Валторна

 - Сегодня мы идём на концерт, - сказала Кузину жена, - билеты уже куплены и отговариваться бесполезно.
    Он думал в эти выходные, как, впрочем, и все предыдущие, посидеть дома. Только сложилось всё иначе. Не так часто ему с женой приходилось выбираться для посещения концертного зала.
    – А что за концерт? Куда идём? - спросил Кузин.
    – Поедем в «Юбилейный» на симфонический оркестр. Концерт будут давать только один день. Поэтому ступай в ванную, и побриться не забудь. Я иду доставать выходной костюм и бабочку.
    – Весь выходной насмарку, - думал Кузин, глядя на себя в зеркало. – Нет, бабочку я не одену. Совсем что- ли, - прыская на себя одеколон, думал Кузин.
    Вот уже в костюме стоял он перед зеркалом в прихожей.
    - Не хватает только бабочки.
    - Может без бабочки, - взмолился Кузин.
    - Ладно, ты и так хорош, - засмеялась жена и они вышли.
    Концертный театр, как и любой другой театр, начинался с вешалки. Только здесь у вешалки галантность можно видеть сразу. Кавалеры стояли с женскими шубками, пальто и своими куртками в гардероб. Дамы прихорашивались в ожидании их у большого зеркала. Они брали возвращавшихся с номерками мужчин под руки и шли в зал ожидания на других посмотреть и себя показать. Ещё не попав в концертный зал, они уже впитывали в себя классическую атмосферу театра.
    - Симфонический оркестр,- думал Кузин. – Сто лет не слушал, ничего не изменилось и это хорошо.
    Они с женой пробирались между рядов к своему месту и он с удивлением отметил, что пришедших послушать музыку было достаточно много. Зал замолкал, настраивались музыканты. Кузин сидел, глядя на сцену и украдкой на жену. Еле слышно зазвучали первые звуки музыки.
    – Как из чего-то далёкого и почти забытого, - думал Кузин.
    В молодости он жил в общежитии, и как-то к ним заселился новый жилец, заняв койку - место. Новенький вошёл в комнату и поздоровался. Был он невысокого роста, уже в годах, с пушком волос вкруг лысины. Нестандартный по форме, большой светло-коричневый футляр с музыкальным инструментом притягивал взор.
    – Ничего себе чемоданчик, - воззрился удивлённо на него Мишка - студент.
    – Что за инструмент? Такой неожиданный.
    – Валторна, - коротко ответил новенький.
    – Ва-лто-рна, - повторил за ним студент нараспев, - не слышал.
    И было непонятно, то-ли не слышал он такого названия, то-ли звучание инструмента со столь экзотичным названием.
    – Ну, пока, я побежал, - крикнул Мишка, уходя и объявляя, уже из-за двери, кому-то невидимому: «А к нам композитора подселили».
    – Композитора к коменданту, - сунулась в дверь чья-то голова.
    - Тебя, - сказал Кузин и встал. - Мне тоже пора.
    Свои осенние мелодии на пыльных улицах напевало бабье лето. Сухие листья, словно сыгранные ноты, осыпались с деревьев и медленно засыпали тротуары. Неутомимые дворничихи сметали их в большие кучи. Голубой троллейбус подхватил Кузина и повёз, удаляя от остановки. Он смотрел в окно на знакомые дома и тихая грустная мелодия счастливого дня звучала вокруг.
    Возвращаясь с работы и подходя к зданию "общаги", Кузин услышал из открытого окна второго этажа непривычные басистые звуки.
    – Новенький, - сразу догадался он. – разминается с трубой. Как же она называется?
    Он попытался вспомнить, но называние инструмента успело вылететь из его головы. Поднявшись на этаж Кузин, сразу увидел новенького. Он сидел посреди холла в обнимку с большой жёлтой трубой перед группой слушателей. Все с интересом разглядывали непонятную и странную трубу. Блестящий инструмент казался сплетённым из трубок, увенчанный широким раструбом, смотревшим вверх.
    – Валторна, - услышал он сказанное кем-то в восхищении.
    – Точно, -тут же вспомнил Кузьмин забытое название.
    – Ну, композитор, сыграй чего-нибудь ещё, - просили музыканта зрители и смотрели на него ожидающими глазами. Он выдувал из своего инструмента что-то невообразимое, совершенно не похожее на привычную музыку.
    - Что это было?- недоумённо спрашивали его собравшиеся слушатели.
    – Это я играл свою партию, - отвечал музыкант любопытным.
    – Что за партия? Блесни талантом композитор, - выкрикивали они. -Будь проще и понятнее.
    - Партия это отдельная часть музыкального произведения, - пытался втолковать им игрок.
    – Да, ладно, знаем мы что такое партия...
    - Будешь нам тут втолковывать, партиец с 17-го года.
    - Какой же ты композитор? Короче, дядя, народ тебя не понял.
    Разочарованно, расходились они. И вскоре музыкант дудел в гордом одиночестве. Любопытство у всех быстро иссякло. Музыкант стал обычным жильцом, как все. Частенько он выходил в холл и обнимал свой инструмент. Труба благодарно блестела, искрясь праздничными солнечными зайчиками. Наполненная дыханием, гудела она басовито и трубно. Звук её громкий и низкий был слышан почти в каждой комнате.
    – Чё играешь? - спрашивал играющего очередной проходящий мимо слушатель, мучительно пытаясь угадать мелодию.
    – Свою партию, - отвечал музыкант, отстраняя губы от мундштука.
    - Как она называется?
    Он называл произведение и фамилию композитора.
    – Да труба твоя? Никак не запомню.
    – Валторна, - гордо отвечал валторнист.
    – А потише никак нельзя дудеть, а партиец? – возмущались жильцы.
    – Так это же валторна, - оправдывался жилец. Она тише не может. – У вас, вон, самих магнитофон ...
    – Сравнил тоже. Там музыка, а у тебя партия.
    Незаметно для всех его перестали называть композитором. К нему приклеилась кличка "партиец".
    Он часто жаловался: «Как они не понимают? Не могу я тише, у меня же валторна»
    - Ты , действительно, шёл бы в лесок, сел на пенёк и дудел бы себе в свою дуду, - советовал ему Кузин.
    – Да, ходил, играл, пока не случилась история со мной, - сокрушённо начал он. - Пришёл я как-то в лес. Поляночку нашёл солнечную с пенёчком. Сел поудобней, разложил партитуру и заиграл. Знаешь, под настроение как-то пошло. Ветерок дует, а я в валторну дую. Но что-то стало меня беспокоить, как- будто стоит за спиной кто-то и сопит. Оборачиваюсь, … а надо мной морда, - он раздвинул ладони возле лица. - Огромная такая, с рогами. Лось. Стоит сверху смотрит на меня и губами шевелит. Перепугался я сильно и ползком, ползком потихонечку ходу. С тех пор, как приду в лес, не могу играть, оглядываюсь постоянно и всё лося того вспоминаю с рогами.
    Он сидел, грустно сложив на коленях руки. Неожиданно к Кузину пришла его знакомая Софья. Кузин поспешно стал собираться и разговор прервался.
    – А, знаешь почему он развёлся? – спросила она у Кузина по дороге в кинотеатр.
    – Нет. Ну, развёлся и развёлся. В жизни всякое бывает.
    - А мне он рассказал.
    – Когда успел?
    – Когда ты выходил. Я и спросила его: почему он из дома ушёл? Никому ,говорит, не говорил, а вам Софья скажу.
    - Моя жена не умела слушать симфоническую музыку, а прожил он с ней двадцать пять лет.
    – Из-за такой ерунды разводится, - сказал Кузин, - чего же он раньше думал.
    - Любил он её вот и терпел все эти годы, а когда дети выросли, ушёл. – А почему вы его партийцем зовёте? - спросила Софа.
    – Да, так привязалось как-то. Возможно, потому что он кроме своей партии ни одной понятной музыки сыграть не может.
    – А что же он играет?
    –Да так, разные партии.
    Кузин не хотелось разговаривать. Ему была приятно идти рядом Софьей.
    - Какая же она красивая? - думал он, пугаясь того, что сам он так себе - ничего особенного.
    А ему в ней нравилось всё: её длинные распущенные волосы, глаза большие, пребольшие. Запах такой особенный, который она приносила с собой, сводил Кузина с ума, лишая воли.
    – Вот это настоящая симфония, - думал Кузин.
    Каждый раз, расставаясь с Софьей, его охватывал страх. Он безотчётно боялся. Он и сам не мог для себя сформулировать. Чего? От бессилия что-либо изменить, он смотрел на неё с тихим обожанием и восторгом.
    Однажды в выходной Кузин увидел партийца в галстуке и с цветами.
    – На концерт что ли собрался, Анатолий Борисович, - спросил его Кузин. Последнее время он называл его по имени отчеству.
    - На свидание иду, - ответил валторнист и улыбнулся. - С женщиной познакомился, - и полез в карман.
    - Софье своей спасибо передай и вот, - он протянул Кузину два сереньких билетика.
    - Конечно передам, - сказал Кузин и побежал на остановку, боясь опоздать на троллейбус. Встав у окна и прислонясь к поручню, он рассмотрел их повнимательней. Это было два приглашения в новый Дом Культуры на ближайший выходной.
    – Наверное, он там со своей трубой будет, - решил Кузин и сунул их в карман.
    Вечером Кузин, зайдя к соседям, услышал: «Партиец-то в деревню умотал сегодня со своим самоваром". Название инструмента не застревало в молодых головах. Они без особого почтения называли валторну кому как вздумается.
    – Надолго? – спросил он.
    - Насовсем. Теперь там среди колхозных полей будет партиец свои партии гудеть в свою дуделку, - все засмеялись. Кузину, почему-то стало грустно. Он вышел на балкон и стал смотреть на тёмную кромку виднеющегося за домами леса.
    – Сегодня мы идём на концерт, - сказала ему в воскресенье Соня.
    – А что за концерт?- спросил Кузин.
    – Симфонический оркестр будем слушать. Концерт будут давать только один день. Я тебя жду в бабочке. Кузин обежал всех знакомых соседей, искал бабочку.
    – На концерт что- ли собрался? - спрашивали его.
    – Да, а куда же ещё? - злился он.
    – Бабочка нужна, срочно!
    - Нет бабочки, - слышал он в ответ.- По концертам не ходим-с.
    Спустился он расстроенный.
    – Нет бабочки, - сокрушённо говорил он Софье. – Что делать?
    – Я пошутила, - засмеялась Соня. – Ты и без бабочки хорош. Идём, - сказала она, поправляя ему причёску. – А вот причесаться забыл.
    Сегодня Кузин первый раз сдавал куртку в гардероб.
    – Вешалочку пора бы пришить, - сказала ему старенькая гардеробщица.
    - Неженат ещё, - смущался и оглядывался он на стоящую у зеркала и, особенно восхитительную, Софью.
    Они сидели на красных бархатных сиденьях и слушали как оркестр настраивается. После короткой тишины зазвучала увертюра. Нежные звуки симфонии он слышал как в тумане. Кузин украдкой смотрел на Соню, на её красивое лицо, вдыхая её дурманящий запах.
    - Красивая, как симфония, - думал он. - Она умеет слушать музыку.