Пока ручьи звенят

               
               Пока ручьи звенят…

Сегодня — солнечный апрельский день! Сугробы так прижались к земле, что забили из-под них ключами первые ручьи! Кромки берегов их розовые и нежные, как Зойкины губы... В щеку я ее целовал, а вот в губы пока не довелось. Может, сегодня случай выдастся? Дядя мой Николай женится вечером на Зойке. Сердце ноет от тоски...
Ладно, вечер — это еще не скоро, а пока надо срочно за¬кончить лодку и к пацанам — небось собрались уже наверху нашей улицы Революции да спорят, у кого лучший ко¬рабль и кому, значит, открывать навигацию.
Я креплю к корме жестяной винт, а в голове — любимая! У нее такая смоляная коса и такая большая грудь! Я краем глаза видел, как Колька ее рукой гладил... Дядя он, конечно, родной, сильный и добрый, но все же обидно — ему двадцать лет, а мне шесть. Эх, Зойка, Зойка!..
Резинка крутит винт корабля как бешенная — время состязаться! Сапоги надену кирзовые — с вечера еще ваксой доверху намазал. Их и шинель подарил другой мой дядька — Петр. На шинели я сплю, хотя бабушка и ругается, в сапогах гуляю. Надо, кстати, выскочить сейчас из дома быстро и незаметно, а то заставят шубу заячью натягивать, а чё я, маленький? К тому же она в плечах жмет и драная. При навигации первое дело — свобода в движениях; лодку шустро подтолкнуть или ручей освободить от ледяных торосов, эх, разве кто из взрослых поймет? Бегают, вон, из кухни в зал с закусками да бутылками. Ну, рвану и я!..
Да, пацанов собралось уже с десяток. Порешили ждать еще двоих и открываем сезон!
Моя лодка стартует третьей. Первые две — дружков из третьего барака. Пусть! У них и борта шлифованы, и пушки на корме резные — толковые кораблики.
Пришли наконец и опоздавшие. Мы ухохотались — у братьев Чернышевых не лодки, а горбушки из коры.
Четко Репа высказался: - «Им только кляч шахтовых надраивать да доски с лесопилки возить, пока папаша с первача отлеживается».
Н-да, жаль конюшенных, в кораблестроении они — ноль!
Все, рванули! На такой скорости гонка началась, что мы за пять минут половину улицы промчались. Сапоги мои — чудо! Пацаны-то все в валенках и я как ледокол-спасатель был. Все хвалили, а лодка моя на второе место вырвалась, но тут винт хватанул за кромку льда, и ее аж из ручья выкинуло - вот досада! Не догадался концы винта скруглить и завод чуть уменьшить — это ж надо так взлететь! Все спешка, все Зойка...
Кончено. Третий барак взял первенство, а второй пришла посудина младшего Чернышева. Пацаны меня утешали и насчет сапог завидовали, а братки тут же побежали помогать своему батьке, нашу свадебную тройку запрягать.
Ёлки-метелки — забыл! Молодые же сначала в загс поедут — совсем любовь память отшибла! Я схватил лодку и домой. Толстуха Дуся, поди, уж ряженым смотр закатывает, а у меня шинель без ремня! Куда вчера сунул?!
      Кони бьют копытами! На дугах — ленты, колокольцы звякают, оглобли в лоскутах цветных — красота! Молодых под гармонь из подъезда выводят и в расписные сани под мед¬вежью шкуру сажают. Дуся прям заходится — то водки махнет, то частушку соленую — весь двор ухохатывается.
Ремень я не нашел, подвязался красным кушаком — обозначил полную принадлежность к свадьбе. Мама моя нарядилась цыганкой — такая чернобровая красавица в маковом платке! Брат ее Ваня — шутом в полушубке наизнанку и в короне картонной — смех! Он тоже мой дядя, но молодой — шестнадцати лет отроду и мы с ним постоянно деремся за интересные книжки, а кличут его Королем. За что? Кудрявый и росту-то полтора метра...
Ну все! Бабы во дворе заголосили про молодку крадену, старший Чернышов стеганул лошадей, и помчались!..
      Как жить без свадеб? Все рады: и соседи, и близкие! Пацаны за санями бегут, собаки впереди — праздник! Я так развеселился, что не заметил, как шинель моя за куст зацепилась — повис на нем Буратиной, а тройка скрылась за поворотом...
Ладно, рыдать не буду — вернутся, а я уж киселька отведаю, да пшена заготовлю, чтоб молодых с балкона посыпать.
Дома все уже не бегают, а носятся — не успевают... Чего только не наготовили, и холодца, и пельменей, и пирог свадебный. На нем повидлом написано: «Совет да любовь!»
Ха! Если б я на Зойке женился, мне б ничьи советы не понадобились...
      Стол в квартире составили один на две смежных комнаты. Створки дверей открыли — вот тебе и банкетный зал.
Густой кисель в тарелках уже на местах. Мужики, я слышал, называют его прокладкой перед выпивкой, чтобы все тосты выдержать, а вот бабушка моя Акулина — кисельными берегами на всю семейную жизнь!
      Я не спеша справился с двумя порциями — мне, впрочем, предлагали и третью как пострадавшему при отъезде молодых, но я вежливо отказался — успеется.
На улице — истошный крик татарки Люции: - «Едут!»
Никак без очереди расписались... Это что же такое? У меня же зерно не готово! Ну и денек — все наперекось!
Люция-революция, она заполошная — в одних носках вя¬заных выбежала на балкон, и я прыгнул дурнем, зажав горсть пшеницы, — никого... Все, амба — промок!
Пока портяночки накрутил, пока сапогам блеску наддал — Зойка в дверь пожаловала! Я целоваться, поздравлять, но их с мужем так все кинулись тискать, что мне пришлось на сундук в прихожей запрыгнуть, чтобы родня не задавила! Нет, я жениться буду не так, у меня будет порядок — целоваться по младшеству!
      За стол сели законным образом — чинно: во главе — молодожены, слева от Николая — мать его Акулина, рядом с Зойкой старший брат Николая, Андрей. Он и поднял первый тост.
Эх, жаль, отец их Семен не дожил до такого дня! Король расска¬зывал, что ушел он на фронт добровольцем и «мессершмиты» налетели на переполненный состав, да убили деда моего.
     Второй тост произнесла Зойкина сестра — за родителей! Как ухнули гости по паре стаканчиков водки, забубнили за любовь и счастье, но Король встал и важно запел: «Мама родная...» Дяди мои разом поднялись и на голоса — аж за душу взяло! А потом уж все гости подхватили.
Бабушка Акулина слезу косынкой смахнула и застесня¬лась – это ведь о ней...
А чуть закончили братья — сестры начали: мама моя Елена, старшая Мотя и младшая сестра Клавдия. Они высокими голосами про шахтера запели: «Спустился в глубокую шахту один инженер молодой...»
Я чуть в кисель не расплакался! На свадьбе-то почти все горняки, и дед был выдающимся. Ох как все грянули!.. Хорошо хоть артистка Дуся печаль как морковку выдернула — въехала в зал на моем самокате и так заголосила частушку про Змея Горыныча и приношения горожан — красавицу-девицу, что все вскочили с мест и кинулись одаривать молодых!
Зойке моей накинули на плечи кружевной оренбургский платок. Дядьке Коле — «Москвичку». Вот пальтецо — царское! Пуговицы в два ряда и воротник фартовый. Подрасту — вмиг себе куплю!
      Потом сибиряки мои заспешили обмывать подарочки и повеселели до пляски молодоженов. Дед Печонкин рванул гармонь и Коля с Зоей все чувства каблуками отстучали! Я тоже сплясал в своем углу, по-скромному — ни места не бы¬ло руками размахивать, ни видимости — гости стеной вста¬ли и бухали в ладоши. аж стаканы звенели...
Ну, а потом коронный номер — жених Коля брюки закатал до колен, пиджак через плечо перекинул и они с Дусей «Бродягу» запели из индийского фильма. Колька влево вышагивает, как по горящим углям, Дуся вправо живот свой несет. Обмотала его скатертью с бахромой и умудряется им пританцовывать. Чуть я со смеху не помер! Который раз смотрю на эту парочку, а все как внове!
      Вечером сосед Сопрыкин уступил свою квартиру молодым. Об этом говорили не шибко громко, но я-то знаю, что такое первая брачная ночь! Я Зойку перед самой дверью изловил и, как Колька на меня ни смотрел укоризненно, по¬целуев пять ей прямо в губы впечатал! Будь счастлива, лю¬бовь моя Зоя!
     Вот и все — главное сегодня удалось! Время винт закруглить, или еще лучше — подзадорить завтра пацанов на парусную гонку. А чё не плавать-то, пока ручьи звенят?!