Гряди, хлад!

Хлад стал нашим миром. Мы перестали слышать лучистые переливы междулистных проблесков, наше солнце замерзло. Наш удел ныне — влачиться по ковру из небесного шелка, пробиваться сквозь пылинки, вымоченные в небесах. Уже ни любовь, ни радость не посещают наши души, хотя, некоторые из нас утешаются музыкой. Причудные перезвоны, странно, как они разносятся по всепоглощающей пустыне. Изгибы и двузвучия голосовых связок, признаюсь, даже меня иногда заставляют прикоснуться к всеобщему единению. 

Нас много, но мы слишком далеки друг от друга, чтобы без устали трепать языками и слишком близко, чтобы нам началось казаться, что мы одни. Еще это помогает нам верить, что мы не сбились с пути, но в этом не может быть полной уверенности. Я верю, честно верю в грядущую великую перемену, однако сомневаюсь, что движемся мы именно к ней.  Правда, это еще полбеды — есть безумцы, верующие в истинность нашего пути и свято отрицающие весть о скором преображении нашего мира.

Псы часто приходят ко мне, а я благодарю их за такую любовь: делюсь с ними теплом и остатками пищи. В благодарность они даже научились моему имени и при каждом моем появлении — скулят, рождая четкие звуки: «Ка-рах!». Они тащат наши запасы, наш кров, нас. Мы же помогаем им выжить, даем жить. Неверно выражать главного между нами, потому что друг без друга наше существование невозможно. Каждого я знаю поименно, и, поверьте, на это способен не каждый. Мы научили их быть нашими братьями. Когда наступят долгожданные времена, уверен, они станут одними из нас. Пусть шерсть и клыки не будут никого смущать, их души не приближены ни к звездам, ни к темноте.

Чего, к сожалению, не скажешь обо мне. Карах, сын Апалъука, сын Кемейа, старика и волны, не представляет жизни без запретных капель небесных. Пусть мои собратья отучили за многие годы собак выть по ночам. Но они никогда не сумеют спрятать под спуд чудеса лишенного света времени, которое теперь будет нарастать, пока мир вокруг холодеет. Я буду упиваться этим величием. Я буду тушить костры, да простят меня отцы, но свет нерожденных и неупадших, я ради того, чтобы он был ярче, готов на все. Когда настанут дни перемен, клянусь, я сохраню покрывало мира, и белые комки сохранят подобия отчего солнца.

Нагнать сон. На всех нагнать смерть. Пускай все умрут! Без движения мы приблизимся к переменам, мы станем, наконец, их частью. Люди постоянно движутся, и это — восстание против мироздания. Вместо того, чтобы приближаться к осветлению, мы бежим от него. Окаменей беглец, тогда перемены настигнут его. Вся жизнь обман, который всеми силами заставляет думать нас, что он не подобен сну. И как только всякий в это начинает верить, его разум тут же пробуждается в сон. Но есть способ. Следует забыть, оставить все и уснуть. Я желал бы найти помощь среди шерстекожих, дабы разделили мою внезапно возникшую часть дела, отделившегося от великого умысла. Давно мысль о том, что смерть и жизнь одно и то же делила меня надвое. Мой белый брат, убитая шкура, мы знаем путь, знаем. Вперед же, за великой переменой, к небытию, ведущему к вечности, грядем!