчиной ножа, рвал тело, а не резал. Расшвырял по стенам капли его крови. Расшевелил рассудок мам на экстренном родительском собрании. Распылил страх по всем углам малого по объёму города. Но я не совершал этого, где доказательства, где фоторобот подозреваемого? В ответ меня просто бьют и говорят, что в глазах школьника отразился мой неповторимый спиралевидный, как сверло, подбородок. Такого подбородка не нашли в маленьком по объёму городе, и это является неопровержимым доказательством моей вины. Отражение в глазах мёртвого школьника. И вот теперь я сижу в тюрьме и смотрю, как клопы играют в чехарду на моей кушетке. Я самый жестокий убийца, как меня прозвали по телевизору, забавляюсь, глядя на клопов. Глядя на клопов… Смотри на клопов, смотри на клопов… Вдоволь насмотревшись на клопов, давлю их пальчиками и выхожу на свободу, иду в магазин за ножом и оцинкованным ведром. Подхожу к колонке, напиваюсь водицы, набираю ведро до краёв, кидаю нож на дно. Жду, когда проступит ржавчина. Я не ем, не сплю, я привык в тюрьме не есть и не спать. Там к этому можно привыкнуть, да и не только к этому. Через года оранжевые пятна на стали будут означать, что настали часы, минуты и секунды проверить нечто. Нечто, что кружилось, когда смотрел на прятки клопов в моих волосах. Я совершаю убийство школьника, провожу аналогию, считаю разы проникновения в тело. Встаю на колени, жду щелчок наручников. Но этот щелчок, словно гром, раздаётся где-то вдалеке. Где-то в другом конце города поймали преступника, у которого подбородок похож на гриб-боровичок. Я улыбаюсь, а тётка с сахарной булкой в руках говорит, что я улыбаюсь справедливости. Ещё она протягивает косынку, чтобы я вытер кровавые руки и вспотевший лоб.